Аннигиляция

"Месть в этом сердце, смерть в моей руке, Кровь и отмщенье мне стучат в виски." Уильям Шекспир, Тит Андроник

Когда это происходит, идет дождь. Прошло уже две недели. Две недели напряженного ожидания, две недели лихорадочного сбора оружия, непростых перемирий и поспешного, тревожного исцеления. Леви все еще холодно. Никто раньше не упоминал об этом последствии потери крови. Но он может держать меч. Ему дают пистолет, но он отказывается, поэтому они забирают его меч и вкладывают ему в руки два новых, длинных, точно таких же острых, сбалансированных и невесомых в его ладонях. Его выражение лица сменяется на слишком резкое и слишком жестокое, но он не сдерживает его. Эти существа отняли у него слишком много. Сталь мечей отражает свет на лицо Леви, и он знает, что Титаны заслуживают каждой капли крови, которую он собирается пролить. Эрвин ещё не до конца выздоровел. Но это Эрвин, так что он все равно встает с постели. Когда раздается сигнал, предупреждающий о начале, он хватает свою снайперскую винтовку и направляется к башне. Их снайпер уже там, они тренировались вместе. Эрвину она нравится. Он доверяет ей. Леви не уверен, разумно это или нет. Он останавливает его, положив руку на плечо, как раз перед тем, как тот поворачивается, чтобы уйти. — Эрвин… В лагере царит хаос. Ревет сигнализация, люди кричат. Кто-то зовет Леви. Он смотрит на Эрвина, стоя в коридоре, сердцебиение замедляется, как всегда бывает перед битвой. Как будто мир останавливается. Они долго смотрят друг на друга. — Не умирай, — говорит Леви, но его голос дрожит. Это тяжелее, чем он думал. Его мечи скрещены за спиной, и он чувствует, как ремни, удерживающие их, сжимают грудь, но словно огромная тяжесть падает с его плеч, когда он смотрит на Эрвина. — Не умирай, — вторит Эрвин. Люди пробегают мимо них по коридору. Кто-то толкает Леви в плечо. — Ты готов? — спрашивает Эрвин низким и мягким голосом. Как будто есть только они. Как будто у них есть все время в мире. Леви долго смотрит, запоминая его лицо: резкая, заросшая щетиной линия челюсти, красная раковина уха, золотистые волосы, которые становятся все длиннее и длиннее на затылке, решительная, почти жестокая линия губ. Он встречается с ним глазами — он никогда их не забудет, никогда, и он хочет, чтобы они стояли прямо перед его глазами, если он умрет сегодня, — и кивает. Всего один раз. Эрвин протягивает руку и убирает волосы со лба Леви, наклоняется вперед и… …И сердце Леви перестает биться в груди, замедляется, а затем скачет, а затем останавливается, и все одновременно… …И Эрвин прижимается губами ко лбу Леви, всего на секунду, всего на одну секунду, но это все, что ему нужно… …И Леви понимает, что не может умереть сегодня, он не может, потому что, если Эрвин жив, он не может оставить его… Большая теплая рука Эрвина все еще лежит на шее Леви. Он делает один долгий, судорожный вдох, затем отступает на шаг назад. Леви протягивает руку через плечо и выхватывает оба меча сразу. Звук глухой, звенящий, серебристый, и напоминает Леви о том точильном камне, о том, как они вместе разбивали лагерь, о том, как тщательно, методично Эрвин преодолевал все его заслоны. С идеально взвешенным мечом в каждой руке Леви говорит: — Хорошо. И Эрвин понимает. Он всегда все понимает. Вдалеке грохочет гром, становясь все ближе. — Хорошо. Они выходят бок о бок, Эрвин с винтовкой через плечо и Леви с мечом в каждой руке. На мгновение становится тихо. На мгновение весь мир в ожидании, и Леви ступает на землю и вдыхает зеленый, нитевидный запах новых листьев, и тяжелый, серый запах мокрой стали, и глубокое дыхание внезапной бури надвигается, приближается, а затем она обрушивается на них. Небо разверзается. План составлен с учётом того насколько вероятно, что каждый из них выживет, насколько легко они могут убивать людей. На улицу отправляют всего трех человек. Леви выходит вперед, по обе стороны от него тихая девушка, которую он знает как Смерть, и громкий, бесхитростный парень, которого он знает как Надежду. Он знает их имена, но они могут умереть сегодня, поэтому ему такое обращение кажется более подходящим. Они молоды, и Леви ожидал, что они будут нервничать. Дышать слишком быстро, впадать в панику. Они этого не делают. Ворота в лагерь открываются, Леви смотрит направо, и глаза Надежды совершенно лишены разума или человечности. Холодок пробегает по его спине, и он крепче сжимает мечи. Он знает, как это будет. Буря приходит быстро. Дождь проливается на них тяжелыми, неизбежными серыми простынями, шипит по земле и оглушительными кругами отскакивает от листвы деревьев. Леви уже промок до костей. Его волосы прилипли к лицу, он протягивает руку и убирает их со лба, и теплой золотой вспышкой приходит воспоминание о том, как Эрвин целовал его туда сегодня. Ворота открываются. Леви делает вдох, задерживает дыхание и выдыхает. Медленно. Ровно. Их очень много. По крайней мере в два раза больше, чем в лагере, где был Леви. Их скальпы покрыты сколами и разорваны, лица пожелтели и покрылись струпьями. Дождь льет как из ведра, и в голове у Леви не остаётся ни одной мысли. Надежда идет первой, режет их и кричит, как животное, так, что волосы на руках Леви встают дыбом. У того за спиной привязан автомат, но он им не пользуется — он рубит их мечом в одной руке и бьёт длинной дубинкой в другой, опускаясь на черепа твердыми, сокрушительными дугами, которые разбрызгивают кровь по всему его лицу, прежде чем дождь смывает ее. Раздается гром. Он сотрясает землю, и Леви чувствует как тот проникает сквозь землю в подошвы его ног, и это похоже на сонар, как будто земля говорит с ним, предупреждая: сквозь грязь, мокрые листья и твердые стволы деревьев, здесь, ярко-белый пинг врага. Здесь, здесь, здесь. Что-то в его груди разжимается, и он словно может чувствовать сразу все: каждое движение мышц, каждую каплю воды. Он может слышать, как монстры двигаются; он может чувствовать, как их строй нарушает сплошную стену дождя. Он пригибается как раз в тот момент, когда кто-то замахивается чем-то огромным и тупым ему в голову и едва не попадает. Он опускается на колени, перерезает сухожилия на четырёх пятках, и когда они оседают, он вонзает свои мечи в два черепа с небольшим сопротивлением. Некоторые из них разумны, хоть и частично. Некоторые из них пригибаются, когда он идет за ними, некоторые сопротивляются. У некоторых на покрытых струпьями лицах отражается решимость, у некоторых — страх. Но большинство из них ходячее оружие. Кажется почти неправильным убивать их вот так. К Леви запоздало приходит то самое чувство, оно покалывает в позвоночнике, знакомое, как тогда откуда-то из-за деревьев — убирайся из леса — и поворачивается как раз вовремя, чтобы заметить одного, стоящего прямо над ним, намного крупнее чем он, возвышаясь с топором в руке, а затем раздаётся треск выстрела и Леви спасен. Он смотрит налево, задаваясь вопросом, стреляла ли Смерть, но та двигается по длинной кровавой дуге, освещенная молнией, убивая сразу шестерых человек, прежде чем раздаётся гром. Это не она. Позади Леви падает еще один. Еще один глубокий, гулкий выстрел. Длинный, как падающий ствол дерева. Не яркий резкий звук оружия ближнего действия. Снайперские выстрелы. Это может быть только он. Он поднимает глаза, щурится сквозь пелену дождя на башню с часами в лагере. Эрвин. Не умирай. Он двигается быстрее. Раз, два, три вонзает мечи так глубоко в затылки, что у тех отваливаются головы. Вокруг них троих растет гора из тел, из-за холодного дождя от них идет пар, и у Леви сводит живот, но он не может остановиться, не сейчас. Не умирай. Снова раздается выстрел, и одно из существ падает прямо над левым плечом Смерти, где у неё слепая зона. Они так близки к забвению; один неверный шаг, один шальной выстрел. Они находятся в секунде от этого в любой момент. Надежда кричит. Леви поднимает глаза, внезапно внутренне напуганный этим звуком. Один из них вонзил зубы в его руку, глубоко и неотвратимо, и сердце Леви падает из груди на дно живота. Он считай уже мертв. Скоро будет. Болезнь распространяется за меньше чем сутки. Но Надежда ни в малейшей степени не выглядит ошеломленным, даже не мешкается, просто со всей силы ударяет дубинкой по черепу одного из Титанов. Леви не знает, как это может нанести такой большой урон, но череп взрывается, как арбуз. Надежда владеет им, как боевым молотом. Еще один снайперский выстрел, слишком высоко. Ствол одного из деревьев над головой Леви взрывается. Сейчас их осталось всего несколько. Надежда снова кричит, срубая одного из них, дико, пронзительно, и холодок пробегает по спине Леви при этом звуке. Он поворачивается и пинает того, кто был позади него, в грудь, отправляя его назад на меч Смерти. Она смотрит на него и что-то говорит, но он не слышит слов из-за серого шипения дождя. Леви смотрит вниз и видит, как кровь смывается с его рук уродливым розовым потоком дождевой воды. Его волосы снова падают ему на глаза. Пар от груды тел придает полю за воротами лагеря жутковатый, умирающий вид. Теперь их только трое. Леви поворачивается к Надежде. — Эрен… — Он в порядке, — говорит Смерть, подходя ближе к Леви, Надежда делает то же самое. Они выстраиваются плечом к плечу, и Надежда берет автомат в руки. Из укуса сочится кровь и что-то белое, но дождь быстро смывает это. Очень тихо, почти невозможно расслышать из-за дождя, Надежда говорит: — Я носитель. Все в порядке. Что-то обжигает, как пламя, позвоночник Леви в том месте, где его плечо сейчас прижато к Надежде, какой-то первобытный инстинкт, который говорит: Не поворачивайся спиной. Опасный. Носитель. — Боже. — Еще больше приближается, — говорит Смерть и поднимает свой единственный меч на уровень лица. Дождь смывает с нее кровь розовыми простынями, брызги холодной стали ее меча взмывают вверх, собираясь в маленькие серебряные капельки под ее челюстью. Она выглядит знакомой, но Леви никак не может понять каким образом. Это почти как если бы он увидел себя в зеркале в комнате смеха. Руки Надежды дрожат на спусковом крючке автомата, но теперь Леви понимает. Он смотрит на лицо Надежды и видит выражение этих ярких, ярких глаз, видит, что в них нет невинного страха. Его руки дрожат от возбуждения. Он почти улыбается, слишком белые зубы остры на фоне кровоточащего рта, когда он говорит: — Теперь по-серьезному. Потом они приходят. Их всего четверо. Один высокий, уродливый, с темными волосами, темными глазами и выражением лица, которое выглядит почти обеспокоенным. Его конечности вытянуты, как будто он прошел через тянутель тянучек, но положение его плеч — как у боксера — заставляет Леви невольно сделать шаг назад. Другой невысокий, коренастый, крепкий, чем-то напоминающий Леви борца. Его волосы коротко острижены, и он ходит, как катящийся валун. У него нет оружия, но это не имеет значения. Третья и четвертая — невысокая, широкоплечая женщина со светлыми волосами, держащая сломанный меч, и высокая женщина с веснушками и ужасным, диким выражением на лице. Все четверо выглядят не так, как куча трупов у ног Леви. Нет ни струпьев, ни пожелтевших глаз, ни пустых лиц. Это просто четверо дееспособных людей с красными линиями шрамов под глазами и убийственными намерениями, исходящими волнами от них. Он думает об Эрвине, мельком. Не о том, о чем он думал. Не о его глазах в свете камина в хижине, не о его руках на бедрах Леви и не о той серебристо-светлой пряди волос, которая отросла чуть выше ушей за последние месяцы. О его губах, произносящих два слова. Ты готов? Надежда практически выпрыгивает из штанов около его левого плеча. Он низко рычит, как собака, которая огрызается, прежде чем ее спустят с поводка. Смерть такая же, как Леви. Тихая. Неподвижная, как могила. Она смотрит на Надежду, и Леви видит вспышку чего-то в ее глазах, что заставляет его снова вспомнить Эрвина в коридоре. Тогда он понимает, что она скорее умрет, чем позволит им причинить вред Надежде. Леви хочет разработать план, стратегию; есть четыре Титана, а их только трое, и они должны… Но Надежда снова рычит, а потом кричит и разряжает свой пулемет во всех четверых, но почему-то те не падают — пули, врывающиеся в их туловища, кажется, даже не сильно замедляют их… Спинной мозг, разрубить их спинной мозг… Еще один, глубокий, звонкий снайперский выстрел эхом разносится по лесу, и веснушчатая девушка получает сильный удар в плечо. Рана раскрывается, как цветок, и та пошатывается, яростно кричит, на мгновение выпрямляется, а затем падает на четвереньки, как собака. Она выглядит ужасающе, скорчившаяся на четвереньках в грязи, дождь, кровь и грязь на ее лице, завеса темных волос и эти шрамы под глазами, и Леви позволяет себе на один единственный момент замереть, а затем она устремляется к ним. Смерть берет её на себя, собираясь разрезать быстро и легко, но девушка — она выглядит молодой — слишком быстро сокращает расстояние, а меч Смерти слишком длинный для ближнего боя, поэтому та вонзает его в грязь и катится с ней в мокрую траву. Леви оглядывается и видит, что остальные трое все еще там, и направляются к ним. Тот, что идет, как валун, направляется прямо к Надежде, даже указывает на него, и Надежда заливается смехом, который вызывает укол чистого ужаса в сердце Леви, а затем бросается на него. На Леви остаются двое. Высокий медлителен, и хотя его рост намного превышает Леви, даже с мечами, Леви использует это как преимущество. Он крутится и бьёт по голени, чувствует, как та ломается, и слышит, как мужчина кряхтит, а затем бьет его в живот одним из своих мечей. Звучит еще один снайперский выстрел, но акустика смещена, как будто пуля полетела в неверном направлении. Ужас скручивается в животе Леви. Лагерь… Раскат грома снова прокатывается по илистой земле, и через долю секунды Леви чувствует тихую зелень влажных листьев и не слышит ничего, кроме грохота бесконечного дождя и чего-то еще — чего-то приближающегося. Он едва поворачивает голову, и просто заносит другой меч за спину вслепую, как раз вовремя, чтобы остановить оружие блондинки, в нескольких дюймах от его плеча. Лезвие у её меча зазубренное и ржавое, местами потрескавшееся. И так близко к затылку Леви. Даже когда он прижимает его своим собственным мечом, чтобы тот не коснулся тела, он чувствует, как дождь отскакивает от ржавой стали и брызжет ему в ухо. Раздаются сразу два выстрела. Один ударяет кого-то в траве — Леви молится, чтобы это была не Смерть — а другой бьет блондинку в лицо. Ее носа больше нет. Тот словно сдувается, оставляя широкую зияющую дыру, и Леви ничего не может с собой поделать, поворачивается, чтобы посмотреть, и в этот момент Высокий бьет его. Он пинает Леви в торс так сильно, что все дыхание покидает его легкие. Его нога опускается и ломает ребра, полупрозрачный, удушающий болевой шок ударяет в голову, легкие будто сворачиваются сами по себе, и сила удара отбрасывает Леви в сторону на блондинку, и даже когда он пытается и не может сделать вдох, он вонзает свой короткий нож в плоть ее горла и выворачивает в сторону. Они оба падают. Она больше не двигается. Леви чувствует, как что-то очень тяжелое давит ему на грудь, и Высокий снова движется к нему — он должен встать, но не может — он не может дышать… Ни звука выстрела. Никто не придет, чтобы спасти его. Где Эрвин… Смерть возникает словно из ниоткуда, кровь на ее руках, лице и в волосах, и вырезает длинную темно-красную полосу по задней части ног высокого Титана. Те подкашиваются, огромное тело падает в грязь в такт колоссальной вспышке молнии, и, падая, он хватает Смерть за лодыжку и ломает ее своими руками. Она кричит. Леви вскакивает на ноги и прыгает, невесомый на одно безмолвное долгое мгновение, подвешенный в каплях дождя, прежде чем снова тяжело приземлиться, выкидывая вперёд лезвия, чувствует, как его мечи вонзаются в плечи высокого и поворачивает их, прорезая ими сквозь плоть изо всех сил, сухожилия разрываются, кости расщепляются, мечи проходят от плеч до позвоночника и останавливаются, удерживаемые напряжением такого количества тканей, собранных в одном месте, а затем Леви издает звук, похожий на вой животного, и чувствует, как спинной мозг, наконец, лопается, как проволока под сталью. На мгновение воцаряется тишина. Слишком тихо. Затем вдалеке, позади них в лагере, раздается стрельба. Леви поворачивается. Ворота распахнуты настежь. Раздаются крики. Эрвин. Сколько их там внутри? Неважно, насколько они обучены, неважно, что они убили самых опасных носителей, если на каждые десять человек в лагере приходится сотня безмозглых монстров, у лагеря нет ни единого шанса. Лодыжка Смерти скрутилась под неправильным углом, но она все равно встает, пытается опереться на свой меч; тот легко погружается в грязь. На ее лице коричневые, красные и розовые полосы. Она озирается по сторонам с диким выражением лица, не замечая того факта, что не может стоять, что поперек груди у нее длинная рана, просачивающаяся под рубашку, что ее нога сдвинута вбок. Она кричит: «Эрен!», и панический выкрик настолько животный, настолько полный ужаса, что Леви клянется, что сам дождь на мгновение прекращается. Раздаются ещё выстрелы из лагеря, вдалеке. От кучи трупов все еще идет пар. Дождь леденит лицо Леви, его руки онемели в тех местах, где сжимают мечи. Где-то в кустах кряхтит Надежда, перекатываясь на ноги. Титан с короткими волосами лежит неподвижный на придавленной траве. Его лицо неузнаваемо. У Надежды синяк под глазом, в глазнице все фиолетовое, вены на белке темно-красные и потрескавшиеся. Его рука смотрит в сторону, торчит под неестественным углом. Он придерживает ее другой. — Плечо вывихнуто, — цедит он сквозь зубы, непохоже, что ему больно, больше похоже, что он зол. Смерть сдавленно вскрикивает. Леви жестом подзывает его, и Надежда, пошатываясь, подходит, явно измученный, вся кожа в синяках и порезах, плечо вывихнуто. Он дышит неглубоко и быстро, и Леви понимает, что у того сломаны ребра. Дождь все еще не утихает, и они втроем просто мгновение стоят там, тяжело дыша, захлебываясь. В грязи у их ног кровь. Леви мгновение смотрит на Надежду, затем кладет одну руку ему на спину, а другую — на плечо. Он уже давно этого не делал. Кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как он делал это в последний раз, и он вспоминает. Фарлан, ухмыляющийся, сидит на кухонном столе с разбитой губой и бутылкой виски, рука бесполезно свисает в сторону. Он кивает Надежде один раз, затем тянет. Когда он тянет, возникает скрежещущее чувство, как будто он потянул не совсем правильно, и Надежда стонет, но затем плечо встает на то место, где должно быть. Выражение лица Надежды немного смягчается, и он смотрит на Леви. — Спасибо. Леви снова кивает, в сотый раз убирая волосы с лица. — Они мертвы? — спрашивает Смерть, толкая Высокого у ног Леви своим мечом. Ее лицо такое бледное. Она вздрагивает каждый раз, когда ее тело смещает вес. Леви не слушает. Он поворачивается в сторону лагеря, напрягаясь, чтобы услышать что-нибудь, хоть что-нибудь, лицо Эрвина стоит у него перед глазами. Что-то щелкает в лесу, и прежде чем он успевает подумать, Леви хватает Смерть и Надежду за шеи и толкает их на землю. Пули промахивается по ним на несколько дюймов, и Леви откатывается к перевернутому джипу примерно в 20 футах слева от ворот. Он надеется, что двое других следуют за ним. Они следуют. Все трое ударяются спинами о шасси джипа, едва избежав очередного града пуль. Смерть издает ужасный звук, инстинктивно хватаясь обеими руками за ногу. Кость растягивает кожу на ее лодыжке; не совсем прорывает, но близко, и Леви становится тошно смотреть на это. Нога отведена в сторону и опухла. Надежда так злобно ругается, что Леви на мгновение поднимает брови, глядя на него, а затем град пуль прекращается, и Леви рискует выглянуть. Всего лишь один человек. Всего один-единственный мужчина, и он выглядит таким непритязательным, с растрепанной каштановой бородой и грязными круглыми очками в проволочной оправе, за исключением того, что вооружён он до гребаных зубов. У него нет на это времени. В лагере за их спинами стоит леденящая тишина. Ему нужно попасть туда. Ему нужно добраться до Эрвина, чтобы узнать, что он жив. У мужчины — у него те же шрамы под глазами, что и у остальных четверых — в руках автомат, еще один пристегнут к спине, и пистолет у бедра. К его ноге привязан нож, длинный и зазубренный, явно для резки мяса, и от этого у Леви выворачивает живот. Он не знает, что здесь сделать. Он смотрит на Смерть и Надежду, но они оба выглядят одинаково. Бестолковые. Беспомощные против таких боеприпасов. Выражение лица Смерти напряженное, ее лицо бледное и осунувшееся. У Надежды опухает синяк под глазом. Снова раздаются выстрелы, и Леви приседает, одной рукой накрыв голову Надежды, а другой — Смерти, опуская их вниз, как будто он может их спасти, как будто он может сделать что-нибудь против этого, как будто у него есть хоть какой-то шанс защитить их. Пожалуйста, они просто… дети… Наконец, раздается отчетливый щелчок пустого магазина, и Леви снова оглядывается и видит, как Титан — а он и есть Титан, Леви просто каким-то образом это знает — отбрасывает пулемет в лес. Он достает другой из-за спины, и Леви делает глубокий, медленный вдох. Джип долго не протянет. В нем уже полно маленьких дырочек; ржавый листовой металл дверей и крыши разрушен. Он не знает, как долго это будет их защищать. Выстрелы Эрвина прекратились. Леви чувствует, как его грудь выворачивается наизнанку, когда он думает об этом. Внезапно Смерть резко вдыхает рядом с ним и указывает. Там граната. Она просто лежит в траве, менее чем в десяти футах от джипа, и Леви чувствует белый, леденящий шок страха, прежде чем понимает, что чека все еще в ней. Они могут ее использовать. — Нужно отвлечь, — тихо говорит Леви, и Смерть кивает. Она лезет в сапог — здоровой ноги — и достает три маленьких метательных ножа. Очень тихо Надежда говорит: — Не промахнись, Микс. Боже. У ребенка нож против полностью заряженного пулемета. Леви на мгновение смотрит на нее, но головокружение, которое он испытывает от выражения ее лица, говорит ему, что она не промахнется. В конце концов, он бы не промахнулся. Дождь утих ровно настолько, чтобы увеличить видимость, но ее руки все еще мокрые и скользкие на рукоятках ножей. Смерть немного выпрямляется, делает глубокий вдох, протягивает руку и на полсекунды касается тыльной стороны ладони Надежды. Затем она выныривает из укрытия джипа, все еще стоя на коленях, и метает. Раздается удивленный звук, затем кряхтенье, и в этот момент она бросает снова. Леви не ждет, чтобы посмотреть, попала ли она. Он бросается за гранатой. Раздается крик, короткий, болезненный, и Леви поднимает глаза и видит, что Смерть попала Титану в глаз одним из ножей. Это… Боже, так много крови, а Титан уже выдергивает нож и отбрасывает в сторону… Пальцы Леви смыкаются вокруг гранаты, и он бросается назад в укрытие как раз в тот момент, когда Титан издает звериный рев и выдаёт град случайных пуль. Титан все еще кричит, все еще стреляет, и большинство его выстрелов беспорядочные, не попадают по джипу, стреляя в деревья, в воздух. Леви не может думать об Эрвине. Он обещал, что защитит себя. Он обещал. Сердце Леви застыло, но его руки не дрожат, когда он осматривает гранату. Вот оно. Это все, что у них есть. Второй пулемет щелкает пустым магазином, и все трое все еще живы. Это лучше, чем надеялся Леви. Глаза Надежды горят той странной, лихорадочной ненавистью, когда он говорит: — Я могу взять его на себя. Леви злобно качает головой, но тот уже встает, уже заряжает свой пистолет. Лицо Смерти становится белым, как кость, когда она пытается встать. — Эрен. Прежде чем тот успевает уйти, Леви вырывает чеку из гранаты и швыряет ее через джип в направлении Титана. У Надежды нет другого выбора, кроме как нырнуть обратно в укрытие. Она взрывается. Он понятия не имеет, попало ли она во что-нибудь, но взрывается, и сила взрыва сотрясает землю, гром гремит над их головами, и ударная волна опрокидывает джип. Леви отползает в сторону, чувствует, как что-то крутится у него в плече, раскаленное добела и острое, но он игнорирует это, продолжает двигаться, держа джип между собой и Титаном. Тот падает обратно на все четыре колеса всего в нескольких дюймах от его ног. Смерть делает то же самое, держится рядом с Леви, издавая ужасный, слабый, скулящий звук, когда неудачно приземляется на лодыжку. Ее голова в мгновение ока поворачивается к нему с другой стороны, а затем она кричит. — Эрен! Леви резко озирается, пытается сказать ему, чтобы тот остановился, что это самоубийство, что он не может справиться с этим человеком самостоятельно, но видит лишь ускользающую спину Надежды под дождем. Смерть воет. — Эрен. Надежда исчезает в лесу. Мгновение не раздается ни звука, а затем где-то впереди, в лесу, раздаются два бешеных выстрела, один за другим. Смерть катится влево, в открытую траву, тяжело дыша. У нее дрожат руки. Леви переводит дыхание и следует за ней. Несколько секунд он ничего не видит. Дождь снова усиливается, делая все туманным, серым и трудноразличимым, и вокруг только… части тела. Везде. Значит, граната, должно быть, упала в груду трупов. Нет, не думай об этом сейчас. Смерть ползет, кость ее лодыжки наконец-то проткнула кожу, она выкрикивает имя Надежды в вопящую серую бурю, и Леви чувствует почти непреодолимое желание защитить их. Он поворачивается к ней спиной и, прищурившись, смотрит в лес. Когда он находит Надежду, тот стоит спиной к дереву, окрашивая кору в черный цвет от крови. Его подстрелили. Ранен просто в плечо — с ним все будет в порядке, — но его подстрелили. Леви присаживается перед ним на корточки. — Я достал его, — говорит Эрен грубым голосом. Он ухмыляется. — Идиот, — Леви оглядывается по сторонам. Кора дерева выглядит знакомой. Почему… Верно. Его сны. Вся эта кровь, все эти корни. — Оставайся здесь. Надежда кивает, показывая на свой пустой магазин, как бы говоря: «Все равно у меня ничего нет». Леви поворачивается обратно к лесу, но тот молчит. Тихо, если не считать шипящей бури и собственного затрудненного дыхания Леви. Он смотрит в сторону лагеря, откуда слышит — издалека — крики. Выстрелы. Крики. Эрвин. Значит, он знает. Он поворачивается к лагерю, прежде чем по-настоящему осознает это, прежде чем сможет позволить себе запаниковать при мысли об этом. Ворота лагеря открыты. И Титан исчез.