Грехи наших отцов

Весна в этом году выдалась особенно пасмурная. Забрав Роя у Леонхартов, взамен она принесла долгожданное солнце. Правда, только полтора месяца спустя, когда на носу уже лето. У Конни Леонхарт сейчас только две заботы: сдать июньские выпускные экзамены, а ещё не сойти с ума от многочисленных слухов, липкой паутиной оплетающих городские улицы. — Как думаешь… правда, будет война? — глядя на своего сводного брата вверх ногами, Конни пытается выполнить идеальную стойку на руках. Мыски её кроссовок касаются ствола дерева, помогая удерживать баланс. Когда-нибудь дерево ей больше не понадобится, но сейчас — это неотъемлемый элемент тренировки. — Хм… — Кристоф Гиммлер хмурит свои тёмные брови, прикрываясь от солнца. — Предпосылки, конечно, есть, но не думаю, что элдийцы с Парадиза ударят сюда. Это было бы опрометчиво: здесь столько кораблей, что мы с Эваном даже не смогли пересчитать их невооружённым взглядом. Плюс стратегическая точка уже не та. К чему им это?.. Я бы поставил на юг или на запад. — Неужели то, что творится в мире, и впрямь дело рук освободителей? Теракты… покушения… провокации… — к лицу Конни приливает кровь, а руки начинают дрожать, но она и не думает сдаваться. — Думаешь… за всем… стоят они? — девушка изо всех сил удерживает стойку, уже не касаясь дерева. — …Крис? …Ты заснул? — даже вверх ногами Конни видит, что он куда-то засмотрелся. Сгорая от любопытства, она поворачивает голову, прослеживая его взгляд, но тут же теряет баланс и — капельку менее грациозно, чем хотелось бы — падает на землю. Парни, сидящие неподалёку, начинают помирать со смеху. Леонхарт знает: среди них и тот, на кого загляделся Крис. Конни отряхивает светлые брюки от следов травы, досадуя на то, что ещё мгновение назад эти самые ребята не сводили с неё (восхищённых?) глаз. А теперь… тьфу. Успокаивая себя словами отца, что парни взрослеют куда медленнее девушек, Леонхарт плюхается на плед к своему сводному брату и не очень деликатно заявляет: — Пригласил бы ты его уже куда-нибудь. Тошно смотреть, как изводишься. Щёки Криса тут же вспыхивают румянцем. Он опускает тёмные глаза и, достав из кармана золотистую шариковую ручку, начинает крутить её в пальцах. Конни знает: он всегда так делает, когда нервничает. — Конни… давай не будем об этом, — тихо говорит Крис, не сводя глаз с ручки, искрящейся лучами золота в его руках. Цокнув языком, Корнелия тут же выхватывает ручку, с лёгкостью увернувшись от неумелой попытки сводного брата заполучить её обратно. Она точно знает: так он будет слушать только её. — Я же вижу: ты сохнешь по Яну. Хочешь, напиши записку, а я передам? — Конни искренне переживает за Криса, видя его мучения насквозь. — Да ты что… засмеют, — зажимается Крис, обнимая свои колени, — Или ещё что похуже… Возразить на это нечего, ведь это правда. Однополые отношения не то, чтобы под запретом, но явно не одобряются. Недавние либеральные послабления правительства были встречены яростным отпором значительной части населения, став ещё одной причиной укрепления авторитета марлийских освободителей. Трудно сыскать больших гомофобов, чем они. Оглядывая помрачневшего Криса, Конни в который раз поражается тому, насколько он красив в своей печали. Старше её на три года и выше примерно на треть, Крис в её глазах всегда был писаным красавцем. Его тёмные волосы и выразительные оленьи карие глаза в обрамлении густых ресниц так красиво контрастируют с бледной кожей, что, если бы Конни умела рисовать, она бы написала его портрет, непременно повесив на самое видное место. А ведь каких-то несколько лет назад Конни с замиранием сердца опасалась того момента, когда он приведёт свою первую девушку. До злополучного дня, выдавшего Криса с потрохами. И Рой — конечно же — сыграл там главную роль. Тогда Крис уже поступил на первый курс университета, блестяще сдав вступительные экзамены, и даже получил место в общежитии, но пока не спешил покидать квартиру Леонхартов. До того момента всё было… терпимо. Конни и Крис с самого детства бок о бок встречали выходки Роя с высоко-поднятыми головами, по мере сил поддерживая друг друга. Однако то, что произошло в тот омерзительный день, кажется, навсегда пробило оборону Криса, и — не в силах сосуществовать с Роем в одной квартире ни дня боле — он сбежал в общежитие так быстро, как только смог. Что до Конни, то вынужденная обитать с таким количеством мужчин на одной жилплощади, она достаточно легко смирилась с тем, что ей слишком скоро пришлось «повзрослеть». Например, она довольно рано узнала, что значит слово «дрочить»: Рой то и дело отпускал похабные шутки на эту тему, да и одноклассники не обходили её стороной. Разобравшись в значении этого слова, Конни приняла это как данность мужского естества, снисходительно «закрывая глаза» на этот «ритуал». Ну есть он и есть — просто вдали от неё. Но в тот день она познакомилась с этим интимным процессом до неприличия близко. И хуже всего то, что она оказалась нарушительницей личных границ отчасти по своей воле. Невозможно забыть, как одним вечером Рой постучался к Конни в комнату, зачем-то её подзывая. Он делал это крайне редко, предпочитая обитать в своём логове в одиночестве, однако в тот момент его глаза горели недобрым огнём, а горячая ладонь так и тянула Конни за собой. Ей была очень непонятна эта странная вспышка тактильности со стороны Брауна: максимум, что он позволял до этого — пихнуть её локтём или потянуть за одежду. Но в тот вечер он цепко удерживал запястье Конни и шептал, словно одержимый: — Пошли, что покажу. Ты должна это видеть! — О чём ты? Опять что-то натворил? — любопытство Конни разгоралось всё сильнее. — Да не я… пошли со мной, сама увидишь. Предчувствуя что-то недоброе, Конни всё же послушно проследовала к двери в комнату Криса, даже не подозревая, что её ждёт дальше. — Зачем ты?.. — стоя у двери, начала было Конни, но Рой молниеносно зажал ей рот ладонью, приставив указательный палец к своим губам. — Тшшш! Смотри, что он делает… — прочитала Конни по губам Роя. Бесшумно открыв дверь, Браун завёл девушку в комнату Криса, блокируя собой выход. Всё, что было дальше — похоже на омерзительный и нелепый сон. Держа одной рукой чью-то чёрно-белую фотографию, их сводный брат… дрочил. Не замечая вошедших, Крис исступлённо трогал свой член, доставляя себе удовольствие на кровати. Всего каких-то несколько секунд Корнелия завороженно смотрела на его лицо: она никогда не видела Криса таким. Его обычно бледные щёки заливал румянец, а жаркое частое дыхание могло растопить даже вечную мерзлоту. Сгорая от стыда и каких-то неведомых доселе эмоций, Конни рванулась было обратно в коридор, но Рой не пустил. Крепко обхватив её за плечи, он с лёгкостью пресёк попытку сбежать. Ему словно нужно было, чтобы она смотрела. Боже-боже-боже… какой ужас… Конни захотелось провалиться сквозь землю. Она помнит, как спрятала лицо за ладонями, пытаясь отгородиться от того шторма, что непременно грянет и разрушит их с Крисом дружбу навсегда. — Смотри-смотри, — отнимая руки от её лица, шептал ей на ухо Рой, — Сейчас он кончит… Он же тебе нравится. — Хватит!.. — не выдержав, Конни вырвала свои руки из хватки Брауна, вскрикнув слишком сильно. Этого вскрика было достаточно, чтобы заставить побледневшего Гиммлера заметить их и замереть от ужаса. Он был похож на перепуганного зайца, которого вот-вот растерзают дикие собаки. И который совсем никак не был готов был вот так «умирать». Так подло и исподтишка. Воспользовавшись заминкой, Рой прыжком гепарда настиг Криса и вырвал из рук фотографию, захохотав: — Конни, только глянь! Наш мистер-всезнайка, оказывается, обыкновенный пидор! И… ё-о-о-моё… на кого он тебя променял! Конни хотелось рыдать от обиды. В первую очередь — за Криса. И совсем чуточку — за себя. Лишь мельком уловив образ светловолосого парня на фотографии, она постаралась сразу же отмести свои чувства на второй план. — Зачем вы так?.. За что?! — отчаянный шёпот Криса резанул Конни ножом по сердцу. Разворачивался худший сценарий: он плакал. И это совершенно точно был первый раз, когда Конни видела его таким с момента смерти его деда. Знала же Конни: не следовало слушать Роя! Виновата сама… Рой же — наоборот — ликовал. Ни капли не смущаясь, он торжествующе вопил: — А я-то думал, кто это ломится ко мне во время душа?! Ну и пиздец же ты, Крис… Давай, может, я найду тебе классную бабу? Или — пострижём Конни под пацана? — Его несло и несло, словно лавину, погребающую всё живое под собой, — Слушай, а ты актив или пассив? Дай знать на всякий случай — вдруг мне приспичит… Крис уже полностью скрылся под одеялом, сотрясаясь в рыданиях. О нет, бедный Крис… Почему он не даст сдачи?! Нужно стоять за себя! За такое надо бить в лицо… иначе Браун так и будет его унижать! Как бы Корнелии ни хотелось, чтобы Крис поступил именно так, по факту он был размазан и не способен ни на какой отпор. И Конни решила сделать это за него. Она внезапно выпалила: — Ненавижу тебя. Взглянув на Брауна в упор, она бросила ему самые злые слова, на которые была способна. — И с каждым днём я всё больше и больше понимаю, почему тебя никто не любит. Как ни странно, Роя это осадило. Сглотнув, он подошёл к Конни вплотную — как-то слишком близко — и, глядя на неё сверху вниз, совершенно серьёзно сказал: — Теперь из нас двоих у тебя остался только один вариант. А я здесь вообще причём?.. Сердце Конни отчего-то бешено заколотилось. Она боялась (или… ждала?) того, что Рой скажет дальше. Браун словил её напряжение как по щелчку пальцев. Словно всё, что происходило в комнате Криса, было только для этого момента. Только для того, чтобы Рой мог сказать: — Дай знать, если нужна помощь с девственностью. Я всегда к твоим услугам. Только постучи сначала: вдруг я буду занят. И, покачнувшись на пятках, он с самым невозмутимым видом сделал то, чего Конни ожидала меньше всего на свете. Он приложил пальцы к своим губам, а потом впечатал их ей в левую щёку, словно перенося свой поцелуй. Затем, посвистывая, с гордо-поднятой головой пошёл к выходу из комнаты рыдающего сводного брата. Совершенно сбитая с толку, Конни не знала, что делать. Оставшись наедине с трясущимся от слёз Крисом, она должна была как-то его утешить и извиниться. В то же время жест Роя совершенно выбил её из колеи: и она ещё долгое время ломала голову, что это на него нашло. Конни («вот дура!») даже осмелилась допустить, что нравится Брауну, но отчего-то он резко остыл, став гораздо серьёзнее после того случая. «Уколы» стали более редкими, и он всё чаще пропадал из дома. И если бы не эта помада — будь она проклята — Рой до сих пор был бы в своей комнате и наверняка хотя бы для вида готовился к экзаменам. Что до Криса: в тот вечер Конни так и не смогла привести его в чувство. Просто-напросто не нашла нужных слов, ведь пятнадцатилетняя девчонка понятия не имела, каково это: быть презираемой из-за того, к кому тебя влечёт. С того вечера Крис и потух. Так и не разгоревшись вновь. Чувство вины, помноженное на тоску по уехавшему Гиммлеру, терзает Конни до сих пор. Поэтому сейчас, ловя столь долгожданное солнышко в парке бок о бок со своим сводным братом, Конни словно вернулась в детство, когда их дружбу ничто не омрачало. И надо же ей было начать этот разговор о Яне. Он тут же принёс боль им обоим, оживляя в памяти болезненные воспоминания. — Кстати, — очнувшись от раздумий, Конни решает сменить тему. Возвращая Крису ручку, она притягивает к себе свой бледно-розовый рюкзак, доставая оттуда ничто иное, как альбом с рисунками Роя: — Хотела узнать твоё мнение. — Ух… — кажется, Крис действительно впечатлён, судя по тому, как приподнимаются его брови с каждой перелистанной страницей. — Это твоё?! Конни, да тебе дорога в художественный, плакатам в твоём исполнении цены не будет! Правительство оторвёт тебя с руками… Это потрясающе… Ровно перед последним рисунком Конни максимально ненавязчиво вызволяет альбом из рук Гиммлера, снова открывая его на первой странице: — Нет, увы, это не моё. Я случайно нашла этот альбом. Как думаешь… какой человек нарисовал эти рисунки? Что у него на душе? Кристоф явно не очень понимает вопрос. Он не знаток людских душ: его куда больше интересуют книги. Тем не менее, задумавшись, он говорит: — Не знаю насчёт души. Но этот рисунок выглядит реальнее, чем действительность. Словно в подтверждение этих слов вдоль бетонного ограждения парка начинает проезжать бесконечная колонна тёмно-зелёных бронетранспортёров, создавая необъяснимый контраст с отдыхающей на траве молодёжью. Кажется, совсем скоро эта действительность совершенно перестанет выглядеть реальной. В отличие от рисунка Роя. И Конни тянет помрачневшего Криса на безопасную территорию: к себе домой, где реальность пока ещё жива. Она знает, что убедит его остаться на ночь, ведь Роя больше нет, а ей необъяснимо жутко ночевать одной, пока родители в отъезде.