Грехи наших отцов

Несмотря на отсутствие родителей и тревожную обстановку на улицах, сегодня — один из лучших вечеров в жизни Конни Леонхарт. Они с Крисом успели переделать сотню дел: перечитали свои детские рассказы, пошуршали в письменном столе Арло в поисках любопытных безделушек, сыграли пару раундов в карты (Конни даже выиграла — целый раз! — хотя Крис всегда был непобедим в этом виде деятельности), а ещё разглядывали фотоальбом с чёрно-белыми фотокарточками. Насмеявшись и вспомнив беззаботные детские деньки, сейчас они готовятся ложиться спать. Корнелия Леонхарт, одетая в полосатую светло-голубую пижаму, сидит на кухонном стуле, по-восточному сложив ноги, и заплетает в косы свои светлые волосы. Ей не хочется мыть голову завтра, поэтому такой способ как нельзя лучше сохранит хоть какую-то форму причёски после сна. Крис тем временем делает сэндвичи с арахисовой пастой. Так себе перекус на ночь, но это их любимое общее блюдо, да и оба они не склонны к полноте, так что могут позволить такое баловство. Глядя, как ловко Крис справляется уже с третьим сэндвичем, Конни отмечает, что он освоил это мастерство в совершенстве: арахисовая паста покрывает тёплый хлеб идеально ровным слоем, подтаивая на горячей поверхности. — Включим радио? — предлагает Конни и, не дождавшись ответа сводного брата, крутит ручку приёмника. К её удивлению, вместо привычных вечерних радиопередач повсюду играет оркестровый гимн Марлии. — Хм, — хмурится она, — пытаясь настроиться на разные частоты. — Крис, глянь-ка, у меня едет крыша, или радио сошло с ума? Крис откладывает нож и смотрит на сводную таким взглядом, что она понимает: случилось что-то ужасное. — Конни. Нам лучше одеться. Собери рюкзак и сумки. Положи туда самое важное, — Крис снимает коричневый пижамный свитер и бросает его в скомканном виде прямо на стул.        Конни отмечает, что его бледные руки аж до самых плеч покрыты мурашками, а голос дрожит.        — Пожалуйста, скажи, что случилось, — умоляет она, вцепившись в запястье сводного брата. — Почему ты так перепугался?        — Конни, там за окном, кажется… началась война, — слыша эти слова, Конни вдыхает полной грудью и не может выдохнуть от липкого ужаса. Если это правда, то самый страшный кошмар любого из жителей Либерио воплотился в реальность. — Сама подумай, с чего бы им включать наш гимн на всех частотах? Обычно самые важные сообщения передают именно по радио, а в условиях войны нужно дезинформировать противника. Вполне возможно, они начали с захвата радиостанции…        — Но ты же сам сказал, что элдийцы вряд ли ударят сюда, — в ужасе шепчет Конни, глядя, как Крис стягивает пижамные брюки, и, оставшись в одних трусах, севшим голосом говорит фразу, от которой кровь окончательно стынет в жилах:        — Конни. Я не думаю, что это элдийцы.        Безоговорочно доверяя чутью своего несомненно умного старшего сводного брата, Корнелия словно во сне бредёт в свою комнату, стараясь выпутаться из липких панических мыслей.        Ей в спину тут же летят команды:        — Найди свечи! Электричество могут отрубить в любой момент. Воду вряд ли так быстро, но на всякий случай наберу целую ванну и во все ёмкости, которые смогу найти…        Конни Леонхарт просто не может поверить в происходящее: Да что могло произойти, и почему в такой час?! Разве войны не начинаются утром? Может, Крис просто прикалывается?..        Судорожно стягивая пижаму, она пытается решить, что ей надеть. В конце концов влезает в сегодняшние светлые штаны и натягивает голубую футболку: ту самую, которую отец привёз из первой же командировки на Среднем Востоке. Она так дорога Конни не только по этой причине. Просто цвет футболки точь-в-точь отображает цвет их с отцом глаз: один на двоих.        — Крис! — дрожащим голосом зовёт Конни, — А что из самого важного я должна взять? Подскажи, не пойму, за что ухватиться…        — Документы! Деньги, если знаешь, где. Ещё возьми всякое своё… «женское».        Ох да… Об этом-то я не подумала, — Конни выгребает из ящика прикроватного столика свой паспорт (который она получила в шестнадцать), а также женские принадлежности на случай месячных. Девушкой быть сложно. А в случае непредвиденной экстремальной ситуации — в сто раз сложнее. Поэтому Конни невероятно благодарна Крису за то, что он вспомнил о «таком». Это невероятно много для неё значит.        Крис входит в комнату Конни, уже одетый и с набитым рюкзаком.        — Я взял воду и еду, ещё я помню, где у Арло заначка. Я взял и её тоже. Если хочешь — положи себе, — дрожащей рукой Крис протягивает Конни пачку марлийских денег.        — Нет, пусть лучше у тебя, — мотает головой Конни, — Какую одежду мне взять?        Крис открывает её шкаф и сразу достаёт оттуда серую толстовку Конни, а следом кидает ей на кровать осеннюю куртку.        — Но сейчас же почти лето… — недоумевает Конни. — Ночью может быть холодно, к тому же, ты уверена, что всё это кончится до осени?!        — Да, ты прав, — Конни скручивает светлую куртку и засовывает в рюкзак, — мне больше ничего не влезает.        — Ты взяла футболки, носки, нижнее бельё? Я стащил трусов у Арло, думаю, он будет не в обиде.        — Да, Крис, — Конни садится на свою кровать, всё ещё не веря в происходящее. — Я забыла свечи… Пожалуйста, возьми их на кухне в шкафу над раковиной слева. Там же, где и всегда.        Гиммлер кивает и с готовностью бросается на кухню, прихватывая и спички. По пути закрывает кран в ванной и срывающимся голосом информирует:        — Кажется, всё. Давай ляжем спать так, как есть, в одежде… сейчас на улице делать нечего. Но если что — мы готовы уйти в любой момент. И в любом случае утром надо будет выйти на разведку. Конни, давай молиться… чтобы это оказался просто глюк радиоприёмника. Конни двигается к стене своей кровати, уступая место рядом с собой Крису.        — Я выключу свет, — шепчет он. — Оставим только радио.        После этого он ложится к девушке на кровать и крепко обнимает её обеими руками. Конни же, прижавшись к гиммлеровской груди, слышит, как бешено стучит его сердце, осознавая, что он сам — до смерти напуган, но держится только ради неё. На кухне без передышки играет марлийский гимн, и это поистине самый страшный звук в её жизни…        … сразу после звука ночного стука, который будоражит их буквально спустя пятнадцать минут с того момента, как они решили лечь на кровать.        Этот стук не предвещает ничего хорошего.        Он долгий и настойчивый, дико пугающий. Но всё-таки есть надежда, что это родители, и Крис решается посмотреть в дверной глазок.        — Когда, говоришь, они должны вернуться? — шепчет он, приближаясь к входной двери.        — Послезавтра, — отвечает Конни, тоже стараясь звучать как можно тише.        Пытаясь прикинуть время, за которое Леонхарты теоретически могут добраться обратно, пригибаясь, Крис смотрит в дверной глазок.        — Конни, глянь-ка, — парень ей уступает место у дверного глазка, и Конни видит за ним… мистера Брауна старшего.        Час от часу не легче. Конни не знает, что ей делать: радоваться или бояться. С одной стороны, мистер Браун — военный, хоть и занимается исключительно внутренними делами, но должен быть в курсе всего происходящего. Но с другой — если он пришёл, дело худо.        Девушка отодвигает дверную цепочку и открывает дверь.        Райнер Браун, на этот раз гладко выбритый, да ещё и в армейской форме «при полном параде» (Конни замечает даже пистолёт-пулемёт), не вытирая ног, вваливается в прихожую к насмерть перепуганным Крису и Конни.        — Собирайтесь — мы уезжаем. Даю вам три минуты. Где Арло и Эмма? И где… Рой? — голос Райнера Брауна отчего-то срывается в последнем вопросе.        Конни, закусывая губу точь-в-точь как его сын (и кто у кого перенял эту привычку?), чуть не плача, выдаёт:        — Родители уехали продавать дом… в нашей деревне. Послезавтра они должны вернуться.        — Ах ты ж чёрт возьми, — Райнер Браун достаёт сигарету, — Я закурю тут?        — Да, конечно, — шепчет Конни. — А Рой ушёл… полтора месяца назад.        — Понял, а вы чего стоите-то?! Я сказал СОБИРАТЬСЯ. У вас ДВЕ МИНУТЫ!        — Мистер Браун, мы готовы, — Крис тут же выносит рюкзаки и сумки из спальни Конни, и Райнер Браун явно впечатлён.        — Ладно, поговорим по дороге. Теперь марш — на выход, — выпуская серую змейку дыма, Браун старший распахивает дверь.        — Секундочку! Я сейчас … — Конни внезапно вспоминает, что не взяла один предмет. Пусть это выглядит и по-дурацки, она ни за что на свете не оставит фламинговый шарф, подаренный ей тётей Микасой, подругой отца, которую она мечтает увидеть. С этим шарфом связано так много, что она просто не может оставить его здесь.        И, засунув его в свой рюкзак, Конни с нежностью оглядывает свою комнату, молясь, чтобы это был не последний раз.        — МИНУТА! — рычит Браун старший и, выйдя в подъезд, тушит сигарету прямо о стену, кидая окурок на пол.        Конни, наспех обувшись, выбегает на лестничную клетку, где её уже ждёт Крис.        Втроём они стремительно спускаются по лестнице и садятся в служебный джип Райнера Брауна, послушно ожидающий внизу с не заглушённым двигателем и включёнными фарами.        Поняв, что на переднем сидении кто-то есть, Конни и Крис одновременно садятся назад, и сразу после этого Браун, глубоко вздохнув, жмёт по газам. Он едет так быстро, что едва не сбивает людей, которых на улицах явно больше, чем обычно. Выехав за пределы города, полковник беспокойно смотрит на свои золотистые наручные часы. На них — около одиннадцати.        — Не вовремя они уехали, — то ли с упрёком, то ли с сожалением говорит он. — Ох не вовремя. А почему ушёл Рой?        — Он разве Вам не рассказал?.. — Конни очень не хочется бередить старую рану, да и её отец явно дал понять, что перед уходом Рой побывал у Брауна старшего.        — Да чёрт его знает, поди его разбери… — бурчит себе под нос водитель. Они выезжают за город, и дорога становится уже, а асфальтовое покрытие сменяется грунтовым, поэтому ехать становится непросто. Но Райнер Браун — отличный водитель и умело справляется с четырёхколёсной махиной.        — Мистер Браун… Освободители начали революцию, да? — подаёт голос Крис с заднего сидения. Конни тут же хватает его руку, сильно сжимая. Ей безумно страшно слышать ответ.        Человек, сидящий спереди, рядом с Райнером, заинтересованно оглядывается. Но в салоне слишком темно, чтобы нормально разглядеть друг друга: единственный свет, что у них есть — свет фар, отражающихся от просёлочной дороги и кустов.        — Да, — коротко отвечает Райнер. — И как это ты додумался сумки собрать?        — Я всё понял по радио. — Молодец. Слыша одобрение в голосе Брауна старшего, Крис буквально расцветает. — Ребятки, нам ехать минут двадцать. Чертовски жаль, конечно, увозить вас без родителей, но это всё, что я могу сделать. Я поклялся твоему отцу, Конни, что в случае опасности помогу вывезти вашу семью в безопасное место. Оттуда вас доставят в другую страну. Уже сейчас эти сукины дети оккупировали чуть ли не половину пограничных блокпостов. Да и между городами тоже. Я был бы рад, если бы Леонхарты догадались остаться там, где они сейчас. Безопасней места не сыскать. Так что вы за них шибко не переживайте, — Райнер пытается выцепить Конни в зеркале заднего вида, но видно очень плохо, а у него — как назло — перегорела лампочка в салоне.        — Я бы довёз вас до границы, но — сами понимаете — это нереально. Я должен решать проблемы тут. Моим людям можно доверять, — оправдывается Браун старший, — Они захватят вас завтра утром. Не могу сказать точное время, так как всякое может случиться, но — как только, так сразу.        От страха Конни безумно хочется спать. И, ни в силах продолжать беседу, она кладёт голову Крису на плечо и решает подремать хотя бы эти двадцать минут. Бодрствовать просто невыносимо, а все вопросы пусть задаёт он. Но Крис, как ни странно, молчит. Он прекрасно понимает, что Райнер Браун обязательно выдаст им всю необходимую информацию, и — если он ничего не говорит — значит, ему просто нечего сказать, или он не считает это важным для их выживания.        Дальнейший путь пролетает в одно мгновение — и вот уже Крис будит Конни, а затем, придерживая дверь, помогает ей вылезти из машины. Их попутчик также вылезает с переднего сиденья, и, судя по всему, он намерен остаться вместе с ними.        Разглядывая строение, вырисовывающееся в рассеянном свете фар, Конни понимает, что это одноэтажный дом. Самый невзрачный, да ещё на каком-то отшибе, он точно не вызывает желания в нём ночевать. Но выхода нет, и Райнер Браун отдаёт Крису ключи вместе с последними наставлениями:        — В доме есть всё необходимое на неделю проживания. Вода и еда точно. Не знаю, устроят ли вас армейские пайки и консервы, но это всё, что есть. Постарайтесь поспать и обязательно запритесь. В доме два выхода, заприте их оба, и ни за что не включайте свет — разрешаю только зажечь свечу, — оглядывая поникшую молодёжь, Райнер Браун закуривает очередную сигарету. Очевидно, что ему горько оставлять их вот так… Ведь он не может дать стопроцентных гарантий, что они в безопасности.        Но у него нет выхода. И Конни с Крисом это понимают.        Дождавшись, когда троица зайдёт в дом, Райнер Браун в сердцах бьёт по колесу с едва-слышным ругательством. В его глазах — слёзы, но, к счастью, их никто не видит, и марлийский воин уезжает выполнять свой долг, оставляя отпрысков самостоятельно справляться с этой жизнью.        В доме — непроглядная тьма — и Конни с Крисом заметно расслабляются, когда их спутник включает карманный фонарь, направляя его себе на лицо, словно рассказывая страшилки перед сном.        — Ребята, нас ведь так и не представили друг другу. Можете звать меня Ник. Полное имя Николас, но к чему формальности, — обворожительно улыбаясь, этот божественно-прекрасный белокурый юноша поочередно протягивает им руку: сперва Конни, потом Крису.        Свет фонаря искажает черты лица, но, тем не менее, у Конни захватывает дух от его красоты. Вот человек, чей портрет она точно нарисовала бы во вторую очередь… после Криса. И на кого-то он похож, вот только на кого?..        — Что-то не так? — с заметным волнением блондин приподнимает бровь, замерев глазами на Крисе. Повернувшись, Конни видит, что её брат буквально застыл в изумлении и, игнорируя протянутую ему руку, не может оторваться от лица Ника. Она толкает его локтём:        — Крис!        — Ах, да, — поперхнувшись собственным дыханием, Крис в конце концов отвечает на рукопожатие, смущённо добавляя, — Это Конни, моя сводная сестра. А меня зовут Крис. Полное имя — Кристоф, но — к чему формальности…        Даже в полутьме Конни уверена, что Крис раскраснелся, и сердце у него колотится, пожалуй, пошустрее, чем в тот момент, когда они лежали на кровати в предвкушении конца света.        — Вот и славно, Крис и Конни, — резким движением головы Ник смахивает чёлку на бок и спрашивает: — Могу я помочь вам с сумками?        — Нет, всё хорошо. Спасибо, Ник.        Взяв себя в руки, Конни как-то удивительно быстро привыкает к красоте Ника, и, желая вернуть и Криса в этот мир, предлагает исследовать дом.        Парни соглашаются. Они решают не разделяться, так как на троих у них всего лишь один фонарь, с помощью которого им нужно найти свечи. Решив начать с кухни, они осматривают каждую полку, удовлетворённо убеждаясь, что свечей предостаточно, как и воды с едой. Райнер Браун их не обманул: на первый взгляд, здесь можно прожить хоть месяц.        Пяти минут достаточно, чтобы бегло исследовать каждую комнату дома: помимо кухни и небольшой гостиной, в нём есть крошечная спальня и совсем простая ванная комната: вместо унитаза — ведро, а в умывальнике — ограниченный запас воды. Скинув сумки в гостиной, Конни и парни решают осесть в спальне:        — Кто-нибудь хочет есть?.. — спрашивает Конни, зажигая свечу и ставя её в мутную рюмку на хлипкий письменный стол напротив кровати.        — Я — пас, — выдыхает Крис, садясь на кровать. Рядом с ним тут же опускается Ник, и Конни ничего не остаётся, кроме как сесть на стул у письменного стола. Зато отсюда она может видеть лица ребят, настолько хорошо, насколько позволяет свет свечи.        Глаза Криса полны тревоги, и он то и дело бросает косой взгляд на колени своего соседа. Ник же — наоборот — кажется, совершенно не унывает. Он тепло улыбается Конни и задаёт какой-то уж очень странный вопрос:        — Признавайся, чья ты дочь.        — Ээээ… — девушка явно озадачена, — Я из семьи Леонхартов. Отца зовут Арло, мать Эммой. Кстати, они приёмные родители для Криса тоже, — Конни указывает взглядом на сводного брата, который — ну конечно — уже крутит в пальцах свою злосчастную ручку.        — Прекрасные имена. Но это мне ни о чём не говорит. Кем они были «до»? — Ник снова сдувает мешающую чёлку, и Конни посещает крайне дурацкое желание приколоть её заколочкой. Так она когда-то в детстве издевалась над отцом.        — Что, прости? — прослушав суть вопроса, Конни закусывает губу, и стараясь показать, что ей очень жаль, добавляет, — Повтори, пожалуйста, я прослушала.        Ник начинает хохотать и бьёт себя по коленке:        — До чего ты хорошенькая, Конни! Так извиняешься, просто прелесть! — сводные брат с сестрой тут же мрачнеют: Конни оттого, что Ник назвал её дурацким словом «прелесть» (Надо срочно же расплести косы и заколоть волосы в пучок), а Крис — лишь ему одному ведомо, отчего.        Тем временем Ник, слегка расстёгивая белоснежную рубашку, совершенно безмятежно добавляет:        — Уверен, ты очень классная. Ну не хмурься так, я же не сказал ничего обидного?        Конни досадно, что Ник заметил её реакцию, и она тут же меняет тему разговора:        — Вы, случайно, не видели радио? Как мы поймём, что происходит в стране?        Вопрос действительно дельный, и теперь каждый из парней досадует, что поискать радио предложил не он.        — Я вас оставлю, — сухо говорит Корнелия и, поджигая другую свечу, отправляется на поиски радиоприёмника.        Предоставив парней друг другу, Конни начинает сжирать себя по поводу того, какое впечатление произвела на Ника. Она же совершенно не такая, какой он её назвал, и вообще в последний раз ей говорили слово «прелесть» лет в шесть. А потом она превратилась в бойца. И сейчас она во что бы то ни стало найдёт это дурацкое радио, или — в худшем случае — соберёт его сама. Лишь бы не возвращаться обратно без ничего.        Роясь в шкафу гостиной, девушка чувствует, как ей на плечо падает ладонь:        — Конни, ты правда не обиделась? Честно-честно, я не имел в виду ничего такого. Я даже тебя не клеил. Брать свои слова назад не буду, ибо это означало бы, что я не считаю тебя хорошенькой, но прощения прошу. И в наказание предлагаю сменить тебя на посту, поищу радио сам.        — Окей, — разгибается Конни, соглашаясь с этим щедрым предложением, и возвращается в спальню к помрачневшему Крису.        Сев рядом с братом, девушка шепчет:        — Мне кажется, он немного поехавший. На что, Крис, повернувшись к ней, озадачивает её на все сто: — Ты что, не поняла, кто это?! Начиная злиться сильнее, теперь уже оттого, что её заставляют чувствовать себя тупой, Конни яростно шепчет в ответ: — Прекрати говорить загадками! Выкладывай уже… — Конни… — Крис сглатывает слюну, — По-моему, это принц… с Парадиза. — Что?! Почему ты так в этом уверен? — Конни одновременно и смешно, и любопытно. — Потому что… — подкинув ручку, Крис ловит её и изо всех сил сжимает в руке, — …это он был на той фотокарточке, на которую я тогда…        О боже… Конни всё понимает и не находит, что на это ответить.        Их оцепенение нарушает светлая голова, появившаяся в дверном проёме:        — Радио я не нашёл, но зато… нашёл вот это, — появляясь в проходе целиком, Ник торжествующе демонстрирует им армейскую винтовку.        Видя изумление на их лицах, он садится на стул, прислоняя винтовку к стене. Кажется, он доволен тем, что сумел их так впечатлить.        О, этот лучезарный юноша не имеет и малейшего понятия о том, их впечатлила вовсе не винтовка, а он сам.        Принц с Парадиза, каким-то чудом выживший после расстрела королевской семьи.        Ночь будет о-о-очень длинной.        Понимая это, Конни не сводит глаз с улыбающегося красавца, выбирая, какой из миллиона вопросов задать самым первым.