Лягушка-путешественница

      Мне не под силу описать словами то, что я испытала, когда снова увидела Гермеса на своём подоконнике, Северус. С выпуска я часто вспоминала, как мы переписывались ночами, гоняя бедного филина из гриффиндорского общежития в слизеринское и обратно с письмами. Я всегда радовалась, когда получала письма от тебя. Несмотря на то, что мы учились в одной школе, находились на виду друг у друга постоянно и имели возможность в любое время подойти и поговорить, эти тайные ночные переписки всё равно приносили мне особое удовольствие всегда.       Прошло столько лет, на протяжении которых мои жалкие попытки восстановить нашу с тобой тогдашнюю дружбу не приносили никаких плодов, что я уже отчаялась. Я совру, если скажу, что не скучала. По правде говоря, мне стало стыдно за своё поведение ещё во времена учёбы. Я ужасно поступила, когда стала отдаляться от тебя, предпочитая твоей компании компанию мародёров и девочек с Гриффиндора. Может быть, не забудь я про тебя на первом же курсе, не было бы этой глупой ссоры.       Я выражаюсь скомкано и поверхностно, потому что у меня есть определенные проблемы с передачей своих чувств через слова на бумаге. Прошу, не осуждай меня за это.       Не скрывая, скажу, что едва на расплакалась, читая твоё письмо. Мне и не приходила мысль, что ты мог избегать меня из-за того, что чувствовал себя виноватым. Я думала, что обидела тебя тем, что решила порвать проверенную годами дружбу из-за одной только ссоры, а потому ты не желал слушать меня. Ты представляешь себе это? Почти восемь лет прошло. Восемь лет общения мы с тобой потеряли из-за этого маленького недопонимания. Осознавая это, я прихожу в ужас.       Я буду безгранично рада, если мы сможем (или хотя бы попытаемся) сделать вид, что не было нескольких лет безмолвной холодной вражды и сможем общаться как раньше. Всё, что мне хочется донести до тебя: я прощаю тебя за то, что ты обозвал меня тогда. И ты прости меня за то, что бросила тебя, не подумав.       Я буду ждать твоего ответа, даже если в нём будет всего пара слов, даже если он будет отрицательным.       Искренне твоя Лили. (Если ты всё ещё согласен называть меня так.)

***

      Пару секунд Северус невидящим взглядом пялился на письмо, раз за разом пробегаясь по уже заученным строчкам. Сова Поттеров принесла послание в девять утра, а сейчас часы показывали почти одиннадцать часов дня. И до сих пор он не выпускал несчастный листок из рук. Иногда отводил взгляд и истерично усмехался.       Всё было так просто. Абсолютно несложно. Проблема, гложущая его восемь лет, растаяла на глазах. Она решалась парой строк на листке бумаги.       Наконец-таки отложив бумагу в сторону, Снейп потёр глаза руками и проморгался. И опять неверяще уставился в стену. Он снова может говорить с Лили. Он может здороваться с ней. Ему не нужно натягивать эту холодную маску в её присутствие.       Когда они увидятся в следующий раз, он точно кивнёт в ответ на её приветствие. Может, даже позволит себе немного улыбнуться ей. А если вдруг резко осмелеет, то даже поздоровается первым.       Сердце пело. Он редко бывал в таком чудесном настроении, особенно последние годы. Уже почти забыл какого это.       Дверь резко открылась и Беатриче вошла в кабинет со шваброй наперевес. Прошла пару шагов, смотря под ноги, потом подняла взгляд на него и резко остановилась. — Кто-то из Гриффиндорцев сломал себе что-то? Или умер? — спросила она. — Что? — Вы так улыбаетесь, будто весь Гриффиндор исключили из Хогвартса... — на секунду она замолчала, задумчиво рассматривая его сияющее лицо, а потом мило хихикнула, — Вам идёт улыбка, профессор.       И, сказав это, девочка отвернулась и молча шагнула к книжному шкафу, по дороге опирая швабру о стену и ставя на пол ведро с водой. Улыбка на лице Северуса быстро пропала: ему стоило немало усилий подавить её.       Смахнув волосы с лица, Беатриче принялась за уборку. — Что же Вас так обрадовало? — заинтересованно спросила она, по очереди вытаскивая книги одну за другой.       Северус чуть отодвинулся от стола, пробороздив ножками кресла по полу, и жадно осмотрел её спину, затылок и ноги, стараясь запомнить каждую деталь. Её сегодняшний кардиган пестрил яркими полевыми цветами, чёрные волосы мягко струились по плечам. — Лили отправила мне письмо, — тихо ответил он.       Беатриче обернулась, завлекая его в капкан аквамариновых глаз. — В этом письме она обсмеяла Ваше желание помириться и сказала, что никогда Вас не простит? — спросила она, и он уловил незнакомые саркастичные нотки в её голосе. — Нет. — И что же, получается, Вы без причины жили, утопая в чувстве вины и страхе?       Северус поджал губы. Конечно, девочка была абсолютно права и клонила в нужную сторону. И сейчас он, естественно, осознавал, насколько ничтожной и хрупкой была стена, всё это время отделяющая его от Лили и казавшаяся ему такой огромной и неприступной. — Получается так, — ответил он. — Получается так, — вторила ему Беатриче, — Вы, взрослые, постоянно всё усложняете. Всё хвалитесь да кичитесь, что всё знаете и умеете, а как дело до действий доходит, то вы как слепые котята. Топчетесь на одном месте и не понимаете, что нужно делать, потому что воспитывали вас такие же ничего не знающие взрослые, которые злились, когда осознавали, что не могут ответить на очевидные детские вопросы, и отмахивались словами "вырастешь – поймёшь" вместо того, чтобы нормально объяснить, — она нахмурилась и тихо добавила, — Хотя что я в этом понимаю... Не доросла ещё, чтоб о таком говорить.       Всё оставшееся время они молчали. Беатриче продолжала уборку, а Северус просто не знал, что ответить ей. Девчонка была бесспорно права. Мало того, она озвучила мысли, которые преследовали его самого несколько лет подряд после окончания школы. Однако смотрела на ситуацию Беатриче с другой стороны, нежели чем он. Северус был убежден, что взрослые не отвечают на вопросы детей исключительно из-за собственных соображений. Ведь родителям будет неудобно, если их ребенок будет знать слишком много о мире, будет намного сложнее его контролировать и врать. Но он никогда не думал, что с родителями когда-то поступали также, а тем более не задумывался о существовании подобной бесконечной цепочки: родители ничего не объясняют детям, а те поступают также со своими детьми, и так далее, и так далее.       Больше всего его поразило, что к этому выводу пришла шестнадцатилетняя девочка. Разве может человек в таком возрасте думать настолько глубоко? С другой стороны, она и по миру таскается в одиночку с девяти лет. Так что, скорее всего, подобное мышление в её возрасте как раз-таки очень уместно.       Когда она уже собиралась уходить, у Северуса вдруг хватило духу наконец-то спросить: — Мисс Кавалли-Конте, могу я задать Вам вопрос и рассчитывать на честный ответ?       Она обернулась и он ясно увидел искреннее весёлое любопытство в её глазах. — Несомненно, — ответила она, — Однако, только при условии, что и Вы ответите на мой вопрос без утайки.       Северус с трудом подавил внутреннее возмущение и спокойно согласился: — Спрашивайте. — Когда Ваш день рождения? "И это всё?" — Девятого января. — Спасибо! Это всё что мне было нужно, — довольно улыбнулась она, — Спрашивайте, что хотели. — Да, я... Хотел узнать кое-что о Вашей матери.       Улыбка с её лица вдруг пропала. Глаза, до этого лучившиеся теплом и озорным весельем, мгновенно охладели, будто искра в них истлела и затухла. Одно лишь упоминание матери затушило её. Что должно было произойти между ними, чтобы Беатриче реагировала на неё вот так? — Я слушаю, — голос её был тих и безэмоционален. — Её имя – Доминика Кавалли-Конте, верно? — она кивнула, — У меня сложилось чёткое ощущение, что я слышал его где-то. Вы не знаете, где именно?       Она знала. Он понял по глазам, в которых проскользнуло понимание, смешанное с разочарованием. Очевидно, Беатриче совершенно не горела желанием отвечать на этот вопрос, и поэтому молчала, надеясь, что ему просто надоест ждать и он бросит эту затею. Подобное она уже проделывала, когда он хотел узнать её фамилию: тянула время. Но Северус не собирался отступать. И отводить взгляд тоже не собирался. Да и не мог: слишком притягивали к себе эти бездонные глаза.       Она помолчала ещё немного, а потом ответила ему, тихо, полушёпотом: — В фильмах. Северус нахмурился: — В фильмах? Что это значит? — Она актриса, — пояснила Беатриче с неприязнью, — Играет в маггловских фильмах. Она была довольно популярна в... семидесятых, — последнее слово она почти выплюнула, — Её часто звали на всякие... Ну, знаете, пафосные праздники для богатых знаменитых людей. Например, она была приглашенной звездой на показ коллекции осень-зима Клода Монтаны в семьдесят пятом. Её имя тогда постоянно было на слуху. Возможно, тогда Вы и услышали. — Так она магл? — уточнил Снейп. — Нет, — выдохнула Кавалли-Конте раздраженно, — Но иногда у меня складывалось ощущение, что она хотела бы им быть, — в следующий миг улыбка вернулась на её лицо и она снова засияла, — Это всё, профессор? Могу я идти? — Нет, — она наклонился, некоторое время шарил рукой по столом, после чего достал и поставил перед ней знакомую банку с вареньем, — Это Вы отправили мне? — Да, — ответила девушка незамедлительно, — Вам, кстати, понравилось?       Профессор некоторое время сверлил её пытливым взглядом, после чего настороженно спросил: — Зачем?       Беатриче недовольно цокнула языком: — Мерлин, опять эти Ваши теории заговора? Честно сказать, искренне советую Вам перестать параноить и выключить свою собаку-подозреваку. Вот бы спасибо сказать, так нет: сразу выискивать подвохи да скрытые смыслы, — она подхватила сумку и направилась к выходу, — Вот так и относись по-доброму к людям.       Она вылетела в коридор, даже не попрощавшись.       Северус медленно выдохнул. Возможно, он и правда слишком много сомневается во всём? Разве не может кто-то просто хорошо к нему относиться, без всякой на то причины и выгоды? Он поморщился. Касательно этой особы и её поступков он ни в чём не был уверен.       Он покосился на банку.       Возможно, он и правда заслужил чего-нибудь сладкого сегодня к чаю вечером.