Yourself is My Parasite

Не секрет, что паре влюбленных обычно для достижения полного счастья нужно в целом не так много, как может казаться и что могут преподносить фантазии нередко нескончаемым потоком воображения. Отсутствие одиночества в лице любимого и их общих детей, определенное благополучие со всем необходимым и немного выше этого, мирное небо над головой — банально и просто, но с достижением этого, самое желанное и то, что не захочется потерять в мгновение. Остальное — излишества, так любящие обращаться в термин приятного дополнения, тогда как называть их необходимостью будет не слишком правильно. Но кого это должно волновать ещё, кроме тех, кто волен считать то, без чего можно обойтись, тоже некоторым благословением? Что ж, старейшина и подумать не могла, что необходимое для счастья в семейном кругу при её прежних лихорадочных обстоятельствах могло называться излишеством и падкостью к тому, что могло быть невозможно… если важным в первую очередь оставалась её с братом жизнь в этой бескрайней воде. Смотря со стороны на своё настоящее вместе с наследием, красавица Вентрикосус стала реже думать, что заслужила. Со стороны всё выглядело ещё более прекрасно вместе с тишиной, ведь она тоже перестала пугать её, пока та принимала её за знамение о подготовке к громкими роковым звукам скорой смерти или надвигающейся опасности. Жила она с мужем в тишине и покое не один месяц, но ещё и не год, и тем не менее стоило перестать бояться того, что когда-то множеством картин рисовал ум — того, чего не ожидается. Конечно, с беспечностью она, как правительница, покончила уже давно, и не сказать, что «страдала» ею долгое время. Вывод о том, что ей бы жилось куда проще с легкомысленностью, тоже в целом нелеп и привлекателен лишь обманчиво, в нём не было и доли правды — потому что так она точно бы безвозвратно утеряла свою идентичность и индивидуальность, пока лунерианцы накачивали бы её отравой, которая растворяла разум. Если и принимать во внимание легкомыслие, Вентрикосус не отрицала, что доля её всё же была в ней, и осталась, только нет в ней теперь проку. Выбор парней, чтобы веселить своё сердце, остался далеко в прошлом, но если всё чувствовала себя в плену… то глядя на своего мужественного и гораздо более ответственного, чем прежде, Акулеатуса, как и на их подрастающих детей, оставалась при мнении, что это самая лучшая безвыходность, какая только могла настичь одинокую и скучавшую не одни десятилетия. Потому, глядя на него, удаляющегося собирать недалеко еду со скорым возвратом на место, и детей, у которых сейчас было время заняться, что пожелает душа каждого из них, пока за ними бы следил их молодой отец, старейшина вздохнула и стала направляться на исследования не столь отдаленных подводных земель, рассчитывая на мужа договором с ним. Однажды супруги-медузы, теперь так похожие на людей, пришли к соглашению, что стоит детям подрасти до близкого к сознательному возрасту выше младенческого — один будет отправляться на исследовательские дела одну половину дня на сутки, тогда как другой — так же, но на следующие. Вернее, сейчас всё происходило так, что когда Акулеатус возвращался с едой, она уплывала в поисках важных зацепок, с договором о возвращении до темноты. Они вновь достаточно наобщались, наобнимались и нацеловались за сегодня, чтобы делать это ещё и при недолгом расставании. И теперь её ничто не удерживает — хотя эти причины остаться более чем милы, чем насильное сдерживание. Итак, на сейчас отпустив все, она удалилась и плыла плавными движениями при помощи своих двоих ног несколько быстрее, чем когда-то у неё были щупальца и чудесное большое платье, замечательно подчеркивавшее её женственность. Теперь же промежность могла оказаться видна вблизи, как и грудь — что бы сказала несносная Фосфофиллит теперь, назвав её саму и её наряд слишком вычурным, как впервые увидела её в истинной форме адмирабиллис? Совсем без одежды, чёрт… всё напоказ, когда и у камней есть наряды! Как минимум эта бирюзовая недотёпа, тоже с недавних пор в некотором смысле переставшая быть такой, точно не забыла бы того, что кто-то разгуливал среди своих владений в прямом смысле голый! Ну да ладно, они обе в разных мирах, каждый в своём, хоть и доля адекватности и рамок приличия должна оставаться в наличии у всех без исключения. Прибыв на земли, среди которых было полно зарытых основанием в песок булыжников, Вентрикосус начала проплывать вокруг них, думая, как бы их расколоть, чтобы получить некоторые их частицы для возможного воплощения новейшего оружия в виде точно такого же меча. Которое должно было не просто растворить лунерианцев в воздухе на месте, а поразить их в самое сердце, сквозь пелену того, что называется нематериальным и оттого не предполагает шансов нанести хоть какой-то урон. Пока что это одно из единственных достаточно дальних мест, где она своим прибытием убеждала себя, что явилась сюда после очень большого количества времени занятия с на тот момент только явившимися свету детьми. Могла бы воспользоваться мечом брата, разрубив хотя бы частицы этих подводных камней. Совсем безжизненных и тупо стоящих на месте, вероятно, веками, если продолжать бес особого смысла сравнивать их с самоцветами — явно не такими же камнями как минимум при наличии разума, развившего в себе ответственность и готовность к защите своих идей. Пока было достаточно времени свободно гулять при воспоминаниях о том, что очень редко прежде были цели прогуливаться в поисках парней-медуз на одну ночь либо в надежде развить отношения, пусть даже дружеские с точно таким же дружественным сексом, мать всея её заново рождённого народа пользовалась этим во благо. Стоит найти и узнать, что нужно, она сразу поспешит вернуться, и не было нужды уговаривать её поступать так, в том числе перед самой собой. Бдительность к опасности хоть и отступала, но её количество было дозированным в адекватной степени, и потому не покинуло кружившую вокруг камней что-то ищущую Вентрикосус — она видела в этом пользу в первую очередь для своей семьи. И когда ей же самой казалось, что она чрезвычайно поддавалась панике, и только любовь и секс с любимым могли её успокоить… она не считала, что истерит по любому чиху, ведь так на самом деле не было. Осторожность важна, хотя и раньше множество раз королева медуз прежде блуждала одна не сказать чтобы полная страха за свою жизнь. И тем более сейчас не было резона поддаваться панике, когда у неё явно больше времени для исследований при совершенно точно благоприятном настрое — ведь прежде имела склонность ненавидеть себя, что осталась, как думалось на тот момент, единственной выжившей и в своём уме. Осторожность не мешала, а идеально дополняла её предусмотрительность, вылившуюся в подготовку к возможным новым атакам — без фанатизма и одержимости защиты, что волновало её не только как существующего правителя или верховного представителя расы, но также мать и жену брату своему. Жаль, осторожность не может предполагать любые капканы и предусматривать всё — запах мог насторожить, и тихий шум заставил бы не чувствовать себя в безопасности, но так недалеко и до безутешной, безудержной паранойи! Жаль, что ничего из этого не подавало намеков на ловушку — ведь едва различимые белые нити, которым было опутано несколько свободно расположенных «коридоров» среди черных огромных камней, схватило её, как бегущего зверя. Попав в сети, но на миг убедив себя, что рассвободит себя от них своими женскими гладкими белыми пальцами, Вентрикосус пробовала выбраться. Вот только они оказались как сталь, остающиеся недвижимо держаться на одном месте. Ох, знала бы она, что эта «сетка» при малейшем усилении её действий в попытках вырваться следовали за ними сжатие её частей совершенного чудесного тела! Ещё немного повозившись, но сильнее запутывая себя, паника начала проступать на её лице и в глазах… и как оказалось, манипуляции с жаждой освобождения способствовали только «раззадориванию» этих нитей, будто они живые, раз реагируют на каждое движение среди них. Бедняжка не сразу поняла, что крупно влипла, даже когда одна её нога стала отделяться от тела из-за этих «живых» лезвий… И только заметив это, когда её часть плоти, совершенной только в красоте и изяществе, грузно хлопнуло об землю, стоило ему упасть, она начала кричать в пустоту! Нити стали разрезать её руки, вторую ногу, затем отрубали плечи… пока не оказалось так разобранным на части почти всё тело, кроме головы. Сколько же крови голубого цвета потеряла великая медуза, пока с ней происходило всё это абсолютно не в страшном сне! Вопить и молить о пощаде, ища глазами невидимого врага, который мог лишь наблюдать со стороны, если и был недалеко… в конце концов оказалось выше её сил из-за надорвавшегося голоса. Так, за всеми частями плоти, с шумом после отпадания на землю, ставшим для медузы самым роковым и ненавистным за последнее время, начала падать вниз и полная слёз голова при «настежь» открытом рте. когда её обладательница на удивление чувствовала минимум боли, как если бы её реально четвертовали режущими орудиями.