12 дней софта.

— Да хоть про проституток пиши в стиле «СПИД-Инфо», выпуск мы должны тридцатого с утра сдать, и статья твоя на столе должна быть послезавтра утром! Удар кулаком по столу пускай не особенно сильный, — царскую ручку главред повредить боится куда сильнее, чем хочет припугнуть одного из своей стаи, — но Макс понимает сходу, что это не пустые угрозы. Впервые, пожалуй, за долгое время. Начальство ему угрожать любило как-то особенно. Иногда — потому что правда проебланил с дедлайнами и не сделал ничего, иногда — просто из желания припугнуть. Кольцов любил думать, что это из страха его потерять, вот тут и держат всеми силами. Да ладно, не просто любил, смаковал эту мысль каждый раз, нагло глядя в маслянистые глазки босса, которого хотелось видеть в коробке от стиралки у помойки. Оставалось вот только это исключительно мыслью, и главред продолжал сидеть в своём кресле, а он рядовым журналюгой издания далеко не из сотки признанных бегал и собирал всякую грязь и мелочёвку. Выбора не было. — В такую погоду ни один сутенёр своих проституток на улицу не выгонит, — безразличным голосом отвечает Макс, как будто бы ему и правда всё равно, — минус двадцать пять за окном, как никак. — Значит, Максик, ты нелюбимая проститутка. Пошёл. Шипеть змеёй бесполезно, приходится улыбку из себя ядовитую выдавить, и, не выдавая протеста прикрыть за собой дверь кабинета начальника, в качестве единственной шалости за весь этот разговор плюнув в цветок, удобно расположившийся прямо у двери. Может засохнет наконец, пальма сраная, от его яда. Последнего скопилось за годы работы в «Моське» неприлично много, куда его девать — понятно не было. И вроде бы бежать уже отсюда надо скорее, искать место, но каждый раз что-то шло не по плану. Приходилось проговаривать — не сегодня, в другой день, после праздников, потом, потом, потом… За спиной неудачный брак, первые тридцать лет жизни и едва-едва покрываемая ипотека, а потом всё никак не наступает. Мысль в голове шевелится совсем некрасивая: так может яд-то этот, он на себя, не на окружающих тебя? Надоедливую муху очевидности в мозгу Кольцов прихлопывает ладонью вместе с крышкой ноутбука, и тянет с вешалки куртку. Хочет старый хрен сенсацию перед Новым годом? Макс её зубами ему выгрызет, лишь бы не грызть себя. Где искать грязь жизнью Кольцов научен. На самом деле, достаточно на улицу выйти, пройтись по дворам, присмотреться к людям, пообщаться с тем, кто тоже положением жизненным оказался не особенно обласкан. Злачные места, даже при отсутствии там представителей и представительниц древней — так вообще идеально. Где такие в Москве искать — знает не по наслышке, в конце концов, на одну ночь иной раз проще кого-то снять. Такси мчит его по засыпанным снегом улицам, а Макс мыслями уже совсем не здесь. Копошится в заметках в телефоне, варианты прикидывает, изливает всё свое настроение на потрескавшееся защитное стекло айфона, клацая пальцами так, что таксист, сначала было открывший рот в желании поболтать, почти сразу захлопнул его обратно, уточнив только конкретный адрес. Попытавшись уточнить, ведь его у Кольцова не было, только примерное направление. Поэтому и вышел посреди улицы, напротив продуктового, в гирлянде на витрине которого половину огоньков уже кто-то спёр, а остальные горели так тускло, как будто напряжения им катастрофически не хватало. Учитывая, как напрягался Макс, к нему сейчас самому спокойно можно было одну такую подключать, и лампочки радостно взорвались бы. Пройдясь вдоль ярких витрин по главной улице, принюхиваясь к потенциальной сенсации, — из шарфа, конечно, мороз обжигал кожу совсем немилостиво, — Кольцов понял, что так просто не выйдет, и свернул в переулок, который не обещал новогодней иллюминации, но приключений — определённо мог выдать. Если, конечно, все местные знаменитости не позамерзали к такой-то матери. Сначала — ровным счётом ничего. Тихие пятиэтажки, в окнах которых на разные лады моргают зелёные, красные, синие и жёлтые огоньки, бумажные наклейки на них же, крики детей откуда-то сверху, звуки телевизора и ничего такого, на что внимание вообще стоит обращать, когда тебе нужен взрыв. Макс не расстроился. Почти. Двинулся дальше, не переставая оглядываться. Себя ощущал каким-то вором, пробирающимся к чужим ценностям, не меньше. Хотелось бы, конечно, своих, хотя бы информационных, но нет как нет. День от просто плохого медленно двигал стрелку в сторону хуёвого, а мороз, до этого просто покалывающий руки и лицо, теперь щипался больно, а ноги под тканью джинсов как будто леденели. Смириться — слишком просто, когда упрямство сильнее всего на свете, но Кольцов почти был готов смириться. Почти. Пока не услышал со стороны одного из подъездов, над которыми не горела лампочка, стоны. Прислушался сначала — не показалось ли? Не показалось. Второй раз — внимательнее, убедиться, что это не просто отчаянная парочка под двадцать, которым острых ощущений и отмороженных репродуктивных не хватало, вот они и устроили себе здесь рандеву вечерочком. Нет, стоны были болезненные. Отчаянные даже какие-то. Пахло если не большой статьёй, то возможностью погеройствовать за бесплатно. Такие ситуации Макс любил тоже, так что в сторону источника шума двинулся, особо не думая. Поиски превратились в игру «горячее-холодное», и горячее нашлось на лавочке у подъезда, подтирающее снегом текущую из носа кровь, да прикладывающее к голове ещё один снежок. — Эй, — обращается к нему Макс. На него из полутьмы сверкают глаза, и пацан, — разглядеть его сложно, одна луна только, да свет из окон, — натурально шипит на него подскакивая с места. Видать решил, что бить будут дальше, и сразу в оборонительную стойку решил встать. Как будто она когда-то кому-то помогала. — Ты как? — потянувшись за телефоном, Кольцов фонарик на нём включает, направляя на чужое лицо, за что получает ещё более недовольные звуки. — Умные вопросы не твой конёк, — сообщают ему совсем уж нагло, но Макс ухмыляется, оценив. Жить будет, если язвит. Впрочем, у него даже это как-то вежливо получается. Договариваться привык, но в этот раз не вышло, значит. Будет иметь в виду. — По роже за длинный язык получил или ещё были причины? Свет фонарика опускается ниже, чтобы уж слишком глаза не засвечивать, но запоминается почему-то, что те были тёмные-тёмные, по краям, а в центре — ну чистый янтарь. Красивые, даже если наглые. — Честного художника каждый обидеть может, — наигранно причитает пацан, скидывая окровавленный снег себе под ноги, и набирая из свежего сугроба ещё немного. Нос выглядит опухшим, но кровь больше не идёт, это кажется хорошим знаком. За свой длинный язык Макс получал тоже часто, может поэтому сейчас на этого мальца спроецировать и пытается. Зачем только? У него тут, вроде как, дела есть. А слова о художнике, если не попытка внимание привлечь, то вполне себе весомый повод состряпать из этого историю. — Слышь, художник, а работы твои где выставляются? — Среди свободных людей, которых ещё освободить нужно, — горделиво произносит пацан, высмаркиваясь прямо в скомканный в ладони снег, да снова отправляя его себе под ноги. Видимо решив, что этого для самолечения достаточно, поправляет куртку, зябко ёжась. Можно сколько угодно выёбываться, но холодам-то плевать, кто тут есть кто. Макс, вообще-то, тоже замёрз, да и двор этот место, конечно, хорошее, но оставаться дольше положенного тут не хотелось. Надо только увести отсюда этого художника от слова худо… — Предложение есть, — Кольцов с козырей вступает, вырубая фонарик, и делая шаг вперёд, не то в попытке показаться ещё больше и солиднее, не то решив, что так доверия больше будет. Пацан напрягается, но с места не сходит: собирается слушать. — Ты мне про свои свободные художества рассказываешь, я тебя кофе пою, — заканчивает Макс мысль, получая в ответ подозрительно сощуренный взгляд: — Чувствую какую-то наёбку. — Ну нет так нет, — ведёт плечом Кольцов, разворачиваясь так, как будто на самом деле собирается уйти. Двух шагов не делает, как за спиной слышатся звуки тяжёлого дыхания, сомнений и возни, предвещающей речь. — В людное место поведёшь, и говорить я буду, — шмыгнув носом, выставляет свои условия малец, — я Андрей, кстати. Андрей, значит. Свободный художник с разбитой рожей. Макс не понимает пока, это его великая удача или большой проёб, но кивает, не оборачиваясь. Понимает, что в его спину сейчас вглядываются внимательно. Небольшая круглосуточная кофейня прямо через два дома — место и правда людное. Кольцов своему новому знакомому на неё просто кивает, и тот соглашается, особо не думая. Очевидно, даже если он сейчас ему предложил в чебуречную зайти, то Андрей согласился бы, особо не думая, так его потряхивало от холода и удара по голове. Джентльмена из себя строить Макс умеет не хуже, чем героя, то-то дверь открывает, позволяя Андрею скользнуть внутрь и втянуть носом запах кофе, сладкой выпечки и чего-то такого, тёплого, особенного, чем во всех кофейнях по зиме, а особенно перед праздниками, пахло. Это не хвоя, ведь украшения здесь искусственные, не мандарины и не прочие стандартные запахи… Да праздником тут, в общем-то, и пахнет. Картину ещё и бесконечные рождественские треки дополняют, под которые Андрей насвистывает что-то себе под нос, бросая куртку на вешалку, и куда веселее, чем по улице, топая в сторону витрины. Пока есть возможность, Макс пацана внимательнее изучает. Кроме глаз видит растрёпанные волосы, посиневший распухший нос, и озорную улыбку на лице, которая поселилась там довольно быстро. Привык себя хозяином жизни считать, как будто. Нравится ему такое или нет Кольцов пока не понимал, но не мог не восхититься таким переменам. В своих желаниях Андрей тоже не стесняется. И большой кусок пирога заказывает, и сэндвичи, и кофе большой стакан. На Макса оборачивается, одними глазами говоря — сам предложил, теперь терпи. Макс против не был. Если он сможет из этого выжать годный текст, то он не только терпеть готов. Всё, лишь бы змеюке в кресле главного и угодить, и насолить, оставаясь при этом тем, кто в белом пальто стоит в сторонке красивый. — Ну? Не выдерживает Кольцов, на самом деле, довольно быстро. Полчаса не прошло. Они тут уже и отогреться успели, и Андрей уминал одно за другим, аж за ушами трещало, а полезной информации всё не возникало. Молчали больше, иногда новый знакомый фактами о своей жизни делился. Постольку поскольку, конечно. По себя говорил мало, всё про свою организованную группу мальчиков-зайчиков, названную Тряпичным союзом. Макс на это название ухмыльнулся, но в памяти записал. Едва ли оно, конечно, ему когда-то понадобится, да и гугл таких точно не знает, но чуйка подсказывала — есть за этим что-то всё же. Пускай будет. Одного не было — на самом деле полезной информации. И это точно не играло на пользу и союзу, и Андрею, который вполне себе имеет шансы остаться отрабатывать свой плотный ужин. — Что ну? Я рассказываю, — отмахивается этот самый Андрей так, как будто Кольцов беспросветно тупой, и упускает всё ему сказанное, — я у Тряпсоюза за агитацию отвечаю, и ты бы нам пригодился. Весело подмигнув Максу, да запихнув в рот солидный кусок хлеба с рыбой, — да так, что на секунду тот подумал об этом мальце совсем не в том направлении, в каком думать нужно было, — Андрюша на спинку стула откидывается, вытирая руки салфеткой. — А пацанам не понравилось, что я им праздничную агитку нарисовал на гаражах, — заканчивает он свою мысль, довольно прикрывая глаза, — я решил, что они слишком тупые, они — что прикольно меня за это отпиздить. Вот и вся история. Ясно всё. Проебался Макс по всем фронтам, и нет там никакой истории на самом деле. Маленький вандал по прикрытием друзей побольше, который или правда верит в святую свою миссию, или просто хочет к себе внимание привлечь. Впрочем… Да чем он проститутки-то хуже? — Фотки твоего перфоманса у тебя есть? — спрашивает Кольцов на выдохе, — иначе всё это хуйня, которую подтвердить нечем. — Есть конечно, мужик, обижаешь, — лыбится на него Андрей, вытаскивая свой жизнью и годами побитый телефон, да демонстрируя может не самое качественное, но достаточно чёткое фото, которое юное дарование аж на заставку себе разместило. Впервые за последние пару дней Макс ржёт так, что парочка поздних посетителей кофейни на него оборачивается. Члены, очевидно отрисованные любителями наскальной живописи из местных дворов, любезно одеты в красные и синие шубы, заимели косы и колпаки, а сверху крупными буквами выведено такое простое, но ёмкое: Полный джингл беллз. — Позвонить только не забудь, как статья твоя выйдет, — как будто бы волнуется Андрей, когда Макс вызывается ему не такси вызвать, — нажрал и без того достаточно, а выглядит ну как глист, — так до остановки проводить. На улице похолодало ещё сильнее. Чёрт знает, сколько они в этом заведении просидели. Люди сменялись, включая персонал, а они всё трындели, и трындели, и Макс уточнял что-то…. И остановиться было совершенно невозможно. Пальцы на своём колене Кольцов тоже почувствовал, но уже не понимал, показалось ему, или они там самом деле. Судя по весёлому лицу Андрея — совсем не показалось. — Да позвоню, мелкий, позвоню, — в очередной раз обещает Кольцов, — ты же мёртвого заебёшь. — Заебу. А живого — ещё проще, — согласно кивает тот. И Макс даже не сомневается — так и будет. Что он ему названивать будет по пять раз на дню, а потом ещё столько же. Что это не последняя их встреча, и что как только рассказ о юном даровании, конечно, без имён и явок, окажется в газете, так ему захочется внимания ещё и ещё. Что, в конце концов, Андрей так сверкает в его сторону глазками, и так трепетно прикладывается губами к щетинистой щеке, моментально отогревая её от мороза… Макс ему и сам ещё позвонит. А может, чем чёрт не знает, выяснит фамилию, которую тот отказался говорить наотрез, и припрётся домой, ведомый локомотивом своей наглости. Едва двери автобуса закрываются, а Кольцов делает три шага от остановки, мобильный вибрирует в кармане. Четвертый час утра, сомнений в том, от кого это, нет. «Тащ журналист, как вам идея капиталистическую ёлку в сквере снести? Тянет на новость?» Мелкий засранец. «Или сразу на Красной площади? Даже не знаю, всё такое вкусное» Пальцы на холоде быстро немеют, но телефон Макс убирать не спешит, догадывается — это ещё не конец истории. «А может просто свиданку? Нет, так не интересно» Сталкиваться лбами с кем-то, кто одновременно настолько на него похож и так сильно отличается ещё не приходилось. Плохо слушающимися пальцами Кольцов набирает только одно слово: «Да» Они друг друга прекрасно поняли, и это главное.