Грехи наших отцов

Могильник. Именно этим словом частенько плевался Браун, стоило Леонхартам переехать в Либерио. До поры до времени Конни отмахивалась от этого сравнения, ведь службы благоустройства успешно стирали даже малейшие представления о том, что когда-то колоссы действительно превратили город в кровавое месиво, и, за исключением отдалённых районов, восстановленный Либерио был в общем-то «ничего». И, если раньше Леонхарт могла бы поспорить с Брауном насчёт «могильника», то сейчас… … сейчас она с ним полностью согласна. Пламя освободителей, опалившее город два дня назад, пропитало малолюдные улицы несмываемым запахом гари. Да, воздух уже не едкий и не требует дыхания через марлю, но как же сильно он, чёрт возьми, напоминает тот, что неделями стоял в Андерматте, когда рядом горел лес. Следуя за Роем к месту встречи с Клаудией, Конни не может отделаться от разъедающей душу горечи. Виной всему обугленные останки строений, чередующиеся с нетронутыми огнём домами. Проходя мимо не только неповреждённой, но вполне даже работающей продуктовой лавки, Корнелия резко тормозит. Замерев напротив слова «открыто», она спрашивает: — Рой, а почему… Почему вы, например, не сожгли это здание? В ожидании объяснения она оглядывает цельный фасад и, кажется, сама уже знает ответ. — Мишени, — сухо подтверждает Браун, понижая голос, — Приглядись, практически каждый лояльный к Ланге дом помечен. Но не пялься слишком долго, это может вызвать подозрение. И действительно, прямо на кирпиче у входной двери чёрным по коричневому нарисована перечёркнутая крест-накрест мишень. — Ясно. Символ марлийских освободителей тут же наполняет белокурую голову страшными мыслями. Мыслями о тех смелых людях, которые рискнули и оставили свои фасады незапятнанными. Успели ли они спастись? Смогли ли потушить пожар? Или… …или всё же сгорели? Стараясь не смотреть на угольно-чёрные провалы зияющих окон здания напротив, Конни инстинктивно берётся рукой за собственное горло, как будто это ей самой уже нечем дышать и это ей нужно прыгать с верхних этажей, чтобы спастись. «Спастись»? Уместно ли это слово? Серые демоны наказывали бунтующих на улицах, и, учитывая изощрённость их нравов, смерть от огня вовсе не кажется такой страшной. — Эй, ты чего? — заметив, как сильно она побледнела, Рой наклоняется к её лицу, — Конни? — Всё в порядке, просто… Мне страшно даже представить, через что прошли все эти люди. Как Ланге вообще может спать по ночам?.. — После того, что я сделал с его «отрядом», точно не так крепко. В центре расклад получше: там больше людей присягнули Ланге на верность, и мы почти ничего не жгли. Пошли. Молча кивнув, Конни послушно бредёт за Роем, стараясь игнорировать не только следы пожара, но и встречающихся на пути мужчин в тёмно-серых кителях, хозяйничающих на полупустых улицах нового Либерио. Почти все они вооружены, что немудрено: помимо кровопролитных боёв с марлийской армией, в первые дни и даже недели после переворота нередки стычки с местными. Согласно стандартной революционной практике, порядок в это время наводится исключительно «кнутом». Проходя мимо пары курящих у стены солдат, Конни замечает, как хищно они провожают её глазами. Волна отвращения и страха тут же заставляет её крепко схватить Брауна за руку, отчего тот как по команде расправляет плечи и надменно задирает подбородок. Как ни крути, а рядом с ней сейчас элитный боец, отобранный лично Ланге, о чём свидетельствует уникальный шеврон на его плече, завидев который, рядовые освободители тут же тушуются. Так и сейчас: курящие марлийцы ожидаемо отводят взгляд, а Конни становится легче. Да, Рой действительно здорово перевоплотился, стоило им перемахнуть кладбищенскую стену с помощью УПМ получасом ранее. Он вжился в роль не просто хорошо, а настолько правдоподобно, что ни один из встречающихся им на пути освободителей так и не рискнул их остановить. Крепко сжимая горячую ладонь и послушно следуя за твёрдо шагающим Брауном, Конни не может не отметить, что, начиная с этого утра, Рой мыслит и ведёт себя весьма хладнокровно, словно наконец-то обуздал свою импульсивность. Ещё в лесу он рассчитал, что в Либерио легче всего попасть в со стороны городского кладбища и именно там лучше всего спрятать УПМ, оружие, а также их сумки и вещи, что ещё понадобятся позже, запрятав их в свежевырытую могилу. План оказался таким очевидным и логичным, что Конни незамедлительно согласилась. Было, конечно, жаль бросать джип Райнера Брауна в лесу у кладбища, но этого требовали обстоятельства. Которые впоследствии были благосклонны настолько, что позволили им с лёгкостью попасть в город. Всё действительно прошло… «Как по маслу». Прочитав название на вывеске кафе, перед дверями которого они наконец остановились, Конни озирается по сторонам: центральный район действительно выглядит почти как раньше, и ей становится комфортней. А когда Рой предлагает ей присесть на лавочку в тенистом сквере, примыкающем к стене кафе, девушка и вовсе испытывает облегчение от предвкушения вытянуть ноги после такого пути. Скрестив руки, Рой наблюдает, как девушка усаживается на скамейку, а затем сосредотачивается на дальнем конце аллеи, откуда должна появиться Клаудия. Спустя пару минут Конни надоедает молчать и она дёргает Роя за рукав: — Почему мы не пошли к ней домой? А если она сюда не придёт? — Придёт, — щурится Браун, — Она всегда здесь завтракает. Мы не пошли к ней домой, потому что… ну… она замужем. — Замужем?! Изумлению Конни нет предела, и, даже осознавая, что реагирует слишком громко, она ничего не может с собой поделать: — То есть ты был не просто её парнем, а… любовником?! — Какая разница? — пожимает плечами Браун, затем отвечает на кивок одному из проходящих мимо серых мундиров и понижает голос, — Но если тебе так понятней, можешь считать, что я был её ёбарем. Сойдёт такое определение? Глядя как кончики его наглых губ поднимаются вверх, Конни едва ли не захлёбывается в волне возмущения и… разочарования. Браун, ты же собственник! Делить женщину с кем-то ещё?.. Это что-то новенькое. Придумывая как бы так «поизящнее» высказать всё то, что она думает об этом «определении», Конни уже готовится открыть рот, но наглую ухмылку Роя снимает как рукой. Он резко серьёзнеет и, буркнув «Идёт», замирает в ожидании. Конни прослеживает его взгляд и… Действительно, это она. Вдалеке уже можно заметить высокую стройную девушку в тёмно-коричневом шифоновом платье. Ещё издали завидя Роя, она на пару секунд останавливается, а затем ускоряет шаг и в конце концов переходит на бег. Добежав до них, она восклицает: «Рой!.. О господи, это ты!» и, не теряя ни секунды, бросается к нему на шею, ныряя длинными пальцами с идеальным маникюром в белобрысые волосы. А Конни тем временем едва ли… …едва ли не задыхается от возмущения и шока. В оцепенении она блуждает взглядом по распущенным каштановым волосам, по чёрной шляпке в тон атласной ленте, опоясывающей тонкий стан, по лакированным чёрным туфлям, в чей глянец можно смотреться как в зеркало, и понимает, что… …по сравнению с ней, я просто уродина. Стыдливо скрестив руки, чтобы спрятать израненную кисть, Конни отводит взгляд от этой чёртовой парочки, проклиная всю женскую красоту на свете. Но голос Брауна быстро возвращает её в реальность. Он отстраняет Клаудию за плечи, а сам весьма грубо шипит: — Ты сбрендила или как?! Орёшь на всю улицу, привлекаешь внимание… Выбрось имя «Рой» из головы, меня теперь зовут Альдо. И как же твой охламон? Так открыто на меня лезешь, будто он… — Рик мёртв, Альдо, — чуть не плача шепчет Клаудия, явно не ожидавшая такого холодного приёма. Браун отпускает Клаудию и суёт руки в карманы: — То есть как «мёртв»? Что случилось? — Его убили спустя неделю, после того как тебя приняли. Погиб на важном деле, связанном с перево… — внезапно Клаудия осекается. Заметив хмурую Конни, которая и не думает вставать со скамейки, она обращается к Рою: — Кто это? Она с тобой? — Угу, — отвечает Браун, а сам кладёт Конни руку на плечо и проговаривает уже заготовленную полуправду, — Это моя сестра Корнелия. Мне нужно вывезти её из города. Когда я был на миссии, наша квартира сгорела. Мы в поисках ночлега, ты случайно не знаешь, где мы можем… Не дослушав до конца, Клаудия порхает на скамейку к Конни, цепляет её под локоть и начинает ворковать: — Корнелия, верно? Ох, должно быть, ты и натерпелась за эти дни! Мне и самой было жутко, ведь без мужчины в доме сейчас опасно. Но сейчас ты можешь расслабиться: в этом районе довольно спокойно, наши воины прекрасно поддерживают порядок. — Ты не дослушала. Я спросил: ты случайно не знаешь, где… Сочувственно погладив Конни по руке, Клаудия встаёт на ноги и кладёт обе ладони Рою на плечи, лучезарно улыбаясь: — Ну конечно вы можете остановиться у меня! Дом совершенно пустой, и мне бывает одиноко, хоть по вечерам я и приглашаю друзей. — Что-то не шибко ты грустишь по Рику, — игнорируя ладони на своих плечах, Рой подозрительно прищуривается, — Нашла себе ещё кого-то? Клаудия хмурится и искренне расстраивается. Её тонкие пальцы касаются щеки Брауна, а тёмно-красные губы шепчут: — Как ты можешь такое говорить? После всего, что между нами было? Как раз наоборот, дом теперь пустой, и я думала, что… теперь мы можем жить в нём вдвоём. Только я и ты… Рой вздыхает и… как можно непринужденнее меняет тему: — Ты вроде хотела завтракать? Иди, а мы подождём тут. Клаудия поправляет чёрную шляпку и энергично мотает головой: — Ещё чего не хватало, не буду же я заставлять вас ждать! Просто попрошу упаковать еду с собой. Ро… то есть Альдо, Корнелия, что вы хотите на завтрак? Внезапным ответом их ошарашивает Конни. Даже не глядя на Роя, она издевательски заявляет: — Насколько я знаю своего брата, ему совершенно похуй, что есть. Впрочем, с девушками у него то же самое. Несовершеннолетние, замужние, вдовы… — ему абсолютно похуй. Разве не так, брат? Демонстративно задрав голову, чтобы разглядеть его реакцию, Конни с удовлетворением отмечает лёгкий румянец на брауновских щеках. Что удивляет сильнее: совсем пунцовой становится Клаудия. Намёк Конни, да ещё в такой грубой форме, сильно её задевает. — Возьми ей яичницу, — процеживает Браун, — И пусть ебанут побольше перца: этой дуре на острый язык. Что касается меня, то… мне действительно похуй, что есть, возьми что хочешь, — придерживая дверь кивнувшей Клаудии, Браун зло сверлит Корнелию глазами. Затем садится рядом с ней и яростно шепчет: — Ты чего чудишь? Расскажи ей ещё про проституток, это же пиздец как «поможет» делу! — Браун, алло, ты что, не видишь: она же зовёт нас к себе, лишь потому что искренне верит, что ты останешься с ней! А ты… ты же просто её используешь! Так нельзя, нужно сказать ей правду. — Да иди ты со своей «правдой!.. Я делаю всё, чтобы нас спасти. «На войне все средства хороши», никогда о таком не слышала? — Я слышала, что нет никого опаснее, чем преданная женщина. Вот узнает правду, и ты пожалеешь. — Ну узнает, и?.. Она и мухи не обидит, ты же её видела. Кстати, я говорил, что именно Клаудия привела меня к освободителям? — Нет. И слышать не хочу. И вообще: это ты к чему? Намекаешь, что это она виновата? В том, что ты стал одним из них? Не-а, Браун, не проканает. Ты ступил на скользкую дорожку сам, а она… она всего лишь в тебя влюблена. — Я никогда ей ничего не обещал, — твёрдо говорит Браун, поднимаясь на ноги, — И, раз уж ты «святая» в нашем дуэте, то извинись перед ней. Ты её оскорбила. Разве то, что она влюблена в мудака, делает её хуёвым человеком? … Боги, да он прав! Конни становится совестно: стремясь уязвить Роя, она действительно задела девушку, которая, помимо того что родилась красавицей, не сделала ей абсолютно ничего плохого. Да, Клаудию угораздило втюриться в Брауна, но разве… … разве Конни сама не такая же?.. Спустя несколько минут наполненных уколами совести, дверь кафе открывается, и Конни встречает Клаудию со словами: — Пожалуйста, не воспринимай мои слова всерьёз. Я не хотела тебя обидеть… не знаю, что на меня нашло. Кусая губу от досады, она тянет руку к бумажному пакету Клаудии, но его уверенно перехватывает Рой со словами: — Да уж, Конни у нас «пиздец» тактичная. Но, если привыкнуть, она очень даже «ничего». Ох, кто бы говорил… Сделав над собой титаническое усилие, чтобы не закатить глаза, Леонхарт как можно миролюбивее добавляет: — Да, с этим у меня проблемы. Надеюсь, ты не в обиде. Кстати, ты очень красивая. В ответ Клаудия лишь грустно улыбается: — О, такое я частенько слышу. Обо мне вообще много судачат. То я плохо ношу траур, то гуляю от мужа, то выгляжу недостаточно скромно… Люди всегда найдут, к чему придраться. Но с годами учишься не обращать на это внимание. Ну что, пойдём? Вижу, вам нужно помыться и… — оценивающе оглядев Конни с головы до ног, Клаудия вздыхает, — …и приодеться. У меня как раз есть пару потрясающих платьев, которые будут тебе в самый раз. Уязвлённая справедливым намёком на то, что выглядит как чучело, Конни отвечает вздохом на вздох: — Я как-то не ношу платья, но… если больше нечего… — Не переживай, брюки у меня тоже есть, но на твой рост их надо подшивать, да и к чему они, если у нас сегодня намечается званый ужин. Рой тут же хмурится: — Стоп, какой ещё «званый ужин»? Почему сразу о нём не сказала? Кто там будет? — Мои друзья с университета: Виктор с сестрой, Антуан и, кстати, придёт его друг Эд. Мне просто не терпится поскорее расспросить его о субботе. Он звукорежиссёр и, представляете, именно он будет записывать последние слова врагов Марлии перед тем, как их казнят! О господи. В невероятном удивлении распахнув глаза, Конни устремляет взор на Брауна и уже готовится воскликнуть: «Не может быть! Рой, это наш шанс!», но быстро осекается, когда он едва заметно отрицательно поводит головой, а сам как можно бесстрастнее обращается к Клаудии: — Вот как. Что ж, с радостью пообщаюсь с этим Эдом. Умеешь же ты выбирать правильных друзей, — с этими словами он ставит пакет на землю и притягивает Клаудию за талию, чтобы её обнять. Поглаживая каштановые волосы, поверх плеча он смотрит Конни прямо в глаза. Одними лишь губами он произносит: Мы их спасём. Моргни… если согласна. И, ошарашенная, забывшая, не только как злиться, но и как дышать, Корнелия Леонхарт моргает. А затем смотрит в небо цвета своих же глаз и не может поверить в то, что, возможно, совсем скоро этим цветом на неё будут смотреть глаза любимого отца. Вживую.