Вопреки всему

За свою скоротечную и не очень-то разнообразную жизнь мне повезло повстречать людей множества мастей. Не все из них были примером добродетельности и сострадания. Благодаря знакомству с Рейном, я открыл для себя тех, кого по праву можно назвать истинным злом этого мира. Все тех, кто как-либо приложил руки к большим деньгах, все они — испорчены. Раньше я думал, что их не исправит ничего, кроме могилы, однако намного позже осознал, что даже самый гнусный человек может измениться. Всего лишь нужен стимул. Сильный толчок. Настолько мощный, как смерть близкого человека, разбитые вдребезги мечты или разрушенная жизнь. Близко я не знал Отто Керн. Не ведал ничего о его жизни, чувствах, мечтаниях, поэтому не имел ни малейшего права судить его за поступки, ведь вдруг у него был такой толчок, что послужил причиной совершенных грехов. То, из-за чего он пошел по скользкой дорожке. Это было бы в корне неправильно. Я слишком предвзят для независимого судьи его жизни. Однако как же сильно хотелось вынести Отто приговор. Смертельный приговор, чтобы тот больше никогда и никому не причинил такого же вреда, как и мне. Дабы его путь, наконец, окончился, не причинив еще большего вреда окружающим… На нем была маска. Я это чувствовал. Он — ненастоящий. Будто подделка человека. Все в нем фальшиво. Красивое лицо, пухлые губы, большие темные глаза, темные волосы с отливами, худощавое небольшое телосложение. Он словно создан для того, чтобы быть использованным. Эта его напускная невинность… Я понимал почему бывший муж повелся на нее. Она привлекла его первобытные звериные инстинкты хищника. Вот только, когда Рейн вдоволь насладился своей жертвой, Отто стал ему неинтересен и тот его бросил. Я почти на сто процентов уверен в таком исходе. Единственное, что я не понимал в этом лживом человеке, так это его решение появиться передо мной спустя столько лет. Казалось, будто он специально появился в моей жизни, чтобы разрушить ее снова. Отто Керн стал для меня, что предвестником конца. Давно я не ощущал такого страха за будущее. Благодаря Адаму под боком оно стабилизировалось, заглушилось иными заботами и мыслями, я стал ощущать себя полноценным и счастливым… Вот только Отто имел свойство рушить мое счастье. — Ты сегодня какой-то тихий, — Адам поцеловал меня в макушку. — Заболел что ли? Мы снова лежали в его излюбленной позе, когда мужчина практически затаскивал меня на себя, положив спиной ему на торс. Что ж, не скажу, что мне это не нравилось. Наоборот, даже очень. В такие моменты я мог спокойно разговаривать с Адамом, не переживая, что тот поймет по моему выражению лица вру я или нет. Когда я не смотрел в темные любопытные глаза Адама, мне было намного спокойнее. — Нет. Я редко болею. Адам недоверчиво хмыкнул и положил руку на мой лоб, проверяя нет ли жара. — И правда ничего нет, — удивился тот. Я знал, что его брови, как всегда, взлетели вверх, и мгновенно приобрели прежнюю высоту. — Тогда… Ты все еще беспокоишься из-за того случая вчера? Говорить, не говорить? Стоит или нет? Пожалуй, нет. Не стоит Адаму зря переживать. Пусть это станет еще одной тайной между нами… Пусть это станет благим неведеньем правды ради безопасности. — Это мой старый… знакомый. Мы разошлись с ним не в лучшем виде. Не хочу об этом вспоминать. Адам вздохнул мне прямо на ухо, понимая, что я снова недоговариваю правду, но промолчал. Не так давно мы обусловились о том, что прошлое должно остаться в прошлом, а именно — никаких разговоров о его жене и моем бывшем муже. Честно говоря, мне очень нравилось, что именно Адам предложил это, ведь так у меня появилась законная причина умалчивать о Рейне. Руки мужчины, которые ранее спокойно лежали на моем животе, начали медленно спускаться все ниже и ниже. Я почувствовал горячее дыхание на своей шее и вздрогнул от нависшего напряжения. — Мы не можем… Не сейчас! — Знаю-знаю, дети наверху, но мне все равно хочется тебя немного расшевелить, — хмыкнул мужчина и я почувствовал, как его язык прошелся по моему уху. — Не таким же способом! Я почувствовал, как с каждым мгновением мужчина подо мной все больше и больше возбуждается. В прошлый раз, дабы не попасться на глаза детям наверху, нам пришлось идти в ванную, дабы выпустить пар. Звук бегущей воды прекрасно все заглушает и даже тонкие стены не становились помехой шалости. Хотя по лукавому взгляду Мелисы и постоянных ухмылок я понимал, что девчонка прекрасно понимала, что происходило. Подумать только, заниматься таким в ванной, пока наверху дети! Я точно сойду с ума с либидо Адама! Поддавшись вожделению, я уже хотел предложить переместиться в более укромное место, как вдруг услышал дверной звонок. — Ты кого-то ждешь? — спросил Адам, удивленный тем, что в мой дом может кто-то рваться в выходные. Тобиас уехал только вчера, а значит еще минимум недели две не озарит нас своим присутствием. А если знать, что он так скороспешно отправился в Мюнхен, дабы поговорить с Беном Керном о поведении его сына… Нет, нежданный гость точно не мистер Каттерфельд. Тогда остается только мистер Мартинес? — Ты иди, а я ненадолго отойду, кхем, в уборную, — произнес мужчина, неловко поправив штаны. Кивнув Адаму, я направился к двери. По пути я быстро взглянуть на себя в зеркало и привел в порядок то, что Адам утроил у меня на голове. Опустив длинный домашний свитер едва ли не до колен, дабы скрыть нарастающее возбуждение, я вздохнул и потянул за дверную ручку. — Твой большой брат решил нанести визит. Секундный шок. Моментальное осознание. Снова шок и не верящее принятие. — Господи, Мартин!.. Мартин Хоффман у меня на пороге. Мой давний друг, которого я оставил в Мюнхене. Скорее по инерции, нежели по разуму, я бросился к мужчине заключая того в медвежьи объятья, чего бы никогда не сделал прежде. — Я так рад тебя видеть! — Я тоже очень рад, Джером, но ради бога отпусти уже меня, задушишь ведь! Неловко улыбнувшись, я отпустил того и отошел. Мартин не изменился. Совершенно. Даже этот хмурый взгляд, несмотря на его прекрасное настроение, все еще не слезал с его лица. Мартин. Мой Мартин передо мной! Не могу поверить! Однако вместе с радостью закралась неприятная мысль, которая в корне рушила прежнюю веселость. Лампочка счастья, что загорелась на максимальную мощность. в мгновение потухла, будто поток электричества насильно отключили. — Ты… как ты узнал, что я здесь? — Пф, думаешь, я бы не смог узнать, где ты живешь? — усмехнулся Мартин во все тридцать два. — И почему ты вообще так странно разговариваешь по-немецки? — Долгий перерыв, — улыбнулся я тому. — И все же, Мартин, кто сказал тебе, где я живу? — Как кто? Тот, кого ты любезно попросил присмотреть за мной. Старший Каттерфельд, кто же еще. Дядюшка твоего мужа. — Он все же принял тебя к себе? — моему удивлению не было предела. Тобиас все же исполнил то, о чем я его просил. Он выполнил даже эту просьбу… У меня совершенно вылетела с головы та просьба почти четырехлетней давности. — Может мы не будем говорить об этом на пороге? Хочу встретиться с малым. У меня сейчас рука отпадет нести все эти подарки! Я заметил один маленький и явно не тяжелый пакет в руке мужчины и улыбнулся, пропуская того в дом. Громко сообщив детям, что у нас гости, те мгновенно спустились. Казалось, Эберхард был рад встрече с Мартином еще больше, чем я. — Дядя Мартин! Он в мгновенье ока слетел с лестницы и повис на Мартине, который немного пошатнулся, словив ребенка. Да, мой Эберхард хорошо так вымахал за эти почти что четыре года. Это далеко не тот пятилетний мальчик, который и слова боялся сказать при виде взрослого. — Малой, я уж думал, что ты, как твой папочка, совсем позабыл о любимом дяде! — Нет! Я зыркнул на Эберхарда, дабы тот слез с Мартина, которому по виду было уже физически больно держать ребенка. Все же Мартин, как был физически слаб раньше, так и остался. Если я считал себя не особо большим, так Мартин на моем фоне, как спичка. — А что это за прелестная девочка? Джером, ты обзавелся еще одним ребенком пока меня не было? Быстро однако! Лаура, которая все время пряталась за мной, выглянула и посмотрела на Мартина. Да, а ведь в начале года я был тем, кого боялась девочка, посчитав большим ужасным незнакомцем. Мне льстит то, что Лаура приняла меня, как своего, какие бы волнения по этому поводу не одолевали меня ранее. — Лаура, это дядя Мартин. Ты можешь не бояться его, он только на вид такой злой и громкий. — Кто еще злой и громкий?! Я не сдержал смех, смотря на то, как Мартин пытается состроить на лице доброжелательное выражения, чтобы не пугать девочку. Вот только получалось это с трудом. Хмурость за почти сорок лет прилепилась к его лицу навечно. — Если бы знал, что у тебя тут другие дети, прихватил бы что-то и для них, а так придется отдать твой подарок, Джером. Мартин достал из своего рюкзака небольшой пакетик шоколада и протянул Лауре, а вот Эберхарду досталась какая-то коробочка в плотно запечатанной бумаге. — Только не показывай папе, что там, а то он снова будет нас ругать, — прошептал Мартин Эберхарду, присев на корточки. — Вообще-то я все слышу. Эберхард серьезно кивнул, спрятав коробочку за собой, дабы я не глазел, и убежал обратно на второй этаж. Должно быть Мартин снова снабдил сына каким-то навороченным гаджетом. Я уже представляю, какой скандал закатит Эберхард, когда я запрещу носить его в школу. Лаура кивнула гостю и хвостиком побежала за моим сыном. Что бы я не говорил, девочка сильно привязалась к Эберхарду. Возможно, семейное путешествие пойдет Лауре на пользу. Нужно будет попросить Эберхарда попытаться разговорить девочку еще больше. Хорошо, что сына не смущает ее заикание. Кажется, тот совершенно не замечает изъяна. Когда дети скрылись за лестницей, Мартин вздохнул и тихо, скорее для самого себя, констатировал: — У тебя все хорошо. Я рад. Неуклюже улыбнувшись от ранее неприсущей Мартину откровенности, я предложил тому выпить чего-то горячего. Он, как и раньше, не смог отказаться от кофе. Я все еще помнил, как тот любил его даже спустя столько лет. — Ты так и не связался со мной. Рука, наливающая кофе дрогнула от слов мужчины. Я потянулся за тряпкой, дабы вытереть пролившееся. — Прости… На меня много чего навалилось по приезду в Мадрид. Это как-то совершенно вылетело из головы. Прости. — Нет, что ты, Джером, я не виню тебя, — поспешно заверил меня Мартин, ерзая на стуле. — Мистер Каттерфельд все мне рассказал. Просто… Просто я хотел поддерживать с тобой связь. Никогда не думал, что она может так быстро оборваться. Оно знаешь как: осознаешь, что важно, только потеряв. Нет, я ошибся, это не был мой прежний Мартин. Года изменили его внутренний мир. Он стал более сентиментальнее и чувствительнее… Если так подумать, у Мартина среди знакомых в Мюнхене был только я. Не припомню, чтобы у него была семья или иные близкие. Лишь я, которые бросил его в Мюнхене, понадеявшись на то, что Тобиас позаботиться о нем. — Так мистер Каттерфельд все же помог?.. Мартин грустно улыбнулся. Похоже, все не было так просто… — Он — мастер давать новое начало других людям. Единственное, что жалко, это мой дом. Пришлось продать его каким-то богатеньким снобам, которые при этом раскритиковали мою спальню без окон, помнишь? Я до последнего не хотел этого делать, если бы не желание господина Каттерфельда! Значит, Мартин начал все с чистого листа, как и я… — Мартин, — позвал я его, не решаясь задать вопрос, мучающий меня. Мужчина кивнул, забирая у меня из рук свой кофе, и я все же продолжил начатое: — ты не пожалел, что тогда помог мне? — Я… Мужчина не успел договорить, как на кухню вошел Адам. Все еще с небольшими румянами на щеках и капельками воды на волосах. Должно быть, принимал душ, дабы успокоиться. Могу только представить, как он ночью отыграется за сорвавшиеся планы. — Здравствуйте, — мужчина кивнул Мартину, подходя ко мне. Он без спроса обвил мою талию своими руками и положил голову на плечо. Я ухмыльнулся от ребячества Адама. — Адам, это Мартин Хоффман — мой старый добрый друг. Мартин, это Адам Кармона — мой… — я сглотнул, — мой бойфренд. Я ощущал, как десятки эмоций сменяют друг друга в голове Мартина, но ни одна их них не отобразилась на лице. — Нет, я конечно знал, но чтобы вот так сразу. Прости, я не был морально готов увидеть, что ты не с… — прошептал тот по-немецки себе под нос. С Рейном. Да. Мартину сложно принять это после того, как больше десяти лет видел меня подле одного единственного мужчины. Когда постоянно видишь человека в одном наряде, а потом тот надевает совершенно другой, закрадываются вопросы. — Рад познакомиться, Адам, — Мартин перешел на английский, который, как знаю, сильно у него хромал. Он знал его на уровне «if-else». — Позаботьтесь о нашем Дже-… Итане. Прекрасно, значит, Тобиас успел предупредить Мартина, что в Мадриде лучше не упоминать мое настоящее имя. Насколько много успел узнать Мартин о моей жизни здесь, когда я ничегошеньки о нем не знаю?.. Адам выпил с нами кофе, жадно посмотрел на то, как мы с Мартином в один присест съели все сладкое, что было в доме, и отправился наверх к детям. Думаю, он понял, что нас стоит оставить наедине. Да и Мартин не смог бы с ним разговаривать, ведь его разговорный английский за четыре года так и не поднялся с уровня плинтуса. Как хорошо, что мне достался такой понимающий и учтивый мужчина. Мне и правда крайне важно поговорить с Мартином без лишних ушей. — Адам — просто прелесть, Джером. Не знаю, где ты его откопал, но, пожалуйста, привяжи его к себе всеми возможными способами и не отпускай. — Я рассмеялся, даже не представляя, чем можно связать такого громилу, как Адам. — Может, и не стоило приходить, раз уж все так хорошо сложилось… — Что? Мартин, я всегда рад тебе в своем доме. Оставайся здесь столько, сколько понадобиться, но предупреждаю: у меня здесь легкий вариант дурдома, особенно по утрам, — я улыбнулся тому, пытаясь разшевелить Мартина от внезапно появившейся серьезности в его словах. — Ты сильно помог мне тогда. Я… мы с сыном безумно благодарны. — Я не об этом, — слабо улыбнулся мужчина, но все же смутился от сказанных мною слов. — Мне нужно кое-что тебе сказать, но я уже не уверен, что это такая уж хорошая идея. Я думал, ты все еще, как бы это сказать… мыслями в Мюнхене, там, рядом с ним. Но я вижу, что у тебя все просто завались, как хорошо. Вот даже второго ребенка успел найти. — Третьего. У Адама две девочки. — Вот видишь. У тебя теперь есть все, о чем ты только мечтал. Правда. Я всегда мечтал о таком. Дети, дом, любящий мужчина, стабильная работа, даже Кайло, Адамов пес — все это я получил благодаря Адаму. Он стал тем, кто осуществил мою давнюю мечту… Вот только, не уверен, что я чувствую это также ярко, как и в первый раз, когда создал семью с Рейном. Я принимаю это, как должное. Будто все так и должно быть. С Адамом это естественное движение дальше. — Ладно. Слушай, Джером, я уже не жалею об этом, но раз я уж явился к тебе на порог… Это не моя история. Я просто тебе все это скажу, а ты решай, как с этим поступить. Можешь забыть, а можешь что-то предпринять. Я просто хочу, чтобы ты знал, как все было на самом деле. Ты имеешь право и не важно, какие последствия… — Мартин, — перебил я того, видя, что тот начинает нервничать и говорить много слов не по делу. — Ты можешь мне рассказать все, что считаешь нужным. Ты же для этого сюда пришел. Мужчина кивнул, попросил заварить ему еще одну чашку кофе, спросил нет ли чего покрепче, чтобы смешать, и лишь после того, как отхлебнул спасительную жидкость с доброй долей коньяка внутри, начал рассказ. — После того, как Тобиас забрал меня к себе, мое окружение сильно изменилось. Знаешь оно как, вот ты был на одной стороне, а потом тебе резко перекинуло на вторую. Начинаешь подмечать детали, которых раньше не видел. Начинаешь замечать людей, которые оказываются намного более ценными игроками, нежели казались ранее… На второй год работы на господина Каттерфельда я познакомился с Беном Керном и его сыном. Они оба сыграли решающую роль во всей этой истории. Сын-наркоман, которому папочка перекрыл доступ к деньгам, на которые он покупал себе очередную дозу, и сам папочка, что лизал ноги господину Каттерфельду в надежде на легкие и большие деньги. Старший Керн поставил сыну условие: или тот соблазнит твоего муженька, или больше никогда не увидит денег, а значит и никаких наркотиков, вечеринок и всего того, благодаря чему его сын существовал… Младший Керн никак не мог соблазнить твоего муженька. Ты лучше меня знаешь, Каттерфельда нельзя было напоить, нельзя было соблазнить. Не знаю, как в голову этого паренька пришла мысль с наркотиками, но она стала решающей… Мартин перевел дыхание и отхлебнул из чашки, скривившись, немного обжегши небо. — В тот вечер, когда твой муженек познакомил тебя с Отто Керном, ты не остался за столом до конца, верно? Был слишком занят бедламом, что творился на работе из-за разрыва с той испанской компанией. Бедлам, который учинил Тобиас Каттерфельд вместе с Альваро Мартинесом. Ты ушел, а мой бывший босс, как всегда, когда дело касается тебя, вспылил. Отто Керну не было сложно подмешать в это время в бокал небольшую дозу дури. Они переспали, насколько это можно назвать обоюдным сексом, когда один из любовников не может разобрать, кто перед ним лежит… А дальше все пошло по сценарию, который ты прекрасно знаешь. Ты увидел Отто Керна, который специально оставил дверь приоткрытой, застал мужа на «измене». Тут как тут появился господин Каттерфельд и предложил тебе свою помощь, аки принц на белом коне. Тебе не показалось это странным тогда? Он появился так вовремя, не правда ли?.. Кофе остыло, когда Мартин закончил рассказ. — Я бы не рассказывал тебе всего этого, если бы не был уверен в правдивости. Просто хочу, чтобы ты знал, что во всем этом нет вины твоего муженька. Если кого и винить, так мистера Каттерфельда. Это он хотел вас рассорить. Он предложил Бену Керну подсунуть его сына твоему мужу. Тобиасу Каттерфельду нужна была твоя часть акций компании. Мой бывший босс сильно сглупил, отдав тебе столь большую часть бизнеса. Она стала решающей для его кончины. Мартин допил остатки холодного кофе и отставил чашку на край стола, ожидая, что же я скажу. — Джером? — тихо позвал он меня, боясь спугнуть. — С тобой все в порядке? — Что ты хочешь от меня услышать, Мартин? — Ты кажется… не удивлен? — А почему должен? Скажи мне лучше, кто тебе наплел эту чушь? Отто Керн? По тому, как Мартин округлил глаза от удивления, я попал в точку. Как он сам и сказал, они были знакомы. — Да, мы разговаривали с Отто. Поверь, он во всей этой истории, тоже жертва. Я рассмеялся. Громко и едва ли не истерично. — Жертва? — я ухватился за столешницу, пытаясь сдержать бурю эмоций. — Мартин, ты себя слышишь? Он стал тем из-за кого я ушел из собственного дома, а ты говоришь «жертва»? Жертва, что разрушила чужую жизнь?! Вспомнив, что мы дома не одни, я разочарованно вздохнул и продолжил на несколько тонов ниже: — Ты хоть слышишь, как это звучит? Рейн переспал, потому что его опоили? И что, я должен сделать — пожалеть его за это? Прошло четыре года. Это все в прошлом. Мартин, все, что тебе наплел Отто — чушь собачья. Это даже звучит, как выдуманная детская история. Сказка, черт возьми! Я удивлен, что ты поверил такому человек, как Отто Керн. Ты ведь разумный человек, Мартин, а говоришь такие нелепицы. Мужчина сжал своими тонкими пальцами чашку, которая вновь оказалась в его руках, как единственный способ защиты пред моим неверием. — Ты не веришь мне? — сглотнув, спросил тот. — Именно потому что это ты, Мартин, я выслушал тебя, а не как с Отто. По тому, как Мартин промолчал, он превосходно знал, что тот мальчишка приходил ко мне на днях. Прекрасно, не хватало еще того, чтобы они общались. — Это же не ты дал ему мои контакты?.. — Мартин опустил глаза в пустое дно чашки, на котором виднелись остатки кофейной гущи. — Господи, Мартин, ты хоть представляешь, как это опасно?! Он связан с Рейном! — Я только сказал ему, где ты будешь и во сколько… Я не говорил ему, где ты живешь. Я бы никогда не подверг тебя такой опасности. Он просто хотел рассказать тебе, как все было. Джером, я знаю, что все, что он сказал — правда. Это, действительно, так. Мальчишка… он просто запутался и упорно пытается исправить все то, что натворил. Он осознает свою вину и делает все, чтобы вернуть утраченное. — Хах, «вернуть утраченное»? Нечего возвращать, Мартин. Оно погибло и уже давным-давно сгнило. Хорошо. Очевидно, что Мартин просто не осознает, что за человек мой бывший муж. Он думает, что все это игры. Вот только игры в контексте Рейна оказываются смертельными. Я ужасно разочарован в том, что мой друг защищает Отто. Мальчишка вскружил голову и ему. Отто Керн — как добротный флакон яда, отравляет твою жизнь и заставляет страдать. Увы, Мартину только предстоит узнать об этом. — Ладно. Давай не будем об этом, хорошо? Ты не проголодался? У нас есть свежая лазанья, только утром приготовил. Столь неожиданный переход с одной темы на вторую сильно потряс Мартина, но он быстро овладел собой. Гость согласился остаться у нас на ужин и спросил в каком направлении уборная. Думаю, ему понадобилось время, чтобы переварить наш разговор. На запах лазаньи спустились дети с Адамом. Я успел состряпать салат из того, что лежало в холодильнике, и подать на стол. Мартин пришел под все готовое. Честно говоря, я не знаю, что Мартин ожидал от этого разговора? Он думал, что я брошу свою жизнь в Мадриде, Адама и девочек, чтобы вернуться к Рейну? Кажется, он забыл, что я забрал у бывшего мужа ребенка и разрушил бизнес, помогая Тобиасу. Мартин действительно считает, что после этого, Рейн примет меня с распростертыми объятьями? И почему я вообще допускаю мысль о возвращении? Это невозможно! Допустим, что все было так, как сказал Мартин. Пускай, Рейн и правда не понимал, что переспал с Отто. Пускай, он понял, что изменил мне, пусть и не из собственной инициативы. Тогда возникает вопрос: если он правда не хотел этого, зачем продолжал приглашать Отто в наш дом? Зачем привел его на то мероприятие? Зачем поцеловал его при всех, опозорив меня? Видимо, Мартин просто не желает замечать этих простых фактов, которые в корне перечеркивают его вариант истории. Вариант, где Рейн оказывается невинным опоенным агнцем в руках страшного дяди. Вариант истории Отто. Из этого всего я могу сделать вывод, что Отто вновь замышляет неладное. Возможно, рассказав слезливую историю Мартину и заставив поверить его в это, он так хотел узнать, где я нахожусь?.. Только зачем? Со слов Тобиаса они с Рейном давно не вместе. Зачем, черт возьми, Отто Керну я?! Он хочет снова разрушить мою жизнь? Посеять панику? Заставить меня оборачиваться по сторонам в поисках предателей среди своих? Этот мальчишка серьезно думает, что я поверю в слезливую историю с наркотиками и в то, что виноват Тобиас? Мистер Каттерфельд — единственный, кто предложил мне спасение. Единственный, кто понимал, как тяжко мне было находиться подле Рейна все это время. Единственный, кто знал истинную сущность моего бывшего мужа и сотни раз предупреждал о ней. Я был глупцом, что не послушался умного человека раньше. Мне жаль Мартина. Жаль, что он повелся на эту чушь. Жаль, что он стал пешкой в чужой игре. Ему только предстоит осознать, насколько он заблуждался в Отто Керне. Мне понадобилось четыре года, чтобы взрастить в себе чувство отвращения к нему. Всем понравился Мартин. Даже нашей Мелиссе, которая, казалось бы, не очень переносит нудных заучек, как девушка однажды сказала. Очевидно, Мартин подкупил ее своими знаниями о чайной церемонии. Они с Мелиссой долго разговаривали о том, какие сорта чая лучше, а которые лучше сразу выбросить в урну. Особенно нас с Адамом забавляло смотреть на то, как они пытаются вести беседу с помощью онлайн-переводчика — единственного способа общения для этих двоих. Вечер близился к концу. Мартин продолжал настаивать на том, что не сможет остаться у нас, так как не позволит мне спать в собственном доме на диване. Увы, у нас не хватало мест на всех. Даже дети спали вместе на одной кровати. Мужчина пообещал, что немного задержится, а потом поедет в отель. Спросив, в какой отель тот поедет, и по судорожным попыткам Мартина вспомнить хоть одно название заведения, я осознал, что ни в какой отель тот не едет. Откинув назад длинную темную челку, Мартин потянулся к очередной чашке. Пока Адам укладывал детей, мы с Мартином мыли посуду, попутно разговаривая о его жизни. Мартин был, как обычно, предельно краток, когда речь шла о его личной жизни, зато вот про мою расспрашивал едва ли не до деталей. Когда я осознал, что из него ничего не вытянуть, позволил расспрашивать себя о том, как я поживаю в Мадриде. Мужчина пытался обходить темы, связанные с Рейном, да и я не горел желанием узнать, как он там поживает. Иногда любопытство губительно, а у меня только все пришло в норму. Приняв у меня из рук тяжелую тарелку для салата, рука Мартина невольно вздрогнула и посуда упала на пол. — Тебе повезло, что Изабель настояла на коврах. Мартин неловко улыбнулся и присел, дабы поднять тарелку. Я заметил, что тот невольно скривился, делая это. Будто лишние движения рукой вызывали у него боль. — Ты поранился? — Нет. Мужчина вздрогнул, нервно теребя края кофты. Я слышал ложь за версту. Мартин стоял в полуметре от меня. Не было сложно схватить того за правую руку, от чего тот сразу вспыхнул. Подняв рукав, я потерял дар речи. Десятки шрамов опоясывали его руку от кисти до локтя. На фоне всей это живописи ярко выражались две заросшие дырочки, будто от пули на предплечье и кисти. Все это время рука Мартина мелко дрожала от того, что находилась не в расслабленном положении. — Это… Это сделал он? — сглотнул я, проводя пальцами по белесым полоскам шрамов. — Нет. Мартин — правша, он никогда не использовал левую руку для держания чего-либо, но сегодня он все делал именно ею: держал чашку, вилку, даже пакет. Все, абсолютно все, не используя правую. — Мартин! — Это сделал Эйзенманн… — Но приказ отдал Рейн. Я аккуратно отпустил руку Мартина, опершись руками об раковину. Это я виноват. Только я. Мартин помог мне, а в итоге Рейн сделал с ним такое. Он искалечил единственного человека в Мюнхене, кто был мне близок со мной. Рейн… Это все сделал он. Не Тобиас, что бы не говорил Мартин. Все сделал мой бывший муж. — Все хорошо, — слабо улыбнулся мужчина, натягивая рукав кофты до самых костяшек. — Это — пустяки. Господин Каттерфельд позаботился об этом. Если бы он не подоспел вовремя в тот день, у меня бы вовсе руки не было, а так… Еще две-три операции и она станет, как новенькая. Косметическая медицина поможет избавиться от шрамов. Еще через год я и не вспомню о том, что было… В этом нет твоей вины, Джером. — Моя вина в том, что я втянул тебя в это. — Нет, я сам хотел помочь. Кто в этом виноват — я сам. Строил из себя крутого, пытался помочь, но забыл, что я далеко не супермен. Мартин недолго пробыл у нас тем вечером. После того, как я узнал, что случилось с ним, мне было слишком стыдно смотреть ему в глаза. Клаус Эйзенманн, цепной пес Рейна, скорее всего, пытал Мартина, дабы узнать, куда я сбежал. Только от этого осознания меня бросает в дрожь. Виной всему мой эгоистичный поступок. Я убежал, а Мартин остался. Если уж втянул его, нужно было забрать с собой. Тобиас не был бы против еще одному человеку, к тому же такому способному в своей сфере. Нужно было взять ответственность… Собирался Мартин долго. Теперь я видел, как ему сложно одевать верхнюю одежду, обувь. Я рвался помочь ему, но не хотел, чтобы тот думал, что это жалость. Нет, это вина. — Если мистер Каттерфельд тебе помог, почему… — я пытался подобрать правильные слова, переводя дыхание. — Почему ты говоришь мне, что это его вина в нашем расставании с Рейном? Я не могу понять. Это не логично. Он помог тебе, а ты… предаешь его, так ведь? Мартин, что происходит? — Это совершенно разные ситуации, Джером. Ты не видишь картину целиком… Я не могу рассказать тебе все. Некоторые вещи тебе нужно узнать самому. По крайней мере, точно не от меня и не сейчас. Я боюсь, взвалив на тебя всю правду, ты снова… Хах, Мартин все еще помнил, как в Мюнхене мне стало плохо после первой серьезной ссоры с Рейном. Он боится рецидива. Что ж, он уже случился в Мадриде, переживать не о чем. Благодаря Адаму в мою жизнь пришла стабильность и уверенность, этого достаточно, чтобы не поддаваться тьме из раза в раз, когда ситуация накаляется. — Ты же понимаешь, что я не смогу вернуться к Рейну. Твои слова ничего не изменили. — Я и не говорю тебе возвращаться к нему. Он тебя не заслуживает, в этом я полностью согласен с господином Каттерфельдом. Просто… просто я видел его мельком несколько раз, как он мучается… Это несправедливо! У него отняли все только из-за того, что опоили. Малой… Он так скучает по сыну, Джером. Это слишком жестоко, Джером, даже для такого человека, как он. — Как ты можешь защищать его после того, что он сотворил с тобой?! — не выдержал я. Упоминание о сыне сильно ударило под дых. Мартин даже не представляет, сколько мне понадобилось времени, дабы осознать, что я вовсе не такой уж плохой отец, как Рейн. Что я не просто воспитатель, как однажды назвал меня Рейн, а самый настоящий родитель. Что Эберхарду нужен такой отец, как Адам — заботливый и дарящий любовь, а не строгий и скупой, как Рейн. Мартин даже не представляет, как я мучился лишь от осознания того, что забрал у собственного ребенка отца! Однако это все в прошлом. Теперь мое мнение совершенно иное. Рейн заслужил каждую каплю боли, что сейчас испытывает, а мой сын прекрасно живет со мной и Адамом. Эберхарду не нужен третий, явно лишний отец. — Я простил его. Он, правда, раскаивается, Джером. — Мне сложно в это поверить. Он никогда не раскаивался передо мной за то, что сотворил с моей жизнью. Рейн вбил не только в мою, но и в свою голову заведомо иррациональную мысль, что лучше знает, как мне нужно быть. Если Мартин считает, что мой бывший муж сожалеет о том, что натворил, то Рейн искусно пустил пыль ему в глаза. Он мастер в этом. Манипуляция — его вторая специализация. — Может так даже лучше, что ты решился начать все заново… Ты стал выглядеть лучше, — мужчина приподнял уголок губ, потрепав меня по волосам. Да, я проиграл Мелисе спор и покрасил несколько прядок, как и она. Зря я не послушался Адама, который советовал мне никогда не спорить с этим ребенком. На днях девушка сообщила, что у нее много идей на счет моей прически. Страшно представить, что она планирует сделать дальше. Нельзя давать ей в руки ножницы и краску! Возможно, я и стал лучше выглядеть, что не скажешь о Мартине. К вечеру тот побледнел, будто ему больно даже просто разговаривать. Подозреваю, что с рукой не все так просто, как он говорит. К концу дня стало понятно, как ясный день, что Мартин сидит на болеутоляющих. Эйзенманн знал, что самое дорогое для Мартина — его работа, программирование, работа с новейшей техникой, поэтому и целился в рабочую руку. Не представляю, как Мартин справился со всем тем, что случилось в Мюнхене после моего отъезда. — А ты?.. Ты вернешься работать на мистера Каттерфельда? После того, как рассказал мне все? Это ведь самоубийство. Мартин повел плечами. — Рано или поздно он узнает, что я был здесь и все рассказал… но я вижу, что ты мне не поверил. Мой визит ни на что не повлиял. Не думаю, что он мне что-то сделает. Мы нашли общий язык. Не волнуйся за меня. «Не волнуйся», «все хорошо» — стали друзьями Мартина. Он повторял это из разу в раз, когда мой взгляд спускался к его руке. Я проводил Мартина к выходу, где его уже ожидало такси. К концу вечера тот и вовсе посерел. Не знаю, куда он подевал прежнюю хмурость, но теперь его лицо явно выражало разочарование. Очевидно, Мартин остался неудовлетворен визитом, но я ничем не мог помочь. Поверить в ту чушь, что Мартину наплел Отто Керн, я не мог и не желал. Единственное, что я вынес из нашего разговора это то, что Отто Керн вернулся, знает где я, кто я, и почему-то хочет помирить меня с бывшим мужем, при этом спуская всех собак на Тобиаса. Последний пункт все еще не укладывается у меня в голове. Любовник пытается помирить меня с бывшим. Похоже на нелепую шутку. Мужчина открыл дверь машины, но спустя долгое мгновение прикрыл ее и развернулся ко мне. — Возможно это прозвучит эгоистично, но мне так не хватает того, что было в Мюнхене. Я не говорил этого раньше, но я жил от встречи до встречи с тобой и малым. Когда вы приходили, для меня будто начинался новый день, понимаешь? Вы — были единственными там, кто знал меня… Я осознаю, что твоя жизнь с Каттерфельдом была, мягко говоря, не сахар, но… Джером, господи, я бы отдал все, чтобы вернуть те дни! Даже несмотря на тусклый свет фонарей, я прекрасно видел две мокрых дорожки на щеках мужчины. Мартин быстро вытер их, но я успел заметить, что в его глазах впервые промелькнула боль. Далеко не та, что сковывала его руку, а эмоциональная. Туга по былым дням. Слезы сожаления. Отблеск отчаяния от того, что так, как было в прошлом, больше никогда не будет. Мартин… Мой Мартин всегда искал себе новую зависимость в повседневных вещах, как раньше в кофе и недосыпе. Как я мог не заметить, что стал еще одной его зависимостью? Единственный человек, что как-либо участвовал в его жизни, всегда являлся мною. Поэтому, когда его ошибка привела к моей ссоре с бывшим мужем, он так остро отреагировал. Мартин просто боялся потерять единственного человека в его жизни, друга… Десять лет я словно слепой этого не замечал. Однако смотря на Мартина сейчас, я осознавал, как моя пропажа повлияла на него. Далеко не то, что случилось с его рукой, а именно я. Как я могу называть другом этого человека после того, что случилось? Он настолько добр и искренен, что я не заслуживаю его. Такие люди, как Мартин, не должны обитать в том же окружении, что и я. Только я могу крутиться здесь столько лет и выжить, но не Мартин. Ему нужно уйти. Ему нужен покой. Ему нужен новый человек, к которому тот привяжется. Новый Джером и новый дом. Новое начало. — Все же ты пожалел, что тогда помог мне, — констатировал я. — Не отрицай это. Мартин бросил свой рюкзак в салон и вернулся ко мне, чтобы обнять. Сегодня я сблизился с Мартином больше, чем за все десять лет дружбы в Мюнхене. Мы оба открыли друг друга с разных сторон. Остается лишь надеется, что никто из нас не пожалеет об этом. — Я рад, что с тобой все хорошо, — прошептал тот мне на ухо, цепляясь одной рукой за мою водолазку. — Ты мне больше ничего не должен, Мартин, — сказал я, понимая, что Мартин все это время хотел услышать именно эти слова. — Живи для себя. Он отпрянул и двинулся к машине, но я успел заметить несмелую полуулыбку, что говорила: «Я так не умею».