Темные Тени

Больная голова, удручённая тягостными мыслями, шла кругом. Весь мир перед пустыми глазами словно раскачивался, грозясь вот-вот опрокинуться, рассыпаться на тысячи осколков без возможности собрать их воедино. Из разрывающегося колющимися спазмами нутра прямиком под череп выползала тошнота, обволакивая утомленный мозг; и на пару с болью она раскачивалась маятником, то, отпуская, то, придавливая с новой силой. Боль в лёгких, боль во всём теле, жуткая резь, пронзающая каждую клеточку, каждую частичку тебя туманила сознание и мгновениями ослепляла настолько, что терялась способность лицезреть окружающее тебя пространство, лишая возможность видеть мутное небо, окутанное сероватыми облаками, ни высоченных величественных гор, являющихся главной гордостью Карпатских краёв, ни деревьев, что цвели, готовясь к приближающемуся лету, ни виноградных лоз, вьющихся по жердям и перекладинам забора, огораживающего грядки от тропы, которая вела прямиком к старому громадному замку. Тёплый воздух беспощадно толкал в лицо, висел на плечах, и ватные ноги с трудом шагали по протоптанной дороге, держа одно единственное направление – прямо. Туда, куда по собственной воле не сунулась бы ни душа, не захотел бы попасть никакой заблудший странник или до одури жадный охотник за сокровищами, что прекрасно осознавал, какие богатства могут прятать столь мрачные, громадные стены. Но почему же тогда, невзирая на недуг и опасность, притаившейся в этой обители, он бредёт к большим дверям, что с удовольствием раскроются перед путником, дабы заманить его в свои чертоги? Почему он не повернёт назад, прекрасно зная, что ждёт его внутри? К сожалению, ответы на все обременяющие вопросы ему были и самому неизвестны. Он просто шёл... вернее, ковылял до назначенного измученным мозгом направлении, ни черта не понимая почему, зачем. Он просто знал, что ему нужно, его тянуло в это место по хорошо знакомой трапе, украшенной по обе сторонами грядками винограда и аллеей трупов, подвешенных на длинные палки. И этот путь, что запустил череду ужасных событий когда-то, казалось, давным-давно, взывал к нему вновь. А он в свою очередь без всяких сопротивлений следовал этому зову, внимания знакомые ощущения, по итогу принёсшие ему боль и страдания. Однако, было кое-что ещё... кое-что приятное и отчасти положительное, что, на подсознательном уровне, играло немаловажную роль в этой необдуманной авантюре. В принципе, иного выхода у него и не оставалось. Парню попросту больше нечего было делать, кроме как брести в знакомом направлении к единственным знакомым людям… или монстрам. Ибо как из-за того случая с поимкой, с разговором и последующим, грубо говоря, “наказанием”, он, по всей видимости, лишился всего, что имел: положения, покровительства и дома, в который в любой момент мог вернуться, а также доверия главной шишки этой деревни. Однако, что немало важно, обрёл свободу. Во всяком случае, он так думал. Ведь, если молодой человек Миранде теперь без надобности, если она могла убить его, но этого почему-то не сделала, то, скорее всего, выставив парня за дверь, Матерь тем самым освободила его от всяких обязательств – прогнала взашей без какого-либо желания видеть его физиономию впредь. По-другому это не назовёшь никак. Сам же Стефан ответить на то, что действительно ли владычица деревни так просто отпустила его на волю, не закончив начатое, не представлял возможным; и причиной тому стал очередной провал в памяти. Когда Миранда едва не убила своего – теперь уже бывшего – подопечного, пронзив его нутро насквозь, Стеф, истекая кровью, потерял сознание, отчего то, что последовало далее затерялось где-то в недрах рассудка. Но не всё. «Губы…». Пухлые и сладкие губы, вкуса распустившихся лепестков цветка, скользили поверх его, мучая, требуя… желая большего. «Язык…». Горячий и настойчивый, будто неожиданно набрался смелости, изучал глубины его рта, обласкивал нёбо, сплетался с ним воедино. «Дыхание…». Сквозь их страстный, полный чувств поцелуй прорывались вздохи – её томные вздохи, просящие продолжения. «Грудь…». Вздымающиеся женские формы касались его тела, не нарочно подразнивая; они были упругими, приятными… их хотелось потрогать, сильно желалось помять, прикоснуться устами к затвердевшим соскам! Как младенцу… что изголодался по материнскому молоку. «Руки…». Её тонкие пальцы зарывались в длинные чёрные волосы на затылке, запрокидывая голову и путаясь в растрепанной причёске; Миранда перебирала густые пряди, властно и одновременно судорожно, словно кто-то захочет отнять у неё эту возможность, сжимала их. Вторую руку, которой ранее придерживала вытекающую из живота кровь, между тем пытаясь затянуть прикосновением самолично проделанную дыру, женщина переместила на его лицо, поглаживая по нему и одновременно царапая золотыми кольцами в форме длинных когтей. «Её желание…». Не поддающееся никакому логическому объяснению, дикое необузданное желание обладать им отражалось на всём её существе, что невероятно сильно опьяняло и подчиняло. Матерь едва ли не трепетала, прижимая молодого человека к себе, с трудом сдерживалась, дабы не перейти черту, на которую, в общем-то, хотелось наплевать; она испытывала необычайную потребность быть ещё ближе к мужчине, попробовать то, что так давно не вкушала, отчего её плоть просто изнемогала от вожделения вобрать его в себя, чтобы заполнить ноющую пустоту, издавна окутывающую её плотным коконом. Но настолько далеко она зайти не смела. А может, если бы Стефан не свалился бы замертво, повиснув на ней безвольной тряпичной куклой, в конце концов, и зашла бы, удовлетворив своё неугомонное естество. Получила бы за счёт него удовольствие, которому она, очевидно, давненько не придавалась. Или же нет. Почём ему, в конченом итоге, знать? Чтобы там ни было и могло бы быть, парень потерял сознание ещё на поцелуе и моменте, когда в дело пошли тактильные ласки. Остальное кануло в тёмную пучину сознания, утонув там навеки. Придя в себя, через какой-то неизвестной промежуток времени, Стеф уже очнулся вне однотонных стен убежища. Весь в крови, помятый, измученный, усталый и потерянный, он первым же делом обратил внимание на место, в которым находится – Одинокую Дорогу, разделяющая мост к Месту Ритуала и Алтарь, соединяющий четырьмя тропами деревню и владения лордов. Как он там оказался, ясно дело, тоже осталось где-то за пределами понимая, но, судя по всему, не на своих собственных. Велика вероятность, что сама Миранда, избавившись от ненужной слабости и груза, оставила его здесь умирать… или выбросила в качестве лакомства для проголодавшихся ликанов. Хотя даже это молодой человек ставил под сомнения. Ведь… отверстие, из которого чуть ли не выпадали кишки, затянулась, будто смятая скатерть на столе была расправлена осторожным движением чьей-то заботливой руки, оставляя лишь следы крови и дыру на рубашке с обеих сторон. «Либо же Матерь не смогла убить меня, благодаря моей чудо регенерации, либо же поспособствовала ей сама…». Вопрос за вопросом, принадлежащие ему же, обрушивались на Стефана нескончаемым потоком, всколыхнув внутри целую бурю, от которой голова ещё больше шла кругом. Казалось, им не было конца, а головокружение оказалось настолько сильным, что он болтался из стороны в сторону, каждые десять секунд получая корректирующую оплеуху. Это становилось невыносим. Парень понимал, что, сделав ещё пару-тройку шагов, ватные ноги подкосятся, заплетутся, и его тело повалится наземь, посему было решено немедленно взять паузу и передохнуть, оперившись на старенький деревянный заборчик, что был красиво опутан вьюном винограда. — Фух, — шумно выдохнул он, взявшись обеими руками за слегка прогнившие деревянные столбики и, для удобства, согнувшись, опустив голову вниз. — Твою мать… да когда же это всё кончится?! — Кхе-кхе-кхе… Вдруг, совершенно внезапно раздался громкий хриплый кашель, и ужасная дрожь пробежала у молодого человека по всему телу; дрожь, которая зашевелила все волосы, где они только росли. Стеф тут же выпрямился, испуганно отпрянул от забора, едва не потеряв равновесие от резкой темноты в глазах, а затем обернулся, дабы не дать незнакомцу застать себя врасплох окончательно. Однако, незнакомцу ли? — Я вас напугал, дорогой друг? — довольно высокий для мужчины, гнусавый голос, как гром среди ясного неба, заставил молодого человека замереть на месте, а от зловещего, жуткого скрипа открывающихся дверец большой торговой телеги, его кровь застыла в жилах, будто бы молодого человека резко окунули в ледяную прорубь. Далее из повозки с трудом вылезла огромная туша. — Прошу прощения. Не хотел, не хотел… — Г-Герцог? — и хоть удивляться здесь было нечему (таинственный торговец не отказывал себе в удовольствии посещать замок в надежде неплохо подзаработать), интонация Стефа выдала его замешательство. «Его мне только не хватало…». — Так и знал, что вы здесь окажитесь, — проговорил старый знакомый, обнажив в угодливой улыбке свои желтоватые зубы. — Да неужто? — парень же любезничать был не в настроении. Да и от встречи, как таковой, восторг не испытал. Неприятный осадок с их последнего разговора в нём всё ещё таился. — Откуда? — Скажем так, некоторые вещи остаются неизменными. Даже спустя время. Рад видеть, что вы целы, Стефан. Ну… если это можно таковым назвать. Мерзкая улыбка по-прежнему играла на пухлом лице торговца, обезображивая и без того совершенно непривлекательного толстяка. Эта ухмылка человека, явно знающего больше, чем ты, нестерпимо вымораживала Стефа, и она тоже ничуть не изменилась. «И впрямь, и впрямь». — Цел? Я? Не уверен… — Понимаю, — взгляд Герцога быстро пробежался по молодому человеку. — Ваш вид оставляет желать лучшего. Нарвались на… ликана? — Ага. Сразу на толпу. Могло показаться, что ирония здесь была немного лишней, но, в конце концов, он разговаривал с тем самым хитрым торгашом – главным любителем говорить загадками и ярым врагом растолковывать всё целиком, сразу и по делу, посему Стефан мог себе позволить язвить как душе угодно. И ко всему прочему, сейчас их больше не связывало ничего того, чем тот мог бы шантажировать (пусть и завуалированно) парня, скажи ему тот чего-то лишнего. Это несомненно радовало. Почувствовав очередной приступ головокружения и болезненное жжение в желудке, молодой человек, обхватил живот одной рукой – не столько затем, чтобы облегчить судороги, сколько для того, чтобы хоть немного успокоиться, – а вторую вернул на деревянный столбик забора, дабы, в случае чего, иметь некую опору. Самочувствие никак не хотело приходить в норму. Герцог же, пристально наблюдавший за его действиями, решил продолжить беседу сразу же после минутного молчания: — Ничуть не удивлён, что вы вышли из схватки победителем. Вы необычайно стойки и… жизнеспособны. Похвально! Похвально! — откашлявшись, захлопал в свои толстые ладошки Герцог. — Если бы я тогда делал ставки – обязательно поставил бы на вас. — Что? Какие ещё ставки? — О! Это была отменная битва, дорогой друг! До сих пор вспоминаю тот промёрзлый февраль и кровавое зарево, что располосовало на части ту ужасную ночь. Полагаю, вы тоже. Стефан стиснул челюсти. Перед глазами ярко-красной пеленой разворачивались воспоминания того дня, когда вся его жизнь в миг переменилась: кровь, огонь, твари, люди, оружия и смерть – всё это явственными картинками чередовалось в его голове и во снах, и в моменты бодрствования. Ну, разумеется, он помнил этот бунт, кровавую бойню, пожар и свою последующую кончину (во всяком случае, с недавних пор), что за палка, брошенная в его огород? К чему это упоминание? Неужели торговец жаждет об этом поговорить? «Только вот я не шибко горю желанием…». Да и откуда он, чёрт побери, всё знает? —… конечно, такой исход, который мы тогда заимели, можно было с лёгкостью предугадать, отчего, собственно, я особо и не рассчитывал ни на какую выгоду… ну, почти, — вновь блеснул желтозубой улыбкой Герцог. — Но кто же знал, что явится Миранда… И эти слова тучного торговца молодой человек предпочёл проигнорировать. Ну, как проигнорировать… Конечно, он внимал каждой его фразе, следил за каждым слогом и изменению в интонации, просто не сильно желал отвечать и развеивать подобную тему, не собираясь продолжать беседу о дне, что оставил неизгладимый след в его навсегда изменившейся жизни. Однако сам Герцог немствовать и обращать внимание на нарочное игнорирование даже не думал. — Появление Матери было эффектным и как нельзя кстати, не находите? — дорогая сигара узким, длинным, тонким, сероватым клубом дымилась в толстых коротких пальцах торгаша, навеивая на парня новые воспоминания того, как он с трудом выживал в замке, когда его единственным союзником в борьбе за собственную жизнь был именно этот двуликий толстяк. — К моему большому сожалению, меня там не было, и видеть сие чудесное пришествие мне не представилось возможным, однако, там были… вы. И вы, как никто другой, самый ценный и достоверный свидетель того дня. Особенно из тех, кто остался жив. Поэтому, если вас не затруднит, не могли бы вы, Стефан, рассказать мне поподробнее, что же на самом деле послужило вмешательству в крестьянские разборки самой Матери Миранды? Как мне известно, она самолично бы в этот мятеж не вмешалась. Молодой человек демонстративно закатил глаза. Несомненно, он понимал, что этому загадочном тучному мужчине было известно абсолютно всё: и то, зачем Матерь явилась к Стефану, и то, что она хотела от него... для него, а также дальнейшие развития событий тоже мимо торгаша не прошли. Однако, Герцогу почему-то было необходимо выманивать информацию непосредственно из уст парня. Стефан решил, что он держит его за дурака. Только... зачем? — Столько воды утекло с того дня, Герцог, — начал молодой человек, прикрыв глаза. Но голова кружилась так сильно, что он вынужден был их снова открыть. — Ух... и вы до сих пор озабочены этим инцидентом. Понимаю, конечно, что вы к этому бунту приложили... — «Громадную лапу». — Руку, но неужели его исход до сих пор гложет? Хохот громадного торговца был неестественен и просто отвратителен. — Что? Гложет? Не-е-ет. Мне просто взаправду интересно, какую роль в нём сыграла Миранда, и что ей понадобилось от вас. «Ага. Значит, то, что ты знаешь о нашей встрече, скрывать не стал». Обождав немного, прежде чем ответить, Стеф, отстранился от столбиков деревянного забора, выпрямился, размяв похрустывающие шею, плечи, и, перемогавшись, дабы избавиться от пелены перед глазами, что полностью заволокла зрачок, после чего стал подходить к лавочке торговца ближе. — Да вы же обо всём знаете, — бросил он, угрожающе скрестив руки на груди и гневно зыркнув на Герцога. — Не нужно разыгрывать представление, якобы вам действительно об этом интересно. Вы же, никак иначе, осведомлены в том, что Миранде было от меня нужно, и что я ту ночь не пережил. Вероятно, вы даже знаете, каким образом и для чего она меня с того света вытащила, раз не удивились увидеть живым и здоровым. Когда Стеф остановился у большой повозки до верху забитой едой и всякой всячиной буквально в пару от неё шагах, он, стараясь держать ровно и не подавать виду плохого самочувствия (хотя по порванной, выпачканной кровью рубашке, по его растрёпанным волосам, в некоторых местах слипшихся от той же крови, по его, скорее всего, измазанной в грязи и пыли физиономии, уже можно было сделать какие-никакие выводы), он, немного помолчав, продолжил: —... вы просто хотите деталей. Думаете, что я разлажу все карты прямо на стол. Даже не мечтайте! То, что вы, скорее всего, сотрудничаете с Гейзенбергом, ещё не говорит о моём вернувшемся к вам доверии. Ведь вы правы… я отлично помню тот роковой день и наш с вами последний разговор. На лице Герцога не дрогнула ни одна эмоция, как будто речь шла далеко не о нём. Он всего-навсего просто неотрывно глазел на молодого человека таким странным взглядом, словно бы насмехался на его заявление, затем поднёс к пухлым маленьким губам сигару и выпустил клуб дыма с необычайно беззаботным видом. Взявшееся отсюда раздражение Стефа даже словами было не описать. — Мнительность – интересная и неоднозначная черта, мой друг. С одной стороны, склонность видеть во всем опасность очень полезна для того, чтобы быть всегда настороже, но с другой – это умение из мухи раздуть слона ни к чему хорошему не приведёт. Ибо как, видите ли, этот же слон может вас раздавить. Многозначительная улыбка на его губах и не думала покидать толстого лица, став его неотъемлемой частью, а лёгкое подергивание бровей придавало ему ещё более загадочный вид. — Ну разумеется, вы, как всегда, в своём репертуаре! Для кого здесь вообще нужно умом блистать? Я и так знаю, на что способен ваш хитрый мозг. Поэтому на эти провокационные вопросы отвечать не стану. Даже и не подумаю. Пусть на них вам ответит самолично Гейзенберг, раз решил посвятить в наше с ним дело! — Интересно… — задумавшись на мгновение, торгаш машинально потер подбородок своими благородными и умасленными толстыми пальцами, украшенные золотыми перстнями, потом провёл всей широкой пятерней по жиденьким светлым волосам и откинулся на стуле, едва не сломав внушительным весом спинку. — Вы, конечно, смышлёный молодой человек, не глупый, но откуда такие безосновательные поспешные выводы? Я разве хотя бы единожды упоминал Лорда Гейзенберга в нашем с вами диалоге? Не припоминаю… — Нет, не упоминали, — тут же ответил ему Стефан, отрицательно покачав головой. — Но не сложно догадаться, кто стоит за полученной вами информацией, о которой известно лишь двум людям – мне и Карлу. А если учесть ваши прошлые маленькие сговоры, в коих мне довелось принять участие, выводы напрашиваются сами. — Не советую спешить с ними – это дурной тон и показатель глупости. К выводам нужно приходить постепенно, анализируя, убеждаясь и проверяя. А ложные обвинения в чём-либо лишь сделают вас дураком. Может, у нас и есть общие дела с Лордом Гейзенбергом, но исключительно деловые и вас, отчасти, никак не касающиеся. Вам, Стефан, не помешало бы научиться вновь доверять людям, которые протягивают руку помощи. В здешних краях это большая редкость. Парень призадумался над словами торговца. Нет, очевидно, фразу про доверие тучный лавочник мог засунуть себе глубоко и надолго (Стеф не намерен больше доверять свою жизнь каким-то таинственным малознакомым личностям), но вот факт того, что Гейзенберг в осведомлённости Герцога взаправду не принимал участие, мог действительно иметь место быть. Как-никак, несмотря на общую неприязнь к владычице этих мест, оба мужчины не шибко друг друга жалуют. «В принципе, Карл не жалует никого... меня, вероятно, тоже. Во всяком случае, до тех пор, пока я ему не понадоблюсь». — Тогда откуда, — начав ходить туда-сюда по дороге, чтобы отвлечь себя от боли и потока мыслей, забубнил молодой человек. — Вы знаете, что я... — А откуда домыслы того, что я о чём-то знаю? — лукавая улыбка и резкое обрывание его речи опешило Стефана. — Приобретённый опыт выживания в замке Леди Димитреску дало свои гнилые плоды? Ваша тревога и предрассудки совершенно необоснованны. Остановившись на одном месте, парень яростно сжал пальцы в кулак. Торговец это заметил. — Что ж, конечно, я многое знаю. Я уже говорил вам об этом, — за словами последовала глубокая затяжка тлеющей ароматной сигары. — Это, скажем так, моя индивидуальная способность, которой меня... одарили. Если бы я не знал ВСЁ, то вряд ли бы смог существовать на ровне с лордами, не находите? «Ну, я же как-то существую... вернее, пытаюсь». — Однако, мне искренне не понятно, почему вы считаете, что мне известны подробности ваше... — Вы заявили, якобы знали о том, что я буду здесь! — воскликнул Стеф, чуть ли не топнув ногой от гнева, и обернувшись лицом к Герцогу. — Чем не доказательство? — Может, тем, что это очевидно? Нетрудно предугадать, что вы вернётесь сюда. Особенно, учитывая вашу привязанность к хозяйкам замка. — Определённый день, точное время тоже можно было предугадать? Ни в жизнь не поверю, что вы меня здесь на протяжении долго времени караулили. — И не нужно, друг мой. Ибо как я вас не караулил. Обыкновенное совпадение, — развёл своими ручищами торгаш. — На сегодня у меня назначена встреча с Леди Димитреску – вот и причина моего пребывания в этих чудесных виноградниках. Парень лишь, изобразив непонимающее выражение лица, быстро мотнул головой, отчего толстый лавочник, завидев реакцию, предвещающую множество вопросов, мгновенно объяснил: — Я услышал шаги, приближающегося к воротам незнакомца. Достаточно было выглянуть из небольшой щелки, дабы определить смельчака, что решил наведаться в гости к четырём опасным хозяйкам. И, разумеется, это были вы, Стефан, — он обнажил свои желтоватые зубы в широкой улыбке. — Место встречи изменить нельзя. «Не то слово...». — Интересно получается. После всего того, что с вами приключилось, после того, что довелось испытать, вы продолжаете держать путь туда, откуда безумно желали выбраться... — А вот это – явно не ваше дело. Тогда, увидев мимолётный взгляд торговца, полный осуждения, Стеф набрал в лёгкие воздух, сделав глубокой вздох, а после развернулся и двинулся в сторону больших ворот, что являлась главным входом в замок Альсины. Заводить заезженную тему о том, что дочери Димитреску опасные чудовища, и что молодому человеку стоит, обретя вновь свободу, бежать из деревни сломя голову, и больше никогда... никогда не возвращаться, ему совершенно не хотелось. Посему на этой ноте он завершит беседу и уйдёт. В конце концов, и затаённая обида на лавочника давала о себе знать, отчего вести нормальный диалог было тяжеловато. — Возможно, и так, — крикнул ему вслед Герцог. — Но хочу предупредить, что вы туда на данный момент попасть не сможете. Стефан остановился. Но не обернулся. — В замке произошла свара. Между кем – могу лишь догадываться, но крик стоял такой, что едва не полопались оконные стёкла, а им, прошу заметить, уже несколько веков. Да-а-а, было бы жаль, если бы этот винтаж не оставил бы заместо себя ничего. — Свара? — взглянув через плечо на лавочника, переспросил парень. — По какой причине, не знаете? — Вольно вам! Я даже ума не приложу, с кем Леди Димитреску могла так яростно спорить! Конечно, мысли сразу посещает ранее упомянутый Лорд Гейзенберг, ведь он единственный, кто может настолько сильно разгневать хозяйку, но его духа здесь не было и там, — кое-как вытянув руку, Герцог направил указательный палец на жуткие закрытые ворота замка. — Я больше, чем уверен, тоже. Поэтому в наших возможностях на данный момент лишь гадать, каков безумец решил перечить прекрасной Леди Димтреску. Он не ответил. На самом деле, молодой человек предполагал, о каком “безумце” могла идти речь… или “безумцах”, ведь ещё совсем недавно он помог дочерям Госпожи выкрасть её дневник с секретами, о которых первым лучше не знать (во всяком случае, Альсина этого бы не хотела) ; и, проснувшись после отменно проведённого времени, Стеф не обнаружил ни их, ни заметок, ничего, вследствие чего сложилось впечатление, что Кассандра и Бэла, успев ознакомиться с содержимым дневника, поспешили предъявить лживой матери о всех её от них тайнах, устроив самый настоящий скандал. И, с большей вероятностью, Герцогу было известно об этом тоже. Просто снова решил сыграть в незнайку и тем самым дождаться, когда молодой человек самостоятельно разложит верные предположения ему же на стол. Но Стефан этого делать не собирался. «Хер тебе, а не информация. Кто знает, что ещё ты умудришься использовать против меня из коллекции МОЕГО же оружия». Когда между торговцем и молодым человек повисла тишина, кою ничем не хотелось заполнять, второй упрямо двинулся вперёд, дабы дойти, наконец, до заветных ворот. И, дойдя за пару-тройку шагов, под пристальным взглядом тучного мужчины, Стеф обеими руками надавил на каменные плиты, став толкать их изо всех сил. Однако, ни одна не поддалась. — Вы не устаёте от своего упрямства, дорогой друг? — Чертовски устаю, — отряхивая руки от грязи, что осела за огромное время на дверях, ответил парень. — Но именно она помогла мне выжить. — Ошибаетесь. Именно она и стала причиной вашей гибели. Отойдя от ворот, Стефан окинул Герцога многозначительным взглядом с нарочито выраженной ухмылкой. — Гибели? — вновь уточнил он, будто бы не расслышал. — Вы же сказали, что ничего, касаемо меня, не знаете. В ответ на хитрую улыбку Стефа последовала широкая, демонстрирующая зубы, и фальшивая. — Так и есть. Вы же сами обмолвились о том, что не пережили ту кровавую ночь. Вот я и подметил. «Зараза!». — Да, но без подробностей. Как вы сопоставили мою упрямость и мою кончину – не понятно. Улыбка торговца расплылась на толстом лице ещё сильнее. — А, как по мне, всё очень даже очевидно. Мы пообщались с вами достаточно, чтобы я мог понять, какой вы человек и на что способны, отчего могу с уверенностью заявить, что причина вашей погибели кроется в вашей упрямости. Вы предсказуем, Стефан, и вы, вероятнее всего, полезли на рожон. Вот и весь секрет. Тяжело вздохнув, видимо, устав от загадочности и нераскрытия фраз лавочника, Стеф, вот что бы-то ни стало, прекратить беседу и начать думать над тем, каким образом проникнуть внутрь. Если Герцог говорит правду про ссору и крики в фамильном замке Димитреску, то, надо думать, девочки вознамерились устроить лжематери самый настоящий скандал, который, как он думал, мог стоит им всяких неприятных последствий. Не смерти, конечно, но ничего хорошего от того, что дочери узнали о своём истинном "рождении", ждать им не стоит. В особенности со стороны Альсины. Посему ему, как мужчине, нужно было что-то делать, думать, предпринимать, и поскорее. Его взор тут же устремился на громадные, с острыми шпиками башни, где множество окон – если до них удастся добраться – могли бы стать запасным входом в замок. Молодой человек всем своим видом демонстрировал торговцу, что в дальнейшем разговоре был не особо заинтересован, что его единственной целью на сегодня было попасть внутрь обители кровожадных вампирш, а не беседа со странным, надоедливым жирдяем, который когда-то бросил парнишку на произвол судьбы. И такое неприязненное игнорирование Герцогу не понравилось. — К слову сказать, как поживает ваш Каду? — нарушил молчание торгаш. — Он вас... не беспокоит? Стефан медленно повернул голову на открытую лавочку торговца, что стояла от входа в нескольких шагах. Вопрос, который вызвал недоумение, был таков: что на уме у этого хитрого толстого лиса? Ему надоело ждать, когда же Стефан сам расскажет о своём преображении и паразите, что стал причиной такой заинтересованности в нём лордов и непосредственно Матери? Тогда к чему вся эта очередная ложь про то, что он якобы ни о чём не знает, если сам же задаёт вопросы, к коим тема никак не подводилась, и о коих он понятия должен был не иметь? На что, чёрт возьми, этот торговец рассчитывает? — А вот про Каду – я точно ни разу не говорил, — маскируя раздражённый оскал, ухмыльнулся Стеф. Герцог даже не моргнул. — Ужасно он поживает, — врать было бессмысленно. — Понятия не имею, что эта тварь со мной делает, но такое ощущение, будто пожирает изнутри. Постоянно чувствую себя херово... и нутро всё крутит. — И вы считаете, это нормальным? — Что? Вы, блять, шутите? — Не нужно ругаться, любезный друг, брань вас не красит. Результат якшанья с лордами деревни видно невооружённым глазом, но, будьте добры, не демонстрируйте это... хотя бы при мне, — ароматная сигара снова оказалась во рту торговца, и он нервно пожевал её кончик, а затем, сделав губы трубочкой, выпустил клубок дыма. — Что касаемо Каду, я имел ввиду, вы не спрашивали у того же Гейзенберга, в чём причина плохого самочувствия? Вам это неинтересно? «Ах, вот оно что. Хочешь разузнать про результат эксперимента Миранды надо мной. Хитрый, хитрый лис...». — Разве Гейзенберг похож на доктора? — «Если только на безумного доктора». — Откуда ему знать, что творится с моим организмом под влиянием паразита?  — В нём такой же паразитический организм, как и в вас. Как думаете, известно ли ему, что вы ощущаете? Вопрос безусловно был риторическим. — Я не спрашивал. — А зря, — лавочник вновь откинулся на спинку стула, наполнив рот ароматным сизым дымом. — Скажите, Стефан, вы голодны? — Что? — Вам хочется есть? — лицо Герцога в миг переменилось: вместо лукавости и насмешки, что сияла на нём вместе с телесным жиром практически постоянно, его выражение обрело задумчивый вид, а взгляд стал блуждать по серому небосводу, в который тонкой струйкой стремился дым его сигары. — Зачем вы спрашиваете? — Просто интересуюсь. В конце концов, могу предложить чего-нибудь съестного из своего богатого ассортимента, — он привёл свой широкой ладошкой с толстыми пальцами, похожих на розоватые сардельки, по открытым дверцам повозки, на которых красовалась вся мясная продукция. — Только скажите... — У меня нет денег, — резко отрезал парень. — Да и какое вам, вообще, дело, голоден я или нет? Судя по загадочной улыбке торгаша, вернувшейся на его толстую физиономию, это был очередной провокационный вопрос, но изрядно завуалированный. По всей видимости, таким образом Герцог пронюхивает про необычайный аппетит молодого человека. И вновь очередное выпытывание информации не увенчались успехом, молодой человек оказался куда смышлёнее, чем о нём думают. Это ему показалось слишком странным. Нет, разумеется, он не был полным кретином, дураком и не являлся таким уж простофилей, как хочется думать, но факт того, что он неожиданно поумнел, оспорить нельзя. — У меня есть товар – я его предлагаю. И всего-то. Обыкновенный смысл торговли. На это Стеф тоже предпочёл не отвечать. Он снова погрузился в думы о том, как бы ему сейчас пробраться внутрь замка и отыскать Бэлу…или Кассандру. Хоть кого-нибудь из них, чтобы узнать о случившемся! Если, конечно, ещё было кого искать. Предчувствие на этот счёт стало каким-то дурным. Поэтому, вернув взор на окна, что ответно наблюдали за ним своими мутными тёмными стёклами, парень интуитивно попытался рассмотреть в них лишь бы какое движение, какой-нибудь знакомый стройный силуэт. Однако, и на сей раз его подглядывания на высоты мрачного дворца не прошли мимо Герцога. Лавочник был не шибко доволен тем, что разговор никак не клеился, как бы тот не пытался, что молодой человек намеренно его игнорирует, пропуская мимо ушей фразы, которые должны были вызвать у него определённые вопросы и поднять необходимую первому тему, посему принял решение словесно контратаковать. — Или моя коллекция мясных продуктов вас не сильно заинтересовала? — спросил он и, повторив за Стефаном, глянул на окна замка Димитреску, не убирая с лица улыбки. Однако сейчас эта эмоция была нарочито натянута, как нельзя сильнее. — К вашему – и не только – сожалению, я торгую исключительно мясом убойных животных и изделиями сделанных непосредственно из него. Прочие бесчеловечные… извращения я ещё не пробовал. Стефан, стиснув зубы, демонстративно оставил без внимания и это. Хотя, нужно признать, намеренная попытка задеть его суровой правдой миссию свою неплохо выполнила. Герцог метился в самое сердце и с лёгкостью попал прямо в цель. Парню на самом деле действительно хотелось есть, но запах от жирных копчённых колбасок, сделанных из какого-то несчастного хряка или сильный аромат мясной нарезки говяжий ветчины его как-то… не привлекал. Всё, что ему хотелось – сырой, пропитанной ещё горячей красной кровью человечинки, совсем недавно убитого и выпотрошенного бедолаги. По горлу в сторону пустого желудка тут же покатилась слюна, и внутри громко улькнуло, как в глубине холодного колодца. Его взгляд по-прежнему был прикован к башням, чьи крыши были настолько заострены, что пронзали серое небо насквозь. Тогда, получив в ответ всё то же молчание, Герцог, откашлявшись, источая поглощенный секундами ранее сигарный дым, удручённо вздохнул, а после изрёк себе под нос: — Сумасшедшая любовь проходит быстро, а вот – любовь сумасшедшего – никогда. И юная плоть, пока может, рвётся на подвиги. Понимаю… — смачно затянувшись, торговец потушил сигару о пепельницу, что стояла на дощечке, расположенной на открытой дверце повозки, после чего произнёс уже громче: — Говорят, у любви нет преград. Что ей небо? Что ей земля? Наконец, заинтересовавшись в словах лавочника, Стеф перевёл взгляд на наго, однако сам Герцог уже на парня не смотрел – его так же привлекли башни замка. — Если поистине любишь – заимеешь крылья, — продолжил он, на удивление, кисло улыбаясь. — И взлетишь, наплевал на препятствие, что мешают вам встретиться. И вот тогда молодой человек вслушался в слова торговца и на какое-то время просто молча задумался, уткнув отрешённый взор в землю. Тишина, повисшая между мужчинами, была бесконечно долгой и почти осязаемой, отчего Герцог взволнованно затрепетался на своём стуле, явно стараясь привлечь к себе внимание. Но тщетно. Стефану же это молчание никак не мешало, даже наоборот – помогало собраться с мыслями и решить, наконец, что делать дальше, как попасть в замок и с какой стороны лучше начинать возводить план в действие. Как вдруг в сером, затянутого смурными тучами, небе раздался громкий странный звук, похожий на стрёкот крыльев стрекозы, только гигантской и… металлической. Пусть Стефану уже и доводилось слышать нечто подобное ранее (когда он держал путь в Мастерскую Гейзенберга, весь небосвод чуть ли не содрогался от шума, что издавало что-то неизвестное), он всё равно испуганно встрепенулся и оглядел округу. Поблизости не было ничего такого, что могло отдалённо напомнить виновника столь жуткого непонятного звука – ни на небе, ни на земле, но шум продолжал доносится откуда-то изо гор, словно бы, как говорила Маришка, действительно некое божество разгневалось и теперь таким образом вымещает на деревенских всю накопившеюся злобу. Тогда молодой человек, не зная как быть, устремил изумлённый взор на тучного мужчину, а затем спросил: — Что это такое? Что за шум? Но ответа не последовало. Герцог, если судить по выражению его лица, что подобно парню демонстрировало удивление, смешанное с чем-то непонятным… чем-то тем, что отчасти напоминало полное непонимание, и сам, в коем-то веке, понятия не имел, что бы это могло быть. Он тоже осмотрелся. — Это Тёмный Бог? — взбудораженный парень продолжил завалить торговца вопросами. — Или… как в тот раз: громадный голодный волк, слоняющийся по округе? Только с крыльями… Герцог! Ответьте! Это монстр? Перестав глазеть на небо, лавочник поджал губы, изображая, якобы размышляет сейчас над заданным вопросом, а после, с трудом отодвинувшись от открытого проёма повозки, взялся за деревянные ручки и стал медленно тянуть их на себя. — Нет, дорогой друг, — выдал он едва ли не шёпотом, необычайно холодным тоном. — Хуже. Это люди.

***

Погода резко и скоро стала совсем скверной. Пусть серые тучи, что полностью заслонили собой небо, плыли над деревней с самого утра, делая погоду пасмурной и хмурой, дождя, мерзкой влажности, прохлады и рассвирепевшего ветра как таковых не было. Думалось, что всё разгуляется, небо к обеду прояснится и майского тёплое солнышко приветливо выйдет изо плена угрюмых облаков. Однако, всё вышло аккурат хуже: ветер поднялся нешуточный, шумя и завывая со всех сторон; резко заморосил мелкий дождик холодный и нудный, монотонно шурша, мелко постукивая по листьям деревьев, множеством маленьких капель падал в траву, колотил голову и мочил одежду; тучи стали ещё темнее, и вся округа в один момент помрачнела. Время для приключений молодой человек выбрал очень неподходящее. Но деваться уже было некуда. Поднявшейся ветер трепал расстегнутую бежевую рубашку, рванную, перепачканную в крови, словно уже припутавшуюся ею, и та хлопала полами за спиной парня подобно крыльям птицы. Герцог оказался не прав: они не давали ему преимущества, не помогали преодолеть препятствия (отнюдь – лишь доставляли неудобство и периодически мешали форсировать попытки справиться с заданной целью), разделяющее его от девушки, ради который он готов был бросить вызов природе, справиться со всеми преградами и пройти сквозь огонь и воды; он готов был умереть для неё ещё раз, в конце-то концов! Ведь не зря он в данную минуту делает то, что в любой момент может стоить ему жизни. Из-за пролившегося дождя выпирающие камни в стенах замка скользили под его пальцами, отчего Стефан пару раз чуть не сорвался; также, мерзкий надоедливый дождик своими каплями, кои периодически, малюсеньким потоком извергало небо, летел ему прямо в глаза, мешая видеть и концентрироваться. Но он старался не зацикливать на этом внимание и продолжать взбираться вверх – к окну, что, по его наблюдениям и памяти, вело в покои самой старшей дочери Альсины Димитреску. Маниакальное упорство и изрядное упрямство в очередной раз подсобили Стефану в преодолении поставленных задач; он снова, хоть и особыми усилиями, безрассудным риском, справился с препятствием и достиг цели. Поставив ногу на выступающий в стене камень, он подтянулся, дабы достать рукой до оконного отлива, а второй решился схватиться за другой торчащий обломок. Затем, сделав так, как был запланировано, наконец ухватился за уступ, ещё раз подтянулся, переменил ногу, поставив её на более близкий и безопасный кирпич, оттолкнулся и, рванув себя вверх с тяжёлым рыком, втащил своё тело внутрь, свободной рукой толкану створку, что – о, чудо! – была не закрыта. Одно окно, которое он открыл, и в которое влез, оказалось узким, хотя из-за высоты, таковым со стороны не выглядело, и это, мягко говоря, прибавило проблем: с трудом протиснувшись (плечи Стефа просто не помещались в проём), хватаясь руками за створку и раму, он в итоге оказался внутри замка. Это была несомненная победа, пусть и попотеть заставила. Поэтому, прежде чем залезть в комнату полностью, он, свесив с окна ноги, сделал небольшую передышку. А уже после, когда в комнате послышалось оживлённое движение, говорящее о чьём-то в ней присутствии, Стефан отодвинул прозрачную белую шторку и спрыгнул с небольшого подоконника. Какого было его удивление, когда вместо желанной хозяйки комнаты, его взору предстала её младшая сестра – непредсказуемая Даниэла, чьи огненно-рыжие волосы, к удивлению не скрытые за капюшоном, горели, подобно свечам, что озаряли своим ярким светом всю спальню. Тут же возник вопрос: что она забыла в чужих покоях? Почему так уверенно бросила она ним из угла в угол, нагло отпирала шкафчики комодов, ища внутри кое-что, по всей видимости, важное, что-то попутно бубня себе под нос и вела себя, как их полноценная хозяйка? Неужели Стефан опять всё перепутал? Неужто он проник в комнату Даны, а не Бэлы? Что ж, тогда у него большие проблемы. Или же нет... Девушка незваного гостя, проникшего в комнату, вероятно, не заметила, ибо никаким внимание того не одарила. По крайней мере, до определённого момента. — Можешь вылазить обратно, — вдруг необычайно серьёзным тоном проговорила самая младшая Димитреску, не отрываясь от копания в вещах старшей сестры. — У меня нет настроения играть с тобой. Движением аккуратного гостя парень поправил штору на окне, словно закрылся ею от какого-то наблюдателя с улицы, затем вновь повернулся лицом к младшей хозяйке замка. — И тебе здравствуй, Дана. — Ты жить без меня не можешь, да? — и пусть на данной фразе проскользнула нотка игривости, голос её по-прежнему оставался серьёзным. «Наоборот» — поймал себя на мысли молодой человек. «Я жить из-за тебя не могу...». И хоть отчасти это было не так (в конце концов, Даниэлу он по-своему любил), но именно она стала виновницей его колоссально изменившейся жизни. — Ну... да, — ответил Стеф, театрально разведя руками. — Иначе и быть не может. Внимательно наблюдая за действиями рыжеволосой ведьмы, он заметил, как на её бледном лице мелькнула улыбка. Стефану чертовски нравилось, когда сёстры не лукаво ухмылялись, не насмешливо усмехались, а именно искренне улыбались в ответ на его слова, и особенно доставляла необычайное удовольствие улыбка Даны. Она была поистине ангельской. Однако в глазах её золотых плясали чертенята, зазывая парня в свой яркий, живой хоровод, из которого у него не будет возможности выбраться. И несмотря на то, что он всячески старался сопротивлялся этим чарам, бедолага всё равно попадал в омут опасных страстей Даниэлы. — Я знала, — самодовольно изрекла она, всё так же продолжая рыться в шкафах, будто не обращая на молодого человека никакого внимания. — Никто не может. Даниэла изрядно долго копошилась в комоде, время от времени извлекая из его тёмного чрева очередную неподходящую, по всей видимости, вещь и отправляя её в общую кучу, где хаотично лежала одежда. Стефан не совсем понимал, что она хотела там найти, почему выбранный наряд не подходил и чем в целом ей не угодили аккуратно разложенные вещи, из-за чего тут же оказывались на кровати. Ему стало чертовски интересно, что искала девушка. — Зачем ты это делаешь? — спросил Стеф, медленно подходя ближе. — Как это зачем? Ищу кое-что! Не видишь, что ли? Глаза закатились сами по себе. — Вижу. А что, если не секрет? Судя по раздражённому фырканью, Дана отвечать как-то не шибко хотела. Однако, главная любительница поболтать не была бы таковой, если бы оставила вопрос открытым. — Какой ты глупый! — недовольно воскликнула она, наконец оторвавшись от ящичков, забитых различной элегантной одеждой. — Бэла опять включила злюку, поссорилась с мамой и убежала из дома, оставив свои вещи без присмотра. А значит, теперь я могу брать из её комодов всё, что пожелаю! «Включила злюку? Поссорилась с мамой? Убежала из дома? Опять?» — вопросы напали на Стефана с новой силой и окружили со всех сторон. — «Её вещи… значит…». — Кстати, ты перепутал комнаты. Моя – левее. А это – покои Бэлы! «… значит, всё-таки не ошибся» — облегчённо выдохнул он. «Ох, узнай ты это – оторвала бы мне голову… прямо в ней же». — Я… я просто знал, что ты будешь здесь, — парень сконфуженно потёр затылок, встав по правую от Даны сторону. Конечно же, он ничего не знал. Даже не ждал. Просто запомнил раз и навсегда одну вещь – Даниэле необходимо угождать постоянно, будь то комплименты, признания или же лестные ответы, рассчитанные на её восхваление. От лжематери самая младшая Димитреску взяла именно гордыню и самолюбие. Не лучшие черты, но для неё – в самый раз. — А по какой причине, извини за любопытство, Бэла…” включила злюку”? — Любопытному на днях прищемили нос в дверях, — отчеканила ведьма, словно выученное стихотворение, после чего хихикнула. — Или же саданули серпом прямо по любознательной моське! Молодой человек, по какой-то непонятной для него причине, улыбнулся. Сейчас Дана звучала в точности, как Кассандра, только более милее и не столь угрожающе, а её звонкий нежный голосок, сплошная златоглазая безмятежность и невинное хлопанье ресниц в купе создавали просто невероятное сочетания прелести во плоти. Если бы не её взбалмошность, непредсказуемость, безумие и изрядная кровожадность, то она вполне могла бы окончательно вскружить голову Стефану, как это сделала её старшая сестра. Однако, стоит признать, что весь этот тяжёлый характер, жестокость и истинная сущность придавали девушке особую перчинку, от которой она становилась ещё… вкуснее. Пикантнее. — А если ты действительно хочешь знать – она сильно поругалась с мамой, сказав, что больше не хочет быть её дочерью… или что-то вроде того. Я не шибко вдавалась в подробности их ссоры. Не люблю такое! К чему все эти разговоры на повышенных тонах и выяснения отношений? Ты же всё равно останешься при своём, зачем тратить на кого-то силы? — выдвинутый ею ящик комода громко захлопнулся. — Я постоянно задаю этот вопрос Кассандре, которая ни дня не может прожить без споров и препирательств с мамой. И она постоянно переводит тему, потому что не знает как на него отвечать. Тогда я спрашиваю у самой мамы об этом, на что она отвечает, якобы Касс всего-навсего упёртая, как беременная ослица, и упрямая, как маленький ребёнок, девушка, не желающая принимать чужую истину. Вот и пререкается с ней, находя тысячи отговоров, чтобы оспорить её запреты. — отойдя от того шкафчика с одеждой старшей сестры, Даниэла подошла к тумбе, что располагалась прямо возле кровати. Стефан последовал за ней. — Несмотря на то, что многие не согласятся с тем, что я сейчас скажу, но Кассандра и Бэла очень стоят друг друга. Просто Касс находит в себе слишком много храбрости и уверенности перечить маме, а “покорная” и ответственная Бэла предпочитает отмалчиваться, всё своё недовольство высказывая самой себе в собственной голове. Понял, что я имею ввиду? Неожиданно, чуть не потеряв равновесие от вернувшегося головокружения, Стеф пошатнулся, затем опёрся ладонью о тумбу, в коей начала копошиться рыжеволосая ведьма, чтобы ненароком не упасть, и утвердительно кивнул. Но он почему-то сильно сомневался, что старшая дочь Альсины смела ей хоть как-то перечить, пусть даже в мыслях. Ему всегда казалось, что Бэла восхищалась матерью по большей мере, чем остальные, и такое заявление её младшей сестры его немного озадачило. — Но недавно на неё что-то нашло, и она решила за всё высказаться, сказав маме такие… такие ужасные слова! И чем она только думала? — вдруг рыжая самодовольно усмехнулась. — А говорят, что Бэла из нас самая умная… разве умная бы стала говорить своей дорогой маме обидные заявления? Даже Кассандра себе такого не позволяла. Хотя… всё равно вместе с ней куда-то ушла. И тоже выглядела какой-то недовольной. У меня та-а-аки-и-ие странные сёстры! —… и Касс ушла? Дана, посмотрев на Стефана, положительно моргнула. — Тебя это удивляет? Они так уже делали. Пару раз… но мама знает только об одном. «Делали? Ну и ну! Бэла уже сбегала из замка? Так ещё и на пару с Кассандрой? И хоть я догадываюсь, чем они занимались вне стен дома…» — от одной лишь мысли об их аморальном, нечестивом союзе голову молодого человека забивало воспоминание проведённого ими времени в заброшенной старой хижине. Он сглотнул. «… всё равно интересно узнать, что стало причиной тем двум побегам». — Конечно, тогда они вернулись на следующее утро и пробрались в свои комнаты, оставаясь незамеченными мамой, однако сейчас… их нет уже сутки. Мама злится. — вытащив очередную вещицу Бэлы из открытого шкафчика тумбы, Дана, гневно рыкнув, со злобой бросила её на кровать. — Не люблю, когда она злится! Я за сегодня получила два выговора! ДВА! Я никогда прежде столько строгих замечаний не получала, как за сегодня. Аргх! — А за что ты их получила? — Да за всё! Неправильно держала столовые приборы, не прибралась в своей комнате… да я ни разу в жизни в ней не убиралась! Это просто нечестно! Почему я должна быть той, на кого мама вымещает накопившеюся за эти дни злобу? Я же её любимица! Я же её дочь, а не какая-то там служанка! От последних слов Стеф встрепенулся, словно по нему пустили сильный заряд тока. Понятно дело, младшей сестре девушки ничего из разузнанного не сказали, да и было бы это, если честно, бессмысленно – самая очарованная матерью дочь ни в какую бы не поверила в то, что предмет её особого обожания не являлся для неё все эти долгие годы родным человеком. «Не представляю, что сейчас чувствует, испытывает Бэла и Кассандра… если последняя, вообще, способна что-либо чувствовать». — А разве ей больше не на кого выплёскивать злость? У вас же есть камеристки. — «Были». Стефан непосильным трудом сдержал ухмылку. — Были, — повторила Даниэла, будто озвучив его мысли. — Камелия легла и уснула могильным сном, а новенькую из темницы не выпускают. Ты же знаешь, что нам привели новенькую служанку, да? Знаешь? — Нет, — солгал он. — Она местная? — Кажется, да. Довольно симпатичная, миловидная… — изъяв из тумбочки какое-то светлое летнее платье, ведьма осмотрела его со всех сторон, прикинула на себя, отчего возникла путаница – принадлежала ли последняя фраза ему, а не, как ранее предполагалось, новенькой камеристке. Однако, всё вновь стало понятно, когда и этот наряд полетел в общую кучу. — Но нос задирает! Кассандра обещала это выбить. Как скоро – не уточнила, но, когда она возьмётся за неё, я подумаю над тем, буду ли играть с этой непокорной милашкой. Уверена, что мне она подчиниться и влюбиться так же, как и все остальные. Один только взмах длинных ресниц, один лишь взгляд, прошедший сквозь Стефа, и вот уже его душа отсоединилась от тела, взмыла ввысь, к сверкающим небесным светилам, благоговейно трепеща от чувств, переполняющих плоть, и руки, ноги… всё его существо уже дрожит вместе с ней. Правда, длилось это недолго. Душа быстро вернулась на место, а сам молодой человек, покачав головой, сбросил с себя чары, не специально наложенные рыжеволосой кровожадной ведьмой. И хотел он было, с приходом в себя, что-то произнести, как Дана внезапно продолжила: — Интересно… — её взгляд изучающе и откровенно прошёлся по Стефану с головы до ног, как если бы девушка видела его впервые. Это вызвало новую волну дрожи, пробежавшей по позвоночнику. — Забавляться втроём также весело? М? Как ты думаешь, Стефан? Вопрос сильно потряс парня, введя его в некое замешательство. Нервный кашель, усиливающийся от волнения, щекотанием горла вырвался из груди, и он был вынужден выпрямиться, дабы по полной мере откашляться и избавиться от першения. Стеф мог ожидать от Даниэлы всё, что угодно… но не этого. Разве она смогла бы поделиться с кем-то своими игрушками, разделив удовольствие на кого-то ещё? Или же, что было более вероятно, она просто желала получить его в два раз больше, даже не думая делиться. В любом случае, удивляться данному заявлению молодой человек меньше не стал. Хотя для себя подметил, что втроём действительно получается веселее. — Кхм, ну, — наконец прочистил горло он. — Когда вас много, игра становится намного интереснее, разве нет? Дана ничего не ответила. Лишь широко улыбнулась и кокетливо поиграла золотыми глазками, давая понять, что ответ её удовлетворил и она примет его во внимание. Но вот… как ему на это реагировать? Радоваться? Смириться? А может, попытаться отговорить самую младшую дочь Альсины от плотских извращений, ежели ещё не поздно? Хотя, скорее всего, поезд уже ушёл, и решение ею было принято окончательно. Однако, стоит ли из-за этого, вообще, переживать? В конце концов, речь шла о Маришке – девушки, в которую он в своё время был по уши влюблён. И, если закрыть глаза на то, что, вероятно, это новое танго любви будет для неё принудительным, он бы попробовал интереса ради возлечь с ней на пару с Даной. Сия мысль была отвратительной. Благо молодой человек тут же это понял. Посему, энергично потрясся головой, тут же прогнал фантазии на подобную непристойную тему; и постарался не думать о ней совсем… или, как минимум, на некоторое время, пока порассуждать и подумать ещё было о чём. Прогоняя в голове различные думы о Даниэле, Бэле и Кассандре, находясь в их замке, он ненароком ухватился за одну мысль, которая была непосредственно связана с младшей дочерью Госпожи, что всё это время продолжала рыться в сестринских вещах, выискивая для себя что-то более-менее подходящее. Если рассуждать со стороны хозяек, то почему проникновение Стефана в замок через окно совершенно не удивило Дану? Она приняла этот факт так спокойно, словно бы подобное происходило каждый день, и ничего сверхъестественного в этом не было. Нет, безусловно молодой человек понимал, что рыжая реагировала на многие странные вещи спокойно, как на должное, но неужто то, что он преодолел огромнейшее расстояние от земли до окон, взбираясь по скользким кирпичам их старинного замка, наплевав на непогоду, в таком скверном виде, будто бы совсем недавно, а не три месяца назад восстал из мёртвых, у неё не вызвало даже крохотного вопроса? Не может же быть с её психикой всё настолько плохо! Хотя… — Даниэла, всё хочу спросить… — Да-а? — Говорить про испуг совершенно бессмысленно, но почему ты даже не удивилась, когда я залез в комнату через окно, находящееся от земли чуть ли не в трёхсот футах? Разве это не безумно? Такое волнение, исходящее от Стефа, немного заинтересовало ведьму, вследствие чего она, оторвавшись от поискав того, что можно было стащить у старшей сестры, закрыла ящичек комода и поравнялась с ним, заглянув в глаза. — Не знаю, — легко пожав плечами, выдала она. — Просто неудивительно, что ты следуешь за мной по пятам, после всего, что было. «Справедливо». — Ну-у-у… неужели тебе даже неинтересно, как я узнал, что ты будешь здесь? — Нет. — Почему? Секунд пять она молчала, не отрывая взор от парня. Её лицо заметно напряглось, и возникло ощущение, будто бы она о чём-то размышляла или же вспоминала что-то такое, что могло с лёгкостью ответить на его вопрос. — Потому что тебя не существует, — в итоге, спустя какое-то время, произнесла она, чем ещё больше озадачила Стефана. — Ты просто призрак, что вернулся ко мне с того мира, куда мы все должны будем попасть. — Чт… — Тс! — Даниэла неожиданно приблизилась к нему вплотную и накрыла длинным указательным пальцем тонкие губы, останавливая. — Если хочешь услышать ответы на свои вопросы, то возьми и замолкни, милый. Хотя бы на секундочку! И он покорно замолчал. Осторожно взяв её за запястье, и начав поглаживать бледную кожу пальцем, молодой человек принялся внимать всему тому, что она сейчас скажет. Каким бы безумным всё это не было. — Ты же умер, да? Стефан моргнул. — А потом, благодаря Матери Миранде, вернулся к жизни. И вновь утвердительная реакция. — Разве такое бывает? Когда рыжеволосая ведьма убрала с тонких губ палец, парень заметил за собой, что всё то мгновение легонечко целовал его, и уже как-то не сильно горел желанием преставать. Но, раз уж она вновь дала ему возможность говорить, значит, ждала ответа. — Посмотри на себя, — томно вздохнув, сказал он. — Вот и ответ на твой вопрос. Даниэла опешила и немного возмутилась. — Что ты такое говоришь?! Я не… Однако, потом резко замолчала, хорошенько задумавшись над его словами. — Это другое, — правда, размышления были недолгими. — Я не умирала. Мама говорила, что я просто плохо себя чувствовала. Я болела! “Дар” меня излечил, а не воскресил! Разумеется, истинна, что скрыта от неё, была совершенно иная – довольно приближённая к его случаю. Но кому он это докажет? Раз уж Бэла и Касс сестру в правду не посвятили, то и ему не стоит. Чтобы объяснить всё, пойдет другим путём. — Хорошо… но, — неожиданно, осторожными движениями пальцев он позволил самому себе коснуться её пухленькой щеки, на которой в ответ появились милые ямочки. — Если я призрак, если меня не существует, то почему я осязаем? — Потому что ты и посмертно будешь принадлежать мне, — и уже ведьма схватила его за запястье наглой руки. Но, к удивлению Стефана, не свернула ею в знак наказания, а просто… ухватилась за неё, будто бы боясь, что он перестанет поглаживать её кожу. — Я читала о таком в одной книжке. «Теперь понятно, откуда такие мысли». — А… как же твои сёстры? Они тоже могут ко мне прикоснуться. Сама видела. — Могут, наверное, потому что ты был связан и с ними. Но это мелочи. Такие маленькие, маленькие… — Я понял. И даже это тебя не удивляет? Дана отрицательно покачала головой, а после уткнулась щекой уже во всю его руку. — Скажу по секрету, — стала шептать она. — Я вижу много странностей, и периодически слышу голоса тех, кто давно затерялся в небытие. — Да? — как воспринимать такую информацию молодой человек понятия не имел. Он, конечно, знал, что младшая дочь Альсины – сумасшедшая, и догадывался о том, что множество странных вещей для неё – предел нормы, но о таком… даже и подумать не мог. — Да. Даже сейчас их слышу. Какие же они надоедливые! — И… что же они тебе такого говорят? — Что ты им нравишься. «Дожили…». — Я? Чем? Девушка лишь неоднозначно пожала плечами. — Не знаю. Но ты единственный, кого они не просит убить. По крайне мере, с недавних пор. В этом мы с ними похожи. Если я хочу кого-то убить – согласны они, а если… — А если они желают пролить неугодному кровь, то согласна ты. Её прекрасная улыбка засияла ещё ярче. Он её понимает. — Эти голоса, они… не мешают тебе? — Я с ними сколько себя помню. Мы ужились, — как же спокойно она об этом рассказывала. — Сёстры редко играют со мной, а одной как-то скучно. Ненавижу оставаться одна! Благо они этого не допускают. Начинают болтать о чём-то, когда мне это жизненно необходимо. — Кто-нибудь ещё знает? — Только мама. И то она понятия не имеет в чём причина, и что с этим делать. Во всяком случае, она так говорит. Стефан призадумался. И намеревался было погрузиться в очередной омут мыслей и выловить оттуда возможную причину голосов, что беспокоят Дану, как она, всё же поведя себя в своём же репертуаре, резко вывернула ему запястье, с небывалой лёгкостью бросила на кровать, как тряпичную куклу, а после быстрым, едва уловимым рывком оказалась на молодом человек сверху, прижав своим красивым телом плотнее. — Что ты… — Видишь? Это они сказали сделать. Не понимаю почему, но как только я тебя увидела, захотела причинить небывалую боль, — вцепившись своими длинными пальчиками в оба запястья, ведьма растянула Стефа на постели старшей сестры, прижавшись лицом к его шее. — И вместе с тем – доставить неземное удовольствие. М! Ты их просто с ума сводишь. Он напрягся. Хотя не делал ничего такого, что могло напомнить сопротивление. — Если бы мне не было та-а-ак грустно, то я приказала бы тебе ублажить меня прямо в комнате Бэлы, а после сама овладела бы тобой, как в наш первый раз, на её же кровати! — звонко хихикнув, Дана легонько вцепилась зубками в шею парня, чуть оттянула резцами кожу, заставив его застонать, а после внезапно слезла с его туловища, приняв облик чёрной тучки мясных мух и собралась воедино недалеко от двери. — Но всё, что я поистине хочу сейчас – это крови. Поэтому будь хорошим мальчиком, полежи здесь немного, пока я сделаю кое-какие дела, и хорошенько приготовься, чтобы утолить мой голод. Ладненько? Но ответа не последовало. От всего, что сейчас произошло и было узнано, Стеф потерял дар речи. Всё, что он мог – закрыть глаза и тяжело выдохнуть. Что он, собственно, и сделал. — Только не смей уходить! — наигранно суровым тоном приказала Даниэла, открывая дверь. — Всё равно не найдешь Бэлу – никто не знает где она отсиживается. Если, конечно, не по запаху, как верный пёсик! И звонко рассмеявшись, рыжеволосая ведьма сразу же покинула комнату сестры, захлопнув за собой дверь. Шутка была глупой. Однако… — Чёрта с два! Стефан задерживать здесь не собирался. Делать в замке, как оказалось, было нечего, посему, резко вскочив с кровати, он оглядел помещение и стал думать, как быть дальше. Даниэла, несомненно, права так просто Бэлу он не найдёт, особенно не имея ни малейшего представления, где она может быть. Нужна какая-то зацепка… что-нибудь такое, что помогло бы ему понять, с чего стоит начать искать. Как вдруг, остановив взгляд на куче разбросных вещей старшей дочери Леди Димитреску, в его голову максимально интуитивно пришла странная идея. Он взял первый попавшийся наряд в руку, для чего-то осмотрел его, а затем поднёс к лицу. «Посмотрим на что, ещё годятся мои способности».