Грехи наших отцов

Бросив тёмную сумку себе под ноги, Рой садится на холодную гранитную скамью (чёртов могильник), чтобы собраться с мыслями. Серое небо. Серое море. Серая плитка набережной. Серые люди вокруг. Серый Рой Браун. Сейчас тот самый идеальный момент, чтобы влиться в эту унылую серость и раствориться в ней без остатка, перестав существовать. Рой думал, что будет готов. Он был уверен, что сегодня его повысят, доверив более важные миссии. Возможно, даже отправят на ненавистный ему Парадиз, который полностью сломал его отца. Рой готов в ответ сломать этот грёбанный остров, приносящий одни проблемы. …но вместо этого чуть не сломал шею Конни Леонхарт. Это выбило его из колеи. Выбило настолько, что сейчас — крутя в пальцах предпоследнюю сигарету — Рой впадает в оцепенение. Словно танк, подорвавшийся на собственной мине, Рой Браун медленно остывает, так опрометчиво и преждевременно вылетев из боя. И — хоть убей — не понимает, что ему делать дальше. Рой смотрит на свои руки со сбитыми костяшками. Знает: они точь-в-точь отцовские, крепкие и ловкие. Создатель выточил их словно с одной целью — ломать челюсти, сворачивать шеи, выдавливать глаза и разрывать человеческие связки. Частично парень всё это делал, но никогда не заходил слишком далеко. Медленно сжимая и разжимая кулак, Браун напряжённо думает, куда же ему пойти в первую очередь. Можно пойти к Клаудии, но Рик уйдёт только к ночи. Клаудия старше Роя на пять лет, и именно она привела его в ряды Освободителей, убедив своего мужа Рика сделать Роя рекрутом. Рик — один из координаторов марлийских освободителей. Рой не знает его настоящего имени, так как все вышестоящие звенья подпольной структуры получают новые документы, доказав свою преданность делу. Всё организовано настолько серьёзно, что, должно быть, щупальца марлийских освободителей давно уже опутали чиновничьи конторы, раз они с такой лёгкостью меняют данные в документах жителей Марлии. Клаудия встретила Роя год назад. И сразу потеряла голову от его нахальства и сногсшибательного тела. Но больше — от нахальства, так как этот семнадцатилетний мальчишка тянул как минимум на главаря бандитской группировки. Но никак не на школьника. Рой тоже очаровался Клаудией: с первого взгляда на её пушистые каштановые волосы он знал, что не за горами момент, когда будет стягивать их в порыве страсти, трахая Клаудию раком. Глядя на её алый чувственный рот, покрытый (блядской) красной помадой, Рой знал, что эти губы обязательно будут обволакивать его член, оставляя на нём алые следы. Нежная кожа Клаудии цвета слоновой кости сводила Роя с ума, и он не сомневался, что она специально создана для его спермы. А как Клаудия пахнет… Аромат её духов всегда кружит Рою голову, и под влиянием каких-то первобытных чувств он готов трахнуть её в тот же момент, как видит. Клаудия позволяет всё. Она как будто знает, что Рой продвинется высоко. Чувствуя, что когда-нибудь Рой переплюнет даже нелюбимого ею Рика, марлийка неистово ждёт этого момента. Больше всего на свете ей хочется уйти к любовнику и больше не скрывать их связь. Но Рой лоханулся. Сегодня его не взяли. И он точно не готов к сочувствиям со стороны Клаудии. Остаётся только один выход… Сплюнув прямо между своих ботинок, Рой Браун встаёт и берёт свою сумку. Собравшись с духом, он направляется в сторону военного квартала, где обитает его отец. Уродливые серые здания нависают над сыном Райнера Брауна и вкупе с чертовски-низким хмурым небом заставляют его почувствовать себя совершенно незначительным. Как же он ненавидит этот город. Каждый раз, шагая по его улицам, чувствует себя пятилетним сопляком, который до конца жизни обречён существовать в этом Могильнике. И вот, спустя некоторое время, Рой, ссутулившись, стоит перед дверью номер 42. Отец живёт в комнате коммунальной квартиры, предоставленной ему армией. Рой был здесь пару раз, но хотел бы стереть из памяти каждый свой визит. Впервые он выпросил адрес у Арло Леонхарта в тот самый год, когда они приехали в Либерио подыскивать квартиру (Рою, кажется, было двенадцать). Тогда был канун нового года, и Рой принёс отцу подарок. Сколько он помнит отца — тот ни разу не пытался сблизиться с сыном ни на одной из их чертовски-редких встреч. Поэтому ещё не обжигавшийся мальчишка решил сделать первый шаг сам. В тот злополучный день двенадцатилетний Рой Браун сжимал в дрожащих руках рисунок. Самый первый рисунок Бронированного, который показался ему достойным быть подаренным Отцу. Рой рисовал его днями и ночами, испортив бесчисленное количество альбомных листов, тайком вырванных из альбомов Конни. Он то и дело метался от одной позы к другой, зачёркивая то слишком длинную шею, то недостаточно мощные ноги. Выходило недурно, но мальчишка был уверен, что может лучше. Каждый раз, когда Рой рисовал Бронированного, время неслось столь стремительно, что иной раз наступившее утро заставало его врасплох. Весь оставшийся день, периодически проваливаясь в сон, Рой видел перед глазами великолепный образ титана. Он грезил Бронированным во сне и наяву, и больше всего на свете хотел, чтобы Отец оценил его работу. Реакция Райнера Брауна была хуже пощёчины. Гораздо хуже удара под дых. И — лучше бы Райнер Браун действительно убил сына прямо на месте. Рой как сейчас помнит: глаза отца расширились, кадык задрожал, а искажённые яростью губы прошипели: — Глупец… В исступлении он рвал рисунок сына на куски, и мальчик, не в силах хоть как-то объяснить происходящее, со звоном в ушах просто смотрел на взбухшие вены на руках его отца — которые передались ему по наследству. — Выбрось эти глупости из головы! — расправившись с рисунком, руки отца трясли Роя за плечи. — Позабудь эту чушь! Иди туда, откуда пришёл, и живи своей жизнью! После этого всё было как в тумане. Потрясённый до глубины души Рой сделал для себя только один вывод: Его рисунок просто недостаточно хорош. Поэтому он будет тренироваться, пока не доведёт его до совершенства. И уж тогда отец примет его подарок. Второй визит был ещё хуже. Райнер Браун был сильно пьян и так и не смог сказать ничего связного пришедшему к нему сыну. Рой решил прийти к нему позже, но отчего-то так и не пришёл. А сейчас… … сейчас я уговорю отца позволить мне остаться. В его комнате точно есть место для ещё одной кровати, и как охренительно было бы вместе по утрам… Дверь резко открывается, заставив Роя вздрогнуть. Райнер Браун, по всей видимости заспанный и раздражённый, и явно собравшийся за чем-то наружу, захвачен врасплох появлением сына. Рой оглядывает нахмуренное небритое лицо отца, внутренне содрогаясь, насколько он изменился с их последней встречи. В отличие от мистера Леонхарта отец выглядит лет на десять старше своих лет: потухший взгляд и глубокие морщины под глазами как нельзя лучше способствуют этому впечатлению. Райнер Браун вздыхает, делает шаг назад и бросает мрачное: — Ну, заходи. Чувствуя себя незваным гостем, парень неловко шагает внутрь. Беглого взгляда достаточно, чтобы заметить, что комната практически не изменилась с момента, когда Рой был здесь в последний раз. Голые серые стены, самая незамысловатая кровать на пружинах (на которой, очевидно, кто-то лежит), очень старый шкаф, небольшой квадратный стол и два стула. А ещё крепкий запах алкоголя и дешёвого курева. Райнер Браун не меняется. — Оте… то есть… мистер Браун, — потупив глаза, Рой не знает, какие слова найти, чтобы начать разговор. Недовольное лицо отца буквально разбивает на осколки заготовленную речь. — Ну? Тебе нужны деньги? — Райнер начинает доставать бумажник. — Я пришёл не за этим. Я… я ушёл от Леонхартов, — Рой наконец-то набирается смелости посмотреть отцу в глаза. — Ты… что? — глаза Райнера Брауна сужаются. — Разве я не приказал тебе оставаться там, пока не окончишь университет? — Да… сэр, — виновато говорит Рой, но тут же цепляется за шанс показать отцу, что не дурак, и что всё продумал: — Но я нашёл просто охренительный вариант! Я давно хотел сказать, но был занят всякой фигнёй, и никак не доводилось… — НЕВАЖНО — в общем, я теперь один из марлийских освободителей! — сбивчиво и капельку слишком эмоционально выпаливает Рой. Браун старший опускается на стул и, закуривая сигарету, не сводит прищуренных глаз со своего сына. Он просто не верит своим ушам. — Мне нужно где-то перекантоваться буквально месяц, и меня примут в агенты. Я знаю, я лучший в этом деле: я уже сдал такое количество элдийских мразей, что… — Подожди-подожди… как ты сказал? Элдийских мразей? — одной затяжкой испепелив буквально половину сигареты, Райнер Браун пускает едкий дым прямо в лицо сыну. Рой чувствует, что что-то не так, но просто не может остановиться. — Просто я тоже хочу сражаться… Хочу быть таким как ты. Я принесу Марлии победу. Сделаю то, что ты не смог, — Рой слишком поздно понимает, что эти слова стали его ошибкой. Райнер Браун поднимается со стула и, заперев дверь, убирает ключ в карман. Рой сглатывает ком в горле, предчувствуя что-то чудовищное. — Так и знал, что Армину Арлерту не хватит духа показать тебе твоё место, — с сигаретой в зубах Райнер Браун начинает вытаскивать ремень. Имя кажется Рою сильно знакомым, но сейчас он не может думать ни о чём другом, кроме как о коричневом ремне с огромной медной армейской бляшкой, конец которого отец наматывает на свой кулак. — Хочешь быть как отец, да? — Райнер Браун надвигается на сына, заставляя того отступить к стене. — Сейчас я преподам тебе урок. Покажу тебе правильное отцовское воспитание. Затянувшись сигаретой в последний раз, Райнер Браун бросает её в пепельницу на столе. И начинает свой урок. Первый же удар ремня буквально сносит Роя с ног, заставив сгруппироваться на полу, чтобы прикрыть руками незащищённые одеждой шею и голову. Лежачего не бьют? Чушь собачья! — и Райнер Браун бьёт ещё и ещё. Он хлещет Роя ремнём не переставая. Делает это методично: не слишком быстро, но и недостаточно медленно, чтобы боль от предыдущего удара успела потухнуть. И Рой горит. Горит огнём боли и обиды. Он сдерживается до скрежета зубов. Он сильный, он не должен скулить. Но… ремень так не считает. — ОТЕЦ! — опухшей красной рукой Рой перехватывает ремень и умоляет: — Хватит… — КАК ты меня назвал?! — Райнер Браун наклоняется к сыну и поднимает его вверх за воротник. — Отец… — Рой тут же получает удар пряжкой от ремня в челюсть. Чувствуя привкус железа во рту, парень с ужасом осознаёт, что отец, кажется, выбил ему зуб… — ТАКОГО ОТЦА ТЫ ХОЧЕШЬ?! — Райнер бьёт Роя коленом в живот, а затем, продолжая осыпать ударами ремня его согнувшуюся спину, рычит, — ЕСЛИ НЕТ, НАЗЫВАЙ МЕНЯ МИСТЕР БРАУН! — ХВАТИТ… пожалуйста, — хрипит Браун младший, согнувшись в три погибели на грязном полу. Больше он не вынесет… он к этому просто не готов. Пыхтя как паровоз, Райнер Браун добивает сына ногой в живот и поднимает его окровавленную голову за светлые волосы: — Запомни… ты сам наполовину элдиец. И сейчас ты на коленях поползёшь обратно к Леонхартам… и будешь умолять их принять тебя обратно… Ты ПОНЯЛ, щенок? Рой сглатывает кровь, не зная, что ему ответить. — Я не слышу, солдат. Отвечай: «Да, мистер Браун». — Да… мистер Браун… — хрипит Рой, и отец отпускает его. Пьяный женский голос со стороны кровати негодует: — Райнер …ты уже за *ик* кончил? Обещал же коньяк… сколько можно ждать? Райнер Браун возвращает ремень на положенное место, открывает дверь и, всё ещё тяжело дыша, уже спокойнее говорит: — Уходи… И больше никогда не возвращайся. Рой послушно выползает в коридор, цепляется за подоконник и с трудом встаёт на ноги. Первым делом трогает ноющую челюсть: зуб, к счастью, только качается, значит, жить можно. В спину тут же летит его чёрная сумка с вещами. Подняв её своими опухшими красными руками, Рой закидывает сумку через плечо, и, не оглядываясь, идёт к выходу. Его трясёт, сжигает и выворачивает. Он словно раздавлен тем самым Бронированным Титаном, который был его героем и путеводной звездой все эти годы. От него не осталось и мокрого места. Изо всех сил сдерживая слёзы, Рой выходит на улицу, где уже стемнело. Судорожно хватая ртом прохладный воздух, он пытается унять колотящееся сердце и — во что бы то ни стало — взять себя в руки. Прямо сейчас он стоит на дороге, и если его собьёт машина — так будет даже лучше. Плевать. Больше всего на свете он хочет умереть, чтобы больше никогда не… — Рой! … От этого голоса у Роя по телу бегут мурашки. Он поворачивает голову и видит мистера Леонхарта. Арло смотрит на окровавленное лицо парня, сочащееся отчаянием, и… всё понимает. Он готовился читать нотации, всю дорогу сюда придумывал, как ему вразумить своего непутёвого приёмного сына. Но застав Роя таким, всё, что он может, это тихо и твёрдо сказать: — Пошли домой… сынок. … Чувствуя, как слёзы прорываются сквозь обманчиво глухую оборону, Рой мгновенно отворачивается от Арло. Стиснув зубы, вытирает эту предательскую жидкость, которая — как он думает — присуща только слабакам. Я не слабак. И я вам всем докажу. — Мистер… Ле… Леонхарт, — голос Роя срывается, за что он себя ненавидит, — Я… я не вернусь. Передайте Конни, что я погорячился. И вы… простите. Сквозь пелену слёз Рой оглядывается на Арло в самый последний раз. Затем направляется туда, где начнётся его новая жизнь. Или закончится старая. Я заставлю Клаудию взять меня в агенты. Она уломает Рика: пусть сама придумывает, как. Если нет — я выдам нашу связь, и мне абсолютно похуй, что со мной будет. Теперь мне совершенно нечего терять. О, Рой заставит весь мир пожалеть о том, что он родился на свет. Он чудовище, а чудовища должны гореть в аду. Так сказала Конни. Оставляя поникшего мистера Леонхарта далеко позади, Рой сплёвывает кровью и решительно направляется туда. Прямо в ад. Где ему самое место.