Темные Тени

Сырое, зловонное подземелье ознобом пробиралось под кожу молодого человека. Стоило ему только спуститься в открывшиеся дверцы пустой термы, как затхлый, влажный и смердящий воздух встретил его, словно долгожданного гостя, с распростёртыми, но удушливыми объятиями. Все темницы замка Димитреску как один были похожи друг на друга – мрачные, тёмные, пахнущие кровью и смертью тюрьмы, таящие в себе все ужасы, с которыми сталкиваются несчастные люди, что попадают к обитательницам этого роскошного, на первый взгляд, дворца. Но катакомбы в недрах южной части замка, под самым Залом Омовения, чутка от них отличались: они были гораздо лучше освещены – на каменных колонах, придерживающих потолок, горели смоляные факела, – выглядели не так устрашающе (пусть почти на каждом шагу располагались решётки с запертыми человеческими костями, снабдить оные темницы орудиями пыток посчитали без надобности), и в них было чертовски тихо – полная тишина, нарушаемая лишь мерзким шлёпаньем по лужам растёкшейся крови. Вся обувь перепачкалась этой липкой, аппетитно пахнущей жидкостью, которая заполонила собой большую часть подземелья. И, казалось, ей не было конца. Миновав большую часть катакомб, Стефан пытался отыскать в запутанных тоннелях знакомый статный силуэт средней дочери Димитреску или хотя бы поблизости уловить мушиное жужжание, дабы понять, в какой части скрывается его спутница, но ни намёка на присутствие Кассандры нигде не было. Тогда парень начал подозревать, что его, вероятнее всего, просто подставили, обманули как маленького ребёнка, и оставили скитаться в полном одиночестве в этих жутких подземных путях; если, конечно же, ему посчастливилось сбежать от хозяйки замка. «О, ещё как…». После случившегося в голове творился неописуемый бардак: ещё несколько месяцев назад Стеф и представить себе не мог, что будет стоять на коленях перед Альсиной не для того, чтобы судорожно молить её о пощаде; фантазировал, конечно, о подобном развитии событий (в конце концов, Леди Димитреску своей красотой не могла оставить равнодушным абсолютно никого, будь то мужчина или женщина), но думать, что такой исход возможен и воспользовался бы он им, не смел. В какой раз Стефан видит местное божество с другой стороны – более приближённой к человеческой, порочной и греховной; их тела точно такие же, как у людей (может, лишь рост в разы больше), прикосновение к ним не смертельно, даже приятно; их ощущения и чувства тоже схожи с теми, что испытывает простой смертный, а желания и вовсе далеко не ушли, лишь, судя по всему, стали гораздо развращённее. Всё это подводило к выводу о том, что лорды деревни определённо люди со всеми характерными для тех чертами, эмоциями и пороками, просто видоизменённые – мутировавшие. Несчастные жители деревни, давно попавшие под воздействие некой науки, что изменила их структуру клеток, тело, но не изменила суть. Да, бесспорно, она лишила их человечности (гуманное отношение к некогда себе подобным явно позабылось и больше не бралось в расчёт), сострадания и радушия, но они всё те же люди, которым свойственно ошибаться, желать, любить и ненавидеть, испытывать эмоции и тонуть в различных грехах. И в этом заключалась вся прелесть. Или же гадость? Ужасная, горькая гадость вседозволенности и безнаказанности. Ведь ни один из владык не понёс никакой ответственности за отнятые жизни тысячи невинных людей. Мысли ураганом вертелись в голове молодого человека, швыряя его от одного вывода к другому. Это был бесконечный вихрь моральных и аморальных доводов, которыми он обременял свой бедный рассудок без шанса выбрать правильный. А нужно ли было вообще выбирать? Может, пора положить конец разбирательствам “что хорошо, что плохо” и принять всё, как есть? Как никак, надо думать, в этом обречённом крае все напрочь позабыли об этике, и есть ли какой смысл о ней вообще напоминать? Разбушевавшееся торнадо дум прекратилось также резко, как и началось: из воронки вихря парня выдернуло чьё-то нытьё, жалобный скулёж и чавкающие звуки, напоминающие хлюпанье носом. Удивительно, но слышать подобный шум было странно, ведь за всё своё нахождение в рабстве у Димитреску Стефан ещё ни разу не видел пленников, умирающих в темницах. Обычно, их либо делали служанками, либо убивали на месте, дабы потом подать к столу. Но сейчас, если собственный слух его не подводит, парень несомненно уловил чей-то горестный плач. Стеф начал озираться. Темницы под Залом Омовения были освещены намного лучше, поэтому место, где тяготиться владелиц горьких звуков, отыскать не составило никакого труда. Вернее, владелицу. Когда молодой человек подошёл к решётчатой камере, из которой доносилось нытьё, первое, что он увидел – длинные растрёпанные волосы цвета спелой соломы, которые волнами грязного шелка струились по спине, облачённой в бесформенное рваное тряпьё. Обняв колени, девушка сидела на корточках, в самом центре клетки, и дрожала, громко шмыгая носом. Стефан старался подкрасться к железным прутьям бесшумно, как это делала Кассандра, но в его движениях не было лёгкости и плавности, посему, сделав шаг, раздавшимся шумом, подошвы ударяющейся об каменное покрытие, он привлёк внимание несчётной узницы. Девушка тут же испуганно охнула, вскочила на ноги и повернулась в сторону, откуда донеся звук, говорящий о посторонним присутствие. В момент, когда их взгляды, так или иначе, встретились, бедняга до предела округлила глаза, и мигом закрыла рот руками, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Её реакция походила на ту, что выдаёт человек, когда видит пред собой не себе подобного, а кого-то ужасающего или давно почившего – её реакция напоминала дикий страх. В принципе, сам Стеф тоже далеко не ушёл: его охватило оцепенение. Холодное, проникающее под кожу и самые внутренности. Оно буквально заморозило, лишило чувств и отобрало возможность говорить. Но в случае парня это был не испуг – удивление. Самое настоящие. Удивление, которое едва не разрушило его внутренний мир. — С-Стефан? — с трудом прошептали сухие губы. — Это… т-ты? Узница, еле держась на двух собственных, прильнула лицом к решётке, жадно схватившись за холодные железные прутья тонкими пальцами. Она была худа, чертовски худа, словно кожу натянули на скелет, и выглядела истощённой, будто бы не ела, не пила и не спала несколько суток. Хотя, зная отношения хозяек к людям в целом, вероятно, так оно и было. Некогда красивое, румяное лицо мертвецки побледнело, глаза, в которых всегда горели огни жизнелюбия погасали, пухлые губки потрескались от обезвоживания, а щеки впали, выделяя кости скул; на нем отражалась вся нечеловеческая мука, которую девушка испытала, испытывает и испытает в будущем. Картина, наполненная горестью. Произнесённое имя вырвало парня из цепких лап оцепенения. Он тотчас же встрепенулся, помотал головой, в попытке понять не иллюзия ли это, вызванная затхлым, смердящим воздухом катакомб, после чего мигом рванул к девушке. — Маришка? — не скрывая искреннего изумления, уточнил он. — О, боги… Маришка! Взявшись, по её примеру, за железные прутья, он начал с силой дёргать их, пытаясь открыть металлическую преграду. Но решётка не поддавалась. — Стефан… это правда… это правда ты? Или у меня уже галлюцинации... Очевидный вопрос дочки старосты он проигнорировал; и сразу же дёрнул прутья ещё раз. Решётка лязгнула, но не отварилась как ожидалось. Стеф был намного сильнее, чем прежде, но видимо недостаточно. — Боги милостивые... когда мы последний раз виделись, ещё лежал снег. Ты тогда бесследно пропал... ах! Я ведь всем говорила, что видела тебя. А мне никто не верил: "Помер он давеча, глупая девчонка" – твердили они. Но ты жив! Жив... и снова пришёл, чтобы спасти меня. — Маришка обхватила своей тощей ладонью его кулак, что судорожно сжимал железные стержни запертой решётки. Они оба вздрогнули. — Какой ты... холодный. Стеф, словно её прикосновение прожигало кожу, отдёрнул руку, нарушив контакт, которого ранее он добивался практически всю сознательную жизнь, и отошёл от клетки на два шага назад. — И вид у тебя болезненный... ты какой-то другой. — Ты здесь, знаешь ли, тоже не цветёшь и не пахнешь, — сказал Стеф и повел носом, как бы принюхиваясь, после чего тут же поморщился. — По крайней мере, не цветёшь точно. Сухие губы дочки старосты дрогнули, а глаза быстро намокли. Осознавать то, что вся твоя красота исчезла за мёртвой бледнотой и усталостью, было неприятно. Особенно, когда ты всю жизнь живёшь с мыслью о своём превосходстве. — Как ты здесь оказалась? — Как и все девушки нашей деревни... меня, — жалкое хлюпанье начинало досаждать. — Выбрали. — Но год только начался. И сейчас даже не сезон сбора урожая! Не рановато ли? — Ты меня спрашиваешь? Не я свою кандидатуру выдвинула... — Не сомневаюсь. Врагу не пожелаю ту участь, с который здесь придётся столкнуться, но с чего вдруг такая спешка? Ни разу не нарушали традицию проводить ритуал в конце года – начале зимы, а тут... чертовщина какая-то. Девушка шмыгнула, вытерла маленький носик концом грязного рукава и пояснила: — Папенька говорил, что тем бунтом мы сильно разгневали Госпожу – хозяйку замка, из-за чего она потребовала раннюю жертву. — И выбор вновь пал на тебя... — Единогласный. Стефан украдкой ухмыльнулся. Затем, сделав крошечную паузу, покатал слова на языке, как хорошее вино, которые только доводилось пробовать, и прислушался к своим ощущениям. Нет, ему определённо не было стыдно за то, что он думал, за то, что хотел сейчас произнести – вообще ничего; даже никакого дискомфорта от сложившейся плачевной ситуации. Утекло слишком много воды. — Неужели не нашлось больше дурака, который вызвался бы вместо тебя? До чего прискорбно. — Чт... что ты имеешь ввиду? — Ничего. Проехали. — ... Стеф? — Когда тебя сюда отправили? — Кажется, числа шестого... — Маришка, болезненно морщась, потерла виски. — Ранним утром. Как давно я здесь, Стефан? — Получается трое суток. Может, чуть больше. — О, боги... что они хотят со мной сделать? Ты уже был здесь, Стеф, ответь же мне! Они убьют меня? Или что? Как ты выжил? Как сбежал? Стефан, не молчи, очень тебя прошу... эта тишина сводит меня с ума! Я не выдержу больше... скажи хоть что-нибудь! Судя по её голосу, трясущимся рукам и слезам, что, не стесняясь, вытекали из опухших глаз, у девушки началась истерика. Вероятно, эти несколько дней знатно ударили по ней, задев рассудок и повредив душевное равновесие. Однако, терпеть припадки, истерии и рёв не хотелось от слова совсем, пусть даже если ему было прекрасно понятно её состояние. — Маришка, не сочтите за грубость, но, — Стеф сквозь зубы втянул воздух и ущипнул себя за переносицу. — Заткнись. Как бы парень того не желал, но прозвучало это излишне жёстко, резко, отчего девушка осеклась от неожиданности и, шумно хлюпнув носом, испуганно сжалась. Однако, покорно замолчала. — Слушай, — продолжил молодой человек. — Обычно, если они хотят убить пленника, а потом съесть, то делают это сразу, чтобы продукт, гния в темницах, не испортился. Но ты жива, и держат тебя здесь довольно долго. Видимо, у Димитреску на тебя другие планы. — Какие? — не выдержав, воскликнула Маришка. — Такие же, что и на тебя? Я буду жить? Стефан, что они делали с тобой? — Думаю, тебе будет спокойнее, если останешься в неведенье. — «Ей, как и всем, незачем знать, что творили со мной эти кровожадные, но такие прекрасные бестии. К тому же, если она не полюбилась Даниэле, то из неё просто сделают служанку – отличную помощницу для Камелии или… её замену. А не полюбилась ли?». — Они тебе что-нибудь говорили? — Они? — Хозяйки замка. Дочь старосты потёрла лоб, на котором во всю красовалась огромная шишку и небольшое рассечение. Стефан подметил, что шрамы ей будут совершенно не к лицу. — Не припомню… те девушки, вроде, что были в капюшонах, только смеялись, очень жутко смеялись, и перешёптывались – тихо-тихо. Я ничего не слышала. Лишь потом одна из них бросила в мою сторону, что от меня не будет никакого толку и лучше избавиться от очередной обузы, как можно скорее. — Кто это сказал? — Я… я не знаю. Девушка в капюшоне. — Это я понял! Как она выглядела? Прежде чем ответить, Маришка задумчиво поморщилась, вспоминая особенности внешности той самой девушки. — Все трое были абсолютно одинаковыми, — неуверенно ответила она. — В одинаковом наряде, с одинаковыми причёсками, фигурами. Только… у той, что со мной заговорила, взгляд был… диковатым, как у безумца, и зенки цвета жжёного янтаря. — Кассандра… — Кассандра? Ты знаешь, как их зовут? Стефан молча кивнул. — О, Матерь Миранда, что бы они со мной не делали, я не хочу… Потресканные уста дочки старосты вновь задрожали, словно она собиралась разреветься. Стеф до сих пор не испытывал никакого желания видеть девушку рыдающую, молящую или скулящую. Несомненно, он входил в её положение, понимал, что она чувствует, ощущает, ведь сам был в похожей ситуации, и прекрасно осознавал, что такая реакция вполне обыкновенна и очень даже уместна, однако, что-то внутри с омерзением сжималось, видя её слабость, сломленность и слёзы, будто бы было это чем-то постыдным. — Не реви, — сухо бросил молодой человек, скрещивая руки на груди. — Они это терпеть не могут больше всего. По всей видимости, из тебя собираются сделать служанку, а значит, к ежедневным трудностям ты должна быть готова. Иначе… — Стеф выразительно провёл большим пальцем поперёк горла. Девушка, давая понять, что всё поняла без лишних слов, нервно сглотнула и закивала. — И не смей им перечить. Никогда. Здесь ты больше не занимаешь высокое, уважаемое всеми положение. Здесь ты – никто. Единственную привилегию, которую дал твой статус, это то, что жертва главы поселения самая достойная. Леди Димитреску, наверное, знатно потешала своё тщеславие. Маришка потупила взгляд в пол, вновь пошмыгала носом, а её зелёные глаза во всю залепили солёные слёзы, которые уже катились по впалым щекам, обжигая их горячей влагой. — Я н-не хочу… не хочу, Стефан, быть здесь. Хочу домой… к матушке, к папеньке… в тёплую постель. В доме так безопасно… Закатив глаза и устало выдохнув, молодой человек понял, что её успокоить не получится. Дочка старосты всегда была своенравной, дела то, что считала нужным, но, временами, к остальным прислушивалась тоже, пусть и надолго считаться с советами её не хватало. Посему Стеф решил, что будет лучше, ежели он сменит тему. В конце концов, она знала, что происходило в деревне в его отсутствие и происходит сейчас. Утолить любопытства никогда лишним не будет. — В доме безопасно говоришь… — начал он, зацепившись за последнюю фразу. — Когда я был в деревне, не встретил ни души. Куда все подевались? Настолько тихо и пусто там никогда не было. Подняв глаза на молодого человека, дочь старосты согласно кивнула. — Никогда, — подтвердила она. — Но запереться и не выходить наружу приказала Матерь Миранда. — Что? Зачем? — Она сказала папеньке, что над деревней нависла угроза, и горе тому, кто осмелится выйти за порог. Конечно, люди всё равно покидали дома, ибо за скотом и пашнями нужно кому-то ухаживать, но тут же возвращались, стоило только услышать в небе громкий злой рёв. — Рёв, да… что-то такое было. Матерь не сказала, кто издаёт эти звуки? Узница неоднозначно пожала плечами. — Она – нет. Но местные предполагают, что тот бунт сказался на поселении очень сильно, отчего пробудил разгневанного Тёмного Бога. Этот шум в небе, эта суматоха – его божественных и величественных рук дело. А Матерь старается нас защитить, успокоить своего владыку, но ей нужно время. Как много – не уточнила. Ежели месяц – людям просто не протянуть. Стефан хмыкнул. «Мегамицелий ещё и рычать умеет?» — своим забавным мыслям нельзя было не улыбнуться. «Бред какой-то. Скорее всего, очередной монстр, живущий в горном хребте. Тогда беспокойство Миранды понятно, но… не всё ли ей равно? Этой горе матери нет дела до названных, самолично сделанных детей, а будет ли до обыкновенных деревенских? Сомневаюсь. Здесь скрывается что-то иное, другая цель… может, подготовка к церемонии?». — Да. Это восстание явно владыкам деревне проблем доставило. Идиотская затея… — Я не спорю, но как ты можешь такое говорить! — слегка возмутилась Маришка. — Люди погибли… твой отец погиб! И всё для того, чтобы отомстить за тебя, а может, даже спасти, если повезло бы! Поимей хоть каплю уважения… — Уважения?! — рявкнул Стефан и молниеносно рванул к решётке, вцепившись в железные прутья со всей силы. Таким резким движением он сильно напугал девушку, вследствие чего та неосознанно отступила назад. — В его же гробу я видал это уважение, Маришка, — озлобленный оскал парня подливал масло в огонь нарастающей паники, а грубая интонация и крепко стиснутые зубы, меж который прыснула слюна, придавали ему звериный вид. — Я не просил мстить за себя или спасать. А этот дурацкий цирк, который устроили местные идиоты, ничем бы мне не помог. Они всё равно бы сдохли, поочерёдно, в страшных муках. Ни один смертный понятия не имеет, какие ужасы таит в себе замок, и на что способны его беспощадные обитательницы, которым страх попросту не видан. Бледное лицо Стефа исказила злоба, серые, практически бесцветные глаза горели безумием, а руки судорожно сжимали два металлических стержня. Маришка показалось, что вот-вот и он сумеет раздвинуть их без всяких проблем, после чего протесниться сквозь щель и разорвёт её на куски. Это было совершенно на него не похоже. Это был не Стефан. По крайне мере, не тот, которого она знала всю жизнь. — Что они с тобой сделали… — прошептала дочь старосты и робким шагом приблизилась к решётке. Её худая, измождённая рука легла на его щёку, неуверенно погладив пальцами чуть ниже скулы. Стеф почувствовал, как плоть обдало жаром, таким непривычным, чужим и таким… неприятным, что он был вынужден отстраниться. — Ты видела Госпожу? — не придав особого значения прикосновению и замечанию, продолжил парень. Девушка грустно кивнула, медленно опуская руку, что была скинута с мужской ланиты резким взмахом головы. — Она растерзает каждого одной только ладонью, будь их хоть сто. А её дочери? Да они обучены убивать! Безжалостно, изощрённо и жестоко. Потери были неизбежны… чего вы вообще хотели, сунувшись в место, где царит лишь кровь и смерть? Маришка немного помолчала, обдумывая сказанное и подбирая собственные слова. Стеф кричал о том, что смерть здесь ожидает любого. Якобы, зайдя во врата замка, выйти уже не получится, но… у него же получилось. И по всей видимости, не раз. — А как ты выжил, Стефан? — наполнив мелодичный голосок серьёзностью и сомнениями, спросила она. — Почему смерть обошла тебя стороной? Каким образом ты выбрался? Молодой человек в миг успокоился. Отпустил железные прутья, что с безумной силой сжимал в кулаках, применился в лице, расслабив нахмуренные брови, и чуть отошёл от камеры, развернувшись к ней спиной. — Чудеснейшим. Холод в его интонации, заставили нутро Маришки сжаться. — А если быть точным – я просто попытался их понять. — Понять? Кровопийц и душегубов? Каким только способом? — … став кровопийцей и душегубом, — ответил он без капли эмоций, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на её реакцию. С каждым его словом дочка старосты всё больше ежилась и преставала чувствовать себя в безопасности, в которой находилась с того момента, как он пришёл за ней. Во всяком случае, она так думала. — Что ты такое говоришь? — слегка робея, удивилась она. — Ни за что не поверю, что ты смог бы… что отнял бы чью-нибудь жизнь! — Мне твоя вера и ни к чему. Я знаю, что делал, что сделал бы и что сделаю, появись у меня лишь шанс. Лишь мне известно, что лежит у меня сейчас там, где раньше лежала душа, и что происходит в моей голове на данный момент. — Стеф устало вытер лицо ладонью, кашлянул, прочищая горло, и заговорил негромко, неторопливо подбирая слова: — Это место... оно уничтожает тебя. Физически, морально ломает и подчиняет. Ты либо умираешь, либо становишься частью этого жестокого безумия. И говорю я сейчас не только о замке – о всей деревне в целом. И тогда он, наконец, повернулся к ней, дабы заглянуть в испуганные, ничего непонимающие глаза. — Хотел бы я сказать, что из двух путей нужный мы выбираем сами. Но нет. За нас всё давно решили. А точнее… решила – наше всесильное “божество”. — Стефан, ты… болен. — Да. Всё верно. Я болен! Ты больна. Димитреску с дочками больны. Миранда больна. Да все в этой деревне, блять, больны! От злости, что переполняла всю его сущность, Стеф ударил ладонью по решётке. Удары отдались громким звоном, что нестерпимо отозвался в ушах и наполнил собой подземелье. — Стеф, прекрати меня пугать… — жалобно промолвила девушка, отойдя от прутьев на небольшое расстояние. — Лучше выпусти меня, пожалуйста… прошу тебя! Я хочу домой… — и, уже не задерживаясь, разревелась. Горький девичий плачь быстро привёл в чувства, как ведро ледяной воды, что внезапно вылили ему на макушку. Молодой человек энергично потряс головой, отгоняя очередной эмоциональный порыв, который стал беспокоить его намного чаще, после чего, захлопав глазами, уставился на узницу. — Выпустить? — уточнил он, будто бы не расслышал. — Да… да, конечно. Точно. Нужно тебя выпустить… — и стал метаться глазами по дверце клетки. Тон парня прозвучал настолько нервно и слегка перепугано, словно он пытался убедить себя в том, что прежде всего ему необходимо освободить девушку, спасти и вывести из замка, а не разводить словесные баталии, а также не поддаваться эмоциональным возбуждениям, однако же… он прекрасно понимал, что сделать это не так просто, да и его это не шибко заботило. Просто небольшое самовнушение в попытке оставаться человеком. И всего-то. Но нужно ли ему это? Стоит ли вообще сопротивляться своей новой истиной сущности? На самом деле, Стефан больше не переживал за дальнейшую судьбу Маришки, дела до неё не было никакого; и отчасти это даже пугало. Но, взглянув правде в глаза, парень прекрасно осознавал, что обманывать себя, якобы он всё ещё гуманен и испытывает к несчастной, некогда любой, девушке эмпатию – было просто бессмысленно. Да и бесполезно. Лишь прибавит проблем, которых у него и без того выше крыши. Пора бы начать думать исключительно о себе и своём благополучии. Умирать раньше времени не очень-то и хотелось. Тогда он замер на какое-то время, внимательно вглядываясь в замочную скважину, а после, не поднимая головы, произнёс: — Прости, Маришка, — подчёркнутая сухость слов молодого человека насторожила узницу. — Но я ничем не смогу тебе помочь. — Чт-т…Стеф? Н-нет, не говори так! — Прости. Глубоко вздохнув, Стефан неторопливо отошёл от клетки с несчастной узницей и, совсем не оборачиваясь, направился в другую часть подземелья. Ненароком высоко под потолком он заметил пару, кружащихся мушек, что с особым интересно, слишком тиха жужжа, наблюдали за сложившейся картиной. Намёк был понятен – его уже заждались. — Нет! Стефан! Забери меня! — лепетала она сквозь слёзы, не спуская грустных, поникших зелёных глаз с уходящего молодого человека. — Не оставляй меня здесь! Я-я-я… не-е хочу… Когда парень покинул пределы одной части темниц, последнее, что он слышал, как дочка старосты истошно зарыдала во весь голос, захлёбываясь нескончаемыми спазмами. А после краем уха уловил злорадный хохот, что эхом отскакивался от стен, волнами перекатываясь по длинному тоннелю. Смех становился всё громче и громче, а и с ним и назойливое жужжание. Стефан уже знал, кому принадлежал это, полный ехидства и насмешки, звук. — Умеешь же ты с девушками разговаривать! — издевательски прыснула ведьма, проявляясь перед ним словно из ниоткуда. — Но мой рекорд тебе всё равно не побить. Мне было достаточно минуты, чтобы довести бедняжку до слёз. — Дай угадаю, Кассандра, — спокойно изрёк парень, глядя на полностью собравшуюся из мясных мух девушку, что неторопливой походкой приближалась к нему. — Ты полоснула её лезвием по лбу? — Не угадал, — она бархатисто хохотнула и, подойдя поближе, положила руку на его плечо, причем на дальнее, так, чтобы её локоть лёг на ближнее. Таким образом, Касс фактически обняла Стефана, что несомненно было странно. А потом, прислонив своё лицо к уху парня, прошептала: — Я огрела её рукояткой. Прямо по центру лобной кости. О, слышал бы ты этот стук, — брюнетка демонстративно прищелкнула языком, как бы повторяя тот самый звук, о котором говорила. — Этот сладкий стук слегка треснувшей кости. Её шёпот вызвал по спине дикую дрожь. И даже не до конца понятно какую – леденящую или жгучую. «Дьявол. Дьявол во плоти». — Зачем она вам? — Как это “зачем”? — Кассандра неожиданно отстранилась и встала перед его лицом. — У нас рабочих рук не хватает. Камелия не справляется, а нам с сёстрами надоело выполнять обязанности прислуги и самостоятельно за собой убирать! — И почему она в темнице, а не за работой? — Проходит “обработку”. Сломленные слуги – лучшие слуги. Тебе ли не знать? — возникшая на губах хитрая ухмылочка казалось ему горячее любой книжки Даниэлы с невероятно пошлыми картинками. Кассандра пусть и была той ещё вредной, ехидной и безжалостной особой, но это почему-то привлекало. Особенно в последнее время. — И чего ты так к ней привязался? Какое тебе, вообще, дело? Стеф равнодушно пожал плечами. — Да никакого. Просто интересуюсь. Кассандра посмотрела на него через недоверчивый прищур янтарных глаз и неоднозначно улыбнулась. — Да неужто? Ладно, плевать, — а потом махнула рукой и от улыбочки не осталось ни следа. — Дневник у тебя? Смущённо улыбнувшись, Стеф немного растерянно потёр затылок, а потом развёл руками. — Ха! — тут же победно воскликнула брюнетка. — Догадываешься что это значит? То, как средняя дочь Димитреску поиграла бровями и взмахнула длинными пушистыми ресницами, заставило всё тело вздрогнуть. Ясно было, как день, что она ни за что не упустит возможность поизмываться над несчастным человеком, изувечив его тело и растерзав душу, посему фактом, что дневник не был принесён, не сильно-то и расстроилась. Однако, стоит отметить, что огонёк азарта, который горел в её глазах практически постоянно, куда-то исчез. — Подожди, — выставив перед собой руки, как бы защищаясь, застопорил её молодой человек. — Я ещё не закончил поиски. — Как это не закончил? Ты прибыл в место, где по договорённости мы должны были встретиться, чтобы завершить аферу. В твоих руках нет дневника, а значит, пари ты проиграл – я победила. Всё честно. — приблизившись к нему вплотную, брюнетка угрожающе прошептала: — Теперь ты – моя добыча. «Это мы ещё посмотрим». — Я наткнулся на твою мать и был вынужден отступить. Кассандра удивлённо вскинула брови. — Она тебя видела? — Нет, — солгал он. — Наверное... — "Наверное"? — Там... не до конца понятно. Судя по выражению лица черноволосой ведьмы, что демонстрировало полное непонимание, Стеф ощутил сильную необходимость прекратить говорить неясными отрывками и придумать уже объяснение почётче. И желательно поубедительнее. О том, что было у него совсем недавно с их матерью, сёстрам знать не нужно. Вообще. — Кажется, она видела меня в окне, а потом куда-то ушла. Ситуацией я, разумеется, воспользовался: проник в покои, порылся, ища дневник, но как только услышал шаги, тут же дал дёру. На его рассказ Касс закатила глаза. — А незаметно это сделать было никак? Мужчины, — фыркнула она. — Ничего вам доверить нельзя. Кассандра – дочь своей матери. Без всяких сомнений. Как внешне и внутренне. Забавно, что Кассандра, в отличие от Бэлы и Даниэлы, которые всячески стараются подражать матери (а Дана ещё и старшей сестре), даже не пытается копировать мать – она и так её самая настоящая копия. Если кто и является единокровной дочерью Альсины, то только Кассандра. — Значит, в покоях его не оказалось? — хмыкнув, продолжила брюнетка, после чего сложила руки на груди. — Ну-у... у меня было не так много времени. Возможно, я просто не успел его обнаружить. — Значит, попытка номер два? — Получается, что так. Слега разочарованное цоканье языком получилось у неё слишком наигранным. Брюнетка определённо жаждала помучить Стефана, разорвав его плоть медленно и болезненно, используя для этого железный крюк; и она это желание всячески демонстрировала. Однако, не очень-то убедительно, что на неё совершенно не похоже (в плане выдумок, игр и представлений Касс была лучше всех), вероятно, девушка всего-навсего действительно очень сильно хотела заполучить дневник матери. Но, а мужлан пусть не расслабляется. — Просто замечательно, — буркнула Кассандра. — Твоей упёртости можно позавидовать, а кретинизму – посочувствовать. Но знаешь... мне нравится. Дело нужно доводить до конца. Каким бы рискованным оно не было. — Необычно слышать от тебя подобную... похвалу? — Даже не смей привыкать, — будто приказала она. — Благодаря тому, что тебе хватило ума не быть пойманным мамой, можно и исключение сделать. В первый и последний раз. Внезапно горло парня болезненно сжалось, а с тонких губ сорвался нервный смешок. «Да-а-а... хватило. Несомненно». — Ладно, — сразу же продолжила брюнетка. — Раз ты, бестолочь, делаешь второй заход, нужно сообщить Бэле – она ждёт в Главном Зале. А потом будем решать, что предпринимать дальше. Но знай, — Кассандра напустила на себя самый угрожающий и многозначительный вид, какой только могла, и оттопырила указательный палец, подчеркивая всю серьёзность слов. — Это твой последний шанс. После чего мы развлечёмся настолько хорошо, что о дороге в замок даже думать не сможешь – будешь вспоминать всё наше веселье, все вещи, которое я вытворяла с тобой, и болезненно ёжиться, едва сдерживая слёзы. Понял меня? С трудом сглотнув, Стеф утвердительно кивнул. — Хорошо. А теперь пойдём. Не будем заставлять мою милую сестрицу переживать понапрасну.

***

Покинув старинные катакомбы, история которых полна безжалостных и свирепых убийств, Кассандра и Стеф, ещё чуть побродя по длинным узким коридорам, наконец-таки вышли в самый центр Главного Зала. Хорошее, мягкое, естественное освещение радовало глаз, дорогое убранство вызывало ощущение комфорта и уюта, а запах горящего воска, исходящего из множеств пылающих ярких огнём свечей, сладковатыми волнами распространялся по всему помещение, поднимаясь выше и выше. Этот аромат вдыхать было куда приятнее, чем зловоние мрачных подземелий, да и, нужно признать, находится здесь в разы спокойнее, нежели глубоко в недрах, где опасность поджидала повсюду, а тяжёлый дух неупокоиных жертв невыносимо сильно давил на моральное состояние. Касс же считала иначе: по её мнению, нигде не будет так спокойно, как в мрачных темницах, куда ни за что (по крайне мере, по собственной воле) не ступила бы нога омерзительного чужака, а если бы и ступила, то уже никогда бы их не покинула. Стеф не совсем понимал, как это было связано со спокойствием, но то, с какой страстью ведьма позже рассказывала о поджидающих заблудшего странника пытках, несомненно намекал на главную причину её изрядной любви к тёмным подземельям. «Каждый успокаивает себя по-разному, а?». Когда они встали подле диванов, чайного столика и горящего камина, Кассандра бегло пробежала своими янтарями глазами по каждому уголку Главного Зала в поисках, надо думать, старшей сестры, но не найдя желаемого, раздражённо выдохнула, выразительно закатила глаза, после чего выдала: — Ну и где она? — Бэла должна была просто ждать или ей сигнал подать нужно? — Какой к чёрту сигнал? — вознегодовала черноволосая девушка. — От неё требовалось только посадить свою задницу на диван и никуда не уходить до тех пор, пока мы не вернёмся. На Мисс “Пунктуальна во всём и всегда” это не похоже. Стефан лишь молча пожал плечами. Бэла действительно щепетильно подходила ко всем обязанностям, требованиям и вопросам, посему такое поведение могло заставить переживать, но молодой человек почему-то ни капли в ней не сомневался. «Может, Кассандра зря нервничать начинает? В конце концов, её сестра несёт полную ответственность за порядок в замке и берёт на себя все обязанности матери, когда та отсутствует или отдыхает, посему не исключено, что сейчас Бэла просто отвлекалась на Камелию, и вскоре должна подойти». — И что будем делать? — наконец спросил он, прервав недолгое молчание. Касс, немного подумав, уже готовилась отвечать молодому человеку на его, казалось, простенький вопрос, но где-то снизу, в Зале Четверых послышался очень громкий стук каблуков о мраморное покрытие и приглушённые женские голоса, один из которых выделялся очень отчётливо. — … я неизмеримо рада, что вы навестили меня, правда, — эхом разлетался по помещению бархатный голос. — Но в этом не было нужды, ведь… Стефан несомненно узнал виновницу шума и хозяйку столь приятного голоса, отчего всё тело в миг задрожало. «Быстро она…». — Плохо дело, — прошипела под нос Кассандра, вытащив парня из мелкого ошеломления. После чего собиралась удирать от греха подальше, обернувшись тысячами насекомых, но быстро вспомнила, что Стефан такими способностями похвастаться не может, а незаметно скрыться попросту не успеет, и тогда уже точно попадаться матери на глаза, отчего схлопотают абсолютно все. Посему нужно было немедленно что-то предпринять. Но что? Сам Стеф, нервно озираясь по сторонам, рассчитывая время, в которое он смог бы уложиться, чтобы сбежать, мысленно смирился со своей поимкой. Да, конечно, шанс нарваться на Леди Димитреску ему не так давно выпадал и, казалось, что такого, если она увидит его вновь? Однако, всё же каким приятным не было их времяпровождение, расстались они не на хорошей ноте; да и человек, с которым разговаривала хозяйка замка, преисполнившись особым почитанием, явно не должен знать, кто инкогнито гостит у семейства Димитреску. Нутро подсказывало, что неожиданный посетитель будет этому факту не очень рад. Вдобавок к волнению прибавилось возобновившееся в груди дискомфортное движение – паразит словно разнервничался вместе с ним. «Давненько ты меня не беспокоил, приятель…». Отвлёкшись на неприятное копошение под рёбрами, молодой человек не заметил, как крепкая рука девушки схватила его за локоть и стремительно потащила куда-то в сторону. Он и опомниться не успел, когда Кассандра с силой затолкнула его в тёмное подлестничное пространство, налетела на него, как буря, прижав впритык к стене, прислонившись к нему всем телом, а после, для полноты картины всего сюра, закрыла рукой рот. — Издашь хоть звук, — щёку опалил сердитый шёпот. — И я рассеку тебе лицо. Понял? Стеф, будучи не в состоянии ответить, лишь с трудом кивнул головой. И хоть вопрос был очень глупым (в конце концов, какой смысл ему выдавать их?), желания злить Кассандру не было никакого. — Отлично. Довольно улыбнувшись, ведьма медленно убрала ладонь от его губ, однако, прижимать к стене и наваливаться на него всем телом не перестала. Пространство под лестницей было небольшим, совершенно непросторным, тёмным и слегка ненадёжным – Стефану казалось, что расстояние между балясинами слишком широкое, вследствие чего их можно было бы с лёгкостью за ними обнаружить. Но раз Касс потащили его именно туда, то прекрасно знала, что делала. — ... мне нужно было убедиться, — послышался знакомый женский голос, от которого по телу разлилась ледяная дрожь. И звучал он уже так отчётливо, что, по всей видимости, хозяйка замка со своей гостьей дошли до Главного Зала. — Я не заметила его, когда осматривала всю деревню. Ни малейшего намёка на его в ней присутствие. В приятном, обволакивающем тембре её голоса пряталась строгость, которая заставляла всё нутро сжиматься, а тело трепетать, словно от знойного холода. Такая хорошо выраженная дрожь не могла остаться незамеченной брюнеткой, что прислонялась к молодому человеку вплотную. — Боишься? – с издёвкой прошептала она, и эти хищные глаза, взиравшие в его бледное лицо, загорелись янтарным огнем. — О, да... я чувствую. Стеф не ответил. Он действительно испытывал маленький страх и некое переживание издать лишний звук, что смогла бы уловить та, которой делать этого не стояло. Вследствие чего прознала бы о пребывании в стенах замка, прямо под этой самой лестницей; и тогда – поминай его как звали. Кассандра же, пусть и приказала парню держать язык за зубами, сама молчать даже не думала, что, безусловно, было очень странно. Особенно для охотницы, обязанной быть осторожной, бесшумной и предусмотрельной, дабы добыча не прознала о присутствие поблизости хищника. — Не сочтите за грубость, Матерь Миранда, но причём здесь я и мои владения? — Димитреску находилась в явном замешательстве. Однако, Стефана почему-то всё ещё не сдала. Прежде чем ответить, главная владычица деревни немного помолчала. И молодого человека это насторожило. — Интуиция, — наконец ответила она, на удивление, спокойным тоном. — Где же ещё ему быть? — Точно не у меня. Стоит чужаку попасть за ворота моего замка – больше ему за их пределы не выбраться. Уверяю вас, Матерь, если бы юноша был моих владениях, то я, без всяких сомнений, сразу же оповестила вас! Присядете? Кассандра невольно прыснула, но очень-очень тихо. Средняя дочь Леди Димитреску наблюдала за матерью и её важной гостьей сквозь широкие щели в нижних лестничных перилах, в которых можно было разглядеть лишь нижнюю часть туловища двух женщин. Они же, в свою очередь, парня и девушку через них разглядеть не смогли бы вообще – слишком уж плотно ведьма прижималась к стене. Сам парень тоже ничего не видел, ведь то, как сильно наваливалась на него Кассандра, просто не позволяло пошевелиться, а её лицо, прислоненное к его щеке, и вовсе ограничивало возможность покрутить головой. Однако, нужно признать, ощущать её так близко было очень восхитительно. Друг от друга их не разделило ничего, никакого препятствия. Лишь два прижатые тела, два томных дыхания и одно тесное, но укромное место. — Почему вы не верите мне, Матерь Миранда? Разве я хотя бы раз давала повод усомниться в собственной честности и моей вам преданности? — Доверяй, но проверяй. Тебе об этом известно? — Конечно… Матерь. — сквозь зубы ответила Альсина. Её определённо злило такое отношение. Неужели она недостаточно приближена к Матери, дабы та ей безоговорочно доверяла? — Но… — Никаких “Но”. Альсина, я ничуть не сомневаюсь в тебе, — самая настоящая ложь. — Твоя верность многого стоит, однако, повод посетить тебя у меня был. Стефан напрягся. Кассандра почувствовала и это. — Когда ты дрожал, мне нравилось больше. — Не смешно, — едва слышно буркнул он. — Кажется, у меня большие проблемы… надо дослушать. Но Миранда не продолжала. И тогда в Главном Зале повисла гробовая тишина. Она будто бы услышала приглушённое перешёптывание, исходящее откуда-то неподалёку – слишком близко, посему резко замолчала, вслушиваясь в воцарившееся безмолвие, ненарушимое абсолютно ничем. Напряжение стремительно росло. Парень, не сумев подавить любопытство, хотел было хоть как-то повернуть голову, покоситься в сторону перил, чтобы понаблюдать за происходящем, но резкая боль в висках и жгучая резь в груди нарушили все планы. Стало так некомфортно, больно и неприятно, что он сдавленно захрипел. Каду распоясался не на шутку, а в мозг словно пустили электрический заряд, что обжигающей волной прошёлся по всем нервным окончанием. Зубы тут же сомкнулась сами по себе, чуть ли не раскрошившись от мощности челюстей – ощущения были не из приятных. Складывалось ощущение, что паразит рвётся наружу, попутно выпуская в кровь свою мерзкую слизь, которая поступает внутрь центрального отдела нервной системы по сосудам, тем самым раздражая её. Он будто бы чувствовал присутствие создательницы поблизости, будто бы пытался прорваться сквозь рёбра и кожу, чтобы воссоединиться с матерью… но барьер, сделанный из плоти и крови, был слишком устойчив, отчего сводил паразита с ума, заставляя хозяина испытывать невыносимые муки и дискомфорт. Или же не он? Что бы то ни было, оно определённо повлияло на его поведение, взбудоражив все жизненные функции. Внезапно Стеф ощутил, как тело стало нестерпимо давить на ноги; каждая его клеточка, словно бы наполнилась свинцом, а перед глазами заплавали тёмные мушки. Он несомненно терял сознание, однако, всячески этому сопротивлялся, отчего напрягся, как стальная струна. Упасть в обморок в его планы явно не входило, тем более сейчас, когда в Главном Зале находилась Матерь, а рядом Кассандра, который доверить собственную жизнь было бы глупостью. В носу неприятно защекотало, но из-за того, что брюнетка полностью сковала своим телом молодого человека, почесать не представлялось возможным, а прокашляться или тем более чихнуть было нельзя – привлечёт лишнее внимание. От такого сильного перенапряжения мигом лопнули сосуды и кровь мелкими, но быстрыми каплями заструилась из ноздрей, окропляя собой губы, подборок, шею и бежевую ткань хлопчатой рубашки. Ноги, не выдержав, подкосились. — Ты чего удумал? — недовольно прошипела Кассандра, и её рука неожиданно обвилась вокруг его талии. Она вовремя подхватила Стефа, не позволяя тому упасть. — Только попробуй грохнуться, и я… эй-эй-эй! пальцами второй руки ведьма взялась за его подбородок, после чего повернула голову на себя. — Не смей отключаться, слышишь? Слова черноволосой ведьмы звучали в голове приглушённым эхом, которое умело вытаскивало парня из темноты терявшегося сознания. Он насилу приоткрыл тяжёлые веки и увидел прямо перед собой её бледное изумлённое лицо, что неотрывно взирало на утонувшую в крови ямочку, расположенную над верхней губой. При виде того, как из ноздрей стремительно вытекает красная, манящая жидкость, в глазах Кассандры тут же исчезает удивление и возникает желание, вызванное постоянной, неутолимой жаждой. — К-Касс… — сквозь томный вздох прошептал он, всеми силами сопротивляясь тяжести, с которой на глаза наваливаются веки. — Н-не… Но не успел он закончить, как ведьма медленно, подразнивая, надо думать, в первую очередь себя, проводит кончиком языка по окровавленному носовому желобку, слизывая с него горячую солоноватую сладость. — М-м-м-м, — с особым наслаждением протянула она, смакуя на языке кисловатый вкус. — Даниэла была права. Она стала в разы лучше! После чего резко прильнула к лицу Стефана, не выпуская из хватки подбородок, дабы не смел вырваться, и стала неистово слизывать вытекающую из ноздрей кровь. — … на территории твоего замка кто-то убил моего ворона, — со стороны послышался голос Миранды. — Не веская ли причина начинать переживать? — Простите, Матерь, но это просто недоразумение. Моя средняя дочь любит пострелять из огнестрельного оружия в наших питомцев, и по этой причине могла случайно задеть пролетавшего мимо ворона. Осознав, что речь шла о ней, Кассандра на миг отстранилась от лица молодого человека, склонила голову на бок, вглядываясь в щели между балясинами, а после, недоумённо похлопав ресницами и обиженно зашипев, вновь прильнула к окровавленным губам Стефана. Её язык вожделенно скользил по бледно-розовым тонким складкам, вкушая солоновато-кислую жидкость так жадно и так страстно, что ему это даже начинало нравиться. Ощущать на своих устах её дыхание и чувствовать гладкий язычок, напористо ласкающий уголки, промежутки было чертовски приятно; да и боль это мигом унимало, перетягивая всё внимание на себя. Стефан абсолютно не мог сопротивляться черноволосой ведьме, позволяя ей лакомиться его струящейся из носа крови; всё тело словно обмякло в её крепких объятиях, а на глаза настилалась чёрная пелена, предвещающая скоропостижную потерю сознания, но парень на ногах держался упорно. Когда Кассандра вздрогнула от сладостного вкуса крови, что горячей струйкой растекался по её языку, невольно прижалась к молодому человеку ещё ближе и принялась потираться о его бёдра. Такой близостью нельзя было не наслаждаться. Тогда под влиянием нарастающего возбуждения у Стефа резко поднялось давление, отчего кровь хлынула новой, сильной волной. Своими движениями, что заставляли всё внутри гореть, бурлить и требовать большего, Касс безошибочно попала в самую цель, получила желаемое – вожделенную добавку. И с гадским триумфом, она не удержалась, подалась вперед, толкнувшись своими чреслами об его, и изо всех сил укусила за губу, так, что новая порция крови брызнула прямо ей в рот. Казалось, брюнетка намеревалась выпустить парню всю жизнь, попробовать её из каждой открывшейся ранке, ведь Кассандре, чего бы она ни имела, всегда было мало. Абсолютно всего. Боль снова скрутила беднягу. Стефан зажмурился, и издал неоднозначный стон, в котором смешалась мука и удовольствие, но он тут же утонул в её сизых губах, жадно их накрывающих. Касс не проникала внутрь, ей не нужен был поцелуй, но то, как, подразнивая, складки соприкасались друг с другом не могли не вызвать невыносимую потребность слиться с ней языками. Такая маленькая нежность, которая была нужна ему, но совершенно была не нужна ей. Однако, попытка – не пытка. Когда губы средней дочери Альсины вновь накрыли его, увлажнившись горячей кровью, он пытался раздвинуть их и протолкнуть внутрь свой язык, чтобы разделить с ней этот стальной вкус (который, между прочим, и без того наполнял всю полость рта), но ведьма такому раскладу довольна не была. Раздражённо рыкнув, она достаточно сильно зажала кончик язычка между зубов, отчего Стеф сдавленно зашипел и дёрнулся в интуитивной попытке высвободиться из объятий. Её резцы не были заостренными – они были ровными, прямыми, но очень мощными; кончик тут же распух, напрягся, побагровел, однако, Кассандра продолжала кусать за него, впиваться зубами в мышечные волокна, с небывалой лёгкостью разрывая их. И когда от укуса язык начал сильно кровоточить, девушка втянула его в себя и яростно пососала. Почувствовав, как его язык разбух у неё во рту, пульсируя и рассылая капельки крови по её вкусовым рецепторам, она удовлетворённо выдохнула. Даниэла и впрямь была права: с кровью что-то было явно не так. Вернее, очень даже так, раз Касс настолько увлеклась трапезой, что совершенно позабыла о Миранде и матери, которые сидели на диване в нескольких от них шагах. — ... может, вам лучше навестить Гейзенберга? — громкий голос Альсины Димитреску словно привёл в чувства, вызволяя парня из когтистого плена помутившегося рассудка. — Юноша заинтересовал его больше всех. Кто знает, возможно, он добрался до него, дабы и ему мозги промыть. Предложение хоть и было выдвинуто исключительно для того, чтобы отвести от себя подозрение и не придумывать отмазки, почему она обманула Матерь по устройству связи, но именно оно оказалось самым точным. Карл действительно "промыл ему мозги" и впутал в рискованную авантюру, о которой Миранде знать совершенно не следует. Иначе эти два затейника понесут суровую кару. Это несомненно настораживало. Однако, большего волнения принесло молчание владычицы деревни, которое наступило сразу же, как Димитреску закончила свою фразу. Миранда будто бы о чём-то серьёзно задумалась. Стефан полностью сосредоточился на будущем ответе Матери, от которого, по всей видимости, будет зависит его дальнейшая судьба, навострив уши и не обращая внимание на интересности, что с ним вытворяла средняя дочь хозяйки замка. Освободив его язык из плена своих крепких зубов, Кассандра и не думала прекращать упиваться вкуснейшей кровью молодого человека, которая, к её сожалению, уже начинала свёртываться и прекращала покидать организм. Тогда ведьма, оторвавшись от рта, приступила слизывать остатки с участка над верхней губой, прямо под носом, переместив руку, пальцами которой придерживала парня за подбородок, на его затылок. Схватившись за чёрные длинные волосы, ведьма запрокинула бедолаге голову, дабы он не отвлекался на происходящее в зале и не вызывал неудобства своими поворотами, после чего бархатно прошептала: — Как же я хочу вскрыть тебе глотку, — язычок, слизывая маленькую красную струйку, скользнул вверх от губ, прямо по ямке. Дыхание Кассандры было холодным, но оно обжигало не хуже огня. — Подвесить тебя на крюки, — после чего она лизнула кончик носа, вызывая по коже приятные мурашки. Стефан тут же затаил дыхание. — А потом выпить всю твою кровь, осушить полностью... прямо так, из открытого глубоко пореза. Медленно, неторопливо, чтобы ты чувствовал, как мой язык будет ласкать твою вспоротую трахею... а самое сладкое – я буду слышать твой хрип, твоё кряхтение, наполненное нескончаемыми муками от того, что ты, бедняжка, никак не можешь сдохнуть, но при этом чувствуешь, как мой серп распарывает твою мягкую сочную плоть. Когда Касс вдохнула полной грудью стальной запах крови, Стефана пробило на дрожь. Слова, которые она ему нашёптывала, несомненно были ужасными и отвратительными, но то, с какой интонацией и подачей срывался с её губ этот интимный шёпот, возбуждало с огромной силой. — Разве не заводит? — тихо посмеялась она, после чего ткнулась бёдрами о его, уже предугадывая реакцию. — Меня тоже. В брюках уже было нестерпимо тесно, и парень, шумно выдохнув, попытался хотя бы глазком покоситься на щели между лестничных перил, дабы мыслью о посторонних отогнать наваждение и попросту не забыть о том, что в Главном Зале они находятся не одни. Однако, хватка Кассандра всё ещё оставалась сильной, посему голову ему не повернуть, а глазом не поглядеть. Самой же брюнетка уже не было никакого дела до того, что происходило вне подлестничного участка, ведь самое весёлое и интересное намечалось именно здесь. В один момент, когда Стефан совершенно не ожидал, Касс жадно присосалась губами к его носу, собираясь, надо думать, испить струящуюся кровь до последней капли. Это показалось странным, даже мерзким и, разумеется, доставило дискомфорт – дышать стало гораздо труднее. Схватив ртом воздух, Стеф поймал себя на мысли, что если она продолжит закрывать ему основные дыхательные пути, то, вероятнее всего, он потеряет сознание. Однако, стоит отметить некую удивительную деталь, которую молодой человек заметил лишь сейчас, боль в груди, слабость и головокружение исчезли без всякого следа – чертовски внезапно, словно их и не было вовсе, а кровь пошла просто потому, что он изрядно переволновался. Кассандра продолжала играючи потираться об него, отчего его мужское достоинство болезненно пульсировало, высасывала кровь из носа, словно хотела выпить парня как вкусное вино, рукой зарывалась в его волосы, пальцами впиваясь в корни, с силой сжимая их, а после грубо оттягивая его голову назад. Молодому человеку казалось это не совсем для неё удобным, но то, как Касс ловко со всем справлялась, и какой азарт ей продавала тяга к желаемому лакомству, говорило о том, что девушку всё вполне устраивало. Вдруг, когда она совершила очередной об него толчок, а кончиком языка неглубоко проникнул в ноздрю, ненасытно забирая всю оставшуюся кровь, что свернулась очень быстро, Стеф не выдержал и подхватил её на руки, заставив обвить ноги вокруг своей талии. Такой самовольности Кассандра оказалась совсем не рада, из-за чего с недовольным рыком укусила его за кончик носа. — Ай! — глухо воскликнул он. И девушка с трудом сдерживает смех. Несомненно, ей смешно, а у парня теперь саднит и нос; губы, язык – всё искусано, вымазано слюнями, будто бы ведьма пыталась съесть его лицо. Но вот – кровь перестаёт вытекать из ран, ноздрей, оставляя её ни с чем, всё ещё голодную и ненасытную; Кассандра понимает, что хочет большего, но брать солоновато-кислую сладость уже негде. Придётся довольствоваться засохшими остатками крови, что ручейком оставили за собой след от ноздрей и до шеи. Начать она решила с подбородка: лизнув, вновь пробуя на вкус его окровавленную кожу, Касс не спеша опускала язычок всё ниже, проводя им точно по кровавой дорожке. Стефан задрожал словно осиновый лист. До чего было приятно чувствовать, как брюнетка основанием языка вылизывала его горло, покусывала кожицу, оттягивая её довольно сильно; как вдыхала его запах, будто бы он был каким-то аппетитным блюдом, и как играется кончиком с пульсирующей яремной веной, после чего касается кадыка и провокационно смыкает на нём зубки. Казалось бы, что приятного в укусах? И какого это осознавать, что тебя пытаются заживо съесть? Почему Стефан вообще позволяет ей лакомиться его плотью и кровью, без каких-либо попыток скинуть с себя? Он же прекрасно знал, на что способна Кассандра: сперва она отвлекает твоё внимание, а потом впивается клыками в глотку, практически перекусывая её пополам и с особым удовольствием отрывает приличный кусок мяса. Игры с ней, в отличие от той же Даны, всегда заканчиваются одним и тем же – ужасной смертью. Однако, Касс этого всё ещё не сделала. Лишь бывало игриво покусывала напряжённую венку, грозясь её разорвать. Внутри разгоралась самая настоящая буря, сжигая и уничтожая всё на своём пути; органы горели, плавились, а от прежней сдержанности не осталось ни следа – лишь стремительно на её место приходило бешеное желание. Такие ощущения были совершенно неудивительными, особенно, если их главной причиной становилась Кассандра – неудержимый, напрочь разрушающий всё ураган, что бушевал практически постоянно. Она, словно смерч, ломающий его изнутри, и затягивающий в воронку опасностей; она, как буря, проносится по венам, сливаясь с его кровью, чтобы вскипятить её до предела; она – самое настоящее стихийное бедствие, от которого хочется спрятаться, но никак не получается оторвать взгляд – слишком уж завораживающее зрелище. И этим она отличалась от сестёр: пока Бэла была спокойна, как небо, затянутое низкими серыми облаками (спокойна, прекрасна и загадочна), а Даниэла была непредсказуема, словно море, которое может оказаться безмятежным и тёплым, но до тех пор, покамест не войдёшь в него по пояс, тогда-то почувствуешь холод и волнение волн, что будут биться об тебя и затягивать на дно, дабы заполнить твои лёгкие водой и утопить; то Кассандра, как с виду, так и внутри, являлась самым настоящим тайфуном, который ни за что не остановится, покуда не уничтожит абсолютно всё мешающее его пути. И тут возникает забавный, но правдивый факт – все трое дополняют друг друга, да так, что одна не может существовать без другой, а третья – сразу без обеих. Каким бы образом Альсина их не выбирала, она невероятно точно угадала. Тем временем Кассандра и не думала останавливать трапезу, хотя, казалось бы, все следы засохшей крови уже давно были слизаны, посему периодически она прокусывала кожицу, что с силой оттягивала резцами, и через полученное маленькое отверстие высасывала небольшое количество вкусной тёплой жидкости. По этому поводу Стефан не переживал абсолютно, ведь раны на нём заживают, как на собаке, и, скорее всего, там, где Касс его пометила своими мощными челюстями, плоть уже срослась; пусть он этого и не почувствовал. Однако, надо признать, что сейчас он, кроме её ледяных прикосновений и укусов, не чувствовал вообще ничего, даже не слышал (голоса, исходящие из центра зала, просто прекратились улавливаться), только её учащённое дыхание, которым ведьма опаливала его бледную кожу, и местами неожиданно возобновившееся жужжание мух прямо под ухом. До этого момента Касс не выпускала из тела насекомых – некая мера предосторожности, но сейчас, почему-то, спокойно позволила им кружить над молодым человеком, путаться в его длинных чёрных волосах, нагло лезть в слуховой проход, пытаться протиснуться между губ и кусаться там, где ещё не кусалась девушка. И с каждым разом места, куда жалили мясные мухи, начинали чесаться, краснеть и быстро воспалялись. А кусались они одна за другой, безжалостно и со звериной силой. Чем дальше это заходило, и чем дольше продолжалось, Стефан окончательно терял связь с реальностью, будто бы вновь мог попасть под влияние её диких феромонов. А может, действительно и мог, просто не заметил, как она воспользовалась этим нечестным ходом, которым пользовалась всегда, если была на шаг от поражения. Конечно, парень изначально ей и не сопротивлялся, даже охотно подыгрывал, но Касс настолько терпеть не могла проигрывать, что на всякий случай задурманила его рассудок. Хотя, так ли это было? В конце концов, её характерного запаха, что она испускала, дабы ошеломить и одновременно безумно напугать жертву, он так и не уловил. По всей видимости, феромоны ему уже были ни к чему – Стеф и сам с превеликим удовольствием попадал в липкую прочную паутину, которую расставляли для него сёстры. И если раньше он пытался выбраться, то сейчас даже не желал, а дёргаться начинал только для того, чтобы хищник незамедлительно напал на свою добычу, которая, в свою очередь, оказалась не такой простой. Жужжание насекомых становилось всё громче и громче. Даже складывалось впечатление, что Кассандра и во все распалась на тысячи мушек, что заметались во все стороны, но кого же тогда придерживали за бедра его руки? И чей язык скользил по ранке, слизывая кровь и очищая кожу, смазывая её слюной? — Попались. — вдруг прозвучало с освещённой стороны зала голосом серьёзным, но таким до боли знакомым и мелодичным. И в ту же секунду по всей спине пробегают жуткие мурашки, как от уколов тысячи тонких игл, что внезапно принизил каждый позвонок от шеи и до поясницы, лишив всякой возможности двигаться.