О чём молчат лжецы

      Вязко, сладко, больно.       Она перекатывает тьму меж своих пальцев, наслаждаясь её холодными покалываниями. Воссоздает причудливые фигуры, пускает по воздуху, словно туман и возвращает к себе по одному щелчку. Полумрак стелется по всему тронному залу, обнажая её власть. В нём она чувствует себя комфортнее, чем когда-либо. При свете огней, отдающих слабым синим мерцанием, дышит свое силой, тренируя её с терпением.       Нерисса всегда отличалась от Фобоса тем, что умела ждать. Притаившись, задержав дыхание и слившись с внешней обстановкой, хищно скалила зубы, выжидая идеального момента для нападения. Могло пройти несколько часов, а то и месяцев. Цель никуда не уходила и всегда держалась на мушке, на коротком поводке, дёрнуть которой не возникало сложностей.       Победа в битве за Меридиан стала её трофеем. Её наградой за годы молчания и исчезновения. О ней мало кто знал, не заговаривал и не вспоминал. Бывшая предводительница когда-то могущественных Стражниц пропала для всех внезапно, оставив после себя каплю крови и сожженный цветок. Планы выкраивали её жизнь по куску, мечты не оставляли в покое, во снах и в реальности Нерисса видела только себя, шедшую по лестнице к главному входу замка, победившую зло, устранившую несправедливость и вернувшую в мир идеалы, за которые однажды боролось прежнее поколение Стражниц.       Её появление было фееричным. Запоминающимся и горьким на вкус. Изучение свитков древней тёмной магии и некромантии привело к тому, что Оракул объявился перед ней сам. Кинул вызов, предупредив, что изучение запретных заклинаний строго контролируется и чувствуется Кондракаром. Его не заботило, для каких целей Нерисса возжелала постичь неизведанное. Тихо прошептал, что безопасность завесы и миров стоит на первом месте, а её она может нарушить в мгновение ока.       Всё вело к потусторонним Вселенным, — нестабильному пространству, искаженному временем, магией и законами мироздания. Хранители Кондракара называли по-простому — Астрал.       Нерисса не рвалась туда, осознавая, насколько опасна затея оказаться там. Это место проклято, заполнено неизвестными душами мучеников, переполнено ужасами и злом. Не тем, что показывается в сказках и осуждается народом. Намного хуже. От него гибнешь моментально.       Завоеванные земли жаждали возмездия, прежних порядков и мира. Глупцы не знали, что Фобос собственноручно пробил брешь в завесе между Астралом и их вселенной. Всё силился найти небывалую мощь и могущество, которое способно свергнуть её с этой истории и вернуть ему былую славу и власть. Настолько увлёкся, что не заметил, или же наплевал на едва видимые трещины в стене, защищающей их от мучительных пыток.       Трещины эти, увы, никак не перекроешь какой бы то ни было магией. Покуда, если ты тянешься ко злу, то оно охотно тянет руку в ответ.       И та жестокость в её ладонях сейчас была лишь уменьшенной копией того, что могло их всех ждать. Нерисса проигрывала в голове многие варианты развития событий. Сделка Фобоса в обмен на силы, его непростительная глупость и неосмотрительность, наплевательское отношение к собственной жизни. Или же Завеса настолько ослабла после падения Кондракара, что теперь другие существа жадно вгрызались в неё.       Проблем было много. Вести войну Нерисса умела, но править — совершенно нет. Этому не обучали и не прививали с раннего детства. Всё выходило в спешке, спонтанно, неразборчиво и несобранно. Благо, Элион заняла титул советницы и переложила львиную долю обязанностей на свои плечи, управляясь с политикой лучше и быстрее. Каждому советнику была дана определенная роль, но за всем тщательно следила Элион, и её слово оставалось решающим. Только если это не касалось Калеба и вопросов, относящихся к нему.       Ситуацию усложняло и то, что многие регионы растеряли страх, начав бунт против неё. Кадма в Замбалле отсиживалась смирно, не позволяя приблизиться к своим территориям. Она знала Нериссу давно, её магию, силы, возможности и хитрые ходы, предпринимаемые в случае поражения. Ничто не могло помочь Нериссе в этом деле. А остальные, вдохновляясь позицией Кадмы, бросали факела в знак протеста. Рыцари Мести разгребали таких толпами, внушая им давно утерянный страх и опасения за свои жизни.       Крови в её жизни пролилось много, но вся она пачкала чужие руки. Её же собственные погрязли в тьме.       И сидя на троне, Нерисса обтачивает каждую навалившуюся проблему со всех сторон, ища решение. Размышляет над своим положением, над Меридианом и трёклятой Завесой. Та рушится по кирпичику каждую секунду. Умирать Нерисса не хотела. И, когда Завеса падёт окончательно, прятаться будет негде. А это значило медленную смерть.       Она прислушивается к приближающимся шагам. Скучающе прислоняется к спинке, размножая в разряженном магией воздухе тьму. С её дуновениями гаснет огонь в некоторых чашах. Становится ещё темнее и холоднее.       Когда Калеб приближается, — мгла расступается, словно боясь его. Корнелия, едва держащаяся на ногах, падает на пол, не стараясь казаться сильной. И волшебство Нериссы её облепляет, откусывая по частице с каждой стороны. Потерянная душа, по воле случая оказавшаяся в враждебном мире и вынужденная выживать. — Короткие волосы тебе идут, — восклицает Нерисса, подперев подбородок ладонью. — Даже очень. И шрамы смотрятся гармонично. Тебя, что, пытали раскалённым железом? Только от него остаются такие рубцы.       Ожидаемо молчит, поджимая дрожащие губы. Её отчаяние громкое, даже оглушающее. Корнелия не пытается встать и поднять голову. Безмолвно тонет во тьме, позволяя ей скользить по телу. — Подними её, — приказывает Нерисса, посмотрев на Калеба. — Отчего наша пташка ничего не говорит? Ты сказал или показал ей что-то страшное? — Ничего из того, что может напугать её больше, чем происходящее.       Он хватает её за плечо, резво поднимая, будто куклу. Придерживает возле себя, не давая упасть снова и сделать шаг. Хватка его похожа на капкан, — рвёт кожу, оставляет ссадины и сжимает до боли. — Корнелия, я задала тебе вопрос. — напоминая, Нерисса выпрямляется, перестав колдовать и избавив помещение от магии. — Я очень не люблю, когда меня оставляют без ответа.       Ей дышится от этого легче. Корнелия вбирает в себя воздух, словно после удушения. Глубоко вздыхает, притрагиваясь к шее. Во взгляде её облегчение, граничащее с нарастающим безумием. Она вырывается из хватки с завидной дерзостью. Швы в рукаве платья рвутся, когда Хейл дёргает руку с такой резкостью, что Калеб отступает на шаг.       Его лицо не меняется, но пальцы сжимаются в кулак. Нерисса усмехается, считая всё это забавой. — Ну вот, теперь швеям придется проработать ещё несколько часов, чтобы пошить тебе новую одежду, — с лживой грустью вздыхает Нерисса. — Ты спросила, раскаленным было ли железо. Да. Теперь ты довольна? — Какой низкий и слабый метод пыток. Здесь с тобой такого не повторится, можешь не бояться. — Чего ты хочешь от меня? Сведений о стражницах, сил, смерти? — Корнелия перечисляет всё с деланной безучастностью, — ничего, кроме последнего не могу дать. — Ты нужна мне по многим причинам. Не желаешь прогуляться во внутренний двор? — Внезапно предлагает Нерисса, опустив стопы на каменный пол. — Я проведу тебе экскурсию, а ты ответишь на несколько моих вопросов. — Я ничего не расскажу. Ты всё увидела сама. — Ах, да, твои воспоминания, — её уста растягиваются в улыбке, в глазах плещется предвкушение. — Честно сказать, ждала чуть большего. Не сказать, что разочарована, но твоё бегство поразило только временем. Скажи, приятно было осознавать, что Герда оказалась шпионкой Седрика, и, что она, что он, игрались с тобой? И сколько… — призадумавшись, она хлопнула в ладоши через секунду, — пятьдесят тысяч монет. Корнелия, да ни одна самая дорогая шлюха в городе столько не скопит за десять лет своей работы. Седрик потратил почти все, что имел. — Половину взял из королевской казны, — некстати добавляет Калеб, держа сцепленные руки за спиной. — Где сейчас эта женщина? — Три дня назад пересекла восточную границу, направлялась к порту. Оттуда хотела сесть на корабль и уплыть. Нюхач поймал её на пути. Герда мертва, деньги возвращены в казну.       То, как безучастно он говорит это, добивает Корнелию. Она сглатывает тошнотворный ком, силится видеть перед собой Нериссу, а не Герду. Не её доброе лицо, не мягкость собранных в высокий хвост волос.       Мертва.       Все, кто так или иначе был связан с Корнелией за эти несколько лет погибли. Всех постигла одна и та же участь, но не её саму, словно в насмешку.       Она оборачивается, желая видеть Калеба. Всматривается в его бездонные глаза, видя в них неподдельное равнодушие. Хейл была обязана жизнью Герде, несмотря на то, что та сделала. Ведь именно эта женщина помогла ей пережить первые минуты скорби по прошлой жизни. Ей казалось, что безвозмездная забота — дань памяти погибшей дочери Герды, и, ухаживая за Корнелией, она видела в ней свою дочь.       Тяжело. Не из-за предательства и усмешек Нериссы. Подсознательно, ещё тогда понимала, что местоположение её раскрыто и к этому причастна Герда, стремящаяся защитить сына и саму себя. Приютив Корнелию, они подписали смертный приговор.       Бессилие сплетается с ненавистью воедино. Отворачиваясь, Корнелия клянется себе больше никогда не вспоминать прошлое. Попросить Элион стереть его — перечеркнуть опыт. Вырезать важную часть и потерять её. — Ты опечалена, не так ли? — Нерисса наклоняется, обращаясь к Корнелии. — Ты привязалась к Герде. А теперь она лежит невесть где, даже не в могиле. Отчасти, по твоей вине. — Не я её убила, — отрешенно качает головой Корнелия. — Правда? — Удивляется Нерисса. — Ты сбежала от неё, как только Нюхач добрался до тебя. Ты оставила её наедине с моими охотниками, вернулась через какое-то время снова и ожидала, что тебя примут тепло и радушно. Я всегда знала, что нельзя доверять Седрику, он ведёт свои игры, ослушивается приказов и позволяет себе неоправданные глупости. До сих пор не понимаю, почему он отдал деньги этой простушке, а не просто убил. Миранда, подойди, хочу тебя видеть.       Всё, что Корнелия слышит, это приближение Калеба. Ощущает спиной его тело, края плаща, боится обернуться и столкнуться с девочкой, сжирающей души, как ягоды.       Сначала по полу движутся маленькие паучки. Одно движение ногой — и они мертвецы. Через мгновение из темноты появляется пушистая тварь, сверкающая голубыми глазами. Восемь лап, клацающие челюсти, внушительный для паука размер туловища.       Миранда останавливается возле неё, издавая неприятное шипение. Калеб неуловимо, заметно только для Корнелии, протягивает пальцы к её спине, касаясь выпирающих позвонков. Она не вздрагивает. Не отшатывается от касания. Поддаётся телом назад, оступаясь от вида паучихи. — Она питается страхом, — подсказывает Калеб, уверенно глядя на Миранду. — Выдохни и соберись. Иначе будет хуже.       И Корнелия слушается. Поглощая голос его, находя прикосновение оплотом защиты и безопасности, наивно начинает верить ему. Всего лишь на секунду, чтобы избавиться от сжирающего чувства опасности.       Миранда обращается в девочку за короткий миг. Предстаёт низкой бестией, одетой по подобию школьницы. Озорно улыбается, цокает языком, предупредительно смотря на Калеба. По её рукам ползут паучки. Она бережно тыкает каждого, будто собственных детей. — Корнелия, Корнелия, Корнелия! — Безудержно повторяет Миранда, кружась вокруг них с Калебом. — Госпожа, вы подарите её мне? Мне совершенно не с кем играть. — Стражница нужна мне, — беспрекословно отрезает Нерисса, встав с трона. — получишь её после того, как я разберусь с ней. У меня для тебя задание. — Услуга за услугу, — вздёрнув девичий носик, отказывается Миранда. — Ведь так ведутся взрослые переговоры. Я выполню для вас всё, но мне нужно что-то взамен. — Заберешь её после того, как разберешься с Седриком. — Я наконец-то могу убить его? — Радостно подпрыгивает она, совсем, как ребенок, получивший подарок. — Позже. Выясни, чем он занимался в последние две недели. Для тебя труда не составит, я знаю. Корнелия, — Нерисса подходит к ней, пальцы протягивает, хватаясь за светлый локон и накручивая его на фалангу, — приглашаю в сад. Обсудим несколько формальностей. Калеб, ты свободен.       Она берёт её под руку, по-светски, по этикету и как давнюю подругу. Молча ведет к выходу из дворца, давая осмотреться и увидеть прислугу, низко кланяющуюся Нериссе. Корнелия теряется от такого дружелюбия. Напряженно идет вровень с Нериссой, невольно засматриваясь на гобелены, колонны и развешанное по стенам оружие павших врагов королевы. — Ты ждала, что я вырву тебе глаза и язык? — Нерисса заговаривает первая. Протоптанная тропинка усыпана неизвестными блёстками. Вокруг цветут и благоухают цветы, несмотря на отсутствие солнечного света. — Ты хотела убить меня и моих подруг, — услужливо напоминает Корнелия. — Не припомню, чтобы врагов государства держали в тепле и не пытали с первых же секунд. — Я не убиваю тебя лишь потому, что ты нужна мне. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Корнелия, — она останавливается, сметает пыль со скамьи и присаживается, приглашая жестом, — если бы я хотела, вы бы все были давно мертвы. Моя первостепенная задача сейчас совершенно другая. И поскольку ты в моей власти, хочу предложить тебе одно дело. — Королевство не принимает тебя, как королеву, а уничтожение Кондракара привело к дисбалансу сил, — выдыхает Корнелия, посмев ухмыльнуться. — Ты теряешь контроль над ситуацией и даже всё твое могущество не помогает.       Она потирает запястья в попытке согреться. Ветер морозный, пронизывает и напоминает о худших временах. Поверхность озера неспокойна, вода выплескивается на дорожку. Над ними дворец возвышается неприступной крепостью. Шпили на крыше уходят далеко в тёмно-серое небо. Вдалеке гремит гром, отблески молний отражаются в окнах. — Ты на грани поражения, — заключает Корнелия. — А я — бесполезная жертва, от которой нет никакой пользы. Тебе лучше убить меня сейчас, пока не поздно. — Считаешь, что сможешь восстановиться и застать меня врасплох? — Нерисса потешается, подзывая садовника и веля принести вино. Она игнорирует то, как Корнелия обращается к ней. — Ты оставалась и останешься навсегда моим врагом. Если выдастся момент, я убью тебя, — беспечно обещает Корнелия, глядя королеве в глаза. — Предлагай всё, что хочешь. Возможно, я соглашусь. Но не забывай про мое отношение к тебе.       Она смотрит безбоязненно, ведя разговор на равных. Представляет, каковы намерения Нериссы и что за этим стоит; позволяет себе утомленно прикрыть веки и затеряться в мучительной безысходности, не покидающей душу. Поражение терпит точно не Нерисса. В положении рабыни не она, не её прислуги, власть, хоть и расшатанная, силы и магия всё ещё у неё, восседающий рядом с завидным спокойствием.       Её слова не трогают Нериссу. Никак не задевают, не злят и не провоцируют вспышку гнева. Продолжая внимательно слушать, она лениво ведёт рукой, подзывая тьму и играясь с ней.       Секунда растворяется, за ней следующая наполнена болью. Корнелия сгибается, едва не падая с скамьи, уперев ладони в колени. Тело содрогается, точно по приказу, перестает слушаться; мышцы слабеют, пред глазами муть перекрывает окружающий мир. Раз за разом, её простреливает неизведанным ощущением, от которого с хрустом сжимаются рёбра. Пересушенное горло окроплено кровью.       Привкус металла и соли разъедает язык. Корнелия отчаянно сплёвывает, борясь с наступающей слабостью. Сплёвывает, в ужасе видя, как собственные зубы крошатся, а жилы лопаются, выплёскивая кровавый гной.       Не выдерживает и падает наземь, истошно раздирая ногтями рот и запястья.       Нерисса принимает вино, слуга, покорно опустив голову вниз, избегает смотреть на девушку, сходящую с ума. — Принеси холодной воды, — она задерживает мужчину, — и предупреди Элион, что сегодня я хочу её видеть в зале совета.       Обращает умиротворенный взгляд на Корнелию, отпивает вина, слизывая остатки с губ. Очень хорошо. Бокал шумно приземляется на подлокотник, вой воронов прорезает девичий вопль. — Корнелия, при всем моём уважении, — она присаживается подле неё. Мягко и признательно гладит по голове, наклонившись ближе к её уху, — ты никогда не сможешь одолеть меня. Просто потому, что я знаю больше, чем ты. Владею большими знаниями, чем ты. Заметь, я даже и пальца не подняла, чтобы наслать на тебя иллюзии. Ну, как, страшно? Всё ещё хочешь убить меня?       Её касания, подобны порезу от ножа. Корнелия морщится, безуспешно дергается, смахивая от себя пауков, разгоняя тьму и цепляясь за хмурый безжизненный свет в кромке сознания.       Нерисса развеивает мрак одним словом. Возвращает её в реальность, избавляя от кошмаров и ласково играется с волосами.       И совсем не удивляется, когда Корнелия, привстав на колени, исторгает из себя рвоту. Лоб влажный от пота, тело неестественно дрожит, руки почти не держат. Она кашляет, лихорадочно шепчет слабое «молю» и плачет. — Ещё из твоих воспоминаний я знаю, что ты очень боишься воды и глубины.       Не церемонясь, подводит Стражницу к озеру, лишенного дна. Скрытого за метрами темноты и холода. Переворачивает на живот, наклоняя побледневшее лицо так близко к поверхности, что кончик носа погружается в воду.       И Корнелия оживает. Придя в себя, омертвело раненными пальцами зарывается в землю, не давая Нериссе наклонить её еще дальше. — Не надо! — Хриплый голос её отскакивает от водной глади, — пожалуйста! — Если я отпущу тебя, ты провалишься и утонешь. На самом дне живут кровожадные твари, которым я скормила десятки пойманных дезертиров. Всё ещё хочешь бросить мне вызов, или уже передумала?       Искреннее отрицание гаснет в воде, всколыхнувшейся резким погружением. Теряется в тишине, нарушаемой воем сирен в самом низу. Секунды превращаются в долгие часы мук. Корнелия не успевает задержать дыхание и собраться. Безвольно ныряет головой, глотая воду.       Лёгкие обдает жаром, носоглотку ошпаривает. Её поднимают без промедления, задержав под водой на несколько мгновений. Нерисса отходит, небрежно стряхивая руку и любуясь происходящим. Корнелия, точно ужаленная, отскакивает от озера, выкашливая воду и глубоко дыша. Рвано, с придыханием и жадностью делает вдохи, постепенно избавляясь от наваждения.       Этого она боялась больше всего. Что её страхи встанут против неё, обнажатся перед другими и с их помощью ею будут помыкать. Корнелия ненавидит водоемы. Любые реки, моря и озёры для неё не больше, чем адское и устрашающее место. И Нерисса перво-наперво заметила это, не преминув воспользоваться. — Так ты выслушаешь меня, или же продолжишь сопротивляться? — Допытывается она, поправляя пояс платья. — Настоятельно советую первое. — Говори, — сипло цедит Хейл. — У меня на тебя два плана: один из них касается твоей мутации, а второй — магии. Кадма вырастила ядовитые растения, они окружают всю Замбаллу. Ядовитые пары действуют моментально, убивая людей без иммунитета. У жителей он вырабатывается с детства и при помощи специальных снадобий, у меня же нет возможности изобрести хоть что-то отдаленно похожее на противоядие, потому что я понятия не имею, что за растения на самом деле выпускают яд, их там тысячи. Аверда плотно займется тобой, после того как ты побываешь на Замбалле и выяснишь необходимое мне. Затем я верну тебе твой орамер.       Инстинктивно и быстрее, чем зажжённое осознание, Корнелия вскидывает голову, пронзая Нериссу неверящим взглядом. Ей не послышалось. И всё это не бредни изничтоженной психики.       Видя её реакцию, Нерисса не может не улыбнуться. Постукивая посохом по земле, она колдует круг, постепенно превращающийся в орамер.       Сердце её отзывается охотно. Оно трепещет, учащенно бьется, не в силах видеть запретное перед собой.       Её магия. Сила, данная Кондракаром. То, что по праву всегда принадлежало ей. То, что было отнято, растерзано и обсмеяно. — Ты же не думала, что я их уничтожила. — Лучше бы вы их уничтожили. — Это противоестественно. Но я пыталась как-то. После этого у меня пропало зрение на четыре месяца, с тех пор оно восстановилось, но не так, как мне бы хотелось. Встань. Перестань лежать на грязной земле.       Неохотно привстает, держась за ту же скамью. Вытирает влагу с щёк, свежие царапины на губах кровоточат, вынуждая давиться мерзким привкусом крови. Её платье испорчено. Порвано, с мокрыми грязными разводами. Предплечья подрагивают, покрыты ссадинами. Во взгляде ни намёка на боль и страдание. Только смирение, холодное и безотчетное. — Ты отправишься на Замбаллу через несколько дней. Не пытайся сбежать. Тебя будут сопровождать несколько Рыцарей. И будь умной девочкой, Корнелия, — с усталым вздохом просит Нерисса, — не иди против меня. Будет же хуже.

***

— Играть, играть, играть!       Укромный уголок на уровне, где расположены темницы. Вот, что ей выделили. Новую клетку взамен на старую. С высокими стенами, узким проходом и единственным окном под самым потолком, откуда свет проходил блеклой кривой линией. Два факела, матрас и цепи, намертво всаженные в каменную кладку. Кто-то тщетно отмечал свои дни в этом месте, черкая палки в стене, одну за другой.       Всё, что она делала — лежала, не стараясь подняться. В том же платье, глядя в одну точку и до сих пор чувствуя раскрошенные зубы во рту. К ней быстро полз паучок. Маленькая чёрная точка, что сливается с полом. За дверью послышался шорох. — Я всё равно проникну внутрь, — надоедливо просит Миранда, колотя по стене. Её маленькие ручонки оставляют трещины. — Открой сама, хочу тебе предложить одну сделку.       Хватит с неё сделок. Корнелия подгибает колени, пряча лицо и закрывая глаза. Не обращает внимание на увеличивающийся стук и поползновения пауков по ногам. Шелест их передвигающихся лапок ударяет по перепонкам. — Информация взамен на одну игру, — её шёпот чересчур громкий, вырывает из беспамятства. — Я дам тебе то, что ты хочешь.       Паук останавливается у самого носа. Корнелия прихлопывает его, не раздумывая. — Не делай так больше, — предупреждает Миранда, — они живые существа. — Мне плевать, — глухо отвечает Корнелия. — Уходи, Миранда. И возможно, я с тобой поиграю. — Тебе понравится, — восторженно царапая дверь ногтем, обещает девочка, — всем нравится играть с Мирандой. Это весело. Сразу забываешь о всём плохом. — Ты и есть всё то плохое, что меня окружает. — Одну игру, Корнелия, — судорожно просит она, припав к деревянной поверхности щекой, — всего лишь одну. Ты ведь хочешь узнать, что случилось с другими Стражницами. Мои паучки всегда всё знают и видят. Они разбросаны по всем мирам, ползают, где не нужно, зато видят то, что нужно.       Замолкает неожиданно, оторвавшись от двери. Та открывается, несмотря на внутренний ключ, который Корнелия провернула три раза для собственной безопасности. — Ещё раз окажешься здесь без моего ведома, выпотрошу тебя и всех твоих детёнышей, — Калеб звучит рассерженно и вместе с тем угрожающе.       Он подносит зажжённый факел к носу Миранды, подпаливая тёмные локоны. Миранда отталкивает его, пряча волосы за уши. — Или заживо сожгу. Выберешь на свое усмотрение. — Я всего лишь хотела поиграть! — обиженно восклицает Миранда, едва ли не плача. — Вечно ты злой! Ненавижу! — Я ясно выразился, — сухо заключает Калеб. — Узнаю, что ты предлагала Стражнице игры снова, будешь спать с открытыми глазами. Я не дам тебе покоя. — Осторожнее, Калеб, — Миранда отступает, принимая беззаботный вид ребёнка. — мне угрожать опасно. — А мне опасно перечить. Теперь уходи, пока лапы целые.       Дверь захлопывает, отсекая возможность ответить. Оборачивается к Корнелии, неподвижно стоит, выглядывая в её силуэте видимые раны. Ничего такого, что нуждалось бы в усиленном внимании. Вешает факел, опускается рядом, смахивая прядки светлых волос, чтобы взглянуть в глаза. — По правилам ночью ты должна быть в цепях. Утром с тебя их снимут. Можешь перетащить матрас, чтобы поспать. — Пошёл вон. — Сама подойдёшь или мне, как ребёнка потащить? — Пошел. Вон. — Громче повторяет она.       Он кивает своим мыслям, вздыхая. Не церемонясь, дёргает за локоть, вынуждая присесть и выпрямиться. Снова пальцы жгут, причиняя боль. — Не боишься руки лишиться? — Она взглядывает на его ладонь, сжимаясь от раздражения. — Не боишься умереть по глупости? — Парирует Калеб, всматриваясь в измученный взгляд, что поглощен голодной местью. — Давай, убей, — Корнелия апатично плечами пожимает, не реагируя на его предупреждение. — Сделай одолжение. — Если ты просишь…       Прижата к стене, с клинком, упирающимся в шею. Под остриём пульсирует, бьётся та жилка, проткнув которую, Калеб всё её мучения закончит. Близко настолько, что сердце замирает.       И Корнелия не содрогается, выдерживая и его взгляд, и заточенное лезвие, вспарывающее кожу. Чувствует первую каплю крови, слабую вспышку боли. Губы сжимает, не отводя взор. Смотрит с немой злостью, вызовом и упрятанным помешательством, что внутренности превращает в безжизненное месиво. — Сильнее. — Безмолвно губами шевелит, и Калеб понимает её. — Дави.       Сама поддаётся вперед, болезненную дрожь перекрывая накопленной злобой. Усталостью. Отрешенностью и безразличием к своей жизни. Всё, что могла сделала. Спасалась, бежала, сделала неверный выбор, потеряв абсолютно всех за короткий промежуток времени.       Родители, Лилиан, остальные стражницы.       Калеб. Тихая, спокойная жизнь вдали от войны и правления Нериссы.       Корнелия лишилась всего, выбрав его в неподходящее время. Выбрала, чтобы затем стать безымянным воспоминанием, которое предпочли стереть.       Не просто позабыть и перекрыть чем-то еще. Окончательно стереть, не оставив ничего общего. Ради спасения государства. Ради неё, её покоя, о коем она не просила Калеба. — Дави.       Так бесстрастно, сильно и уверенно. Подносит пальцы к его запястью, обхватывает, сама направляя лезвие ближе, пока оно не прорезает до сорванного вдоха. Больно. Тело реагирует само. Назло останавливает, не позволяя покончить со всем. — Ну же, — подначивает Корнелия, — немного осталось. Ты даже не запачкаешься.       Склеры слезами переполнены по иной причине. Не от пустяковых реакций нейронов.       От его молчания. От взгляда. От бездействия, кричащего громче слов. — Не заставляй меня верить, что ты помнишь меня, — произносит слёзно, задыхаясь своей же слабостью. — Воткни этот грёбаный нож, как и хотела Нерисса с самого начала.       Слов не говорит, продолжая взглядом раны наносить. В потемневших зеницах ничего, кроме ожидания. Его медлительность режет спокойствие, безразличие к просьбам вбивает гвозди в рёбра.       Кожа у него такая же тёплая, шероховатая. Совсем такая, какую помнит.       Какой касалась все те дни, самозабвенно в его нежности и заботе прячась от всего мира. И губы совсем те же, не изменившиеся. Две родинки на правой щеке, крохотные шрамы на подбородке, нос не сломан, но глаза другие.       Безжизненные, глядят так, словно ничего в ней нет значимого. Словно Корнелия действительно не знакома ему. Кто-то, кто близок и далек одновременно.       За скатившейся слезой следит, не сбрасывая её пальцев с руки.       Убирает клинок, пряча за спину, в ножны, оставляя её давиться болью. Стирает кровь с шеи, размазывает, видя, что артерия не задета, отстраняется. Подталкивает к цепям, а она и не сопротивляется. — Сначала ты выполнишь задание на Замбалле, — бесцветно произносит Калеб, натягивая цепь. — А после я тебя убью, если не передумаешь. — Ты безвольное слабое ничтожество, — бросает ему в ответ, не дёрнувшись, когда кандалы захлопнулись. — Как скажешь.       Вторая цепь натягивается хуже, скрежет ржавого механизма раздается в тишине. — Не смей соглашаться на предложение Миранды, — заковав ноги, приказывает Калеб. — Никогда и ни при каких условиях. — Сама решу. — Я тебе не советы здесь раздаю, — дёрнув за цепь к себе, жёстко напоминает Калеб. — Делай, как велят. — Как хочешь, — его же словами отзывается, абстрагировавшись от происходящего. От тех прошедших минут, полных мольб, боли и поражения. — На этом всё? Если да, то оставь меня.       Калеб затягивает кандалы, почти не оставляя места между металлом и кожей. Проверяет прочность, пока Корнелия, прислонившись к стене, затихает. Во сне ей станет легче. Даже если в нём нет ни её, ни Калеба.