The Curse of Slytherin/Проклятие Слизерина

      Погода субботним утром стояла пасмурная, тучи висели так низко, что казалось, будто они с минуты на минуту опустятся прямо на землю, повергая весь мир в непроглядную серость. Студенты Хогвартса под стать погоде сидели сонные и пребывали в некотором унынии, поглощая свой завтрак без толики удовольствия. Если бы сейчас кто-то прошёл медленным шагом мимо гриффиндорского стола и вгляделся в лица сидящих, он мог бы подумать, что это трапезничает армия инферналов, лишённая эмоций и движимая желанием убивать. Но если бы взгляд потенциального наблюдателя остановился на Гермионе Грейнджер, он бы сразу отметил, что с ней что-то не так.       Она вся светилась и пребывала в прекрасном расположении духа, её света хватило бы на весь Хогвартс и Хогсмид, но сидящие по обе стороны от неё Рон и Гарри не отказались бы от солнечных очков и крема против загара. Их раздражала солнечность подруги, а точнее, причина, по которой она была такой по-детски радостной. Всё потому, что всего через каких-то полчаса должна была состояться долгожданная встреча с Малфоем.       — Ну, что вы кислые такие, ребята? — пыталась взбодрить друзей Гермиона. — Готова поспорить, что сегодняшние сконы самые вкусные в моей жизни, а этот лимонный крем — просто бесподобен! Возьми ещё один, Рон! И ты, Гарри. Вот увидите, сразу станет веселее!       Гарри с Роном переглянулись и, не договариваясь, закатили глаза, но ленивых усмешек подавить не смогли. Любовь к Гермионе брала верх над всеми низменными чувствами, было сложно не порадоваться за неё, когда она была такой вдохновлённой, но, в то же время, чувство беспокойства лишь набирало силу. Мальчики боялись, что в один прекрасный день Гермионе неизбежно сделают больно, а она будто этого совсем не понимала. О том, чтобы прекратить встречи со слизеринским змеёнышем, не могло быть и речи, но и запретить ей радоваться их общению они тоже никак не могли. Какой-то замкнутый круг.       К тому же, вчера пришлось обо всём рассказать Джинни, которая впрочем ещё более воинственно настроена по отношению к Малфою из-за квиддичных соображений. Когда Драко вышел на совершенно новый уровень мастерства, гриффиндорцы ощутимо напряглись, но Гермиону никогда это не смущало. Квиддич мало интересовал её, пусть она и отчаянно болела за свой факультет на каждой игре, но она одинаково радовалась успехам Гарри и Драко. Наверное, потому что знала, чего это стоило второму.       — Ладно, девочки, — съехидничала Гермиона, — мне пора. Надеюсь, до обеда ваши томные лица приобретут более жизнеутверждающий оттенок, — она поцеловала их обоих в щёки, перелезла через скамью и устремилась к выходу из зала в сопровождении своего верного рыжего друга Живоглота.       Гарри и Рон проводили взглядом разношёрстную парочку и синхронно уставились в сторону слизеринского стола. Малфой пристально следил за удаляющейся вместе со своим пушистым компаньоном Грейнджер и, выждав момент, когда они скроются за дверью, запихнул в рот оставшийся кусок скона и торопливо выбрался из-за стола.       — У тебя, случайно, нет ощущения, что они будто на свидание торопятся? — возмутился Рон, отбрасывая половину весьма посредственного скона, который был чуть ли не самым резиновым за всю его жизнь.       — Есть такое, — подтвердил Гарри. — Но что мы можем сделать? Я ведь сам попросил её…       — Вот именно! А я говорил, что это плохая идея! — пробубнил Рон. — Лучше бы сами разобрались с ним, закрыли бы в каморке для швабр на неделю без еды и воды, как миленький всё бы выложил!       — Ага, и вылетели бы из Хогвартса, отличный план, Рон, — съязвил Гарри. — Да и Малфой, судя по его характеру, скорее смешал бы нас с дерьмом и сдох от истощения, чем выдал нам нужную информацию. Так что, без Гермионы никак. К тому же, — Гарри вздохнул, собираясь признать самую очевидную привелегию подруги, — она — девочка. Надеюсь лишь на то, что весьма благоразумная.

***

      Живоглот сегодня не отходил от своей хозяйки ни на шаг. В плохую погоду он выискивал любую возможность забраться к Гермионе на колени и с удовольствием делал это даже во время завтрака в Большом зале. Его не смущали ни толпа людей, ни шум, казалось, его вообще ничто и никогда не могло смутить. Он был магическим существом, обладающим невероятной интуицией и незаурядным интеллектом, и при этом оставался самым обычным, нахальным котом с не самыми благородными манерами.       Гермиона настолько сильно была занята своими мыслями и предвкушением скорой встречи, что даже не обратила внимания, как следом за ней в Визжащую хижину пробрался рыжий-бесстыжий любимец, а ещё через минуту сквозь протяжный плач дверных петель прорезался знакомый голос:       — А это ещё кто?       Гермиона вздрогнула, обернулась к двери и увидела Драко, с наигранным пренебрежением разглядывающего нового члена их тайного общества.       — Это Глотик, — восторженно представила своего питомца Гермиона. — Я и не заметила, как он за мной увязался.       — Вы вообще знакомы? — выгнул бровь Драко.       — Конечно, — хихикнула Гермиона. — Это мой кот, он у меня с третьего курса.       — Я думал, тебе достаточно двух домашних животных, Грейнджер, но ты, видимо, решила обзавестись целым зоопарком, — насмехался Малфой. — Может, ещё и гиппогрифа себе заберёшь?       Гермиона лишь закатила глаза и саркастично ввернула:       — Да ты остряк, Малфой.       — Голодранец и шрамоголовый чуть дырку во мне не прожгли за завтраком, я всё жду, когда же они набросятся на меня с пеной у рта.       — Не переживай, тебе ничего не грозит, — театрально успокаивала его Гермиона. — Они просто не особо доверяют тебе.       — А ты мне доверяешь?       Внезапный вопрос, кажется, озадачил их обоих. Гермиона никогда сознательно не задумывалась о доверии между ней и Драко Малфоем, потому что, очевидно, задумываться тут было не о чем. Какой же нормальный человек в здравом уме будет доверять слизеринцу? Вряд ли на этом факультете найдётся хотя бы один его представитель, обладающий чистой совестью.       — А ты мне доверяешь?       Лучшая защита — это нападение. «Выкуси, Малфой!»       Драко, как и всегда, был непрошибаем за своей надменной маской. Кажется, его забавляла любая неловкость, возникавшая между ним и Грейнджер, а потому ему доставляло особую радость провоцировать новые смущающие обстоятельства, в надежде вывести её из себя. Нет, ему вовсе не хотелось, чтобы ей было неприятно или обидно, но её реакция на его провокации была бесценна.       — Это у вас на Гриффиндоре учат отвечать вопросом на вопрос?       — Ты сейчас тоже ответил вопросом на вопрос, — не сдавалась Грейнджер, сложив руки на груди.       — Я первый спросил. И ты так до сих пор мне и не ответила.       Гермиона лихорадочно думала, как обернуть этот импровизированный спор в свою пользу. Раз речь зашла о доверии, значит, можно попробовать подвести Малфоя к какому-то откровению. Вдруг ненароком проскользнёт важная информация?       — У меня есть предложение, — вкрадчиво начала Гермиона, хитро сощурив глаза. Непоколебимость Малфоя дрогнула, и в его взгляде промелькнула заинтересованность. — Зададим друг другу по одному личному вопросу и посмотрим, сможем ли мы довериться друг другу или нет. Только чур без пошлостей! — строго добавила она, предупреждая гаденькую малфоевскую улыбочку, коснувшуюся его губ.       — Идёт, — согласился он. — Жаль, конечно, что твоя детская психика ещё не окрепла для обмена грязными секретами, но так и быть. Полагаю, первый вопрос за мной.       Он задумался, постучав пальцем по подбородку. Как он ни старался, на ум приходили только неприличные вопросы, поэтому единственным правильным решением было их как следует завуалировать под наивно-невинным соусом.       — Что у тебя было с Виктором Крамом на четвёртом курсе?       Драко не сомневался, что его взгляд был в достаточной степени властным и беспощадным, однако в груди его сердце трепыхалось, как маленькая птичка, пойманная в тесную клетку. Грейнджер смущённо опустила взгляд, не зная, куда деть руки, и сердито сдвинула брови.       — Ничего не было, мы просто танцевали на балу.       — Ц-ц-ц, какое разочарование, — насмешливо протянул Малфой. — На Гриффиндоре не только учат игнорировать вопросы, там ещё и поощряется враньё. Говори правду, Грейнджер, вроде бы это единственное правило нашей игры, или я что-то не так понял?       Гермиона яростно вскинула голову, но не потому, что вопрос Малфоя показался ей нескромным, а из-за того, что слизеринец уличил гриффиндорку во лжи, что свидетельствовало о её позорном малодушии.       — Ладно, — вскинула руки Грейнджер. — Мы встречались пару месяцев после бала. Вот.       Малфой вопросительно поднял брови в ожидании продолжения:       — И?       — Что «и»? — непонимающе уставилась на него Гермиона.       — Твой ответ немного невпопад, Грейнджер, ты не находишь? — Драко по-профессорски завернул мантию на манер Северуса Снейпа и сложил руки на груди. — Я же ясно спросил: что у вас было с Крамом?       — Это возмутительно, Малфой! — её голос дрожал от ярости. — Мы же договорились без этого всего!..       — Без этого «чего»? — веселился нахальный аристократишка, доводя до белого каления свою жертву. — Оу, так ты об этом…       — Не было никакого «этого»! — вскрикнула Гермиона, размахивая руками в такт своим словам, будто нарезала их, как сыр ножом. — Мы встречались, гуляли, целовались, как и все нормальные пары нашего возраста!       — Что ж, это уже больше похоже на вразумительный ответ.       — А ещё он предложил мне выйти за него замуж.       — Что?! — лицо Малфоя скривилось то ли от брезгливости, то ли от шока, но вид у него был впечатляющий. Хорошо, что Гермиона не знала, какие скрытые даже от самого Драко чувства в нём пробудились после её слов. Он попытался вернуть былую личину надменности и высокомерия, но вместо этого получилось что-то вроде нервозного любопытства. — И что ты ему ответила?       — Мерлин, Малфой! Что я могла ответить ему, будучи пятнадцатилетней девочкой?! — Грейнджер нахмурилась, выглядя достаточно сердитой. — Я из маггловской семьи, ранние помолвки в конце двадцатого века — пустая трата времени и пережиток прошлого. Виктор привык, что в волшебном сообществе так принято, но я всё же предпочитаю поддерживать более современные взгляды на брак. Поэтому мы сошлись на том, что будем продолжать общаться по переписке, а там будет видно. Собственно, на этом наши отношения пришли к логичному концу.       Малфой постарался, чтобы его вздох облегчения оказался как можно более незаметным. Он от всей души себя презирал за подобную реакцию на личную жизнь Грейнджер. «Какого хера со мной происходит? Я что, только что обрадовался, что она свободна и никому не обещана? А не должно ли тебе быть похер, Малфой?!»       — Ясно, — сухо ответил он, сбросив мантию, при виде чего у Гермионы в голове невольно возник образ змеи во время линьки. Она улыбнулась, находя эту мысль весьма забавной, но Малфой расценил её улыбку по-своему: — Я сказал что-то смешное?       — Нет, — покачала головой Гермиона. — Ты сам смешной.       Драко метнул на неё уничтожающий взгляд, вытащил палочку и отправился в конец комнаты, принимаясь очищать кровать перед предполагаемым ремонтом.       — Эм-м… То есть, ты вышел из игры и не собираешься отвечать на мой вопрос? — удивилась Гермиона.       Малфой выдохнул и уселся поверх скомканного балдахина. Ему и правда разонравился этот «эксперимент» после того, как его дурацкий вопрос вызвал у него дурацкие чувства.       — Ладно, валяй.       И Гермиона задала вопрос, который показался ей наиболее безопасным и в то же время приближающим её к основной цели, хотя желание узнать про любовные похождения Малфоя было велико.       — Я хотела бы тебе снова задать вопрос, на который, как мне показалось, ты в прошлый раз ответил не совсем честно, — Драко подозрительно прищурился, пытаясь вспомнить, о чём идёт речь. — Как ты провёл лето?       «Чёрт. Можно попробовать соврать, это будет очень по-слизерински. Но если я сейчас проебусь, она мне точно ничего никогда больше не доверит».       Драко напряжённо думал, взвешивал каждое слово, но сколько бы ни старался свести к нейтрали свой ответ, всё равно получалось ужасно мрачно. Гермиона заметила, как с каждым мгновением его черты темнеют, уголки губ опускаются, а руки на коленях сжимаются в кулаки. Она аккуратно подошла и опустилась на другой край кровати, повернувшись к Малфою лицом.       — Лето было отстойным, — нехотя признался Драко. — Начались проблемы с… родителями, — выкрутился он. — Мы перестали понимать друг друга. Постоянно ссорились. Дом перестал быть домом из-за различных… мероприятий, которые организовываются отцом и одним из его боссов, — Малфой сглотнул, поражаясь, как далеко он зашёл, но пути назад уже не было. Вряд ли Грейнджер поймёт, что он имеет в виду. — И ещё отец желает, чтобы я присоединился к его делу, а мне не хочется этого. Это… не моё. Поэтому я сбегал из дома каждый день и слонялся в гордом одиночестве по округе с утра до позднего вечера. Каждый день. И так всё лето.       Он умолк. Драко убеждал свою мнительность в том, что даже после всего случившегося в Министерстве, где не только Поттер, но теперь и его друзья видели отца в облике Пожирателя смерти, Грейнджер всё равно не догадается (или хотя бы сделает вид), что именно за мероприятия проходят в Малфой-Мэноре, а уж тем более, что их организовывает Волдеморт, который живёт у них уже несколько месяцев. Она не должна знать, что война уже началась, что остались считанные недели или месяцы до момента, когда начнут умирать люди, которых она любит. И что стратегия этой самой войны обсуждается у Драко дома прямо за обеденным столом.       — Мне очень жаль, — глухо отозвалась Гермиона, почувствовав, как внутри поднимается страх. Вот и вскрылась истина: сны Гарри — не уловка. Это самая настоящая, липкая, холодная, зловонная правда. И Малфой оказался заложником этого омерзительного капкана.       Живоглот запрыгнул на кровать, важно вышагивая по смятому пологу, и вдруг провалился в ловушку из натянутой поверх сломанных досок ткани. Следившие за ним Драко и Гермиона против воли усмехнулись. Кот запутался в вездесущем балдахине из-за выпущенных когтей, которые здесь ему явно не были в помощь, и что-то возмущённо бормотал на своём языке. Всё ещё усмехающийся Малфой вдруг встал со своего места, подошёл к тканево-кошачьему месиву и аккуратно выудил оттуда Живоглота, заботливо вызволив каждую когтистую лапу из плена коварной и приставучей ткани. Гермиона с интересом и каким-то внутренним трепетом наблюдала, как Драко крепко стиснул освобождённого кота, а потом совершенно неожиданно сильно прижался губами к пушистой приплюснутой морде, звучно чмокнул его на прощание и выпустил из рук.       — Пресвятая Моргана! — вырвалось у Гермионы вместе с удивлённой улыбкой. — Малфой, да ты, оказывается, кошатник!       — Не думаю, что это так, — он отряхивался от шерсти, мысленно благодаря себя за сегодняшний выбор одежды, что состоял из тёмно-коричневой водолазки, на которой не так сильно были видны следы пребывания Живоглота, а вот чёрные джинсы нужно сегодня беречь от контакта с рыжим проходимцем. — Я просто всегда мечтал это сделать. Родители никогда не разрешали гладить котов и собак, а целовать — и подавно.       — Как жаль, что у меня не было с собой колдокамеры, — воскликнула Гермиона с искренним разочарованием. — Я бы хотела иметь колдографию, на которой Драко Малфой страстно целует моего питомца прямо посреди Визжащей хижины.       — Очевидно, момент упущен, теперь тебе лишь остаётся хранить память об этом, — с кривой улыбкой произнёс Малфой. — Хотя, если вдруг ты раздобудешь колдокамеру, я бы мог это повторить, но не уверен, что захочу. Целовать кота оказалось не так приятно, как я думал, — он притворно поморщился, но Гермиона его раскусила: Драко понравился её кот, и это необъяснимо приятно отдавалось у неё в груди учащёнными ударами сердца.       Она подошла к нему с палочкой, направила её на с недавних пор шерстяную водолазку, отдала невербальный приказ «Экскуро», и вся оставшаяся шерсть втянулась в кончик палочки. Драко поднял на неё глаза, отметив, что Грейнджер находилась сейчас чуть ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Дабы не продлевать момент незапланированной близости, Малфой схватился за древко своей палочки, торчащей из заднего кармана, прочистил горло и шагнул в сторону:       — Что-то мы затянули с уборками и ремонтами за всеми этими бесполезными разговорами, — чрезмерно бодро заметил он. — Давай покончим с кроватью, пока твой Глотик снова куда-то не провалился.       Гермиона кивнула, сняла мантию и повесила её рядом с мантией Малфоя на единственный целый стул. Когда она вернулась к кровати, взгляд Драко задержался на ней, а точнее, на её наряде. Сегодня Грейнджер была одета в свободное платье тыквенного цвета из плотного трикотажа с длинным рукавом, которое доходило ей до колена. На шее был декоративный воротничок от несуществующей клетчатой байковой рубашки.       — Тебе идёт, — против воли вырвалось у Драко прямо вместе с мысленной пощёчиной.       — Спасибо, — Гермиона явно смутилась, пряча взгляд в пол.       — В смысле, платье, конечно, дико странное, и на ком-то другом оно бы смотрелось, как мешок с флоббер-червями, но на тебе оно выглядит довольно сносно, — попытка реабилитироваться оказалась с треском провалена, из-за чего Малфой влепил себе вторую мысленную оплеуху.       — Спасибо, Малфой, — хихикнула Грейнджер, и он решил, что третья попытка должна помочь ему вернуть статус надменного слизеринского мудака:       — На самом деле, любая одежда лучше этого блядского красно-золотого галстука и такого же шарфа. Без обид, Грейнджер.       — Сделаю вид, что пропустила это мимо ушей, Малфой, — сузила глаза Гермиона, подняв палочку над пологом так же, как стоящий напротив Драко. — Давай на счёт три: раз, два, три!       Невербальное Репаро сработало максимально чётко, судя по звуку сросшейся древесины, то же самое они повторили ещё два раза там, где была нарушена целостность материала, и, когда основная часть была отремонтирована, они синхронно взмахнули палочками, подняв сросшийся полог в воздух.       — Удержишь? — бросила Гермиона из-за свисающего между ними балдахина. — А я постараюсь закрепить на основах.       — Я и так сам держу, а ты тут просто машешь палочкой за компанию, — съязвил Драко, в очередной раз вынудив Гермиону закатить глаза. После отпущенной Малфоем острó‎ты, Грейнджер резко опустила палочку, отчего взмывший в воздухе полог опасно покачнулся в её сторону, что только ещё больше раззадорило горе-партнёра. — Да держу я, держу! Давай закрепляй, пока я не отпустил.       Гермиона шустро справилась с креплением ко всем четырём основам, и вот, спустя несколько напряжённых минут, кровать была снова как новенькая. Они отошли в центр комнаты, чтобы оценить результат их совместных усилий, но придраться было не к чему.       — Отличная работа! — хлопнула в ладоши Гермиона. — Надо бы только немного залатать балдахин…       — …и хорошенько вытряхнуть пыль, — дополнил Драко. — Можем попробовать сейчас. Если ты не устала.       Он окинул Гермиону изучающим взглядом, от которого ей стало невыносимо тепло, хотя надоедливые трезвые мысли шептали ей, чтобы она немедленно прекратила радоваться приятным ощущениям.       — Не устала, — ответила она и торопливо перевела внимание на ошмётки балдахина. — Хоть это и было довольно трудоёмкой работой, не так ли?       Драко не ответил. Нет, для него это не было трудоёмким, он лишь немного напрягся, когда должен был сам удерживать полог под потолком. Но он понимал, что высокое мастерство Гермионы, которое она только что продемонстрировала, далось ей нелегко.       Они ещё какое-то время провозились с очищающими и ремонтирующими чарами, и теперь результат по-настоящему радовал: тёмно-фиолетовый балдахин, вернувший свою целостность и яркость цвета, возвышался над полностью очищенными белыми простынями, накрытыми фиолетовым покрывалом с золотой вышивкой, изображающей звёздную карту. Запах сырости, конечно, слегка портил впечатление от обновлённой кровати, но Гермионе и Драко было всё равно. Работа была выполнена безукоризненно.       — Знаешь, — задумалась Грейнджер, — а невербальные заклинания, нацеленные на разрушение, даются намного легче, чем те, что на созидание. Не находишь этот факт занимательным?       — По-моему, это более чем очевидно и ничего занимательного здесь нет, — скучающе ответил Малфой, пиная остатки угробленного им несчастного стула. — Для созидания надо хорошенько поработать башкой, в то время как для того, чтобы у какого-нибудь бесящего гриффиндорца оторвало конечность или началась рвота слизняками, достаточно просто эмоций. Над ними не надо работать, эта энергия берётся из ниоткуда и обладает огромной силой.       Гермиона была впечатлена глубиной рассуждений Малфоя. Сколько же ещё скрывается под этой оболочкой? Пока Грейнджер обдумывала его слова, Драко вновь взмахнул палочкой и, наконец, привёл растерзанный стул в порядок. И тут ей пришла в голову идея, как проверить теорию Малфоя. Было одно заклинание, которое сочетало в себе и силу мысли, и силу эмоций, но при этом являвлялось не просто чем-то созидательным, а самой чистой и светлой магией. Гермиона прикрыла глаза, сосредоточилась и чётко произнесла внутренним голосом:       «Экспекто патронум!»       Малфой, стоя к ней спиной, вдруг заметил боковым зрением какое-то серебристое свечение, подбирающееся к нему. Он резко повернулся и замер от материализовавшейся перед ним красоты: нежно-серебряная выдра, которая казалась будто сотканной из тонкого, эфемерного света, сейчас парила в воздухе прямо напротив Драко. В этот миг он утратил жёсткий контроль над своими эмоциями и годами отработанной мимикой, поэтому Гермиона, сидя на кровати, тихо наслаждалась искренне-лёгкой улыбкой, украшающей его приоткрытые губы.       «Как же он красив сейчас… Годрик, прости! Какая же я глупая. Но я бы соврала сама себе, если бы сказала, что его улыбка — не самая восхитительная, которую мне когда-либо доводилось видеть в своей жизни».       Малфой осторожно протянул руку к парящей полупрозрачной выдре, желая коснуться её кончиками пальцев, но как только он до неё дотянулся, Живоглот оказался тут как тут, ревниво увиваясь вокруг ног Драко. Выдра словно испугалась его прикосновений и, перенимая зашкаливающие эмоции хозяйки, упорхнула выше, рассекая лапками воздух, словно водную гладь.       Малфой раньше видел патронус, может, два или три раза в жизни, но ещё никогда не разглядывал его так детально. Вдруг плывущая по комнате выдра растворилась. Драко обернулся к Грейнджер, на лице которой была нехорошая улыбка, а палочка в её руке весьма красноречиво была направлена аккурат в его живот.       — Что за… — но не успел он закончить свой вопрос, как вдруг всё тело резко зазудело от щекотки десятками невидимых пёрышек. От неожиданности Малфой выронил палочку, выкрикивая различные ругательства вперемешку с истеричными смешками. Тело непроизвольно выплясывало какой-то несуразный, змееподобный танец, что несказанно обрадовало Гермиону.       — Ты прав, для чар разрушения достаточно лишь эмоций, — весело бросила она, устраиваясь на середине кровати в позе лотоса и наслаждаясь превосходным эффектом своей невербальной Риктумсемпры. Однако веселье было недолгим, так как Малфой, собрав всю волю в кулак и взяв себя в руки, рывком кинулся в её сторону. Всё произошло в одну секунду: он с разбегу запрыгнул на кровать, повалил Гермиону на спину, выбив из рук палочку, схватил её за кисти и зафиксировал их по бокам от её разбросанных по покрывалу кудрей.       — Ах ты, гриффиндорская сучка, — прошипел он, тяжело дыша.       Ошалелые глаза улыбались, как и губы, что находились просто непозволительно близко. Малфой нависал над ней, его чёлка практически касалась лба Гермионы. От веселья не осталось и следа, а её широко распахнутые глаза метались между глазами и губами Драко. Без палочки, утратившей силу заклинания, и без возможности двигаться, так как Малфой придавил её своим весом и крепко держал за руки, Гермиона часто дышала почти что ему в такт, глубоко вдыхая запах Драко, который вскружил ей голову. Как же потрясающе он пах, Мерлин! Настолько потрясающе, что она и думать забыла о том, что лежит сейчас полностью обездвижена прямо под ним. Тонкие нотки свежескошенной травы, стирального порошка и лимонной цедры, прямо как кексы, которые любит печь её мама. Это была потрясающая смесь запахов чистоты, нежного парфюма и самого Драко, но она затруднялась определить, какой из них принадлежал именно ему. Теперь она поняла и с ужасом осознала, чем для неё пахла Амортенция на зельеварении неделю назад.       — Слезь с меня, — пролепетала она тоненьким голоском, заметив перемены в лице Малфоя. Его азартный взгляд сменился растерянностью, а губы сомкнулись в ровную линию. Он выпустил кисти Грейнджер из своей крепкой хватки, с невероятным усилием сдерживая в себе желание поправить прядь длинных волнистых волос, что упала ей на лицо и, перевернувшись на спину, уставился в потолок. Они лежали довольно близко друг к другу, а пальцы рук в любой момент могли соприкоснуться, если бы кто-то из них пошевелился.       Они долго молчали, глядя в никуда, пока Гермиона не решилась нарушить тишину первой:       — А какой патронус у тебя?       Драко напрягся, заметив, что Грейнджер уже второй раз за день застигает его врасплох неудобными вопросами.       — Никакой, — грубо отмахнулся он.       Она повернула голову, разглядывая его насупившийся профиль.       — В каком смысле?       — В самом что ни на есть прямом, Грейнджер.       — Но такого не бывает, патронус есть у каждого, — она подперла рукой голову, перевернувшись на бок. Драко бросил на неё быстрый взгляд и пожал плечами.       — А ты пробовал призвать его? Может, ты не совсем правильно понял технику…       — Да знаю я технику, Грейнджер, — с ленивым раздражением отмахнулся Малфой, устало прикрыв глаза, и запустил пальцы в волосы. — У меня просто нет радостных воспоминаний. Вот и всё.       Драко почувствовал себя жалким ничтожеством, признавшись в своей не менее жалкой тайне. Гермиона была потрясена, насколько страшным было его откровение. В прежние времена она насильно заставляла себя испытывать жалость к Малфою, когда он ранил её своими подлыми издёвками, и даже ни разу не задумывалась о том, что этот жестокий человек не способен призвать патронуса, потому что его жизнь напрочь лишена счастья. А хуже всего, когда псевдорадостные воспоминания становятся самым большим стыдом и угнетающим грузом давят на сердце.       — Я бы могла научить тебя, — тихо предложила она, опасаясь резкой реакции.       Драко медленно повернулся к ней, подложив ладонь между головой и подушкой. И вот, они снова лежали слишком близко, вглядываясь в радужки глаз друг друга.       — Как?       — Нужно тренироваться. Как можно чаще. У меня тоже патронус не сразу вышел, хотя я всегда считала себя самым счастливым человеком на свете, — улыбнулась Гермиона, пряча вторую руку за спину, чтобы не потянуться к платиновым прядям, что так соблазнительно уложились на одну сторону, образовав косой пробор.       — И что ты хочешь взамен? — будничным тоном поинтересовался Драко. Гермиона нахмурилась и затрясла головой.       — Ничего мне не нужно, это совершенно бесплатно! Я ведь не учитель…       — Ну уж нет, Грейнджер, Малфои не привыкли получать желаемое бесплатно, — усмехнулся Драко, ненадолго призадумавшись. — У тебя ведь завтра день рождения, так?       Гермиона резко оттолкнулась локтем, приняв сидячее положение. Приятная волна окатила её с ног до головы сначала холодом, а затем жаром, и она почувствовала, как её щёки порозовели.       — Как ты узнал?       — Да так, случайно догадался путём нехитрых вычислений, — ещё шире улыбнулся Малфой, следом за ней приподнявшись в положение сидя. — Каково будет твоё желание?       — Желание? — уточнила Гермиона, не веря своим ушам. — Ты предлагаешь мне загадать желание?       — А что, не похоже? — притворно удивился Малфой. — Неужели твои обожаемые друзья не поинтересовались, что тебе подарить? Или они ничего тебе обычно не дарят? Можно было бы догадаться, конечно…       — Малфой, — перебила его Гермиона. — Ты готов исполнить любое моё желание, которое я попрошу? Без всяких подводных камней и дополнительных условий?       — Ты меня заинтриговала, Грейнджер, я уже вижу в твоих глазах какую-то сложную схему и даже слышу звук работающих шестерёнок, — настороженно произнёс Драко.       — Так «да» или «нет»? Хорошо подумай, прежде чем ответить. Иначе, если ты сейчас дашь добро и после отнесёшься несерьёзно к исполнению моего желания, я никогда в жизни больше с тобой не заговорю.       — Вот тебе и бесплатный патронус! Надо было отправить тебя на Слизерин, Грейнджер, с твоим пристрастием к торгу и выгоде. Обещаю, что буду паинькой и всё честно исполню. Так что за желание?       Гермиона закусила губу, сдерживая лукавую улыбку. С одной стороны, верить на слово обещаниям слизеринцев — занятие, мягко говоря, бесполезное, но с другой стороны, она, почему-то, не сомневалась, что у неё получится добиться своего и получить желанный подарок.       — Никогда не говори плохо о моих друзьях. Под «никогда» подразумевается вообще никогда. Вот моё желание. Пообещай мне.       Малфой ожидал чего угодно, но только не этого. Настолько предсказуемо и, вместе с тем, неожиданно прозвучали её слова. Первая мысль, которая его посетила, была о том, что более тупого желания он бы сам не придумал, но уже в следующую секунду до него дошёл смысл её слов вместе с тяжестью бремени, которое он будет вынужден на себя взвалить.       — Что ж, если это то, чего ты хочешь от меня, то будь по-твоему, Грейнджер. Больше ни одного кривого слова о твоих питомц… кхм, извини, друзьях. Никогда. Даю слово.       Гермиона еле сдерживала улыбку, наблюдая за внутренней борьбой Малфоя, который изо всех сил старался затолкать все свои красноречивые эпитеты о Гарри и Роне куда подальше.       — Только без глупостей, Малфой!       — Может, мне ещё дать тебе Непреложный обет? — съязвил он, поморщив нос.       — Нет, это лишнее. Будет обидно, если ты через пару минут его нарушишь и отправишься туда, откуда не возвращаются, — хихикнула Грейнджер. — Твоего обещания мне вполне достаточно, а я в свою очередь буду терпеливо прощать тебе твои нечаянные оговорки.       — Да ты просто ангел во плоти! — издевательски ухмыльнулся Малфой. — Хорошо, на том и договорились. Пришла очередь выполнения твоей части сделки.       С её губ сорвался смешок, она схватила палочку, взяла Драко за руку и потянула на себя, вынудив встать с кровати:       — Идём. Вот увидишь, здесь совсем нет ничего сложного…       Малфой послушно последовал за ней уже в который раз, наслаждаясь приятным ощущением её руки в своей. И когда между грудью и солнечным сплетением снова вспыхнуло уже давно привычное ощущение, он наконец понял: никакой это не испуг. Это были чёртовы бабочки.