Вопреки всему

Меня силой вытащили из машины. Я сопротивлялся, несмотря на потрепанное последними событиями состояние тела. Под руку меня вели двое — Дитер и Питер, пока Клаус с Отто остались в машине, о чем-то бурно споря. Знакомая до омерзения, чистая и светлая лестничная площадка. Сотни ступенек. Четыре этажа вверх. Одна единственная дверь на всем этаже, не считая двери в кладовую уборщика. — Оставьте меня здесь, — умолял я, пытаясь не смотреть на то, как Дитер набирает номер на входной двери. — Давайте вы прикуете меня к той лестнице наручниками, если боитесь, что я сбегу. Можете закрыть меня хоть в уборной или кладовой. Питер, я тебя умоляю, только не туда! — Дорогуша, не трепи нам нервы, и полезай внутрь. Даже Питер казался раздраженным. Его достало мое нытье о том, что я не пойду внутрь, так же, как и мой побег. Дитер широко отворил дверь и Питер швырнул меня прямо туда. Я упал на пол и моментально пополз обратно на выход. Увы, дверь захлопнулась прямо у меня перед носом. Мир разделился надвое. — Нет! Откройте! Не оставляйте меня здесь! Я бился рукой о дверь, пытался докричаться до них, но ответом стала лишь глухая тишина. Они ушли. Бросили меня здесь, хотя прекрасно знали, какие воспоминания у меня остались об этом месте… Место, которого я панически боялся, с виду являлось обычной квартирой. Несколько комнат, большая кухня и гостиная, дорогая мебель и недавний ремонт. Кому такая не понравится?.. Однако я до сих пор помнил свои последние часы в этом месте. Противоречивые воспоминания, которые Рейн хотел заставить меня вспомнить, мигом всплыли в голове, словно по его велению. Начало наших отношений. Ночь. Первый раз, когда наши тела и сердца соединились воедино. Страстная ночь, что четко обозначила официальное начало наших отношений и день, когда я был закован в цепи, самолично посажен в клетку… Именно в этой квартире, где мы провели ту судьбоносную ночь, Рейн планировал поселить меня, когда я еще жил в Лондоне. Ему претила мысль, что я буду жить вместе с другими людьми в затхлом старом таунхаусе на отшибе города, куда приличные люди не суются. В месте, где партнеру такого человека, как он, не было места. Раз уж я так яро не желал ехать в Мюнхен, мужчина решил предоставить мне нормальные условия для проживания, средства для учебы и карьерного роста здесь, в Лондоне. На время, конечно, ведь он хотел видеть меня в Мюнхене, а не здесь, за сотни километров от него. Рейн решил не торопить меня. Он не был юнцом, дабы бежать к первой же возможности. Рейн, опытный игрок в отношения, прекрасно осознавал, что сделай он один неправильный шаг — и я уйду. Мужчина поставил ставку на долгую игру и планировал приручать меня шаг за шагом. Медленно, но с победным концом. Однако все пошло немного не по его плану. Молодой Джером не обладал излишней проницательностью и терпеливостью. Мне хотелось любви, тепла, действий, и я знал, что смогу получить их от Рейна, если только немного надавить. Я поторопился. Не узнал мужчину получше, не понял то, что было в его мыслях. Поступил противоположно логике и сразу же пожалел. «То, что будет между нами — навсегда…» Предупреждение. Не заверение в вечной любви, а предупреждение — вот, что это было. Я был оглушен чувствами, дабы понять всей глубины этой фразы, всего смысла, что вкладывал мужчина… Поэтому, когда проснувшись утром после проведенной вместе первой ночи, я так удивился тому, что произошло. Тому, что было неизбежно, и тому, что я, увы, не смог осязать изначально. — Доброе утро. Куда ты собираешься? — спросил я, не понимая, почему телохранители выносят все из квартиры. Все, подразумевало буквально все. Даже некоторые предметы интерьера. — Мы едем в Мюнхен, — сказал Рейн, завязывая себе галстук перед зеркалом в ванной. Не на такое «Доброе утро, Джером» я рассчитывал. — Я ослышался или ты сказал «мы»? Ты хотел сказать «ты»? — Нет, мы. — Тот зачесал немного отросшие волосы на бок и, наконец, посмотрел на меня. — Можешь ничего не брать. В поместье уже все приготовили к твоему прибытию. — Так-так, мистер Каттерфельд… — я осекся, увидев в его глазах что-то неприятно колкое. — Рейн. Погоди. Я думал, мы решили этот вопрос. Я остаюсь здесь, в Лондоне. — Я обещал заботиться о тебе и сейчас собираюсь исполнить то, что обещал. — Когда это ты?.. «Я буду заботиться о тебе так, как считаю нужным…» С трудом, но я вспомнил то, что он говорил прошлой ночью. Да, он говорил о том, что позаботится, но ведь не так! — Я думал, ты имел в виду другое. Это слишком, тебе не кажется?! — Ты — моя ответственность. Ты сам согласился на это, котенок. Еще ни один мой партнер не воспринимал секс, как заключение контракта. В случае Рейна, пожизненного контракта… Я думал, он блефует. Нельзя человека против воли вывести в другую страну в двадцать первом веке! Однако, как оказалось, вполне себе возможно, если в кармане имеются лишние деньги и частный самолет. Рейн не дал мне попрощаться с друзьями, прошлой жизнью. Он выкинул всю мою жизнь в Лондоне в мусорный бак, считая важным лишь то, что будет у нас в будущем. Он расставил приоритеты и мое мнение не имело никакого влияния на них. Одна из самых счастливых ночей в жизни двадцатилетнего Джерома Эванса превратилась в самое кошмарное утро, и все эти события происходили в одном и том же месте — этой квартире. Месте, которое предназначалось мне в качестве подарка, и в котором я не прожил ни дня. Место, которое должно было стать моей крепостью, но стало тюрьмой. Я ненавидел эту квартиру, ведь даже спустя столько лет помнил каждую ее деталь. Благодаря сильным испытанным чувствам, я запомнил ее в ярчайших красках и сейчас бы, спроси меня кто, с первой попытки сказал, где находится кухня, а где — спальня. Воспоминания сжалились надо мной и решили больше не мучить. Как только я пришел в себя, принял решение что-то делать. Нужно было найти выход. Убраться отсюда восвояси. Я ведь прекрасно знаю Лондон. Спрятаться в нем — не проблема. Рейн сглупил, привез меня в город, где я знал каждый закоулок. Попади я в тот же район, где жил раньше, не только смог бы надежно спрятаться, но еще и найти защиту у местных шаек… Однако сейчас я заперт. Надежно и под охраной. Обойдя квартиру, я понял, что ничего не изменилось с того дня, четырнадцать лет назад, когда я в последний раз видел это место. Совершенно ничего. Казалось, будто все застыло в том моменте… Я обошел весь дом. Охрана убрала ножи из кухни и какие-либо колющие предметы. Значит, я не смогу вскрыть дверь. Не сказать, чтобы я умел, но теперь даже не узнаю. Ванная, спальня, вторая гостевая спальня, гостиная, коридор… Совершенно ничего, что бы я мог использовать. Они все забрали. Оставалось лишь… лишь окно. Однако я оставил это, как запасной вариант, ведь слезть с четвертого этажа не так уж и легко. Тем более, что пожарная лестница находится как раз там, где окно не открывается. Охрана позаботилась даже об этом. Отсюда невозможно выбраться, а значит… значит, остается только ждать помощи извне. Ждать Тобиаса. Ждать Альваро. Ждать… да кого угодно, кто бы согласился помочь мне вернуться к сыну. Эберхард… Как сейчас мой малыш? Сколько он уже меня не видел? Неделя? Больше? Я сбился со счета. Как он себя сейчас чувствует? Скучает по мне? Боится за меня? А может… ждет, когда его заберет отец? Эберхард — умный мальчик. Чересчур умный для своих лет, чтобы суметь понять, от кого мы все эти годы прятались и кто мог меня забрать. Но в то же время мой Эберхард всего лишь ребенок. Обычное дитя, которое скучает по своему отцу. Наверное, он был бы рад повидаться с Рейном. Пускай, он и побаивался его, ведь Рейн предпочел закалять в нем характер с самого детства, но любил. Да, несмотря на все, Эберхард любил своего отца. Если бы тогда он не был пятилетним ребенком, поставленным перед двумя вариантами — остаться с отцом или уехать со мной — Эберхард выбрал бы свой, третий вариант, остаться с нами двумя. Нет. Эберхарду нельзя встречаться с Рейном. Его отцу, несмотря на всю любовь к собственной кровинке, сейчас нужен наследник. Эберхард умный, сильный духом и разумом, в правильных руках из него вырос бы идеальный преемник империи Каттерфельдов… Я не позволю этому случиться. Никогда и ни за что! Мой сын должен вырасти, не зная того ужаса, который желает предоставить ему Рейн в наследство. Мистер Каттерфельд обязательно что-то придумает. Я верю в него, ведь… А есть ли у него причина спасать меня? Если он снова встанет против Рейна, в этой партии игры он может потерять все. Мистер Мартинес однажды сказал, что с годами они с Тобиасом не молодеют. Возможно, время их битв уже прошло. Кроме наших бесед и моей привязанности, ему незачем спасать меня… Вздор о том, что я могу оказаться внебрачным сыном мистера Мартинеса, даже слышать не хочу. У Альваро уже есть сын, его наследник, официальный и с достаточной властью, дабы перенять бизнес отца хоть сейчас. Мэтью готов. Будучи секретарем Альваро, я встречался с некоторыми его партнерами. Все они на стороне Мэтью Мартинеса. Все, как один, поддерживают его. Альваро постарался оставить после себя надежного человека. Я не понимаю, почему Рейн соврал мне об этом. Пускай между Альваро и Мэтью есть некоторые разногласия — они все еще отец и сын. Я не раз становился свидетелем того, как мистер Мартинес помогал Мэтью с делами, как и тот своему отцу. Пусть, какие-то обиды и одолевают их, они прекрасные партнеры, команда. Семья Мартинес будет процветать долгие года благодаря Мэтью и его способностям. Именно по этой же причине мистер Мартинес или Мэтью не спасут меня. Они не захотят вести прямую игру с Рейном… Или захотят? Однажды Альваро сказал мне, что Рейн сильно ослаб за это время. Если предположить, что все эти кардинальные перемены в составе его людей из-за потери сил, то мистер Мартинес может решиться на активные действия, верно же? Альваро может, как и раньше, объединиться с Тобиасом, чтобы окончательно забрать все рычаги власти у Рейна. Конечно, они ведь давние друзья, не оставят друг друга в беде! «Думаю, что это не составит труда, зная, что Тобиас значительно ослабил его. Нет того, кто бы за него вступился…» — слова, принадлежащие мистеру Мартинесу о моем бывшем муже. Если Тобиас выступит вместе с Альваро, они однозначно победят. Однако нужно ли им это ради меня? Кто я такой? Хороший сотрудник и бывший муж племянника? У них уже есть мой сын — наследник, из-за которого Рейн и устроил весь переполох. Преимущество на стороне Тобиаса и Альваро. Хах, как все сложно… Не думай об этом, Джером. Тебе нужно выбраться. Нельзя ни на кого надеяться. Лишь ты сам сможешь это сделать. Нужно всего лишь найти лазейку. Никогда не бывает ничего идеального, особенно, когда это касается охраны. Я не знал, что делать в этой огромной пустой квартире. Нет, темнице. Я еще несколько раз попытался докричаться до кого-то из охраны, но никого не было. Совершенно никого… Меня стало знобить. На вечер поднималась температура, поэтому я выпил таблетки, которые спрятал от Отто в аэропорту. Лежа на диване в гостиной, я пытался понять, как быть дальше. Пожалуй, для начала не помешало бы встать на ноги, а не валиться от жара и лихорадки, а потом… — Почему не лег на кровать? — прервал размышления низкий голос мужчины. Рейн недолго посмотрел на меня и устроился на диване напротив меня. — Я никогда не лягу туда. Лежать на той кровати, которая до сих пор хранит давние воспоминания? Нет, увольте. — Никто и не говорил о той самой постели. Есть еще гостевая спальня, — хитро улыбнулся тот. Я вспыхнул. Он издевался надо мной! Я резко поднялся и сразу же схватился за край кожаного дивана, чтобы не пошатнуться от головокружения. Немного придя в себя, я направился в сторону дверей спальни. Гостевая комната, так гостевая комната. Прекрасно. Любое место лучше, чем рядом с тобой, мой дорогой бывший муж. Завалившись на постель, я уставился на дверь. В проеме уже стоял мужчина. Он оперся об дверной проем, сложив руки на груди. Кажется, тот не собирался отставать от меня. — Вечером тебя осмотрит доктор. Возможно, он сможет выписать что-то более действенное, чем Отто? Прекрасно. Я скоро буду здоров и смогу сбежать из этого проклятого места, ничем не обремененный. — Даже не будешь возмущаться? — удивился Рейн. Я зыркнул на того самым ненавидящим взглядом, который у меня только хранился в репертуаре, но мужчина лишь пожал плечами. Очевидно, у кого-то сегодня исключительно хорошее настроение. — Обычно ты отрицаешь каждое мое слово. — Выход в той стороне, — кивнул я, намекая, что не желаю лицезреть его ухоженную и красивую, но в то же время отвратительно раздражительную рожу. — Это моя квартира, — напомнил тот, будто невзначай. — Убирайся из моей спальни. — Квартира — моя, значит и спальня — тоже. — Тогда покажи мне место, где ты не сможешь меня доставать. — Такого места не существует, котенок. Хах, могу судить, что тот просто в превосходном настроении! Обычно он не шутит даже по праздникам, а тут, прямо-таки светится. Случилось что-то хорошее? Хорошее для него автоматически равняется плохим для меня. Что же произошло? — Слышал о твоем маленьком экспромте в аэропорту, — ухмыльнулся тот, словно огромный довольный хищник, что насытился страданиями жертвы. Конечно, он ведь от и до следил за моим побегом. Такое чувство, что я для него цирковая зверушка, действия которой он с легкостью предсказывает. Поразительно! — Ублюдок… Какой же ты ублюдок, Каттерфельд! От собственного громкого голоса в ушах зазвенело. Я откинулся на подушку, прикрыв глаза. Как же чертовски плохо! — Это мой показательный урок тебе, малыш. Теперь ты понимаешь, что сбежать от меня невозможно? — Никогда не говори никогда, — протянул я, молясь лишь бы тот отстал в скором времени. Меня действительно тянет на сон из-за таблеток. Не хочу свалиться прямо перед ним. Да ни за что! — Ах, Джером, ты стал таким!.. Рейн не смог подобрать правильных слов, поэтому просто подошел к кровати и сел рядом со мной. Расстояние меньше чем в метр, заставило тело напрячься. — Будь добр, закрой дверь с той стороны. Я начал отодвигаться от него все дальше и дальше, вот только он все ближе и ближе придвигался ко мне. В какой-то момент я оказался на краю от кровати, а он впритык ко мне. Я чувствовал, как его бедро касалось моей поясницы. Вся спина горела от его пронзительного взгляда. — Ты даже не представляешь, как я рад, что ты здесь. Помнишь, как нам было хорошо здесь? — Нет. — Ты не умеешь врать, котенок. — Не зови меня так! Единственное, что я помню, как ты насильно посадил меня в самолет, и навсегда увез из Лондона. Вот, что я помню лучше всего! Он выносит мне мозг. Только Рейнхольд Каттерфельд может профессионально выводить меня на эмоции настолько сильно и быстро, что хочется задушить того прямо здесь, в этой его чертовой квартире! — Кстати говоря, отсюда невозможно сбежать, — снова проигнорировал он мои слова, выбрав из них только то, что нужно ему. — Предупреждаю на тот случай, если попытаешься. Везде стоят камеры. Можешь не искать их — не найдешь. Дитер и Питер дежурят по очереди за твоими дверями, а с четвертого этажа, сам понимаешь, не слезешь просто так. Будь послушным, малыш, и сиди здесь. Я лежал, отвернувшись от него и сжимая края подушки. Его рука вдруг зарылась в мои волосы и я моментально дернулся, едва не свалившись на пол. Однако он снова положил свою руку мне на голову, словно дразня. Что, черт возьми, случилось с Рейном?! Раньше он ни за что бы не позволил себе столь детское поведение. Более того он никогда бы не стал вот так дурачиться со мной в постели, а предпочел бы пойти в кабинет и поработать в свободную минуту! Что произошло в Мюнхене после моего ухода, раз он так изменился? Что позволило ему опустить все сковывающие барьеры?.. Вдруг рука мужчины сжалась сильнее и он потянул меня за волосы назад, заставляя смотреть тому в глаза. Он не выдержал дольше моего игнорирования. Как всегда, все мое внимание должно принадлежать одному единственному Рейнхольду Каттерфельду. Хоть в своем собственничестве он остался прежним. — Тебе нет смысла сбегать. Здесь все есть. Врач тебя вылечит. Охрана будет приносить еду, можешь даже заказать какую. Отто будет развлекать тебя. Пока ты рядом со мной, можешь получить что угодно, только попроси. Как раньше. Одно твое слово — и все будет у тебя. — Я хочу к сыну, — ненавистно произнес я, смотря тому прямо в глаза. — Это единственное мое желание. — Я тоже хочу. Скоро мы все будем вместе. Его вторая рука легка мне на щеку. Я дернул головой в сторону, но вторая ладонь лишь сильнее сжала волосы, заставляя развернуться обратно. Он прекрасно умел контролировать ласку и контроль. Одна рука делала больно, пока вторая нежно касалась кожи. Словно между огнем и льдом. В этом весь Рейн. — Тебе нет смысла убегать, — настойчиво повторил тот. — В этом месте я обещал заботиться о тебе и я позабочусь, даже несмотря на то, что ты натворил. Я не возвращаю своих слов обратно. Все осталось прежним. — Забота — это запирать больного человека в подземелье? — Клаус был прав: ты нуждался в наказании. Однако если бы я знал, что это усугубит твою болезнь, никогда бы не пошел на этот шаг. — Я не сделал ничего, что могло бы тянуть на проступок, заслуживающий заключения. Совершенно ничего! — Ты оставил меня, хотя клялся, что будешь вместе со мной всегда. Я закатил глаза. Он вспомнил свадебную клятву! Господи, что случилось с Рейнхольдом Каттерфельдом?! Он стал сентиментальнее с возрастом? Ему ведь даже нет пятидесяти, не слишком стар, чтобы впадать в старческий маразм! Верните мне прежнего Рейна. С ним было проще вести дела. Прежний Рейн без оговорок согласился бы на деловые переговоры! Человек предо мной не собирался слушать и говорить со мной, как заложник-похититель. Он говорит со мной, как с Джеромом, его мужем, как было когда-то очень и очень давно. Мне было бы намного проще выведать детали его плана, если бы тот постоянно не сводил все темы к нашим с ним взаимоотношениям. Их больше нет. Нечего плакаться о почившем. — Видимо ты кое-что не понимаешь, — в который раз я отбросил его руку. Мужчина все еще находился неприлично близок, но это расстояние можно было выдержать, в отличие от прямых касаний. — Мы с тобой разведены. Все закончилось, Каттерфельд. Finita la commedia. Вокруг его глаз появились небольшие морщинки от смеха. Рейн внезапно отпрянул. — Я устал повторять тебе одно и то же: ты мне нужен. Мне не интересно, что думаешь ты, ведь я прекрасно знаю, что нужен тебе так же сильно, как и ты мне, малыш. — Четыре года жил без тебя и как-то справлялся. — Не отрицай, тебе нужен я. Тебе нужна моя теплота, моя любовь, моя строгость и моя страсть, — Рейн резко приблизился ко мне, взяв за подбородок и заставил смотреть в его голубые глаза. — Ты, Джером, человек-противоречие, знаешь? В обычной жизни ластишься, как котенок, желая получить хоть каплю внимания, а в постели хочешь, чтобы бы тебя драли, как шлюху. Я могу тебе это дать. Лишь я. — Я тебя ненавижу. — Я тоже тебя люблю. Он навалился сверху на меня. Его пальцы насильно схватили в плен мои, прижимая к кровати. Извечно сухие губы впились в мои столь же пересохшие от болезни. Ни одна из попыток вырваться не увенчалась успехом. Он был намного сильнее, намного тяжелее, намного… Я укусил. Не знаю, что на меня нашло, но я укусил его за нижнюю губу. Рейн отпрянул и удивленно уставился на меня, но потом на его лице заиграла ухмылка. На губе в тот же миг появилась капелька крови, которая силилась упасть на постель, но упала на мою щеку. Мужчина сильнее впился поцелуем, удерживая меня прижатым к спинке кровати. Снова кровавый поцелуй. У нас всегда получались такие. Всегда укусы, всегда засосы, всегда царапины, всегда синяки, всегда метки принадлежности и всегда кровь. Мы не умели аккуратно, не любили осторожно. И это… это так отличается от того, что было с Адамом! Он топил меня в нежности, редко когда оставляя что-то на подобии засосов. Адам любил сводить меня с ума от ласки, дарил моему телу… совершенно не те ощущения. Я сам не заметил, как меня отпустили. Голова кружилась. Со щеки вниз бежала капля крови, а на губах металлический привкус. Волосы до беспредела встрепанные. А сердце выплясывает танго, будто это его предсмертный танец. Я не чувствовал себя собой. Это был точно не я. — Ты прекрасен, Джером, — сказал тот напоследок, направляясь к выходу. — Сейчас — ты идеален. Чертов ублюдок. Он по-прежнему делает то, что хочет, и берет то, что принадлежит ему. Рейнхольду Каттерфельду не нужно разрешение. Найдите мне самого бесцеремонного человека в мире и я скажу, что вы не правы, ведь это никто иной, как мой бывший. Только у него есть такая врожденная способность не понимать границы. Что парадоксально, ведь собственные границы тот чтит и уважает, а вот на чужие ему плевать. Под влиянием таблеток и пережитого стресса я уснул. Сновидение не было спокойным и расслабляющим. Я постоянно находился на поверхности, выныривая из него и пытаясь уснуть обратно. Снова снились кошмары, которые заканчивались столь же быстро, как и начинались новые. Тело устало и желало заслуженного отдыха, но звуки за стеной не давали уснуть и я десятки раз просыпался от шума. Пускай Рейн и закрыл дверь в мою комнату, я все еще слышал его шаги, движение, разговоры по телефону. Одно его присутствие, разделенное тонкой стеной, действовало на меня ободряюще, не позволяя расслабиться, сбавить защиту. Я пролежал на кровати до самого вечера. На часах было девять, когда я решил сходить в уборную и посмотреть, есть ли кто-то в квартире. Уже полчаса я совершенно ничего не слышал, должно быть, он ушел. Быстро справившись с нуждой, я тихо, едва ли не на цыпочках, начал осматривать каждую комнату. Я нашел мужчину в гостиной. Он работал, попивая жидкость рыже-коричневого оттенка из бокала. Я был готов поспорить о том, что это был один из его коллекционных коньяков, которые тот таскал за собой по всем странам для таких вот случаев. Рейн не изменял своим привычкам. Почему-то вспомнилось, как доктор Вагнер однажды строго советовал мне запретить Рейну много пить… — Чего стоишь? Проходи, — не отрывая глаза от экрана, произнес Рейн. — Лучше я пойду дальше спать. — Джером. Тело поддалось само и повело меня в сторону дивана. Я залез на него с ногами и обнял колени, чтобы чувствовать хоть какую-то, пускай и мнимую защиту перед этим мужчиной. Однако, пока я подготавливался к очередному его рывку в мою сторону, Рейн преспокойно смаковал содержимое бокала, изредка печатая что-то на ноутбуке. Неужели работал?.. — Почему ты здесь? — наконец, решился спросить я то, что так мучало. Мне было бы куда проще выносить эту темницу, если бы тюремщика здесь не было. — Выгоняешь меня из собственной квартиры? Я слышал издевку в его голосе за версту. — Ты говорил, что здесь слишком мало места. Мог бы поехать в отель. Рейн, пускай и считал эту квартиру, каморкой по сравнению с его замком в Мюнхене, все равно оставался изредка ночевать в ней, когда наведывался в Лондон. Каждый раз по возвращении домой он ныл мне о том, как здесь чертовски неудобно. Слишком мало место для Его Величества. Как по мне, если бы не размеры его эго, он бы прекрасно сюда помещался. Я же как-то ютился в небольшом таунхаусе, сравнимом с этой квартирой по квадратным метрам, аж с тремя соседями, а Рейну мало было этой квартиры для него одного. — Я изменил свое мнение. Здесь достаточно места для нас с тобой. — Чушь. Ты никогда не меняешь свое мнение. Рейн, наконец, оторвался от ноутбука, посмотрев на меня. — Раньше я думал, что можно получить все, а довольствоваться малым — не для меня. Однако, благодаря тебе, котенок, я осознал, что был неправ. В некоторых вещах человек должен довольствоваться малым, ведь в один миг может потерять совершенно все. Он намекает на мой побег? На то, что потерял все?.. Да, это я был тем, кто отобрал у тебя все. Если бы знал, что Рейн извлечет такой ценный урок, сделал это еще раньше. Ему всего лишь нужно было потерять сына, семейный бизнес, власть и авторитет. Пф, всего-то! — Как-то не складывается с твоими действиями, — не веря, подметил я. — Сейчас ты играешь игру, которая далека от принципа «довольствования малым», ведь ты хочешь выиграть все, вернуть то, что было. Если бы ты ценил то малое, что имеешь, как минимум — свою жизнь, никогда бы не пошел на этот суицидальный шаг. Ты сам себя потопил, вступив в войну с мистером Каттерфельдом снова. Рейн хмыкнул. Кажется, его позабавили мои слова. Он с минуту предался размышлениям, а потом задал вопрос: — Почему ты думаешь, что я проиграю? — Потому что у тебя ничего нет. Больше нет сторонников, нет тех средств, нет ничего, что бы ты мог сопоставить Тобиасу Каттерфельду. Ты не сможешь победить своего дядю. Очнись и давай поговорим, как того требуют обстоятельства. Как пленник, который готов пойти на уступки, и его похититель, что может от этого что-то получить. Освободи меня и тебя пощадят. Блеф. Откуда я мог знать, что меня вообще ищут, пытаются спасти? Однако если Рейн вдруг решит отпустить меня, то я серьезно поговорю с Тобиасом, чтобы тот отстал от него раз и навсегда. Все просто — свобода взамен на его прощение. Нет никаких «но». Кристально прозрачная сделка без подводных камней. — Кто сказал, что у меня ничего нет? — спросил Рейн, опять же проигнорировав все то, что я ему предлагал. — У меня всегда был план на черный день. — Не было у тебя ничего. Если бы было, ты бы не ждал четыре года, чтобы начать действовать только сейчас. — Я ведь говорил, почему ждал. Мне нужно было, чтобы Мартинес самостоятельно узнал твою истинную личность. Он должен был прийти к этому самостоятельно, чтобы не возникло вопросов, — закатил глаза Рейн. Он ненавидел повторяться, но с нашей встречи только и делал, что занимался этим. — Раньше ты верил моим словам. — Раньше ты не изменял мне. Прекрасно, мы снова зашли в тупик. Я отвернулся, чтобы откашляться. Тугой спазм снова скрутил легкие. Очевидно, моя недолгая пробежка по аэропорту немного усугубила болезнь. Рейн учтиво подождал, когда приступ пройдет, и продолжил: — Самолет задержали, поэтому доктор Вагнер осмотрит тебя только завтра утром. Если станет плохо, можешь рассчитывать на Отто. Доктор Вагнер? Тот самый доктор Вагнер?! — Да нет, ты же не мог заставить его приехать аж сюда? — сомневаясь, спросил я. — Почему нет? — отпил тот немного спиртного из бокала, завалившись на спинку стула. Похоже, с работой на сегодня покончено. — Ну, может быть потому, что ему уже далеко за семьдесят и тяжело переносить долгие перелеты? Или может быть потому, что он предал тебя? Ох, Рейн, ты наверное не знаешь, но именно доктор Вагнер помог мне сбежать, — насколько мог театрально я постарался изобразить, как мне жаль его. — Он передал мне документы на поддельные личности и стер записи с камер. Конечно, не совсем он был ответственным за камеры в том побеге, но именно доктор Вагнер предоставил доступ. — Я знаю, но наш бизнес не имеет никакого отношения к твоему здоровью, — Рейн допил остаток коньяка. Отставив бокал, тот сделал небольшую паузу, будто сомневаясь, стоило ли говорить дальнейшие слова. — И… он стер не все записи с камер. Запись из его кабинета все еще у меня. Не может быть… Он должен был стереть все и зациклить видео на тот момент, когда я вошел в больницу… Я судорожно пытался вспомнить, о чем же мы с доктором Вагнером говорили, но ничего на ум не приходило. Я не помнил наш разговор в деталях, но предупреждение, сказанное с мужчиной, осталось живо в памяти. «Ты никогда не сможешь убежать от Каттерфельдов. Никогда. У них есть связи везде, даже там, где казалось бы цивилизации нет. Каттерфельды следят за каждым твоим шагом. Твоим, моим, врага. Они очень не любят, когда что-то уходит из-под их власти…» Слова старого доктора оказались пророческими. Я не смог убежать от Рейна. Он все время знал, что я был в Мадриде и под чьей защитой. А судя по словам Рейна об информаторе, в рядах Альваро был человек, что присматривал за мной. Сказать, что я сумел сбежать… Нет, я не сбежал. Просто отсрочил нашу следующую встречу. Рано или поздно меня должны были поймать. Рано или поздно я должен был оказаться здесь, вместе с Рейном, мы бы имели тот же разговор, те же чувства и те же взгляды. Все было предрешено. — Доктор Вагнер попытался остановить и вразумить тебя — это спасло его. Я пощадил старика и его семью за небольшую услугу… Теперь семья Вагнеров не нейтральна и принадлежит мне, как и должно было быть с самого начала. Больше нет тех, кто бы не выбрал сторону. — Но ведь доктор Вагнер на стороне мистера Каттерфельда. После помощи мне, он должен был стать на его сторону… — Дядя так думает? — ухмыльнулся Рейн, сложив руки перед собой. — Что ж, это лишь подтверждает, что он не видит заговор внутри своих людей. Нет, нет, нет… Это обман. Он снова пытается вбить в мою голову то, чего не существует. Рейн просто желает, чтобы я думал, что он — победитель в этой ситуации. Но зачем ему это говорить мне? Какой смысл рассказывать это тому, кто не сможет встретиться с Тобиасом и предупредить о крысе среди его людей? Неужели хочет, чтобы я перешел на его сторону? Это бы многое объясняло. Однако зачем ему такой бесполезный я? Хочет использовать меня, чтобы вернуть сына? Какая моя роль в этой войне?.. Я совершенно ничего не понимаю. Мужчина взял бутылку с недопитым коньяком на дне и спрятал в сервант. Обойдя половину комнаты, тот снова вернулся на свое место за ноутбуком и включил его. — Я собираюсь еще поработать. Посидишь со мной или пойдешь спать? — А? — будто очнулся я. — Да, я пойду, пожалуй. Я встал, поправил помявшуюся одежду и направился в свою комнату, как вдруг Рейн окликнул меня. — Постой, — он подошел ко мне и целомудренно поцеловал в лоб. — Поцелуй на ночь. Спокойной ночи. Как ни в чем не бывало, мужчина вернулся за свое место и продолжил работать на том, где закончил с моим приходом, а я отправился в свою комнату. Закрыв двери, я прижался к ним спиной. Лоб горел. Руки дрожали. Температура, казалось, повысилась до несопоставимого с человеческим значением максимума. Я совершенно ничего не понимаю.