Вопреки всему

— Главная проблема — телохранители. От них нужно избавиться в первую очередь. Если не сможешь, последующие действия будут бесполезны. Они попросту не дадут тебе возможности сесть на самолет. Не забывай, что в первую очередь они люди Рейнхольда. Как только заметят твою пропажу — доложат Эйзенманну, а он — своему боссу. И наше мини-приключение закончится так и не начавшись. Нужно отвлечь их так, чтобы они надолго не заметили твою пропажу. Есть идеи, дорогой? — Есть некоторые соображения на этот счет. Машина подъезжала прямо к больнице, когда я вспомнил недавний разговор с Тобиасом. Сегодня был тот самый день, который мы все так ждали. День, когда я навсегда покину эту страну и человека, привезшего меня сюда. Уже через каких-то несколько часов я буду лететь в новую жизнь начинать все с чистого лица. Только я и Эберхард. Звучит прекрасно, не правда ли?.. Дитер вел машину, не отвлекаясь от дороги, пока мы с Питером незамысловато болтали. Ну как болтали, он рассказывал историю с прошлой работы, а я пытался не отвлекаться на лишнее волнение о скором будущем. В голове так и возникали мысли о провале. А что будет, если у нас не получится? Или если Питер и Дитер быстро просекут, что я сбежал? Или Эйзенманн найдет меня в другой стране и вернет? Что тогда? Рейн в жизни не сможет простить похитителя собственного ребенка. Даже человека, с которым был женат и которого знал более десяти лет. Вот это и страшило меня. Мысль о том, что однажды меня заставят вернуться сюда вновь и столкнуться с последствиями. — А потом он заставил меня мыть полы. Меня, представляешь?! Хотя я был его телохранителем, а он был в опасности! Питер размахивал руками со стороны в сторону, показывая как именно он защищал своего бывшего клиента. Несколько раз он бился руками о потолок машины и больно ойкал, чертыхаясь. Салон явно не был предназначен для его небольшого выступления. — Но твоему клиенту был важнее шелковый ковер, который передавался уже несколько поколений и на который ты пролил вино. Правильно? Я ничего не упустил? — Эээ, — протянул недоуменно мужчина, почесывая подбородок. — Нет, вроде нет. А потом!.. — А потом к вам ворвались несколько вооруженных мужчин, и один из них поскользнулся на луже вина. — Да, но!.. — И пока тот падал, ружье случайно прострелило ковер, — перебил я Питера в который раз. Я не мог его слушать. Слишком много слов без смысла. Голова трещала по швам. Последние дни дома творился хаос, собственно, как и на работе. Не было ни одного места, где бы я мог перевести дыхание. В свободное время я пытался обдумать свои следующие шаги, заглянуть в ближайшее будущее, но я слишком устал. Как физически, так и морально. Хотелось поскорее со всем покончить, но неизвестность и возможность провала пугала меня и заставляла нервничать. Хотелось просто закрыться где-то и кричать. Громко и долго, пока не сядет голос. Хотелось побыть одному, хотя бы несколько часов, а не слушать бессмысленный треп Питера. — Джером, ну сколько можно? С тобой неинтересно! — Ты рассказываешь эту историю шестой или седьмой раз. Я скоро буду пересказывать ее наизусть. — Уже, — обиделся мужчина, и театрально сложил руки на груди. Но увидев, что мне не до шуток, сразу же оттаял. — Джером, что с тобой сегодня не так? Ты так волнуешься из-за обследования? — Не обращай внимания. Пройдет, — соврал я, будто действительно волнуюсь о поездке в больницу. Я отвернулся, дабы тот не уличил меня во лжи. Из меня никакой лгун. — Просто обследование перенесли на сегодня, когда должно состояться собрание акционеров. Мне нужно присутствовать там, а не бегать по врачам. — И пропустить визит к доктору Вагнеру?! — изумился тот. — Даже я знаю, что с этим старикашкой лучше не спорить. Да даже малой знает, как страшно ослушаться доктора! Ест овощи как шелковый после последнего замечания Вагнера. — Эберхард сказал, что это Рейн посоветовал ему есть больше овощей и мяса, чтобы вырасти большим и сильным… — А малыш-то уже и врать научился! — рассмеялся мужчина, похлопав меня по плечу. — Доктор Вагнер пообещал, что если тот не будет правильно питаться, то запишет его на уколы, и малой сразу согласился. Не думал, что настолько банальный шантаж сработает на мелком монстре. Обычно его не так просто обмануть. Прозвищем «мелкий монстр» Эберхард был любезно награжден Питером после одного забавного случая. Больше года назад я попросил Питера забрать малыша из детского сада и привести ко мне на работу. Накануне я пообещал Эберхарду забрать его после работы и пройтись по магазинам, но из-за завала с документацией я не успевал. Питер любезно согласился подобрать малыша, пока я заканчивал дела. От детского сада до офиса минут пятнадцать на машине. Дорога туда и обратно не должна была составить больше получаса. Поэтому я был сильно удивлен, когда через час ни Эберхарда, ни тем более Питера не нашлось. Я написал мужчине, но тот в ответ отправил снимок, как они вместе сидят в каком-то фастфуде и едят бургеры. У нашего шеф-повара мог случиться приступ, если бы она увидела, что именно ест Эберхард. Она пичкала его лишь правильной и полезной пищей. Я же удивлен не был. Это было вполне ожидаемо. Мой малыш всегда был слишком любопытен, поэтому когда я рассказывал ему о своей жизни в Лондоне, он не мог не заинтересоваться, что же такое бургер или картошка фри, которые я ел постоянно в то время. Пришлось объяснить малышу, что же такое фастфуд и насколько он вреден. Но, как я погляжу, ему было слишком интересно попробовать, даже несмотря на последствия и мой запрет. Я не мог не спросить Питера, как он, человек, который никогда не поддается на мои упроси, сдался перед Эберхардом. Как оказалось, малыш шантажом заставил повести его в забегаловку. Этот тогда еще четырехлетний монстр однажды увидел, как я отчитывал Питера и свою подчиненную за то, что они целовались прямо в офисе. Питер слезно пообещал, что такое больше не повторится, но Эберхард видел, как те бесстыдно продолжали это делать, пока меня не было рядом. Этим «маленький монстр» и угрожал Питеру. До сих пор не могу поверить, как в таком малом возрасте он столь много осознает. Это выше моего понимания. Не знаю, чем я был больше разозлен. Тем, что мой телохранитель отвлекал одну из самых способных сотрудниц от работы. Тем, что мой сын видел, как те занимались слишком интимными вещами. Или тем, что Эберхард оказался мелким шантажистом. С тех пор и появилось прозвище и, что таить, оно и правда ему подходило. Тот был подобен своему отцу, когда пытался чего-то добиться. Таким же непоколебимым и упертым. Почему я всегда последним узнаю, если Эберхард что-то скрывает? Он никогда не капризничает передо мной и тем более не манипулирует, поэтому я не могу пресечь это в корне. Но уже который человек говорит, что мой сын — дьяволенок во плоти. Гены Каттерфельдов, не иначе. Вот, Эберхард! Строит передо мной послушного мальчика, который слушается Рейна и ест полезную пищу, хотя на самом деле просто боится больничных процедур. Как я только мог на это повестись?! Ну ничего, как только освоимся на новом месте, запишу его к новому доктору, чтобы не расслаблялся. — Иногда мне кажется, что добрый старый доктор держит в страхе всю вашу семью, — продолжил Питер после небольшой паузы. — Даже мистер Каттерфельд ни разу не пропускает визиты к Вагнеру, а ведь он далеко не ребенок! О да, Рейн даже болеть боится, дабы не загреметь на прием к доктору Вагнеру раньше времени. В его-то сорок четыре стыдно бояться таких вещей, но признаю, что именно этого доктора опасаюсь даже я сам. — Поверь, там есть чего бояться, — загадочно произнес я. навевая таинственность. Пусть лучше Питер думает, что Вагнер большой и ужасный. Тогда у них не будет вопросов, если я вдруг так сильно задержусь. Хотя отчасти это правда. Доктор Вагнер и правда внушает страх. Первый шаг нашего с Тобиасом плана заключался в том, дабы удачно сбежать из больничного учреждения. Здесь было много людей, а значит потеряться среди них — легче легкого. Увы, план был не без изъянов. — Может, вы посидите в машине? Это займет минимум часа два. Пока поговорю с доктором Вагнером, пока сдам анализы… — Нет, — впервые подал голос Дитер, ища место на парковке. Он никогда не вмешивался в наши с Питером разговоры, пока дело не заходило о моей безопасности. — Подумайте, как странно на нас будут смотреть люди. Два телохранителя в черных костюмах более похожи на поминальную службу. Не хочу, чтобы кого-то схватил инфаркт при виде вас. — Не так уж плохо мы выглядит, — обиженно промямлил Питер. — Нет, Джером, — Дитер не дал мне и шанса. — Какой смысл идти туда, если в кабинет к доктору Вагнеру вы не пойдете, а в процедурные вас не пустят? Оба промолчали. Значит, я на верном пути. — Обещаю писать каждые полчаса. Вы будете знать даже какие анализы у меня берут. Опять тишина. Дело почти у меня в кармане. — В больнице есть собственная охрана. Это же частная больница. Никто не сможет войти и выйти незамеченным из-за множества камер. Дитер припарковался, но так и не развернулся ко мне, обдумывая. — Да и мне нужно поговорить об Эберхарде с доктором Вагнером. Плановая вакцинация, сами понимаете. Думаю, это затянется надолго. Все козыри выложены. Осталось ждать, когда кто-то клюнет. Точнее, не кто-то, а Дитер. Тот слишком уязвим, когда дело касается детей. — Ладно, — смирился он. — Но каждые полчаса ты пишешь нам, понял? — Конечно, — радостно улыбнулся я, ожидая, пока Дитер снимет блокировку с дверей машины и я, наконец, выйду. — Это серьезно, Джером. Ты уже не маленький мальчик. Должен понимать, какие люди стоят за твоим мужем и что они могут с тобой сделать. — Дитер, дружище, а ты уверен, что его можно самого отпускать? — насел Питер. — Мне тридцать, я могу позаботиться о своей безопасности. По крайней мере в больнице, в окружении охранников и десятка камер. Питер был второй мамочкой, честное слово! С виду мягкий и пушистый, но когда дело доходит до серьезного — скала. Но как бы то ни было, именно Дитер, как старший, был ответственен за мою безопасность. Питер лишь помогал ему и не мог опровергнуть решение своего напарника. В этом была их слабость и мое преимущество. Дитер ничего не ответил. Дверь открылась, и я выскользнул, побежав ко входу в больницу. На улице неприятно моросило, а от парковки ко входу было приличное расстояние. Краем глаза я видел, как Дитер вышел из машины. Смотрит, добрался ли я до входа в больницу. Иногда его чрезмерная бдительность напрягала даже меня. Как будто меня могли похитить прямо из-под крыльца больницы. Забежав в прихожую и струсив капли дождя с волос, я направился на второй этаж — прямиком в приемную доктора Вагнера. Десять лет назад, когда я только-только начинал осваиваться в Германии, Рейн потащил меня в больницу. «Плановый обход» — вот как он это назвал, но у меня было стойкое чувство, будто меня проверяют, как породистого кобеля перед случкой. Тогда я был в отношениях с Рейном всего ничего и мне было жутко обидно, когда он подумал, будто я могу чем-то заразить его. Конечно, я не был невинным цветочком в свои двадцать, но и не вел разгульную жизнь. Мой сексуальный опыт заканчивался двумя парнями, из которых я только с одним дошел до конца. Да и о своей безопасности во время процесса я всегда заботился. Меня возмутило такое отношение, но отказать Рейну я не смог. Тогда-то я и познакомился с доктором Вагнером. Именно он объяснил мне, что Рейн не имел ничего плохого, посоветовав сходить на обследование. Тем более, что меня привели не к кому-либо, а к семейному доктору, который лечил еще отца и деда Рейна. Не часто любовника, которого знаешь от силы два месяца, ведут к собственному лечащему врачу. Говоря о докторе Вагнере… Это был мужчина старой закалки. Сколько я его знаю, он всегда оставался скалой, даже несмотря на преклонный возраст. Никогда не понимал, как в свои семьдесят с хвостиком вместо заслуженного отдыха он предпочитает работать в больнице. Это было выше моего понимания. Помню, как тот удивился, узнав, что я любовник Рейна, а не просто близкий друг. Мужчина не был гомофобом, но долго не мог принять наши отношения. В его представлении такая связь не может строиться на доверии и любви, только на страсти. Однако его чрезмерная консервативность не влияла на наше общение. Доктор Вагнер никогда не относился ко мне предвзято, а после нашей свадьбы и вовсе перестал делать замечания по поводу ориентации. Он увидел, что даже такие, как мы, можем построить семью. Пять лет замечательного брака и Эберхард были тому подтверждением. Быстро найдя нужный кабинет, я негромко постучался. Пожилой мужчина, высоко натянув постоянно спадающие очки, вальяжно сидел за столом. Меня ожидали. — Доктор Вагнер, это я. — Проходи, Джером. Седовласый мужчина подошел ко мне и пожал руку. — Рад вас видеть. — А я вот не очень, — мужчина жестом пригласил меня сесть напротив. — Совсем скоро я потеряю двоих лучших пациентов. — Соболезную… — Господи, Джером! — закатил тот глаза. — Я имел в виду тебя и младшего Каттерфельда! Вы самые послушные со всех моих подопечных. Никогда не пропускаете обследование и следите за своим состоянием, в отличии от некоторых — это я намекаю на твоего муженька, если что. И вот я узнаю, что вы скоро уедете. Точнее сказать — сбежите! Скажи мне честно, почему тебе не живется в Мюнхене? Прекрасный город. Горы. Свежий воздух. Замечательные виды. Зачем ехать за тридевять земель? Я смутился, потупив взгляд в пол. Никогда не мог выдержать напора старика. Любовью поговорить он напоминал мне Тобиаса. Только этот меня постоянно ругал, какой бы не была причина, а другой — нахваливал. — Я уверен, мистер Каттерфельд сообщил вам причину. — О да, Тобиас рассказал мне этот вздор! — мужчина снял очки и принялся их протирать. Только он мог так агрессивно и угрожающе это делать, что у меня аж коленки тряслись. И не поймешь, это нервное или же действительно от страха. — Допустим, этот непутевый ребенок изменил тебе. С кем не бывает. Оступился разок. Уверен, Рейнхольд уже сожалеет об этом. Почему бы не простить его разочек? — Если бы сожалел, не стал бы водить в дом любовника и знакомить с моим сыном. О каком прощении здесь может идти речь? — резко парировал я. — Вот идиот! — мужчина привстал, а после снова сел обратно, будто о чем-то вспомнил. — Он ведь так любит тебя. Ни за что не поверю, что он просто взял и изменил. Может, у него проблемы с головой? Нужно направить его провериться. Вряд ли после расставания с тобой он сможет найти такого же, как ты. Ты хоть представляешь, какой бардак будет у Каттерфельдов, если ты уйдешь? Рейнхольд, этот ребенок, снова станет шляться по всем проституткам города. А кому волноваться о том, подхватит ли он заразу от очередной шлюхи? Мне! Конечно же, мне! Я не хотел больше слушать о разгульной жизни Рейна. Он вправе спать с кем угодно. Больше я не посягаю на его верность. Отныне это не мое дело. — Доктор Вагнер, вам не кажется, что мы не должны говорить об этом сейчас. У меня мало времени и… Мужчина, наконец, вспомнил, о чем забыл. Взяв папку со стола, доктор Вагнер присел ко мне на диван. — Это ты получишь после того, как мы поговорим, — Вагнер указал на темно-синюю папку. — И никаких «но». Старик обязан понять, почему он должен потерять двух пациентов. Я категорически против всей этой затеи. И не выпущу тебя, пока не расскажешь мне все от и до. Итак, Джером, расскажи старому доктору, почему ты решил сбежать? Я достаточно был знаком с доктором Вагнером, чтобы понимать — если не сделаю, как он просит, никогда отсюда не выйду. Лучше быстро разобраться со всем, забрать папку и уйти. — Рейн не оставил мне выбора, — произнес я, вздыхая. — Он пообещал, что заберет у меня ребенка, если мы разведемся. Вы понимаете, я не могу отдать ему моего сына. — Вашего сына. — Да, нашего сына, — исправился я, видя, что мужчина недоволен этим. Злить его — еще дольше задерживаться здесь. Сейчас каждая секунда на счету. Да и что я мог ему сказать? Я тоже считал Эберхарда нашим ребенком, но Рейн ясно дал понять, что не считает меня его отцом. Почему тогда я должен так думать о нем? — Никак не могу понять. У вас же все было прекрасно. И вот я узнаю, что каждая псина в городе знает о вашем разрыве. Как так, Джером? Еще несколько месяцев назад вы вместе стояли у меня в приемной. Я до сих пор помню, как ты отчитывал Рейна, что ему нужно меньше пить, а Эберхарда — за чрезмерное употребление сладостей. Когда речь зашла о разрыве?! — Если кратко — мы поссорились. Сильно. И я не могу сказать, какой была причина. Я вспылил и в сердцах сказал о том, что хочу развод. Конечно же, я никогда этого не желал, даже в мыслях не представлял. Это были лишь слова на эмоциях, понимаете? Но Рейн как всегда отличился — пообещал забрать у меня сына, как только увидит бракоразводные бумаги. А после началась холодная война… Мы месяц жили в доме не говоря друг другу ни слова. За это время я остыл от ссоры и был готов мириться. Проглотить обиду, заткнуть гордость и снова приползти к нему. Тогда-то я и увидел его с другим в первый раз. Понимаете, я не просто услышал это от других людей, я видел это! Каждый раз, как начинаю думать о нас с ним, перед глазами всплывает та сцена с его любовником. Если вы хотите знать причину моего ухода, то вот она. — Ты не сможешь простить измену? — А вы бы смогли? — грустная улыбка осенила мое лицо. Доктор Вагнер промолчал. Глупый вопрос. Только круглый идиот простил бы такое. Или же излишне милосердный человек. К счастью, я не был идиотом, а мое милосердие закончилось. Я устал прощать. Слишком устал. — Знаешь, Джером, было время, когда я считал, что такие, как вы, не можете построить серьезные отношение. Что притяжение к другому мужчине — это ненормально, отклонение в психике. Я до сих пор считаю, что большинство всех этих гомосексуалов… не созданы для крепких отношений и создания семьи. Но всему есть исключение, и ты с Рейнхольдом — оно самое. Вы не просто построили здоровые отношения, не отягощенные страстью, но и создали собственную семью… Пять лет. Целых пять лет я смотрел, как вы воспитываете ребенка, живете вместе, как общаетесь друг с другом. И я видел это собственными глазами. Ваше счастье. Поэтому у меня в голове никак не укладывается, как из-за простой ссоры все вылилось в это? Рейнхольд не может быть таким глупым. Я уверен, что у него была причина. Доктор Вагнер, должно быть, не может принять то, что такой спокойный и неподвластный соблазнам человек, как Рейн, мог пойти на измену. Я тоже не поверил глазам, когда увидел его с Отто впервые. Со временем я принял факт его измены, но глубоко внутри меня эта мысль до сих пор отторгалась. Человек, которого я знал, которого я любил, не мог совершить подобное. И даже сейчас. Сейчас, когда я собственными глазами столько раз видел подтверждение его предательства, когда я уже на полпути к жизни без него, меня мучили сомнения. Они сидели где-то глубоко внутри, грызли меня. «Может, я все неправильно понял…» «Может, он не виноват…» «Может, это я во всем виновен? Не мог любящий человек уйти к любовнику просто так, правда же?..» «Может, побег не лучший вариант?..» Слишком много «может» роились в голове. Я прогонял их, пытаясь сосредоточиться на одном — побеге. Сейчас я должен, как никогда, владеть ясным разумом. Лучше потом меня накроет волной эмоций. Я готов в них утонуть, но только не сейчас, ведь пообещал сыну, что заберу его в другую жизнь. Намного лучше предыдущей. Это достаточная причина, чтобы держаться до последнего. — Каким бы причинам не следовал Рейн, он сделал то, что сделал, — произнес я, потерев пульсирующие виски. — И ты не сможешь ему это простить, — констатировал доктор Вагнер, уйдя в свои мысли окончательно. «Когда охрана будет позади, ты пойдешь к доктору Вагнеру. Он передаст тебе билеты и документы с поддельными личностями. Для тебя и Эберхарда. С ними вы сможете пройти паспортный контроль и сесть на самолет, не раскрыв истинные имена. Конечно, Рейнхольд рано или поздно поймет, что тебя нет в стране, и начнет искать, как и куда ты мог убежать. Но к тому времени мой человек подделает записи с камер больницы и аэропорта, а благодаря новым личностям люди Эйзенманна не смогут узнать, куда именно вы улетели. Тебе нужно лишь забрать Эберхарда из детского сада и сесть на самолет. Это все, что от тебя требуется, дорогой. Дальше о вас позабочусь я…» Со слов Тобиаса это звучало так просто и понятно, будто он вовсе не переживал об исходе. Будто он был уверен в нашем успехе. Но я слишком волновался. У меня на хвосте сидело двое телохранителей, которые в любой момент могут зайти и проверить, на месте ли я. Дитер любил перестраховаться. И это пугало меня. Очень. Если они поймут, что меня нет в больнице, а я не успею забрать к тому времени Эберхарда, наш план провалится. Они сообщат о моем побеге Эйзенманну, и я боюсь представить, что он может сделать со мной. Не думаю, что в такой ситуации Тобиас сумеет меня защитить. — Можно задать встречный вопрос? — спросил уже я. Мне требовалось узнать кое-какие детали, чтобы окончательно сложить пазл. — Почему вы помогаете мистеру Каттерфельду? — Ты же знаешь, каким убедительным он может быть! — рассмеялся мужчина, поправляя очки. — Если без шуток, однажды он помог сыну вылезти из передряги. После этого мой непутевый образумился и взялся за голову. И все благодаря Тобиасу. Я просто плачу по счетам, Джером. Даже такой старик, как я, знает, что такое благодарность. — Но разве вы не работаете на Рейна? Не должны ли вы быть на его стороне? Вы же знали его отца и деда. А сейчас, получается, предаете их добрую память? — Джером, я врач всех Каттерфельдов, в том числе и Тобиаса. К тому же, я никак не отношусь к их разногласиям из-за бизнеса и занимаю нейтральную позицию. Мое дело лечить без лишних вопросов. Я не вправе выделять Тобиаса или Рейнхольда. Но Рейнхольд, в отличии от Тобиаса, никогда не спасал жизнь родного мне человека. — Разве вас не сделают соучастником, когда правда откроется? Все же вы — главврач больницы, без вашего ведома охрана не сможет выпустить меня из здания. Рейн сразу поймет, что это вы ответственны за мой побег отсюда. Я не хотел впутывать в это посторонних. Это дело Каттерфельдов. Невинные жертвы на пути к моей свободе и получению Тобиасом компании не входили в план. Меня замучает совесть, если доктор Вагнер или еще кто-то пострадает от моего решение уйти от Рейна. Меня и так терзает мысль, что я отбираю Эберхарда от его родного отца. Я не выдержу вины за еще одну разрушенную жизнь. Когда ко мне в голову пришел план с больницей, я даже не думал, что доктор Вагнер окажется втянутым в наш план. Я думал, что будет достаточно просто зайти в больницу через парадный вход и сразу выйти с черного. Но Тобиас вернул меня в реальность: в этой больнице ничего не проходит без присмотра Вагнера. Можно было бы придумать другой план, но времени у нас не было. Мы оба были слишком заняты, поэтому пришлось доработать этот. Конечно, Тобиас побурчал, как ему все это не нравится, но быстро принял мою идею, сказав, что поможет разобраться со старым доктором. Теперь я понимал, что эта помощь была не чем иным, как требованием расплаты за долг. Вот почему Тобиас так легко согласился на мой план, лишь для приличия поворчав себе под нос. Доктор Вагнер хитро улыбнулся и я понял, что у него все было под контролем, а я лишь зря волновался. У старика припрятан козырь, о котором я не знал. — Повторюсь, я занимаю нейтральную позицию, как и вся семья Вагнеров. Моя дочь и внук работают в вашей компании не последними людьми, а все благодаря деду Рейнхольда — отцу Тобиаса. Как и ты, я не хочу вдаваться в детали. Просто однажды мне пришло оповещение о том, что мне выделили некоторую часть акций в компании, основанной моим пациентом. Отец Тобиаса таким методом отплатил мне за годы заботы о его семье. Хороший был мужчина… — я видел, что доктор Вагнер вспомнил о чем-то своем. Очевидно, в прошлом у него была своя история, и дед Рейна играл в ней не последнюю роль. — Но, как я уже говорил, мир денег и бизнеса далек от меня. Поэтому когда моя дочь подросла, я отдал ей все свои акции. Она была способной и лучше меня знала, как правильно распорядиться ими. Умная женщина. Сразу увидела, что в семье Каттерфельдов разлад. Посоветовавшись со мной она приняла нейтральную позицию. На голосованиях, как акционер, она не принимала ничью сторону и голосовала только так, как считала нужным. Да и наши пару процентов почти никак не влияют на решения акционеров, пусть и приносят немалые дивиденды. Действительно, была в совете одна женщина лет сорока. Рейн постоянно жаловался, что не может повлиять на ее голос. И теперь становилось понятно почему. Она была дочкой доктора Вагнера. Рейн не мог убрать ее из совета, как бы не хотел. — Вы уверены, что это не коснется вашей семьи? — повторил я в последний раз. — Не волнуйся, Джером. Рейнхольд не посмеет тронуть мою семью, в особенности моего сына. Он работает с ним в кхем… другом бизнесе, — замялся мужчина. — Из-за связей с нашей семьей он ничего не сделает. Разве что в отставку отправит, да я и не против. Все же что ты, что Эберхард больше не будете меня посещать, никакого веселья! — Погодите-погодите, ваш сын… Нет. Этого не может быть… Как врач, доктор Вагнер не мог воспитать сына-убийцу. Это абсурд. Он не может работать с Рейном в том самом кровавом бизнесе! Или я ошибаюсь?.. — Только не говорите, что ваш сын тоже замешан в их оружейном бизнесе… Пожалуйста, скажите, что я ошибся, и мы забудем об этом. — Я думал, что ты не знаешь об этой части бизнеса мужа, — удивленно произнес мужчина и его седые брови взлетели кверху. Старик явно не ожидал, что я в курсе. — Странно, что Рейнхольд в здравом уме рассказал правду. Может, его все же направить на внеплановую проверку? — Сейчас не до шуток! Как вы можете позволять родному сыну заниматься таким?! — вспылил я. — Как вы можете спасать людей, пока ваш сын их убивает?! Я смотрел на спокойное выражения лица мужчины и не понимал. Как он может мириться с тем, кем является его сын? Все те года, когда я знал, чем занимается Рейн, я страдал лишь об одной мысли, что человек рядом со мной занимается столь греховными делами. — Не убивает. Это лишь бизнес. Если бы не мой сын, то продавал бы кто-то другой, — вздохнул мужчина, крутя папку в руках. — Я люблю сына таким, как он есть. Мне остается лишь радоваться, что он нашел дело всей своей жизни. — Продавать оружие убийцам?! — я не мог поверить своим ушам. Дело всей жизни?! — Эта часть бизнеса всегда вставала между нами с Рейном. Всегда! Даже ссора, из-за которой все пришло к этому, тоже связана с этой нелегальщиной. Я не могу позволить растить моего сына в окружении таких людей. Я не могу позволить, чтобы Эберхарду передали по наследству этот бизнес, эти кровавые деньги! Вам было интересно, почему я решил убежать? Измена лишь одна из причин. Тобиас помог мне открыть глаза. Я больше не мог оставаться с убийцей! — А разве Тобиас не занимается тем самым? Разве он не второй человек в этом бизнесе после твоего мужа? Разве не он планирует перенять главенство после свержение Рейна? Разве не он будет дальше продавать оружие, из-за которого умрут еще тысячи невинных? Разве Рейнхольд или мой сын чем-то отличается от Тобиаса? Скажи мне. — Да! — без раздумий ответил я. — Между ними есть одна существенная разница, доктор Вагнер. Тобиас — не тот человек, которого я ценил больше жизни. Он не тот человек, с которым я делил постель. И точно не тот человек, с которым я построил семью. Есть разница, когда ужасные вещи делает посторонний человек, а когда — родной. Думал ли я об этом раньше? Конечно. Бесчисленное количество раз. Мысль о том, что Тобиас станет следующим королем нелегальной империи Каттерфельдов, никак не отзывалась в моем сердце. Как бы я не равнялся на него, не пытался видеть в нем отца, он им не был. Это был посторонний человек, с которым я заключил сделку. Я никто для него и изменить его мышление никак не смогу. Тобиас знает, на что идет и что хочет. Я не вправе говорить или упрекать его в чем-то. Но вот Рейн… Рейн был моим мужем, и так просто закрывать глаза на его поступки я не мог. И это веская причина их отличия между друг другом. Для Тобиаса одержать победу над племянником не просто навязчивая мысль — это мечта. Он всегда мечтал отомстить отцу Рейна и забрать то, что считает своим, весь этот бизнес. Но Рейнхольд занимается нелегальщиной лишь для того, чтобы подпитывать самомнение. Власть над кем-то для него важнее желаний других, важнее невинных жизней. Что бы я не сделал, какое бы решение не принял, империя Каттерфельдов продолжит свое существование. Рейн, как и Тобиас, никогда не смогут отказаться от этой стороны своей семьи. Это их наследство, и уничтожать его из-за каких-то принципов они не станут. Неважно, кто станет у штурвала, исход останется один — тысячи невинных жертв. Если я останусь, Рейн продолжит заниматься грязными делами, если я уйду — это будет делать Тобиас. Я могу лишь решать за свою жизнь. И я точно не хочу оставаться здесь и продолжать смотреть, как Рейн совершает нечеловеческие поступки. В отличие от своего племянника, Тобиас знает, как я ненавижу все, что с эти связано. Он никогда в жизни не будет просить его поддержать, как это делал Рейн. В этом отличие. Слишком разные люди. Слишком разные ситуации. Доктор Вагнер помолчал с минуту, смотря в пол. Я видел, что он о чем-то думает, и не стал тому мешать. Я пробыл у него всего пять минут, а казалось, будто целую вечность. Нужно поскорее закончить разговор, забрать документы и ехать по Эберхарда. — Это несправедливо, Джером. Мужчина протянул мне папку. Я схватил ту и зашагал к выходу. Больше у меня не было дел здесь. — Надеюсь, когда-то ты сможешь взглянуть на ситуацию под другим углом. Иногда то, что человек делает, расходится с тем, что он чувствует. Поверь моему многолетнему опыту. — Если вы о том, что я заблуждаюсь насчет побега, то вы ошибаетесь. Я этого искренне желаю. И я сделаю это, чего бы мне ни стоило. — Джером, — позвал тот напоследок, поднявшись из дивана. Мужчина подошел ко мне и положил руку на плечо. — Я не считаю твое решение правильным. Но сделаю тебе несколько предупреждений, раз уж ты полностью уверен в своем поступке. Я столько лет знаком с этой семьей и знаю все о них. Ты никогда не сможешь убежать от Каттерфельдов. Никогда. У них есть связи везде, даже там, где, казалось бы, цивилизации нет. Каттерфельды следят за каждым твоим шагом. Твоим, моим, врага. Они очень не любят, когда что-то уходит из-под их власти. Поэтому всегда думай на несколько шагов вперед. Ты будешь отвечать не только за себя, но и за ребенка. Уверен ли ты, что сможешь справиться? Мужчина смотрел прямо в мои глаза, внушая мысль о том, что у меня ничего не получится. — Ты поступаешь неправильно, Джером. Еще есть возможность повернуть все вспять. Просто набери Тобиасу и отмени вашу сделку. Скажи, что передумал. Вернись к Рейну, обними его и скажи, что прощаешь. Вы снова будете жить счастливо, как и раньше. Я уверен, что он сразу же бросит ту шлюху, стоит тебе искренне об этом попросить и уступить… Вернуться туда, где мне нет места? Попросить выгнать нового хозяина поместья и вернуться в постель, которую грел другой? Нет, я не могу. Слишком поздно. — Спасибо за советы, но я сам буду решать, что правильно, а что нет. — Джером! Мужчина хотел сказать что-то еще, но я хлопнул дверью. Хватит. Не могу больше слушать весь этот бред. Доктор Вагнер- умный мужчина, но я видел, что он волновался только об одном — его прежняя размеренная жизнь закончится после моего решения. Мой уход станет искрой для разгорания войны. Доктору Вагнеру придется принять сторону, от которой будет зависит его последующая жизнь. После разговора я разочаровался в Вагнере как в человеке. В моем представлении врач всегда должен был заботиться о благополучии людей, не в угоду себе. Но доктор Вагнер спокойно закрывал глаза на деяния сына. Как и я однажды на поступки Рейна… Однако я отбросил эту часть себя. Надоело быть милосердным и всепрощающим. Мне вовсе не жаль доктора Вагнера. Я уверен, что мужчина, как и его дочь-акционер, выберет сторону Тобиаса и продолжит жить дальше, заботясь лишь о своей больнице и семье. А мне нужно позаботиться о своей. Эберхард ждал меня, и я не могу дать ему разочароваться в себе. Я уже было хотел пойти в сторону черного выхода, где меня ожидала машина, подосланная Тобиасом, но остановился. Застыл, ошеломленный шальной мыслью, играющей на периферии сознания. «Ты никогда не сможешь убежать от Каттерфельдов. Никогда. У них есть связи везде, даже там, где, казалось бы, цивилизации нет. Каттерфельды следят за каждым твоим шагом. Твоим, моим, врага…» Этого не могло быть. Хотя… Теперь я ни в чем не уверен. Я знал, что Рейн превосходный лжец и помешанный на контроле человек, но не настолько, чтобы… Я достал телефон и набрал хорошо знакомый номер. Нужно проверить догадку. — Мартин. Мне нужно твое профессиональное мнение. На втором конце послышалось сонное бурчание. Он спал? Надеюсь, что нет. — Это срочно. Проснись! — Что-то случилось? — спросил тот, зевая. — Помнишь, когда я последний раз к тебе приехал, ты пошутил о жучке. Мартин задумался на мгновение, а после удовлетворительно промычал. — Вообще-то, это была не совсем шутка. У охраны Каттерфельдов есть обширная система слежения, за которую отвечает твой большой брат. — Мне сейчас не до шуток, Мартин! Проверь, если ли такой на мне прямо сейчас, — недолго думая, я добавил: — И на Эберхарде. С минуту я слышал, как Мартин что-то недовольно бубнит себе под нос, но усердно ищет. Благо, тот еще не до конца проснулся и не может осознать причину вопроса. — Ничего нет, — ответил тот. — Но это не значит, что вас не отслеживают. Ты же знаешь, что мне последнее время не слишком уж и доверяют… Хотя… Да нет, быть того не может… Забудь. — Что ты имеешь в виду? — я чувствовал, что Мартин что-то недоговаривает. — О чем ты только что подумал?! — Ну… я не могу точно сказать, так как не знаю наверняка… Однажды твой муженек показал мне одно интересное устройство. Босс не сказал, где его взял или приобрел, но это было и неважно, ведь моя миссия заключалась в том, чтобы протестировать его. Узнать, как оно работает и можно ли его использовать. Это был круглый, совсем уж крохотный шарик. Он мог отслеживать месторасположение, снимать и даже прослушивать. Вся информация передавалась на подключенное устройство. Но его проблема заключалась в том, что работало устройство относительно недолго без подзарядки. Часов десять, не более. — Но этого вполне хватит, если отслеживать меня, пока я на работе вне доступа к телохранителям, или же ребенка, пока тот в детском саду…