Вопреки всему

Вдали кто-то удивленно свистел, кто-то открыл рты от удивления, кто-то заговорщически перешептывался, а кто-то и вовсе хлопал. Звуки со всех сторон оглушили меня. Я словно погрузился в вакуум. Все происходило вдали от меня, а я был там, прямо между ними. Между моим мужем и его любовником. Смотрел на то, что неподвластно изменить. Эберхард что-то кричал, продолжая дергать меня за рукав, а потом рванул прямо к отцу, мешая тому закончить поцелуй. Я чувствовал, что ноги перестают держать. Это был конец, тот самый, о котором говорил Тобиас. Finita la commedia. Я больше не могу выдержать. Это выше моих сил. Нужно убежать, от него как можно дальше. Прихватить с собой сына и бежать. Как можно быстрее. Как можно дальше. Мне нужна помощь. Я не справлюсь с ним один. Он не позволит мне уйти, да еще и с Эберхардом. Мне нужен тот, кто имеет власть, кто владеет реальной силой и сможет противостоять Рейну. Тот, кто сможет пойти против Каттерфельдов. Тот, кто готов пойти на такое ради меня. Я почувствовал взгляд Рейна на себе. Он держал в руках Отто, прижимая к себе, пока возле него плакал наш сын. Это не тот Рейн, в которого я влюбился десять лет назад. Это чудовище. Бесчувственное, уродливое и хладнокровное. Я ненавижу его. Он сломал ту последнюю часть меня, что любила его, несмотря ни на что. Черт возьми, он снова это сделал! Снова уничтожил меня! Развернувшись, я побежал в сторону лестницы, на второй этаж, где нет всех этих взглядов, полных жалости и насмешки. Невыносимо находиться здесь. Хочу домой. В место, где не будет проблем. Где будет тепло и хорошо. Где будут люди, которые по-настоящему любят и заботятся обо мне. Это не поместье Каттерфельдов, не таунхаус в Лондоне и уж точно не родительский дом в Уэльсе. Почему за тридцать лет жизни у меня так и не появилось место, которое я мог назвать домом?! Лестница закончилась так же быстро, как и началась. Я сел у первых же дверей, обняв себя руками. Их била мелкая дрожь, которую я никак не мог унять. На втором этаже издали доносилась приглушенная музыка. Впервые классическая музыка казалась такой раздражающей и досаждающей. Я закрыл уши. «Я хочу помочь тебе…» «Каттерфельд завел себе шлюху, привел ее в твой дом и познакомил с твоим ребенком…» «Не хочешь отомстить?..» «Как только надоешь Каттерфельду, он заберет твоего ребенка, и ты его никогда не увидишь…» «Хочешь ли такой судьбы?..» «Я твой благодетель и сделаю что угодно ради тебя…» Незнакомец. Злоумышленник. Человек, который владеет компроматом на Рейна. У него достаточно власти, дабы добыть такую информацию. Он хорошо знает Каттерфельдов. У него на руках есть то, что уничтожит Рейна раз и навсегда. Если у этого человека есть еще какой-то компромат, то это позволит мне держать Рейна в ежовых рукавицах. Он сможет дать мне развод. Он сможет отдать мне ребенка… Вытерев слезы, я потянулся в карман за телефоном. «Кем бы ты ни был, помоги мне все это закончить. Я сделаю что угодно, только помоги.» Не пришлось долго ждать. Спустя несколько долгих секунд телефон завибрировал. «Я знал, что ты образумишься, милый. Третий этаж, вторая дверь от лестницы справа.» Дорога наверх заняла не больше минуты. Не раздумывая, я открыл дверь. Мне не нужна месть, я искал спасения. И оно было за темной деревянной дверью вместе с моим спасителем. Никаких раздумий — лишь искреннее желание все закончить. Поставить точку в нашей с Рейном истории. В полумраке комнаты виднелась фигура. Освещаемая одним светильником на столе, она медленно попила что-то из бокала, сидя за столом. Я закрыл за собой дверь и подошел поближе. — Вы… — Давно не виделись, дорогой. От знакомого голоса я невольно попятился назад. Я не видел лица из-за темноты, но этот голос я мог узнать из тысячи. — Вы. Вы… Это не можете быть вы! — Почему? Возможно, именно меня ты и жаждал здесь видеть. Тобиас поднялся из-за стола и подошел прямиком ко мне. — Садись. В ногах правды нет, — ведомый его голосом, я сел на небольшой диван. Пазл в моей голове медленно начал складываться. Человек, который работает у нас компании и может отправить оттуда письмо, дабы запутать след. Человек, который знает о нелегальном бизнесе Каттерфельдов. Человек, который знаком со мной достаточно близко. Человек, который ненавидит Рейна. Человек, у которого достаточно власти его уничтожить. Это все время был Тобиас Каттерфельд. Как я мог быть таким слепцом? Тобиас - единственный человек, что в здравом уме может предложить мне уничтожить Рейна. Почему я не понял этого раньше? Они с Рейном ведь как кошка с собакой были готовы перегрызть друг другу глотки только из-за того, кем являются. Сколько бы я ни пытался смягчить их связь, они никогда не ощущали, будто связаны одной кровью. Враги — единственное слово, что подходило под описание их взаимоотношений. Тобиас специально отправил мне письмо с компроматом, ведь знал, что я так просто не оставлю измену любимого человека. Он прекрасно понимал, что я вспылю и мы поссоримся с Рейном. Он знает меня настолько хорошо, чтобы предугадал мою реакцию на несколько шагов вперед. Это он… Это все он! — Зачем?.. Зачем вам это?! — пускай это прозвучало жалобно, сейчас я желал знать лишь одно — правду, какой бы она ни была. — Ты несчастен, Джером. Рейнхольд запудрил тебе мозги. Если бы я вмешался раньше, еще до рождение Эберхарда, у тебя была бы возможность сбежать, но мой непутевый племянничек заковал тебя в оковы. — Зачем? — Брак, ребенок, работа — все крутится вокруг него. Ты не можешь даже выйти за пределы дома без охраны. Это не что иное, как рабство. Плен. — Зачем?.. — Тебе пора открыть глаза, дорогой, но правда стоит дорого. Он хотел положить мне руку на плечо, но я отбросил ее и резко встал из дивана. — Черт возьми, мистер Каттерфельд, зачем вы это сделали?! Мы прекрасно жили, пока вы не вмешались! Я привык к Рейну, привык к тому, какой он, и к его отношению ко мне. Я был готов простить ему тысячи погубленных жизней. В конце концов, я люблю его! Это была наша жизнь. Это была моя жизнь!.. Что вы наделали… Мужчина встал и подошел ко мне, прижав к себе. Я вновь разрыдался, как младенец, не в силах сопротивляться. Вцепился в его дорогую рубашку руками, мял ее и ронял слезы, не в силах остановиться. Позорно показывал слабость перед человеком, который все разрушил. — Тебе давно пора было открыть глаза, милый. Ты прекрасно знаешь, что я всегда был против твоего появления в жизни Рейнхольда, и это не просто так. Он подобен его отцу, точная копия, холодный и бесчувственный. Я видел, что ты не такой, как он. Ты добрый, скромный и светлый. Я был уверен, что он погубит свет внутри тебя. И я был прав. Посмотри, как все обернулось. Племянник, старший брат и даже мой отец — все они не предназначены для любви. Это машины, которые способны лишь делать деньги… Всего за месяц он нашел тебе замену, а через два — эта замена заняла твое законное место на этом празднике. Как скоро Рейнхольд предпочтет видеть с сыном любовника, а не тебя? Тобиас потянул меня на диван, усаживая. Его рука легла на мою спину, поглаживая. — Поверь, мне было тяжело раскрывать тебе глаза на правду так же, как и тебе — столкнуться с ней. — К-как теперь быть дальше? — я словно ребенок, всхлипывал, произнося каждое слово. Я пытался вдохнуть, успокоиться, но все напрасно. Чаша эмоций переполнена, и они требовали вырваться наружу. Я хотел успокоиться, но никак не мог. Всхлипы волнами накатывали, словно цунами, от которого нельзя укрыться. — У тебя два варианта. Первый — ты возвращаешься в поместье и продолжаешь воспитывать ребенка, как раньше. Все это время Рейнхольд будет развлекаться с той шлюхой у тебя под носом, и так будет до тех пор, пока тебя не решат вышвырнуть из дома. Когда Эберхард подрастет, ты станешь ненужным и… — Прошу, хватит! — перебил я мужчину. — Каков второй вариант? Я не могу больше слушать это. Мне хватило два месяца такой жизни, чтобы понять, какой это ад. Я был глупцом, принимая ситуацию как норму. Лишь безумец жил бы под одной крышей с мужем, который развлекается с любовником, пока ты воспитываешь его ребенка. Я был безумен. Но сейчас я, как никогда, понимаю, что так продолжать нельзя. Я не выдерживаю. — Ты доверишься мне. Я помогу тебе уйти от Рейнхольда вместе с Эберхардом. Ты навсегда забудешь об этом человеке и начнешь новую жизнь, под новым именем и не в Германии. Ты больше никогда не услышишь имени Рейнхольда Каттерфельда, если не пожелаешь того. Только ты и твой сын… За небольшую услугу. Услуга? Вот в чем дело. Все проще некуда. Все не могло звучать так просто. — И какова цена моей свободы? — ехидно спросил я, стирая остатки слез. Мой внезапный порыв закончился, оставив после себя только мокрое пятно на рубашке мужчины. Я отстранился от Тобиаса, почувствовав укол отвращения. — Во сколько обойдется моя с Эберхардом жизнь? Десять миллионов? Двадцать? — Милый… — Тобиас накрыл мои руки своими, но я выдернул их. — Нет! Я хочу знать, сколько стою! Мужчина тяжело вздохнул. Я видел в его холодных и голубых, словно у Рейна, глазах обиду и грусть. — Прежде, чем я скажу, хочу, чтобы ты знал, это малая цена за столь долгожданную свободу. Если ты согласишься — я сделаю все для тебя. Что бы ты ни попросил. И так будет до конца твоей жизни, Джером… — Сколько? — Все твои акции. В одном Тобиас был прав — Рейн надел на меня оковы, которые я никогда не смогу снять. Акции тоже были одними из них. Когда я решился вступить в брак, мы подписали брачный договор. Я ничего не хотел от Рейна, что и сказал ему, но он был непреклонен. Он желал, чтобы я получил не просто место бухгалтера в его компании, он хотел видеть меня, сидящего подле него за столом акционеров. Как и полагается мужу столь знатного мужчины. Он подарил десять процентов своих акций мне, назвав это приданым. Этого было недостаточно, дабы заблокировать или опротестовать решения совета, но достаточно, чтобы поддержать и даже перевесить решение в чью-то пользу. Каждый раз я присутствовал на сборах как один из акционеров. Нельзя было не заметить, что наша компания поделена на две части, как и акционеры. Большинство следовало за решениями Рейна, и лишь немногие шли за Тобиасом. Я же, как верный муж, шел за каждым решением Рейна. К тому же, это были его акции, и он отдал их мне лишь для доказательства доверия. Сейчас я понимаю, что это был очередной виток цепи на моем теле, а вовсе не доверие. Тобиас, как член семьи Каттерфельд — основателей компании, имел в своем распоряжении тридцать два процента акций. Но этого никогда не было достаточно, дабы отобрать желанный пост главы компании у племянника, даже заручившись помощью многих акционеров. Доля Рейна, как и его отца, всегда превосходила Тобиаса. Но вместе с моими акциями у Тобиаса все возможности забрать пост главы у Рейна. Это был его козырь. Окажется ли он у него или нет — решать только мне. — Это предательство. — Предательство?! — громко рассмеялся мужчина. — Предательство, мальчик мой, это то, что сделал Рейнхольд. Он предал тебя. Ты лишь пытаешься спасти собственную жизнь. В этом нет ничего позорного. Лишь метод выживания, не более. «Это бизнес, Джером. Ничего личного.» «Лишь метод выживания, не более.» Столь разные фразы в столь противоположных ситуациях от разных людей, но как же омерзительно похоже они звучат. Хотелось смыть с себя эти слова, как и последние десять лет жизни, содрать их вместе с кожей. — Вы больше похожи на своего племянника, чем вам кажется, мистер Каттерфельд, — тихо прошептал я скорее себе, нежели мужчине. Он нахмурился брови, но промолчал. Дорогой Рейн, ты не оставил мне выбора. То, что было между нами, принесло мне больше страданий, нежели счастья. Я впервые боюсь не за себя. Мне страшно, что ты сделаешь с судьбой нашего ребенка. Ты слишком жесток воспитывать его в одиночку. Как только я уйду, ты лишишь Эберхарда детства. Хуже всего то, что я уверен в этом на все сто процентов… Поэтому я заберу нашего сына с собой. Тобиас сделал слишком заманчивое предложение. Я смогу воспитать Эберхарда без тебя, Рейн. Тот ты, что целовал любовника на глаз у всех, не заботясь о моих чувствах и о том, что подумает наш ребенок, когда увидит это… Такой ты нам не нужен. — Я согласен, но есть условия. — Конечно, дорогой. Как я и говорил, я сделаю все ради тебя. — Вы должны понимать, что я никогда не считал эти акции своими. Когда я принял их от Рейна в качестве свадебного подарка, сразу решил, что они достанутся Эберхарду. Это его акции по праву наследования и я желаю, чтобы так было всегда… Поэтому, я не хочу отдавать их вам, ведь мой сын останется ни с чем. Вам ведь нужен лишь мой голос, дабы поддержать вас при выборе нового главы? Я согласен отныне и впредь, пока Эберхард не заберет у меня их по достижению совершеннолетия, соглашаться с каждым вашим решением, каким бы оно ни было. Подобно временам, когда я голосовал все время за Рейна, теперь это будете лишь вы. Всегда вы, Тобиас. Мужчина задумался. Ему не понравилась идея, но это было лучше, чем ничего. Тобиас прекрасно понимал, если я уж что-то и пообещал, то обязательно выполню. Я человек слова. По крайней мере, до тех пор, пока плохо не сделают мне или Эберхарду. Эберхарду только пять, а значит, к делам он придет не ранее, чем лет через пятнадцать. Если мой сын не захочет сражаться за место главы в будущем, то у него всегда будут акции и немалые дивиденды от них. Это его наследство, и я точно не в праве лишать Эберхарда его. Я никак не отношусь к Каттерфельдам и к их собственности, но в жилах Эберхарда течет кровь этой семьи, он заслуживает все это больше, чем кто-либо. На мои плечи легло воспитание, и я сделаю все, чтобы в будущем сын смог распоряжаться деньгами правильно, а не так, как его отец. Эберхард вырастет добрым и благородным молодым человеком со знанием позволенных границ. — А другие условия? — насупил тот брови. — Они не настолько невыполнимы, не волнуйтесь, — впервые за все время рассмеялся уже я. После внезапного порыва мне стало лучше. Точно так же, как когда-то я разрыдался перед сыном, мне полегчало. В последнее время мои эмоции напоминают маятник. — Если Эберхард захочет остаться с отцом, я отпущу его. Однако если все пойдет по такому сценарию и я уеду, а малыш останется здесь, то вы поклянетесь, что будете заботиться о нем вместо меня. — Я уверен, что Эберхард пойдет за тобой, куда бы ты ни решил. Он умный ребенок, понимает, что с таким отцом, как Рейнхольд, ему ничего не светит. — И все же. Я все объясню ему и предоставлю выбор. Как вы и сказали, он умный ребенок, сам поймет, что ему нужно. И еще одно условие... Мой сын никогда не должен узнать, почему я ушел от его отца. — Ты о нелегальном бизнесе? — Я не хочу, чтобы Эберхард думал об отце, как о предателе и убийце. — Рано или поздно правда всплывет. — Покуда я жив, он ни за что не узнает. И вы должны этому поспособствовать. Я не позволю своему ребенку заниматься этим. Эта часть наследия Каттерфельдов никогда не должна достаться ему. — Ты как всегда, Джером. Ни слова о себе — все о ребенке. Мог бы и попросить для себя что-то. Я чувствовал, что Тобиас расслабился. Он видел, что я готов на сделку, и уже начинал шутить. Снова возвращался мужчина, который мне столь нравится. Атмосфера немного разрядилась, и я почувствовал себя намного лучше. Ставя условия, я ощущал себя хозяином положения, хотя и понимал, что это далеко не так. — Так вы согласны? — Да. Я протянул руку, чтобы скрепки нашу сделку. Но в следующий момент почувствовал, как он потащил меня на себя и крепко обнял. — Я о вас позабочусь. И о тебе, и о твоем дитя. Вы ни в чем не будете нуждаться, обещаю. — Мы еще успеем вам надоесть, — неловко рассмеялся я, обняв того в ответ. Семейные объятья, которые никогда не дарили мне родители. Эта поддержка, она так нужна мне сейчас. И лишь Тобиас был готов предоставить ее мне в полной мере. Эберхард был слишком мал, чтобы понимать чувства на моей душе, а Мартин - лишь друг, который к тому же работает на Рейна, я никогда не смогу открыться ему по-настоящему. Сейчас он чувствовал не что иное, как вину, и когда она пройдет, он поймет, что рисковать своей головой ради меня — удел безумца. Лишь Тобиас был готов пойти на столь рискованный шаг. Конечно, это сделка в первую очередь выгодна для него самого. Забрав мой голос на собраниях, он фактически объявит Рейну войну. Так как оба Каттерфельда прекрасно могли уничтожить друг друга информацией, они не вели ее открыто. Только честная борьба могла принесли победу, не затронув семейное состояние. Тобиас уберет Рейна, не повредив статус их семьи. Рейн ничего не сможет сделать: ни оспорить решение большинства акционеров в пользу Тобиаса, ни уничтожить врага. В случае этой семьи, если роешь могилу для одного — рой еще одну для себя. Когда я окончательно пришел в себя, успокоился и осознал, в какой ситуации оказался, Тобиас предложил выпить. Горькое спиртное смягчило меня, и я почувствовал себя намного лучше. Мужчина детально изложил, в чем заключается его план. В следующую среду должно пройти ежегодное собрание акционеров. Заручившись поддержкой других акционеров, Тобиас свергнет Рейна. Очевидно, что для Рейна, который ничего не подозревал, это станет шоком. И главным виновником он будет считать не кого иного, как меня. — Ты должен понимать, что всех собак он спустит на тебя, — потягивая жидкость из бокала, произнес мужчина. — До того момента ты должен будешь находиться в другой стране или, как минимум, сидеть в самолете. Как только Рейнхольд позвонит этому головорезу Эйзенманну, счет пойдет на минуты. — Я слышал от Дитера и Питера, моих телохранителей, что Клаус Эйзенманн не простой человек. Неужели он настолько опасен? — Когда говоришь слово «верность», в моей голове всегда всплывает его имя. Он безумно предан своему хозяину, Рейнхольду, и ни за что не посмеет ослушаться приказа. Верность безумного человека опаснее любого оружия. Хотя меня больше пугает не он сам, а его обширные связи. — Если все так, как вы говорите… сможем ли мы скрыться от него? — От Рейнхольда — да, но не от Эйзенманна. В этом ты прав, нам придется попотеть. Думаю, что несколько пересадок самолета, пару смен машин, городов — и даже он потеряет след. А может, я придумаю что-то более простое в исполнении. В любом случае, твой безопасный побег — моя забота. Неужели настолько опасный человек все время работал на Рейна? Тогда неудивительно, что нелегальный бизнес мужа процветал. Почему-то я был уверен, что Эйзенманн далеко не просто военный в отставке. Да и его ненависть ко мне… Это не могло быть просто так. — Дорогой, ты должен хорошо уяснить и запомнить наш план. Форс-мажор — последнее, что нам нужно. Если я заберу компанию у Рейнхольда, а ты не сможешь сбежать… Я никогда себе этого не прощу. Ты должен это понимать и не огорчать старика, ладно? — Не такой уж вы и старик. — Мне пятьдесят семь, Джером. Просто благодаря прекрасной генетике Каттерфельдов я до сих пор не покрылся сединой. Хохот разнесся по кабинету. Сидя на диване с бокалом коньяка и не думая о лишних заботах, я мог почувствовать себя собой. Впервые за столь долгое время я ничем не отягощен. Все благородя Тобиасу. С ним я смог отпустить себя и расслабиться, точно как с Рейном в начале отношений. Только с одним отличием — к нему я чувствовал безграничную страсть и любовь, а к Тобиасу — родственную связь, столь сильную, что чувствуется даже на физическом уровне. Часть меня все еще кричала о том, что я совершаю ошибку. Сделка с дьяволом. Разум вопил вспомнить, кто во всем был виноват, кто подкинул мне тот злосчастный компромат, с которого все началось, и кто специально пытался нас поссорить, чтобы захватить власть в компании. С каждым глотком вина, подливаемого Тобиасом, та часть меня заглушалась, отдавая власть другой, более расслабленной и спокойной. Она тихо и не спеша шептала мне на ухо, что скоро все закончится. Услада для моих ушей. Мы долго беседовали ни о чем. Мужчина рассказывал о дочерях, забавные истории из своей молодости. Я так завидовал Миранде и Изабель. Им несказанно повезло с отцом. Если бы у меня был такой отец, возможно, я бы вырос не столь скованным и нелюдимым. Возможно, он научил бы меня, в каких людей лучше не влюбляться, а каких поступков не совершать. Жизнь была бы намного проще, если бы я встретил Тобиаса лет пятнадцать назад, до встречи с Рейном. После четвертого бокала меня начало развозить. Выпитого алкоголя было достаточно, чтобы я, не стыдясь, лег головой на колени мужчины. Тобиас откуда-то взял плед и накрыл меня им. Никакой неловкости, никакого стыда. Мы изредка тихо переговаривались и смеялись. Глубокий тенор усыплял меня. — Скажите правду. — Дорогой, неужели ты так неустойчив к алкоголю? — Ну-у, — протянул я недовольно, пихая того в бок. — Скажите. — Напомнишь мне научить тебя пить, — я еще раз больно тыкнул его локтем в бок. — Ауч! Да скажу я тебе все. Что ты хочешь знать? Я не умею читать мысли. — Почему вы решили помочь мне? Это только из-за акций? Неужели все так прозаично? Свобода взамен на деньги? Вопрос волновал меня уже давно, но мне никак не хватало смелости его озвучить. В своих мыслях я чуть ли не боготворил мужчину и в тот момент, когда он сказал, что поможет мне лишь из-за каких-то акций, я очень опечалился. Я до последнего надеялся, что была какая-то иная причина. Действительно важная. Мужчина ответил не сразу. Неловкая пауза повисла между нами, и мне почему-то захотелось вернуться во времени и ни о чем не спрашивать. — Помнишь, как ты впервые узнал о том, что Рейнхольд торгует оружием? В тот год мы только-только отпраздновали четыре года вместе. Рейн выделил целых три дня для того, чтобы съездить на отдых и отпраздновать нашу годовщину. Зимние пейзажи гор, лыжи, небольшой теплый домик, усыпанный снегом, и только мы вдвоем. Целых два дня мы провели наслаждаясь столь желанным уединением, пока не раздался звонок. По выражению лица Рейна я осознал, что на работе случились какие-то проблемы. В то время я только начинал работать у него в фирме. Обычный стажер не мог знать, что же случилось на самом деле. Рейн успокоил меня и заверил, что все хорошо, а сам заперся в другой комнате, где провел весь день, вовсе не выходя. На улицу мне строго-настрого выходить запретили, а в доме было всего две комнаты, одну из которых занял Рейн. К вечеру я уже чувствовал, как от напряжения трясутся руки. Вскоре к домику, что находился довольно отдаленно от остальных в горном комплексе, подъехало несколько машин. Эйзенманн в окружении своих людей вошел в дом и, не обращая на меня внимания, пошел искать Рейна, пока остальные громилы остались со мной. Неизвестность нервировала меня. Перед глазами стояло побледневшее лицо Рейна от услышанного на втором конце телефона. Из вежливости я предложил гостям чай и, что удивительно, они согласились. Я замечал презрение в их глазах, поэтому давно бросил идею понравиться телохранителям. Их босс, Эйзенманн, не любил меня — они следовало его примеру, за четыре года я уже свыкся. Только Дитер относился ко мне как к человеку, но его не было среди приехавших, а Питер в то время еще не работал на Каттерфельдов. Вскоре я услышал, как что-то разбилось. Громилы даже не шелохнулись, продолжали пить чай, закусывая печеньем. Увидев их спокойную реакцию, я расслабился. Если бы была опасность для Рейна, они бы уже выломали дверь в его кабинет, выломав двери. Внезапно я отчетливо услышал голос Рейна, который кричал на Клауса. Сказав гостям, что отойду в уборную, я последовал в сторону доносившихся звуков. — Как так вышло, что поставка сорвалась?! — от громкого голоса Рейна я вздрогнул, прижавшись к стене. Никогда не слышал, чтобы он так кричал. — Кто-то намеренно заменил в отчете цифры. Когда Мартинес увидел, что мы доставили ему неполноценную партию, то весьма… расстроился. Кто такой Мартинес? Неполноценная партия? Цифры? Я ничего не мог понять. — Кто-то… Ты пришел ко мне, не узнав имени крысы в нашем офисе? — Моя вина. Но я неоднократно говорил вам, что держать столь ценную информацию на сервере компании — не лучшая идея, — ответил непреклонно Клаус. — Хочешь что-нибудь спрятать — прячь на самом видном месте. — И посмотрите, к чему это нас привело? Кто-то узнал о том, что вся информация о поставках оружия у нас на сервере, и взломал его. Хотя мистер Хоффман продолжает утверждать, что никакого взлома не было. Он предполагает, что кто-то узнал пароль и вошел непосредственно благодаря нему. Поэтому никакого постороннего вмешательства не было зафиксировано системами безопасности. Но с этим еще предстоит разобраться, — на мгновение Эйзенманн умолк, обдумывая что-то. — Сейчас у нашего врага все карты на руках. Неизвестно, что он сделает дальше. Поставка оружия? Враг? Мартин Хоффман? Мартин в чем-то виноват? — Клаус, главная наша проблема не тот, кто взломал сервер, и вовсе не украденная информация, — Рейн глубоко вздохнул. — Напомню, что Мартинес наш постоянный покупатель, и он заплатил половину оговоренной суммы за неполный товар. Наверняка тот считает, что мы сделали это специально. Я не могу предположить его следующий шаг, но зная его семью… На минуту все затихло. С каждым мигом осознания мне становилось все дурнее и дурнее. — Собери всех наших ребят. Пусть приготовят все в Мюнхене. Мы возвращаемся. Наш главный приоритет — объяснить Мартинесу, что произошла ошибка, пока он не совершил непоправимое. Нельзя допустить войны с испанцами. — Да, босс, — покорно ответил Эйзенманн. — Пустить нескольких ребят по следу взломщика? — Пусти, посмотрим, что за крыса завелась у нас. — А после? — Проверишь, не успела ли информация попасть в неправильные руки, а после — избавься. После разговора мы собрали вещи и уехали из горнолыжной базы. Рейн отправился в неизвестном направлении, а я — домой в Мюнхен. По количеству прибавившейся охраны я понял, что дело серьезнее, чем я мог представить. Я не был дурачком, сложить два и два было проще некуда. Оружие, поставки, постоянные командировки за границу, его бизнес-партнеры, о которых никому ничего неизвестно. Передо мной будто открыли совсем другой мир, в котором Рейн был совсем иным человеком. Я корил себя за то, как не понял этого раньше, ведь все было на поверхности столько лет. Я подобно дурачку верил в его святость, общался с людьми из его благотворительных фондов, не в силах поверить, что столь идеальный мужчина вообще существует и что я вместе с ним. Но это оказалось лишь хорошим образом, ведь настоящий Рейн был всегда внутри. Он скрывал это на протяжении четырех лет, и мне было больно осознавать, что я никогда не знал его настоящего. По приезде домой я закрылся в своей комнате, обдумывая, как поступить. Реальность свалилась на меня, и я начал смотреть на все под другим углом. В те дни я разрывался между страхом от человека, в чьем доме живу, и моими чувствам к нему. Я не мог понять, какой следующий шаг следует предпринять: примириться с тем, что мой любимый является убийцей, или же уйти от него, навсегда забыв об этом. Но главной проблемой было то, что я знал, кто ответственен за всю эту заварушку. Так как я работал никому неизвестным стажером в компании, первое время я занимался работой принеси-подай в своем отделе. Однажды тогдашняя глава бухгалтерского отдела отправила меня к Рейну. Женщина была умной, быстро успела прознать, что я любовник их босса, поэтому постоянно посылала меня к нему, дабы смягчить его гнев. Да и я, что таить, не был против проведать Рейна и напомнить ему не засиживаться допоздна — ждать его в одиночестве дома я не любил. Однажды она отправила меня занести недельную отчетность, но в кабинете Рейна не оказалось, зато я встретил Тобиаса. В тот момент мы уже довольно хорошо общались между собой, но я точно знал, что тот не питает особых чувств к племяннику. Было так странно видеть его в кабинете Рейна. Я списал его присутствие на обыкновенный деловой визит. Но после того, как услышал о крысе в офисе, сразу догадался, что это старший Каттерфельд. Пазл идеально сложился, вот только… — Еще бы такое забыть. После этого я впервые захотел уйти от Рейна. А потом меня заперли в поместье, да и вы знаете… это неприятная тема. После того, как я узнал, что мой мужчина, с которым я жил уже четыре года, является хладнокровным убийцей, пусть и совершает преступления не своими руками, мне стало омерзительно находиться подле него. Да еще и все эти семейные разборки между племянником и дядей… Я не хотел участвовать в них, поэтому собрал вещи и решил уйти. Тихо и без ссор, написал ему прощальную записку и вышел за дверь поместья. Но тогда я не учел одно — охраны стало больше. Мне не позволили уйти. Сказали, что нужно дождаться Рейна и поговорить с ним лицом к лицу. Заперли в комнате и лишь кормили несколько раз в день. Это было настоящим кошмаром. Неделю, а может и больше, я провел наедине с самим собой. Сойти с ума казалось проще, чем дождаться возвращение Рейна. Вскоре передо мной вновь предстал он. Ожидаемо, что мы поссорились. После заточения мое желание улететь назад в Лондон только укрепилось. Но даже тогда мое мнение никто не стал слушать. Меня снова заперли. Рейн думал, что так я успокоюсь и смогу обдумать все еще раз. А потом… потом мне стало настолько плохо, что пришлось вызывать доктора. Длительный эмоциональный выброс, стресс и депрессия иссушили меня. В то время я и вовсе забыл о том, что был единственным человеком, который знал личность врага Рейна и видел воочию. Крысой оказался его собственный дядя, о чем я умолчал. — Уверен, ты догадался, что это я разрушил сделку между Мартинесом и Рейном тогда. Ты всегда был больно умным, Джером. — Никто посторонний не может заходить в кабинет Рейна просто так. Только я и вы. Больше никого секретарь и не пропустит. Догадался бы даже ребенок. — Подкупить секретаря было проще простого, как и подменить записи с камер в кабинете. Но я не об этом… ты не сообщил Рейнхольду обо мне, — Тобиас положил руку мне на голову, перебирая пряди. — Знаешь, я думал, что ты точно расскажешь Рейну. Ты безумно его любил и видел в нем, по крайней мере, бога, а я был всего лишь дядюшкой, ненавидящим твоего любимого. Каким было мое удивление, когда Рейн носился по всему Мюнхену в поиске крысы, пока я все время был у него под носом. — Мистер Каттерфельд, поверьте, мне было совсем не до того, чтобы говорить что-то Рейну. Я с кровати встать не мог, не то что разговаривать и думать о чем-то. Тогда мне было глубоко плевать на их разборки, и тем более на ситуацию с каким-то там Мартинесом. Я ненавидел себя за то, что не видел правды и влюбился в столь ужасного человека. Ненавидел Рейна за то, что тот умолчал об этом, и за заключение. Ненавидел всех, кто был в доме, видел, как я страдаю, но не помог выбраться. Ненавидел само поместье. Я больше не видел будущего. То было мрачное время. Настолько, что возвращаться к нему я никогда больше не желаю. — Но ты не сказал, — настоял Тобиас, заглядывая в мои глаза. — Даже когда тебе стало лучше. Даже тогда, когда вышел за Рейнхольда или когда появился ребенок. Ты умолчал. — Совру, сказав, что совсем забыл. — Тогда что тебя остановило? — Это может вам не понравиться, Тобиас, но вы являетесь его семьей. По какие бы стороны баррикад вы с Рейном ни стояли, вы все равно остаетесь его дядей. Единственный кровный член семьи, который у него остался, не считая Эберхарда. Возможно, для вас это вовсе и не причина, но для меня семья — это аргумент. У меня нет семьи, меня ее лишили против воли, поэтому я так бережно к ней отношусь. Я не мог позволить еще и Рейну потерять ее… Возможно поэтому я был готов до последнего терпеть и прощать Рейна, чтобы сохранить семью для Эберхарда. — Ты слишком наивен для своих лет, дорогой, — грустно улыбнулся мужчина, потрепав меня по волосам. — Рейнхольд потерял меня, как только родился, благодаря его отцу. У моего племянника не было шанса вырасти нормальным, когда его воспитывали мой отец и старший брат. Но я не позволю Эберхарду пойти по их стопам, ведь у него есть ты. Вражда в семье, наконец, закончится на этом поколении. Все это стало возможным только благодаря тебе и твоему воспитанию, Джером. Тобиас долил еще немного в бокал и поднял его. — За нашу будущую победу. — И мою свободу. Дорогой Рейн. У нас с тобой была прекрасная жизнь, чудесная любовь… Но все имеет свойство заканчиваться. Твои чувства, увы, увяли раньше моих. Мне еще предстоит переболеть этой хворью, но я справлюсь. Сколько бы времени на это не потребовалось. И когда эта боль, наконец, утихнет, я отпущу тебя. Навсегда.