The Final Bow (Последний Поклон)

      Ноябрь, 1892       В доме было тихо. Слишком тихо. Это действовало на нервы бродившей по пустым комнатам Кристине. Густава не было дома, а Рауль похоронил себя в офисе, без сомнения, либо бесцельно глядя на бумаги, либо уснув. Одной из самых больших печалей Кристины в последние годы стало видеть, как мальчик, которого она любила, погружается в глубокую депрессию. Он потерял желание быть счастливым.       За исключением Густава. Рауль никогда не позволял мальчику увидеть его таким и за это Кристина была ему благодарна.       Но Густав знал. Она могла видеть печаль на его лице, когда он замечал темные круги под глазами Рауля. Большую часть своего времени мальчик проводил вместе с отцом, пытаясь заставить его улыбнуться. Стараясь изо всех сил преуспеть во всем и превзойти все ожидания своих родителей. Освоив пианино и скрипку, он начал проводить послеобеденные часы в церкви, играя на органе. Слышать, как девятилетний мальчик рассуждает о прекрасном резонансе инструмента Кристине казалось немного странным. Большинство мальчиков в возрасте Густава практически жили на улице, играя или занимаясь верховой ездой. Густав любил ездить верхом и имел подход к животным, но не проявлял интереса ни к одному виду спорта.       Войдя в музыкальную комнату, Кристина почувствовала, что ее тянет к пианино которое они купили Густаву на пятый день рождения. Оно все еще было в идеальном состоянии, маленький хозяин тщательно о нем заботился. Болезненное одиночество наполнило Кристину, пока она разглядывала солнечные блики на полированной поверхности инструмента. На секунду ей показалось, что она видит кого-то, стоящего позади нее, но это оказалось всего лишь отражение висевшей на стене картины. Осторожно, она позволила одному из своих пальцев скользнуть по гладкой слоновой кости клавиш и нажать одну ноту. Пианино было идеально настроено. Сев на скамью, она положила руки правильно и попыталась вспомнить, когда последний раз пела. Получалось, что когда последний раз выступала на сцене, больше десяти лет назад.       Это вернулось к ней легко. Хотя и делая ошибки, Кристина вспомнила как играть. Она вспомнила часы практики, проведенные в детстве с ее отцом. Она так скучала по нему. Это была прелестная грустная песня, которой он научил ее после смерти матери. Ее Кристина теперь не помнила вовсе. Только то, что она была очень красивой. Голос Кристины вернулся тоже, словно она никогда не прекращала петь, хотя и звучал теперь по-другому. Глубже, возможно? Она повзрослела с тех пор.       Теперь она больше знала о жизни. ‒ Не останавливайся, ‒ раздался голос со стороны двери. Она обернулась и увидела стоящего там Рауля с легкой улыбкой на лице. ‒ Никогда не думал, что снова услышу как ты поешь. ‒ Как и я, ‒ признала она, покраснев. ‒ Я не знала как сильно скучала по этому. ‒ Поднимаясь, Кристина почувствовала укол боли из-за выступающих скул и бледного лица своего мужа. Это она с ним сделала? ‒ Ты все еще великолепна, ‒ сказал он со вздохом, но не подошел к ней как она ожидала. Рауль не приходил в ее постель уже больше года. ‒ Я скучаю по тебе, ‒ сказала она тихо и потянулась к нему, но сжалась, когда он вздрогнул и отвернулся. ‒ Помнишь, как мы были детьми? Помнишь, как впервые встретились возле моря? ‒ Как я мог забыть? ‒ прошептал он. ‒ Никогда в жизни я не видел столько кудряшек. ‒ Я тогда чувствовала себя взрослее, чем выглядела, ‒ улыбнулась Кристина. ‒ Почему ты не можешь посмотреть на меня? ‒ спросила она, чувствуя боль из-за того, что он не желал встречаться с ней глазами. ‒ Мы чужие друг другу, Кристина, ‒ ответил он устало. ‒ И были на протяжении уже долгого времени. ‒ С извиняющимся видом он пошел было прочь, но остановился и обернулся назад. ‒ Ты заслуживаешь быть счастливой.       Слезы обожгли ее глаза, пока она смотрела как он уходит и поднимается по лестнице. Это был худший вид боли ‒ смотреть, как когда-то полный любви и счастья мужчина замыкается в себе. ‒ Прошу прощения, миледи, ‒ сказала Тереза, ее экономка. ‒ Прибыла почта. ‒ Кристина кивнула, забрала и быстро просмотрела стопку посланий. Ничего необычного в ней не было пока она не добралась до конверта, подписанного Виконтессе де Шаньи. Нахмурившись, Кристина открыла его и начала читать.       Дорогая мадам виконтесса, Прошло много лет с тех пор как я видел ваше выступление на сцене парижской оперы, но мне хорошо запомнился ваш талант. Было бы честью, если бы вы смогли приехать и спеть для нас на открытии моего нового театра в Нью-Йорке. Я уверен, талант, подобный вашему, привлечет толпу. Буду ожидать вас первого декабря. Искренне ваш, Э.Ш. Дестлер, владелец.       Кристина уставилась на письмо с открытым ртом. Судьба нашла забавный способ вернуть музыку в ее жизнь в тот самый день, когда Кристина сама дала ей шанс. Потом она вспомнила, что Мэг и мадам Жири как раз живут в Нью-Йорке, переехав туда, когда Мэг предложили позицию примы-балерины в местном балете. Должно быть, они порекомендовали Кристину этому джентльмену. Конечно, она не собиралась ехать, хотя предложение и было очень соблазнительным. Сложив письмо, она убрала его в карман и пошла отнести Раулю почту.       Густав вернулся домой как раз когда она закрывала дверь в кабинет Рауля. Кристина могла слышать его шаги, поднимающиеся по лестнице. Когда ее сын появился, она почувствовала волну любви к нему. Мальчик смотрел на нее понимающими глазами, словно знал каково ей было терять мужа, уходящего в глубины депрессии. ‒ Отец снова болен? ‒ спросил он. Кристина прикусила губу, чтобы не выдать, как больно ей было слышать это от него, но кивнула. "Болен" стало словом, которое она использовала, когда Рауль был пьян. ‒ Он снова пил, не так ли? ‒ в этот раз слова Густава удивили ее. Подойдя к нему, она взяла лицо мальчика в свои ладони и посмотрела на него. ‒ Почему ты так говоришь? ‒ спросила она мягко, пропуская сквозь пальцы пряди его густых черных волос. ‒ Матушка, я знаю, что ты говоришь мне что он болен, чтобы я не знал, но я вижу пустые бутылки. Иногда я чувствую запах на его одежде. ‒ Она видела слезы в глазах своего сына. ‒ Почему он пьет, маман? Почему он такой печальный? ‒ Кристина отвернулась, потому что знала в точности, почему Рауль был печален. Он знал ее глубочайший секрет, ее величайшее предательство, но был настолько хорошим, что похоронил это знание внутри себя и объявил себя виновным во всем. ‒ Ему просто нужен отпуск...нам всем нужен. Подальше от Парижа. ‒ Ее глаза вспыхнули знанием цели, когда она вспомнила о письме, полученном всего час назад. ‒ И у меня как раз есть решение, Густав, ‒ Кристина поцеловала его в лоб. ‒ Иди, умойся к ужину, дорогой. Мне нужно поговорить с твоим отцом. ‒ Когда Густав исчез в своей спальне, она открыла дверь в кабинет, как раз когда Рауль наливал себе выпить. Собрав свою храбрость, она забрала у него бутылку и поставила обратно в шкафчик с алкоголем, быстро заперев его маленьким золотым ключом, лежавшим на столе. ‒ Кристина, что ты...? ‒ промямлил Рауль и она повернулась к нему. ‒ Хватит, ‒ сказала она твердо, пытаясь выглядеть настолько же пугающе как мадам Жири, когда она обучала девушек балету. ‒ Я больше не могу сидеть и смотреть как ты загоняешь себя в раннюю могилу, Рауль де Шаньи. Я отказываюсь. Ты знаешь, что твой сын сказал мне? ‒ Рауль побелел от этой отповеди, особенно от слов "твой сын". Кристина продолжала. ‒ Он сказал: "Он снова пил, не так ли?" ‒ Он заметил? ‒ спросил Рауль, выглядя расстроенным. ‒ Ему девять лет, Рауль. И если ты не заметил, он умнее, чем обычный ребенок этого возраста. ‒ Поверь мне, я заметил, ‒ горько сказал Рауль, разглядывая остатки алкоголя в своем бокале. Кристина вытащила приглашение из кармана платья и взмахнула им. ‒ Я получила это с сегодняшней почтой. Меня пригласили петь на открытии новой оперы в Нью-Йорке, ‒ сказала она, передавая ему письмо. ‒ Америка? ‒ спросил Рауль недоверчиво. ‒ Ты собираешь проделать весь путь через Атлантику только чтобы спеть на большом открытии? ‒ Вообще-то я подумала, мы все можем поехать, ‒ сказала она, забирая письмо у мужа обратно. Кристина нежно дотронулась до его руки. ‒ Я думаю, нам всем не помешал бы отпуск. А еще Мэг и мадам Жири сейчас там, я так давно с ними не виделась. Почти два года! ‒ Рауль просветлел при их упоминании. ‒ Как Мэг? ‒ Совсем недавно играла в Лебедином Озере и Спящей Красавице. Я скучаю по ней. ‒ Кристина тоскливо вздохнула. Мгновение Рауль изучал ее. ‒ Ты действительно скучаешь по этому, да? ‒ спросил он. ‒ По выступлениям, я имею в виду. ‒ Я чувствовала себя потерянной без этого в прошедшие годы, ‒ призналась она. ‒ Рауль быстро прикончил остатки напитка в своем бокале и улыбнулся ей. ‒ Тогда мы поедем, ‒ сказал он. Слезы наполнила ее глаза и она бросилась вперед, чтобы обнять его. ‒ О, спасибо тебе!       1 декабря, 1892       Рауль смотрел как береговая линия Нью-Йорка появляется в поле зрения со своего места на палубе корабля. На короткий момент он задался вопросом почему согласился привезти их сюда. Где-то внутри ворочалось чувство ужаса, словно он только что определил их судьбу. Нью-Йорк был удивителен, не было другого слова чтобы описать его. Он был полон зданий, движения и людей. Краем глаза Рауль присматривал за Густавом, пораженным размерами города. Кристина терпеливо стояла по другую сторону от их сына и улыбалась каждому его новому открытию и восхищенному восклицанию, особенно когда в поле зрения возникла Статуя Свободы.       Она действительно была великолепна, вынужден был признать Рауль. Высокая и зеленая, Леди Свобода была молчаливой красавицей, с гордостью наблюдающей за своей землей.       Их проинструктировали готовиться к высадке с корабля и семья отправилась к выходу. Солнце ослепило их когда двери открылись и Рауль сошел со сходен, убедившись, что Кристина и Густав в безопасности и следуют за ним. Кристина каждым своим дюймом выглядела как виконтесса, со своими изящно заколотыми волосами, из которых лишь один локон спускался на плечо, и большой шляпой из голубого сатина и тюля. За десять лет она стала еще более красивой. Мысль, которая ранила Рауля тем сильнее, что несмотря на то, что она была его женой, но казалась совершенно недосягаемой.       Прошло уже больше года с тех пор как они спали в одной кровати. Она, похоже, перестала получать удовольствие, занимаясь с ним любовью, а он не мог вынести выражения ее лица. Поэтому он начал проводить ночи в гостевой спальне, топя свое одиночество в алкоголе. Возможно здесь, вдали от дома, они снова смогут найти что-то общее для себя.       Он заметил мадам Жири в толпе первой, ее седеющие рыжие волосы выделялись. Даже в пятьдесят она была поразительной женщиной. При виде их она улыбнулась. Густав добрался до нее первым, позволив женщине расцеловать себя в щеки и посмотреть в лицо. Сердце Рауля сжалось когда он увидел ее замешательство при взгляде на мальчика, однако, что бы мадам Жири ни подумала, она промолчала об этом. Кристина обняла ее следующей, плача от счастья при встрече с единственной семьей, которую она знала ребенком.       ‒ А где Мэг? ‒ спросила Кристина, промокая глаза носовым платком пока Рауль выступил вперед чтобы поцеловать мадам Жири в щеку. ‒ Я здесь, ‒ тонкий, хоть и взрослый голос Мэг раздался позади них. ‒ Простите, я договаривалась о транспорте, который отвезет вас в отель. ‒ Когда Рауль обернулся, то едва узнал девушку, которую помнил проказливой балериной. На ее месте стояла маленькая женщина невероятной красоты. Детская полнота сошла с ее щек, отчего широко посаженные глаза казались еще больше. Ее губы были не такими полными как у Кристины, однако такой красивой формы, словно кто-то нарисовал их на ее лице. Она все еще обладала пышными формами, хотя и похудела с тех пор как выступала в Opera Populaire, что было неудивительно, раз она теперь была звездой балета. Красивее всего были ее волосы, густые и уложенные в элегантную корону на голове, они были того же цвета, что сливочное масло и солнечный свет.       Кристина стиснула ее в объятиях, заставив Мэг рассмеяться. Это был мелодичный короткий смешок. Все в ней стало очаровательным. Или она всегда была такой, а Рауль не замечал в своем слепом отчаянном желании сохранить Кристину? Две женщины разговаривали на ходу, не размыкая рук. По другую сторону Кристины шел Густав. Рауль предложил руку мадам Жири, которую та приняла с благодарностью. Приглядевшись, он заметил, что она запыхалась. ‒ Вы себя хорошо чувствуете, мадам Жири? ‒ спросил он. Она рассмеялась. ‒ Рауль, сколько раз я должна тебя просить называть меня Антуанеттой? Мы же семья. "Мадам Жири" это слишком формально. ‒ Он улыбнулся и кивнул в ответ на ее поддразнивание. ‒ Прошу прощения. Старые привычки и все такое.       Отель был красивым. Это было совершенно новое место, построенное наследником железнодорожного магната. Им дали номер на последнем этаже с двумя спальнями, гостиной и двумя ванными. Густав бродил по нему, восхищенный просторными комнатами. Окна были большими, а занавески отдернуты, впуская солнечный свет. ‒ Маман, смотри! Там внизу человек продает мороженое! ‒ крикнул Густав, глядя в окно и повернулся к Кристине. ‒ О, пожалуйста, маман! Можно мне одно? Можно? ‒ Смеясь, Кристина кивнула. ‒ Хорошо, Густав, но только в этот раз. И лучше бы тебе не испортить аппетит перед ужином. ‒ ответила она. ‒ Не испорчу, обещаю! ‒ воскликнул Густав, заставив Рауля невольно улыбнуться. Он вспомнил каково быть ребенком и приходить в восторг из-за пустяковых в общем-то, вещей. Это был первый раз когда Густав был с ними в настоящем отпуске, если не считать поездок к родственникам в Англию, коротких и нечастых. Густав едва знал своих теток и их детей и был еще менее близок с бабкой и дедом. Женившись на Кристине, Рауль некоторым образом отстранился от своей матери, помня, как она обращалась с его невестой. ‒ Я отведу Густава вниз, возьму мороженого и прогуляюсь с ним немного. ‒ сказала ему Кристина. ‒ Ты пойдешь с нами? ‒ Рауль покачал головой, извиняясь. ‒ Я должен остаться и подождать пока доставят наш багаж. Нужно приглядеть за разгрузкой, дорогая, ‒ объяснил он. ‒ Ступайте и развлекайтесь. ‒ Я пойду с вами, ‒ сказала мадам Жири, улыбаясь Густаву. ‒ Нам нужно многое наверстать, ‒ она посмотрела на свою дочь: ‒ Мэг? ‒ Я составлю компанию Раулю. Никому не пожелаешь застрять в одиночестве, пока остальные развлекаются ‒ сказала она. Кристина благодарно посмотрела на нее, а Рауль почувствовал, что начинает нервничать. Когда они ушли, Мэг тихо вздохнула и погрузилась в кресло. Она улыбнулась ему снизу вверх и Рауль был сбит с толку тем, что внезапно обрел способность слышать биение собственного пульса в ушах. ‒ Присядь, ‒ сказала Мэг добросердечно. ‒ Вы проделали долгий путь. ‒ Как твои дела, Мэг? ‒ спросил он и она ухмыльнулась. ‒ Это чудесно, слышать, как кто-то снова зовет меня "Мэг". Мое сценическое имя Маргерита Жири и естественно, все зовут меня Маргерита. ‒ Она пожала плечами: ‒ Сама я его терпеть не могу, но для сцены имя подходит. Сказать по правде, как бы я ни любила Нью-Йорк, я тоскую по Парижу. ‒ Понимаю, о чем ты. Я уже скучаю. Здесь так людно... ‒ согласился Рауль. Мэг кивнула. ‒ Все вокруг вечно торопятся. Ни у кого нет времени заводить друзей, так что здесь бывает очень одиноко. ‒ сказала она. Рауль почувствовал жар на своих щеках. ‒ Как я слышал, где-то за этой дверью должна начинаться очередь из твоих поклонников, ‒ пошутил он. Она напряженно улыбнулась. ‒ Конечно, потому что все считают, что балерины распущенны, но я клянусь тебе, что все еще девственна! ‒ сказала Мэг оборонительным тоном, но вдруг спохватилась в ужасе. ‒ О, боже! Пожалуйста, не говори моей матери, что я такое сказала. Это так неприлично. Прости, я такая идиотка... ‒ Все в порядке, ‒ заверил он ее. ‒ Нет ничего постыдного в том, чтобы быть девственницей, Мэг. ‒ Он издал смешок, ‒ Это очень порядочно. И не беспокойся, я никому не скажу. ‒ Но вы с Кристиной так близки. Не могу представить, чтобы вы не рассказывали друг другу всего. ‒ сказала она и Рауль почти задохнулся. ‒ Мы уже не так близки, ‒ сказал он с горечью. ‒ С тех пор, как Кристина потеряла ребенка, она отдалилась. Она почти незнакомка для меня сейчас. ‒ Что ты имеешь в виду? ‒ спросила Мэг, широко раскрыв глаза. ‒ Думаю, она винит меня. Я чувствую, что она смотрит на меня и считает неудачником, потому что я не могу дать ей ребенка, которого она хочет. Поверь мне, это не из-за недостатка попыток. ‒ Он вздохнул, почувствовав, как внутри поднимается знакомая волна стресса и потянулся налить себе выпить. ‒ Мы три года пытались зачать, но ее месячные каждый раз приходили как по часам. Ни разу и на день не задержались. ‒ И она винит тебя? ‒ спросила Мэг приглушенным голосом. ‒ О, она никогда не скажет этого вслух, но я вижу по ее глазам, что она считает меня в меньшей степени мужчиной из-за этого. ‒ Рауль закрыл глаза от боли и отпил из бокала, позволив жидкости согреть его горло. ‒ Я уверена это неправда, ‒ сказала Мэг. Рауль вздрогнул, почувствовав маленькую ладонь на своем плече. Рауль повернулся и посмотрел в ее взволнованное лицо. Мэг была меньше ростом чем Кристина, едва доставая макушкой до середины его груди. ‒ У вас двоих есть прекрасный сын. ‒ Рауль мог только смотреть на нее, не в силах ничего сказать. Что мог он сказать? Что глубоко в сердце знал, что Густав ему не принадлежит? ‒ Густав был чудом, ‒ произнес он наконец. ‒ Нам повезло, что он есть в наших жизнях. ‒ Нам всем повезло, ‒ согласилась Мэг и ее взгляд остановился на его бокале. Она сделала осторожный глоток и поморщилась. ‒ Рауль, ты лучше этого, ‒ сказала Мэг, беря бокал и выливая его. Он наблюдал за ней, не двигаясь. Она была права. Выпивка убивала его, но ничего не чувствовать было лучше, чем испытывать боль постоянно. ‒ Я прошу прощения, ‒ сказал Рауль тихо. Мэг нахмурилась. ‒ Рауль, поверь мне, я знаю что такое одиночество. Я не виню тебя. Но если ты несчастлив, ты должен сказать Кристине. Я не могу заставить себя поверить, что она считает тебя менее мужественным потому что вы не можете завести ребенка. ‒ Мэг пожала плечами как раз когда дверь отворилась и вошла Кристина вместе с Густавом и мадам Жири. ‒ Отец, смотри! ‒ крикнул Густав, подбегая к Раулю и показывая ему мороженое в вафельном рожке. ‒ На нем орешки и шоколад! Оно восхитительное! ‒ Рауль улыбнулся и прикоснулся к прелестному лицу мальчика. ‒ Как замечательно, ‒ ответил он, пытаясь звучать энергично. ‒ И ты никогда не догадаешься, что еще, отец! ‒ cказал Густав, сияя. ‒ Здесь есть парк развлечений с чем-то, что называется...а...эм... ‒ он посмотрел на листовку в своей руке. Обратная Железная Дорога. Это железная дорога с холмами! И там еще есть игры, представления и все остальное! ‒ Рауль улыбнулся мальчику. ‒ Ну, в таком случае мы обязаны пойти и увидеть все это, ‒ ответил он, поднимая взгляд на Кристину. Ее глаза были красными и блестели от слез, но она выглядела счастливой. ‒Стук в дверь заставил ее быстро вытереть их насухо. Это был служащий отеля с запиской. ‒ Письмо для ее светлости, сэр, ‒ сказал мужчина. Рауль наградил его щедрыми чаевыми и передал послание Кристине. Все ожидающе смотрели на нее, пока она читала. ‒ Мой новый работодатель желает видеть меня после полудня, ‒ объяснила она. ‒ Желаешь, чтобы я пошел с тобой? ‒ спросил Рауль. Она покачала головой. ‒ Это всего лишь встреча. Я уверена, что быстро вернусь. Почему бы вам с Густавом не отправиться в парк развлечений? ‒ предложила она. Мэг кивнула. ‒ Я тоже пойду. Я там уже бывала, ‒ сказала она и мадам Жири испытующе посмотрела на дочь. ‒ Что ж, я, к несчастью, должна отказаться. Я устала. ‒ заявила она. ‒ Мэг, не задерживайся слишком долго, у тебя рано утром репетиция.       Рауль чувствовал себя виноватым из-за того, что ощущал радость от перспективы провести день с Мэг Жири, и тем более был рад, что она сама предложила пойти. И все же, глядя, как Кристина уходит вместе с мадам Жири, он беспокоился, что она встречается с этим мужчиной в одиночку. Она понятия не имеет, кто он и каковы его намерения. Рауль отметил у себя в памяти сходить в театр и проверить как она, если Кристина не вернется к ужину. ‒ Мы можем идти, отец? Пожалуйста? ‒ спросил Густав счастливо. Рауль посмотрел на Мэг и кивнул. ‒ Застегни свой плащ, Густав. Сегодня очень холодно, ‒ сказал он, предлагая руку Мэг и закрывая за собой дверь. И они отправились в парк развлечений.