Вопреки всему

Три года спустя

Судьба — странная вещь. Никогда не знаешь, какой следующий удар она нанесет, не можешь подсчитать, с какой стороны прилетит и какой понесешь ущерб. Увы, я не был ее любимцем. Она бьет меня до неприличия часто и до невыносимости больно. Безумно, что со всем своим довольно реалистичным взглядом на жизнь я верю в такие вещи, как «судьба» или «карма». Я не раз видел, как человек после совершенных злодеяний платил до ужаса завышенную цену. Вот только, что удивительно, как бы правильно я ни пытался жить, как бы много достойных поступков ни совершил, каким бы всепрощающим ни был, каждый раз получал лишь пощечины. Всему есть предел терпения… Рождество в этом году мы планировали праздновать, как и два предыдущих, дома. Никаких вылазок в Мадрид, ужинов с добродушными соседями или же шумных компаний. Ничего из двух последних я не имел, поэтому оставалось лишь тихо проводить вечер за бокалом вина с сыном в окружении ближайших людей. Да и что таить, такой вариант мне приходился по душе больше остальных. День до кануна Рождества, как всегда, ознаменовался покупками. Эберхард вместе с Дамианом отправились по магазинам. Гонсалесу предстояло долгое сражение с Эберхардом, который за три года в Испании так и не полюбил рыбу. Именно она была главным блюдом любого более-менее приличного застолья в Мадриде, но так как малыш ни в какую не соглашался есть морепродукты, приходилось заменять их чем-то соответствующим. Мне было все равно что есть. В отличие от Эберхарда, я не привередлив в еде. Проблема состояла в том, что Дамиан, как истинный ценитель даров моря и коренной житель здешних земель, не приветствовал множество мясных блюд на столе. В итоге каждый раз при выборе блюд к столу те ссорились. В такие моменты я предпочитал сидеть дома, дабы переждать бурю. Если Гонсалес еще кое-как умел справляться с Эберхардом, то я — никак. Нет, сын продолжал слушаться меня, затруднение заключалось в том, что я не мог ему отказать. Когда тот просил новую игрушку — я покупал, когда тот не хотел идти в школу — я давал ему разрешение отсидеться дома, даже его прихотям в еде я просто не мог заставить себя запретить. И это не из-за того, что я пытался казаться добрым отцом в его глазах. Нет, конечно, я никогда таким не был. Причина в том, что я хорошо знаю, что именно Эберхард прячет в своем тайнике под кроватью. Фотография, где мы с Рейном и малышом на одной из пасхальных вечеринок в Мюнхене. Фотография семьи. Сколько живу в Мадриде, ощущаю эту всепоглощающую вину за то, что лишил ребенка отца. Я заглушаю ее, пытаясь заменять Эберхарду Рейна собой, но понимание того, что где-то под кроватью лежит то чертово воспоминание из прошлого, за которое столь цепляется мой сын, не дает мне спокойно спать по ночам. Я прекрасно знаю, что малыш грезит мечтами о возвращении былой семьи, пусть и молчит. Он молчит с тех пор, как мы здесь. Ни разу не заикнулся о Рейне за все три года. Порой эта молчанка разъедает меня изнутри, а порой я рад тому, что при мне Эберхард не говорит о Рейне. В свои восемь мой сын излишне понимающий. Сидя в кабинете с утра, я продолжал пялиться в экран планшета. Многострочный текст очередного сообщения я даже не стал читать, сразу же перейдя в конец. «Увы, вы нам не подходите, господин Нотинберг». Что же, вполне ожидаемо. Если в предыдущих девять раз я получил отказ, не стоило ожидать согласия в десятый. Устало вздохнув, я отбросил небольшой планшет в сторону и откинулся головой на кресло. За два месяца поисков работы я наткнулся на огромную стену. Никто не хотел брать на работу человека, работающего удаленно, к тому же иностранца без знания испанского. Все фирмы, даже несмотря на идеально удавшиеся собеседования, сразу же отказывалась. Это весьма разочаровывало, ведь на ту должность, которую я пытался устроиться, мне не нужно было находиться в офисе полный рабочий день — достаточно одного дня в неделю, дабы занести отчетность. Причиной отказов служило мое упрямое желание работать не выходя из дома. За время в Мадриде я окончательно превратился в домоседа. Даже за покупками ходил Дамиан, который, кстати говоря, дружно продолжал жить вместе с нами. Не то чтобы я совсем уж не выходил. Когда Тобиас приезжал в Мадрид, я ездил к нему, и мы обедали в каком-то ресторанчике в центре. Также я изрядно хожу на родительские собрания и раз в полгода посещаю больницу. В общем, в месяц я точно выхожу больше трех раз из дома, что вполне меня устраивает. Я не боялся выходить за порог. Нет, у меня не было агорафобии, что бы ни говорил Гонсалес. Просто у меня не возникало желания выходить. За три года такая невылазная жизнь не принесла мне ровно никакого ущерба. Наоборот, помогла возобновить душевное спокойствие и восстановить вновь пошатнувшуюся психику. Дом стал убежищем, в котором я предпочту остаться так долго, как смогу. С работой было точно так же. Я не хотел каждый день ездить в офис. Кто знает, что может произойти, начни я активную социальную жизнь. Меня все еще подстерегала мысль о том, что в любой момент из-за угла появится Рейн и заберет моего ребенка. Чем меньше я показывал себя, тем больше вероятность, что нас не обнаружат, и спокойная жизнь, длившаяся три года, продолжит идти своим чередом еще не один десяток лет. После шестой неудачной попытки устроиться хотя бы куда-нибудь я попросил Тобиаса поспособствовать. Ожидаемо, тот вежливо ответил, что подумает над этим вопросом, что простыми словами — отказал. Когда он обещал, что позаботится о нас, он имел в виду и в финансовом плане. Я три года пользовался его безграничной добротой, но в последнее время начал думать, что слишком использую мистера Каттерфельда. Хотелось как-то облегчить его ношу, хотя бы в этом плане. Я вполне мог начать работать и получать хоть какой-то доход. Однако Тобиас так не считал. Он желал, чтобы я побольше отдыхал, занимался тем, чем хочу, нашел хобби и праздно жил, а не искал себе проблемы на голову, но… Но я так больше не мог! Я устал только получать от него, хотелось дать какую-нибудь обратную связь. Тобиас стал мне ближе всех за эти три года. Я в полной мере начал считать его своим «отцом», каким и хотел видеть. Проницательный мистер Каттерфельд видел это и, могу поклясться, что ему это нравилось. Однажды он признался мне, что они с его покойной женой всегда хотели завести сына, и если бы та не умерла, вероятно, по миру ходил еще бы один Каттерфельд. Очевидно, мужчина видел во мне такого сына, ровно как и я в нем отца. Забавно, как жизни совершенно разных людей может соединиться в одну по прихоти судьбы. Скажи мне кто лет пять назад, что Тобиас, враг моего мужа, станет ближе самого Рейна, никогда бы не поверил… Вскоре в дом вернулись Дамиан с Эберхардом. Те принесли огромные пакеты всякой всячины, пусть я и посылал их лишь за несколькими продуктами. Они снова скупили полмагазина. Причем, как я вижу, они скупили еще и половину рыбного и мясного отдела. Даже не представляю, куда мы денем столько всего. За готовку ответственным был я. Дамиан, как и его жена, готовить не умели, а Эберхард на кухне больше мешал, нежели помогал, поэтому в этом месте главным оказался я. В этом году стол накрывали на четырех. Должна была прилететь еще Изабель, но ее рейс на завтра отменили из-за сильного снегопада. Дамиану придется встречать первое Рождество без своей ненаглядной женушки. Я так и не узнал, будет ли присутствовать Тобиас. Я звонил ему на неделе, но тот был сильно занят. Секретарша мистера Каттерфельда раза четыре перезванивала и просила передать извинения. Поэтому я решил, что Тобиас слишком занят, дабы выкроить время и прилететь в Мадрид. Все же, как бы сильно я не желал его видеть, у Тобиаса была собственная жизнь в Мюнхене. Тот и так разрывался между вечными перелетами с Германии в Испанию ради нас с Эберхардом. Ужин накануне Рождества всегда предвещал бурные споры. Каждый хотел, чтобы на столе появились его любимые блюда. Я же, как верная домохозяюшка, сидел с блокнотом в руках и внимательно слушал, отметая чересчур экстравагантные варианты. В конце концов у меня в шкафу не завалялись мишленовские звезды. Что-то простенькое и незамысловатое — мой максимум. — Хочу тот салат с красной рыбой, — требовательно заявил Дамиан. — Тот что с рисом? Мужчина кивнул. Клянусь, что видел две пачки риса в пакете, который принесли мальчики. Дамиан заранее приготовился. — Добавь в этот раз больше рыбы и меньше лука. А лучше вообще убери его. — Там целых два слоя рыбы, куда больше? Дамиан укоризненно посмотрел на меня, и я дописал пометку возле этой позиции. Спорить с ним — себе дороже. — Хочу запеченную индейку. Эберхард подождал, пока Гонсалес выскажет все свои требования и по-деловому отставил стакан с недопитым соком. — С медом? — И яблоками внутри, — подсказал деловито малыш, будто это самая важная часть. Этот сладкоежка каждый раз заставлял Дамиана искать этот чертов фрукт по всему Мадриду! Зимой их здесь почти не бывало, а если и были, то слишком страшные. Всему виной Изабель. Когда она приезжала к нам, всегда привозила какие-то вкусняшки для своего любимого племянника. Однажды она прилетела из жарких стран и привезла всякой съедобные всячины, в том числе и сладкие сушеные яблоки. Эберхард пришел от них в восторг. Изабель порекомендовала мне запечь их внутри какого-то мяса, вместе с рисом, как делала ее бабушка, пока еще была жива. Я немного поэкспериментировал и в итоге приготовил блюдо, без которого мой малыш теперь просто не представляет праздник. — Мясной рулет? — спросил я, заранее зная, чего желает сын. — Да! Фарш тоже был в пакете. Иногда я удивляюсь, почему мы, не как все нормальные люди, сначала писали меню, а потом уже шли закупаться. Как всегда, у нас все вверх ногами! Пока мы разбирались, кто что будет пить, в гостиную вошел Мэтью. Темноволосый мужчина пытался дотащить четыре порции десерта за один раз. Я подошел к нему и начал забирать два десерта, дабы помочь донести, но что-то пошло не так. — Осторожно! — Одна из подставок пошатнулась, и одно из блюд едва не вылилось на свитер Мэтью. Я вовремя успел ее остановить. — Папа остановил катастрофу! — кричал Эберхард, размахивая руками, чем ввел меня в краску. Прошлый раз катастрофу, увы, не остановили. Мэтью, засмотревшись в телефон, не заметил недавно помытый мною пол и поскользнулся прямо с горячим кофе в руках. Белая офисная рубашка мужчины оказалась безнадежно испорчена. О неуклюжести Мэтью можно слагать басни. Когда десерт оказался у каждого в руках, Мэтью завалился на соседнее со мной свободное место. — Черт! Я забыл сироп! Мужчина спохватился и помчался назад на кухню. Дамиан, увидев реакцию друга, лишь закатил глаза. — Если бы наш Мэтью не был давным-давно окольцован, подумал бы, что он на тебя запал, — пробурчал Гонсалес. — Он просто заботится обо мне. Я устал повторять это из раза в раз. Каждый, кто хотя бы раз видел, как Мэтью печется обо мне, считает, что мы парочка. У нас далеко не такие отношения. Очень далеко не такие. — Он — мой доктор, — напомнил я. — Врачи не проводят в домах своих пациентов большую половину дня, не ужинают у них почти что ежедневно и уж точно не ночуют возле их кроватей. — Мэтью больше, чем обычный врач, и ты это прекрасно знаешь. С Мэтью я познакомился чуть больше двух лет назад. Однажды тот просто появился на пороге моего дома и предложил поговорить. Тогда я был настолько удивлен, что даже не знал, что ответить незнакомцу, полностью усыпанном снегом. Лишь короткий кивок Дамиана дал мне понять, что его можно впустить в наш дом и выслушать. Мэтью оказался недипломированным психологом, как он мне представился немного позже. Психология была его хобби, а я стал его первым пациентом на этом поприще. До меня он только на курсах практиковал с поддельными больными, и то в учебных целях. Кудрявый темноволосый мужчина со столь же темными, как смоль, глазами дал мне больше, чем психологическую помощь. Он стал моим проводником между тем состоянием, в которое меня загнала обострившаяся ситуация с Рейном, и миром покоя и умиротворения. Мэтью не просто приоткрыл для меня дверцу, он пинком выпихнул меня через нее. Это не та долгая и нудная терапия, что однажды практиковала на мне доктор, которую привел Рейн. Не помню, что такого сказал мне Мэтью, раз я всего за несколько месяцев уже стоял на ногах твердо и уверенно, но, очевидно, это было что-то очень внушающее. В свое оправдание могу сказать, что я мало что помню с тех времен. Конечно, столь быстрое выздоровление не обошлось без проблем. Хорошее состояние не продержалась долго, и апатия медленно начала поглощать меня вновь. Для того, чтобы я окончательно не ушел в себя, Мэтью поселился в нашем доме. У нас была лишняя гостевая комната для него, а Дамиан оказался вовсе не против его присутствия — двое мужчин были давними знакомыми, поэтому Гонсалес без вопросов впустил Мэтью в нашу жизнь. Мне кажется, Мэтью до сих пор считает себя виноватым в сложившейся ситуации. Все же он не был полноценным врачом и не имел достаточно опыта для моего случая. Впрочем, я был рад любому его взаимодействию со мной. Я действительно желал выздороветь, вот только своими вечными размышлениями о будущем только вводил себя в более глубокую бездну. Это как канат, по которому ты поднимаешься долго и мучительно, стремясь к финишу, но тебе не сказали, что твой вес с каждым движением опускает его вниз, и ты остаешься на одном и том же месте… Мэтью прожил у нас порядком года и лишь этим летом съехал обратно к себе. У него была невеста, которой не очень-то нравилось, что ее жених проводит ночи вне дома. Знала бы она, что ее ненаглядный иногда засыпал прямо у меня на кровати, никогда бы не пустила его сюда. В одну из таких ночей нас застал Дамиан. Мэтью спал, опершись головой о мою кровать, сидя на полу, пока я глазел на него, думая, будить или нет. Я не знал, как объяснить Гонсалесу, что мы заболтались настолько, что Мэтью просто уснул прямо так, уставший от совмещения офисной работы и помощи мне. Дамиан до сих пор припоминал мне эту ситуацию. Пусть я давно чувствовал себя отлично, Мэтью продолжал настаивать на встречах раз в неделю, ради профилактики и проверки, как говорится… Хотя Дамиан все же был прав, Мэтью бывал у нас далеко не раз в неделю. На прошлой неделе он не появился лишь в среду. Я склонялся к тому, что у него проблемы с невестой, о которых Мэтью предпочел умолчать, а наш дом — его временное укрытие. Все же за все время нашего знакомства я так и не увидел его невесту. Если Мэтью не показывал ее, значит, на то есть причины. Вскоре Мэтью вернулся за стол и мы все вместе принялись за десерт. — А ты хочешь что-то особенное? — спросил я у Мэтью. В этом году мужчина тоже должен был праздновать Рождество в нашем скромном кругу. Невеста Мэтью на праздники уехала к своим родителям в Мексику. Я задавался вопросом, почему парочка не поехала вместе, но предпочитал не лезть в их дела. Это их отношения, совать в них свой любопытный нос я не хотел. — Нет, спасибо, — улыбнулся тот. Небольшие, столь любимые мною ямочки появились на его лице. Иногда мне казалось, будь мне снова двадцать, не встреть я Рейна и не будь Мэтью натуралом, я бы однозначно проникся симпатией к нему с первого взгляда. Особенно к этим ямочкам и темным глазам. — Ты же знаешь, я непривередлив в еде. — Все бы были такими, — протянул я, посмотрев на длинный список перед собой. Иногда мне казалось, что Эберхард и Гонсалес просто дразнят друг друга таким детским образом. Вот только страдаю один лишь я — тот, кому все это нужно приготовить. Прислуги у нас не было. Это не поместье в Мюнхене, где были не только повара и уборщики, но и специальные люди, отвечающие за сохранность сервиза и картин. Тобиас предлагал прислать человека, но я слишком боялся, что тот не будет держать рот на замке. Я и так пытаюсь не заводить лишние контакты и не попадаться на глаза. Даже здесь, в отдаленности от Мюнхена, я не чувствовал себя до конца в безопасности, что уж говорить о доверии прислуге. Поэтому я предпочитал следить за домом самостоятельно. Конечно, в этом активно помогал мне Дамиан, который так же, как и я, обитал в этом двухэтажном монстре. Но если следить за чистотой не составляло особого труда, то готовить оказалось не так просто. Причина состояла в том, что я утратил все свои навыки. Просто прошло слишком много времени с того момента, как я готовил в последний раз. Если точнее — порядком пятнадцати лет, когда мы с друзьями жили в небольшом таунхаусе на окраине Лондона. У нас был строгий график готовки, и раз в месяц я целую неделю тем и занимался, что готовил на целую ораву соседей. Пусть их и было всего три, они казались теми еще обжорами. После переезда в Мюнхен надобность готовить отпала. Зачем нужна моя стряпня, если на кухне знаменитый шеф-повар, верно? Поэтому, когда после десятилетнего перерыва я вновь встал возле плиты, приготовить что-либо оказалось весьма проблематично. Однако, как говорится, не было того, что не подвластно человеку. Уже спустя несколько месяцев я вспомнил азы и даже несколько блюд, что готовил в далеком прошлом. Не все они пришлись по вкусу Эберхарду, зато Дамиан чуть ли не целовал пол, по которому я хожу. Все дело в моем происхождении. Еще когда я жил с родителями в Уэльсе, мать часто готовила разнообразные рыбные блюда. Морепродукты были относительно дешевыми в нашей местности, да и к тому же полезными. Даже после побега из дома я готовил своим лондонским друзьям мамины блюда. Спустя столько лет я вновь вспоминал мамины рецепты, только теперь я готовил собственному ребенку… Я три года не общался с моими друзьями. Даже поверить не могу, что когда-то мы были настолько близки, что ничего не утаивали. В Лондоне мне казалось, что они заменили мне родителей и семью, дали новый дом, но сейчас я даже с трудом могу вспомнить их лица. Если бы была возможность, я бы с удовольствием напомнил им о своем существовании, отправив несколько писем, как делал раньше, вот только той почтой я больше не пользовался. Ее могли прослушивать люди Рейна, поэтому Дамиан удалил ее еще на вилле в Мельбурне. Из раздумий меня вытянуло оповещение системы безопасности о прибывшем госте. Я подошел к небольшой панели в прихожей и посмотрел, кого к нам принесло попутным ветром. Знакомое лицо мелькнуло перед глазами, и я не смог подавить улыбку. Нажав кнопку «открыть», я принялся ждать, пока долгожданный гость зайдет внутрь. Дамиан уже успел сравнить меня с собакой, ждущей хозяина после работы. Какая глупость! — Здравствуй, дорогой. Темно-русые волосы начала покрывать седина, морщинки при улыбке стали глубже, но глаза за все года ни на йоту не изменились — все так же лучились теплом и заботой, когда смотрели на меня. Эти синие холодные омуты, которые похожи на летнее безоблачное небо. Я мог узнать их из тысячи. Тобиас поставил на пол небольшую коробку и раскрыл руки, призывая к объятьям. Я шагнул прямо к нему, упершись в твердую грудь. Терпкий одеколон с нотками корицы и яблока тоже остался прежним. Казалось, Тобиас никогда его не меняет. Как приятно, что хоть что-то остается прежним, несмотря на неумолимый ход времени. — Вы к нам надолго? — спросил я, ожидая, что тот останется на ночь у нас, но меня разочаровали. — У меня есть минут сорок, прежде чем машина подъедет за мной. Но это не значит, что я не могу опоздать. Мужчина хитро ухмыльнулся. Я пригласил его к столу. Дамиан, только завидев тестя на горизонте, мгновенно надел на себя маску невозмутимости, и побежал к мистеру Каттерфельду на поклон. — Добрый вечер, — Гонсалес пожал руку мужчины. Тобиас лишь кивнул в ответ и отвернулся, не удостоив Гонсалеса вниманием. Между мужчинами сложились не самые хорошие отношения, ведь мистера Каттерфельда уведомили о свадьбе дочери лишь за несколько дней до ее начала… Насколько я мог судить, Тобиас хорошо отзывался о Дамиане до свадьбы. Мистер Мартинес посоветовал Тобиасу нанять в мою охрану именно Гонсалеса из-за его опыта и профессионализма. Мистер Каттерфельд, который до этого слышал о заслугах Дамиана, с превеликим удовольствием последовал совету старого друга. Однако мнение Тобиаса разительно поменялось, когда Дамиан не просто умолчал об отношениях с его старшей дочерью, но еще и скрыл тот факт, что они решили пожениться без его благословения! Так всем жаловался Тобиас, но я все же думаю, что мужчина просто расстроился, что так и не смог попасть на столь важное мероприятие и как следует порадоваться за любимую дочь. Как бы сильно Изабель не боялась того, что отец запретит ей выйти за Дамиана, Тобиас всегда желал дочке лишь счастья. Он никогда бы не запретил ей делать то, что она считает нужным. Вот только Изабель этого так и не поняла… Даже представить не могу, как бы неприятно было мне, если бы Эберхард вдруг решил поступить подобно своей тете. Изабель все еще слишком глупа для своих лет. Она боится гнева отца, но не понимает, что он никогда не сможет на нее разозлиться. Это и отличает хорошего отца от плохого. Тобиас принял Изабель любой, даже этот брак в конечном счете, а вот мой родной отец в свое время не принял меня таким, каким я был. Возможно поэтому я так стремился оставаться подле Тобиаса, как можно дольше. Его отчее крыло намного приятнее, теплее и понимающее. Тобиас кивнул Мэтью, который так и остался сидеть за столом, а после переключил все свое внимание на Эберхарда. Тот уже вовсю не скрывал любопытства посмотреть, что же принес ему Тобиас на этот раз. — Это тебе, милый. Слова, слетевшие с уст Тобиаса, прозвучали будто команда для Эберхарда. Уже в следующую секунду ребенок был прямо возле мужчины и забирал у него довольно большую коробку из рук. Малыш посмотрел мне прямо в глаза. Несколько долгих мгновений мы играли в гляделки, пока я не сдался. — Ладно, беги. Только мусор после себя уберешь сам, договорились? Я проверю! Эберхард прокричал что-то невнятно согласное, пока поднимался по ступенькам в свою комнату. Иногда меня удивляет, какой он быстрый, когда что-то хочет. Вот по утрам он медленнее черепахи, особенно когда не хочет идти в школу. — Вы его разбалуете. — Хорошие дети должны получать соответствующие подарки. Поверь, он этого заслужил, — мужчина подозрительно отвел глаза. Удивительно, как они быстро спелись после переезда в Мадрид, особенно если знать, что раньше Эберхард не особо-то любил мужчину из-за неприязни Рейна к своему дяде. Да и сам Тобиас не питал особых чувств к ребенку врага. Сейчас же они в полной мере были похожи на дружных родственников, словно дедушка с внуком. Как и говорил Тобиас, многолетняя вражда закончилась на Эберхарде. Жаль, что такой ценой. — Еще не Рождество, чтобы что-либо дарить, — отметил я. — А это и не рождественский подарок, — парировал мужчина, а после быстро добавил: — Нам нужно поговорить. — Поднимемся наверх? — спросил я, заметив, как быстро мужчина перешел на деловой тон. — Нет, эти двое тоже должны присутствовать. Тобиас сел на свободное место напротив Дамиана. Тот и вовсе умолк под натиском тестя. Всегда удивлялся, что лишь мистеру Каттерфельду подвластно взглядом заставить Дамиана молчать. Тем временем атмосфера за столом начала накаляться. Я предложил Тобиасу выпить чай, и тот охотно согласился. Под официальным предлогом я сбежал на кухню, дабы не попасть в эпицентр бури. За столом становилось все душнее и душнее с каждым мгновением. И дело не только в плохих отношениях Тобиаса с Дамианом. Нет, просто кроме собственного зятя мистер Каттерфельд не переносил еще и Мэтью. Быстро вернувшись обратно, я кивнул Тобиасу, дабы тот побыстрее начинал, нечего повышать градус в и так искрящей от напряжения комнате. Чем быстрее мы закончим, тем быстрее я потяну Тобиаса в свой кабинет, где не будет ни Мэтью, ни Дамиана, ни какой-либо взрывоопасной ситуации. — Альваро приглашает тебя, дорогой, на празднование Рождества. Будет лишь он, его жена и мы. Небольшой семейный праздник, как говорится. Гонсалес приглашен, как мой гость. — Зачем? — спросил Мэтью после недолгой паузы. По тому, как он нервно отбросил за ухо вечно вьющуюся челку, я мог сказать, что тот предельно раздражен. — Как зачем? Для того, чтобы познакомиться с Джеромом. — Три года, пока Джером жил на его территории, отцу не было интересно, а тут внезапно стало? Слабо верится, — мужчина отставил свой десерт и посмотрел прямо на Тобиаса, требуя ответа. Мэтью Мартинес — полное имя моего недопсихолога. Внебрачный ребенок Альваро Мартинеса, которого тот любезно взял под крыло после смерти всех своих детей от законного брака — вот кем является Мэтью. Благодаря Дамиану я смог узнать намного больше информации о семье Мартинес, нежели от Изабель, которая предпочла и дальше играть в молчанку. Мать Мэтью была любовницей мистера Мартинеса, когда тот состоял в первом браке. Женщина являлась студенткой по обмену, красоту которой сразу приметил тогда еще молодой и любвеобильный Мартинес. В итоге после непродолжительного романа она забеременела. Мартинес, у которого на то время уже было три законных наследника, отказался от внебрачного ребенка, посоветовав любовнице сделать аборт. Женщина наперекор всем не избавилась от ребенка. Более того, она начала шантажировать Альваро тем, что расскажет все миссис Мартинес — гордой и безумно влюбленной в собственного мужа женщине. Причина столь гнусного поступка — любовница хотела, чтобы ее ребенок рос с отцом и матерью, вместе с остальными братьями и сестрами. Она хотела, чтобы ее сына признали, как законного наследника, что принесло бы ему не только обеспеченную жизнь, но и будущее. Однако Мартинес не разделял ее мнения. Заплатив приличную сумму, мужчина отправил мать с ребенком из Испании, забыв о тех. Но судьба сделала неожиданный поворот. Женщина оказалась убита одним из врагов Мартинеса, а младенец, которому не было и полугода, остался без матери. Альваро не был столь бездушным, дабы забрать ребенка в собственную семью. Он прекрасно понимал, что внебрачному сыну никто не будет рад. Жизнь здесь превратится в настоящий ад для невинного малыша, и впоследствии тот возненавидит собственную семью. Поэтому Альваро решил отдать ребенка семье любовницы. Однако и те отказались от ребенка. Родители женщины боялись принимать сына столь опасного человека, из-за которого погибла их дочь. Их не волновало даже то, что этот ребенок — их внук! Они слишком боялись за свои собственные шкуры. Мартинесу не оставалось ничего, кроме как отдать сына в приют. Стерев все следы рождения ребенка, Альваро забыл о существовании еще одного наследника. Долгое время мистер Мартинес жил, не вспоминая о ребенке, но и здесь судьба отличилась. Все дети Альваро вместе с его женой умерли в автокатастрофе. Скорбь надолго окутала жизнь мужчины. Однако, как бы плохо тому не было, империя требовала наследника. Мартинес взял в жены вторую женщину, но та умерла при родах вместе с ребенком. Третья жена и вовсе оказалась бесплодной. Никакая медицина не могла встать против природы. Устав от вечных попыток, Альваро осознал, что остался лишь один вариант — вернуть внебрачного ребенка в Испанию и сделать наследником. Только так он мог сохранить свое место и не дать роду Мартинес навсегда угаснуть. Ребенком оказался Мэтью. Всю жизнь парень метался между приемными семьями, поэтому довольно легко принял предложение Мартинеса бросить все и перебраться в Испанию. Удивительно, но все партнеры и сообщники Альваро с распростертыми объятиями приняли Мэтью. Тот был умным, обаятельным, а главное — умел манипулировать людьми подобно своему отцу. Никто не ожидал, что внебрачное дитя окажется столь способным! Однако не всем бизнес-партнерам нравился парень. Например, мистер Каттерфельд просто не переносил его. И этому была одна понятная причина — тот слишком сильно сблизился со мной, пусть виновником тому был сам Тобиас, который нас же и познакомил. Узнав, что сын Альваро кое-как влечен в сферу медицины, Тобиас предложил Мэтью понаблюдать за мной. Мистер Каттерфельд видел, что после приезда в Мадрид я начал быстро и стремительно увядать, поэтому хотел как-либо помочь. Сам он не был дипломированным врачом, а нанять кого-то он не мог — слишком высока вероятность, что доктор выдаст мое месторасположение Рейну. Поэтому Тобиас попросил помочь Мэтью, который являлся наследником Мартинеса и никак не мог помешать их с Альваро планам, выдав меня Рейну. Однако, очевидно, мистер Каттерфельд не рассчитывал, что Мэтью задержится в моей жизни намного дольше, чем ожидалось. Когда мистер Каттерфельд впервые увидел, как заботится обо мне Мэтью, его словно подменили. Он, вопреки безопасности, предложил нанять нового доктора. Тобиас всячески пытался нас разлучить. Однажды тот и вовсе в лоб спросил то, что так долго мучило его: «Какие отношения вас связывают с отродьем Мартинеса?» Я десятки раз слышал такие вопросы от Дамиана, но конкретно этот заставил посмотреть на ситуацию со стороны. Мнение Тобиаса было для меня слишком важным. Но как бы я ни пытался, я не мог найти превратно понятого подтекста в поступках Мэтью. Не было ни того безумного шального взгляда с искрой страсти, которым смотрел на меня Рейн, ни намека на физический контакт. К тому же у Мэтью была невеста! Здесь не пахло ничем иным, как заботой о больном друге… Да и я не был готов к такому роду отношений. Точно не сейчас, точно не с Мэтью. Младший Мартинес стал мне хорошим другом. Таким же, как Дамиан или Изабель. Ни больше ни меньше. — Если тебе интересно, почему Альваро пригласил Джерома, спроси своего отца лично, — ухмыльнулся Тобиас. — Ему будет интересно узнать, с кем его сын проводит большую часть времени? Или лучше сказать, ради кого его наследник покинул собственный дом и переехал на край Мадрида? — Вас не должно волновать то, с кем я провожу время! — Мэтью привстал, гневно сжимая край стола. — Вы — посторонний в делах Мартинесов. Здесь вы лишь гость, знайте свое место. — Такой же гость, как и ты в этом доме. Тебе давно пора перестать приходить сюда, — Тобиас даже словом не обмолвился о нападках Мэтью. — Джерому стало лучше. Нет никаких иных причин оставаться в этом доме. Твоя работа окончена. Так почему ты все еще здесь? — Я уже давно здесь не живу! — Мэтью ударил ладонью по столу. — Но стабильно ходишь сюда и проводишь ночи хотя бы несколько раз в неделю, верно? Я знаю все, мальчишка. Тобиас, благодаря своему ораторскому опыту, умел показать собственную правоту даже столь упрямому человеку, как младший Мартинес. Мэтью хотел ответить что-то едкое, как умел, но я вовремя остановил его. Не мог смотреть, как мой друг оскорбляет уважаемого мною человека. — Хватит ссориться, я прошу вас! — Я устало потер виски, пытаясь успокоить ноющую мигрень. Меня уже достала вечная грызня этих двоих. Те ссорились каждый раз, как виделись, а Гонсалес отсиживался сбоку, никак их не разнимая. Боялся попасть под удар от тестя, трус! — Скоро Рождество. Давайте не будем хотя бы сегодня… К тому же наверху Эберхард. Не хочу, чтобы он услышал. Тобиас и Мэтью отвернулись друг от друга. Нужно перевести тему, пока те снова не начали выяснять отношения. — Итак, мистер Каттерфельд, вы говорили об ужине? У нас уже были планы. — Планы на Рождество? — Да. Мы хотели устроить ужин. На четверых. Небольшой. — Дорогой, ты же понимаешь, что это условное предложение? Хозяин территории приглашает тебя отужинать. Ты не в праве отказываться. Выбор без выбора, получается. Меня пригласили, но не дали возможности отказаться. Прекрасно. — Меня депортируют, если я не пойду? — Господи, нет, конечно, — рассмеялся Тобиас, пытаясь сгладить атмосферу. — Но я настойчиво советую пойти. Лучше не злить Альваро. Тем более, если ты не явишься, он явится к тебе. А знаешь почему? Потому что ты, мой милый, уже второе Рождество подряд забираешь его сына. Рождество — праздник семейный, а Мэтью — его сын, не забывай. Возможность увидеть на пороге господина Мартинеса меня вовсе не привлекала. Одно дело жить на его территории, знать, что он где-то рядом, но не видеть, совсем другое — встретиться лично. Что Альваро ожидает от этой встречи? Зачем он хочет увидеть меня? Неужели и правда из-за того, что я общаюсь с его сыном? Но это лишь наше с Мэтью дело. Никто, даже Тобиас с Альваро не вправе вмешиваться. Мы лишь общаемся. Разговариваем. Нет причин для беспокойства. Я уже собирался спросить, к которому часу нам нужно быть в поместье Мартинесов, как меня прервал негодующий вопль Мэтью. — Нет! Мы никуда не пойдем! — Мистер Каттерфельд прав. Господин Мартинес — твой отец. Разве ты не хочешь провести время с семьей? — удивился я столь острой реакции Мэтью. — Джером, ты еще не до конца выздоровел. Тебе нужно оставаться дома и не выходить лишний раз, понимаешь? — Мне уже давным-давно стало хорошо. Не понимаю, почему ты так противишься. Хоть мне до сих не хочется выходить за пределы дома, я готов переступить через себя. Я осознал свою проблему и иду дальше. Не ты ли говорил, что мне нужно сделать первый шаг наружу, начать общаться с людьми? — Я не имел в виду моего отца! Я запрещаю тебе идти, как твой лечащий врач. Он не тот человек, с которым тебе стоит общаться в качестве лечения. Нет. Я не понимал, почему Мэтью так против этого ужина. Даже если мистер Мартинес столь опасный человек, как говорят слухи, вряд ли он что-либо сделает мне. Тобиас не даст меня и Эберхарда в обиду. — Мы с Эберхардом пойдем. Все, кто захочет — присоединяйтесь. Мэтью действительно думает, что у меня есть выбор? Отказаться и не пойти — словно самостоятельно залезть в гильотину. Если для Мэтью господин Мартинес это отец, то для меня — хозяин территории, на которой живет мой сын, и мой нынешний защитник. Я не могу лишить себя и Эберхарда возможности спокойно жить в Мадриде. Эти три года пусть и были омрачены вовсе не радостными мыслями, все же остаются самыми спокойными в моей жизни. Если для этого мне нужно раз в год встречаться с опасным человеком — пускай. Главное, что у нас есть безопасное место и новая жизнь. В чем-то большем мы не нуждаемся.