Грехи наших отцов

Ну почему он такой?! Почему? Конни Леонхарт может понять многое, даже слишком многое. Но Рой Браун для неё — неразрешимая загадка. Глядя, как Эмма трясущимися руками пытается справиться с упаковкой успокоительного, Конни не выдерживает: — Дай я. Мать с облегчением опускается на кухонный стул и начинает наливать воду из стеклянного кувшина. Её руки так сильно дрожат, что Корнелии больно на это смотреть. — Мама. Со мной всё в порядке, — девушка ловко справляется с пачкой таблеток и кидает её матери на стол. — Он же тебя чуть не… а я его… — Эмма глотает сразу две таблетки, запивая целым стаканом воды, вытирает губы и, откинувшись на спинку стула, со смесью непонятных эмоций смотрит в голубые глаза мужа на лице своей дочери. Конни так похожа на неё: она взяла от Эммы всё, кроме глаз и носа. И в то же время её дочь — другая. Она любит яркие цвета, тонко чувствует людей и обожает саму эту жизнь. Эмма многое отдала бы, чтобы быть похожей на свою девочку… ставшую, к слову, весьма привлекательной для своего возраста. — Он же сделал это не просто так? — Эмма смотрит на шею дочери, заставляя ту натянуть воротник. Конни не хочется об этом говорить. Всё, что случилось, так унизительно. Она не хочет обсуждать чёртову помаду, которую совершенно случайно оставила в ванной. И накрасилась-то ей всего один раз — хотела попробовать, пойдёт ли ей. Но получилось не очень аккуратно и скорее вызвало досаду, нежели принесло удовлетворение. А потом Рой так жестоко… и с такой злостью… Но Конни умеет давать сдачи. С самого малого возраста она умеет за себя постоять. Всё детство родители твердили ей: «Этот мир жесток. Сражайся — или будешь сломана. Бьют — убегай или бей в ответ, но никогда не подставляй вторую щёку. В мире много людей, для которых твоё сердце не дороже ёлочной игрушки: они с лёгкостью растопчут его, найдя другое взамен.» Конни чудовищно быстро усвоила эту истину. В самый первый день, когда Рой Браун появился на пороге их дома, кажется, в декабре, Конни Леонхарт осознала, что именно он когда-нибудь разобьёт ей сердце. И не обманулась. Она никогда не забудет взгляд Роя, когда она сказала отцу: «Пап, пожалуйста, давай его оставим. Мне наконец-то будет с кем играть… а то Криса не добудешься». В его жёлтых глазах загорелся злой огонь, готовый испепелить шестилетнюю девчонку прямо на месте, лишь бы она забрала эти слова обратно. Тогда она внутренне поёжилась, но не могла понять, что такого плохого она сказала. Потом, три дня спустя, играя в снежки с Роем и Крисом, она вступилась за Брауна и сразу пожалела об этом. Просто Крис был на три года старше и обстреливал Роя так яростно, словно отводил душеньку, ведь никогда не мог играть с Конни в полную силу. Конни помнит, как крикнула: — Крис, это нечестно! Ты старше и гораздо выше! Не кидайся в него так сильно! — на что тут же получила снежком по лицу. Снежок содрал кожу с её щеки, и она заревела от боли, но больше от обиды и непонимания, за что Рой с ней так. Отец, конечно, очень быстро её успокоил, и она вернулась в игру. И — как помнит — Рой полностью игнорировал её до конца игры. Это тоже было неприятно. Лучше бы он игнорировал меня сейчас… — … Конни? Я спрашиваю, что у вас случилось? — Эмма трясёт дочь за рукав. — Он испортил мою вещь, а я ему отомстила, — девушке совершенно не хочется вдаваться в подробности. — Мы купим новую. Что он испортил? — миссис Леонхарт встаёт со стула. Конни смотрит на свою мать, и, зная, что они в этом чёртовом Либерио только из-за неё, прекрасно помнит, что Эмме противопоказаны волнения. Она ходит к доктору, в бассейн и ещё в пару мест, которых не найти в их деревне. Поэтому Конни говорит: — Всё в порядке, мам. Давай подождём папу. Тебе нужно прилечь, так таблетка быстрее подействует, — и мягко ведёт Эмму в родительскую спальню, укладывает на кровать и целует в лоб. Прикрыв дверь в комнату матери, она натыкается взглядом на дверь в брауновское логово. Запретная зона, которую наконец-то покинул противник. Вход разрешён. Любопытство губило Корнелию не раз, но сейчас есть веский повод: сам бог велел оттереть стену этого мудака. Ведь родители точно узнают, что случилось, когда увидят это уродство, а подробностей совершенно точно хотелось бы избежать. Намочив тряпку, девушка принимается оттирать липкие розовые буквы, которые сама же нарисовала. Помада оттирается с трудом (зеркало было просто «цветочками»), и на лбу быстро появляется испарина. Но Конни не сдаётся и, спустя пять минут энергичных усилий, на стене остаются лишь бледные очертания надписи, которые исчезнут навсегда разве что вместе с обоями. Ладно — Конни довольна результатом: было гораздо хуже. Переводя дух, она садится на кровать Роя, небрежно покрытую коричневым покрывалом. Как он может жить с голыми стенами? — оглядывая логово Брауна, Конни ёжится оттого, насколько здесь пусто и неуютно. Напротив кровати стоит бежевый боевой манекен, уже довольно потрёпанный и почти изживший себя. Рой отводил на нём душу каждое утро перед школой, и иногда — вечером, когда не мог попасть на тренировку в спортзал. Рядом с манекеном — рабочий стол, столь девственно-голый, что Конни становится стыдновато за свой творческий беспорядок. Поддавшись необъяснимому порыву, она выдвигает верхний ящик стола и видит потрёпанный альбом для рисования, абсолютно не вписывающийся в её представление об интересах Роя. Любопытно… — Конни берёт его в руки и, открывая первую страницу, в изумлении опускается на кровать. О боже. … Бронированный титан. Нет, не так. БРОНИРОВАННЫЙ ТИТАН. Нарисованный с такой тщательностью и красотой, что у Конни захватывает дух. Не может быть, чтобы это был рисунок Брауна: каждая мышца на теле Бронированного выведена с такой анатомической точностью, что кажется: вот-вот — и он сойдёт с картинки. Боевая стойка титана настолько правдоподобна, что вызывает мурашки по телу. Она буквально чувствует силу и ярость, излучаемую каждым штрихом этого… … не «рисунка». Шедевра. В изумлении, она листает альбом дальше. Бронированный, Бронированный и снова Бронированный. На одной странице — набросок плечевых мышц и груди, на следующей — лицо, искажённое криком, полным ярости и отчаяния, а вот тут — кулак, пробивающий стену насквозь. И абсолютно везде красный карандаш искусно переплетается с золотым в невероятном тандеме, воспевая силу и мощь Бронированного. Их дуэт ловко играет с бликами солнца на теле титана, и абсолютно каждая деталь представлена в мельчайших подробностях. Конни потрясена до глубины души. Она, конечно, видела Бронированного на фотографиях и даже в учебниках, но ни одно изображение не потрясало её настолько. Каждая — без исключения — каждая! страница — произведение искусства. Боже… это прекрасно, — не в силах оторваться от лицезрения красивого тела титана, девушка представляет его наяву перед собой, словно живого. Невероятно, но этим самым Бронированным когда-то был мистер Браун — отец Роя, оставивший сына на пороге их дома в злополучный декабрьский день. До последнего отказываясь верить, что это нарисовал её даже-не-брат, Конни доходит до самого конца. На финальном рисунке альбома (осталось ещё несколько пустых страниц) она снова видит Бронированного, на этот раз нарисованного чёрной ручкой в виде скетча. Точнее, не всего титана целиком, а только его плечи и голову. На плече бронированного стоит маленький мальчик, набросанный без особой тщательности. И по тому, как легли резковатые штрихи, Конни абсолютно ясно… …что Рой нарисовал себя. В безмолвной попытке дотянуться рукой до отца. … О боже. Не дыша, Конни жадно всматривается в этого мальчонку. Сердце глухо вырывается из грудной клетки, лезет в горло, и внезапно предательски бьёт ей в глаза. Глаза Конни увлажняются и… …прямо на лицо мальчонки капает слеза. Чернила начинают расплываться. Девушка с ужасом захлопывает альбом, переводя дыхание. Она только что узнала страшную тайну. И многое поняла. В белокурую голову снова лезут воспоминания о прошлом, о детстве, и поведение Роя становится более понятным. Он просто всегда хотел… — Конни? — в комнату входит отец. Корнелия быстро вытирает слёзы рукавом и, оставив альбом на кровати, бросается в объятья к отцу. В его руках всегда так хорошо… Он гладит дочь по светлой голове и крепко-крепко прижимается губами к её лбу. — Мама мне рассказала. Мне очень жаль… — Арло с большим трудом даются эти слова, — …что я пустил его тогда в нашу жизнь. Конни чувствует, как напрягается тело отца, сжимая её в объятиях. Арло Леонхарт дорожит своей дочерью больше всего на свете. Но Конни дорожит им не меньше. И ей правда очень-очень хочется забраться к нему на колени, как в детстве, и высказать все обиды на Роя, зная, что она получит желаемое утешение и успокоится. Но вместо этого она говорит просто невероятное: — Пап… сходи за ним. Арло Леонхарт отстраняет дочь за плечи и с тревогой вглядывается в её лицо: — Конни…. Он же чуть тебя не убил! Глядя в распахнутые небесно-голубые глаза отца, Конни понимает, что она только что сказала те слова, которых он боялся. Но отец поймёт. Он обязательно поймёт, когда она покажет ему альбом. И, чуть позже, сидя рядом с отцом на кровати Роя, Конни видит, как подрагивают руки Арло, листающего альбом. Конни ни за что бы не показала его кому-то другому. Но она бесконечно доверяет отцу, и тем более, знает, как на него повлиять. Некоторое время спустя Арло смотрит на дочь глазами, полными слёз, и спрашивает: — Ты уверена? Я так и не знаю, из-за чего ваш конфликт. Но сегодня, если я выйду за ним… я сделаю это в последний раз. — Хотя бы дай ему денег, — Корнелия опускает глаза, не зная, что ещё сказать. Она не хочет уговаривать отца вернуть Роя: жить с ним невыносимо, но он совершенно точно не должен уходить вот так. Никому не нужным, брошенным мальчиком. К тому же, Конни уверена: смолчи она про мать Роя — он бы не поднял на неё руку. Моргни она тогда всего один лишь раз… … всё было бы по-другому. Слыша, как за отцом захлопнулась входная дверь, Конни отчего-то снова открывает альбом Роя. Найдя ту самую страницу, испорченную её слезой, Конни вглядывается в резкие штрихи, которыми Рой набросал себя. Насколько же точно он это сделал: ломко, остро, но размыто. Именно таким Рой всегда был для Конни, но она осознала это только сейчас, благодаря его рисунку. Поддавшись совершенно безумному порыву, зная, что будет сотню раз жалеть, — Конни берёт чёрную ручку и пишет прямо под рисунком: Мне очень жаль. Мы так и не смогли стать твоей семьёй. И с тяжёлым сердцем убирает его обратно в ящик письменного стола.