Грехи наших отцов

По щелчку дверного замка сердце Конни радостно сжимается. Мысль о том, что это Ник, приносит облегчение: наконец-то у них будет возможность как следует поговорить. Оплакать утрату Криса, придумать план действий и двинуться уже вперёд. Вперёд к родителям и — только вместе с ними — прочь из Либерио. Готовая броситься принцу на шею, Конни оборачивается к дверному проёму: вот-вот там снова появится невозмутимая белобрысая голова и как обычно ляпнет что-нибудь «лучезарное». Белобрысая голова действительно появляется. И её неожиданный обладатель, кажется, крайне удивлён застать Конни и Роя в своём убежище сейчас, да ещё и только вдвоём. Укол разочарования тут же смягчается надеждой на относительно стабильное будущее: Райнер Браун наверняка хорошо ориентируется в происходящем и теперь-то уж точно о них позаботится. Вот только надежда быстро меркнет при виде налитых кровью жёлтых глаз: минуя макушку Леонхарт, они сверлят сына. И — Конни готова поклясться — намерены просверлить его насквозь. Пользуясь всеобщим замешательством, Конни бегло оглядывает пришедшего. По всей видимости, произошедшее в городе порядком потрепало мистера Брауна. Но, стоит отдать ему должное, несмотря на внешнюю потрёпанность, его физическая форма куда лучше, чем могло бы показаться полтора месяца назад. Песочная армейская футболка — лучшее тому подтверждение: так же, как у сына, она плотно обтягивает напряжённые бицепсы и почти свободно висит в районе живота. Увешанный ремнями и подсумками, Браун Старший похож на ходячий оружейный арсенал, и, испытывая необъяснимую тревогу от его намерений, Конни снова переводит взгляд на его искажённое гневом лицо. Грязноватый бинт с уже коричневым пятнышком крови в районе виска окольцовывает брауновский лоб, а в его зубах зажата сигарета. Не вынимая её изо рта, он хрипло процеживает: — Ну что, щенок? Поигрался в войнушку?.. Предчувствуя дурное, Конни смотрит на Роя. С расширенными от ужаса глазами тот мгновенно выпрямляется. И, сглотнув, замирает на стуле, не в силах выдать хоть какой-нибудь ответ. В кухне становится слишком душно, и Конни не выдерживает: — Мистер Браун, с вами всё в по… — Погоди. Не при предателях, — Райнер Браун тушит окурок о край алюминиевой кружки и отправляет его внутрь. Затем высвобождает шею из-под ремня, на котором закреплён пистолет-пулемёт. Только не это. — Ну как, понравилось убивать? Отбирать у людей последнее? — с оружием наизготовку Райнер Браун медленно приближается к сыну. С каждым сантиметром сокращающейся дистанции дышать становится труднее и труднее. На кухне успело потемнеть, и по отдалённому рокоту Конни понимает: будет гроза. Подойдя почти вплотную к сыну, Браун старший задаёт следующий вопрос: — Знаешь, что на войне делают с предателями?.. Не дождавшись ответа, он стискивает плечо сына и буквально швыряет со стула вниз, заставляя встать на колени: — Я СПРАШИВАЮ, ЧТО ДЕЛАЮТ С ПРЕДАТЕЛЯМИ, СОЛДАТ??? Сложно сказать, что пугает Конни сильнее: видеть Райнера Брауна в припадке неконтролируемого гнева, или мысль о том, что он действительно собирается… — Расстре… расстреливают, с-сэр. Сбивчивый голос Роя подтверждает самое страшное, и грудь спирает спазм. О боже. — Ну. Хоть это ты понимаешь. Раз уж играть в войну, то — до конца, — возвышаясь над сыном, Райнер Браун показательно приводит пистолет-пулемёт в боевую готовность, в процессе поясняя, — Я ведь проливал кровь за Марлию. Пролил столько крови, что тебе и не снилось. Убивал друзей и врагов, отправил на тот свет тысячи мирных жителей. Думаешь, ради дворцов, шлюх и элитной жизни?.. Не-ет, солдат. Всё, что я делал, было во имя родины. Я до сих пор ей служу, а вот ты… её просрал. Уверенным движением Браун старший наводит дуло оружия на сына. — Я не хотел… — глухо выдыхает Рой. — МОЛЧАТЬ!!! — отцовский сапог пинает сына в колено, и тут же, словно спохватившись, Браун старший оглядывается на вздрогнувшую и поднявшуюся со стула Конни. Помедлив мгновение, он как можно спокойнее предлагает: — Конни, можешь выйти из кухни. Тебе не обязательно на это смотреть. Ага, не дождётесь. Не в силах мириться с происходящим, Леонхарт делает отчаянную попытку: — Мистер Браун, пожалуйста, опустите оружие! Просто поговорите с Роем, дайте ему объясниться! А тот лишь хмыкает в ответ и упрямо мотает головой: — На войне так не делают, девочка. Слова ничего не значат, решают только поступки. И есть только один способ смыть позор с моей фамилии. — Отец… пожалуйста… я не думал, что будет так… — в голосе Роя сквозит животный страх. Ох, и как же он не похож на того надменного мудака, которым всегда хотел казаться. Кажется, эту роль взял на себя мистер Браун. — Сказано — молчать! Последнего слова я тебе пока не давал. Да и к чему?.. Слова ничего не исправят, — сделав шаг назад, Райнер целится в голову сына. Осознание того, что он не блефует и непременно сделает то, что задумал, толкает Конни на крайнюю меру: сама не ожидая от себя, она хватает Райнера Брауна за плечо и умоляет: — Мистер Браун, пожалуйста! Выслушайте его… Рой совершил большую ошибку, но он раскаивается. Дайте ему шанс!.. Разве вы сами не совершали ошибок?! Райнер Браун думает пару секунд, а затем выдаёт: — Совершал. И главная ошибка моей жизни стоит сейчас передо мной на коленях. Явно порезанный этой фразой, Рой морщится. Слёзы обиды застилают ему глаза, и, не в силах их подавить, он тут же отворачивается в сторону, наверняка мечтая провалиться сквозь землю. Вот блин… Что может быть хуже, чем слышать такое от своего родного отца?.. — Никчёмный самонадеянный сопляк. Говорил я Маргарет, чтобы она сделала аборт… Раскаты грома за окном всё ближе и ближе, и Конни многое бы отдала, чтобы они поглотили все эти гадкие уничтожающие слова, вот только… — …СТРЕЛЯЙ!.. С ручьями слёз на щеках Рой поднимает затравленный взгляд на отца: — Давай, ёбни меня, покажи нам, как надо!!! Каково это — не быть слабаком! Плечи Роя больше не сутулятся, жёлтые глаза смотрят с вызовом, а грудь, бешено вздымающаяся от клокочущих эмоций, выдаёт то, что он, как и отец, больше не в состоянии себя контролировать. — Ты сам меня вынудил, — сглотнув, Райнер Браун ставит палец на курок. Не веря во всё происходящее, с ручьями слёз, льющимися уже по её собственным щекам, Конни тут же втискивается между ними, заслоняя Роя собственным телом: — Мистер Браун, так нельзя! Прошу вас, опустите оружие! — Отойди. — Нет! — в груди Конни разгорается жар, и мысль о том, что её отец ни за что бы не отошёл, не позволит ей сдвинуться с места, — Я умоляю: поговорите! Поразмыслив пару секунд, Райнер Браун молча вздыхает. Затем, всё так же не опуская оружия, смотрит Конни прямо в глаза: — Жизнь — очень сложная штука, Корнелия. Не всё можно загладить разговорами. Однажды я это понял. Когда-нибудь поймёшь и ты. Но одного я не пойму сейчас: чем этот щенок заслужил твоё заступничество? И чем я заслужил сына-предателя?! «Щенок?». Ну конечно. В этом-то всё дело. Наконец-то до Конни доходит. Она мгновенно вспоминает тот самый день, когда Роя, словно щенка так некстати ощенившейся суки, оставили на их пороге. Тогда его жёлтые глаза смотрели не в пол, а прямо на неё, и в них читался вызов — жить всем и всему вопреки. А вот сейчас… ситуация лишь стала хуже: он по-прежнему щенок, но на этот раз покусавший руку неродного хозяина и загрызший с десяток человек, а потому заслуживающий усыпления. И причина того, почему он такой, по чьей милости ему приходится скалиться на весь мир в попытках что-то доказать, стоит прямо перед ней, даже не думая опускать пистолет-пулемёт. Загадка по имени Рой Браун наконец-то разгадана. Осталось лишь донести до его папаши, где искать ответ. — Жизнь — сложная штука, говорите?.. — глухая ярость, подобная той, что она ощутила в подвале, беседуя с Ником, овладевает Конни, — А как по мне, всё очень просто. Даже не думая утирать слёзы, девушка решительно продолжает: — Спрашиваете, чем заслужили сына-предателя? А вы, случайно, не задумывались, заслужили ли вы сами называться отцом?.. — Причём тут это? Я никогда и не скры… — ВОТ! Вот именно: НИКОГДА! НИКОГДА-НИКОГДА-НИКОГДА!!! Никогда им не интересовались! Никогда в него не вкладывали! Никогда за него не заступались! Да вы и сыном-то… никогда его не называли. Разве… разве вы его заслужили?! — губы Конни дрожат от ярости, а взгляд отчаянно ищет проблески осознания в усталых брауновских глазах. — Знаю я, как всё устроено на вашей войне! — в отчаянии продолжает Леонхарт, — Вам не нужны слова, вам нужны действия. Да посмотрите же на него, на нём кровь ваших врагов, разве не это говорит лучше всяких слов?! Что изменится, если вы его пристрелите? Мистер Браун, мы оба знаем, что мой отец… никогда бы так не поступил, — голос Конни сходит на полушёпот, и судя по виду Райнера, последняя фраза определяет всё. Спустя полминуты тягостного молчания Браун старший вздыхает и… откладывает оружие на стол. — Твоя правда, — хмуро соглашается он, — Как бы то ни было, убивать предателя без допроса не очень разумно. Дождавшись, пока пытающаяся унять бешено колотящееся сердце Конни отступит, он приказывает сыну: — Сядь обратно. Обработаю раны. По ходу ответишь на все мои вопросы. Понял-принял?.. И, молча кивнув, Рой вновь усаживается на стул. Удостоверившись в том, что гроза внутри дома подутихла, Конни с облегчением возвращается обратно на кухонный стул. Следующие двадцать минут Райнер Браун, совершенно не церемонясь, под грозовые раскаты и стук капель дождя обрабатывает раны больше-не-Альдо, попутно задавая ещё пару десятков из миллиона вопросов. Тот, отвечая прямо и просто, выдаёт каждую мелочь о нахождении в отряде Ланге, вплоть до того, как часто навещал бордель и что он там делал. Эта информация неожиданно задевает Конни, и она решает сама разузнать поподробнее. Но позже — если не забудет и им удастся побыть наедине. Наконец, мистер Браун заканчивает с перевязками Роя, и, по всей видимости, удовлетворённый ответами, обращается к Конни: — А с твоей рукой что случилось?.. Заметив, как помрачнел надевающий новую чёрную футболку Рой, Конни решает, что нет смысла вдаваться в детали и накалять без того неприятную обстановку: — Несчастный случай, мистер Браун. Нахмуренные брови дают понять, что ей не поверили. И Райнер Браун просит рассказать обо всём, что случилось с момента его отъезда. Это даётся непросто, но всё же Конни справляется. Как можно бесстрастнее она выкладывает шаг за шагом, начиная с блок-поста и заканчивая их с Роем побегом. Слушая Конни, Браун старший мрачнеет всё больше, а с момента дома Ланге и вовсе злобно позыркивает на сына. Но не перебивает, а внимательно слушает до конца. Удивительно, но ни смерть Криса и Ника, ни похищение Леонхартов и мисс Пик не выводят Райнера Брауна из себя. Должно быть, привык к такому… терять людей. Во всех смыслах. Дослушав Конни, он переводит хмурый взгляд на сына и просит рассказать о том, что случилось этой ночью. И рассказ Роя — это первое, что за всё это время вызывает некое подобие мрачной ухмылки. Дождавшись, пока Рой закончит, Райнер Браун подытоживает: — Ну что, раз особняка больше нет, люди Ланге здесь уже не появятся. Стоит опасаться разве что мародёров или — что менее вероятно — беженцев. После ночного переворота они бегут совсем в другую сторону. Ядерный взрыв, да, критически всё осложняет. Я пару часов покемарю — две ночи без сна не делают из меня лучшего тактика — заодно пораскину мозгами, что нам делать дальше. — Мистер Браун, можно мне на улицу? Хотя бы на задний двор?.. Обещаю, буду начеку, — больше всего на свете Конни хочется выйти из этой душной, пропахшей куревом и кровью кухни и подышать. — Валяй, — разрешает Райнер Браун, и Конни незамедлительно выходит на крыльцо. … Барабанная дробь дождевых капель постепенно сходит на нет, а раскаты грома удаляются всё дальше и дальше к линии горизонта. Сидя на верхней ступени заднего крыльца, Конни жадно втягивает мокрый воздух. Сейчас, во время грозы, он особенно сладкий, наполненный озоном и тёплыми воспоминаниями об Андерматте. Заслышав звук открытой двери и шаги позади себя, она оборачивается и упирается взглядом в протянутую алюминиевую кружку с водой и таблетку: — Выпей, — предлагает Рой, — Прошлое обезболивающее по-любому перестало действовать. — Спасибо. Конни действительно благодарна за таблетку, ведь кисть правой руки с каждой минутой болит всё сильнее. Приняв обезболивающее, девушка ставит кружку на пол, наблюдая за тем, как Рой усаживается рядом с ней. Некоторое время они бок о бок сидят на верхней ступени крыльца, глядя в серое небо и верхушки лесных деревьев, что почти не колышутся и частично блокируют вид на то, что ещё недавно было их родным городом. Дождавшись, когда боль в кисти начнёт утихать, Конни решает начать диалог: — Интересно, потух?.. — Город? Или дом? Да хуй его знает. Как-то неохота проверять. — Ну да. Спустя минуту возобновившегося неловкого молчания, Конни замечает, как Рой достаёт сигарету и начинает крутить её в пальцах, словно собираясь с духом, чтобы что-то спросить. Тем для разговора у них теперь хоть отбавляй, но сердце подсказывает, по какой тропе пойдёт их беседа. Слова Роя подтверждают её догадку: — Реально думаешь, он бы меня не пристрелил?.. Ну, твой отец. Вопрос явно даётся ему непросто, и он тут же впопыхах зажигает сигарету. И после глубокой затяжки выпускает облако едкого серого дыма, заставляя Конни поморщиться. За секунду прочитав её реакцию, он на удивление быстро подрывается с места и отступает подальше от крыльца. Становится прямо под дождь, прикрывая тлеющий кончик сигареты перевязанной рукой. Подумать только… встал. Это точно тот же человек, который полтора месяца назад заставил меня давиться дымом в нашей ванной?.. Как же ты изменился. Да, очевидно: он встал, чтобы не доставлять ей дискомфорт. Ещё и таблетку притащил… Как будто решил в конце-то концов побыть ей настоящим братом. И сейчас, когда он промокает насквозь и терпеливо ожидает ответа, не сводя с неё прищуренных глаз, Конни чувствует, что должна поддержать его. Для этого даже не нужно врать. — Нет, Рой. Конечно же, он бы тебя ни за что не пристрелил. Ты же знаешь: он… пацифист. Учитывая, что именно Арло Леонхарт оказался Колоссальным титаном, последнее слово звучит не то, чтобы полностью неуместно, а даже несколько… издевательски. — Да уж, — Рой словно читает её мысли, — Насчёт Колосса… я охуел, когда узнал. А ты что думаешь? — расправившись с сигаретой финальной затяжкой, Рой щелчком отправляет её прочь и остаётся стоять под дождем, засунув руки в карманы. Теперь Конни морщится вовсе не от дыма, а от этого вопроса: — Ох, даже не знаю, что сказать. Слишком много вопросов. На них сможет ответить лишь папа. Именно поэтому мы должны его спасти. Я просто не смогу жить с мыслью о том, что вся моя семья — враги Марли, и их казнили, как военных преступников. Понимаешь?.. Сплюнув в сторону, Рой кивает, а затем произносит то, что оба они и так знают: — Конни, я и сам-то… военный преступник. По-хорошему, меня нужно казнить вместе с ними. От этих слов внутри Конни вспыхивает жар: — Ну уж нет. Как ты там говоришь? «Хуй им за щеку»? Хватит с меня. Я и так потеряла Криса, не хватало ещё, чтобы… Заметив, что уголки его губ приподнялись от её попытки материться, Конни становится сложно закончить это предложение, и всё, на что у неё хватает сил — это: — Пожалуйста, сядь. Не хватало ещё, чтобы ты простыл. Рой послушно возвращается под навес крыльца и снова опускается справа от девушки. Поставив локти на колени, наклоняется вперёд и некоторое время смотрит вниз. Затем, не отрываясь от пола, запускает обе пятерни в ёжик своих потемневших мокрых волос и выдыхает: — Прости. За Криса. … И что на это ответить? «Окей? Забей? Ты не виноват?» Ни одной из этих фраз недостаточно, чтобы разогнать тучи от смерти Криса. Ни одно извинение не вернёт Гиммлера с того света, и боль от утраты будет долго резать ножом её сердце. — Рой… — Конни с трудом подбирает слова, — Мне пока что… сложно об этом говорить. Нужно время. — Понял, — не выпуская пальцев из волос, Браун начинает трясти левым коленом, — Но я виноват не только в его смерти. В тот ебучий день со сраной фотографией… тогда я тоже хуёво поступил. Как полный долбоёб. — Да уж… Я тоже хороша. Додумалась за тобой попереться. Кстати, зачем?.. Зачем ты это сделал? — Ну… Может… Мне надо было устранить соперника. — Соперника?.. — брови Конни в изумлении приподнимаются, и она не может удержаться от того, чтобы не посмотреть на Брауна в упор. Тот, почувствовав пристальное внимание, поворачивается к Леонхарт и до странного медленно оглядывает её лицо, на пару секунд задержавшись на её губах, и в конце концов выдаёт: — Он меня всегда подбешивал. Вы всем семейством текли от его идеальности, и сложно было… взрослеть на его фоне. Хотелось хоть в чём-то его превзойти. Эти слова заставляют Конни прыснуть: — Превзойти в том, что тебя тянет к женщинам?.. Тоже мне преимущество! — Ну да. Это сейчас мы оба знаем, кто из нас оказался настоящим пидором. Ну и поделом мне. Люди правильно говорят. Я самонадеянный, конченный. Ещё и тупой. Чувствуя, как разговор скатывается в степь самообвинений, Конни меняет тему, слишком поздно понимая, что сменила шило на мыло: — Твою маму звали Маргарет? Почему ты о ней никогда не рассказывал? Кем она была? — Да, вроде её звали так. Я мало что помню. Она повесилась на моих глазах, когда мне было четыре, — Рой отворачивается от Конни и, склонившись ближе к согнутым коленям, снова смотрит в бетонное дворовое покрытие. — Какой ужас. Ты никогда не говорил… — Зачем?.. Я всегда считал её слабачкой. Из-за её поступка. Правда, сейчас, когда я сам уже столько раз был на грани смерти, я уже не уверен, что сдохнуть — так-то просто. Умирать стрёмно. Так что, может, самоубийцы не такие уж и слабаки. Но это не отменяет того факта, что она поступила хуёво по отношению ко мне. Всё, что она мне оставила — марлийская кровь. Которая нахуй никому не сдалась в этом мире. В общем — хуй с ней. — Не говори так. Уверена, у неё были веские причины так поступить… неизлечимая болезнь или… — «Или?» — Рой выпрямляется, — Конни, она, блять, ёбнула себя на глазах своего сына! Какие нахуй причины могут оправдать это? — Ты прав. Прости, — у Конни действительно нет слов, чтобы объяснить произошедшее, — Мне очень жаль, что ты через это прошёл. И всё же… вы никогда не обсуждали эту тему с мистером Брауном? — Нет. Ты видела, какой он псих. Может, и стоило спросить. Но, честно говоря, лучше бы его тут не было. Понимая, что в Брауне до сих пор бурлят эмоции, Конни всё же не может подавить свои, и разражается праведным гневом: — Как ты можешь так говорить?! То есть, по-твоему лучше, если бы его убили?! Или готовили к казни вместе с нашими родителями?.. Мы должны благодарить судьбу, что с ним всё в порядке, ведь… Не сдержавшись, Рой накрывает левой ладонью её запястье и спешит перебить: — Нет, ты не так поняла. Я не про это. Просто… — поняв, что Конни замерла, он мягко убирает руку и понижает голос, — … было гораздо приятнее, когда моих ран касалась ты. Чувствуя, как румянец заливает щёки, Конни поднимается на ноги. Привыкшая не доверять порывам своего даже-не-брата из прошлой жизни, девушка и сейчас по привычке ждёт подвоха. Не хватало ещё в который раз подумать, что она ему нравится, а потом оказаться жертвой очередной дурацкой шутки. — Конни?.. — осунувшийся Браун поднимает на неё взгляд, — Извини. Знаю, что я тебе противен, обещаю больше тебя не трогать. Противен ли ты мне?.. Да я всю жизнь сражаюсь с твоим дерьмом, как раз потому что всё ровно наоборот!.. Ошарашенная внезапностью и очевидностью собственной мысли, Конни отчаянно ищет повод хоть как-то оправдать то, что она встала. — Кхм, сейчас вернусь, — Конни решает сходить в спальню, где дрыхнет мистер Браун, чтобы принести то, что наверняка разбавит разговор и не поставит никого из них под угрозу в который раз оказаться в глупом положении. Спустя минуту она возвращается обратно… с его рисунком. При взгляде на своё творение, Браун с первых секунд заливается густой краской и тянется за очередной сигаретой. — Подожди, — Конни вновь усаживается рядом, — Ты только что курил. Ещё успеешь. Я хотела сказать, что это просто потрясающий рисунок. Ты заставил меня вспомнить, как хорошо было когда-то. Спасибо. Слыша эти слова, Рой убирает сигарету обратно в пачку. Понимая, что нужно что-то ответить, он совершенно не находит слов. Вместо него это делает Конни: — Нам всё равно нечем заняться эти пару часов. Пожалуйста, давай поговорим о прошлом. Мне правда это нужно. Чтобы не сойти с ума и… с тобой познакомиться. Ведь, как оказалось, я совсем тебя не знаю. — Ладно, — вздыхает Рой, — С чего начнём? — Давай поговорим про озеро. Тот день, когда мы оба чуть не утонули. — Угу. Только ты веди разговор. Мне сложно инициировать всякое… «такое». — Запросто. У меня тут как раз припасён миллион вопросов. Но я, пожалуй, начну с самого тупого. Признайся, ты ведь тогда закинул мой шарф на лёд, потому что всегда мне завидовал и мечтал о таком же? Чтобы модничать перед деревенскими девками?.. Приходит очередь Роя прыскать от абсурдности сказанного: — Хах, ну да. Но по факту я хотел тебя подразнить. Думал, захнычешь, как обиженная принцесса, а ты превратилась… в Драконни. — Чего-чего?! — хохочет Леонхарт, — Это ты только что придумал или?.. — Я так правда тебя называл какое-то время… Разговор наконец-то настраивается на нужную тональность, и нотки юмора разбавляют былое напряжение. Чувствуя, как с каждым предложением стена между ними мало помалу рассыпается, Конни понимает, что наконец-то вот он — их шанс хотя бы попытаться… …стать друзьями.