Осколки

      Практически сразу после объявления войны Ленинграду сразу поступило несколько звонков. Первый от Свердловска (да, Костин город тоже переименовали, чтобы никакой памяти о Романовых не осталось). — Саша, я настоятельно прошу тебя эвакуироваться. Сейчас многие уезжают из Ленинграда — люди, предприятия, культурные заведения в Свердловск. Я просто умоляю тебя поехать с ними. Здесь в тылу ты будешь под моей защитой, и ничего страшного не произойдет. Почти весь твой город будет у меня. Приезжай, пожалуйста. Если что-то с тобой произойдет, я просто этого не переживу. Хороший, мой, прошу, пожалуйста. — Костенька, я очень люблю тебя, но останусь в городе, прости. Я до конца не могу себе простить, что покинул его во время Революции. Сейчас я не оставлю Ленинград, прости. Все будет хорошо, не переживай за меня. Лучше сохрани мои предприятия и моих людей, это лучшее, что ты можешь для меня сделать. — Саша! Сашенька. Обещай хотя бы подумать над своей эвакуацией. Алену тоже бери с собой, и приезжайте. — Прости, Костя. Аленушке я передам твои слова. Я же никуда не поеду, прости. Люблю тебя, прости. — Люблю тебя, мой хороший. Береги себя, — Костя тяжело вздохнул и положил трубку. Затем встал из-за стола, походил по кабинету и с криком ударил кулаком по стене. «Что же мне делать с этим упрямым человеком? Может…да, хотя, что он сделает. А вдруг получится, — Свердловск тяжело вздохнул и набрал по памяти номер телефона. — Товарищ Московский у аппарата. — Москва? Это Уралов. Не бросай трубку. Саша отказывается эвакуироваться. Поговори с ним. Вдруг у тебя получится уговорить его. Пожалуйста, давай сейчас забудем наши разногласия. Только уговори его уехать. Я готов на все, чтобы он был в безопасности. — Чуть что сразу бежишь ко мне? Неужели ты готов отступиться от своей любви к нему? — Я люблю его больше жизни, и если с тобой он будет более счастлив, да хотя бы просто жив и здоров, я пойду на что угодно. — Интересный ты, Свердловск. Хорошо, я поговорю с ним, но ничего не обещаю. Ты сам прекрасно знаешь, что иногда пытаться переубедить его просто бесполезно. — Да, знаю. Поэтому моя последняя надежда на тебя. Пусть он будет жив. Пожалуйста. — До связи, Уралов, — Московский положил трубку и тяжело вздохнул.       Саша как всегда упрям до невозможности и почти всегда, когда не нужно. Вряд ли Москва что-то может сделать в сложившейся ситуации, но попробовать обязательно стоило. Он никогда себе не простит, если с его Сашенькой что-то случится. Он потер виски, затем поднял трубку и набрал номер. — Костя! Ну я ведь тебе все сказал уже. — Это не Костя. Это я. Саша, уезжай из города немедленно, пока еще есть возможность уехать. Мы решили эвакуировать большую часть в Свердловск, там тебе будет безопасно. Твой Уралов опять же там. Тебе нужно уехать. — Миша? Ты? Сколько лет, сколько зим. Я никуда не поеду. И точка. Это все? — Это все. Саша, послушай, сейчас не время показывать свой характер. Началась война. Просто уезжай в тыл и не спорь со мной. — Сколько раз я должен повторить? Я никуда не поеду. Разве не ты учил меня не сдаваться? Я буду со своим городом до самого конца, какой бы он ни был, и это не обсуждается. Рад был слышать. До свидания. — Саша!.. — но в трубке уже пошли гудки. Москва потер руками покрасневшие от круглосуточной работы глаза, и подумал, что никогда не допустит, чтобы с Ленинградом произошла беда.       У Саши в то же время было над чем подумать. Алексея почти сразу забрали на фронт. И они с Аленой остались вдвоем. Он в то же время вызвался добровольцем в строительство оборонительных сооружений. Теперь днем он помогал на стройке, а ночью просматривал сводки о положении дел на фронте. Алену он настоятельно просил эвакуироваться, но она сказала, чтобы он даже не подходил к ней с этой просьбой. Ее дом в Ленинграде, и она никуда не уедет, да и Сашу одного не оставит. Они тогда простояли, обнявшись, долгое время, пока не наступила Сашина смена на стройке. Алена работала учительницей, поэтому трудовая повинность на стройке для нее была чуть сокращена. Встречались они дома только вечером и без сил падали и засыпали мгновенно. И так каждый день.       Саша также помогал в руководстве эвакуацией людей и предприятий. Потому что будто чувствовал приближающуюся беду и старался эвакуировать людей из города по максимуму. Он периодически созванивался со Свердловском по рабочим моментам размещения людей, предприятий, театров и других знаковых мест у него в городе. Но стоило только Косте завести разговор о Сашиной эвакуации, Ленинград тихо извинялся, говорил, что очень любит, прощался и клал трубку.       Новость о полной блокаде города разнеслась по всему Ленинграду 8 сентября 1941 года. Сообщение со всей страной осуществлялось теперь только по воздуху да по Ладожскому озеру. Человеческие потери в осенних военных противостояниях не поддавались подсчету. Но самое страшное было впереди.       Голод.       Ленинград абсолютно не был готов к блокадному положению. Количество суточного пайка на человека постепенно сокращалось. Ленинград уже, казалось, и не помнил время, когда бы на заднем фоне он постоянно не чувствовал голод. Саша делился едой с Аленой, потому что знал, что она делится своей с детьми в школе, которая еще работала. Когда Ленинград однажды пришел домой поздно вечером, то увидел, что свет нигде не горит. Он снял верхнюю одежду и тихо прошел на кухню. Алена была там. — Аленушка, что случилось? Почему свет не горит? — Ты, наверное, помнишь, я рассказывала тебе про ребятишек в моем третьем классе? Сейчас уже немногие ходят в школу, но основной костяк всегда посещал занятия. А тут не пришел Сережа, один из самых способных мальчиков. Я удивилась и спросила у остальных, где он. Они сказали, что вчера в их дом попал снаряд, и вся семья погибла. За что, Саша?! Почему все это происходит? Почему эта война, почему дети, Саша, — Алена скатилась в безостановочные рыдания. Ленинград подбежал к ней и крепко обнял.       В нынешней ситуации только они остались друг у друга. От Алексея вестей никаких не было, с тех пор как его забрали на фронт. Но Алена все равно надеялась когда-нибудь увидеть сына. Тем временем Саша отпустил ее и поставил чайник, чтобы немного согреться. Приближалась зима, и на улице становилось все холоднее. Еды становилось еще меньше. Поставок по воздуху в город критически не хватало.       Когда пришла зима ситуация в городе еще более усугубилась. Таких низких температур даже Саша не помнил. Когда он первый раз увидел трупы на улицах Ленинграда, он не мог поверить своим глазам. Люди умирали от холода и голода. В его ушах постоянно звучал метроном, который транслировался по радио во время налетов. Но в его голове он звучал постоянно, не стихая ни на минуту, то ускоряясь, то затихая, но не до конца. Город тонул в ударах снарядов. Очень много зданий было разрушено почти до основания. Пару раз ему всего лишь хотелось по дороге домой сесть на скамейку у Казанского собора и замерзнуть, уйти в небытие, чтобы не видеть своими глазами того ужаса, царившего в его родном городе. Но он просто не имел права сдаваться. Поэтому он продолжал жить назло врагу, голоду и холоду.       Его Аленушка все также продолжала преподавать, несмотря на свой уже почетный возраст. Когда перестал ходить транспорт, Ленинград каждый день утром под руку доводил ее до школы и встречал после занятий. И только, когда у нее уже совсем не осталось сил дойти до школы, она перестала преподавать. Саша на следующий день пытался пробиться в столовую усиленного питания, чтобы принести хоть немного еды домой и покормить свою подругу. Ленинград пробыл там почти весь день, но его поход не увенчался успехом. Когда он уже совсем вечером возвращался домой, опять начался обстрел, и ему пришлось в срочном порядке бежать до ближайшего бомбоубежища. В итоге домой Саша пришел почти заполночь. Дома было очень тихо. «Наверное, Алена уже спит. Сейчас подтоплю немного и пойду проведаю, — Саша подкинул в буржуйку пару ножек от стульев, которые стояли в столовой, которая сейчас была никому не нужна. Ленинград немного согрел руки, подержав их над печкой, и пошел до комнаты Алены. Он тихо постучал и приоткрыл дверь. Алена лежала под одеялом. Что-то было не так, но Саша сразу не понял что. А когда понял, то у него мелко затряслись руки. Дыхание. Его не было. Грудная клетка женщины не поднималась. Он вбежал в комнату, схватил ее за руки и попытался нащупать пульс. Руки были ледяными, пульса не было. Саша подхватил женщину на руки, упал вместе с ней на колени перед кроватью и завыл от отчаяния. Даже слез почти уже не было. Они застывали тут же на щеках, когда Саша рыдал в голос над телом своей подруги.       Когда он начал приходить в себя, за окном уже было светло. Значит уже день. Он впал в какое-то забытье, все еще держа на руках Алену. В комнату кто-то вошел и попытался забрать ее у Ленинграда из рук, но он из всех своих последних сил вцепился в нее и не отдавал. Вдруг она жива, просто он не прощупал до конца пульс. А руки холодные, так это, потому что дома холодно, а печку она просто не затопила из-за того, что не было сил встать. Он продолжал что-то бормотать, когда ее тело все-таки вырвали у него из ослабевших рук и забрали. С ним пытались говорить, но он не реагировал на врачей, как позже оказалось. В итоге его похлопали по щекам, не увидев реакции, и оставили в полусне одного. Совсем одного.       На удивление Саша никогда в своей жизни не был один. Сначала с ним везде был его отец, Петр Алексеевич, затем постоянно рядом был Москва, а потом его любимый Костенька. А тут рядом с ним в борьбе с голодом и холодом не осталось совсем никого. В какой-то момент он очнулся и понял, что не должен позволить себе предаваться унынию и разрушению. Нужно найти себе занятие. Он же тоже мог преподавать, хотя бы ту же самую историю или русский язык. Значит, нужно было найти ближайшее учебное заведение, потому что сил идти куда-то далеко у него просто уже не было. Недалеко от него находилась до сих пор действующая школа, куда работающие родители приводили своих детей, чтобы они хоть где-то были под присмотром. Когда Ленинград туда пришел, его с радостью взяли. Так Саша нашел себе занятие по душе, потому что ему очень нравилось общаться с детьми. Иногда они сами приходили к нему в гости, потому что прогреть небольшую комнату в квартире было гораздо проще, чем учебный класс. Да и Ленинград уже еле передвигал ноги. В то же время каждая смерть одного из его подопечных оставляла незаживающую рану у него в сердце. Иногда Ленинград думал, сколько еще страданий он может вынести, сколько ему их еще уготовано.       Весной 1942 года опять запустили городской электротранспорт. Сначала товарный, а потом и пассажирский. Стало немного легче. Зима уходила, и у ленинградцев появилась надежда на благоприятный исход войны. Саша вызвался помогать убирать улицы от трупов, которые не смогли захоронить зимой. Так с утра он шел в школу, а затем помогал в уборке на улицах.       Из Сашиного класса в 20 человек, к лету осталось в живых всего 9 ребятишек. Он старался, как мог отвлечь их от действительности своими разговорами о былых временах. Всю еду, которая полагалась ему, Ленинград приносил в класс и делил между своими учениками. Часто он просто читал им книги, которые брал в библиотеке по соседству. Один раз Саша водил их в театр Музыкальной комедии на «Трех мушкетеров». Ребята остались в полном восторге и потом еще около месяца обсуждали с ним спектакль, делясь своими впечатлениями. Ленинград был рад отвлечь их хоть чем-то. В школе опять появилось трехразовое питание, и казалось, что жизнь совсем понемногу начинала налаживаться.       В начале августа открылась городская филармония, и Саша не смог себе отказать в ее посещении. Когда он услышал первые ноты Ленинградской Героической симфонии Шостаковича, он не смог удержаться от слез, вспоминая, через что пришлось пройти городу, вспоминая всех погибших от голода и обстрелов. Слезы тихо катились по его лицу, и он только сейчас заметил, что размеренный звук метронома, неотрывно преследовавший его в голове даже во сне, постепенно начал стихать под громкими звуками музыки.       В школу начали приводить все больше детей. Из учителей остались только он, да директор школы, которая тоже жила неподалеку. У Саши свободного времени становилось все меньше, но он был рад приходить домой и засыпать от усталости. Тогда ему не снились сны. Причем он не знал, какие сны были хуже. Сны о сытой жизни в XVIII веке или наоборот кошмары об огромном количестве трупов на улицах Ленинграда прошлой зимой. Дети своей любознательностью поднимали его боевой дух и отогревали почти замерзшее сердце. Ленинград рад был делиться с ними своими историями или просто отвечать на сотни детских вопросов обо всем.       Город в то время укреплялся еще сильнее. Было вырыто еще больше траншей и ходов для эффективной перегруппировки войск. Потери среди бойцов были, но они намного сократились, в сравнении с первым годом ведения боев. Количество снарядов, попадавших теперь в город, уменьшилось примерно в 7 раз. Ленинград превратился в мощный укрепленный район.       Новый 1943 год Ленинград встречал в школе в окружении своих учеников и их родителей. Он планировал остаться дома, и просто спокойно лечь спать. Но директор зачем-то вызвала его в школу прямо 31 декабря. Он пожал плечами, оделся и пошел в учебное заведение. Когда он вошел в класс и увидел столько людей с улыбками на исхудавших лицах, украшенное простыми бумажными снежинками помещение, у него в глазах застыли слезы. А когда дети бросились к нему с криками «Дядя Саша» и «Александр Петрович» он просто опустился на пол, на колени и тихо заплакал, но теперь уже от счастья, когда дети начали его обнимать и шутливо ругаться, кто из них первый достоин обнять дядю Сашу. Родители пожимали ему руки и от всей души благодарили его за заботу об их детях. За его мужество и стойкость. Так они просидели в учебном классе шумной компанией весь вечер и разошлись уже, когда было совсем поздно. Ленинград вышел на улицу и счастливо выдохнул. Он посмотрел на небо и увидел падающую звезду. «Глупости, конечно, но пусть все будет хорошо. Просто все хорошо, — загадал он, улыбнулся с надеждой и вошел в свою парадную.       И спустя пару недель по всему Ленинграду уже гремело сообщение: «Говорит Москва! Последний час успешное наступление наших войск в районе южнее Ладожского озера, и прорыв блокады Ленинграда!..»       Люди обнимались на улице со слезами на глазах. Саша в то время был дома на обеде между уроками, и когда он услышал сообщение и выбежал на улицу, то его тут же принялись обнимать и поздравлять сквозь слезы. Он сам не смог сдержать слез радости от того, что блокадное кольцо его города, Ленинграда, прорвано. И пусть до полного снятия блокады еще нужно было дожить, но вера в лучшее уже не могла покинуть сердца ленинградцев.       И уже через год, 27 января 1944 года, блокада Ленинграда была полностью снята. Город простоял 872 дня. Это была победа Ленинграда и его отважных и стойких жителей. Саша гордился своим городом и тем, что они выстояли. Все вместе. Несмотря ни на что.       Теперь все точно будет хорошо. Не может не быть.