Вопреки всему

Наличие такого устройства предоставляло полную информацию о моем передвижении даже без телохранителей под боком. Если Рейн и правда повесил один такой на меня, то никакого доверия с его стороны никогда и не было. Теперь понятно, почему за все десять лет он ни разу не спрашивал, где я был или что делал… Я думал, что это Дитер ему обо всем докладывает, но, возможно, телохранителю и не нужно было. Также мне стало понятно, почему Рейн ни разу не заботился о том, не разбалтываю ли я семейные тайны Каттерфельдов где-то на работе или же на деловых встречах. Он всегда мог слышать, о чем я говорю и с кем. А я, дурак, думал, что он мне полностью доверяет… Многие вещи начали вставать на свои места. Он никогда не спрашивал, задержался ли я на работе или в других местах, будто знал заранее. Даже тот случай, когда он каким-то образом узнал, что я нахожусь в поместье Тобиаса, и ворвался в него без приглашения. Я ломал голову, как он мог узнать, где я, если я специально не говорил, чтобы не беспокоить того лишний раз. Но если устройство все время было на мне… Оно было ответом на все вопросы. «Ты никогда не сможешь убежать от Каттерфельдов. Никогда. У них есть связи везде, даже там, где, казалось бы, цивилизации нет. Каттерфельды следят за каждым твоим шагом. Твоим, моим, врага…» Слова доктора Вагнера и предположение Мартина, будто два созданных друг для друга пазла, сложились в один, создавая пугающую картинку. Рейн всегда знал, где я и с кем. — Но это было так давно, что я и не вспомню. Лет десять, а может и пятнадцать назад, до твоего приезда в Мюнхен. Я забраковал это устройство, ведь для долгой слежки оно не подходит. Честно, я не думаю, что охрана Каттерфельдов использует его до сих пор. Мне бы уже было известно. — Мы отлично знаем, Мартин, что охрана не доверяет тебе все тайны. Мартин хотел что-то добавить, но промолчал. Он, как и я, прекрасно понимал — у Рейна есть еще один специалист на стороне. Мой муж никогда не доверял Мартину полностью из-за связи со мной. — Одно из этих устройств может быть на мне прямо сейчас? — Чисто теоретически… — задумался тот. — Мартин! У меня мало времени. — Да, может. — Мартин вздрогнул от моего голоса. — Где именно? В прошлый раз ты странно смотрел на запонки, — напомнил я. — Из-за того, что устройство было в форме небольшого шарика размером с сантиметр, лучше всего его спрятать в украшении. Браслет, серьги, заколка, брошка, часы, та же запонка. Его запросто можно подделать под любой драгоценный камень. Можно, конечно, положить и в одежду, но велика вероятность, что он просто выпадет из кармана. Тем более, что в устройстве есть камера, поэтому прятать его в одежду просто нецелесообразно. Но повторюсь, это было так давно, его уже сто раз могли усовершенствовать. Не знаю, как вообще это вспомнил. Я осмотрел свой внешний вид. Светлая рубашка, поверх которой надет теплый свитер. Свободные темные брюки и ботинки. Был еще легкий осенний плащ, который я специально оставил в машине, как доказательство для Дитера и Питера о скором возвращении. Но если на мне и правда прослушка, вряд ли бы они прицепили жучок на верхнюю одежду, которую я постоянно снимаю. Украшений я никогда не носил, кроме как самых обычных. — На мне сейчас часы, подаренные Рейном на двадцатипятилетие, и самые обычные запонки с небольшими камешками. — Когда наш разговор скатился к сексу по телефону? — я видел ухмылку на лице мужчине даже через десятки километров, разделяющих нас. — Мартин! — Ладно-ладно, больше не буду, — смеясь, сдался тот. Мне вот вовсе не смешно. От одной мысли, что за мной следили всегда, бросает в дрожь. — На твоем месте я бы выкинул обе вещи. Только зачем тебе? Жучок, прослушка, охрана… Джером, ты пугаешь меня. — Мне уже пора. — Нет, Джером. Я прекрасно знаю, что что-то произошло и не отстану от тебя, пока ты не расскажешь! — Мартин… — Нет! Я хочу знать, с чем помог! Прошу! Я уже косвенно причастен! Такой же настойчивый, как и Эберхард. Я вздохнул, устало потерев переносицу. Мартин до сих пор винит себя в нашей с Рейном ссоре. Он ни за что не рассказал бы моему мужу об этом разговоре. Мужчина был одним из немногих, кому я доверял в этом городе. Мартин Хоффман — один из немногих, кто заслужил правды. Хотя бы напоследок. — Я ухожу, Мартин, забираю Эберхарда и улетаю. — Куда? Ты же не на Мальдивы собрался? — нервно рассмеялся тот. — Еще не знаю. Билеты покупал не я. Я даже не знаю, под каким именем мне предстоит жить всю оставшуюся жизнь, о будущем месте жительства и речи не идет. Когда Тобиас говорил о жизни с нового листа, так оно и было. Он действительно предоставил мне все для того, чтобы начать с начала. Новая личность лишь одно из многих одолжений, или же как Тобиас называет это, подарков. Будущее местопребывание все еще оставалось загадкой, как бы я ни пытался разговорить Тобиаса. Я не переживу, если придется учить еще один язык. Немецкий не поддавался мне слишком долго. Но сейчас не время размышлять о будущем, если не сделан шаг в будущее. — Послушай, Мартин, мы уходим навсегда. Я слишком устал. Рейн довел меня, понимаешь? Я больше так не могу. Его измены, второй бизнес… Это все давит. После того, как его любовник поселился у нас в поместье, я оставался лишь ради Эберхарда, но у меня больше нет сил терпеть это. Я не могу смотреть на то, как моему сыну дарит подарки посторонний человек, как незнакомец спит в моей постели и занимает мое место за столом. Рейн ясно дал мне понять, что я больше не часть их жизни и в моих услугах воспитателя они не нуждаются. А я так не могу, понимаешь?! — Но как ты?.. — Не волнуйся. Я обо всем позаботился. Как только сяду в самолет, Рейн не найдет меня. Я нашел человека, который поможет исчезнуть. Навсегда. Прижав телефон к уху, я начал снимал часы и запонки. Я собирался оставить их прямо здесь, возле кабинета доктора Вагнера. Даже если персонал найдет, их отнесут в вестибюль. Если у охранников действительно есть отслеживающее устройство, то оно не покажет меня за пределами больницы. По мнению Дитера и Питера, я просто буду задерживаться в больнице, когда на самом деле на полпути в другую страну. Надеюсь, они прослушивали меня не все время. Потому что если да… если да, то Рейн уже давным-давно знает о моем побеге и договоре с Тобиасом… А может Мартин прав и никакого устройства не существует… — Я хочу помочь, Джером. — Спасибо, но я откажусь. Не хочу втягивать тебя во все это. Я уеду и больше никогда не вспомню обо всем этом, а ты останешься здесь, в Мюнхене, рядом с Рейном. Предупреждаю, он будет не в лучшем расположении духа… У него через считанные часы отберут пост главы компании, а после и вовсе власть в теневом бизнесе. А когда Рейн узнает, что это именно я похитил ребенка и был причастен к его свержению… Мне уже было жаль всех тех, кто останется подле него. Мюнхен перевернется с ног на голову. — Нет, я помогу! Могу взломать и удалить видео с камер, где ты засветишься или… Или отвлечь охрану, да! Я много могу, ты же знаешь, Джером… Я не прощу себя, если не смогу помочь тебе хотя бы в последний раз… Мы ведь больше не встретимся, правда? Правда. Мы больше никогда не встретимся. Но я не буду говорить об этом тебе, Мартин. Возможно, стоит дать тебе шанс помочь мне, дабы ты, наконец, отпустил эту вину и продолжил жить спокойно, отпустив прошлое. Нужно не забыть попросить Тобиаса позаботиться о Мартине в мое отсутствие. Я не хотел втягивать Мартина во все это, но зная его, он не сможет простить себе то, что так и не загладил вину передо мной. У меня нет ни времени, ни возможности переубедить его в невиновности. Я в двух словах рассказал свои дальнейшие действия. Мартин недовольно остановил меня. — Ты собираешься каждые полчаса писать своим телохранителям? То есть ты серьезно собираешься везде с собой носить телефон?! Джером, я не думал, что ты настолько наивный! Господи, какой ты!.. — Я не наивный! Просто… просто я был занят другим и не смог продумать все детали. Звучит как жалкое детское оправдание, но тем не менее, это правда. Когда я рассказал Тобиасу о том, что увольняюсь, он отреагировал весьма неоднозначно. Пожалуй, он только после моих слов осознал, что потеряет главу отдела. В общем, после недолгого разговора мы сошлись на том, что я должен буду найти себе замену. Приемника, которому я передам все дела. На все про все у меня была неделя. Признаюсь, я уже давно приглядывался к замене, еще до того, как сообщил об этом Тобиасу, но совсем не видел подходящих работников. У меня было два заместителя, которые теоретически могли занять мой пост, но оба слишком молоды и появились в компании относительно недавно. Вместе они еще могли с горем пополам выполнять мою работу, но по отдельности — никак. Им нужна была практика, на которую у меня не было времени. Тобиас, услышав об этой ситуации, предложил несколько кандидатур с других своих предприятий. Всю неделю я мотался на собеседования, параллельно закрывая дела в компании. Подходящей кандидатуры, увы, не оказалось, и все оставшееся время я метался между двумя своими заместителями, не в силах выбрать подходящего на роль моего приемника. К тому же пока я был занят в офисе, дома творился хаос. Не знаю, что случилось, но Рейна с Эберхардом словно подменили. Уже на пальцах не сосчитать, сколько раз за эти дни я успокаивал Рейна и оттягивал от него беснующегося сына. Эберхард всегда был спокойным ребенком, но сейчас в него будто бесы вселились. И что еще больше раздражало, я не мог найти причину. Ребенок молчал, а с Рейном я говорить отказывался. Конечно, малыш с отцом и раньше любили поспорить, но не так громко и долго. Мне ничего не оставалось, кроме как пытаться успокоиться обоих и напоминать Эберхарду, чтобы тот держал язык за зубами. Сразу после того, как я рассказал Эберхарду о нашем с Тобиасом плане, начал переживать. Мысль о том, что сын случайно проболтается Рейну, сводила меня с ума. Конечно, Эберхард пообещал молчать и хранить секрет, однако ребенок мог не сдержаться все время и в порыве эмоций вполне мог выложить все Рейну. А это никак не входило в мои планы. Вот в таком дурдоме прошли мои последние дни. В перерывах между работой и поместьем я изредка звонил Тобиасу. Нормально обговорить детали по телефону мы не могли, а встречаться в реальности слишком опасно. Поэтому и оговорить все нюансы мы так и не успели. Я осознавал, что от этого решения зависит вся моя последующая жизнь, но времени банально не хватало. Оставалось лишь верить в слова Тобиаса, что у него все под контролем. Возможно, из-за этой недосказанности мне и не хватало уверенности в своих действиях. Постоянно казалось, что из-за угла выглянет Питер и потащит в машину к Дитеру. Или, что хуже, Эйзенманн знает о моем плане и расскажет Рейну. Слова доктора Вагнера показались мне тонким намеком на слежку. Может, никаких жучков и не было, но мне нужно было во всем удостовериться. Сейчас нельзя верить никому и ничему. Во всей ситуации я поражался лишь одному: мистер Каттерфельд был спокоен как удав. Когда я изводил себя мыслями о грядущем, неудаче и провале, тот уверял, что все пройдет как по маслу. Хотелось верить его словам, но меня все равно трясло как осиновый лист, а параноидальные мысли так и лезли в голову. — Давай я расскажу, как ситуацию вижу я, — начал Мартин серьезным тоном, который не предвещал ничего хорошего. — Ты снимешь с себя все побрякушки. Допустим, тебя не смогут отследить по ним, но вот по телефону — запросто. Как только выйдешь за пределы больницы, за тобой придут громилы, и можешь сказать adios побегу. Но если оставишь телефон здесь, телохранители сразу заподозрят неладное, ведь ты просто физически не сможешь посылать им сообщения из больницы. Если смотреть с такой стороны, то у меня и вовсе не было шансов когда-либо убежать от Рейна без посторонней помощи. Побег был бы более осуществимым, если бы мы не собирались увозить Эберхарда. Тогда бы не пришлось выдумывать весь этот план с больницей, дабы оторваться от телохранителей и забрать ребенка с детского сада. Я бы просто соврал, что у меня срочная деловая поездка или что нужно поехать к друзьям на время, а Тобиас помог бы оторваться в аэропорту от охраны. Это был бы самый оптимальный вариант, но без ребенка я не мог уехать. Особенно после того, как дал ему обещание не оставлять его в Мюнхене. Если все пойдет наперекосяк, и я уеду без Эберхарда, никогда в жизни не прощу себе этого. Тем самым вечером на вечеринке, когда я разговаривал с Тобиасом, я действительно был готов все бросить и улететь. Но уже на следующий день, обдумав все детали, я осознал, что без своего малыша не смогу. Может, и помогу Тобиасу, но не брошу своего сына одного с его отцом. Поэтому меня так осчастливило, когда Эберхард согласился уехать со мной, не хотелось оставаться с Рейном в одном доме. — И что ты предлагаешь, Мартин? — сдался я. У мужчины наверняка в голове уже есть план. Вот как загорелся! — Сколько осталось времени до самолета? — Меньше двух часов. Этого времени должно хватить, дабы забрать Эберхарда и пройти регистрацию на самолет. Хотя доктор Вагнер и наш разговор подзадержали меня. — Значит так, — я услышал, как Мартин что-то печатает у себя на клавиатуре. Его серьезный голос значил лишь одно — он конкретно взялся за дело. — Ты оставляешь телефон и все свои побрякушки в больнице и едешь за мелким. Забудь о громилах, я с ними разберусь. Я взломаю твою почту и буду посылать сообщения вместо тебя. Телефон оставишь в больнице, чтобы они смогли отслеживать его. Пока он будет там, ты будешь в сотнях километрах от него, понял? Так мы обезопасим тебя от слежки. Не забудь проверить, нет ли на Эберхарде чего-то подозрительного, понял? Помни, это может быть что угодно. — Да, но… — Никаких «но», Джером. Ты должен глубоко вдохнуть и успокоиться, услышал? Все будет хорошо. Старший брат взялся за дело и поможет своему младшему! — Мартин успокаивал скорее себя, нежели меня. Я слышал, что он волнуется так же, как и я. — Раз уж ты решился, я не вправе останавливать тебя. Это твоя жизнь. Твой выбор. — Мартин… Я всегда думал, что в этой чужой стране, кроме Рейна и Эберхарда, у меня нет близких. Но если бы я открыл глаза шире, сразу бы заметил, как много людей заботятся обо мне не просто из вежливости. Мартин на протяжении всех лет был рядом. Пусть и в своем доме, закрытым от цивилизации, временами даже от меня, но рядом. Как и Тобиас. Мужчина был готов пойти на столько рисков, лишь бы наш маленький побег закончился удачно. После всего, я до сих пор не понимал, как бизнесмен с остро развитым шестым чувством мог согласиться на эту авантюру. Не было никаких гарантий, что наш план удастся, и с каждой минутой я все отчетливее осознавал, что если бы не предупреждение доктора Вагнера, я бы не позвонил Мартину и не узнал бы о стольких нюансах. Конечно, если это все не паранойя… В голове до сих пор не укладывается, как я мог согласиться на столь необдуманный план? Тобиас говорил, что у него все под контролем и не стоит волноваться. Это называется «под контролем»? Мы даже не подумали о банальных жучках. Даже Эберхард знает, что по телефону можно отследить любого, а ведь это пятилетний ребенок! Как я могу не волноваться?! — Спасибо, — я искренне поблагодарил Мартина. — Постараюсь отправить весточку, если все удастся. — Буду ждать. «Если все удастся…» Теперь я не был ни в чем уверен. Нервная дрожь еще до прихода в больницу только усилилась вместе с головной болью. Сейчас не время на лишние эмоции или мысли, но они переполняли меня. Хотелось вырвать их наружу, но осознание того, что время ускользает из-под пальцев, заставляло держать себя в руках. Эберхард ждал меня. И этого было достаточно, чтобы заставить себя двигаться дальше. Аккуратно положив часы, запонки и телефон под один из стульев в коридоре, я направился в сторону лестницы. Мой путь лежал к черному выходу. Там меня должна ждать машина и водитель, нанятый Тобиасом. Один из его людей, как я понимал. Спустившись вниз, я увидел мужчину. При виде меня он махнул рукой, и я понял, что это нужный мне человек. Я окинул его быстрым взглядом. — Не будите ли вы против, если я возьму ваш плащ? Была еще одна проблема на пути из больницы. Так как парковка на территории больницы лишь одна, я мог столкнуться с Дитером и Питером. Вряд ли бы я смог придумать внятную причину, почему сажусь в незнакомую машину, не сказав им. Нужно сделать так, чтобы они не узнали меня или просто не обратили внимания. Верхняя одежда была лучшим вариантом. Мужчина состроил недоуменное выражение, но без вопросов отдал свой дождевой плащ. Он был не намного больше и с капюшоном, что помогло спрятаться. Я быстро накинул его на себя, и мы молча проследовали к машине. Она расположилась достаточно близко от черного входа и далеко от машины Дитера, поэтому рассмотреть что-либо было невозможно, как ни пытайся. Однако перестраховаться с плащом все же стоило. Сев в машину, я поблагодарил мужчину за помощь. Мы медленно двинулись вдоль парковки. Найдя взглядом машину телохранителей, я пригнулся, дабы те не заметили меня. Дитер с Питером тихо переговаривались друг с другом. Питер курил, пока Дитер попивал кофе из автомата. Последний никогда не позволял напарнику курить в машине из-за того, что мы часто возили Эберхарда, а дым мог навредить ребенку. Бедному Питеру приходилось сдерживать себя и не курить по несколько часов. Хотя я прекрасно знал, что тот не может выдержать и часа без никотина, постоянно теребя пачку в кармане. Мы с Дитером часто шутили, что тот с такими перерывами может бросить курить. Улыбнувшись воспоминаниям, я не заметил, как мы плавно выехали из парковки, оставляя позади моих телохранителей. Дитер был со мной с самого прибытия в Мюнхен, а Питер появился лишь несколько лет назад, но оба успели оставить след в моей жизни. Пусть для них моя охрана и являлась лишь работой, мы отлично проводили время. Благодаря им я не стал отшельником, как Мартин, хотя так и хотелось закрыться в поместье и найти работу на удаленке. Именно Дитер уговорил меня попробовать работать в офисе, и именно он объяснил мне, что Рейн не будет против, если я буду работать в его компании, и что это никак не повлияет на его репутацию. Телохранитель оказался прав. На Рейна не стали смотреть хуже только из-за того, что любовник устроился в его компанию. Меня оценили по достоинству и собственным знаниям, а никак не по достижениям в постели. Два громилы всегда были рядом, и пусть я и осознавал, что они скорее мои надзиратели, чем телохранители, мне было приятно общаться с ними. Тюрьма в их компании казалась не настолько невыносимой. Дорога к детскому саду занимала минут пятнадцать. До часа пик еще далеко, а значит, мы не попадем в пробку и не опоздаем. Вспомнив о Тобиасе, я любезно попросил водителя одолжить телефон. Мужчина набрал номер босса и протянул мне. — Здравствуйте. Мистер Каттерфельд попросил подождать. На втором конце послышался женский голос и копошение. Очевидно, тот был занят, а я отвлек его от дел. Скорее всего готовится к собранию. Оно должно начаться с минуты на минуту по моим подсчетам. — Джером? Что-то случилось? Мы же договорились не выходить на связь до твоей посадки. По-быстрому рассказав Тобиасу, что произошло в больнице и о разговоре с Мартином, я почувствовал, как медленно начинаю успокаиваться. Я слушал тихое утвердительное мычание мужчины по ту сторону и плавно приходил в себя. В который раз понимаю, что дабы не захлебнуться в собственных чувствах, достаточно просто выговориться. Или это особое влияние Тобиаса?.. — Рейн всегда был помешан на безопасности. Удивительно, как мы могли забыть о жучках, — констатировал я. — Мы не забыли, — ответил тот, устало вздохнув. — Послушай, дорогой, из-за того, что мы не могли нормально обговорить планы, я не смог рассказать тебе все детали. Когда я говорил, что тебе не о чем волноваться, я действительно не врал и рассчитывал, что ты меня послушаешь… В машине стоит глушилка как раз для таких ситуаций. Она бы вывела все возможные устройства из строя. Как только бы ты оказался внутри, любое отслеживающее устройство или прослушка перестала бы работать. А на тот случай, если кто-то из твоих телохранителей захочет проверить, на месте ли ты, в больнице есть мой человек. Он должен был отвлечь их. — Но… — Джером, у меня все под контролем. Не волнуйся. Я бы на твоем месте волновался, какой ремонт сделать в новом доме, — мужчина тихо рассмеялся. — Доме? Каком доме? Вы же не хотите сказать, что… — Тебе нужно где-то жить, и я подумал, что для жизни с чистого листа не помешает и новое место. И пока ты не начал накручивать себя — я не приму подарок обратно. Тебе нужно где-то жить. Тебе и твоему несносному малышу. Когда Тобиас говорил, что обеспечит меня всем необходимым, я и не задумывался о том, что это может быть жилищная площадь. Даже не маленькая квартира на нас двоих с Эберхардом, а целый дом! Надеюсь, это не такой же исполинский монстр, как поместья Каттерфельдов. Нам с сыном достаточно обычного семейного двухэтажного дома с двумя или тремя спальнями. Никогда не любил принимать подарки. Это слишком смущает, особенно, когда те дороже нескольких сотен евро. — Я даже не знаю, как вас благодарить, — смущенно произнес я, потерев ладонь об брюки. Я мог бы отказаться, но это задело бы чувства Тобиаса, который так старается мне угодить. К тому же, он прав. Нам с Эберхардом нужно место, где жить. — Но дом… это как-то слишком, вы не думаете? — Не благодари, пока не увидишь, милый. И нет, это ни капельки не слишком. «Не слишком» или же «не дорого» в лексиконе Каттерфельдов приобретало иное значение. Оставалось лишь верить, что дом действительно не окажется огромным поместьем на несколько этажей. Никогда не понимал смысл больших домов — лишь огромные затраты и море уборки. — Собрание еще не началось? — спросил я, посмотрев на время. — Нет. Рейнхольд опаздывает. Не думал, что он это умеет. — Тобиас был явно удивлен. Я невольно рассмеялся, вспомнив утреннюю дилемму мужа с дворецким. — Что? Ты что-то знаешь, ведь так, дорогой? Я жажду сочных сплетен! — Да, знаю. Был удостоен чести лицезреть утренний дурдом воочию. Генриху хоть и было под семьдесят, он упорно продолжал защищать поместье и семью Каттерфельдов. Его работа заключалась не только в присмотре за чистотой дома и персоналом, но и за самими Каттерфельдами. Когда мужчина заметил, что попытки примирить нас с мужем не увенчались успехом, он сдался. Но от этого никому в доме лучше не стало, ведь теперь дворецкий включил режим «защита целостности семьи превыше всего». И это отнюдь не значило заставить нас с Рейном вновь сойтись, нет, все намного прозаичнее. Генрих решил выпереть любовника Рейна с дома любым методом, посчитав, что его присутствие плохо скажется на ребенке. И дворецкий не гнушался даже самыми мерзкими. К примеру, он отказался от всех своих обязанностей в доме, пока в нем находится Отто. На прошлой неделе Отто ночевал в поместье. А утром я увидел, как Рейну с его любовником не подали на стол. Хозяин дома остался без завтрака. Катастрофа, которую обычно решал Генрих. Могли полететь головы с плеч, но Рейн принял это за старческий маразм дворецкого и спустил все на тормозах. Вот только Генрих оказался крепким орешком. Старик понимал, что одного происшествия не хватит, чтобы образумить хозяина, поэтому и продолжил свою игру. Тем же вечером к нам снова пришел Отто, и тут Генрих отличился. Очевидно, мой муж хотел уединиться с любовником, но тут им помешал Эберхард. Генрих вручил ребенка Рейну со словами, что нужно понянчиться. Меня тогда дома не было, и я мог услышать об этой сцене только со сплетен слуг. Хотя, признаюсь, это весьма позабавило меня. Рейн никогда не любил смотреть за ребенком в одиночку, только когда я был рядом. Уволить дворецкого Рейн не мог. Генрих прописан в завещании его отца, как вечный управляющий, поэтому так просто выставить старика за дверь никто не имел права. Но Рейн, как и я, понимал, что без Генриха поместье развалится. Только старик мог железной рукой управлять поместьем Каттерфельдов. Однако как Рейн не имел силы уволить дворецкого, так и прогнать своего любовника тоже не мог, поэтому ему приходилось жить в дурдоме. Недовольный дворецкий, раздраженный Эберхард и надоедающий Отто. О да, Рейн, уверен, именно о такой жизни ты мечтал, когда изменял мне. Надеюсь, ты доволен. А сегодня утром Генрих не проследил за костюмом своего господина. Конечно же, специально, хотя и знал, что сегодня одно из важнейших собраний года. Разумеется, это взбесило Рейна, и я все утро слышал, как горничные жаловались, что пришлось убирать разбитый графин в хозяйской спальне. Раньше Рейн не был таким вспыльчивым, максимум — когда мы сильно ссорились. Он предпочитал напускать на себя выражение безразличности и спокойствия, но в очень редкие моменты выходил из себя. Ни за что не подумал бы, что обычная недомолвка с дворецким может привести к такому! Интересно, если он уже таким злым едет на собрание, каким же он будет после него? То, что у него отберут компанию, было намного хуже проблем с выбором костюма. — Даже не думал, что старый добрый Генрих может поставить моего племянника на место. Нужно будет предложить ему работу у себя. — Не думаю, что Генрих согласится, — подумав немного, возразил я. — Не подумайте превратно, это не из-за верности Рейну. Генрих слишком любит тот дом. Поместье для него больше, чем просто место работы. Думаю, если бы не оно, он бы давно бросил работу на мужа и отправился на заслуженную пенсию. — Бывшего мужа, — напомнил Тобиас. — Бывшего, — согласился я, не в силах возражать. К тому же, пусть мы и не разведены, все кончено. Мы тихо рассмеялись. Никогда не думал, что будет так хорошо от осознания, что Рейна отныне не будет в моей жизни. Ощущать это странно, особенно, если знать, что еще несколько месяцев назад все было прекрасно, но тем не менее время вспять не повернуть. Он сделал свой выбор, а я — свой. Хорошее настроение, несмотря на нарастающую головную боль, наконец, вернулось ко мне. Только переживания никуда не делись. — Вы уверены, что сможете настолько долго тянуть время? Самолет через полтора часа, а собрание будет длиться максимум минут сорок. Рейн узнает о моем предательстве еще до того, как я сяду на самолет. Все ли будет в порядке? Обычно сначала дожидались, пока все акционеры соберутся, что занимало не более пяти-десяти минут. Далее шло недолгое приветствие, результаты компании за прошедший год и только в конце — голосование за нового гендиректора. Конечно же, в большинстве случаев, все заканчивалось быстро. Рейн владел сорока тремя процентами акций, тогда как я — десятью. Моей и его части голосов уже было достаточно, дабы тот остался на посту еще год. Таким образом, у Тобиаса не было ни шанса, даже если бы за него проголосовали все остальные акционеры. Но вместе с моими акциями и поддержкой большинства участников тридцать два процента Тобиаса могли сделать его победителем. Пусть и с небольшим отрывом, но неоспоримым победителем. — Ты успеешь, дорогой. Даже если собрание закончится раньше, и Рейн прикажет Эйзенманну разыскать тебя, даже если ты будешь лишь проходить паспортный контроль, они уже не смогут тебя найти. Сначала они соединятся с твоими телохранителями. Те пойдут искать тебя, но их задержит мой человек. Минут через десять-пятнадцать они обнаружат, что в больнице тебя нет, и тогда начнут искать серьезно. Но даже если твои громилы и догадаются, что ты сбежал от них, им не хватит времени проверить все поезда, машины и самолеты города. Милый, поверь, Мюнхен слишком велик даже для них. Мужчина резко умолк. Я слышал, как Тобиас кому-то что-то говорит, но разобрать что-либо было сложно. Уже через минуту тот, извинившись, продолжил: — Я думаю, что на аэропорты внимание они обратят в последнюю очередь, ведь убегать в другую страну через самолет будет только дурак. Светить настоящими документами — это словно махать красной тряпкой перед быком, а чтобы сделать поддельный — у тебя связей нет. Рейнхольд знает, что ты не настолько глупый, чтобы раскрыть свою личность в аэропорту. К тому же, документы на ребенка у него, ты не сможешь вывести Эберхарда заграницу. Поэтому остается только один вариант — ты не уехал со страны, а просто скрылся где-то в Германии. Вот такой логикой будет довольствоваться служба безопасности моего племянничка. И я всячески этому поспособствую. — Хотите, чтобы они думали, будто я еще в пределах Германии? Разве не очевидно, что скрываться здесь — самоубийство. Каждый в этой стране знает фамилию Каттерфельдов. Рейн не поведется на такую простую уловку. — О, об этом не волнуйся. У меня есть план. Рейн еще долгое время будет думать, что ты здесь. Мужчина вел свою игру, и я не хотел в нее вмешиваться. Как только покину Мюнхен, моя роль в спектакле подойдет к концу, а дальнейшие действия я оставляю на Тобиаса. Я не мог не заметить, как он загорелся всем этим. Его многолетняя мечта осуществится с минуты на минуту, и я не вправе мешать его триумфу. Все лавры победителя — его. Я лишь инструмент в этой победе. — Мистер Каттерфельд, у меня есть просьба. — Конечно, Джером. Все что хочешь. Не стесняйся, — приободряющее ответил Тобиас. — Вы знаете Мартина Хоффмана? Он работает на Рейна. Сможете позаботиться о нем в мое отсутствие? — Без проблем, — не раздумывая ответил тот. — Мистер Хоффман всегда был человеком, подающим надежды. Не понимаю, почему Рейнхольд оставил такой талант пылиться на полке. Почему-то я был даже не удивлен, что Тобиас знает о Мартине. В каком-то смысле Мартин и правда был гением. Алмазом, который Рейн так и не смог должным образом огранить. — Не слишком наседайте на него. Он… — я попытался правильно подобрать слова, но никак не выходило. — Он просто Мартин. Неуклюжий, безалаберный, слегка ленивый, но свою работу обожает. Не заставляйте его делать то, что он не хочет. И не нужно пытаться заставить его выйти в люди. Это бесполезно. — Описываешь мне себя лет десять назад. — Я точно не ленивый и точно не неуклюжий, — пошутил я и улыбнулся себе под нос. Тобиас был прав, в чем-то с Мартином мы и правда похожи. Может, поэтому мы и смогли сойтись. Как говорят, на одной волне. Жаль будет потерять такого человека, но Мартину будет лучше без меня. Возможно, благодаря участию Тобиаса в его жизни, он сумеет раскрыть весь свой потенциал. Конечно, если не угробит себя раньше времени. Я предполагал, Тобиас начнет ругать меня за то, что втянул в наш план Мартина, но ошибся. Все же его помощь, как оказалось, была и не нужна. Если в машине и правда глушилка, я мог спокойно забрать свой телефон и отправлять сообщения Дитеру отсюда. Но с другой стороны — теперь Мартин отпустит свою вину и сможет двигаться дальше без меня. Может, под руководством Тобиаса он начнет новую жизнь. Прямо как я. Почему-то я был уверен, что после всего Мартин не задержится в рядах Рейна. Однако это было к лучшему. Мистер Каттерфельд хорошо позаботится о нем. Еще немного переговорив, Тобиас попрощался, попросил меня успокоиться и больше не нервничать. Я пообещал забыть о переживаниях, хотя на самом деле меня все еще слегка потряхивало. Странно, что нервная дрожь все никак не успокаивалась. Последний раз такое было, когда я проходил терапию после срыва. Перед паническими атаками тело начинало мелко дрожать, пока меня не накрывало волной страха и тревожности. Такое часто случалось, когда я находился в закрытом пространстве. После рождения Эберхарда приступов больше не случалось… Странно, но я не чувствую себя так же, как и тогда. Неужели перенервничал? Стресс — вещь непозволительная в данной ситуации. В любом случае, нужно глубоко вздохнуть и успокоиться. В больнице я запаниковал после разговора с доктором Вагнером и начал творить глупости. Мужчина внушил, что за мной следят. Он сделал это специально, чтобы я запаниковал? Какую цель он по-настоящему преследует? Неужели тот действительно думает, что я после всего вернусь к Рейну? Это даже смешно. Разговор с Тобиасом помог мне успокоиться и скоротать время поездки. Мы слегка опаздывали, и Эберхард, должно быть, уже начал нервничать. Недавно Генрих научил его ориентироваться на часах. Мне пришлось купить детские наручные часы. Теперь малыш постоянно следил за временем и пытался контролировать, вовремя ли я прихожу с работы. Я уже успел пожалеть, что поддался на его уговоры и купил ему их. Водитель припарковался у детского сада. Я не стал одалживать у того плащ, чтобы не тратить зря время, и выбежал прямо под дождь. Тобиас обещал позаботиться о камерах как в больнице, так и в детском саду. Хотя я не понимал зачем. По моему мнению, от записей нужно избавиться только в аэропорту, чтобы Рейн не узнал, в какую страну мы летим. Но Тобиас хотел стереть любые следы, и я был не вправе вмешиваться. Это его специалистам нужно делать лишнюю работу, никак не мне. Выйдя из машины, я быстро проследовал к воспитательнице. Комната старшей группы располагалась на первом этаже, поэтому у меня не заняло много времени найти ее. — Добрый день, мисс Филдер. Женщина почему-то испугалась, когда я подошел. Обернувшись, я увидел в ее руках телефон. Очевидно, она говорила с кем-то, а я помешал беседе. Интересно, и как часто она оставляет детей без присмотра, разговаривая по телефону? Как хорошо, что Эберхард больше не будет сюда ходить. Я всегда испытывал какое-то отвержение к частному садику, хотя на это не было веских причин. Быстро распрощавшись с собеседником, мисс Филдер, наконец, обратила на меня внимание. — Мистер Каттерфельд, рада вас видеть. Пришли к директору? Скажу вам, она сейчас не в лучшем настроении. — О, не волнуйтесь, я к вам. Мне нужно забрать Эберхарда. — Сейчас? Вы так внезапно пришли к нам, даже не предупредив. Дети только-только сели за стол. Нельзя прерывать обед… — Послушайте, — остановил я женщину. Она была тем еще любителем поговорить, и может, в другое любое время я бы выслушал ее, но не сейчас. — Мы спешим. Не хочу опаздывать. Это срочно. Приведите Эберхарда, пожалуйста. Мисс Филдер удивилась моему напору, но промолчала. Состроив обиженное выражение лица, она резко развернулась и ушла на поиски ребенка. Я посмотрел в одолженный на время телефон водителя. Экран был побитым, но это не мешало посмотреть время. До вылета оставалось чуть меньше полутора часа. Я планировал в это время быть на подъезде к аэропорту, но разговор с доктором Вагнером и Мартином подзадержал. Надеюсь, на регистрации не будет слишком большая очередь. Последний раз я летал общественным рейсом лет девять назад. Тогда я поссорился с Рейном и улетел к друзьям в Лондон, дабы немного остыть. Это было настолько давно, что я даже не могу вспомнить все детали. В общем, я хотел показать Рейну, что не нуждаюсь в его материальной помощи, и предпочел полететь не на его частном самолете, а на обычном. Помню, как того разозлил мой поступок. В любом случае он не мог снять меня из борта на высоте в несколько тысяч метров. После этого, конечно же, общественными рейсами я больше не летал. Кто бы мне разрешил? Да и, соглашусь, наш частный самолет был намного удобнее и безопаснее. В начале отношений меня слишком смущала разница в наших положениях. Казалось, все смотрят на меня, будто на содержанца. Я отвергал все подарки, подаренные Рейном, любую материальную помощь. Мне было достаточно того, что я никак не мог отплатить ему за проживание в роскошном поместье. Без образования, работы, жилья, связей и всего с несколькими тысячами фунтов на счету было стыдно находиться подле такого мужчины, как Рейнхольд Каттерфельд… Когда это перестало меня волновать? Почему? Неужели чувства настолько затмили здравый разум?.. Мы никогда не подходили друг другу. Слишком разные. Как характерами, так и мировоззрением. Я пытался найти оправдания его поступкам, однако он никогда не пытался понять меня. В это и была наша проблема. Как я все это время мог жить с ним? Оборачиваясь на прошлое, сейчас оно казалось смехотворным. Паренек, который пытался жить от зарплаты к зарплате, и иностранный богач, что даже не задумывается о том, сколько тратит… С самого начала все было обречено на провал. И даже спустя десять лет я так и не смог привыкнуть ко всей роскоши. Я не рожден для такого. Мое место в уэльской глубинке или же в отдаленной глуши Лондона, с которой он меня вытянул, а никак не подле столь влиятельного мужчины. Вот Отто Керн подходит Рейну. С виду парень немного глуповат, но красивый. И что главное, они оба из одного круга. После того, как Отто стал чаще появляться в поместье, пришлось разузнать о парне немного более, нежели имя и место работы. Отец Отто, Бен Керн, кроме доли акций нашей компании, владеет успешной юридической фирмой. И все это перейдет к Отто, как к наследнику. Парень рожден для этого. Отто с легкостью воспринимает роскошь и свое место в обществе, пока я до сих пор стесняюсь тратить слишком большие суммы, чувствуя себя виноватым. За десять лет я так и не смог привыкнуть ко всему, как бы Рейн не пытался привить это мне. Мы не подходили друг другу. Рано или поздно это должно было случиться. Мы принесли чересчур много боли друг другу. Я простил его за все. За многочисленное вранье, за насильственное удержание в поместье и за все те слова, что причинили мне боль. Я никогда не ненавидел его. Я слишком разочарован в нем, дабы чувствовать что-то помимо этого. Сейчас я чувствую, что готов отпустить. Надеюсь, Рейн будет счастлив. Рано или поздно я научусь жить без него. Мне будет лучше без него. Ведь как может быть иначе?.. Вскоре женщина привела моего сына. Тот, как обычно, бросился ко мне. Жестом я остановил Эберхарда и попросил помолчать. Попрощавшись с женщиной, я потянул сына к машине, призывая к его спокойствию. Уж слишком тот был взбудоражен. — Эберхард, успокойся, — от его громких возгласов пульсация в висках лишь продолжала расти. — Не могу! У нас приключение, понимаешь?! Только ты и я! — Эберхард, — жалобно простонал я, но мне не оставалось ничего сделать, кроме как усадить сына к себе на колени и откинуть голову назад. Я не понимал такого восхищения Эберхарда от поездки. Он не первый раз побывает за границей и точно не впервые летит на самолете. — Пап, а куда мы едем? Ты говорил, что это сюрприз. Уже можешь сказать?! — Да, Эберхард, могу. Только прошу, не кричи. Малыш согласно кивнул. Я потянулся за папкой, которая все это время лежала на сиденье. Сверху небольшой стопки лежали новые удостоверения личностей. — Смотри, вот наши новые имена. — А зачем нам новые? — Чтобы твой отец нас не нашел. Эберхард знал, что в первую очередь я убегаю от его отца. Мы расставили с ним все точки над «і». Я не собирался скрывать от сына причину побега, просто не договаривал все детали. Пусть лучше думает, что я разлюбил Рейна, чем то, что его отец — убийца. В каком-то смысле это даже правда, того манящего и теплого чувства к его отцу я больше не питаю. Оно стремительно начало угасать с момента измены. В любом случае, отец с сыном больше никогда не встретятся, и я очень надеюсь, что Эберхард забудет эту часть своей жизни. Хочу, чтобы Мюнхен остался лишь дальним детским воспоминания в его памяти. Оставалось лишь верить, что прошлое не догонит моего малыша в будущем. Ему нельзя знать, наследником какой династии он является. Это кровавые деньги. Я не могу позволить своему сыну касаться их. — И как меня теперь зовут? — Эван Нотинберг. — Эван? — удивился малыш. — Разве это не одно из моих имен? — Да. Видимо, мистер Каттерфельд особым воображением не блещет. Когда мы с мужем выбирали имя будущему ребенку, как и у любых родителей, у нас возник вопрос с именем. Так уж сложилось, что у Каттерфельдов принято давать ребенку не одно и даже не два имя. Придумать одно было той еще задачей, а что делать, когда их четыре?! В итоге, конечно мы сошлись на двух первых именах. Рейну нравилось Эберхард. Знатное и утонченное. Мне же было к душе обычное Уве. Простое и понятное. В то время я еще не мог думать о нерожденном малыше, как о собственном, ведь биологическим отцом был Рейн. Поэтому я уступил в выборе имени. Первым именем стало Эберхард, а вторым — Уве. Рейн уверял, что малыш такой же его, как и мой, поэтому имя Уве заслуживает жить. Конечно, в итоге я совершенно забыл о втором имени. Все к малышу обращались, как к Эберхарду, и я по инерции стал звать его так. Но полное имя звучало как Эберхард Уве Рейнхольд Эван цу Каттерфельд. Почему Рейнхольд, это понятно, в честь отца, но к чему Эван? Потому что это мое второе имя. Я не был гордым обладателем четырех имен, как Каттерфельды, но имел два скромных — Джером и Эван. Никто не звал меня Эваном, даже родители. Я узнал об этом из своих документов, когда убегал из отчего дома и впервые заглянул в них. Для меня это стало сюрпризом. Рейн же узнал о нем, когда мы пошли в ЗАГС, и я решил изменить фамилию с Эванс на Эванс-Каттерфельд. Моего мужа этот факт удивил. Настолько, что он решил дать мое второе имя нашему ребенку. Так он пытался привить в моей голове мысль, что ребенок у нас общий. Что же, у него получилось, Эберхард мой ребенок, что бы не говорил ДНК-тест. Имя Эван звучало просто и подходило для того, чтобы затеряться в толпе. Да и малышу оно будет не в новинку. — А твое? — Мое… — я перевел взгляд на следующий документ. — Итан Нотинберг. — Итан? — малыш задумчиво поднес палец к губе, будто размышляя, подходит ли мне имя. — Да. Простенько и мне нравится. — А фамилия Но-тин-берг? Теперь у нас одинаковые фамилии?! — радостно воскликнул малыш. — Они и раньше были одинаковыми, — улыбнулся я, шутливо ударив того по носу. Слишком уж тот был радостным. — Теперь давай посмотрим, куда мы летим. Я предполагал, что Тобиас закажет билеты с несколькими пересадками, но в папке оказалось лишь два комплекта билетов — в Мадрид и Мельбурн. Посмотрев на даты, я растерялся еще больше. По всей видимости сейчас мы полетим в Мельбурн и только через неделю — в Мадрид. Значит наше новое место жительства это Испания? Что ж, весьма неожиданно. Я думал, что это будет какой-то Китай или та же Австралия, но никак не Европа. Безопасно ли там жить, когда совсем рядом Рейн? У него ведь связи не только в Германии… Был еще один момент, который волновал меня. Что мы будем делать целую неделю в Мельбурне? Зачем понадобилось лететь на второй конец земли, чтобы через шесть дней снова вернуться в Европу? Это такой способ отвлечь Эйзенманна? Может, я что-то упустил? Нужно будет спросить у Тобиаса по прибытию. Он, как всегда, не посвящает меня в свой план, а я начинаю нервничать. — Ну что ж, Эберхард, точнее, Эван, — быстро исправился я, — у тебя будет возможность попрактиковать свой английский. — Мы летим в Англию? — спросил тот, закусывая от нетерпения губу. Малыш давно просил меня свозить его туда. Англия являлась для него дивной страной дождей и вкусной еды. По крайней мере, так запомнил свою родину я. Раньше я подумывал свозить сына туда, познакомить со старыми друзьями, но сейчас… А сейчас я даже не знаю, удастся ли нам безопасно когда-то улететь с Испании. — Нет. Сначала мы летим в Австралию. — Э-э… — Ребенок поднес палец ко рту. Он не мог понять, что это за страна. — Это далеко. Очень далеко. Но там разговаривают по-английски. Жаль, что мы пробудем там всего ничего. Зато сможешь услышать этот язык от носителей, — погладил я малыша по макушке. — Но в скором времени нам придется учить испанский. — Испанский? — Да. По всей видимости, мы будем жить в Мадриде. Это столица Испании. Малыш опустил голову, будто о чем-то задумавшись. — Но отец говорил, что мне плохо даются языки. Поэтому мы не могли начать изучать латынь… — Твой отец думает, что ты должен быть первым во всем. Но теперь так не будет, малыш. Отныне ты будешь делать и учить то, что хочешь. Отца больше не будет с нами. Обещаю, что постараюсь не наседать на тебя так, как он. Но это не значит, что я позволю тебе распоясаться и сесть мне на шею, Эберхард. — Значит, никакой латыни?.. — спросил осторожно малыш. В отличии от математики, филология была его слабым местом. Прямо, как у меня. — Да. — Ура! — тот бросился мне на шею. — Не расслабляйся. Нам еще предстоит выучить испанский. Говорят, это довольно простой язык. — Ты его не знаешь? — Плохое отношение с изучением языков у тебя от меня, — ухмыльнулся я. Никогда не любил учить языки. Помнится, даже в школе я был одним из худшим в классе французского. Сейчас, скорее всего, не вспомню и слова на этом языке. Даже немецкий очень долго не поддавался мне, пускай все говорили, что он похож на родной английский. Надеюсь, с испанским будет попроще. Дальнейший путь мы провели нескучно. Я пытался отвечать на все вопросы Эберхарда о нашем будущем, хотя, по правде говоря, сам не знал, как все будет. Одному лишь Тобиасу известно, но с ним мы еще долго не выйдем на связь. Перелет с Мюнхена в Мельбурн занимал почти целый день, и когда телефон снова появится у меня на руках — неизвестно. Головная боль немного утихла, дрожь и вовсе прошла. Удивительно, как на меня влияет собственный сын. Лишь одного его присутствия достаточно, чтобы успокоиться и перестать трястись. Поблагодарив водителя за плащ и телефон, я с Эберхардом под руку направился в аэропорт. До вылета оставалось чуть больше часа, а значит, мы успевали. Очередь на регистрацию оказалась не столь длинной, но я не прекращал волноваться, примут ли мои поддельные документы. Все же, если обнаружится, что они нелегальные, меня не просто вернут к Рейну, но еще и припишут несколько статей. Не хотелось сесть за попытку кражи ребенка и владения поддельными документами. Но Тобиас говорил, что все будет хорошо. Мне оставалось лишь верить. Контроль мы прошли без приключений, благо в этом аэропорте я был не впервые и быстро сориентировался. Как оказалось, Тобиас позаботился обо всех нюансах с перевозкой ребенка. В документах я значился, как единственный опекун. Все права на ребенка были мои, словно я был его настоящим отцом. Я невольно улыбнулся, когда проверяющий спросил, мой ли Эберхард ребенок. Теперь мой, даже на бумагах. Уже сидя в зоне вылета, Эберхард заставил меня пройтись по всем магазинам. Конечно, я пресек его энтузиазм на корню, и мы обошлись обычным дьюти-фри. Пока малыш открывал для себя новые места, я, прикрыв глаза, тихо стоял у стойки магазина. Женщина за кассой спросила, не нужна ли мне помощь, но я заверил ее, что все в порядке. Действительно, у меня просто слипались глаза. Как только взлетим, прилягу поспать на несколько часов. Надеюсь, Эберхард за это время не разнесет самолет. Время посадки подошло незаметно. Эберхард все время крутился из стороны в сторону, рассматривая настолько огромный самолет вблизи. Наш частный не шел ни в какое сравнение с этим. Да и мест здесь было раз в сто больше. Призвав сына к спокойствию, я затащил того в салон, как только последний контроль был пройден. Тобиас был бы не Тобиасом, если бы не забронировал нам места в бизнес-классе. Раньше я может бы и поспорил с ним, мол, не стоило тратиться, но сейчас хотелось лишь одного — тишины. Вряд ли ее можно было получить в экономе. К тому же, насколько я помнил, в бизнес-классе сидения намного удобнее. Можно откинуть спинку назад, а ноги высунуть вперед, превратив сидение в полноценное спальное место, что я и собрался сделать. Все время взлета Эберхард всматривался в окно, спрашивая меня о каждой мелочи, а когда облака закрыли доступ к видам, тот и вовсе уснул. Очевидно, запас его дневной энергии исчерпал себя. Всегда удивлялся, как быстро устают дети. Им достаточно всего часа, и из бодрых активных монстров они превращались в хнычущих сонных ребят. Мне повезло, что Эберхард, когда хотел спать, только сонно сладко зевал и молчал. Оно и к лучшему, теперь и я мог окунуться в царство Морфея со спокойной душой. Удобно настроив кресло, я откинулся назад и прикрыл глаза. Я надеялся, что небольшой сон уменьшит головную боль и мне не придется искать по всему самолету подобие аспирина. Однако, как назло, вместо сна в голову прокрались совсем не те мысли. Самолет уже давно набрал нужную высоту, а значит, и собрание должно было закончиться. Удалось ли Тобиасу осуществить свой план? Все же у Рейна оставалась большая часть акций. Без моих десяти процентов мужу было достаточно всего небольшая поддержка от других акционеров, дабы остаться на следующий срок. Тобиас не раскрыл мне всех козырей, говоря, что меня это волновать не должно. Он держался уверенно, и я видел, что за этой уверенностью у мистера Каттерфельда припрятано еще несколько. Вот только каких — загадка. Неужели он перетянул на свою сторону сообщников Рейна в совете? Всеобщий бунт? Переворот? Если говорить о Рейне… Мне было интересно, как он себя чувствует. Он не мог знать, что я подписал бумаги, отдающие мой голос в сторону Тобиаса. Думаю, акционеров данный факт поверг в шок, как и самого Рейна. Хотелось бы увидеть его реакцию. Не для того, чтобы запечатлеть его страдания, нет. Для того, чтобы увидеть, как он понимает, что упустил меня. Что я, наконец, впервые за десять лет самостоятельное принял решения без его участия. Что я победил. Пускай это победа и не нужна мне. Что он сейчас делает? Ищет меня? Эйзенманн уже доложил, что в больнице меня нет? А как скоро они узнают, что Эберхарда тоже пропал? Мисс Филдер уже сообщила, что это я забрал ребенка с детского сада? Что ты будешь делать, Рейн? Поймешь ли мои мысли? Поймешь ли мой поступок? Или будешь считать подлым предателем? Ты уже осознал, что это конец?.. Из размышлений меня вырвал тихий смех. Я заметил, что вовсе и не пытался уснуть, а просто смотрел в окно на серые облака внизу. Эберхард мирно спал, а значит, это не мог быть он. Откинувшись на кресло, тот сжимал свой детский рюкзачок с важными для него вещами. Мы вместе собирали его вчера вечером. Здесь было все, чем он дорожит, кроме часов. Их я попросил выбросить еще при выходе с детского сада, пообещав купить новые. Все же никогда не знаешь, следит за нами Рейн или нет, существуют ли те устройства, или это лишь моя паранойя. Небольшая перестраховка никогда не помешает. Сбоку кто-то громко хмыкнул. Я развернулся влево и заметил мужчину, смотревшего прямо на меня. — Простите? — Ох, извините, — ухмыльнулся тот, продолжая смотреть на меня, не собираясь отворачиваться. Он знает меня? Один из знакомых Рейна? Он узнал меня и уже рассказал мужу?.. Нет, этого не может быть. Все приближенные Рейна летают на собственных самолетах. — Вы хотите что-то сказать? — Нет, — мужчина снял с себя очки и обворожительно улыбнулся. — Просто размышлял, как теперь стоит обращаться к вам: Джером или Итан?