Constanta

— Каков всё-таки план? Чонгук уже на десятом километре привык к темноте, прекрасно ведя машину под ровные и чёткие команды Тэхёна. Всё действительно оказалось не таким уж стрёмным — зрение прекрасно адаптировалось, штурман тоже сработал на отлично. Наверное, именно поэтому Чон решил выпустить на волю нетерпение, задав свой вопрос. — План прост, как дважды два, на самом деле, — ровно отвечает Ким, не сводя глаз с прибора ночного видения, который передаёт изображение абсолютно пустого шоссе. — Подъезжаем, я ухожу. Лендри будет в эфире, следя за мной с дрона. Чимин выведет тебе изображение на монитор, ты будешь в курсе всего происходящего. К тому же на связи. Так что слушай, но старайся не занимать эфир. Я буду молчать, само собой, но Чиму и Кэлу придётся контактировать. Координировать вылазку в логово врага, полное охраны — сложно, но они смогут. К тому же Лендри приготовил нам сюрприз. Хотя, почему Лендри? Я приготовил, а он осуществил… — усмехается, поворачиваясь к напрягшемуся Чонгуку. — Не волнуйся, всё под контролем. Пока, по крайней мере. Чон со свистом выдыхает: — А если что-то пойдёт не так? — Значит, что-то пойдёт не так, Гук. Я приложу максимум своих сил, чтобы дать вам с Калебом уйти. — А ты?.. — Я уйду в любом случае, так или иначе. Я думал, что ты понял это. — Окей, извини. Воцаряется тишина. Чонгука распирает от невысказанного, но он крепко держит язык за зубами. В конце концов, если Тэ сказал, что уйдёт, значит, так оно и есть. Не доверять ему причин не было никогда, поэтому стоит отбросить сомнения. Они не помогают выполнять свою работу. Он вздрагивает, когда на бедро ложится горячая ладонь. Не смея отвести взгляд, от дороги, просто промаргивается и сглатывает вязкую слюну, что мгновенно скапливается во рту. — Тэ? — хрипит Чонгук, глядя строго вперёд. — Ты отвлекаешь… — Я просто хочу, чтобы ты понял кое-что важное, — вкрадчиво шепчет Ким, наклоняясь к самому чонгукову уху. — У меня есть причины вернуться с задания живым и совершенно невредимым. И ты — первая из них. Веришь? Чон кивает коротко и тут же прочищает горло: — Верю. — Вот и чу́дно, дорогой. Тихо прошелестев по песку лесной дороги, машина останавливается недалеко от каменного забора. На первый взгляд складывается ощущение, что никто в этом месте не ждёт опасности, будто всё спокойно, и совсем ничего не происходит. Но в воздухе висит напряжение. И абсолютная тишина. В кромешной тьме не видно ни черта, но Чонгук паркуется по прибору, довольно умело разворачивая внедорожник в положение «старт на всех парах по первому слову», и глушит двигатель, опираясь локтями на руль. Он судорожно выдыхает, готовый слушать и внимать всему, что будет сказано Тэхёном, прежде чем тот откроет дверь и выйдет в ночь. — Как только я закончу и появлюсь, сразу заводи мотор и начинай двигаться. Повторяем тот же трюк, что и у дома Ли. Не вздумай включать фары до моей команды. Хотя, ты и сам поймёшь, когда можно. — Понял, — кивает Чон, поворачиваясь, наконец, к Тэхёну. Он смотрит на него мгновение, будто запечатлевая снимком эти яростно горящие глаза под козырьком чёрной кепки, и добавляет: — Я буду ждать тебя. Тэхён улыбается под маской, слегка взмахивает рукой, прощаясь, и выпрыгивает из машины. Чонгук не видит его и даже не представляет, как он переберётся через двухметровый забор, но тут же на монитор слежения выводится живая картинка с дрона. Тепловизор. Гук охуевает сначала немного, глядя на то, как яркая красная точка перемахивает через ограждение и быстро движется к зелёно-оранжевому очертанию дома, ловко огибая редких людей, рассредоточенных по периметру, но потом усмехается сам себе: «И чего ожидал, собственно?» Уже через минуту в эфир подаёт голос Чимин, как всегда очень чётко и коротко отдавая команду: — Тэхён, вентиляционная шахта на три часа, там чисто. — Он вошёл, — это Лендри. А Чонгук не дышит. Понимает, что всё действительно под контролем, но не может выровнять сердцебиение, заполошно бьющее по рёбрам. Тэ внутри, и тепловизор его уже не видит. Теперь он один на один со своей целью и, возможно, с вооружённой охраной. И буквально через секунду после того, как он думает об этом, в эфире снова раздаётся голос Пака: — Чон, если ты сейчас волнуешься, то не волнуйся. Тэхён охране точно не попадётся. Самое опасное будет, когда он станет уходить. Но там его подстрахует Лендри, он на позиции. Твоя задача не проворонить его выход и вовремя подхватить. Поэтому сосредоточься. У Тэ всего три минуты на задание. Ты и пёрнуть не успеешь! — со смешком заканчивает Чимин и коротко хихикает. Наверняка в ответ на эту дурь за Гука ответит Юнги. Может, они даже сцепятся немного, но это неважно, потому что уже, судя по часам, через полторы минуты Тэхён должен выйти. Но его нет и через две. И как только паника подкатывает к горлу тошнотным комком, в наушнике звучит тихое с лёгким акцентом: — Вышел. Готовность, Чон. Если что-то пошло не так, то Тэхён справился. Не мог не. На мониторе чётко видна красная точка, движущаяся прямо к пункту высадки. И буквально через несколько секунд, когда двигатель уже заведён, и остаётся только подхватить Фантома, Чонгук обращает внимание, как красные муравьи на экране начинают активное движение в сторону поместья. — Они собираются внутри, Тэхён. Ты всё сделал правильно! — кричит в гарнитуру англичанин. — Я ухожу. На мониторе отключается изображение с тепловизора, а в привычной уже темноте вдруг появляется очертание высокой фигуры Тэхёна. И в момент, когда внедорожник приходит в движение, тот вскакивает в салон, яростно стягивает с лица маску и жмёт небольшую кнопку на каком-то приборе со словами «Дракарис, суки!» быстро поворачивается к Чонгуку и оскаливается: — А теперь гони, дорогуша! И как только машина срывается с места, поднимая клубы пыли, за их спинами раздаётся оглушающий взрыв. Потом ещё один. И ещё. Внедорожник подбрасывает несколько раз под дьявольский смех Кима, но Чонгук, даже не ведя бровью, топит педаль газа, прекрасно понимая, что фары уже можно включать. Хромированные диски радиусом восемнадцать дюймов светом фар съедают дорожное полотно под абсолютное молчание в салоне. Чонгук периодически выхватывает периферией зрения задумчиво склонившего голову на тыльную сторону запястья Тэхёна, но вопросы не задаёт. Его смех всё ещё звучит в ушах мрачным отголоском, а в сознание вторгается горькое понимание того, что любимому очень тошно сейчас. Его руками только что были убиты несколько десятков человек. Чонгук знает, в доме не было ни женщин, ни детей. Там были здоровые и в большинстве своём безмозглые бойцы личной охраны наследника конгломерата, твари, которая дала команду устранить семью Ким и который был застрелен лично Фантомом в кресле своего кабинета. Жалеть, в общем-то, некого. Но сейчас, когда всё, наконец, закончено, вместо облегчения Тэ ощущает тяжесть, которая по тем самым телепатическим каналам вползает в душу самому Чону. И ему больно. Больно видеть своего человека таким. Опустошённым и уставшим. Не физически — морально. И пусть Тэхёна учили убивать, превратив в безэмоциональную машину в момент выстрела, его нынешнее состояние понятно Чонгуку, потому что он тоже чувствует. И принимает. Тэ в маске, но без кепки. Он стянул перчатки, кинув их на панель перед собой. Упёрся локтем в уплотнение рамы и задумчиво прикрыл глаза. Его не хочется дёргать, не хочется ничего спрашивать. Хочется только приобнять одной рукой за плечо и просто довезти домой, побыть рядом. Без лишних слов, без суеты. Ведь всё — больше нет целей. Совсем никаких. Последняя была уничтожена буквально полчаса назад, а дальше… Чёрт, а дальше будет только жизнь. И Чонгук очень надеется, что совместная. Потому что не сможет отпустить. И оставить тоже не сможет. Подруливая к большим воротам, Чонгук чувствует шевеление справа. Тэхён выпрямляется, будто потягивается, и цепляет на макушку свою кепку. — Помоги ребятам, хорошо? Я к себе поднимусь… — почти шепчет он и вымученно улыбается, глядя прямо в глаза. Чонгук кивает в ответ, сдерживая желание прикоснуться к заострившимся скулам обеими руками и поцеловать в мягкие губы. Он всё понимает. Тэхёну нужно уединение. Пусть так, а потом они обязательно поговорят. Ким выкладывает кобуру под молчаливый взгляд Пака, чуть похлопывает друга по плечу и уходит в черноту потайной двери, ведущей в дом. Чимин грустно улыбается, глядя на абсолютно ровную спину и уверенную тихую поступь. — Эффект выжженной земли, нахер, — бормочет он и, выдохнув, убирает «вальтер» в специальный чемодан. — Такое бывает, Чон, не беспокойся за него. Сейчас чуть отдохнёт и придёт в себя. Он крепкий орешек. Чонгук выдыхает немного, но облегчение так и не приходит. Ему лично нужно убедиться, что всё будет нормально. Но позже. Сейчас лучше побыть здесь. С Чимином и придремавшим за столом Юнги. — А где Калеб? — озирается по сторонам Чонгук. — Он сейчас у себя, уничтожает все улики. На чуть нахмуренный и немного непонимающий взгляд Чимин отвечает, не таясь: — Записи с камер, любые упоминания, навигационные маршруты — всё по пути вашего следования должно быть уничтожено. Вот, посмотри, — он поворачивает к Чону один из мониторов: — Видишь? Картинка поражает. В рассветной дымке на изображении со спутника виднеется абсолютно чёрное пятно, бывшее некогда поместьем Чхве. Это всё, что осталось. Чёрное пятно. — Дракарис… — повторяет тихо Чон тэхёновы слова и улыбается. «За крысят, тварь», — проносится уже в мыслях. И вот оно, вплывает в душу вязким киселём — удовлетворение. Тэхён отомстил за всех. Он сделал это. Закончил, поставил точку. И тут же в мозгу вспышкой загорается воспоминание: Тэхён стоит в его комнате у окна и говорит жуткую фразу: «Меня здесь больше не будет…» — Чёрт… — шёпотом срывается с губ. Не может быть. Почему именно эти слова сейчас бьются в сознании, вызывая физическую боль? Чонгук поднимается резко и смотрит на Чимина. А тот понимает что-то, улыбается грустно и кивает: — Вам надо поговорить, Чон. Определённо надо поговорить. — Ты уедешь ведь, да? — Чонгук врывается в спальню Тэхёна, быстро приближаясь к тёмной фигуре у панорамного окна. — Ты закончил миссию и собираешься уехать? Ким не поворачивается, просто смотрит на занимающийся рассвет, и Чонгуку могло показаться, что тот его не слышит, но плечи дрогнули, да поясница чуть прогнулась. Чон в несколько шагов пересекает пространство, хватается напряжёнными пальцами за чёрную футболку и упирается лбом между острых лопаток: — Я с тобой, Тэ. Не отпущу, слышишь? — Нельзя, — хрипло сглатывает Тэхён. — Я не спрашиваю у тебя разрешения, я просто ставлю перед фактом. — Тебе нельзя. В этих словах и лёд, и пламя. Вымученный звук, спазмирующий горло. У обоих. А Чонгук едва не плачет от отчаяния. Потому что, ну, как так? Как сейчас остаться без него? Как одному? — Завтра в пять часов утра у меня самолёт. Билет куплен. — Меньше суток, Тэ… — шепчет Чон. — У нас меньше суток. Тэхён не выдерживает. Он мягко разворачивается, обхватывая ладонями любимое лицо, и говорит прямо в губы: — Ты знал, что я должен буду уйти после того, как закончу. Меня здесь держишь только ты. Но для тебя опасно быть рядом со мной, ты должен это понимать. — Я с тобой… — Нельзя тебе, идиот! — голос повышает, но не отодвигается, дышит часто и глубоко, будто Чоном надышаться не может. — Я сейчас очень опасен для тебя. Особенно по пути в аэропорт, особенно на границах. Мне уйти надо тихо и незаметно. Потому что уже через несколько часов в новостях будут говорить о гибели двух очень важных для нации человек — бывшем прокуроре и долларовом миллионере. И обязательно начнутся облавы и допросы. Наши братья попадут под подозрение из-за их связей и общего, так сказать, бизнеса. В ближайшие дни сюда никто не сунется, но уже позже начнётся полный пиздец. И тебе никоим образом нельзя выдать свою причастность. Меня всерьёз никто и не воспринимал, но ты — преемник своего брата и его правая рука. Тебе нужно быть вдвойне осторожным. И наша… связь может навредить тебе. — Наша связь? — Чонгук вскидывается. Сердце падает от этих слов и удары пропускает. Буксует так, что голова кругом. Связь. Но Тэхён будто понял, что мелькнуло в мыслях его человека, и поэтому сразу добавляет: — Не стоит реагировать так на это. То, что между нами — глубже и сильнее простых слов. Но именно та связь, что сподвигла тебя сесть этой ночью в машину и стать сообщником убийцы, и есть твоё слабое место. Чонгук снова кладёт ладони на тонкую талию Тэхёна и сникает в мгновение. Весь пыл, всё раздражение, злость и смятение тут же улетучиваются, оставляя место лишь тягостной усталости, от которой начинает звенеть в ушах. Он выравнивает дыхание и поднимает взгляд. — Скажи, это Уэльс? — всё, что может сейчас произнести, не сорвавшись на всхлип. — Нет, Гук. Туда мне путь сейчас закрыт. — Куда? Куда ты летишь? — Я знаю, что ты попытаешься меня найти через свои каналы связи, выйдя на кассы аэропорта, — мягко улыбается Тэ, подхватывая возлюбленного под подбородком кончиком пальца. — К тому же ты прекрасно осведомлён обо всех моих именах… Но ты не найдёшь. Поверь. Я умею прятаться. — От меня? — В последнюю очередь от тебя, Чонгук. Тэхён легонько касается своими губами любимых, таких мягких и податливых, что дыхание спирает. Но продолжает говорить: — У меня будет несколько пересадок. Поверь, ты потеряешь мой след уже в России. Чонгук проводит языком по нижней тэхёновой губе, чуть прикусывая. — Я не могу тебя отпустить, Тэ… — шепчет он, чувствуя, как отчаяние возвращается вновь. — Ты не можешь меня вот так бросить. Эта горестная попытка удержать злит самого себя, будто он непонимающая малолетка, но, блядь, как же безнадёжно больно сейчас в груди, как истязается в ужасе сердце. Как трудно дышать и сдерживать рвущиеся наружу эмоции. — А я и не бросаю. И даже не ставлю нас на паузу. Мне просто необходимо скрыться. Но я обязательно выйду на связь сразу, как тут всё уляжется. Это может занять всего пару дней, максимум — несколько недель. Но ты будешь первым, обещаю, Гук-и. И Чонгук не сдерживается. Он впивается поцелуем в горячие губы, лихорадочно, словно в бреду, шепча: — Я люблю тебя, Тэ. Люблю так, что с ума схожу от тоски даже прямо сейчас, а ведь ты ещё не улетел. Я боюсь отпустить тебя. Боюсь больше никогда не увидеть… Люблю, Тэ. И в ответ прилетает трепетное и ласковое: — И я люблю. Сильно. С первого взгляда, с первого поцелуя, с первого дыхания одного на двоих… Но, — останавливается, глотая воздух, смотрит в затуманенные болью и желанием бездны, отстраняется немного, продолжая крепко держать в своих руках, хрипит безбожно, — пожалуйста, Гук, не целуй меня так, будто прощаешься. * * * Они не заснули ни на секунду. Уставшие, звенящие мышцами, шепчутся тихо, будто кто-то услышит, улыбаются, словно ничего не происходит. Целуются нежно, обнимаются сильно, но не переходят грань, потому что не нужно им это сейчас. Они не хотят тратить время на жажду, они просто дышат в унисон, наслаждаясь утекающими моментами совместности. Любят друг друга по-настоящему, а не через рваные вдохи и трепет мокрых тел. Ласкают кончиками пальцев, играют друг у друга в волосах, что блики солнечные с востока ловят. И болят. Так сильно болят, что слёзы у обоих в глазах жгучим льдом застывают. Сильные. Храбрые. Безрассудно влюблённые. Наполняются и запоминают друг друга перед разлукой. Тэхён смеётся иногда, предлагая пожениться где-нибудь в Амстердаме. Чонгук же обещает явиться в свадебном платье. И кольца… Кольца обязательно с бриллиантами, чтобы вычурно, с придурью. Глупости эти нервы рвут с треском, но отвлекись на мгновение от них, и снова окатит талой водой от макушки до пят. До крика. Тэхён покой ощущает, отомстив за родителей, но в душе нечто диссонирует исподволь — встреть он Чонгука в детстве, как получилось бы в любом случае, не разорви их отцы свои связи, кем бы они сейчас были друг другу? Друзьями, любовниками, врагами, мужьями? И покой этот синим от ударов становится, потому что печаль от грядущей разлуки сердце на осколки разбивает. И так израненное, и так несчастное, в боях битое, но любящее. Потому что нельзя не любить его. Такого сильного, смелого, упрямого, преданного, важного. Красивого до мурашек, лишь вспомни. Невероятного. Чонгук навсегда останется его константой, как бы не повернула судьба, как бы не развела их по континенту, а то и за. Потому что он один такой. Другого наверняка не выдадут. И так Тэхён понять не может, за что ему Чонгук? За какие заслуги ему такая любовь, что до слёз, как бритвой по гортани? Тэхёну несвойственны долгие рефлексии, он всегда верит в то, что видит. А видит он сейчас руки сильные с изящными пальцами, что играются с его собственными, аккуратно касаясь, простреливая нежностью до позвоночника. И слышит шёпот этот, наполненный самым сокровенным, что есть между ними. Ни о чём и обо всём одновременно. — Я ждать буду столько, сколько потребуется, Тэ, — говорит Чон в вихрастую макушку. — Ты только не забудь, что мне очень плохо будет без тебя, и постарайся не задерживаться надолго. — От меня ничего не будет зависеть. Чонгук, я — киллер, уничтоживший несколько десятков человек, за которым ведётся охота. Меня не найти, не догнать лишь из-за того, что ни один след не приведёт ко мне. Да и не будет этих следов. Просто надо затаиться на время, как раньше. Побыть далеко от родного дома. Дать братьям довести начатое до конца. Ты только сам не высовывайся, я прошу. — Не стану, обещаю. — Хосок поможет Намджуну, если понадобится, но ты не лезь. Это уже не твоя война. Разгребать им придётся, а ты готовься навсегда быть со мной. — С первой минуты готов. Тэхён откидывается на плечо, смотрит долго. Потом усмехается хитро: — Может, мне в синий перекраситься? — Не сходи с ума. Я обожаю твои волосы… И подтверждает мягким поцелуем в любимую скулу. — А я — тебя, — в ответ тихое. — Я знаю. Он и правда знает. Теперь уж точно уверен. Ни одного сомнения не осталось. Наверное, в тот момент, когда Тэ на рану, не подумав, подул. Или раньше, когда в фургоне на мысленный зов кивком откликнулся. Или ещё раньше… Неважно всё это. Потому что когда знаешь, что любят, ждать легче становится. Вера в скорую встречу в душе рассветает, и не так больно становится. И слёзы сохнут. И спазм в горле терпимым становится. И тоска уже не так захлёстывает. — Всё будет хорошо? — спрашивает тихо. — Иначе никак, — такое же тихое в ответ. Когда солнце уже вовсю царствует в небе, а в доме начинают слышаться шорохи, Чонгук тянется весь, чувствуя, как мышцы трещат от усталости. Они ведь не сомкнули глаз: говорили, молчали, улыбались, целовались. И сейчас, глядя в любимые глаза, он понимает, — пора уходить. Всей душой хочется остаться, но нельзя. Тэхён должен собраться в дорогу, сделать всё правильно. Но тот будто бы не спешит никуда. Устало промаргивается, укладывается на грудь, жмётся ближе. Чувствует, что Чонгук решает встать, чтобы уйти. Отпустить прямо сейчас не в силах. — Останься ещё ненадолго, — просит Тэ, потираясь лёгкой небритостью о кожу ладони, что лежит на щеке. — Позавтракаем. Поздороваешься с моими братьями и поедешь со спокойной душой. — Ого, — только и может, что выдохнуть Чонгук, — с братьями?.. Он ни разу не виделся с Сокджин-хёном, и сердце напряжённо сжимается. — Ой, угомонись, — смеётся хрипло Тэхён. — Он классный. — Класснее Намджуна? — В сто раз. Джин, как мамочка у нас. Добрый и заботливый. Ты ему понравишься, клянусь. — Тогда останусь ненадолго, — соглашается Чонгук. «А можно навсегда?» — скулит внутри. Спускаясь по лестнице, Чонгук вдруг ловит себя на мысли, что совершенно не думает о том, что произошло вчерашним вечером, плавно перетёкшим в ночь. Ни убийство прокурора, ни взрыв дома наследника — ничего не всплывает даже картинками рваными, как оно обычно бывает. Будто Лендри, устранив все следы и улики, почистил память, позволяя не отвлекаться от самого важного — от Тэхёна. А тот словно чувствует настроение Чона, вглядывается в его лицо и улыбается. — Всё будет хорошо. А сам-то верит в это? И Чонгук вздрагивает от собственных мыслей. Прогоняет чувство тревоги и липкого страха, что сменяют надвигающуюся тоску. Сжимает ладонь, что лежит в его руке и отвечает тем же — тёплым и ласковым: — Всё будет хорошо. Внизу немноголюдно и тихо. Директор Ким и его брат сидят за барной стойкой, что-то тихо обсуждают и пьют кофе. Чонгук ловит дежа-вю, усмехается: не хватает Хосока для полного счастья. Старшие не сразу замечают вошедшую пару, но, как только видят их, начинают улыбаться. Без какого-либо смущения или лукавства, будто всю жизнь знакомы. И всё же… — Доброе утро, хёны, — произносит Тэ, присаживаясь рядом с братьями. — Джин, знакомься, это Чон Чонгук, мой… парень? Он смотрит в чёрные глаза, на мгновение застыв, словно испугался, что болтнул лишнего. Но как только по лицу Чона расплывается счастливая улыбка, расслабляется, не скрывая вздоха. — Да, точно. Уже — парень. Намджун прячет смешок за кашлем, а Джин-хён встаёт со своего места и подходит к Чону, протягивая руку. И в эту секунду, когда тёплые ладони касаются друг друга в приветственном жесте, Чонгук понимает, что отдал бы ещё пару жизней за этот момент. Потому что столько доброты и уюта во всём происходящем, что сердце щемит. Он смаргивает накатившие эмоции и тихо произносит: — Рад знакомству… — … Джин-хён, — улыбаясь, заканчивает за Гука старший и неожиданно обнимает его за плечи. — Ты сделал моего мелкого счастливым, я до смерти буду благодарен тебе за это. По крайней мере, теперь у него будет повод вернуться в Корею, когда всё закончится. И смотрит на Тэхёна, который улыбается грустно, но кивает, полностью соглашаясь. — Они как подростки, ей-богу. — Не фырчи, Нам, будто сам таким не был, — усмехается Сокджин, подходя к большому окну, что выходит на подъездную дорожку. Там, всего в нескольких метрах от них, стоят, прислонившись лбами друг к другу, Тэ и Чонгук. Они молчат, судя по тому, как сомкнуты их губы. Почти не шевелятся, если не считать кончиков пальцев, что сплетаются и подрагивают от невыносимой тяжести, что несёт скорая разлука. Сильные такие, взрослые, сдержанные. И такие сломленные, что душа ревёт. Сокджин никогда не видел младшего таким подавленным. За кроткой, казалось бы, улыбкой, скрывается ледопад из боли и страха. Он знает своего брата. За сдержанной холодностью, за неприступностью и такой частой безэмоциональностью кроется трепещущее сердце и очень нежное отношение к близким. Он многоликий — холодный убийца, грозный противник и добрый человек, прячущий истинную суть так далеко, чтобы никто не добрался. Не изранил и не добил. И сейчас, лишь обретя — теряет. И что творится у младшего внутри, одному богу известно. Горько вздохнув, Джин вскидывает руку — им пора расставаться. Скоро вечер. Время и так тревожное, Тэтэ нужно торопиться. Но так не хочется их отрывать друг от друга. О чём молчат? Знать бы. Но есть ли шанс, что эмпатичного и чувствительного Сокджина не накроет так же, как этих двоих кроет? Неизвестно. Он стучит тихонько по стеклу, привлекая к себе внимание и, переглянувшись с Джуном, указывает на циферблат, мол, сворачивайтесь. Эти двое лишь вздыхают и, оторвавшись друг от друга, улыбаются. «Пора», — говорит неслышно Тэхён, глядя в лицо своему парню. Тот лишь прикладывает большой палец и мизинец к щеке, отвечая этим — позвони, разворачивается и садится на пассажирское сиденье чиминовой машины. Их новый друг, Мин Юнги, уехал несколькими часами ранее с помощником Хосока, поэтому сейчас Чим лично взялся доставить Чонгука домой. В целости и сохранности. Печальная и какая-то душераздирающая картина. Сокджин прикрывает глаза, чувствуя, что эмоции берут верх. И уходит в кабинет, чтобы дать им выход. Не то всё как-то. Неправильно. И всё же — закономерно. Как бы больно теперь им всем не было. * * * Чонгук честно пытается не схватить телефон и вновь не набрать заветный номер. Но они уже разговаривали. Тэхён очень просил набраться терпения. Он говорил спокойно, уверенно, чем успокаивал расшатавшиеся нервы Чонгука. Тэ просил прощения за то, что оставляет, ведь прекрасно понимает, каково это — ждать. И в то же время требовал, чтобы Гук не грустил слишком долго. Эти пронзительные слова выбивали из Чона всю волю. Умом прекрасно понимал, что так надо. Для дела. Для всех. Для их будущего. Но сердце рвалось из груди туда, в бамбуковый лес, где наверняка сейчас собирает чемоданы самый важный в его жизни человек. Они не говорили слов любви, без надобности. Они знают. Не давали обещаний, ведь уже всё решили. Они просто перебросились ещё несколькими незначительными фразами, посмеялись над очередной глупостью, которых у Чонгука, оказывается, в голове целый океан, и одновременно, правда, с оттяжкой, нажали «отбой». Остаётся только ждать. Их разделят тысячи километров меньше, чем через сутки. И время, которое в ожидании будет слишком жестоко. Чонгук обязательно займёт себя чем-нибудь полезным. Хосок постарается, по крайней мере. Перед ними будут стоять необходимые для скорого разрешения задачи. В первую очередь, конечно, вопросы бизнеса. И Чонгук всячески углубится в эту тему. С удовольствием. Им необходимо как можно быстрее очистить свои имена. Сбросить прошлое, забыть обо всём и начать жить заново. Возможно, Хоуп задумается о себе, наконец. Он не молодеет. Чонгук усмехается своим мыслям. Ему действительно будет чем заняться. На часах почти полночь. Через какое-то время Тэ уже сядет в машину и рванёт в аэропорт, чтобы сесть на рейс Сеул-Москва для первой пересадки. Как он сказал — потеряешь уже в России? Наверняка так и будет. Но пока это всё, что Чон узнал. Так спокойней, когда хотя бы мысленно можешь проследить перемещение. А потом ещё аэропорт, и ещё. Пока не достигнет точки назначения. А там уже, обосновавшись, Тэхён найдёт возможность связаться. Он поклялся. С этими мыслями и засыпает. Неожиданно крепко. И без сновидений. Солнце пробивается сквозь плотно сдвинутые шторы, от чего пробуждение кажется удивительно комфортным. Сколько он проспал? Кинув взгляд на телефон, Чонгук отметил — почти десять часов. Значит, Тэхён уже в небе. Летит себе в неизвестность. О чём он думает? Как себя чувствует? Сам-то Чон преисполнен надежд, он даже почти не грустит. Он взрослый мужик, хоть и сентиментальный донельзя. Тэ прав, стоит набраться терпения. В конце концов, всё будет хорошо. Потянувшись, Чонгук слышит какой-то непонятный звук. В доме суета, чего никогда не наблюдалось в такое время. Обычно люди Хосока собирались ближе к вечеру. Наверняка начался шухер, связанный со взрывом. Хоупа вряд ли обойдёт эта напасть, ведь он тесно сблизился с семьёй Ким. Что уж говорить о самом Чонгуке? Но о нём говорить не станут. Никто не знает о его отношениях с младшим братом Наджуна и Сокджина. О Тэхёне вообще мало кто знает, тот был абсолютно прав. Так что Гука не зацепит. Он будет сторонним наблюдателем. И теперь пришла пора играть свою роль. Наскоро умывшись, он медленно спускается вниз, подходя к кабинету хёна. Только сейчас он замечает мигающее уведомление о неотвеченных звонках. Чимин. Юнги. Зачем они столько раз ему звонили? Хотели о чём-то предупредить? Он подумает об этом потом, позже. Сейчас надо поздороваться с братом и узнать, сможет ли он чем-нибудь ему помочь. Но, открыв дверь, Чонгук замирает. Встретившись взглядом с хосоковым, он вдруг отчётливо понимает — что-то не так. Что-то настолько пиздецки не так, что сердце ухает вниз. Хоуп сидит за столом, напряжённо выпрямив спину. Он не моргает, лишь смотрит прямо перед собой, но сказать ничего не может. Прямо чувствуется эта немощность. Он даже рта не раскрывает, а по лицу видно — полный пиздец. Чонгуку становится нехорошо. Слабость вдруг накатывает со страшной силой, заставляя колени подогнуться. Он неосознанно берёт телефон и нажимает вызов Чимину. Почему-то именно сейчас это жизненно необходимо. Жизненно, сука. Необходимо. — Чонгук? — на том конце пустыня. Голос сухой и рваный. Страх охватывает всё тело. — Чонгук… Тэхён. Погиб. Вот так. Без лишних слов. И будто гранитной плитой придавило упавшего на колени сильного и взрослого человека.