Двухполярный мир

Вернувшись домой, Реук встретился с рассерженной матерью. На все попытки сына извиниться за его наглое и неподобающее поведение перед поездкой женщина отворачивала голову и предупредила, что это последний раз, когда Ре может позволить себе гулять аж до девяти вечера – в противном случае, его ожидал домашний арест на неделю. Сам мальчик понимал, что поступил отвратительно, но, вспоминая минуты, проведенные с Чонуном, он вмиг забывал о предупреждении матери. И, самое ужасное, ему до дрожи хотелось повторить это – уехать подальше от дома, семьи, вдыхать свежий воздух, не задумываясь о том, какое наказание придумает мама или как больно будет бить отец. Сейчас ему оставалось только надеяться, что отец не узнал о его «выходных». В конце концов, мать все равно любила его, поэтому есть вероятность, что она тоже решила сохранить в тайне поездку Ре. Иначе он вряд ли избежал бы побоев. В комнате Реука чаще всего был полный порядок, за исключением загруженных дней, когда он просто не успевал раскладывать книги по полкам, а одежду – по ящикам. И зайдя сейчас туда, он понял, что мама к нему даже не заглядывала: книги, как были раскиданы на диване, так и остались; один из ящиков комода даже не закрылся до конца, и из него торчала спортивная майка; школьная форма без пиджака валялась скомканная на стуле рядом с письменным столом; сам стол был завален тетрадками и учебниками. Реуку пришлось потратить около двух часов, чтобы привести свою комнату в порядок, после чего он почувствовал невероятную усталость и лег спать без подушки, укрывшись только пледом. Реук и не заметил, как проспал до утра следующего дня. Судя по звукам, доносящимся с нижнего этажа, он догадался, что вернулся отец. Тут мальчик вспомнил, что не успел спрятать свои новые коньки. Наверняка, было бы сложно объяснить родителям, откуда у него взялись дорогие коньки. В полусонном состоянии, с заспанными глазами Ре стал прыгать по комнате, ища укромное местечко для подарка Чонуна. «Чертов Йесон-шши!» - проклинал его Вукки. Не найдя ничего подходящего, он завернул коньки в свою старую майку и положил за контрабасом. И весьма вовремя, ибо стоило ему отойти от инструмента, как в комнату зашла мама. – Сынок, иди умывайся, а после спускайся на завтрак, – коротко сказала женщина, почти не поднимая взгляда от ручки двери, и сразу же удалилась. Реук всегда завидовал Кюхену, потому что у того родители не болели «аристократическими манерами», и чаще всего старший сын не трапезничал в кругу семьи. Для Ре было целой пыткой сидеть с родителями за одним столом, выслушивать нравоучения отца, а соглашаться с ним - еще более неприятно. На кухне уже был накрыт стол. Глава семьи сидел на своем месте, пролистывая свежую газету. Реук заметил, что мама снова приготовила мясо. Его затошнило от одной только мысли, что пришлось пережить тому животному, которое сейчас лежало в его тарелке. Но в этом доме ему никогда не давали права выбирать. Однако же Реук для себя понял, что сегодня он снова обойдется без завтрака. Все то время, что Ре сидел за столом, он перебирал палочками куски мяса, съел пару стручков вареной фасоли и делал вид, что наслаждается завтраком. – Реук, – вдруг сказал отец, – ты уже определился, куда будешь поступать? – В Сеульский Университет на факультет инженерии, как Вы хотели, – ответил мальчик, не поднимая глаз. – Не злись на меня. Ты должен понимать, что после окончания музыкального факультета ты никуда не устроишься. – Я понимаю. Отложив приборы, Ре встал, поклонился и ушел к себе. Ему до ужаса было обидно, но слезы не текли, да и даже грустить не хотелось. Он впал в полную апатию. Ему в момент стало безразлично все: и учеба, и родители, и музыка, и книги. Реук просто лег на диван и уставился в одну точку на стене. И пролежал так немыслимое количество времени, пока не почувствовал, что ему уже необходимо поесть. Накинув на себя толстовку, теплые штаны, а сверху куртку, Ре собрал мелочь и ушел из дома. Уже темнело, и загорались фонари. Реук шел по белым тропинкам, оградившись от мира наушниками. Он медленно вышагивал под чувственные аккорды классической композиции и не услышал шагов сзади. Вдруг его кто-то схватил за руку. За долю секунды сердце набрало бешеный ритм, и Ре уже был готов бежать прочь. Но теплая улыбка одноклассника так же быстро успокоила его. – Почему ты так поздно гуляешь? – поинтересовался тот, разглядывая Реука, как экспонат, пока тот перекидывал наушник через шею, чтобы не мешался. – Шивон-хен… – вздохнул младший. – Ты до смерти напугал меня! – Так зачем разгуливаешь в такое время, если боишься? – Сейчас не так уж поздно, – отрезал Реук и стал искать другую песню. – Ты чем-то расстроен, – констатировал факт Ши и решил сопроводить друга. – Не совсем. Просто небольшие разногласия с отцом. Знаешь, когда уезжаешь отсюда и чувствуешь себя свободным, а потом снова возвращаешься… А впрочем, кому какое дело до того, что чувствует самый обыкновенный ребенок из самой обыкновенной семьи. – Смею предположить, что дело касается поступления, – Реук слабо кивнул. – Мой отец тоже не слушает меня. Заставляет идти в военный институт. А у меня душа не лежит к этому. Вот как ему объяснить? Я… – Шивон ненадолго замялся. – Я актером хочу быть. Как только заикнешься, он начинает свою шарманку, что в его семье все военные, а я такой попугай среди орлов. – Надеюсь, ты сможешь его убедить, – улыбнулся Ре. – Может, у него есть связи в этой сфере? – Связи? – Ши приподнял свою густую бровь. – Он нам с сестрой памперсы по блату покупал – вот и все его связи! Зато строит из себя корейскую мафию. – Так или иначе, у меня не было ни сестры, ни памперсов, – грустно вздохнул младший и посмотрел на небо, которое покрылось маленькими огоньками. – Кстати, Реук-а, вы с Кюхеном не хотите заглянуть ко мне? Я бы вас напоил чаем с маминым пирогом, там еще глинтвейн остался, про который все почти забыли. – У Кю другие планы, а меня, наверное, родители не отпустят. Так получилось, что я немного поссорился и с мамой. Прости, хен. – Все нормально, – ободряюще улыбнулся тот. – Если что, мои двери всегда открыты. – Угу. Кстати, передай привет Хеку, – Ши изобразил удивление. – Он ведь сейчас у тебя. Как он? – Говорит, что в порядке, но… – Шивон посмотрел на землю и усмехнулся, – по нему видно, что он очень скучает. Не знаю, что он не поделил с Кю, но ему действительно не хватает вас. Боже, а время-то бежит и не спрашивает! – воскликнул он, взглянув на часы. – Пробежал почти весь город, чтобы найти сестре печенье. Она меня сейчас убьет. Ладно, увидимся, Реук-а! – Пока, хен! – Вукки помахал дугу рукой и, воткнув оба наушника, поплелся в сторону магазина. Мелочи ему хватило лишь на небольшой шоколадный батончик. Сев на скамейку, Реук открыл обертку и стал понемногу откусывать свой завтрак-обед-ужин. Ему до жути хотелось уже проплакаться, чтобы уйти из этого состояния, но слезы, как назло, не хотели литься. С таким же каменным лицом Реук вернулся домой до прихода родителей с работы. Поставив ботинки рядом с полкой, он около минуты смотрел на них, а потом плюнул и поднялся к себе. Телефон уже вовсю вибрировал, умоляя хозяина поставить его на зарядку. Собравшись с мыслями, мальчик попытался вспомнить, куда дел этот провод. Наконец, когда он перерыл весь свой стол, Ре почему-то захотел проверить в своей сумке, которую так и не смог разобрать. Пока он копался в вещах, ему вдруг под руку попалась пачка с одной единственной ручкой. Коснувшись ее, он вдруг вспомнил улыбающегося Чонуна. Не длинное воспоминание, а такая короткая вспышка. Словно это было лишь мгновение. И в этот же миг он вспомнил, как весело ему было в компании Чонуна, каким радостным казался тот и каким счастливым чувствовал себя Реук, как он впервые ощутил свободу от оков родителей, как он первые осознал себя человеком. И как быстро это закончилось. Слезы покатились по его щекам. То ли он плакал от радости, то ли от горя, то ли от обиды – сам Реук не понимал. Но он моментально ощутил легкость, будто вместе со слезами из него уходили все переживания. Ре рыдал, еле сдерживая крик, рыдал, закрывая рукой рот, а второй прижимая к себе пишущий предмет. Он понимал, что скоро вернутся родители, спросят, поужинал ли их сын, а Реук в очередной раз соврет; что наступит утро и ему снова придется терпеть за столом отца, а если мать приготовит мясо, то еще и остаться голодным; что в конечном итоге он поступит на инженерный факультет и до конца жизни будет проклинать себя за это. Это и есть та цепь, на которой его держит семья. «Уж лучше быть скотом, чем таким человеком!» – заметил про себя мальчик. Но быстро приведя себя в чувства, Реук прилег на диван, воткнул вилку зарядки в розетку и стал просматривать номера в его списке контактов. Всего семь номеров, два из которых принадлежат родителям. Казалось бы, в эту минуту он мог позвонить любому из пятерых других друзей и знакомых. Но с Хекджэ он поссорился, Шивон за сегодня и так уже достаточно выслушал, Кю где-то прохлаждался вместе с Ли Сонмином, а Йесон-шши просто нет дела до проблем глупого мальчишки. «Самый обыкновенный ребенок из самой обыкновенной семьи…» Был ли такой человек, который смог бы оспорить это убеждение Реука? На следующий день он снова встал рано, еще до ухода родителей на работу. И тут же пожалел. Ибо за столом как обычно сидел отец, перелистывающий газету, а у плиты крутилась мама, которая в этот раз решила приготовить кашу. Реук с превеликим удовольствием съел свою порцию, даже не вслушиваясь в разговор отца и матери, после чего сытый ускакал к себе в комнату. Сегодня Реук решил полностью отдаться музыке и избавить себя от гнетущего чувства. Он достал контрабас из чехла и принялся играть старые мелодии. Звуки стали постепенно уносить его в далекие вселенные, но что-то будто мешало ему окончательно улететь. Тогда Реук вынул из ящика свою нотную тетрадь. Где-то в середине он нашел свою песню, которую написал когда-то давно, вдохновившись одной из книг Ким Чонуна. Это была небольшая повесть, где главный герой – юноша без имени – боролся со своей судьбой, с порядками общества в мире, сделанном из картона. История настолько запала в душу Реука, что он плакал четыре ночи подряд, а на пятую принялся сочинять музыку. А почти в самом конце тетрадки было начеркано несколько нот песни о добром незнакомце. Каждый раз, вспоминая его силуэт, Реук ярко улыбался. Все внутри заполнялось светом и теплом, оживляя погибающие клетки. Ре вернулся к инструменту. Нежная мелодия вдруг разнеслась по всему дому. А затем, когда Реук перелистнул страницу к композиции о книге Ким Чонуна, легкая музыка сменилась на более эмоциональную и тяжелую. Реук вдруг почувствовал, как ему снова становится тоскливо. Каждый раз, когда он вспоминал о Йесоне, сердце больно билось в груди. Он даже не успел вдоволь насладиться свободой и обществом Йе, как его вернули назад в клетку. Вукки пытался отвлечься и не впадать снова в апатию, думая о своем герое, но чувства и эмоции, испытываемые с Чонуном, стали для него более знакомыми и самыми близкими, нежели воспоминания о том вечере. В конечном итоге, Ре понял, что снова не хочет играть, и сел за учебники. Следующий день начался еще хуже двух предыдущих. Реук не спал всю ночь, или спал, но не помнил. Его тошнило и мотало от голода, а мать, как назло, снова приготовила мясо. Вукки не смог даже посмотреть на завтрак и без всяких слов и извинений уже собрался подниматься к себе. Отец не потерпел такой наглости от сына и ударил его по лицу, сообщив, что теперь Реук не имеет права уходить из дома без ведома родителей, пока не вызубрит все учебники. Но мальчик не плакал, не кричал и не просил прощения, а просто поднялся к себе и лег, уставившись в одну точку. Ему не было больно и обидно – ему было просто наплевать. Неизвестно, сколько он так пролежал. Только на землю его вернул звонок Кюхена. Младший радостно сообщил, что собирается поработать с Сонмином, и поинтересовался, когда Реук сможет заниматься биологией. Ре сказал, что уточнит в своем ежедневнике и обязательно перезвонит. Несложно догадаться, что и на эту биологию ему было наплевать. Вечером Реук заставил себя подняться и принять душ. А когда вернулся в комнату, обнаружил, что у него три пропущенных вызова. От Ким Чонуна. Ре сел на стул и стал всматриваться в буквы на экране. Нет, это точно Ким Чонун. Или мальчик забыл, как читаются слова, или это просто какой-то другой язык. Пока Реук вспоминал, каких Ким Чонунов он вообще знает и сколько из них записаны у него в контактах, телефон снова зазвонил. – Алло, – неуверенно произнес парень, поднеся телефон к уху, но тут же опомнился, что забыл нажать кнопку. – Черт… Ал… – Реук-а, – подозрительно мягко протянул тот. – Чон… Йесон-шши, да, я слушаю Вас. – Ты не хочешь погулять? – Я не знаю… Я… – Реук закусил губу, – не могу. Простите. – Жаль. Я пьяный, Реук-и, – добавил старший после недолгого молчания. – Скажи мне что-нибудь, чтобы я не надрался основательно. – Алкоголь очень вредный, – Йесон засмеялся. – Почему Вам весело? – Вредный? Сонмин постоянно говорит об этом. И знаешь, что делает потом? Напивается хлеще меня! – постепенно смех Чонуна стих. – Я очень люблю этого проказника. Несносный мальчишка. – Правда? – улыбнулся Реук и лег на свою постель. – Думаю, Вам стоит лишний раз сказать ему об этом. – Его жутко раздражает, когда говорят о любви. А что насчет Реука? Скажем… Если я сейчас признаюсь тебе в любви, как ты отреагируешь? – Вам в голову алкоголь ударил, – серьезно сказал Ре, переменившись в лице, и почувствовал, как у него загораются щеки. – Я хочу увидеть выражение твоего лица сейчас. Читать твои мысли по эмоциям очень увлекательно. – Мне воспринимать это как насмешку? – обиженно спросил Ре. – Быть открытым совсем неплохо. Это честно по отношению к себе и к окружающим. Научи меня быть честным, – жалобный голос из трубки почему-то вызвал учащенное сердцебиение у мальчишки. – То есть, – продолжил Реук, успокоив неугомонную мышцу, – хотите сказать, что все то время, пока… – замолчал, чтобы подобрать нужные слова, – мы… я был с Вами, Вы лгали мне? – Нет, Реук-а, я… Господи, почему сейчас мне так сложно изъясняться? Я всегда был честен лишь с одним человеком, но и тебе мне незачем лгать. Я открыт, потому что… доверяю тебе? Вау, спирт действительно творит чудеса с моим разумом, – с насмешкой заметил старший. – Не доверяй мне, прошу. – Почему? – вконец растерялся мальчик. – Вы же только что сказали, что никогда не лгали мне. Тогда почему я не должен доверять Вам? – Ты так хочешь верить мне? – Наверное, – сомневаясь в правдивости своих слов, сказал Ре. – Иногда я боюсь признаваться людям в чем-либо. Вернее, я боюсь остаться непонятым, боюсь осуждения со стороны. Но Вы не похожи на человека, который боится порицания. – Не делай из меня образец искусства, Реук-а. Если бы я не боялся косых взглядов, то давно сидел бы за решеткой. – Однако сейчас Вы признались в том, что выпили, несмотря на то, что я мог бы и осудить Вас за это. Я говорю не о громких протестах или нарушающей закон деятельности, а о повседневных случаях… Почему я сейчас вообще это говорю? Вам, должно быть, надоело слушать мои бредни. – Все нормально. Мне тоже не с кем поговорить. Можешь излить мне всю душу – все равно с утра забуду половину. – Вы уверены, что хотите забивать свою голову моими проблемами? – Почему бы и нет? По крайней мере… – Йесон замолчал, и в трубке послышались звуки, похожие на шорох одеяла или подушки, – если я буду озабочен хоть еще чьими-то проблемами, кроме своих, то буду чувствовать себя нужным кому-то, – сказал он после и снова затих, как подавая Реуку знак, что готов слушать. – Это не совсем проблема… – мальчик еще раз задумался прежде, чем сказать: – Хотя нет, это действительно проблема. Я вегетарианец. Родители не принимают этого. Я даже не могу рассказать друзьям, потому что не хочу выслушивать, что «без мяса я долго не проживу» и все в таком роде. Меня гнетет, от того, что я держу это в себе. – Это похвально, что ты можешь отказывать себе в чем-то из-за своих убеждений. Хм… Знаешь, ты напомнил мне об одной книге. Я могу поискать ее для тебя. – Правда? – обрадовался Реук. – Спасибо огромное. Где мне найти Вас? – Я напишу тебе адрес. А лучше встречу на остановке. Могу ли я попросить тебе кое о чем? – после дружелюбного «угу» Чонун продолжил: – Принеси, пожалуйста, кружку. – Хорошо. – Спасибо. Буду ждать тебя. Как только из трубки послышались короткие гудки, Реук кинулся на кухню за чашкой. В его семье было принято пить только из своей кружки, чтобы соблюдать нормы гигиены, и поэтому на полке с посудой стояло всего три кружки. Однако в прошлом году на Рождество Хекджэ подарил Вукки чашку с Человеком-пауком. Покопавшись в кладовке, Реук достал яркую коробку, где хранил подарки друзей от глаз родителей. Там были и диски с компьютерными играми, которые так ненавидела мама, и пара сентиментальных романов, которых не выносил отец, и несколько маленьких мягких игрушек, и музыкальная шкатулка, и та самая кружка. Господин Ким никогда не разделял увлечений сына, потому что считал, что это бессмысленные занятия, которые лишь отвлекали Вукки от учебы. И после того, как отец продал компьютер, объясняя это тем, что Реук слишком много сидит за ним, сам Ре решил, что лучше спрячет все свои игрушки подальше. Как раз, когда мальчик ополоснул кружку, на телефон пришло смс от Йесона с адресом. Реук посмотрел на время – скоро должна прийти мама. Вздохнув, он оделся и побежал на встречу. Реук искренне надеялся, что успеет вернуться домой вовремя. Когда он выпрыгнул из дверей транспорта, то увидел у столба фигуру. Всего на долю секунды ему показалось, что это стоял его незнакомец, однако Чонун повернул голову так, что фонарь осветил его лицо, немного припухшее и затуманенное. Реук подошел к нему и склонил голову в знак приветствия. Йе посмотрел на него жалобный взглядом, и показалось, что он вот-вот расплачется. Но вместо слез на его лице появилась чуть заметная улыбка. – Отвратительно выгляжу, правда? – усмехнулся старший, заметив, что Ре разглядывал его с удивлением. – Мне бы выглядеть так «отвратительно», – буркнул Вукки и только потом осознал, что сказал это вслух. – Ой, я не это хотел сказать… – Из нас двоих пьяный я, Реук-а, – засмеялся Йе. – А впрочем, я уверен, что мы о многом еще не поговорили, но не при таких обстоятельствах. Держи, – протянул тонкую книжку с однотонной зеленой обложкой. – Иногда я не могу с утра найти одинаковые носки, но зато в библиотеке у меня полный порядок. – Спасибо большое. А это Вам, – Реук вручил старшему свою чашку. – Только… – Перебил всю посуду в доме, – опередил ответом Чонун. – Даже чай попить не могу. Я верну, когда куплю новый набор. Дорогущий китайский сервиз… – Йесон устало вздохнул, сжав ручку чашки. – Надеюсь, Сонмин не пойдет завтра к своему возлюбленному и поможет мне убраться. Ладно, спасибо, Реукки. Беги быстрей домой, а то уже совсем темно. Реук снова поклонился и, прижав к себе книжку, направился к остановке. Но его не покидало чувство, будто Чонун провожает его взглядом. Тем временем приехал автобус. Ре хотел уже зайти, но что-то мешало ему. – Йесон-шши! – крикнул он, обернувшись, и заметил, что тот все еще стоял, облокотившись о столб. – Я поделился с Вами своим секретом. Надеюсь, Вы найдете то, чем сможете поделиться со мной в следующий раз, – Реук мило улыбнулся и запрыгнул в автобус. Свет из окон кухни не горел. Ре с облегчением выдохнул и зашел в дом. Пока он шуршал курткой и ботинками, из комнаты родителей послышались шорохи. Реук замер и обнял книжку. Его мгновенно окутал страх. Он вспомнил о том вечере, когда возвращался после школы. Вот только сейчас никаких таинственных героев не возникнет. – Милый? – послышался женский голос, после чего коридор осветила люстра. Это была мама Реука. Сам Реук не знал, радоваться ему или бояться еще сильней. – Ким Реук, – с упреком заговорила женщина, удивленно посмотрев на сына, – что ты делал на улице в такое время? – Я… ходил в библиотеку за справочником по физике, – соврал мальчик, не поднимая глаз на мать. – В библиотеку? Так поздно? – Да, в библиотеку… к Кюхену. У него есть домашняя библиотека. – Хорошо. Поднимайся наверх, пока отец не вернулся. Поклонившись матери, Реук побежал в свою комнату. Уже спустя несколько секунд послышались голоса с нижнего этажа – пришел отец. Вот сейчас Ре действительно почувствовал облегчение. Устелив постель, он разделся и нырнул под теплое одеяло с книгой. Включил настенный светильник. Открыл первую страницу, улавливая хруст страниц, будто книга только вышла из печати. Приглядевшись, Реук заметил, что она была издана в девяностых годах. «А Йесон-шши умеет сохранять качество». Ре увлекся чтение с первых же страниц. Ему сразу понравился простой, но в то же время изящный слог. В книге рассказывалось о жизни двух братьев: первый не ел мяса и потому попрекал во вкусовых привычках другого брата. И после своей смерти один брат стал растением, а второй – коровой, которая позже съела это растение. Реук задумался над тем, что было написано в книге: «Мы есть не то, что мы едим – мы есть наши мысли и чувства». Он долго лежал, разглядывая на стене невидимое пятно. В голове крутилось множество мыслей, но в то же время душу грело то, что от его апатии не осталось ни следа и Йесон еще не забыл про него, а даже доверил свою книгу. Немного повертев ее в руках, Ре открыл задний форзац и отметил, что цвет бумаги отличается от переднего. Подковырнув ноготком, мальчик отклеил слипшийся лист. Между книгой и форзацем лежала потасканная фотография. Реук присмотрел и увидел на ней слишком молодого Чонуна, с непривычно черными волосами и его редкой улыбкой. Рядом стоял Сонмин, почти ничем не отличающийся от теперешнего, разве что густой черной шевелюрой, в парадном костюме, и держал под руку девушку в свадебном платье. Заметив это, Реук пришел в шок. Со стороны невесты стоял Пак Чонсу, чуть улыбаясь, будто для приличия. – Ли Сонмин-шши?… – Реук схватился за телефон, чтобы тотчас позвонить Кюхену и сообщить об этом. Но тут же одумался. А зачем? – Надо ему рассказать, что… – шептал мальчик, набирая номер. – Стоп. Ким Реук, не сходи с ума, – говорил он сам себе. – Причем здесь Кюхен? И я вообще не должен был… Ащ! – быстро положив фотографию назад, Ре постучал по листам, чтобы они снова склеились. – Все, успокойся, ты ничего не трогал и ничего не знаешь. Надо подумать о чем-нибудь другом. О книге! Точно, надо думать о книге, – Реук погрыз краешек телефона. В голове будто кто-то нажал на кнопочку, из-за чего невыносимо хотелось рассказать другу о том, что он увидел. Чтобы как-то отвлечь себя, Ре принялся просматривать свои картинки на телефоне. Наткнувшись на фотографию милых поросят, он улыбнулся. «Интересно, как долго свиньи вынашивают детей? Может, Кю знает», – с этими мыслями Реук написал Кюхену сообщение. Перевернувшись набок, Ре прикрыл глаза и попытался уснуть, но каждый раз погружаясь в мир снов, внутреннее беспокойство возвращало его назад. – Ащ! – тихо ругнулся он и ударил себя подушкой. – Да что же ты вечно лезешь своими кривыми ручонками, куда не надо бы! Еще немного помучившись, Вукки все-таки крепко уснул. Он не помнил ничего из своего сна, а разбудил его звонок сотового. Плохо соображая, он ткнул в кнопку и приставил динамик к уху. – Алло… – вяло буркнул Ре, разлепляя глаза. – Передай своего другу, что я немедленно удушу его! – кричал в трубке Чонун. – Йесон-шши, простите его! – окончательно проснувшись, на автомате произнес Вук. – Он все поймет и… – Что он поймет, черт возьми?! – Что Ли Сонмин-шши… – Нет, у твоего Кюхена там что-то медом намазано? – Ре застыл в недоумении, пытаясь понять, о чем именно говорит Йе. – Я в гневе, Реук-а! У меня похмелье, я чувствую себя отвратно, но убираюсь один! Почему? Да потому что Мин опять ускакал к этому толстозадому козленку! У них там что, химия да феромоны, что они отлипнуть друг от друга не могут?! Ащ, прости меня… – низкий голос резко смягчился. – Просто я чувствую себя одиноким и брошенным. Ты не хочешь со мной пообедать? – Пообедать? – переспросил Ре, удивившись. – Да. Сейчас как раз около двенадцати. Выпучив глаза, Реук убрал трубку от уха и посмотрел на дисплей: 11:48. Он проспал завтрак, за что отец снова может наказать еще хлеще. Хотя куда уж хлеще, чем сидеть взаперти целый день или убегать, но к вечеру возвращаться до прихода родителей. «Как Золушка», – подумал Вукки. – Реук-а, я тебя не шантажирую, но если ты не составишь мне компанию, мне придется изничтожить твоего донсэна. – Нет-нет, я не против. В смысле, не против пообедать с Вами. Мне нужно только собраться. – Хорошо. Я заеду за тобой. – Нет! – громко крикнул Вукки и сам испугался. – Я не хочу, чтобы у Вас были из-за меня проблемы, и в шкурке своего донсэна мне тоже не нравится. Давайте лучше встретимся на той же остановке. – Хорошо, как скажешь. Буду ждать тебя там. Реук подскочил с кровати, нацепил на себя толстовку и джинсы, застегивая ремень, побежал умываться и приводить кошмар на голове в прическу. Почему-то он в очередной раз забыл о наказании, о том, что отец может вернуться с работы раньше и заметить отсутствие сына. Будто в его голове был такой маленький рычаг, который при нажатии отключал у него осознание того, что он все еще часть своей семьи. Причем, либо Чонун постоянно нажимал на этот рычаг, либо сам был этим рычагом. В присутствии Йесона Реуком овладевали яркие палитры чувств и эмоций, какие он часто испытывал, но будто в более интенсивном цвете: и смущение, и злость, и неуверенность, и интерес, и сожаление. Этот список можно продолжать до бесконечности, потому что сам Реук каждый раз удивлялся, откуда только все они берутся и разве можно чувствовать столько одновременно. Чонун стал тем, кто прогнал его апатию и заставил отдаться эмоциональному порыву: слова, которые сказались сами по себе, радость от доверенной книги. Перед тем, как выскочить из дома, Реук схватил книжку и проверил телефон. Оказалось, у него висело непрочитанное сообщение от Кюхена. Отправитель: Чо-Медовые-Окорока Текст: Вукки, у тебя еще есть шанс. Главное – вовремя обратиться к специалисту. Реук уже приготовился строчить ему гневное сообщение размером с один вордовский лист, но вспомнил, что спешит, и вышел из дома. У того столба уже стоял Чонун, собирая красной копной волос белые снежинки. От одного уха тянулся белый провод наушников и прятался где-то в кармане тонкой куртки. Ре подошел к нему и гневно посмотрел в глаза. Йе удивленно приподнял брови, из-за чего на его лбу образовалось несколько морщинок. – Почему Вы так легко одеты? – Йесон еще сильнее выпучил глаза в изумлении. – Какой пример Вы мне подаете? Что можно ходить зимой чуть ли не голым, а потом в сорок лет хвастаться болячками?! – бледноватые щеки Чонуна покрылись легким румянцем от смущения, но Реук даже не обратил на это внимания. – Я благодарен тебе за заботу, но у меня крепкий иммунитет, поэтому не стоит беспокоиться за меня, – улыбнувшись, сказал Чонун. – Если уж являетесь предметом обожания многих людей, будьте любезны ставить их интересы выше своих. Неважно, какой у Вас иммунитет – важнее иммунитет тех, кто Вам подражает. Поэтому Вы поступаете безответственно. – Если ты хотел сообщить мне об этом, то напрасно старался: я прекрасно знаю, что мне не привили чувство ответственности. – Так постарайтесь исправить это. – Ты мне нравишься все сильней, Реук-а. Упрекнуть меня дважды, не выходя за рамки формальной речи – это талант. В момент Реук вспомнил, что он разговаривает с Ким Чонуном, который был намного старше его. – Простите, я не хотел… Извините, что наговорил лишнего. – Все нормально. Мне надоело быть Чонуном. Думай о том, что перед тобой самый обыкновенный хен. Пойдем? – Йе протянул руку. По дороге Реук успел пожаловаться на книгу, на то, что он не спал полночи, на то, что Кюхен назвал его сумасшедшим. Йесон слушал его, улыбаясь, и даже выключил плеер, ибо счел, что музыка отвлекала его от интересного диалога (даже скорее монолога младшего). А Ре шел и вещал о своих мыслях и чувствах, вызванных повестью. Чонун, являясь весьма предусмотрительным человеком, привел Реука в кафе, где часто обедает, где его все знают и уважают, где не шепчутся за его спиной и не тыкают пальцами, восхищенно вздыхая, где можно спрятаться ненадолго от самого себя. Несмотря на все это, Чонун все равно выбрал самый дальний столик у окна с диванчиком. Реук сел напротив него в удобное кресло, а на соседнее сложил вещи. Тем временем подошел официант. Получив заказ, он вежливо поклонился и удалился на кухню. – Держите, – Реук протянул книгу. – Возвращаю в целости и сохранности. – Мне более важно, что ты понял кое-что, – младший вопросительно посмотрел на Чонуна. – Главное не то, что ты отказываешься от чего-либо, а почему ты это делаешь. В этом твое отношение – сам ты. – Да, я много думал над этим. Ненадолго повисла тишина, перебиваемая лишь спокойно мелодией в кафе. Реук взглянул на снегопад за окном. Снежинки размером с хлопья полностью захватили его внимание, из-за чего ему сложно было оторваться и вернуться из своего мира в реальный. Ре стал представлять, что бы он чувствовал, если бы превратился в маленькую снежинку, крохотную частичку, плавно опускающуюся с неба на сугробы к собратьям. Смог бы он тогда ощутить вкус свободы? Йесон пристально смотрел на Реука: на его печальное лицо, измученный вид, дрожащие руки. В целом внешний вид младшего должен был отталкивать, но наоборот притягивал. Что-то разъедало Реука изнутри, он погибал на глазах, и где-то в глубине души Чонун желал помочь ему. Он узнал в мальчишке себя несколько лет назад. И потому не хотел, чтобы окружающая грязь сломала еще одного человека. – Реук-а… – непривычно тихо и мягко окликнул собеседника Чонун. Наверное, Реука было сложно оторвать от его мыслей даже громким звуком, но почему-то голос старшего вмиг вернул его к обыкновенному состоянию. Ре повернул голову и вопросительно посмотрел на Йесона. «Зачем я это делаю?» – думал про себя Йе. – «Прекрасно знаю, что сейчас не самое подходящее время привязываться к людям. Кто же ты такой?» – Тебя что-то тревожит? Поделись. Я не буду против. – А, – опомнился Ре, – простите. Я забыл, что Вы не любите тишину. Просто так много всего взвалилось на меня, и… – Может, расскажешь? – Я думаю, Вы уже наслушались от меня достаточно. Да и помочь Вы вряд ли сможете. Иногда случается все таким образом, что даже у самого сильного человека опускаются руки. – Напрасно ты думаешь, что не имеешь влияния на свою судьбу. – Со всем моим уважением, – Ре глупо улыбнулся, – я смею сказать, что Вы ошибаетесь. Мне выбирают школу, затем университет, повседневную форму, круг друзей, увлечения, даже обыкновенную пищу, не считаясь с моим мнением. Я могу сделать выбор: съесть кусок мяса или салат. Но первое будет означать, что я проиграл, а второе – что бой станет еще более жестоким. И эта война не окончится, пока я не признаю своего поражения. В этом вся суть, Йесон-шши, – горько усмехнувшись, младший посмотрел тому в глаза, – нам дают мнимое право выбора, чтобы потом мы приняли решение в их пользу. Они создают иллюзию того, что мы можем выбрать: мясо или овощ, инженерия или музыка, математика или литература – но ответ заложен изначально. Это заставляет нас думать, что мы поступили так по собственному желанию. – Не говори так. Твои слова значат лишь, что ты признал свое поражение. Но в чем тогда смысл? Жить ради чего? Мы родились в таком мире, и посмотри на меня: гнался за богатствами и славой, а теперь вынужден расплачиваться. Каждый день проверять знакомых, не нашли ли на тебя компромат, отдавать пачками деньги журналистам, чтобы избежать всеобщего порицания, писать то, что угодно людям, дабы не потерять аудиторию и доход. Я постоянно в бегах: бегу от друзей, от любопытных глаз, от семьи и близких, от самого себя. А знаешь, почему? Потому что в один прекрасный момент сломался. Сделал выбор, как думал сам, в свою пользу. Тот самый вариант ответа, заложенный изначально. Мне одиноко, Реук-а. Я не могу один есть, не могу находиться в тишине, потому что собственные мысли с каждым днем разъедают все внутри неимоверно быстро. Я не могу высказаться, потому что… – Чонун замялся. – Я сам не знаю, почему. Боюсь осуждения? Моя душа разбивается на сотни осколков, и порой боль от этого просто не выносима. Однако, при всем этом, если ты опустишь руки, я точно не прощу себя. Из-за глупых мрачных книг я не дам упасть тебе. Я напишу тысячу добрых книг, Реук-а, ради того, чтобы ты улыбался и шел вперед к своему выбору. Иногда просто выстоять – это уже победа. — Почему Вы так уверены, что я смогу? — Я не уверен. Я просто хочу этого. Кажется, я слишком разболтался. — Бросьте! Зато Вы отдали свой долг и позволили узнать кое-что о Вас. — И что же? — Что Вы не такой плохой, каким пытаетесь казаться. После обеда Чонун предложил Реуку прогуляться до выставки, заодно предупредив своего донсэна, что тот может не мучать себя и Кюхена непонятными картинками. А вот Реук отнесся к походу с энтузиазмом и в предвкушении потер холодные ладони. Заметив это, Йесон протянул ему одну перчатку. А вторую руку спрятал от холода в своей. На выставке время бежало невероятно быстро. Ни Йе, ни Ре не заметили, как останавливались около одной картины минут на двадцать, а у скульптуры и то больше. В основном это был сюрреализм, довольно мрачный и пугающий. Чонун понял, что его слова оказались бесполезными, и Реука все равно тянуло к темным цветам и жутким образам, очевидно, из-за похожего эмоционального состояния. По лицу младшего можно было прочитать неприязнь и отвращение от увиденного, но он продолжал смотреть и выискивать что-то. Иногда его щеки краснели от смущение при виде обнаженных тел, причем на мужчин Реук реагировал более остро. Он немного вздрагивал, когда ему в глаза попадалось что-то пугающее, пытался шутить с нотами грусти в голосе, а после долго молчал. Чонун даже не успевал впасть в раздумья, так как сердце его было наполнено сочувствием совсем юному парню, которого точно так же разъедали собственные мысли изнутри. Сам Йесон уже давно отвлекся от картин, уделяя внимание лишь своему маленькому сопроводителю. А впрочем, он всегда относился скептически к сюрреализму, особенно мрачному, и сейчас его волновало лишь мнение постороннего человека, чтобы написать статью. Но одна из картин почему-то заставила его остановиться. Реук нервно посмотрел на Йесона, ибо на улице уже стемнело и время катастрофически поджимало, но все же изображение на холсте привлекло юное внимание. Ре всмотрелся в непонятные очертания и увидел что-то наподобие крыльев. — Почему у всех свобода ассоциируется с птицами? – тихо спросил младший. — На небесах так мало проблем или птицы действительно так независимы? — Возможно, многим кажется, что взлететь – значит уйти от проблем, от всего, что окружает. И все же уход от проблемы – это не ее решение. Задумывался ли ты, почему после смерти люди отправляются на небеса? — Йесон выжидающе взглянул на Реука и жутко обрадовался, приметив на его лице какие-то признаки жизни, когда тот поспешил с ответом. — То есть улетают далеко отсюда? Хотите сказать, что абсолютной свободы можно добиться только после смерти? А еще меня упрекали за пессимизм, - показательно фыркнул Ре. — Смерть – это выход, соглашусь, но, как Вы сами сказали, не решение проблемы. Если рассматривать вечный покой как способ уйти от боли и страданий, нужно сказать, что к нему принуждают. В таком случае, можно ли назвать это свободой? — Быть честным перед собой – значит быть свободным, — уверенно заявил Чонун. — Не лгать самому себе, не прятаться от своих мыслей и тайных желаний, не бояться их. Лгал ли ты себе когда-нибудь, Реук-а? — Постоянно, — улыбнулся тот. — А Вы? Вы сказали, что честны только перед одним человеком. Этим человеком являетесь Вы сами? — К превеликому сожалению, нет… — старший вздохнул от безысходности и направился к выходу: уж очень невыносимо стало рассматривать эти картины. — Забавно, правда? – Реук, побежав к Йесону, улыбнулся и взял его за руку, как это было, когда они только зашли в помещение с холода. — Мы совершенно разные люди и, казалось бы, даже из разных миров… — И что же здесь забавного? — Чонун взглянул в темные и отчего-то оживившиеся глаза парня. — Но так похожи. После Чонун вернулся к себе домой. Проветривая с утра комнату от запаха алкоголя, он забыл закрыть окно поплотнее, из-за чего сейчас в квартире было холодно. Раздевшись, он кинулся к радиатору, чтобы увеличить температуру, и пришлось, скрипя зубами, включать подогрев пола, дабы не застудить черепах. Как истинный жмот, Йе редко пользовался этой роскошью. Голодные, соскучившиеся животные выползли из своих теплых убежищ в виде разбросанной одежды хозяина и понеслись на кухню. Чонун достал из холодильника овощную смесь, которую приготовил Сонмин, и наполнил миски черепах, – ему, верно, следовало бы кормить животных в террариуме, но его чистка занимала огромное количество времени, которого у самого Чонуна не было – а себе поставил греться чайник. — Вот такой у вас безответственный отец, — засмеялся он, наблюдая за кушающими черепахами. – Забавно, что даже Сонмин вспоминает о вас чаще… Чонун достал с полки единственный предмет посуды в этом доме – чашку Реука. Залил пакетик чая кипятком, немного помешал и оставил студиться на столе. Тем временем на полке в прихожей лежала зеленая книжка, которую он таскал все то время в руке. Чонун решил лишний раз пролистнуть ее и очень удивился, когда оттуда вывалилась старая фотография. Сзади было написано аккуратным почерком Сонмина: «Моему дорогому хену Йесону. Помни, кому принадлежит твое сердце». Еще раз всмотревшись в лица на куске бумаги, Йе усмехнулся: — Что хочет, то и воротит… Реук вернулся домой, пока родители ужинали. Ему несказанно повезло, что пробежать от входной двери до комнаты без лишних звуков было не так уж и сложно. И еще больше повезло от того, никто не заметил отсутствия ботинок. Пока он пытался спрятать их в комод, за дверью послышался скрип ступенек и голос матери: — Я спрошу, будет ли он ужинать. На автомате, не соображая, Реук схватил первый попавшийся учебник и лег с ним под одеяло прямо в одежде, притворившись спящим. Мама приоткрыла дверь, тихо позвала его, но решила не будить и так же тихо ушла. Ре вдохнул полной грудью и скинул жаркое одеяло. Только сейчас он заметил, что не вернул перчатку. Ему стало немыслимо смешно от всей ситуации, что он лежал в теплой одежде под одеялом с задачником по математике и в одной перчатке. Успокоившись, он все-таки переоделся и пообещал себе, что обязательно вернет вещь хозяину. Реук настолько устал, что заснул сразу же после того, как коснулся подушки головой. Спустя какой-то промежуток времени неприятное чувство вернуло его назад. Это оказалась вибрация телефона. Еле разлепив глаза, Ре увидел, что отправителем был Кюхен. В этот самый момент он готов был прикончить донсэна, что нарушил его сон, наверняка, из-за очередной фигни. Если бы это было так… Прочитав сообщение, вникнув в текст, Реук несколько секунд смотрел в стену, пытаясь подобрать нужное выражение лица. — Да он смеется надо мной! — решил Вук и чуть не швырнул сотовый в дверь, но вовремя остановился и написал ответ. Сейчас старший находился в полном замешательстве. С какой стати его друг решил написать такое странное смс-признание в любви? Напился? Проспорил? — Придурок… Настрочив Кюхену, что он не желает его знать, Реук снова лег под одеяло и попытался уснуть. Но теперь что-то мешало. Ре лежал с закрытыми глазами и считал овец, пока не понял, что благодаря другу вряд ли сможет заснуть. Недовольный, Реук достал какую-то из своих книг и принялся читать. И все же усталость сказалась: глаза юноши постепенно закрывались, руки не выдерживали тяжесть книги. Он почти погрузился в сон, если бы не одна мысль, случайно залетевшая в голову. — Возможно ли, что… — прошептал Реук и снова открыл сообщение донсэна. — Какая ирония…