***
По традиции день дискотеки в нашей школе освобождался ото всяких занятий. По этой причине последние уроки алгебры, физры, химии и географии в этом году, скажем так, покинули чат. Данная перспектива радовала всех в нашем классе, но именно сегодня бóльшее облегчение должна была испытать Лера, потому как, пожалуй, самой неприятной учительницей в этой шараге была её мать-химичка. Во время некоторых уроков Леру становилось откровенно жаль — на каждый вопрос, посланный Еленой Викторовной очередному бедолаге, рано или поздно приходилось отвечать ей. Химию Лерка задротила до посинения, чтобы лишний раз не словить на себе разочарованный взгляд матери. И эти усилия дали свои плоды. Пусть и в той сфере, о которой Елене Викторовне было бы лучше не знать. Вот уже второй год подряд, в канун Рождества Лера помогает отцу Тохи гнать самогонку в его гараже. Наш местный Уолтер Уайт советует Сан Санычу особые тары для хранения, пропорции варки и прочую херню, в которую лично я предпочитал не углубляться. Помимо неплохой денежной доли от продаж напитков (их предприимчивый Сан Саныч толкал в массы после одиннадцати вечера на новогодних праздниках), Лера получала лишний повод самоутвердиться. До сих пор помню, какой гордой бирюзой засветились её голубые глаза, когда батя Антона похвалил девушку после их первого сотрудничества. Ровно год назад, когда жизнь ещё казалась мне донельзя бессмысленной и оттого простой, я, Лера, Вова, Димка, Кирилл и Антон мелко суетились возле старого советского аппарата, дыры в котором были заклеены синей изолентой. Позже на радостях Сан Саныч протягивал смущающемуся Тохе бутылек и гордо хлопал отпрыска по спине, причитая: «Это тебе на Новый год, сына! Вот не станет меня, и ты продолжишь мое дело…» Антон дулся, закатывал глаза, а я всё думал, откуда у стариков эта тяга мечтать о том, что будет после их смерти. Мне бы, например, было бы глубоко поебать. Сейчас же… Мне страшно наполнять свою жизнь каким-либо смыслом, ведь приобретая что-то, ты должен быть готов в любой момент это потерять. Отчего-то это стало первой мыслью, пришедшей в мою голову, когда я открыл глаза. За дверьми в мою комнату — тишина, хотя солнце слепило меня прямо из середины окна, протискиваясь светом через тонкие щели жалюзи. Время близилось к десяти утра. Мать уже на работе, а вот Игорь… Щека загорелась призрачным огнем, а в уголках глаз предательски защипало. Вечно так со мной: всё уже случилось, а реагировать начинаю только спустя время. «Цирк уехал, клоуны остались», — как бы невпопад мог заметить Антон, явно имеющий скрытые фетиши на русские народные мудрости. Антон… Ассоциативный ряд в моей голове выстроился, мысли о вчерашней пощечине улетучились, и руки сами потянулись к телефону. Так и есть. «Сёдня в 11 в гараже», — отправил мне Тоха несколько минут назад. Видимо, предновогодняя традиция будет с нами до тех пор, пока у Сан Саныча не кончится синяя изолента, способная, кажется, склеить всё в этом мире. Если б знал о её чудодейственных свойствах, закупился бы на всю жизнь. Но латать тогда, как я думал, было нечего. «Кто будет?» — уточняю я и приоткрываю двери. Прислушиваюсь. Узенький коридор пустовал, свет в ванную и туалет выключен, из кухни и зала не доносился громкий ор телевизора — Игорь спит или его нет дома. С облегчением выдыхаю и иду к скромному шкафу с одеждой в дальнем углу моей комнаты. Хороших вещей у меня всегда было немного, поэтому когда на день рождения Кирилл подарил мне белую найковскую толстовку, я пребывал на седьмом небе от счастья, хоть виду и не подал, словно набивая цену своей благодарности. «Ориг, точно ориг, Жень! Папка у официального ритейлера в Москве брал», — радостно щебетал парень, давясь счастливой одышкой. Толстовку я получил от него в августе, и с тех пор так и не носил. Случая как-то не было. Но прямо сейчас, нацепив на себя его подарок и дополнив образ темными спортивками, я довольно смотрелся в зеркало и поправлял взъерошенные сном пшеничные волосы. Черно-белую палитру решил разбавить высокими бордовыми носками, ноги планировал обуть в старые берцы, которые Вова не без издевки называл «говнодавами». На руку я натянул резинку для волос в виде прозрачной силиконовой пружинки. Лера подарила мне её после нашего первого (и — спойлер — последнего) поцелуя. Такой наивный и бесполезный презент, но выбрасывать его не хотелось. Сейчас я понимаю, почему так дорожил вниманием, до которого мне никогда, если честно, не было дела. Мной двигал страх своей абсолютной ненужности, а эта дешевая, хиленькая резинка, ровно как и брендовая толстовка от Кира, создавала иллюзию того, что я не одинок. «Все нашинские, как обычно», — наконец ответил на мой вопрос Антон, пока я мониторил уведомления на телефоне и параллельно натягивал куртку. Я проследил глазами за верхней половиной экрана: Антон печатал что-то еще, а затем перестал. «Лера тоже?» Не то чтобы мне было неловко или, не дай Бог, стыдно из-за того, что я её отшил, вовсе нет. Просто… не хотелось лишний раз пересекаться. «А куда без неё», — это сообщение приятель дополнил целым стаком скобочек. На душе в тот же миг стало еще паршивее, но я гнал от себя вчерашний день, жадно предвкушая сегодняшний: с танцами, алкоголем, приближающимися каникулами и… без этого ублюдка Арсения. Я стоял одетым в прихожей еще пару минут, размышляя над тем, насколько адекватным было моё желание снова просмотреть фотографии на его странице.***
Добрался я пешком, как и рассчитывал, минут за сорок. Уже на подходе к небольшой постройке, обитой металлом, я заслышал звонкие голоса и смех — кажется, подпольное производство уже вовсю набирало обороты. Однако на входе в гараж передо мной открылась любопытная картина, заставившая меня немного напрячься. Что-то здесь было не так. И связано это не с Димкой, залипающим в телефон, не с Киром и Тохой, болтающими около десятки Сан Саныча. И даже не с Вовкой, который снова волчком крутился вокруг излишне сосредоточенной Леры. Куда более странной мне показалась спокойная реакция девушки и отсутствие всякой холодности, проявлявшейся на ее худом лице каждый раз, когда рядом оказывался этот белобрысый балбес. Вова заметил меня и отстранился от Леры. Антон приветливо качнул головой, точно такой же жест провернул Кирюха, и только Димка даже глаз на меня не поднял. Вечно он такой — отрешенный засранец. — Спиртометр принеси, — скомандовала Лера, полностью игнорируя мое появление, и указала пальцем на стол у стены. — А я знаю, как он выглядит?! — возмутился Вова. — Как стрёмный градусник. — Милок, и шланг тот подай, — миролюбиво причитал хриплым голосом Сан Саныч, усаживаясь вместе с Лерой на корточки возле алюминиевой фляги. Задумавшись о чём-то своем, снимаю резинку Леры с руки, прячу её в правый карман штанов и иду в сторону Тохи и Кира. — Во сколько начало? — спрашиваю, облокотившись об узкий серый капот лады. — В этом году в пять вечера, — охотно поясняет Антон. — Пф-ф, они вообще знают, что все мероприятия подобного рода начинаются минимум в семь?! — Внутри нарастало необъяснимое возмущение, которое тут же вырывалось из меня вместе с недовольным тоном голоса. Хотелось курить, пускать дым в пропитанный морозом воздух, но Сан Саныч явно не одобрил бы такой выходки. Про себя я еще подумал, что если бы это был гараж отца, то я бы назло выкурил все имеющиеся сигареты. — Тогда дискотека поздно закончится, а домой людям надо как-то добираться. Некоторым из школы аж до Талнашки ехать, — сочувственно проговорил Кирюха, потирая рукою в перчатке свой крупный нос. — И мне в любом случае нужно будет прийти в школу раньше всех, потому что я диджей. — Это их выбор — зачислиться в шарагу за хуеву тучу километров от дома, — не сдаюсь я. — А ты хоть сейчас езжай, мне все равно. — Скорее, выбор их родителей, — внезапно подал голос Димка и снова уткнулся носом в телефон. Повисла тишина, означающая завершение этого бессмысленного спора. — Долго они еще? — спросил я спустя минуту молчания. Антоха оторвался от разглядывания собственного отражения в лобовом стекле машины и миролюбиво пояснил: — Уже час там возятся… Сан Саныч всё с вечера подготовил, так что к началу дискотеки успеем. — Нахуй начало, — жестко отрезал я, — пойдем к семи. — Ты не хочешь идти и просто ищешь поводы слиться? — выдал на редкость логичное предположение Антон. А я и сам не понял, зачем включил эту ослиную упертость, но теперь для меня было делом всей жизни убедить этих дураков поступить так же, как я. — Хочу, конечно. Только делать там будет нечего, если мы придем в пять! Предлагаю прийти хотя бы к шести, уже набухавшись. Наша перепалка привлекла внимание троицы у самогонного аппарата. Лера повернулась ко мне и, закатив глаза, хмыкнула. Сан Саныч неловко заложил руку за голову и пожал плечами, а Вова спешно загашал в нашу сторону. — Что за замес? — Жекич хочет пойти к шести, — объяснил ситуацию Антон, — мол, так будет лучше. — По фактам базарит, — встал на мою сторону Вова, и я почувствовал, как ярость внутри меня стихает. Сейчас я был готов простить приятелю все его тупые заискивания перед Леркой — настолько важно мне было получить хоть чьё-нибудь одобрение. — Давайте к шести пойдем, — сказал он и взглянул на часы в телефоне, — а пока, Тох, неси сок из квартиры, уже через полчаса будем смешивать. Зацепив длинной рукой одно из зеркал на автомобиле, Тоха едва слышно выругался и направился в сторону дома, который находился в паре минут ходьбы отсюда. — Я с тобой! — трусливо напросился Кирилл, который крайне не любил оставаться около меня, когда я злился. — Все равно мне уже выходить пора. — И я, — неожиданно вынырнул из тени Дима и спрятал телефон в карман, — мобильник сел, зарядиться хочу. Я проводил друзей взглядом победителя и от скуки сфокусировал всё свое внимание на оставшихся в гараже. Лера что-то увлеченно рассказывала Вовке, пока тот, навесив на лицо самую умную гримасу, вместе с Сан Санычем подкручивал вентили на шланге.***
Вышли мы по итогу позже, чем планировали, потому что Вова взял Антоху на слабо и заставил выпить того целую стопку чистого самогона. Антона, хилого, как тростинка, могло унести даже с двух бутылок пива, что уж и говорить о свежем семидесятиградусном спирте. Парень приходил в себя почти час под нервные причитания отца. В итоге Сан Саныч пусть с тяжелым сердцем, но отпустил сына на дискотеку, на которую мы, к моей нескрываемой радости, всё-таки пришли к семи. Как я и предсказывал, туса к этому моменту находилась в самом расцвете: дешевая светомузыка слепила глаза, из колонок, раздающих глухую вибрацию по всему спортивному залу, грохотал какой-то клубнячок. Человек сорок, не меньше, топтали пространство спортивного зала и кричали в спертый воздух бессвязный текст песни, пока Кир что-то ловко крутил на своём диджейском пульте. По периметру, укрытому в тень, дежурило трое учителей. Мой любимый Егор Егорыч стоял прямо у входа в туалет, что не могло не радовать — теперь распивать там волшебный сок можно было бы хоть до конца вечеринки. Под восторженный взгляд Вовки Лера, кокетливо качнув бедрами и плиссированной белой юбкой, с размаху кинулась в толпу танцевать. Людская масса так стремительно поглотила ее извивающееся тело, что я на мгновение растерялся. — Я к Кирюхе пойду насчет плейлиста перетру! — перекрикивая музыку и пошатываясь на месте, предупредил меня Антон. — Ты со мной?! — Ага, только проверю кое-что, — без лишних подробностей заявил я и отвернулся от Тохи, окидывая замыленным взглядом зал. Первым, кого я пытался найти в толпе танцующих, был Арсений. Просто нужно было убедиться в том, что мои угрозы подействовали на Пидоренко как надо. Выходило плохо — начало сказываться действие самогона, которого я выпил больше остальных, если не считать Антохи. Музыка. Громкая, подчиняющее себе сердцебиения музыка путала сознание. Слова, вроде русские, сливались в неразборчивое блеяние, а прыгающие люди мешались в хаотичном потоке, переливающимся всеми цветами радуги. Я терял ориентацию в пространстве, и если бы не Оля, вынырнувшая из толпы ярко-розовым пятном, я бы рухнул в обморок от происходящего хаоса прям тут. — Женя? — Её глаза по всем канонам «Эйфории» были щедро покрыты пурпурными тенями и выдавали неподдельный испуг. — Вы… вы все-таки пришли? — Ну да, и что? — я быстро втянулся в диалог, цепляясь за Олин голос, как за спасательный круг. — Д-да так… — сказала девушка будто не мне и повернулась к вопящей толпе, тревожно кого-то выискивая. — Ты тут постой пока, а то выглядишь не очень, — бросила напоследок Колоскова и растворилась в движениях танцпола. «Не очень?..» — озадачился я, вспоминая свое утреннее отражение в зеркале. Под чутким контролем Кирилла музыка плавно сменилась на другую, ещё более ритмичную, больно бьющую по ушам, и я запоздало ощутил, как теряю равновесие. Вдруг кто-то уверенно положил руку на моё плечо прямо в такт песни, удерживая меня в вертикальном положении. Я резко обернулся, подскочив на месте. — Ты?! Какого хера так пугаешь, долбоеб?! — Кто ж виноват, что ты слепой и глухой, да к тому же пьяный в стельку, — парировал парень. Дима стоял с непробиваемым покерфейсом и молча указывал пальцами в сторону длинных узких лавочек, приставленных к стене спортивного зала. Искрящийся свет прожекторов туда почти не доходил, но я всё-таки смог разглядеть очертания чужих силуэтов. Подобно курицам на насесте, там ютились ребята без пары, а также Антон и хищно изучающий танцпол Вовка. — Пошли, посидим. А то выглядишь как-то не очень, — равнодушно оповестил меня Дима, даже не пытаясь повысить голоса. Но я все равно понял каждое его слово, так сильно задевающее мое самолюбие. — Не очень?.. Что ты хочешь этим сказать, умник?! Дима сначала не понял, почему я так разозлился, но уже спустя пару секунд его лицо расплылось в ехидной усмешке. Улыбался он настолько редко, что я ненадолго завис, залипнув на ровный ряд его белых зубов. — Не парься, костюмчик — зачёт! — Он похлопал меня по плечу толстовки и озадаченно уставился на мое лицо. — Только вот рожа… Женёк, тебя сейчас словно стошнит. Внезапно лицо Димы резко изменилось. Крупные, обычно полуприкрытые со скуки глаза смотрели куда-то за мою спину и бесконечно широко округлялись. Парень потянул меня за рукав, голос зазвучал требовательнее: — Пошли. — Пошёл ты… — я хотел было по привычке возразить, но оборвался на полуслове, не в силах выдавить из себя и звука. В нос вдарил знакомый аромат, и музыка на фоне словно замедлилась, как если бы Кирилл выкрутил колесико пульта до упора. Мое зрение, слух и осязание на миг отключились лишь ради того, чтобы обоняние, влекомое незнакомым волнением, смогло обостриться. Ненавязчивый, травянистый, заманчиво щекочущий рецепторы — этот аромат был подобен глотку свежего воздуха в этом удушливом пространстве, пропитанном потом и приторными девчачьими духами. Да что там, даже без духов ни от одной девчонки никогда не пахло так притягательно. Я окончательно потерялся в ощущениях. Нехорошее предчувствие отбойным молоточком стучало в висках, но этот запах был настолько приятным, что я отчаянно рыскал в своём затуманенном сознании, пытаясь вспомнить, где мог встречать его до этого. — Я серьезно, Жень. Пошли уже. К легкому экстазу примешалось раздражение. Я, должно быть, схожу с ума, раз не могу сдвинуться с места. Руки, ноги — все закоченело, и кровь, казалось, все еще циркулировала в теле только потому, что музыка вынуждала сердце биться. Однако собственная беспомощность всегда злила меня до чёртиков. Послав куда подальше все мысли, я шатко ломанулся к лавочкам, толкая Димку в плечо и снова возвращая себе контроль над телом. А значит, и контроль над ситуацией в целом. — Придурок… — долетело до меня со спины, пока Димка нагонял меня быстрым шагом. Лавочка, куда я сел, так плотно примыкала к стенам, что, уперевшись в них спиной, можно было почувствовать холод улицы, который протискивался в здание через толстый слой бетона. Это приятно трезвило и не давало сознанию окончательно утонуть в потоке пульсирующей музыки. Я отбросил все мысли за исключением одной — нельзя сидеть в стороне, как какой-то хиккан. Нужно что-то делать. Сейчас наступала та самая стадия опьянения, когда тебе так и хочется пуститься в безрассудство. Я отчаянно хотел танцевать, даже вторил ногой ритму очередной мейнстримной фигни, и чем дольше во мне зрело желание выместить энергию на танцполе, тем безразличнее становилось, под какую именно музыкой пришлось бы это делать. — Скоро там Кирюха созреет? Когда нашинская музыка уже будет, заебал он… — словно прочел мои мысли Антон, обращаясь к Вовану. Тот ничего не ответил, и по направлению его взгляда я понял, что он в открытую таращится на танцующую Лерку. И тогда я сам решил найти ответ. Бегло ищу в толпе Кирилла и с ужасом замечаю… Нет, этого не может быть! Прямо около пухлой фигурки Косицына, как ни в чем не бывало, стоял Арсений (я узнал его по плавным изгибам профиля) и о чем-то любезно переговаривался с Киром, которого я тут же записал в список предателей. — В-вы тоже это видите? — заикаясь, спросил я и дернул сидящего рядом Димку за плечо. В горле жутко пересохло, и это значило одно. Стадия безрассудного опьянения почти закончилась, и скоро я вообще потеряю связь с реальностью. Арсений улыбался. — Жень, ты… — внезапно тревожным тоном начал Дима и качнул головой, отвернувшись лицом к сцене. Арсений улыбался, пряча руки в мешковатых спортивных штанах. — Ты только не наделай глупостей, — наконец договорил Димка, и я почувствовал, как проваливаюсь сквозь стену, сквозь лавку — бесконечно зацикленно падаю и продолжаю смотреть вперед — на него. Арсений быстро кивнул радостному Кириллу и улизнул в толпу. Вдруг музыка стихла, и в этом секундном затишье я слышал, как отвратительно громко кровь пульсирует в моих висках. Мир перестало шатать, когда шок перекрылся гневом. «Какого хуя он там воду мутит?! — возмущался я, всеми силами пытаясь отыскать вихрастую каштановую макушку на танцполе. Кончики пальцев начало покалывать от волнения, и я зачем-то нервно сглотнул. — Пидоренко…» Антон и Вовка все еще не осознавали масштабы надвигающегося пиздеца. Решив, что сейчас Кир подрубит заранее заготовленный плейлист, они переглянулись и начали было приподниматься со своих мест, чтобы подойти к танцполу. Но передумали, когда услышали незнакомый, качающий трек. — Что ты Косицыну сказал?! — заорал Вован, проигрывая в громкости нарастающему биту. Он впился глазами в пританцовывающую фигурку Кирюхи, нервно сжав кулак. «Пидоренко…» Толпа лихо подхватила новый мотив, но по замершим в центре людям я понял, что в этот раз что-то идет не так. — Чтобы нашинское включил! — начал нелепо оправдываться Антон. — И вообще, что за херня сейчас играет?! Ярко выраженные заниженные частоты звука подчиняли себе ритм моего сердцебиения. Я боялся смотреть вперед, туда, где только что видел Пидоренко, и теперь тупо ловил недоумевающий взгляд Антохи, предвкушая что-то непредотвратимое, страшное. Раздался женский визг, протяжно резанувший мне слух. Его тут же подхватили десятки восторженных голосов — подбадривающих и истошных. Поворачиваться стало еще страшнее, но я все равно безвольно скосил глаза в сторону танцпола. Басы нарастали, и если мне не изменяет память, сейчас должен был начаться текст. — Это какой год, восемнадцатый?! — не унимался Антоха. — Старье же ебанное! — Эй, Жека, — игнорируя товарища, Вова небрежно дергает головой в сторону танцпола. Пересиливаю себя и поворачиваюсь полностью. Даже будучи нетрезвым, я сразу понял, что так оглушительно люди кричат не из-за включенного трека. Образуя спонтанный круг, они восторженно галдят около шатающегося в такт песне силуэта, — там снова этот пришёл, городской, пидор который. Пойдём опять базарить с ним? Из толпы к нам выбежала Оля с искрящимися от счастья глазами и встала около Димы, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Антон замолчал, оценивая напряженность обстановки, а Вова продолжал буравить меня испытывающим взглядом. Я чувствовал это жжение правой половиной лица, в то время как основное внимание забрало себе нечто совершенно неправильное. Под пронзительные женские крики, четко соблюдая ритм, Арсений резко подался пахом вперед. Кажется, я даже видел, как складки на его бежевых штанах смялись гармошкой. Городской медленно выгнул спину и стремительно шагнул в