Сказание о Рагнарёке

      Адриан Картон Де Виарт родился в Брюсселе 5 мая 1880 года в аристократической бельгийско-ирландской семьи. Он был старшим сыном юриста и магистра Леона Картона Де Виарта. Одним словом, с самого рождения он жил в достатке. Но чего-то ему не хватало. Нечто, что мы могли бы назвать — страстью.       Сам юный Адриан тогда не понимал что это. Когда ему ещё не исполнилось и пяти, он не мог найти общий язык со сверстниками. Для него их игры и игрушки казались мелочными и неинтересными. Даже когда вместе с отцом они переехали в Каир из-за работы и смерти ирландской матери, Виарт не смог найти и там то, что заставило бы его улыбнуться или по-настоящему повеселиться. Местные развлечения были хоть и причудливее европейских, но тоже не те.       В возрасте одиннадцати лет его английская мачеха отправила его в английскую школу-интернат, римско-католическую ораторскую школу. Оттуда он отправился в Баллиол-колледж в Оксфорде. Там он был ничем не примечательным студентом.       Виарт думал, что хотя бы там он найдёт страсть, которая будет греть его сердце. Но ни секция бокса, ни театральная секция, ни футбольная секция, никакие другие секции и развлечения не заставляли Адриана жить с горящими глазами.       Каждый день, проведённый там, он ходил с пустыми безжизненными глазами. Казалось, что день повторялся раз за разом, только слова людей, погода и темы нового урока в аудитории менялись. Так бы и продолжил бы своё существование Адриан, если бы не тот судьбоносный день.       Стоявший моросящий дождь и прохладный ветерок туманного альбиона буквально пронизывали тело с головы до пяток. Любой другой человек сразу бы побежал домой и быстрее закутался в одеяло, но не эта группа парней, столпившаяся у листа с призывом.       Адриан, направлявшийся в свой кампус, был немного удивлён этому столпотворению. И с интересом тот приблизился к ним. — Да кто пойдёт в Южную Африку? — не понимал один из людей в толпе. Это был мужчина в возрасте, который злостно жестикулировал в сторону плаката. — Ты что? Посмотри сколько платят. Может и мне записаться? — возразил другой человек рядом с ним на десяток лет моложе. — Ага, но только сумасшедший туда пойдёт. Ты я погляжу, не знаешь, что такое война? — На войне воюют. Логично же, и по мне это весело, — легкомысленно ответил тот. А мужчина рядом с ним лишь презрительно фыркнул в ответ и буркнул, уходя: — Ну и помирай там.       А Адриан, который был свидетлем этого маленького диалога, был ещё более заинтересован. Раньше он из-за воспитания даже не думал о мысли об участии в войне. Но сейчас ему девятнадцать, и если немного переврать про своё имя и возраст, то он спокойно может записаться в добровольцы и познать вживую боевые действия.       Так он и сделал, отправившись на фронт второй англо-бурской войны. В течение месяца нахождения там, Виарт ощутил на себе знойную жару Южной Африки, пыль и песок, тесные окопы, свистящие пули над головой, трупы погибших солдат рядом.       Всё это заставило впасть недавно прибывших в отчаяние, где не было и места веселью и радости, только если это не в честь победы. Но среди них выделялся Адриан с широкой весёлой детской улыбкой.       Он понял, что это именно то, что искал. Страсть, с которой ты чувствуешь себя живым и свободным. И плевать, что сослуживцы смотрели на него, как на сумасшедшего, когда он искренне радовался, что нужно штурмовать вражеские окопы, при этом подставляясь под пулемётный огонь. Главное, ему было искренне весело, и он ни чуть не жалеет, что бросил колледж.       Именно в этой войне родился Адриан Де Виарт, которого мы знаем. Современники называли его по-разному: «Неубиваемый генерал», «Счастливый Одиссей», но Брунгильда, которая его завербовала за четырнадцать дней до Рагнарёка охарактеризовала бельгийца, как «Человека-войны».

***

— Ух, хорошее оружие ты мне дал, мамкин пустозвон! — издевательски присвистывая, проговорил Адриан, держа в обеих руках разделённый на две части сгусток света, который должен был его убить.       Бог весны в свою очередь не понимал, что происходит, как и Гейр. — Как Адриан смог это сделать? — спросила она, не веря своим глазам. — Гейр, святое оружие Адриана это искусственный глаз. И если он посмотрит им на предмет, что лежит у него на руке или на теле, то тот станет, как он любит говорить, «оружием войны», — твёрдо и сухо ответила Брунгильда. — И сгусток света тоже считается? — Да, тоже считается. И он сейчас запихает его в жопу этому ублюдку. — А, понятно… Стой, погоди, куда запихает?        Брунгильда многозначительно замолчала, оставив Гейр с сомнением о психическом здоровье её сестры.       В это время на арене Адриан зажал два куска света между подмышками и начал тянуть их, преобразовывая в некую форму. Бальдр, решив недопустить этого, ринулся в атаку на человека, но не успел. Виарту удалось вовремя «выковать» то, что хотел, и он в последний момент успел защититься от рубящей атаки бога двумя польскими саблями. — Ну а теперь, давай. Я уж стану серьёзней, — заявил Адриан и, ловко парировав Хёд Бальдра в сторону, свободной саблей рубанул по груди бого. Скандинавские асы были встревожены. А болтливые вороны на плече Одина и вовсе закатили истерику, но их хозяин сохранял ледяное спокойствие. — Ох, сабли? — удивился Черчилль. — Он говорил, что в Польше научился хорошо владеть ими, но я и подумать не мог, что настолько.       А человек-войны и не думал останавливаться. Он продолжал натиск со всех возможных сторон, при этом виртуозно крутя саблями, обманывая Бальдра и нападая с открытых мест. Бог весны получал всё новые и новые ранения, но на его лице не выслеживалась и капля беспокойства, как будто всё у него было под контролем. Это нервировало Виарта, и когда он загнал небожителя к стене, тот предпринял быстрый удар сверху, но ас смог его заблокировать. Адриан этого ждал и начал со всей силой давить его, окончательно придавив. — Эй, пустозвон. В чём дело? Почему я не вижу страха на твоём лице? — спросил Виарт, смотря в его холодные глаза. — А ты занятный человек. И способность интересная, — спокойно ответил Бальдр. — Вот только невнимательный! — последние слова бог сказал более разъярённым тоном.       В этот момент позади человека моментально проросли стебли лозы, которые обмотали его ноги и руки. Адриан, сколько не стараясь, не мог вылезти из оков растений. И вот когда он хотел воспользоваться кибернетическим протезом, Бальдр без шансов для Виарта, замахнулся мечом и рубанул того по груди со словами: — Я всё же бог весны, дурень! — «Медаль войны»! — закричал Адриан, успев посмотреть искусственным глазом на одну из своих медалей на груди, и та тут же приняла форму щита, закрыв собой человека.       Но ас эту преграду не заметил. Разрезал её на две куски и всполоснул грудь Адриана, чем вызвал тревогу у людей и неописуемую радость богов.       Из открывшейся раны полилась кровь, но мундир держался на месте, не открывая для зрителей последствии той атаки, но по тому, как одежда начала багреть, люди в своих воображениях представляли худший из сценариев. От боли человек-войны обронил сабли, и те тут же испарились. Для Адриана всё складывалось паршиво. — Держись, «Счастливый Одиссей»! — обеспокоенно закричали британские солдаты. — «Не кричите, как девчонки, парни. Со мной всё в порядке. Вы же меня знаете. Для меня это царапины», — говорил у себя в голове Адриан. И затем, посмотрев на Бальдра с маньякальной улыбкой, он проговорил. — Эй, папинкин сынок! Чтобы убить меня, этого недостаточно!       И после этих слов Виарт, пересилив боль, всё-таки разрезал лозы своим протезом. Затем, быстро сделав то же самое и с остальными закованными конечностями, бельгиец отчаянно атаковал Бальдра. Но тот успел заблокировать его удар, и когда рука и меч скрестились, ас с ехидной ухмылкой сказал: — Знаешь, мой Хёд может не только кидать сгустки света, но и создавать его, — и пока Адриан только осознавал, что имел в виду бог, его меч в тот же миг испустил ярчайший свет. Зрители с обеих сторон невольно закрыли глаза, чтобы не ослепнуть.       И когда свет утих всем предстала ужасная картина, как Адриан, защищаясь от колющей атаки Бальдра в голову, подставил свою правую руку, которая была проткнута насквозь. — Быстрый, — отметил бог весны и, резким движением дёрнув Хёд в сторону, разрезал как масло локтевую кость, сделав тем самым правую руку уже не боеспособной. — Ха, но уже на вряд-ли, а, «человек-войны»?! Или же, «человек-пустозвон»?! — издевательски посмеялся Бальдр.       Скандинавский бог начинает доминировать. Неужели, это конец для Адриана?