***
Сильный порыв тёплого ветра, что колыхал молоденькую листву, доносил с реки негромкий звук её бурления и плеска воды; по всей округе тихо-тихо щебетали птички, жужжали насекомые, но было так спокойно, так безмятежно, что, казалось, в этом небольшой одиноком уголке царило полное безмолвие. Однако, в промежутках этой, якобы совершенной, тишины проскальзывал заразительный девичий смех, который блуждающим эхом разлетался по всему небольшому помещению, проникая в настежь открытые окна, и наполняя тем самым улицу своим радостным звоном. — … да ты шутишь! — заявила Кассандра, громко смеясь. — Сделать из ТЕБЯ девчонку? Ха! Дайте мне мой серп, и я справлюсь с этой задачей без всяких церемоний. Глазом моргнуть не успеешь. Стеф, сидящий на полу, скрестив и поджав под себя ноги, тихо выругался, а затем потёр горло, словно его кто-то сжал, не позволяя нормально дышать. Кассандра, как и всегда, была в своём репертуаре: лишь бы кому-нибудь чего-нибудь отсечь. — Может, и справишься, — вздохнув и прочистив глотку, начал он. — Но Еву этим самым из меня не сделаешь. — А это уже Миранде решать, чьим именем тебя называть. В любом случае, она и так, как ты говоришь, нянчиться с тобой. Какая будет разниться от того, кастрат ты или нет? — Такая, что Евой он из-за этого действительно не станет, — отдышавшись после долгого смешка, присоединилась к ним Бэла. — Ты чем слушала? — Да я просто не понимаю, на кой чёрт сначала кромсать кого-то на кусочки, а потом соединять воедино! Это же бессмысленно. Так только вкуснятина за зря пропадает… Блондинка согласно кивнула. — Да и возможно ли это? Мне кажется, ты неправильно понял Лорда Гейзенберга. — Нет, я всё правильно понял. Он так и сказал: Миранде нужно моё регенерирующее тело, дабы расчленить, а потом пропустить через мегамицелий, вследствие чего второй соберёт его, словно мозаику, и воссоздаст организм её давно умершей дочери, основываясь на… “ДНК” и сохранившемся сознании. Сёстры, что удобно устроились рядышком (одна – Кассандра – сидела на краю стола, а вторая – Бэла – восседала на стуле, повёрнутого к парню) в недоумении взглянули друг на друга. Стеф неоднократно подмечал, как же глупо и несерьёзно это звучало, но не верить Карлу было нерезонно, ведь кое-что, что было узнано ещё с заметок и дневника, встало на место, соединившись в целостную картину странностей, творящихся в этой местности. Но всё же, несмотря на их явные сомнения, он говорил правду. — У меня... тоже был ступор, — продолжил молодой человек. — Но это так. Миранда изначально должна была сделать это с вашей матерью и остальными лордами, но они ей не подошли. По крайней мере, не так, как я. — Быть не может! — Бэла неожиданно возразила. — Мама, Донна, Моро и Гейзенберг – члены четырёх известных семей, а "Дар" в них – заслуженная благодать, которую заложила в каждого Матерь Миранда. — Четыре известные семьи, основателями которых были Беренгарио Чезаре, Гульельмо и Никола? Бэла немного задумалась, а потом тут же утвердительно кивнула. — Да. Мама как-то рассказывала о нашем предке – Чезаре, что положил начало роду Димитреску. Ты к чему-то подводишь? — Угу. К тому, что они были мутантами, из-за чего их "особенности" организма передались потомкам. И эта... уникальная структура тела была необходима Миранде, чтобы паразит неплохо прижился в хозяине, благодаря чему та бы получила нужный сосуд, и, разумеется, смогла бы воскресить Еву. Но, — он усмехнулся и театрально развёл руками. — Как видите, из этого ничего не вышло. Каду на организм всех четверых повлиял по-разному, отчего наделил различными способностями, а не желательной регенерацией. И как я понял, ближе всех к идеальному результату была именно ваша мать. Однако, опять-таки, произошла проблемка, из-за который Миранда была вынуждена отложить церемонию до следующего более удачного эксперимента. Ждать, видимо, пришлось очень долго... — Всё ЭТО тебе Гейзенберг рассказал? — с видимыми сомнением спросила средняя, буквально впившись в него янтарными глазами; и для полноты картина её скептического настроя к словам молодого человека, она скрестила руки на груди. — Не всё. Кое-что я вычитал из... Вдруг Стефан резко замолчал, словно только что прикусил язык. Слегка насупившись, он начал прикручивать в голове навязчивую мысль того, стоит ли вообще Бэле и Кассандре (тем более Кассандре) знать о дневнике Миранды, об опытах, экспериментах... может ли он в полной мере доверять им? Что если сёстры посчитают его рассказ слишком подозрительным, отчего сразу же доложат матери? В конце концов, их связь с Альсиной очень крепка, а сама женщина чертовски предана владычице этих мест. Тогда у них с Карлом будут большие проблемы, и Леди Беневьенто, вероятно, прилетит на ровне. Этого Стефу почему-то хотелось меньше всего, ведь ни Энджи, ни Донна не должны нести ответственность за то, во что их умудрился втянуть Карл Гейзенберг. Однако, необходимо признать, что Бэла и Касс уже утаивали от матери некие детали, из-за которых Стефан вполне мог давно распрощаться с жизнью, узнай о них Альсина, что могло намекать на их полную негласность. По крайней мере, так, где посчитают её необходимой. Но, даже невзирая на это, следить за языком не повредит. Об армии и восстании им знать не стоит. — ... и-и-из? — выжидающе протянула брюнетка, вернув задумавшегося молодого человека в реальность. — Из... заметок Миранды. «Что ж, врать в таком случае бессмысленно. Да и слова могут ценность обрести: как-никак, звучать будет убедительнее, если стану опираться на писанину Матери, а не на слова Карла Гейзенберга. Может, поверят...». Девушки молча переглянулись, хотя сложилось впечатление, что, они будто бы телепатически обменялись мыслями; и в результате такого разговора Кассандра натянула на лицо хитрую улыбку. А вот Бэла не выдала ни одну эмоцию; глаза её неотрывно смотрели сперва на сестру, затем метнулись на парня и стали прожигать невидимую дыру уже в нём, при этом не выражая абсолютно ничего, словно блондинка пыталась их подавить полным безразличием. — Ты читал заметки Матери Миранды? — решила на всякий случай уточнить она. Молодой человек успел лишь кивнуть, как вторая опередила его, не дав начать объяснять. — Похвально! — с каким-то коротким ироничным смешком выдала Касс. — И где ты их нашёл? — В её лаборатории. — У-у-у! — этот факт явно воспламенил её и без того жгучий пыл, отчего Кассандра, полная взволнованности и предвкушения, встрепенулась, как дикая рысь, выжидающая момента, когда же сможет напасть на бедную маленькую косулю. — Как интересно. Быстро соскочив со стола, брюнетка обернулась роем мух и в считанные секунды оказалась позади сидящего на полу Стефана, после чего положила руку на его плечо и провела трепещущими пальцами по выразительной ключице, будто бы этим прикосновением могла надавить на слабые точки. — Скажи, что они у тебя с собой! Хочу почитать секретики Матери Миранды. — Кассандра… — с тяжёлым вздохом вырвалось из груди Бэлы. Однако, не успела было начать отчитывать сестрицу, она резко замолчала, завидя как та медленно упускается к парню и начинает водить второй рукой в области пояса, дабы, вероятно, отыскать за ним желанные заметки. Касс определённо догадывалась, а может, даже точно знала, что Стеф не взял бы с собой ничего подобного, что могло сулить ему неприятности, но всё равно проверить посчитала куда более необходимым, вновь превратив ситуацию в какую-то игру, где победительницей окажется, как и всегда, лишь она. — Чт… что ты делаешь? — Тс-с-с! Кажется, что-то нащупала. Ого! Стефан немного смутился. Далее он почувствовал приставленный к виску холодный ствол собственного револьвера; дуло с силой вжалось в его голову, заставив стиснуть зубы, а над ухом прозвучал неприятный щелчок спускового крючка. — Какая… интересная вещица. — приблизив к парню своё бледное лицо, прошептала брюнетка. — Давно мечтала из такой пострелять. Её игривый шёпот прошелся по нервам, отзываясь в каждой клеточке тела, вынуждая невольно содрогнуться, как от удара плетью по голой спине… или же, зная Кассандру, по обнажённым ягодицам. В принципе, что так, что эдак, ощущения одни – и тревожно, и по-своему приятно. — … и в кого же? — спросил молодой человек, затаив дыхание. Хотя ответ и сам знал наверняка. Когда дуло ещё плотнее прижилось к височной области, а до уха донёсся злорадный приглушённый смех, парень резво вскочил и шутливо поднял руки на уровень плеч. — Сдаюсь! —воскликнул он, пряча за деланым весельем в голосе некое недоверие и малую тревогу. Проверять, будут ли вышибленные снарядом из черепа мозги соединяться по кусочкам как-то не хотелось. Но Касс, выдав очередной грудной смешок, следом поднялась с пола и только угрожающе направила револьвер на его левую ногу, отчего Стефан нервно посмеялся. Бэла же, наблюдая за такой детской забавой её средней сестрицы, лишь удручённо вздохнула и прикрыла лицо рукой. Вмешиваться она не собиралась. — Касс, он ведь… заряжен. — Знаю. И в тот момент, совершенно неожиданно, раздался оглушительный звук выстрела, и серебряная пуля щёлкнула в опасной близости подле левой ноги парня, оставив в старом деревянном полу глубокую дыру. От такой внезапной атаки Стеф буквально подпрыгнул на месте, вызвав тем самым ещё один порыв безудержного смеха у заигравшейся брюнетки. — Зараза! — непроизвольно выпалил тот. — Ещё б чуть-чуть… — Видел бы ты своё лицо! — не сдерживая смех, произнесла черноволосая ведьма. — О, я бы вечно смотрела на то, как ты пугаешься. — затем стала неторопливо приближаться к напряжённому, как струна, молодому человеку. — Такой большой, сильный… неуязвимый, а испугался маленькую металлическую безделушку, которая тебя даже убить не сможет. М-м-м, — встав напротив него, совсем рядышком, Касс неотрывно глядела в бледное изумлённо лицо, а потом резко сунула за пояс его брюк оружие да так, что длинным дулом задела то, чего не следовало бы, вследствие чего Стеф сдавленно вскрикнул. — Твоя физиономия, охватываемая страхом и болью, мне нравится гораздо больше. Когда средняя дочь Альсины Димитреску оставила Стефана в покое, возвратившись к сестре и столу, на крае котором ранее сидела, тот быстро поправил пояс, чуть сдвинул револьвер, и так же подступил к обеим девушкам достаточно близко. — Посмотрел бы я на тебя, когда заряженный ствол направлен в твою сторону, — фыркнул парень, кладя руку на спинку стула. Бэла бегло глянула на его ладонь, но не произнесла ни слова. — И ничего бы не увидел. Мне страх неведом, боль – тоже. — Да неужели? Даже если открыть окно в суровую, холодную погоду? В ответ черноволосая девушка оскалилась, словно готовясь вцепиться молодому человеку в глотку, отчего её мертвецки-бледное лицо приобрело ещё более зловещий и недоброжелательный вид. Казалось, вот-вот и она вынет из-под платья серп, угрожающе замахнётся и огреет Стефана остриём прямо по шее, располосовав её до мяса. — А ну, повтори! — О, Тёмный Бог… — Бэла устало закатила глаза и выставила руки по обе стороны, оперевшись ладонями о грудь сестры и молодого человека, разделяя их друг от друга таким образом. — Прекратите тратить моё время своими дурацкими играми и бессмысленными угрозами! Лучше продолжи рассказывать, Стефан, чем ещё удивил тебя Лорд Гейзенберг. Кассандра и Стеф, вопреки замечанию блондинки, ещё какое-то время посверлили друг друга свирепым взглядом; и настолько он был грозным, что могло показаться, как воздух между ними задрожал, будто нагретый невидимым жаром. Но жаром чего? Лютой ненависти или невысказанной страсти? Данный вопрос несомненно проник в мысли сразу двоих, вынудив немного призадуматься, прежде чем прекратить зрительный испепеляющий контакт. И Бэла, внимательно наблюдая за сестрой и молодым человеком, не могла не прочувствовать это сладостное, исходящее от них напряжение, что вгоняло её в особый трепет, об истинном значении которого она не желала даже думать. Но… поделать с собой ничего не могла. — Ты права. Прости, — прекратив наконец впиваться в брюнетку испытывающим взором, промолвил Стефан. — На чём я остановился? — и тут же встал напротив беловолосой ведьмы, где до этого сидел. — На той части, где из тебя хотят сделать маленькую девочку, —язвительность из Кассандры так и лезла, и была она совершенно не к месту. Вероятно, брюнетка просто не воспринимала его рассказ, как правду, посему, превратила всё в какую-то нелепую шутку, дабы хорошенько его позлить. — Это не смешно! Я говорю серьёзно. Не в моём положении дурака валять и придумывать шуточки, чтобы вас позабавить. Миранда оживила меня для того, чтобы убить! Ещё и таким безумным способом, будто я скотина какая… — парень неожиданно для себя сглотнул и сжал челюсти. Кассандра же лишь посмеялась, чем разозлила ещё больше. — Не обращай на неё внимания, — легонько шлёпнув хохочущую сестру по бедру, сказала Бэла. — Продолжай. Молодой человек потёр переносицу и зажмурился, успокаиваясь, а также собираясь с мыслями, и когда открыл глаза, произнёс: — Мне остался месяц. Месяц до того, как взойдёт кровавая луна и Миранда начнёт свою церемонию с остатками… моего тела. И на этом конец. На сей раз точно. Бэла на его слова ответить не смогла, попросту не нашла подходящих. Она сидела неподвижно, неестественно выпрямившись, сцепив на коленях длинные пальцы, как изваяние; на её бесстрастном лице всё так же не отображалось эмоций, лишь губы подрагивали в едва заметном напряжении. Кассандра тоже переменилась в лице и резко выпрямилась: на смену веселья быстро пришла некая настороженность. Брюнетка выгнула бровь и серьёзно посмотрела на Стефана. У неё определённо возник вопрос, но задать она его почему-то не решалась. Тогда, воспользовавшись всеобщим молчанием, первой начала старшая. — И что она будет делать с тобой целый месяц? Он неопределённо пожал плечами, давая понять, что и сам точно не знает ответа на этот вопрос. — Держать в пещере, брать анализы и беречь как зеницу ока, полагаю. Единственное, я... не совсем понял один момент. — М? — Все трое говорили о семье и, кажется, о том, что я стал её… частью? Не знаю. — парень задумчиво почесал затылок. — Гейзенберг вообще назвал меня братом! Я понимаю, что у вас так заведено, что творения Матери гордо зовутся её детьми, но я же… обречён стать другим ребёнком. Зачем придавать этому какое-то значение? — Подожди, подожди! — оживилась Кассандра. — Гейзенберг зовёт тебя братом? И ты теперь часть семьи? Не значит ли это, что ты и маме “братцем” приходишься? Стеф молча развёл руками. «Вот так новость для неё будет…». — Если Матерь его признала, то вероятно. — Это что получается, отныне он наш “дядюшка”? Сёстры вновь глянули друг на друга, но уже несколько многозначительно, после чего странно улыбнулись и в одну же секунду дружно разразились искреннем звонким смехом. Стефан подхватил их внезапное веселье, но как-то неловко и негромко. От грязной, дурной мысли того, что теперь они семья, пусть и не кровная, стало не по себе. Однако, чего скрывать, она заставила кровь тяжёлыми толчками запульсировать в паху, отчего брюки в районе гульфика мигом натянулись. Пришлось слегка потрудиться, чтобы отогнать внезапное возбуждение. — Вот так рост по сословной лестнице! — изумленно воскликнула Касс. — Из слуги в родственнички. Надо же! — Сам удивлён… — Интересно, а мама знает? — Скорее всего. Но дело в том, что для неё я не Стефан – Иштван. — Кто? — почти хором спросили девушки. Стеф обвёл себя руками с головы до ног и медленно крутнулся вокруг оси, таким шуточным способом намекая на свою персону. Однако, ни Бэла, ни Кассандра, исходя из их непонимающих взглядов, не поняли ни черта, поэтому парню пришлось этот момент пояснить. — Иштван – имя, которое мне дала Матерь Миранда, представляя лордам на празднике. Выдумала она его, вероятно, на ходу, ибо до того дня ни разу так ко мне не обращалась, а значит, знакомить меня ни с кем и не собиралась, но… я довольно настойчивый сукин сын. — «Теперь-то точно». — Посему напросился на торжество, где меня сумел узнать Гейзенберг. Ну и… понеслась. Теперь я часть этого… безумия. Сёстры широко улыбнулись, отчего Стефан невольно вздрогнул. Эти загадочные ухмылочки никогда не сулили ничего хорошего. Но к чему они были здесь? — … Матерь не должна узнать, что я вернул себе память. Иначе у меня будут проблемы. — Зачем ей вообще лишать тебя памяти? — поинтересовалась средняя и сняла одну ногу с другой, после чего поставила на пол и положила на неё вторую, тем самым поменяв их местами. Кассандра, как подметил Стефан, даже на краю стола сидела очень красиво. — За тем же, зачем и вас, — над ответом молодой человек совсем не подумал – выпилил первое, что пришло на ум. А на ум в последнее время приходили жуткие эксперименты Миранды и их результаты. — Чтобы проще было подчинить и внушить “любовь”, “заботу”, и так далее. Когда у человека нет воспоминаний, когда у него потеряна личность, им можно вертеть, как вздумается, придумав различные “легенды”, будь то семья или чудо спасение. Сёстры вдруг напряглись, распрямили, будто налитые свинцом, плечи и смерили Стефа недоумевающим взглядом, в котором проглядывалась частичка злости. — Что ты имеешь ввиду?! — вспылила Касс с особой горячностью и, соскочив со стола, угрожающе надвинулась на парня. Он в свою очередь даже с места не сдвинулся. Однако, всё же понял, что же умудрился ляпнуть такого, отчего брюнетка пришла в ярость, а блондинка судорожно закусила губу и прищурила золотые глаза. Стеф когда-то говорил Бэле о том, что Альсина не является им родной матерью, из-за чего получил мощный шлепок по лицу и обратный отчёт до того, как она лично подвесит его на крюки. Эту ошибку парень допустил вновь. Но сейчас о ней ни капли не жалеет. — То, что у нас одна и та же история: умерли одними, а воскресили – совершенно другими. И я имею ввиду не "Дар" – судьбу. Жизнь! — молодой человек эмоционально вскинул руки, а далее указал пальцем сперва на себя. — Я не Иштван, а вы, — потом на сестёр. — Не Бэла и не Кассандра. Возможно, вы простые девушки, что некогда жили в деревне, а затем угодили в замок Димитреску в качестве служанок, которые позднее ей просто-напросто полюбились, вследствие чего и стали названными дочерями, удачно пройдя эксперимент с Каду. Вернее, его яйцами. Прежде чем продолжить парень немного подождал, внимательно следя за реакцией девушек: Бэла остановила надвигающуюся на него Кассандру, дабы та дала ему закончить, но, нужно отметить, что они обе разделяли одинаковую злобу к произнесённым словам. — Я знаю историю, которая произошла с Камелией, и вы её знаете тоже... поэтому нет смысла объяснять, как это работает. У вас точно такой же случай, только удачнее. Вы, как Камелия, любимицы. Вы, как я, лучший результат, ставший членом этой сумасшедшей семьи. И вы... В тот же момент, не успев договорить, Стефан получил сильный удар кулаком в нижнюю челюсть. Боль от удара почувствовалась в разы слабее, чем должно было быть, но тем не менее он немного отшатнулся и чуть откинул голову. Злость, с которой его ударила Кассандра была аккурат мощнее. — Заткнись! — гневно крикнула она, выпуская из тела несколько мушек, что мигом устремились к молодому человеку. — Кто дал тебе право говорить такое о нас и нашей матери?! Лжец! Кое-как отмахнувшись от озлобленных насекомых, Стеф приоткрыл рот, взялся рукой за подбородок и молча вправил челюсть обратно, после чего спокойно изрёк: — Я, — он смачно сплюнул мешающую кровь, что наполнила ротовую полость. — Понимаю, что звучит не менее дико, чем всё остальное – в конце концов, вы прожили графинями слишком много лет, – но это так. Вы мы лишь чужие друг другу опыты одной безумной женщины, которая заигралась в семью, сама того не хотя. — Это тебе тоже Гейзенберг рассказал?! — Нет. Я прочёл это в дневнике вашей матери, а кое-какие подробности узнал из заметок Миранды. — Ха! Придумал бы что-нибудь новое и поубедительнее! — голос средней сестры в мгновение изменился, уняв гнев и приобретя некую злобную насмешку. — Даже я не смогла прочесть мамин дневник. Она постоянно держит его при себе... — Не спорю, но в тот день мне всего-навсего повезло – удачное и не совсем стечение обстоятельств, из-за который я случайно наткнулся на её дневник. — Чем докажешь? Стефан задумчиво провёл ладонью по гладкой впалой щеке, пытаясь придумать как мог бы убедить их в достоверности его слов или хотя бы вспомнить детали, а затем просто обречённо пожал плечами. — Так и думала. Лжёт и не краснеет. — скрестив руки на груди, черноволосая девушка медленно подошла к старшей сестре. — Думает, что может равняться на нас. Как же! Бэла ей не ответила. — Да какой смысл мне врать? — А какой смысл говорить правду? — наконец заговорила блондинка. — Чего ты этим добиваешься? — спросила она, пытаясь скрыть в голосе некоторую встревоженность. Однако, с каждым произнесённым словом давалось ей это всё сложнее и сложнее. Бэла давно догадывалась о странностях, что происходят вокруг, в её семье, но подтверждения услышать очень боялась. — Ничего. Просто хочу, чтоб вы поняли, насколько далеко всё это заходит, и что мой рассказ о необходимой Матери оболочке, которой могли стать и вы, между прочим, не шутка. Миранде не нужна семья, деревня – Миранде нужна только Ева. А ВСЁ ЭТО – ЛОЖЬ, которую строит для себя каждый лорд, помогая ей с опытами над местными. Не я лгу – ваша мать лжёт. И вам, и самой себе. Неожиданно Стеф осознал, что звучит сейчас точно так же, как и звучал Гейзенберг пару дней назад: возбуждённо и со злобой. Этот факт как-то не обрадовал. «Если начну курить дешёвые сигары, носить заношенное пальто и хулить весь мир – убью себя». Сёстры же всё молчали и, хлопая длинными ресницами, просто глазели на него словно на потерянного безумца. Казалось, вся их злость куда-то исчезла, а на смену ей пришло сомнение. И в такой тишине, которую лишь мухи могли нарушить своим жужжанием, они могли просидеть долго; по крайней мере, Стефан и Бэла точно. Кассандра же, не выдержав, истерично хохотнула и тут же произнесла: — Гейзенберг тебе что, в мозг железяку какую вкрутил? Он маме на днях тоже пытался голову задурить тем, что Матерь Миранда не та, за кого себя выдаёт. Ха! Неужели мужчины настолько сильно не могут смириться с величием женщины, что начинают строить против неё козни? Молодой человек в бессилии скрипнул зубами. — Дело не в этом, Кассандра. Против Миранды не нужно ничего строить. Если знать достаточно – всё само сложиться так, как каждый посчитает нужным. — Мы уже знаем достаточно. — Нет, вы абсолютно ничего не знаете. А принимать информацию даже не желаете. — Кто сказал, что не желаем? — Бэла нахохлилась, но в её золотых глазах вспыхнула искорка интереса. — Твои слова просто ничем не были доказаны. Как же прикажешь им верить? — Разве то, что произошло со мной, не доказательство? Они бегло переглянулись. И медленно, почти дружно покачали головами. — Недостаточное. — И неубедительное. Стеф устало вздохнул. — Хорошо. Я понял. И знаете что? Я, чёрт побери, возьму и принесу вам дневник вашей "мамочки"! И заметки Миранды, если понадобится. Чтоб вы наконец поняли, какая чертовщина здесь происходит! — Ты с ума сошёл? — прошипела блондинка. — Да. И довольно давно. В уши неожиданно проник стрёкот крыльев насекомых и издевательский девичий смех. Рядом с молодым человеком слишком резко возникла, собравшаяся в одно целое, Кассандра. — Ты удивляешь меня всё больше, Стефан! — воскликнула она, продолжая смеяться... нет! Определённо насмехаться над ним. — И с каждым разом это удивление становится приятным. Твоя жажда нарваться на неприятности, смешанная с идиотизмом, меня почему-то заводит. От жужжания и смеха ведьмы Стеф слегка поморщился, затем прочистил ухо мизинцем и ответил: — Неужели себя узнаёшь? Сжав руку в кулак, Касс стукнула ему прямо по грудной клетке, отчего Стеф закряхтел и слегка согнулся. — М, отлично! Хоть что-то приятное от твоего нового тела извлечь могу, — на какое-то время она задумалась. — Хм. А это идея. — Что ты опять задумала, Кассандра? — встав со стула, обратилась к сестре старшая. Что вы ОБА задумали? Отпихнув от себя парня, средняя дочь Альсина прильнула к ней со спины, обвила шею руками и вкрадчиво прошептала: — Бэла, моя дорогая сестрица, ты же хотела узнать, о чём пишет мама в своём дневнике. — Это ты хотела, Кассандра. — Неважно. В любом случае, ты бы была не против узнать, не так ли? Тебя же кое-что беспокоит... — она осторожно коснулась пальцем её щеки и проскользила до подбородка. — Я чувствую. Он – наш шанс узнать. — У него ничего не получится. Мама хорошо прячет свои записи и не спускает с них глаз. Ты же понимаешь, что она разорвёт его, если поймает? Девушки продолжали перешёптывались между собой, делая вид, будто молодого человека здесь не было. Однако, Стефан всё очень отчётливо слышал. И ему это не шибко нравилось. — Не разорвёт. Он под покровительством Матери Миранды, сама же говорила. — Тогда сдаст, если поймает. — А если не поймает? Бэла! Не нам же рисковать. — Чего ты от меня-то хочешь? — Согласия и поддержки. — Согласия? — прыснула та. — Кому ты врёшь? Оно тебе никогда не было нужно. — Может быть. Но сейчас я делаю исключение, — дыхание младшей сестры приятно пощекотало шею. — Специально для тебя. Довольна? — Ты невыносима... Кассандра бархатисто рассмеялась и быстро чмокнула её в щёку. — Я знаю! А после отпрянула от Бэла и вернулась к молодому человеку, что стоял, сложив руки на груди, и пристально глазел на них. — Говоришь, сможешь добыть дневник мамы... Он кивнул. — Каким образом-то хоть знаешь? — Есть одна мысль. В первый и последний раз я видел его в Оперном Зале. Если позволите мне туда попасть, то... Смешок брюнетки быстро заставил умолкнуть. Этим она снова отогнала всю его уверенность. — Ты же не думаешь, что он и в этот раз будет там? — На том самом месте, где я нашёл его – нет. Но я бы мог поискать. — Кассандра имеет ввиду, что дневник мама прячет не в Оперной Комнате. — А где тогда? — Кто бы знал! — Возможно, в своих покоях, — предположила старшая. — По крайней мере, пока она находится там. — М! Она же сегодня целый день отдыхает в южной части замка. По всей видимости, дневник спрятан там же. — Отлично, — парень в предвкушении хлопнул в ладони. — Значит, отправляюсь в покои вашей матери. Его слова прозвучали несколько странно, но заметил он это поздно. Но вот девушки – почти сразу же, отчего, поёжившись, глянули друг на друга и громко прыснули. — Подбирай слова получше, иначе "отправлялки" своей лишишься. Он смущённо улыбнулся. — Я бы на твоём месте так не радовалась, — сдерживая смешок, добавила блондинка. — Южная часть довольно мала, а шанс столкнуться с мамой очень велик. Не стоит рисковать. «И правда. Димитреску не Донна, не сёстры – она меня со всеми потрохами Миранде сдаст. Но... я уже был в этой части замка, знаю какая она и где что находится. Кроме покоев и ванны ей сидеть больше негде, а дневник может быть где угодно. Так ведь?». — Кто не рискует, тот не пьёт вино. — Это верно. Особенно приятно, если риск оправдан, — Касс хитро ухмыльнулась. — Чем же ты довольствуешься, залезая на такой рожон? — Хочу доказать, что говорю правду. — Как глупо и скучно. Стеф вопросительно вскинул густые чёрные брови, смотря на то, как ухмылка во всю играет на её губах, а в глазах пляшут ехидные бесенята. — Предлагаю пари! — тут же пояснила она, заметив его непонимание. — Если тебе не удастся добыть дневник или там – о, боги! – не окажется никаких подтверждений твоих глупых заявлений – ты будешь в полном моём распоряжении целый день. — В полном распоряжении? — как-то недовольно усмехнулась старшая. — Буду делать с ним всё, что захочу. И без всяких последствий от Матушки Миранды. О! Не представляешь, как же сильно я хочу проверить на что ещё способно его новое тело. Столько развлечений ещё ни одна служанка, ни один мужлан не пережили. А он мало того, что сможет, так ещё и вопить будет! М-м, — её жуткий смех мурашками прошёлся по коже. — Да. То, что нужно. «Ну разумеется, что же ещё ты могла предложить, как не жестокие пытки, сулящие мне адские муки...». — А если я принесу дневник и докажу, что говорил правду? Брюнетка сначала задумчиво хмыкнула, а потом равнодушно пожала плечами. — Тебе же нужна мотивация, не правда ли? Тогда… я исполню одно твоё желание. — Неужели любое? Или… в пределах разумного? Она посмеялась. — Быть разумными – утомляет и чересчур быстро надоедает. Ну и? Согласен? Переполнившись чувством сладостного предвкушения, Стеф глупо улыбнулся. «Не стоит разбрасываться словами, Кассандра. Я же могу и победить». — затем неожиданно и энергично встряхнул головой, отгоняя непрошенные фантазии. «Подождите-ка. Ей нужен этот дневник, у неё есть основания ждать, что я принесу его... почему же тогда она сомневается и заключает пари, где, одержав победу я, буду делать с ней всё, что захочу? Кассандра так просто не сдаётся и ни за что не под кого не прогибается. Что-то здесь не так... скорее всего, она просто блефует и вновь повернёт всё в свою пользу. Неужто захотела поиграть со мной, чертовка? Испытать мои новые возможности? Что ж, давай испытаем их вместе». — Согласен. На бледном лице ведьмы тут же расплывается победная ухмылка. Она протягивает ему руку, облачённую в кожаную перчатку и тот, с большой охотой, пожимает её. Пари было заключено. Пока Кассандра и Стефан непрерывно смотрели друг на друга с застывшими многозначительными ухмылками, предвещающие каждому победу, Бэла бросала недоумённый взгляд то на сестру, то на молодого человека, пытаясь разобраться, не свихнулись ли эти двое одновременно и окончательно. Старшая была уверена, что никакой победы ни один из них не одержит, а наоборот – схлопочет от матери и получит суровое наказание. И хотела было начать отговаривать от подобной опасной затеи этих безумцев, как брюнетка выдала: — Разбей, сестрица. Будешь свидетелем, если что-то пойдёт не так. — … если Кассандра даст заднюю. — Ха! Ни за что. Раздражённо вздохнув и закатив глаза, Бэла от нечего делать пожала плечами, а затем ребром ладони легонько разбила их сжатые руки, жестом показывая, что, пусть и совершенно нехотя, стала свидетельницей их детского спора, которые явно не закончится ничем хорошим.***
Тёмные подземелья замка Димитреску по-прежнему были пугающими, безмолвными и пустыми. Лишь кое-где, из отверстий, сделанных беспощадным временем, просачивались звуки обитающих за стенами тварей, а в неосвещённых углах валялись человеческие черепа и кости. Стефану и в этой части темниц уже доводилось бывать, посему мрачное окружение его не удивляло, да и не напрягло от слова совсем. Ко всему прочему, спокойствия, на удивление, прибавляла и Кассандра своим непрекращающемся монологом, что создавал необходимый эффект присутствия поблизости кого-то надёжного. Конечно, говорила она не об успокаивающих вещах, даже напротив: всю дорогу по длинным, чёрным, казалось, нескончаемым тоннелям она только и твердила о том, как будет заживо сдирать с него кожу на встречающихся им по пути орудиях пыток; как будет получать удовольствие, когда начнёт вгонять в его ногти большие, толстые иглы; как с интересом станет наблюдать за регенерацией кожных тканей, чтобы рассечь их снова и снова; рассказывала о том, каким образом работает её любимая «Железная Дева», и как сильно жаждет посмотреть на изувеченное шипами мускулистое тело, которое вынуждено упрямо бороться за жизнь, когда дух окончательно сломлен; и как же жадно желает упиться его кровью – только она, без сестёр, насладиться лакомством в полном одиночестве, как гордая пойманной добычей хищница, ведь целый день он будет принадлежать ей и никому другому. Она говорила о подобных ужасах с такой детской воодушевлённостью, что Стеф просто не мог не улыбаться. А может, улыбался он и не из-за этого – просто мысль о том, каким же будет приятным для него разочарование на лице Кассандры, когда он принесёт ей дневник матери, и та признает, что проиграла. Однако, кое-что всё же смогло заставить его опустить уголки губ: то, что девушка прочтёт там, вероятно, разрушит её давно построенный привычный мир, а Стефан знал какого это, когда всё в одну секунду меняется, переворачивается с ног на голову и ты начинаешь чувствовать себя разбитым. Тогда-то он и усомнился в правильности своих действий и необходимости тех слов. Но обратно уже не повернуть. Когда они остановились у некого подъёмного оборудования, Касс сказала парню, чтобы тот, в случае чего, отправлялся в темницы, расположенные под Залом Омовения, где она в свою очередь будет ожидать его возвращения. «Тёмные, сырые, смердящие кровью и смертью, катакомбы…» — с садистским наслаждением тянула она. «Разве не идеально подходят для встречи? О, не говори, что мысль об опасности, которая в них таится, не доводит тебя до исступления!». На верхнем этаже Стефан оказался довольно быстро. Подъёмник, предназначенный больше для строительного материала, нежели тяжёлого человека, пусть и с покачиванием, но за считанные секунды доставил парня на длинный балкон, огораживаемый каменной балюстрадой. Эта широкая площадка была пристроена к небольшой закрытой террасе, длинные окна которой вели на цветущий виноградник. «Весной он выглядит гораздо лучше, чем зимой» — отметил Стеф, опершись обеими руками на каменный поручень. «Интересно, кто за всем этим ухаживает?». Вид с балкончика открывался поистине завораживающий, посему молодой человек не смог отказать себе в удовольствии чуть поглазеть на окрестности замка с высока. Пусть погода и стояла хмурая – ветер гонял свинцовые тучи по небу и качал высокие стройные ели недалеко расположенного леса, – была она довольно тёплой и по-своему приятной, отчего даже в серых тонах округа выглядела особенно хорошо; и из-за этого участок, засаженный виноградом, приобретал слегка таинственный вид. Любуясь родными пейзажами с балкона, Стефан представлял себя знатным хозяином похожих владений с богатым виноградником, где росла бы сочная и сладкая чёрная фетяска, за которой ухаживали бы специально обученные слуги; он также прокручивал в воображении, как выходил бы на террасу второго этажа с бокалом красного полусладкого в руке и ежедневно встречал бы рассвет под дивную песню жаворонков. Однако, всё это лишь бессмысленный полёт фантазии, которой никогда не было и не будет суждено сбыться, ведь родился он в скрытой от людских глаз деревне и в самое ужасное время. Из копаний в мыслях Стефана вывело зловещее карканье ворона, что кружил в серой глади неба, всё громче и громче обозначая своё присутствие. Парень сразу же встрепенулся, отыскал его перепуганными глазами и достал изо пояса позолоченный «Борец», направив дуло прямо в большую парящую чёрную точку. — Помаши мамочке крылышком, птичка, — прицеливаясь из револьвера, прошептал он. В тишине прогремел выстрел, многократно повторившимся эхом, что уносился всё дальше в горы. И чёрная большая птица, предсмертно заклекотав, начала стремительно падать прямиком на твёрдую землю. Парень неторопливо поднёс револьвер к губам, дунул в ствол, прогоняя сизый дымок, и торжествующе усмехнулся. До чего приятно было иметь под рукой хорошее оружие и надёжную защиту. Однако, не успел он полностью насладиться триумфом, одержанным над безобидной птицей, как на всю округу раздался нечеловеческий визг, смешанный с трепетом крыльев. С крыши внезапно вылетело нечто отвратительное – нечто, напоминающее нетопыря и человека одновременно; оно закружило в воздухе, словно птица, ударяя друг о друга огромные перепончатые крылья, закряхтело, завизжало; и оно устремилось точно в сторону парня, высунув из, сочившей слюнями, пасти необычайно длинный толстый язык. «Что б меня! Это же...». Вальномия была точно такой же, как и мороайка: та же тёмная рваная мантия, те же дефекты, цвет кожи, ногти, зубы, лишь первая имела перепончатые крылья, длинный язык и лицо, проглядывающиеся из-под капюшона, ужасно деформировано до такой степени, что отсутствовали глаза. Тварь определённо не могла видеть сквозь мерзкую кожу, что безобразно была натянута поверх пустых глазниц, но она прознала о присутствие человека поблизости – она услышала его, как летучая мышь, она почуяла его... как зверь. Дикий голодный, жаждущий крови зверь. И эту жажду она собиралась утолить, всосавшись языком в плоть молодого человека. Взведя курок, Стефан направил «Борец» на летучую тварь и готовился было нажать на спусковой крючок, дабы покончить с нежеланным гостем раз и навсегда, но вальномия, словно догадалась о приближающейся кончине, яро заметалась из стороны в стороны, не позволяя тем самым дулу поймать цель. Делала она это, казалось, бесконечно, посему выжидать момента, когда монстр остановится было бессмысленно. Он выстрелил. Серебряная пуля угодила твари в область груди, разорвав несколько мышц, отчего та мучительно взревела и издала высокий протяжный визг. Вальномия вскинула крылья, словно тянувшиеся к небу руки, опрокинулась на спину, после чего, почти сразу же, камнем рухнула вниз, разрубив воздух своей уродливой тушей. Оглушительный треск костей, последний стон и звук бьющихся осколков минерала наполнили собой окрестности. Потом всё стихло. Будто ничего и не было. Облегченно вздохнув, чуть упиваясь одержанной победой, Стеф спрятал револьвер за пояс брюк и, даже не взглянув вниз, где об камни разбилась крылатая тварь, двинулся дальше, вступив на хрупкую деревянную дощечку, соединяющую вместе два противоположных друг другу балкона; в её отверстиях, что абсолютно не вызывали доверия, можно было увидеть, какое огромное расстояние разделяло его от земли – этот факт несомненно пугал. От каждого шага доски ужасно скрипели, грозя вот-вот провалиться под его тяжестью, а пыль, вздымаясь, забивала ноздри и пощипывала глаза. Стефан хотел как можно скорее перейти на другую сторону, где каменное покрытие обнадёживало куда лучше, нежели гнилые дощечки, но, дойдя почти до середины, он услышал тихий металлический лязг, стук оконной рамы, щелчок, грохот ставней, а затем пронзительный скрип – окна комнаты, ведущей на соседний балкончик, распахнулись почти что настежь. Парень мигом замер, повернулся боком и вжался в полуразрушенную кирпичную стену, прячась в тени от нарушителя его спокойствия. — … говорила же я ей не стрелять в этих тварей с чердака! — прозвучал бархатный, слегка рассерженный голос. — Ну что за упрямая негодница! Краем глаза Стефан заметил шелковистые, вьющиеся от влаги, недлинные чёрные волосы, проглядывающиеся из открывшегося окна, а после и их владелицу, что, слегка высовываясь, медленно покрутила головой направо, потом налево. Она будто бы проверяла обстановку, пыталась понять откуда прозвучали выстрелы, но, не найдя ни намека на источник шума, раздражённо выдохнула и закрыла за собой ставни. В этот момент молодой человек почувствовал, как всё тело онемело от страха, напряглось, словно перед опасным прыжком, отчего едва нашел в себе силы глубоко вдохнуть свежий горный воздух, дабы унять нарастающую тревогу. «Дело дрянь». Ещё немного постояв на месте, боясь сделать хотя бы шаг по ветхим доскам, и, наконец, полностью себя успокоив, парень решил, что отступать пока рано, что нужно всё тщательно проверить, прежде чем вернуться к Кассандре, ибо Альсина, судя по мокрым волосам, принимала ванну, а значит, могла вернуться в соседнюю комнату, более не представляя угрозы. По крайне мере, на время. Перейдя по самодельному маленькому мостику, молодой человек с легкостью перепрыгнул через балюстраду; после чего, оказавшись на втором балкончике, молниеносно пригнулся под окном, когда внутри, в наступившей тишине особенно громко и настойчиво прозвучал звонок телефонного аппарата. Немного присев, Стеф осторожно заглянул сквозь тонкое стекло: помещение было маленькое, не шибко обставленное – из мебели выделялся лишь светлый большой шкаф, украшенный золотыми узорами (такими же, какими были гарнированы стены, на которых, вдобавок к этому, висели диковинные картины), высокий манекен, наряженный в белое платье и широкую чёрную шляпу, мягкий пуфик, растения в горшках, диван, что стоял подле окна, и изящный трельяж, весь опутанный золотым орнаментом. Как же эта женщина любила роскошь. На таком-то туалетном столике с большим зеркалом, помимо косметических средств (помады, туши для ресниц, пудрениц, множество тёмных карандашей для глаз и бровей, парфюма, а также прочих разбросанных женских штучек, которыми дамы подчёркивали красоту и ухаживали за кожей) и находился настольный телефонный аппарат, издающий этот противный звон. Не успел Стефан полностью наглядеться на богатые виды, как внезапно перед глазами возникла хозяйка покоев, держа в руке большой красный бокал, до краёв наполненный вином собственного производства. Отпив из него сладостный нектар, покатав языком обжигающий напиток по нёбу, явно получая небывалое удовольствие, Альсина устало прикрыла глаза, а затем поставила ёмкость на поверхность трельяжа, уселась на большой стул и сняла наконец-таки трубку настырно звонящего устройства для связи. — Матерь Миранда? — с долькой удивления произнесла Диметреску. — Что-то случилось? Стефан, немного вздрогнув от услышанного имени, для удобства взялся за оконную раму и принялся внимательно вслушиваться в предстоящий разговор между владычицами. Из-за того, что окно было закрыто, голос гигантской женщины звучал приглушённо, однако, это не помешало уловить в нём признаки лёгкого опьянения. «Ну и ну» — усмехнулся своим мыслям парень. «Выпиваем посреди дня, Госпожа? Интересно, с чего вдруг…». — Что вы, Матерь! Я не… ну, может, чуть-чуть. Нет, ни в коем случае. Спокойно взяв в свободную руку позолоченный тюбик, она избавилась от колпачка большим пальцем, откинув его в сторону, выдвинула ярко-красную помаду, а после, наклонившись к зеркалу, начала медленно водить ею по тонким губам. — Я понимаю! — оторвавшись от процесса подчёркивания красоты, возмутилась хозяйка замка. — И ни капли этим не злоупотребляю. Матерь Миранда, вы же не для этого мне позвонили? Вовсе нет! Я не смею вам хамить. Я… да, Матерь. Простите. Недовольно сморщив нос, Альсина замолчала и продолжила придавать губам дополнительный объём и яркий цвет. Её же собственный был немного сизый, чем демонстрировал какой-то трупный вид. Такое же дело обстояло и с кожей: смыв с себя всю пудру, Леди Димитреску выглядела слишком нездорово, даже не бледно, а скорее… с неким блеклым синюшно-фиолетовым оттенком по всему телу, которое не могла скрыть прозрачная ткань чёрного халатика. Такое состояние кожи сближало её с дочерьми, только те не шибко переживали из-за этого и косметикой ничего не скрывали. — Разумеется, мне понятна важность церемонии. Но к чему вы клоните? С чего вы взяли, что я… В один момент Димитреску резко переменилась в лице, выпрямилась, неторопливо отстранившись от зеркала, и пристально уставилась в собственное отражение. По крайней мере, так могло показаться со стороны. Искреннее удивление на её лице знатно напрягло. — Откуда такие выводы? — как-то сдержанно отчеканила она, не отрываясь от зеркала. Внимание знатной дамы было устремлено исключительно в одну точку, и Стеф даже почувствовал, будто бы их взгляды встретились в единственном отражении. По хребту пробежали мурашки, а в животе образовался ледяной ком, моментально заморозивший все внутренности. Стеф, немедля, скрылся за оконной рамой, полностью исчезая из возможного поля зрения. Он зажмурил глаза, до боли закусил губу и мысленно готовился к жестокой трёпке. Неужели она сумела заметить его? — Нет, Матерь. Не видела. Резкое облегчение окатило приятной тёплой волной. Он открыл глаза и чуть приподнял голову, чтобы вернуться к наблюдению за гигантской госпожой аристократкой. «Миранда что, ищет меня? Но почему? Ещё же день». — Конечно же, я непременно сообщу, если он попадётся мне на глаза. Не сомневайтесь. Я вас не подведу. После чего резко, с звонким шумом положила трубку на рычаг и вскочила со стула. Её раздражение невозможно было передать словами: женщина до хруста костяшек сжала кулаки и намеревалась вылить весь свой гнев на ни в чём неповинный трельяж, одним взмахом руки скинув с него всё содержимое, но быстро отошла. Зачерпнув ладонями воздух, она вдохнула полной грудью, а затем громко выдохнула, выпрямилась, гордо выпятив пышную, очень пышную грудь и потянулась за красным бокалом. Тогда молодой человек понял, что другого выхода, как удирать, у него не было. Ползя на корточках, он двинулся в сторону ветхих досок. «Глупая была затея. Куда ж меня вечно тянет…». Но не успел он отползти от окна, как над ухом неожиданно раздался оглушительный грохот, треск, и некогда закрытые ставни резко распахнулись, едва не сорвавшись с петель. Стефан не на шутку перепугался. Осознание происходящего дошло до него слишком быстро, заставив чуть ли не завопить от отчаяния, а в следующее мгновение он и вовсе ощутил, как большая цепкая рука схватывает его за шкирку, после чего с небывалой лёгкостью затаскивает внутрь. Как маленького нашкодившего котёнка, Леди Димитреску швырнула парня в сторону стены, отчего тот, пролетев всю комнату, больно ударился спиной об расположенную неподалёку дверь, натыкаясь позвоночником прямо на выпирающий золотой рельеф, что был символом дома четырёх женщин – цветок, пронизываемый двумя мечами и крест, символизирующий смерть и… воскрешение. Издав болезненный хрип, Стеф повёл плечами, свёл лопатки, чуть прогнувшись, и звонко хрустнул костями, а затем, под бархатный злорадный смех гигантской женщины, навалился на дверцу всем телом в попытке, надо думать, отпереть её мощным толчком. Однако, тщетно. Своим покоем Альсина дорожит неслабо. — Так-так, — издевательски протянула она, присаживаясь на диван. Когда дама раскинула руки по спинке удобного седалища и положила одну оголённую ногу на другу, Стефан понял в какую задницу угодил – большую, напыщенную и мужененавистническую. «Ещё и полуголую!». Неприятностей прибавилось некстати. — Непослушное, упрямое дитя сбежало от мамочки? Говорила я им, нечего с тобой цацкаться! Дабы не смотреть на графиню, чьё красивое, статное тело прикрывал лишь тоненький, определённо ненадёжный халатик, парень забегал глазами по помещению, надеясь заодно отыскать то, зачем он пришёл сюда – личный дневник хозяйки замка. — Смотри в глаза, когда я разговариваю с тобой! Тебя что, не учили манерам? И молчание, попутно замечу, дурной тон тоже. — Я… — ещё немного обведя комнату внимательным взором и не найдя того, что искал, Стефан, нервно сглотнув, наконец взглянул на Альсину, как та и требовала – исключительно в глаза. В эти золотые, блестящие от выпитого вина глаза. — Прошу прощения. — Ну, надо же. Человеческую речь не забыл, — женщина незаметно поправила чуть съехавший халат на груди. — А теперь отвечай, змеёныш, что ты делал на балконе и по какой причине так бестактно проник на территорию моего замка! Ну? «Мы в полном дерьме, приятель…» — другое на ум просто не приходило. Чем можно оправдать подобное проникновение? Да и так, чтобы поверили? Абсолютно никак… — Будь добр, не трать моё время! Ведь я могу и разозлиться… — Я не знал, что здесь кто-то живёт. — ему захотелось ударить себя по лицу так сильно, насколько не хотелось никогда. — Полно тебе врать, наглец! Не думаешь же ты, что я поверю в эти глупости? Все в деревне знают, кому принадлежит замок известного и великого рода Диметреску. — Мне – нет, — изрёк молодой человек, спрятав руки за спину, после чего выпрямился, словно проглотил длинную палку. — Я нездешний. — Наслышана, — Альсина задумчиво прищурилась, поблёскивая глубокими золотыми очами из-под длинных ресниц. Её голос звучал равнодушно, а взгляд нещадно пожирал парня, оглядывая его с ног до головы. — Но я сильно сомневаюсь. Слишком уж ты похож на местного. И мне даже кажется, что я тебя где-то видела. После её слов Стеф почувствовал выступавшие на лбу мерзкие крохотные солёные капли, которое грозились въесться в глаза. Сам он не до конца понимал, почему начал нервничать, ведь, если она его узнала, то многое встанет на место и вопросы “как, для чего и почему” – мигом исчезнут. Однако… проблем несомненно прибавят. У них старые друг на друга счёты. А, впрочем, имеет ли это ныне какое-то значение? Парень неоднозначно пожал плечами. — Возможно, мы все когда-то виделись. В другой жизни. Альсина усмехнулась, таинственно и как-то жутковато. — Смышлёное дитя, — выдала она, уперев указательный палец в висок, кладя на спинку дивана локоть. — И хитрое, как змея. Ответишь ли мне, наконец, что ты забыл на моём балконе? Или лучше отдать тебя на суд Матери? В конце конов, ответственность за тебя несёт она. И только она. В голосе Леди Димитреску было столько презрения, что молодого человека словно холодной водой окатили. И всё это пренебрежительное отношение направлено исключительно на него. «Угрожает Матерью… а что же вы, Альсина, не сдали меня сразу? Неужели это их семейная привычка – поиграть, прежде чем съесть?». — Ваш замок очень красив. Хотел рассмотреть его поближе, но не смог попасть. — И это тебя не остановило? Он отрицательно покачал головой. — Мужчины, — сардонически фыркнула знатная дама. — Вечно вы лезете туда, куда не нужно. И по какой причине? Из-за несметного богатства и прекрасных дев? Ну-ну, — затем, хищно улыбнувшись, обнажая ровные белоснежные зубы, она переложила ногу на ногу. От её движений Стефан затрясся, словно мышка, загнанная большой голодной кошкой в угол; и хоть он понимал, что делала она это явно не для того, чтобы вызвать у него какую-либо реакцию, соблазнять госпожа-аристократа умела. И даже очень. Сама того не замечая. — Только вы постоянно скидываете с чаши весов то, что сокровища и дев может охранять дракон. Но её хищный оскал почему-то не пугал его, а наоборот вызывал любопытные ощущения чуть ниже живота. Стефану даже почудилось, что он тонет в густом бархате, сорвавшихся с красных, как кровь, губ, звуков, наполненных лишь призрением, насмешкой и… хмелем. — Не будь ты нужен Матери Миранде, я бы быстро показала тебе на что способны драконьи когти, — Леди Димитреску оценивающе посмотрела на свои, накрашенные красным лаком, ногти, после чего добавила: — Но… жалость-то какая! Терпеть не могу незваных гостей, тем более, если их нельзя убить. Из полуоткрытого рта гигантской женщины вырвался фальшивый вздох разочарования. Демонстративно проведя пальцами по горлу, будто бы в нём пересохло, она глянула на трельяж, а потом, махнув рукой, сказала: — Будь умницей, поднеси мне вина. Стеф, повернув голову, тут же устремил взгляд в направлении ладони и остановил его на большом красном бокале. Но с места он не сдвинулся. — Ты плохо слышишь? Я хочу пить. Сдавив кулаки до побеления костяшек, парень лишь отчётливо скрипнул зубами и еще пару недолгих мгновений стоял неподвижно, пытаясь собраться с духом, а затем как-то криво мотнул головой, после чего направился в сторону трельяжа. По всей видимости, Альсина вела себя чванливо и относилась подобным образом не только к слугам, а ко всем, кто не являлся членом дома Димитреску и Матерью Мирандой, посему удивляться тут было нечему. Взяв в руку бокал с вином переливающимся рубиновым цветом, молодой человек не нарочно вдохнул его аромат: хорошо созревший виноград, немного земли и корица приятно пощекотали ноздри, а уже знакомый солоноватый оттенок, который, казалось, не должен быть частью этого дивного напитка, вскружил голову. В мысли мигом проникли приятные воспоминания. — «Sanguis Virginis»... — Что ты сказал? — А? — Стефан вернулся на место и протянул хозяйке замка её необычный нектар. — Хорошее вино говорю. — Разбираешься? — пригубив содержимое бокала, как-то недоверчиво усмехнулась Альсина, однако в глазах против воли вспыхнул интерес. — Нет. И тут же погас. Ей необходим был лишь один глоток, чтобы опустошить красную ёмкость, после чего с наслаждением выдохнула, запрокидывая голову, поставила пустой бокал на пуфик и ещё раз осмотрела молодого человека, будто бы искала в нём какие-то изъяны. — И что прикажешь с тобой делать? «Понять, простить и отпустить… а ещё лучше сказать, где лежит дневник, если можно». Он якобы непонимающе вскинул брови. — Матерь отдала распоряжение докладывать о каждом твоём передвижении и, — она вновь недовольно фыркнула. — Следить за тобой. «Но ты этого не сделала». — Как унизительно! — ... вы расскажете ей обо мне? — невинно, как маленький ребёнок, промолвил он. — Несомненно. Здесь ты никому не нужен. Стеф украдкой ухмыльнулся. «И всё же, когда была возможность, ты меня не сдала, просто солгав Миранде». Тогда-то до него дошло, чего добивается Димитреску: Альсина прекрасно понимает, что именно он является лучшим экспериментом Матери Миранды, который сумеет воплотить её мечты, именно над ним она так трясётся и именно ему отдаёт предпочтение, а ней ей, хотя она тоже была близка к желаемую результату. Леди Димитреску без ума от своей покровительницы, она не видит никого другого, кроме Матери, и только Матери; её невероятно злит факт того, что Миранда отворачивается от неё – от своей любимицы! От самого близкого к Еве результата. И всё почему? Потому что появился он – омерзительный мужлан, который дорог её ненаглядной Матери, который вышел намного лучше, чем она; мужлан который лицезрит божество так же, как лицезрит сейчас её. Какое невежество! И поэтому Альсине необходимо потешить своё самолюбие, всячески унизив его, доказать самой себе, что он простой человечишка, которому всего-навсего повезло, и показать, где ему самое место – у её ног. У её обнажённых длинных ног, к которым самолично готов прильнуть любой мужчина. И Стеф, вкушая аромат роз и лаванды, смешанных с душистый мылом, эфирными маслами и забродившим виноградом, исходившим от её чистого тела, не являлся исключением. Вдыхая этот глубокий запах цветов, приглушенный нотками фруктов, он чуть ли не сходил с ума, отчего принять правило её игры не составили никакого труда. В одну секунду молодой человек упал перед женщиной на колени с молящим взглядом не рассказывать ничего Матери Миранде, и сразу же замолил: — Прошу вас, Леди Димитреску, не говорите Матери о моём проступке! Я не должен был так грубо заявляться в ваш дом. Простите меня... А лучше позвольте загладить вину! Всё что угодно, только... — Ц-ц-ц-ц, — покачала головой и, изображая наигранное сочувствие, поцокала языком гигантская женщина. — И впрямь не должен был. Смертные, что заимели наглости ворваться в мои владения, ныне кормят червей. А тебя, — она резко упёрла ему в грудь высокий каблук своей белой туфли, отчего Стеф ошеломлённо замер, наблюдая за её дальнейшими действиями. — Даже если я захочу, такая участь ждать не будет. Какая жалость, – затем слегка пнула, но равновесие сохранить он сумел. — Почему вы так хотите моей смерти? Альсина Димитреску медленно нагнулась к парню, обдав его волной приятного запаха, и томно прошептала: — Потому что ты – ничтожество. И вновь вальяжно раскинулась на спинке дивана, исторгнув из груди бархатный смех. Каблуком она всё впивалась в мужскую груди и, казалось, с каждым разом пыталась порвать им его плоть. — Вы меня даже не знаете. — И не желаю. Стефан стиснул челюсти, подавляя возражения, которые готовы были слететь с тонких губ. Он понимал, что судьба его сейчас находилась в её красивых больших руках, и хоть одно сказанное против слово могло сулить ему громадные проблемы. Придётся немного потерпеть. А в принципе, ни ему ли привыкать? — Однако, если сравнивать тебя с этим уродом Моро или идиотом Гейзенбергом – всё не так уж и плохо, — продолжила Альсина, подёргивая ногой, явно над ним издеваясь. — Но я всё никак не пойму, что же в тебе особенного? Почему ТЫ ей нужен! Когда в очередной раз Альсина попыталась проткнуть его грудь каблуков, парень дерзко схватил её за щиколотку. А после, узрев недоумевающий взгляд, переместил руки на белую туфлю и принялся осторожно снимать. Рисковый маневр, но у Стефана созрел план. На первый взгляд очень даже гениальный. — Что вы... во мне нет ничего особенный. Совсем. — оголив стопу, размера где-то сорок четвёртого, и обхватив её ладонями, он начал мягко поглаживать основание. От такого неожиданного действия со стороны молодого человека Альсина вздрогнула; и это было первый раз, когда Стефан увидел её трепет. Определённо незабываемо. — Неужели ты не осознаёшь своё положение? — знатная дама, на удивление, не прекратила его поглаживаний, отдёрнув ногу, она только ещё больше расслабилась, полностью откинувшись на диване. «Значит, в обязанности слуг входило и это?». — Положение? — Стеф продемонстрировал фальшивое непонимание, нежно массируя пальцы её ноги: сначала вдоль каждого, затем поперёк, а после и межпальцевое пространство не оставил без внимания. — Матерь говорила, что я уникум, но я сомневаюсь. Леди Димитреску удовлетворённо выдохнула, чуть запрокинув голову. — Уникум? — после чего сразу же возмутилась. — Как громко сказано. Ох! Плавными, волнообразными движениями Стеф перешёл к подошве стопы, массажируя её по кругу. Он делал это так нежно, так трепетно, что подобного от себя не мог и ожидать. Но это, нужно признать, ему чертовски нравилось. Ей, судя по сладостным звукам, тоже. — Возможно. Но думаю, толк от меня точно есть. Когда он, следуя от подошвы, принялся массировать низ, пару раз ущипнул за её пятку, отчего женщина сдавленно посмеялась, а затем кругообразными движениями начал растирать пальцами. Процесс был настолько увлекательным и опьяняющим, что Стеф не смог отказать себе в удовольствии погладить её слегка напряженную голень свободной рукой. Очередной полный наслаждения вздох заставил его прикрыть глаза и пережить накатившее желание. — Неужто? Услышав её (в какой раз удивительно; вероятно, алкоголь давал о себе знать) кокетливое сомнение, парень усмехнулся, и, перестав массировать костяшками пальцев её стопу, поцеловал щиколотку, вызвав у гигантской дамы больше смех, нежели стон. — Что ты задумал, негодник? — Всего-навсего заглаживаю вину. — ответил он и сразу же медленно провел языком по изящному своду. Леди Димитреску мелко задрожала. Стефан щекой ощутил ухватившие женщину приятные ощущения, и это несомненно предало ему уверенности, вследствие чего слегка прикусил кожу на лодыжке, и бегло покрыл её ногу влажными поцелуями, начиная с голени, ласково проведя по ней тонкими губами, и заканчивая пышным бедром. На этой-то части тела ему и следовало было остановиться, однако, безумная страсть, целиком поработившая его разум, превратила парня в оголодавшее животное, которое ни за что не остановиться перед желаемой добычей. Хоть Альсина и вызывала у него противоречивые чувства – её высокомерие и гордыня не знали конца, – она была поистине красива, особенно для женщины своих лет. Также госпожа Димитреску славилась пышными формами, при этом имея тонкую, словно готовую вот-вот переломиться пополам под натиском большого бюста, талию. Но даже, имея такую стройную фигуру, женщина не была лишена небольшого животика, который в сидящем положении выделялся отчётливее. Стефан невольно отметил для себя, что это даже привлекательно. По крайней мере, своей непривычностью. — Поверьте мне, Госпожа Димитреску, если бы я знал, — он примостился на коленях между её слегка раздвинутых ног. — Ни за что не оскорбил бы вас своим... вторжением на вашу, — нагло опустив взгляд вниз, парень заметил, как чёрный шёлк нательного женского белья намок; лоно просто пылало от неудовлетворенности, словно требовало дать освобождение. Эта мысль провела заряд дрожи по всему его телу. — Территорию. Матерь многое рассказывала о вас. Вы достойны уважения. Грубая ложь. Миранда практически никогда не говорила ни об одном из своих детищей, даже на вопросы о них отвечала холодно. Но эта лесть точно должна была выстрелить. — Да-а? И что же она рассказывала обо мне? — Что вы – прекрасная мать, — начал парень, осторожно растопырив её бедра чуть шире. — Превосходный винодел, — спеша добраться до всех уголков манящего тела, о которых не мог и мечтать, он раскрыл прозрачный халатик, освобождая от первого препятствия нижнюю часть. — Да-а-а... — столько наслаждения из-за самолюбия Стеф ещё не слыхал. — Продолжай! — ... достойная владычица этой деревни, — его дрожащие от некой неуверенности пальцы сдвинули шёлковую ткань нижнего белья в сторону, и влажных от возбуждения больших складочек коснулась прохлада. Альсина, немного прикрыв глаза, глубоко выдохнула. — Говорила, что ни один из лордов вам не ровня. Мельком взглянув на женщину, он заметил, как её бледное лицо засияло самодовольством. Стеф не мог не ухмыльнуться в ответ. Кто бы мог подумать, что она станет так сиять перед ним? Затем провел указательным пальцем по её чувствительной коже и тоже выдохнул: — Я думаю, вы всё ещё остаётесь её самой большой гордостью. — ТЫ так думаешь или ОНА так сказала? Он не ответил. Лишь немного склонился, приближая лицо к истекающему лону, практически уткнувшись носом в промокшие большие бархатистые складки, и сделал один долгий, жадный вдох. Это было так необычно, так странно и так... неправильно, что сомнения разом охватили его рассудок. Леди Димитреску была огромной – почти три метра счастья, которые могли раздавить тебя, даже если разница между вами составляла всего лишь метр; так ещё и была она старше него практически в два раза, годясь ему разве что в мать. Но именно в этой неестественности, в этих ощутимых различиях и заключалась вся прелесть, сладость запретного удовольствия. Парня, вытаскивая из нечестивых мыслей, к действительности вернуло внезапное чувство тяжести на левом плече: Альсина закинула на него одну ногу и согнула колено, отчего тот ощутил всю силу её бедра, а также внушительный вес. Конечно, настолько тяжело не было, но чуть склониться заставила; да и стало как-то необычно ощущать на своих раменах такую большую ногу. Затем дама рванула молодого человека к себе и, впившись в чёрные волосы пальцами, с силой вдавила его лицо в свою промежность. «Понял, понял». Чуть отстранившись, причём с большим трудом (хватка гигантской женщины была крепче железных тисков), двумя пальцами он раздвинул набухшие половые губы: внутри было гладко и слишком влажно; напряженный бледно-розовый бутон клитора, размера такого, какого он ещё не видел, упруго торчал, соблазняя и маня прикоснуться к себе. И этому соблазну попросту нельзя было не поддаться. Молодой человек нежно провёл между ними дрожащими пальцами второй руки, грозясь проникнуть внутрь, и почувствовал себя по сравнению с ней каким-то полуросликом. Что немудрено, ведь, без всяких сомнений, любой мужчина, находясь подле такой изящной, чрезвычайно высокой дамы, растерял бы всю свою уверенность и сломался бы под ней, как тонкий прутик, стоит той лишь щёлкнуть пальцами. Однако, Стефан в своё время натерпелся достаточно и гнуться впредь совсем не собирался. — Чего ты томишь? — прикрикнула Госпожа Димитреску, ударив его икрой по лопаткам, как бы подгоняя, словно кожаным кнутом ленивого слугу. — Некрасиво заставлять даму ждать! Где твои манеры, юноша? — Виноват. После чего сразу же исправился: ещё раз погладил влажные чувствительные створки, коснулся затвердевшего от возбуждения клитора, ставший просто комочком, а затем дотронулся до него и кончиком языка, начав аккуратно массировать. Женщина тут же выгнулась ему навстречу и с её алых, кровавых губ сорвался густой стон, что мигом разлился в парне дикими огнём, вызвав необузданное желание. Самого факта того, что гордая, чванливая Альсина Димитреску, призирающая всякого простолюдина, испускала полные удовольствия вздохи, наслаждаясь мужскими прикосновениями, уже неимоверно возбуждал и заставлял чувствовать сильнейший пожар под ненадёжной тканью брюк. Ему так нравилась ответная реакция женщины на его ласки, что парень быстро вошёл во вкус: продолжая старательно вылизывать каждую клеточку её большой и соблазнительной плоти, жадно слизывая природные соки, обильно сочившееся из её лона (да так, что казалось, словно им не было конца), он обхватил губами набухший бугорок, дерзко прикусил, отчего Альсина недовольно поёжилась, а затем принялся легонько посасывать, попутно играя с ним язычком. Дело шло настолько хорошо, что Стефан потерял счёт времени; да и было ли это, в конце концов, важно, когда на твоём плече покачивается нога одной из владык деревни, когда её длинные холодные пальцы зарываются в твои шелковистые волосы, требовательно надавливая на затылок; когда твои губы вбирают её плоть, а язык ударяется по клитору и теребит из стороны в сторону. Разве не сводящее с ума чувство? Однако, вскоре он ощутил небольшую для себя опасность: вторая нога Леди Димитреску тоже оказалась на плечах молодого человека, невольно своей тяжестью вгоняя того в пол, словно гвоздь; и сильные, огромные бёдра моментально зажали между собой его голову. Резким движением стопы она скинула оставшуюся одинокую туфлю, затем больно ударила Стефа пятками по пояснице, и шумно выдохнула, а он в свою очередь рефлекторно прикусил, находящуюся во рту, нежную плоть. Неудобства были катастрофически сильными: гигантская леди всё сильнее и сильнее сдавливала его голову, будто бы хотела размножить как тыкву (и он совершенно не удивиться, если у неё это получиться), отчего лицо практически сразу онемело, и парень был вынужден прекратить обласкивать свою госпожу. Постепенно складывалось впечатление, что ему уже нечем было дышать, а боковые части лица и вовсе свело сильным давлением. Тогда он стал быстро освобождаться из плена этих могучих бёдер, пока его череп не превратился в кучу бесформенных костяных обломков, смешанных с сплошным месивом из мозгов, крови и кожи. Вытащив голову, Стеф резко открыл глаза и сделал такой глубокий вдох, словно вынырнул со дна реки. Впрочем, отчасти, так оно и было. Кое-как скинув с себя обе ноги Альсины, он расправил плечи, помассировал шею и, хрустя позвонками, потянулся, чем вызвал у неё негромкий грудной смешок. — Что такое? — с издёвкой спросила она. — Силёнок не хватает? Бедный маленький мужлан… Парень прошипел себе под нос что-то невнятное, после чего схватился за чёрные тесёмки, на которых держалось нижнее бельё по обеим сторонам бёдер, и стал дюйм за дюймом стягивать с неё шёлковую ткань. На деле оказалось это не так просто, как на первый взгляд, посему женщине пришлось ему чутка помочь, согнув ноги в коленях. «Хороший знак. Пусть и удивительный». Оставив её лишь в одном раскрытом халатике, позволяющим видеть все, превосходно сохранившееся, прелести женского тела, он обратил внимание на небольшой волосяной покров на выпуклом лобке – ещё один признак того, что перед ним взрослая, сильная и независимая женщина, а не хорошенькая ровесница с девичьим телом. Но это только подогревало интерес. Когда знатная дама вновь широко расставила ноги, Стеф понял, что, как бы ей это не льстило (а льстило ли?), пора бы заканчивать засматриваться на её чудесную фигуру и выдающиеся формы, необходимо продолжить начатое. Погладив по мясистым бёдрам с внешней стороны, после – с внутренней, он выждал момента, когда она заёрзает, приглашая к вожделенному месту, а после немного нагнулся и вставил пальцы между мокрых складочек; затем достал и с удовольствием облизал их, пробуя тягучую смазку на вкус. В голове было полно мыслей: и о том, как это неправильно, о том, какой он мерзкий, но и… как это сладко, грешно и по-своему соблазнительно. «Если Камелия делала так всё время, то это просто нечестно! Хотя… мне ли возмущаться?». Стефан смочил пальцы вязкой слюной и, взглянув на Альсину, словно ожидая одобрения, стал вводить в изнывающее влагалище сразу два пальца. Очевидно, что один она бы просто… не почувствовала, посему церемониться не было смысла. Из её горла тут же вырвался томный вздох, а колени слегка сдвинулись вместе. Тогда, сделав несколько приятных фикция, тем самым чуть растянув стенки, он засунул и третий палец. Димитреску уже не просто глубоко дышала, а начала постанывать своим бархатным голоском, который ласкал уши не хуже всего остального; приподняв бёдра, и выставив промежность, она поливала обильными соками холодные длинные пальцы, которые парень, покручивая рукой из стороны в сторону, старался как можно глубже их в неё засунуть. Но казалось, что даже этого было недостаточно, чтобы заставить её кричать от неземного удовольствия, от сладостной неги, поэтому, молодой человек решил, что мизинец будет очень даже кстати. Быстро двигая четырьмя крепко сжатыми пальцами туда-сюда, он чувствовал, как её влагалище растягивается всё сильнее. Это было диковинно. Стеф и представить себе не мог, что женский половой орган способен так расширяться. По крайне мере, наконец, ему стало понятно, как оттуда умудряется вылезать целая жизнь. Вскоре фаланги стали ходить настолько свободно, что Стефан этого практически не замечал, а Альсина же стала ерзать на диване намного интенсивнее, стремясь им навстречу. Со временем парень начал замечать, как на него накатывала усталость, а ласкающая даму рука неприятно затекла. Однако, Леди Димитреску до своего пика никак не доходила, пусть и упивалась сладостным наслаждением; Стеф понимал, что ещё чуть-чуть и силы, ублажать графиню, его покинут, а остановиться – посчитал показателям неуважения. Посему, смерившись с фактом того, что он, скорее всего, погибнет быстрее от бессилия, чем доведёт её до оргазма, решил действовать по максимуму: сперва Стефан, не сбавляя темпа, оставшимся снаружи большим пальцем стал кружить вокруг крупного затвердевшего бугорка, чуть надавливая, потирая и теребя; затем, когда Альсина шумно задышала, он резво прильнул губами к разгорячённому лону, и вновь заскользил языком по влажным складкам. Каждый раз, слыша сладкий стон, вырывающийся из ярко-красных губ дамы, молодой человек содрогался, словно бы у него штанах пробуждался самый настоящий вулкан. Как же сильно хотелось оказаться внутри неё, обтянутым тугими напряжёнными мышцами, почувствовать своим членом всю её влагу, жар, и как же желалось узнать насколько ещё она отличается от обычных женщин. Продолжая кончиком языка вырисовывать хаотичные круги вокруг входа во влагалище, а настойчивыми пальцами до предела проникать в сочившиеся природной смазкой глубины, Стеф ощутил на затылке медленное поглаживание. — Какой у тебя… мх, ох! Проворный, змеиный язычок и… а-ах, длинные пальцы… — прерывисто дыша, прошептала Леди Димитреску своим бархатным голосом, от которого закипела кровь. Тогда молодой человек тут же оторвался от заманчивого, горящим желанием места, вынул пальцы, неторопливо слизав с них всю солоновато-сладкую смазку, а потом, не поднимая головы, взглянул на неё, игриво подёргав бровями. — Спасибо… полагаю. Его многозначительный взгляд, хитро почёркнутый тон голоса – всё это напоминало графине о чём-то нарочно и довольно давно забытом, отчего её золотые глаза округлись, а на бледном лице, к которому прилипли чёрные влажные пряди волос, возникло искренне удивление. Пристально вглядываясь в лик ухмыляющегося парня, она крепко стиснула зубы, после чего, чуть ли не крикнув, выдала: — Ты! — в её бархатном голоске возникло напряжение, нервозность. Он не ответил, лишь осклабился в улыбке. — Как это… как ты… чтоб тебя! Разгневанная большая леди собиралась было вскочить с седалища, как руки молодого человека резко остановили её: Стефан положил ладони на крупные бёдра и, вложив всю оставшуюся силу, прижал даму к дивану, не позволяя подняться; да и она не то чтобы шибко сопротивлялась, внезапно ошарашенная, но слегка заинтересованная его наглым поведением. — Что случилось, моя Госпожа? — стараясь подавить показушную иронию, поинтересовался он. Не ослабляя хватку, дерзко сжимая мясистые ляжки, Стефан выпрямился, но с колен так и не встал. — Я сделал что-то не так? — Ах ты, живучая крыса! — в порыве ярости Альсина схватила его рукой за щёки, больно сжав. — Как смеешь… как посмел! Стеф впервые слышал, как голос Леди Димитреску, из-за охватившего её гнева, срывался на дрожь. Видимо, такого смущения, что сейчас, она не испытывала ещё ни разу, отчего вспыхнула злостью, словно свеча. И в её гневных золотых глазах можно было прочитать неимоверное желание этого омерзительного мужлана, некогда погибшего слугу, эту тряпку порвать в клочья, уничтожить, распороть ему брюхо и расцарапать лицо, после чего распять на длинной палке и разместить под окнами, чтобы ежедневно созерцать, как его тело гниёт, и как его расклёвывают вороны, служащие Матери. Но она, к большему сожалению, не имела на это право. Теперь он не её слуга – теперь он часть её семьи. И это до невозможности сильно злило, больно било по гордости. Однако… этот наглый мальчишка, точно осознавая своё положение (негодник посмел соврать!), всё ещё относится к ней с тем же почтением, тем же содроганием, и восхищением её могущества, не то что заносчивый дурак Гейзенберг, который не признаёт величие дома Димитреску! Да и выглядит он получше: цветущая юность – самое сладкое блаженство. Жаль только, явно кем-то тронутая. Больше, чем делиться, Леди Димитреску не любила объедки: её служанки всегда попадали к ней целыми, чистыми, с бережно сохранившейся честью, ведь слаще девственной крови не было ничего – только мысль, что именно она, и никто другой, достойна забрать их невинность себе. Но раз Матерь его так тщательно опекает, значит, есть в нём что-то, помимо восприимчивости к Каду, интересное. А сомневаться в выводах, решениях, действиях Матери Миранды она не смела, пусть и были они местами спорные. Да и, вдобавок ко всему, Альсина так и не получила желанное завершение, до которого в последнее время не доходила. Грубо выпустив из хватки челюсти парня, она недовольно фыркнула и собиралась было демонстративно прикрыться халатиком, якобы давая понять, что на этом всё закончено. Но Стеф, сжимая пальцами холодную кожу бёдер, чувствовал, как её чресла и мышцы ног била дрожь ожидаемого продолжения; она вновь начала нарочито строить из себя надменную, равнодушную и высоконравственную знатную даму, которую оскорбило поведение похотливого мужчины. Играла она, несомненно, хорошо, но от правды, которую дрожью, липкими соками извергала её плоть, никуда не денешься – Альсина жаждала добраться до пика, а он, в свою очередь, жаждал дать его ей, после чего добраться до своего. Этот порочный круг необходимо было замкнуть. Ещё чуть помяв её бёдра, Стефан не замечает, как тяжесть в мошонке становится почти невыносимой, и его ладонь принимается освобождать эрегированный член из брюк. — Я приношу искренние извинения за все неудобства, что каким-то образом доставил вам, уважаемая Леди Димитреску, — шепчет он, плотно сжимая детородный орган, который так и рвётся в бой. — Но мне кажется, вы оцениваете меня не по полной мере. Ваша ненависть в мою сторону… мне непонятна. И я хотел бы доказать, что не заслуживаю вашего пренебрежительного отношения. Только дайте шанс… Когда она снова раскинулась на диване, даже не посмотрев на него, молодой человек принял это как вызов: задумчиво хмыкнул, медленно поводил рукой по основанию своего мужества, а потом направил головку и упёрся в уже слипшееся бледно-розовые створки; немного поскользил, распределяя обильную смазку, налитой кровью плотью по женскому естеству, он заставил её вздрогнуть и томно выдохнуть. Поглаживая одной рукой по большому бедру, Стефан ощущал все её, томящиеся в ожидании, мурашки, стоило ему только потереть кончиком об набухший клитор. Леди Димитреску зашипела, сжала обивочная ткань в кулаки и слегка выгнулась – терпеть женщина явно подустала. И тогда он грубо вошёл в неё во всю длину, заставив негромко вскрикнуть от неожиданности. Оказавшись, наконец, внутри графини, молодой человек почувствовал какой-то непривычный простор, а после тут же болезненно закряхтел, едва не завыв, когда стенки с небывалой силой сжали член, не давая более возможности двигаться. Ощущения были такими, словно она своими гладкими мышцами нарочно намеревалась раздавить половой орган парня, лишив таким образом достоинства; но, вероятно, размеры, преимущество и сила женщины просто давали о себе знать. Стефан же даже не думал сдаваться: пусть и с трудом, но он всё же преодолел небольшой дискомфорт, сумел двинуться, после чего стал медленно, равномерно входить до предела, а после, подразнивая, выходить. Напряженный член ответно массировал стенки её сжимающегося влагалища, но куда более приятно, волнительно раздражая их неторопливым скольжением, отчего Альсина намного чаще и громе задышала. Когда молодой человек начал набирать темп, то, не выдержав, женщина издала чувственный стон, придвинулась к нему ближе, а после обхватила ногами мужскую талию, требуя погрузиться в неё ещё глубже. Но это, к сожалению, уже было в пределах его возможностей – слегка оттопыривая назад ягодицы, он и так мощными ударами, вгонял член полностью, до самого конца, шумно шлёпаясь об неё мошонкой. От того, что графиня не получала желаемого результата, она крепко, гневно зажала бёдрами его торс, чуть ли не грозя размозжить рёбра в порошок, и дёрнула его на себя. — А! Блять! — крикнул он, когда почувствовал, как хрустнула кость. И сразу же получил такую мощную пощёчину, что на бежевую рубашку из разбитой губы быстро закапала кровь. В глазах на какое-то мгновение потемнело, а впалая ланита загорелась болью. — Следи за языком! — сквозь учащённое дыхание прошипела Альсина. — Помни... м, ах! Рядом с кем находишься! Демонстративно выплюнув смешанную с кровью слюну на дорогой паркет, парень предпочёл сдержаться от язвительного комментария, который так и хотелось бросить в ответ. Гигантская леди же, увидев такое неподобающее при ней поведение, брезгливо поморщилась, а затем готовилась повторить удар, но уже по другой щеке. Однако, получить ещё одну оплеуху Стеф не желал, посему резко припал к её разгорячённой очень пышной груди, вдохнул сладкий аромат парфюма, смешанный с запахом чистого тела, и облизнул окаменевший бледный сосок. Таким порывом парень хотел отвлечь даму, успокоить её от гнева и довести наконец-таки до приятной кульминации. Ну, и, разумеется, он солгал бы, если бы заявил, что такой большой размер не манил его, и не вызывал дикий интерес своей необычностью. Не останавливая резкие, глубокие толчки внутри женщины, Стефан положил руку на вторую грудь и, таким образом занявшись сразу двумя внушительными достоинствами, начал ласкать каждую: левую набухшую бусинку он вбирал в рот и слегка покусывал, а правую грудь страстно наминал снизу, пытаясь захватить всю; очевидно, достичь желаемого у него так и так бы не получилось – такую красоту даже ладошкой не накроешь, если ты, конечно, не гигант. Но зарыться между них – вполне представлялось возможным. Спустя ещё несколько мощных рывков, член уловил приятную вибрацию, которая говорила о том, что он смог достичь, казалось, невозможного (по крайней мере, для обыкновенного человека), вследствие чего тело непроизвольно расслабилось, однако движений не прекращало. И когда всё её существо свело мучительносладкими судорогами, Леди Димитреску даже не попыталась сдержать крик, который ударил парня молнией, рассыпался искрами по бледной плоти и зажёг сильный пожар в паху. Последней каплей в его выдержке стало нежное прикосновения большой ладони к спине: длинные аристократические пальцы пробежали вверх и вниз по позвоночнику, чуть царапая кожу аккуратными ноготками; а следом он почувствовал увесистый шлепок по ягодицам, что тут же послужил толчком к подступившему оргазму. Победный стон удовольствия – самый сильный – вырвался из его груди, смешавшись с глубоким дыханием Альсины, после чего, освободившись из тисков, плотно сжимающих его, внутренних мышц, Стефан дёрнулся, вовремя высунул член и, быстро помассировав его рукой, кончил той прямо на живот; теплая сперма густой вязкой жидкостью потекла по ледяной коже, стремясь к низу, куда изначально должна была извергнуться. Молодой человек наблюдал за этим с огромнейшим удовольствием – непонятным чувством успеха, а графиня же гадливо морщилась, показывая всё своё отвращение. «Что? Не нравится? А вот твои дочки против не были». Как только Стеф отдышался, он незамедлительно поднялся на чуть дрожащие ноги, подтянул припущенные брюки, пряча своё успокоившееся бесстыдство, и взглянул на Леди Димитреску, что едва ли не горела от внезапно взявшегося гнева. Или стыда. Почём ему знать? Всё бледное лицо заливала краска; женщина убрала прилипшие к щеке пряди, тыльной стороной ладони брезгливо вытерла со своего низа следы их большого прегрешения и поспешно запахнула халатик, придерживая его пальцами. — Я… — почесав затылок, начал Стефан. — Искупил свою вину, правильно понимаю? Альсина не ответила. Раздувая ноздри, дама тяжело дышала, отчего большая грудь вздымалась и опускалась при каждом вдохе. «Отныне она мне будет сниться». Складывалось чувство, будто бы парень сделал что-то не так, и поэтому огребёт сейчас длинными, острыми, как ножи, когтями. И не прогадал. Выставив правую руку в сторону, та намеревалась выпустить коготки. «О, чёрт…». Тогда молодой человек, не придумав ничего лучше, взял её вторую руку (удивительно, но графиня даже не попыталась отдёрнуть ладонь), почтительно и осторожно поднёс к губам, после чего быстро поцеловал, едва коснувшись губами кожи. — Благодарю… моя леди. И когда пять длиннющих лезвий лишь рассекли воздух над его головой, потому что он успел пригнуться, и вследствие чего не лишиться половины черепа, парень мигом рванул ко второй двери, которая, как он помнил, вела в ванную комнату. Фортуна определённо улыбалась, ибо путь оказался открытым. Покинув покои госпожи Димитреску, Стефан ни на мину не останавливался, держа точный курс в Зал Омовения, где, в его недрах, должна была ждать Кассандра. Как ей объяснить отсутствие дневника, свою задержку и что теперь думать по поводу встречи с хозяйкой замка – он будет решать по пути в подземелье. «Как бы мне это боком не обернулось...».