Грехи наших отцов

— Это потому что я слишком много пила, да? Ты поэтому недоволен? Не в силах выносить в ответ тишину, Клаудия нервно заламывает пальцы, и этот жест… до усрачки бесит. Подавляя волну раздражения, Браун глубоко вздыхает. Вот ведь дурёха, а… И зачем-то Конни притащила. Хоть та и съёжилась за обеденным столом, явно мечтая провалиться сквозь землю, её присутствие ни хрена не к месту, ведь заготовленный разговор должен был случиться наедине. — Да, вчера я перебрала лишнего, — оправдывается Клаудия, — Но откуда я знала, что вы придёте? Я договорилась с друзьями заранее и просто не могла всё отменить. Пойми, всё смешалось в одну кучу: наша победа, твоё возвращение и… и я увлеклась. Пожалуйста, милый, только не злись… Длинные пальцы вдовы инстинктивно трогают место, на котором было обручальное кольцо, а по-щенячьи жалобный взгляд выдаёт страх перед возможной реакцией Брауна. Неумытая, непричёсанная, прислонившаяся к кухонной тумбе, чтобы удержаться на ногах, помимо раздражения Клаудия вызывает брезгливость. Тема пьянства заставляет Роя задуматься. Не с этого «входа» хотел он зайти, но раз уж она начала… — Ты дура, — сухо заявляет он, а сам снимает вспотевшую футболку её покойного мужа и бросает её на софу, — Наивная дура, которой пользуется кто хочет. Ночные царапины так ярко «сверкают» на брауновском теле, что Конни закашливается в собственный локоть, стараясь не смотреть в его сторону. Ни одна душа не должна узнать о том, что между ними было, но Брауна это ничуть не тревожит, и он продолжает рубить с плеча: — Эти твои «друзья» не доведут ни до чего хорошего. Спаивают в тебя открытую, а ты и рада. Продолжишь в том же духе — кто-нибудь обчистит тебя или отымеет в отключке. И это ещё в лучшем случае. Так что завязывай с пьянством, или кончишь алкоголичкой в подворотне. От этих слов подбородок Клаудии начинает дрожать. Он дрожит так сильно, что Брауну хочется отвернуться. Но раз уж он начал, пути назад нет, и надо высказать всё до конца. Ради её же блага. — Тебе нужен сильный человек рядом. А не эти разгильдяи, готовые споить тебя и глазом не моргнув. Сделав шаг в её сторону, Рой готовится сказать самое главное, но… — «Разгильдяи», говоришь? Так нас ещё никто не называл. А сам-то ты кто? М, «Альдо»? Три пары глаз разом устремляются к открытому дверному проёму, в котором стоит… Виктор, брат Энид. Спрятав руки в карманы тёмно-серого кителя, он криво усмехается, вальяжно облокотившись на дверной косяк. Выдержав недолгую паузу и поочерёдно оглядев собравшихся, Виктор шагает внутрь и запирает за собой входную дверь на щеколду. — Вик?.. А ты что тут делаешь? — последние силы покидают Клаудию, и она оседает на стул подле выпрямившейся Конни. — Тебя пришёл проведать, — пожимает плечами тот, демонстративно медленно шагая в центр зала, — Мне не понравилось, как твой хахаль вчера себя вёл, вот я и решил удостовериться, что всё в порядке. Как оказалось, не зря. Остановившись перед самым носом Роя, Виктор смотрит на него свысока. Черноволосый, смуглый, с тяжёлым тёмно-карим взглядом, он удивительным образом контрастирует с белобрысым Брауном, который хоть и на полголовы ниже, но явно шире в плечах. На секунду Конни чудится, что перед ней не двое парней, а стервятник и лев, готовые сцепиться насмерть за то, что осталось от газели по имени Клаудия («стараниями» покойного Рика, который упорно представляется Конни шакалом). Задрав подбородок, Рой с вызовом буравит чёрные глаза, пытаясь досверлиться до намерений незваного гостя. Да, вчера Виктор вёл себя слишком уж благопристойно. Учитывая взгляды, которыми сжигал их с хозяйкой дома. Этот гад что-то задумал. И это нихуя мне не нравится. — Вик, а что там с Эдом? — мямлит Конни, в откровенно слабой попытке предотвратить бурю, — Мне показалось, что к концу вечера ему поплохело… как у него дела? — У Эда? — Вик вздёргивает смоляную бровь, — У него всё прекрасно. Кстати, тебе от него привет. Протиснувшись мимо Брауна и нарочно задев его плечом, Виктор плюхается на софу. Наслаждаясь всеобщим вниманием, он закидывает ноги на журнальный столик и медленно расстёгивает китель: — Так что ты там говорил насчёт «разгильдяев»? Как именно мы спаиваем Аву? Расскажи-ка, Альдо, я весь внимание. Чрезмерно громко кашлянув, Конни привлекает внимание Роя и отрицательно качает головой, всем видом умоляя не ввязываться в конфликт. Тот пару секунд нервно гоняет во рту готовый вырваться плевок, и как только вены на его руках начинают вздуваться, Конни не выдерживает: — Брат! Можно тебя на пару слов? Не дожидаясь согласия, она вскакивает из-за стола и тянет его в спальню, где, едва захлопнув дверь, начинает шептать: — Пожалуйста, держи себя в руках: он же специально тебя провоцирует… — А я что делаю? — недовольно шипит тот, — Будь моя воля, я бы ему уже уебал. — Вот и продолжай сдерживаться. Кто знает, что у него на уме, а нам надо уйти отсюда поскорее! Давай соберём вещи и просто уйдём. Пожалуйста! Просто игнорируй его и всё… Рой вздыхает и с досадой смотрит в окно, обдумывая, что делать. Пожевав губу, он выдавливает кривую улыбку и обещает: — Ладно, ты права. Я его не трону. — Что бы он не сказал? — Что бы он не сказал. Благодаря небеса за его сговорчивость, Конни крепко сжимает брауновскую ладонь. Затем они возвращаются в зал, где перед Виктором уже стоит приготовленная для него пока что пустая фарфоровая чашка, а на плите греется чайник. Бледная как смерть Клаудия молча убирает с обеденного стола остатки еды и переставляет грязную посуду в раковину, едва ворочая руками. Помня о данном Конни обещании, Браун старается игнорировать подошвы лакированных ботинок, расположившихся в сантиметре от чашки и уже успевших запачкать журнальный столик. Бороться с порывом уебать Виктору непросто, но… … в чём-чём, а в искусстве сдерживаться Браун натренировался сносно. — Альдо, Конни, будете чай? — лепечет Клаудия, не решаясь поднять на них взгляд. — Нет. Мы уходим, — отрезает Рой. — Как уходите? — недоумевает Вик, — Уже? Нехорошо получается: «разгильдяй» просит объяснить, что с ним не так, а ему отказывают в этом удовольствии, — вдогонку своим словам он укоризненно цокает языком. — Альдо погорячился, он просто на эмоциях… — вырывается у Конни, после чего Виктор оглядывает её так пристально, что ей хочется залезть под стол. Довольный её реакцией, он ухмыляется: — А он у тебя забавный, этот твой «Альдо». Судя по тому, сколько вчера выпила ты, лучше бы ему следить за своей сестрой. — Вик, пожалуйста… — умоляет Клаудия, но того уже несёт: — Мы с Эдом поспорили: он ставил на то, что трахнет Корнелию сегодня, после свидания, ну а я… я ставил на вчера. Увы, ни один из нас не выиг… воу-воу-воу, полегче, Альдо, ну ты чего разгорячился, — Виктор вдруг вскидывает ладони вверх и убирает ноги со стола. Ещё бы: рука Брауна сжимает столовый нож и по выражению лица понятно, что колеблется он лишь насчёт одного: Куда бы получше его вонзить. Господи. Этого ещё не хватало… Обменявшись с Клаудией отчаянными взглядами, Конни делает глубокий вдох и как можно спокойнее заявляет: — Во-первых, вчера перепили все, и бессмысленно делать из этого трагедию сейчас. Да, я пофлиртовала с Эдом, но это ни к чему не привело и больше не стоит внимания. Во-вторых, давайте все успокоимся: мы с Альдо сейчас уйдём, Клаудию больше никто не потревожит, и она будет общаться с тем, с кем захочет. Хорошо? Шмыгнув носом, Браун медлит пару секунд. Помня о грёбанном обещании, он подходит к забитой грязной посудой раковине и подчёркнуто аккуратно кладёт туда нож. Буркнув Конни «Я сейчас» Рой уходит в хозяйскую спальню, чтобы нацепить свою униформу обратно. С уходом Брауна Виктор заметно расслабляется. Он даже начинает свистеть себе под нос, разглядывая стены вокруг. С воскликом «а-ха!» он поднимается на ноги и подходит к картине с нарисованным профилем женщины, удивительно похожей на Клаудию. Не прекращая свистеть, Вик неторопливо отодвигает картину, за которой оказывается сейф. Вращая рукоятку круглого замка, он с лёгкостью подбирает код, открывает железную дверцу и вытаскивает оттуда… револьвер. Конни безуспешно сглатывает слюну в пересохшем горле и уже жалеет, что не согласилась на чай. Проверив готовность оружия, Виктор прячет его в карман и усаживается обратно на софу. Словно ни в чём не бывало он начинает меланхоличный рассказ: — А ведь долгое время я был самым верным товарищем Рикардо… «Эх», думал я, «Морено-Морено… как же тебе повезло с женой, вот бы и мне такую!» А потом — бац! Его не стало, а я… я всё ещё тут. Бросив выразительный взгляд на фарфоровый чайник и свою пустую чашку, Виктор заставляет Клаудию броситься заваривать ему чай. Дождавшись коричневатой струи, он облизывает губы и продолжает рассказ: — Сколько бишь мы с ним дружили? Лет шесть, не меньше. И четыре из них на службе правому делу, с регулярными командировками и авантюрами. А знаешь, Корнелия… Знаешь, был бы Рик жив, он бы убил за меня. Веришь, нет? Он был боец, и причём отменный. И безусловно, я бы сделал ради него то же самое. Спасибо, Ава, твой чай как всегда удивительно хорош, — сделав глоток, Вик криво ухмыляется помертвевшей хозяйке. Молясь, чтобы Рой вернулся побыстрее, Конни хочет забрать вещи из гостевой спальни. Не успевает она сделать и пары шагов, как на полпути её ошарашивает вопрос: — Корнелия, а как долго твой брат встречается с Авой? Тело Рика ещё не остыло в могиле, а у них уже… «любовь»? Заварочный чайник выскальзывает из дрожащих рук Клаудии и разбивается вдребезги о глянцевый пакет. Бледная как смерть, она пытается собрать фарфоровые осколки, в то время как Конни лепечет: — Не знаю… — Вы с ним не очень близки, да? Ну ладно, — пожимает плечами Вик, — Спросим его самого. Отпив из чашки ещё немного, он не сводит глаз с хозяйки дома, которая безуспешно пытается собрать останки заварочного чайника. Виктор так откровенно наслаждается её смятением, что Конни не выдерживает: Надо ей помочь. Передумав уходить, она опускается на пол и присоединяется к освобождению пола от останков чайника, собирая разбитые кусочки фарфора в глубокую тарелку. — Ава, всё будет хорошо, — шепчет она, не в силах смотреть как та судорожно хватает ртом воздух. — Д-да… спасибо… — бормочет Клаудия, размазывая тушь по щекам рукавом халата, — Я при… приберу… Следующая минута растягивается в бесконечность и заканчивается приходом Роя. Завидев его, Конни мгновенно выпрямляется и делает попытку его увести: — Альдо, ты нужен мне ещё на минутку. Поможешь мне в спальне, а то со своей рукой я… — Стоп-стоп-стоп, — Вик подрывается на ноги, преграждая переодевшемуся Рою путь, — У меня тут появился важный вопрос, и пока вы на него не ответите, никуда я вас не пущу. Слушай, Альдо. А сколько ты уже трахаешь Клаудию? Неделю? Месяц? А может быть, год? — Вик, пожалуйста, не надо… — Клаудия с трудом поднимается на ноги и, судя по всему, её как будто сейчас стошнит. — А почему это вообще тебя ебёт? — рычит Браун. Преграждённый путь выводит его из себя, и он явно держится на пределе. — Я тут рассказывал дамам, что мы с Риком дружили. Кто как не лучший друг должен заботиться о верности супруги покойного, не находишь?.. Понимая, что всё слишком быстро катится к пиздецу, Рой пытается прикинуться дурачком: — С чего ты взял, что я её трахаю? — Мне сказала Энид. Правда, велела никому не говорить. Ой, кажется, я нарушил слово, — Вик наконец пропускает Роя, но делает это лишь оттого, что замечает скомканную футболку Рика. Взяв её в руку, брат Энид хмурит лоб, а потом с неприкрытой злобой оборачивается: — Пацан, а сколько тебе лет? Хоть двадцать-то есть? От этого вопроса у Роя начинают гореть уши: — На сколько тяну? — Хм, хороший вопрос. Почесав макушку, Вик медленно подходит к плачущей Клаудии. — Миссис Морено, ну что ж вы расплакались? На похоронах бы так, а не здесь. Но раз уж ваш хахаль уворачивается, ответьте лучше Вы: на сколько лет он тянет? Для педофилии он слишком хорошо сформирован, не так ли? — Вик, пожалуйста… — глотая слёзы, Клаудия тянет к нему руки. — Что «пожалуйста», Ава? Этот щенок приходит в дом твоего покойного мужа, а ты даёшь ему его одежду? Какое неуважение… Нервы у Роя начинают сдавать: — Закрой свою пасть, иначе я… — Иначе ты «что»? — Виктор достаёт револьвер и ещё раз облизывает губы, — Ты что-то там бормотал про сильного человека? Так ну вот он я! Значит, твои услуги здесь больше не требуются. Забирай свою сестрёнку и проваливайте подобру поздорову, — махнув дулом револьвера в сторону входной двери, Виктор командует Клаудии: — Подойди. Та, пошатываясь, делает пару нерешительных шагов навстречу ему, затем ещё и ещё, пока не оказывается очень близко. Не сводя с неё чёрных глаз, Вик методично оборачивает револьвер мятой футболкой: — Твой Альдо прав насчёт пьянки. Рику было бы стыдно, что ты напилась настолько, что на глазах у всех лезла на любовника словно какая-то… подзаборная блядь. Ты заслужила «привет» от мужа. Прямо с того света, — и, размахнувшись, он наотмашь бьёт замотанным револьвером по её лицу. Браун молниеносно оборачивается к вскрикнувшей Конни, всем видом давая понять, что это… Это, блять, просто выше моих сил! О, с каким удовольствием он размазал бы Виктора голыми руками, не дай он ей слово держать себя в ру… — «ДАВАЙ». — «Чего? Ты серьёзно, Конни? Ты хочешь, чтобы я?..». — «Да. Именно так. Разъеби его, Браун». Молнии, сверкающие в наполненных гневом голубых глазах и решительный кивок дают понять, что он всё понял правильно. А спрятанный за её спиной стакан подсказывает, как именно он должен действовать. — Моя девочка, — одними губами произносит Браун, а сам начинает обходить Вика со стороны. Всеми силами игнорируя захлёбывающуюся в слезах Клаудию, он невозмутимо заявляет: — Слабовато. — Чего? — Виктор настороженно разворачивается к нему. — Ну слабовато ты её ударил. Показать, как надо? — У тебя какие-то проблемы, малой? Я сказал вам проваливать, дважды повторять не… — в эту секунду Конни от души запускает ему в затылок стакан, после чего Браун молниеносно выбивает револьвер и сгибает Виктора в три погибели с заломанными руками. — Нет, я всё-таки покажу, как надо, — шипит Браун и тащит Виктора к журнальному столику. Со словами «Передашь привет другу сам» он со всей силы бьёт его лицом о лакированную поверхность, прямо туда, где остался грязный след от его ботинок. Затем он оттягивает Вика за волосы, оценивает состояние носа, и, хмыкнув, бьёт ещё и ещё, пока кровавый след и бессознательное состояние не удовлетворяют его достаточно. Дождавшись конца расправы, Конни бросается к рыдающей Клаудии: — Как ты?.. Боже, да он разбил тебе губу… Рой, принеси аптечку. — Угу, — пытаясь унять адреналиновую дрожь, Браун шарит по кухонным полкам, пока не находит искомое. Присев на корточки рядом с рыдающей хозяйкой дома, он достаёт кусочек ваты, поливает её перекисью и приподнимает лицо Клаудии за подбородок, пытаясь оценить повреждения: — Я же говорю «слабовато». Ну не хнычь, до свадьбы заживёт, правда. Цокнув языком из-за неуместной шутки, Конни вырывает ватку из его рук и начинает обрабатывать её рану: — Потерпи немножко, сейчас пощиплет, но зато даже шрама не останется. — Господи, Альдо… Зачем же… зачем же ты его так жестоко… Виктор мой друг… Боже, какой ужас… — мямлит Клаудия, даже не думая морщиться от антисептика. От этих слов Конни вздыхает и решительно хмурит светлые брови. Ну уж нет. В этот раз обвинить Брауна я не позволю. Сейчас я покажу тебе, что такое «жестоко». И, бросив вату на пол, она командует: — Рой, развяжи мне руку. — Что? Ты уверена? — Да. Повязку всё равно пора менять, да и Клаудии стоит посмотреть на своих «друзей» другими глазами. — Ладно, — Рой послушно разрезает повязку, и Конни суёт свою сине-багровую кисть с кровавым швом вместо безымянного пальца прямо ей под нос. — Вот, посмотри. Вот что такое «жестоко». Это сделали твои освободители. Отрезали мне палец. Наживую. Просто так, ведь я ни в чём не виновата! И сейчас один из них разбивает тебе лицо, просто потому что приревновал. Очнись, Ава, ни один «друг» ни за что так не поступит! И, поднявшись на ноги, Конни молча оценивает состояние своей обезображенной ладони. Всё не так плохо: кровь уже давно остановилась, и средний палец даже немного сгибается, пусть и сильно болит. Да уж. Было гораздо хуже. — Пойду промою руку. И ты перевяжешь снова, — Конни уходит, и Рой продолжает обрабатывать рану Клаудии вместо неё. — Ты нажил себе огромные проблемы, — шепчет та, ни жива не мертва от произошедшего, — Мне так жаль, милый… мне так жаль… — Проблемы из-за «этого»? — Рой кивает в сторону Вика, — Да жив он, просто в отключке. Но даже если бы и сдох — поверь, среди моих проблем он просто капля в море. Ладно. Нам надо серьёзно поговорить. Пошли присядем, — Рой помогает Клаудии подняться и усаживает её на стул. Затем снова опускается на корточки и смотрит в заплаканные карие глаза. — Мы с Конни уедем, Ава. Уедем навсегда, и сегодня последний раз, когда ты меня видишь. Слушай внимательно: ты в огромной опасности, — стараясь не думать о том, что подумает Конни, Рой берёт обе ладони Клаудии в свои, — Тебе нельзя оставаться в городе. Через несколько дней случится катастрофа. — Катастрофа?.. Какая катастрофа, я не… — Т-с-с… — приложив палец к её губам, Рой сглатывает и продолжает, — Кроме того, ты укрываешь у себя дезертира. Когда они это выяснят, тебя расстреляют. — Ка… какого дезертира? — Меня. Я Рой, а не Альдо, и с освободителями мне больше не по пути. Понимая, что вот-вот и Клаудия потеряет сознание от ужаса и всего услышанного, Рой старается звучать как можно мягче: — Ладно. Давай так. У тебя есть куда уехать из Либерио? — У родителей есть родственники в Дьере… — Отлично. Родители сейчас в Либерио? — Да. В западном дистрикте. — Нам по пути. Мы тебя подкинем. — Подкинете куда? Альдо, я не понимаю… Рой вздыхает и аккуратно берёт её за плечи: — Повторяю: я больше не Альдо. Я Рой. И, если ты мне доверяешь и хочешь жить, то сделаешь, как я скажу. — Сделаю что?.. — Во-первых, у тебя есть… ну, скажем, минут двадцать, чтобы собрать вещи. Во-вторых, ты должна будешь сделать звонок. У Энид есть телефон? — Д-да. — Отлично. Позвонишь ей и придумаешь любую причину, по которой вас с Виктором не будет весь день. Так у тебя будет фора, а его не будут искать. — Фора?.. Фора для чего? — Чтобы уехать. Если Вика долго не будет, его будут искать здесь. И то, что они найдут, поставит тебя под угрозу. Поэтому ты наврёшь Энид по телефону, и мы отвезём тебя к родителям. — А потом?.. — Потом вы собираете вещи, чем быстрее, тем лучше, и сваливаете в Дьер или куда подальше — только не оставайтесь в Либерио. — Почему? Что будет в Либерио? — Здесь будет пиздец. Просто уезжай как можно дальше и не смотри назад. И да — по возможности сделайте новые документы. Не думаю, что вас будет кому искать, но всё же — на всякий случай. — Поверить не могу… Я как будто сплю… Вернувшаяся из ванной Конни опускается на корточки рядом с Роем: — Клаудия, умоляю, поверь нам. Рой говорит правду. Позволь нам помочь тебе спастись. Искренность в голосе Конни, кажется, убеждает её окончательно и, слабо кивнув, Клаудия встаёт на ноги: — Но что же мне взять?.. У меня столько вещей… все мои книги, граммофон и куча пластинок. А ещё картины: в каждую из них вложена частичка моей души… — Мне жаль, но придётся всё это оставить, — глядя, как Рой затаскивает тело Виктора в ванную, Конни сжимает ладонь кареглазой красавицы, — Пожалуйста, возьми только важные вещи. Рой пока перевяжет мне руку. И десять минут спустя, с посвежевшими бинтами и решимостью двигаться дальше, Конни в ужасе смотрит на гору шелков, мехов и шкатулок, приготовленную Клаудией для отъезда. Помотав головой, Леонхарт заявляет: — Этого слишком много! Возьми пару сумок и рюкзак, больше тебе не унести. — Ох, Конни, мне нужна твоя помощь: у меня совершенно нет сил и кружится голова… Как выбрать отсюда самое важное? Чувствуя как от «дежа вю» щемит её сердце, Конни принимается выполнять ту роль, которую так недавно выполнял Крис: под её руководством они набивают сумки самым необходимым, решительно отсекая милое сердцу, но слишком громоздкое барахло. Наконец, Конни обращается к Клаудии с последней просьбой: — Собери мне волосы в хвост, пожалуйста. Такой как вчера, у тебя здорово получилось, — и, чувствуя, как мягкие руки с трудом справляются даже с этой поставленной задачей, Конни горько вздыхает от того, через что этим надушенным рукам, вероятно, придётся пройти. Закончив приготовления, все трое наскоро завтракают, запирают квартиру и добираются до ближайшей телефонной будки, где Клаудия добросовестно выполняет наказ Роя. Затем они садятся в добытый Роем автомобиль и едут в западный дистрикт. Дорога проходит во всеобщем молчании, нарушаемом лишь редкими всхлипами молодой вдовы. Наконец, они прибывают на место. Не доезжая до дома родителей Клаудии метров пятьдесят, Рой останавливается: — Выходи тут. Не хочу светиться. В автомобиле повисает неловкая тишина. — То есть как… это всё? — шепчет Клаудия, жалобно впиваясь глазами в зеркало заднего вида. — Угу, это всё, — бурчит Рой, не в силах ответить на её взгляд. — Ну я пойду?.. — нерешительный вопрос бьёт Конни по глазам и, не выдержав, она перемахивает через сиденье, чтобы стиснуть Клаудию в крепких в объятьях: — Мне очень жаль, что так случилось… Но ты просто замечательная! И я от всей души желаю тебе всего наилучшего! Ты должна быть счастлива и обязательно будешь! Обнимая Конни в ответ, Клаудия неприкрыто плачет. Прошептав «Спасибо», она не без труда выбирается из машины и очень слабо прикрывает за собой дверь. — Ты к ней не выйдешь? — хмурятся в зеркале леонхартовские брови. — Не знаю. Такой момент был в жизни Роя только раз: тогда с отцом у блокпоста, — и он не уверен, что готов пережить его снова. — В смысле «не знаю»?! Рой, это, блин, ваш последний шанс как следует попрощаться! Беги за ней быстро! — Ладно, — бурчит Браун и, хлопнув дверью, кричит Клаудии вслед «Подожди!». Размашисто шагая ей навстречу, он колеблется ровно секунду, а затем с мыслью «А похуй», переходит на бег, и, даже крепче чем Конни, стискивает её в объятьях: — Ава… Прости меня за всё. Я слишком мало тебя ценил, а ты… ты слишком много для меня сделала. Чувствуя, как вот-вот и она обмякнет в его руках, он прижимает её лоб к своим губам, а затем отстраняется и произносит… невероятное: — Ты не просто девушка, которую я трахал, Ава. Ты мой друг. И если мы встретимся снова… и если будет нужно… я за тебя убью. Ведь ты слишком много для меня значишь. От этих слов тушь снова начинает растекаться по чуть тронутым пудрой женским щекам. Бросив сумки на землю и схватив Роя за рукав, Клаудия умоляет: — Пожалуйста, не уезжай… Или возьми меня с собой… Я же тебя люблю. Да, Рой знал, что именно этим всё и кончится. С болью в сердце он притягивает Клаудию к себе, его руки снова гладят её по пушистым волосам, а губы жарко шепчут: — Не плачь, Ава. Когда-нибудь… лет через сорок… ты обо мне ещё вспомнишь. Будешь сидеть в окружении детей, внуков, любовников — да кого, блять, захочешь — и по любому вспомнишь этот день. И та бабулька с охуенной короткой стрижкой, в которую ты превратишься, будет думать: «и повезло же мне, что этот хрен тогда свалил». И я даже не шучу, Ава. Ведь это правда. И, поочередно прижав к губам её руки, Браун оставляет её одну. Теперь уже — навсегда. Смахнув с глаз собственные слёзы, Рой быстро возвращается в машину, молча заводит двигатель, и пару минут они едут в тишине. В конце концов Конни, пересевшая на переднее сиденье, не выдерживает: — А она мне очень понравилась. Как же жаль, что всё вышло вот так… Рой, а ты не рассердишься, если я спрошу? Что ты ей сказал? Если не секрет… Шмыгнув носом, Браун поворачивается к своей белокурой «мисс любопытство» и с ухмылкой изрекает:        — Сказал, что ей повезло. В отличие от тебя. Ведь ты со мной ещё намучаешься.        И, подмигнув чуть покрасневшей Корнелии, он ускоряет ход, унося их в сторону финальной локации перед главной миссией. В городской парк аттракционов, который временно не работает, но для них… … для них он сделает исключение.