***
Когда все расселись за столом, Герман привычно наложил все еще вздрагивающей девочке еды, сама она не сумела, поэтому на этот раз он даже не спрашивал. Руки девочки дрожали, а сама она говорить не могла, по лицу все еще струились слезы. Жесты мальчика, доверие девочки очень много сказали родителям, умеющим замечать такие вещи. — Давай покушаем, маленькая, — Герман сейчас разговаривал с Рие, как с маленькой, потому что в девочке сплелись отчаяние маленькой девочки и паника аврора, не удержавшего контроль. — Нет, сегодня я тебя кормлю. Рие пыталась взять вилку в дрожащие руки, но Герман остановил ее, начав кормить сам, аккуратно, как это умела Гермиона в той жизни. Но взрослые видели лишь привычные жесты, бесконечное доверие в глазах и каждом движении девочки. Такое доверие в таком возрасте означает очень многое, поэтому они не мешали. — Давай еще кусочек… — Я все… — Нет, не все, еще немножко покушаем, — уговаривал ее Герман. — Надо покушать, чтобы были силы плакать. — А можно, я больше не буду плакать? — спросила несмело улыбнувшаяся девочка. — Можно, конечно, — ответил ей мальчик. — Сейчас ты докушаешь и поспишь немножко, а я с родителями поговорю, хорошо? — Хорошо, — зевнула девочка и ойкнула. — Вот и умница, пойдем? — Пойдем, — сказала Рие и обняла Германа за шею. — Мам, пап, я пойду, уложу Рие и вернусь, хорошо? — Иди, сынок, — мягко сказала миссис Грейнджер, уже все, что ей было нужно, увидевшая. Герман поднялся в свою комнату и посадил Рие на кровать. Девочка все еще дрожала, а мальчик погладил ее по голове и начал медленно раздевать. — Не удержал контроль, аврор? — спросил с улыбкой Герман. — Да как тут удержишь, тело диктует, эмоции у меня странные… — Нормальные у тебя эмоции, как у любой девочки, давай, поспи. — А… — Гарриет никак не могла справиться с собой. — А меня не прогонят? — Никто тебя никогда не прогонит, спи давай, — улыбнулся Герман. — Я тебя люблю. — Я тебя люблю, — откликнулась засыпающая девочка. Герман посмотрел, как засыпает девочка, которая сейчас не походила на сурового аврора, а просто на ребенка, хоть и бесконечно любимого. Оценивая с высоты своего опыта происходящее, он понимал, что они вместе, что бы ни случилось, и ничто не сможет их разлучить. Вздохнув, мальчик поднялся и пошел к родителям рассказывать сказки о волшебном мире.***
Герман кушал и одновременно рассказывал, он рассказывал, как в волшебном мире относятся к таким, как он, как Рие оказалась сиротой и что это за родственники, как происходило распределение и вот подошел к злосчастному Хэллоуину. — Рие пошла в туалет, а тут профессор Квирелл сообщил о тролле, я и подумал, что она не знает… — А профессора? Ты же сообщил профессорам? — поинтересовался мистер Грейнджер. — Декану сообщил, но она меня послала, сказала, чтобы не выдумывал. — Это как? — удивилась миссис Грейнджер. — Вот так… Ну и я побежал предупредить. — А потом что было? — спросил мистер Грейнджер. — Я прибежал, а тролль уже там… Пап, тролль — это пятиметровая махина, и заклинания его не берут. — И что случилось? — напряглась уже понявшая миссис Грейнджер. — Тролль схватил Рие и начал ее… — мальчик всхлипнул. — Они людоеды, мама. — А ты? — А я пытался что-то сделать, но он меня ударил о сантехнику, и я вырубился. Очнулись уже в Мунго, это волшебная больница. — То есть ноги Гарриет потеряла… — начала миссис Грейнджер. — Да, мама, — опустил голову Герман. — Я не смог ее защитить. — Ее профессора были обязаны защитить! Но она держалась с тех пор? — Да, мама, — кивнул мальчик. — Ее родственники и так зовут Рие уродкой, а если увидят ее… такой, то будет приют. — Никаких приютов, — безапелляционно заявила миссис Грейнджер. — Ты ее любишь? — Больше жизни, мама, — честно ответил Герман. — Значит, и мы будем. Как считаешь, согласится она на нас? — спросила женщина. — А ты спроси, — лукаво улыбнулся мальчик.