Двухполярный мир

Проснувшись, Йесон сразу почувствовал острую боль во всем теле. Не было ни одного участка кожи, до которого ему не было бы больно дотронуться. Мышцы ног неприятно ныли после «резкого старта», гудели мозоли на пальцах, казалось, что вся кожа покрыта синяками. Даже после студенческих пьянок Йе не чувствовал себя так ужасно – как выжатый лимон. Но все это оказалось сущим пустяком, ведь на столике лежала толстая тетрадка, полностью исписанная разноцветными чернилами: Чонун прекрасно помнил, как у него закончилась паста и он, как жалкий воришка, полез к Реуку в сумку за ручкой. К счастью, у того их был целый набор. Но поскольку эти ручки были до безобразия дешевыми, надолго не хватило ни одной. В итоге, в пачке осталась лишь одна ручка зеленого цвета. Йесону было ужасно стыдно, что он обокрал бедного школьника, которого, кстати, не оказалось в постели. Сначала Йе испугался и собрался звонить в полицию, но потом услышал шум воды из душевой и вздохнул с облегчением. Он стал думать, как отплатить ребенку за свой неутолимый порыв вдохновения. Пока Йесон думал, вода стихла, и через несколько минут из душа вышел Реук, вытирая мокрые волосы белым полотенцем. – Доброе утро, – улыбнулся Йе, опаляя мальчишку добрым взглядом. – Как спалось? Что снилось? – Спал как убитый. Даже если что-то снилось, уже не вспомню, – ответил Ре, слегка смутившись от такого добродушия со стороны Чонуна. – Что насчет Ким Чонун-шши? Вы уснули на стуле? Только после сказанного Чонун заметил, что действительно сидел на стуле, и его спина заболела еще сильней. – Небольшой творческий порыв… – Реук заметил пачку с единственной ручкой. – Прости за это. Я не думал, что меня так попрет. – Ничего страшного. Я рад, что поспособствовал созданию Вашего шедевра. Это даже честь для меня, – глаза Реука заискрились от счастья. – Могу я глянуть хотя бы глазком? – Что? – удивился Чонун. – Честно, я даже не знаю. Это только черновик, набросок. И я не исключаю, что большая часть написанного – бред сивой кобылы. Под пристальным взглядом Йесона Ре осторожно взял тетрадку. На первой же строчке он заметил три ошибки, отчего невольно улыбнулся. Почерк Йесона был кривым, буквы заходили за пределы строк, иногда терялись знаки препинания. Но в каждом слове чувствовалось присутствие Чонуна. И пусть текст не отредактирован, он все равно оставался написанным Чонуном. – Начало просто шикарно, – признался Реук. – А в чем основная мысль? – Как сказать… – замялся Йе. – Я не помню. – В смысле? – Ре изумленно взглянул на писателя. – Так бывает, – смущенно улыбнулся Йесон. – Небольшой скачок вдохновения, и я сразу бросился творить. Но я честно не помню, о чем собирался писать. – И что теперь? Продолжения не будет? – мальчик обиженно надул губы. – Мне просто нужно снова обрести вдохновение. Это такое чувство, которое невозможно описать словами. Я лишь беру в руки любой пишущий предмет, и картины в моей голове обретают жизнь. В такие моменты мне кажется, что я имею силу Бога. Но суть даже не в том, что происходит в моей голове, - Йесон столкнулся с взглядом Реука. – Я утратил его семь лет назад и в самом деле думал, что больше никогда не смогу снова испытать это. – Я был бы неимоверно счастлив, узнав, что Ким Чонун создал нечто вроде своих первых произведений, – честно признался Ре. Сам Йе осознавал, что когда-то давно писал в разы лучше, чем сейчас. И дело было вовсе не в возрасте, как могут подумать многие, а в восприятии мира. Когда Йесон был молод и совсем не имел опыта ни писательского, ни жизненного, он видел мир во всех его красках. Он был общителен, не боялся завести разговор с незнакомым человеком, часто просто наблюдал за природой, за ее изменениями. Чонун воспринимал все позитивно и, воссоздавая в памяти прекрасные картины, тотчас переносил это все на бумагу: красоты природы, образы тех самых незнакомцев, свои впечатления. Иными словами, он вкладывал самого себя. Но жизнь слишком часто бьет по больному. И вот, спустя несколько лет, яркое солнце закрыли мрачные тучи. Чонун замкнулся в себе. Он перестал заводить случайные знакомства, потому выбирал лишь тех, кто мог ему пригодиться. Порхающие бабочки и звон ручейка перестали вызывать восторг его сознания. Чонун стал видеть тени вместо предметов. Тексты словно омертвели, и жизнь покинула созданные им миры. Он перестал писать о счастье и любви, ибо думал, что прежние его работы учили людей лишь светлому и доброму, а если человеку неведома тьма, то он проиграет в решающем бою. Плохо воспринимаемая философия, омертвевшие миры, люди без души стали главной темой всех его романов. До этого момента Йесон думал, что всем необходимо познать темную сторону жизни, чтобы не наделать глупых ошибок. Но его мнение резко изменилось всего за один вечер, проведенный в компании добродушного ребенка. Зачем разрушать его беззаботное детство мрачными словами? Добро должно воспитываться добром, иначе Реук потеряет веру в него. А без веры все бессмысленно. Чонун был в полнейшем смятении: его план разваливался как карточный домик. Еще несколько часов назад он был уверен в своей победе, а сейчас он готов упасть лицом в грязь, лишь бы этот мальчик в нее не наступил. – Кто ты? – наконец осмелился спросить Йесон. – Я это я, – улыбнулся Реук. – И всегда им был. А что насчет Вас? – Самый отвратительный человек из всех, которых ты знал. – Неверный ответ, - Чонун распахнул глаза от удивления, глядя на все так же улыбающегося мальчика. – Вы это Вы. На завтраке Йесон задумался о многом: зачем он приехал сюда, зачем согласился на предложение Сонмина, зачем вообще познакомился с ним и Итуком, зачем он пишет и еще много о чем. Йе никогда особо не нуждался в определенном смысле – он просто делал то, что ему нравится, безо всяких причин. Но сейчас, когда его душа разрывалась на три части, ему было необходимо найти ответ хотя бы на один вопрос, а, самое главное, понять, чего он действительно хочет. С одной стороны - Итук со своими моралями. За все время дружбы Чонун еще ни разу не перечил хену. Ослушаться его сейчас – значит потерять всякое расположение Чонсу. С другой стороны - Сонмин и его счастье. Как бы Чонуну не хотелось стать самым любимым донсэном, в первую очередь, он тоже хен, поэтому обязан сделать все для своего донсэна. С третьей стороны - личные прихоти. Одно дело – попытаться понять Сонмина и его желания, постараться избавить его от проблем, другое – оказаться в той же лодке. Все то время, пока под боком Мина находился Кюхен, Йесона мучал вопрос: «Чего он хочет, черт его дери?!» Сейчас же, глядя на то, как Реук ковыряет неизвестное ему блюдо и раскрывает глаза в восторге от его вкуса, Йе начал понимать, что не хочет его вот так просто отпускать. Реук как экзотический фрукт, который встретишь раз в жизни, поэтому хочется сполна насытиться им. А если сейчас Чонун начнет действовать согласно своему плану, Ре просто уйдет. Тогда вокруг Чонуна снова соберутся тучи, а воспоминания о том прекрасном свете будут ранить сердце больнее кинжала. – Вас что-то мучает? – Ре обеспокоенно посмотрел на Йе. – Вы выглядите задумчивым. – Пытаюсь сделать выбор, – не прекращая перебирать палочками еду в тарелке, ответил старший. – Моя душа словно рвется на части. – Я понимаю. – Правда? – Да, – Ре склонил голову. – У меня есть два друга, и недавно они разругались. За несколько секунд мне пришлось сделать выбор. Вам просто нужно решить, что для Вас более необходимо. – Это я и пытаюсь сделать. – Вы не поняли, – Йесон снова удивленно взглянул. – Сейчас Вы много думаете, пытаетесь понять, что больше похоже на правду или что справедливее. Сделав упор на свои умозаключения, Вы сделаете ошибку, о которой будете долго сожалеть. Я не искал правды, Чонун-шши, – наконец Реук поднял голову и искренне улыбнулся. – Я послушал свое сердце. Спустя пару минут молчания, Чонун вздохнул и тихо произнес: – Прости меня, Реук-а. – За что? – изумился тот. – За то, что я… это я, – не найдя себе иных оправданий, безысходно выпалил Чонун. – Вы прощены, Ким Чонун-шши, – добродушно улыбнулся Реук. – Йесон. Мне будет приятней, если ты станешь называть меня так. – Хорошо, Йесон-шши. – Пошли, я научу тебя кататься на лыжах, – Йе встал и протянул руку Ре. – Моя очередь быть Сатаной. Именно в этот момент сердце юного создания покинули все сомнения. По возвращении в Сеул Чонун первым делом сел дописывать новую работу. За последний день выходных у него накопилось достаточно впечатлений, чтобы исписать еще пару тетрадок. Он не спал две ночи подряд, заполняя листы словами, лишь изредка отходил за чашкой чая или каким-нибудь бутербродом. На третий день Йесон почувствовал, что ему уже просто жизненно необходимо поспать. Широкую кровать по обыкновению украшал беспорядок, составляющими которого являлись одежда и мусор. Собрать в пакет и выбросить бумажки, фантики и бутылки, сложить и убрать в шкаф одежду не в стиле Чонуна – ему больше по душе сгрести все в одну кучу и лечь рядом с ней. Не успел он и глаз сомкнуть, как стрелки часов показали около часа дня, а в дверь постучали. Не дождавшись ответа от хозяина квартиры, гость самостоятельно открыл дверь и вошел. Йесон ни капельки не беспокоился: код от его двери знают только три человека, но только один может прийти без предупреждения и противно шуршать пакетом в коридоре. – Все еще в постели? – удивился Сонмин, заметив валяющегося рядом с бардаком Йе. – Я ему на два дня доверил ребенка, а он даже не позвонил. Где гуляет твоя совесть? – Я слишком устал. У меня после твоего ребенка все тело в синяках, – Йесон продемонстрировал избитую об лед ногу. – Даже если ты останешься без глаза и руки, мне плевать, – серьезно сказал Сонмин. – Если я доверил тебе своего мальчика, ты просто обязан позвонить мне, как обязан отслужить в армии. – Ты пришел, чтобы о моралях вещать? Дверь там, – Йе указал пальцем в сторону коридора. – У меня две миссии на сегодня, – Сонмин положил пакет на кухню и, вернувшись в спальню, принялся складывать вещи. – Первая: не позволить хламу стать правителем этой квартиры. Вторая: покормить гомо недосапиенса и прочих представителей царства животных, обитающих в этом месте. – Спасибо… – промычал старший перед тем, как снова закрыл глаза. Когда Чонун окончательно проснулся, в спальне был почти идеальный порядок, за исключение немытых полов и крошек на постели. По звукам стало понятно, что Мин перебрался на кухню, где уже тоже был наведен порядок. Поднявшись с кровати, Йесон прошел к столу. – Рамен и кимчи… Это действительно предел твоих возможностей, Минни, – усмехнувшись, Чонун взял в руки палочки и принялся мешать лапшу. – Будь добр простить меня за то, что я никчемный кулинар, – пробурчал младший и, включив теплую воду, принялся мыть грязную посуду, которая лежала в раковине, судя по всему, уже месяц. – Прошу прощения, но кимчи весьма неплохи, - отметил Йе, распробовав вкус. – Это не я готовил, – признался Мин и, заметив заинтересованный взгляд друга, добавил: – Теща. Рёна привезла, а я и не знаю, куда это все деть. Выслал через курьера Хичолю, отвез Итуку, попытался скормить Кюхену… И знаешь, что самое интересное? Чонсу-хен угостил всех сотрудников, и все без исключений сказали, что им понравилось. Но эта противная букашка сморщил нос, сказал, что от банок воняет стариками, выплюнул и потребовал компенсацию за испорченный желудок. Тоже мне гурман! Йесон улыбнулся, нарисовав у себя в голове эту картину. – Итук ничего не говорил? – невзначай спросил Йе, на что Мин отрицательно помотал головой и продолжил мыть посуду. – И даже не упомянул обо мне? – А что? Снова на побегушках у старого маразматика? – усмехнувшись, Сонмин бросил кухонное полотенце в сторону и повернулся к хену. – Ты можешь прятаться за своей невозмутимостью, но я смогу определить твою ложь, Чонун. Твои глаза всегда тебя выдавали. Я даже не буду спрашивать, просил ли тебя Чонсу о чем-то, что связывает меня и Кюхена. Меня интересует другое: согласился ли ты, – только Йе собрался что-то сказать, как Мин снова его перебил: – Не смей мне врать. Я все равно узнаю. – Нет, – четко сказал Чонун и посмотрел в глаза донсэну. – Доверься мне. Хоть раз в жизни. – И с чего вдруг ты решил действовать в моих интересах? – Я понял, – ответил Йесон и ушел в свою комнату, чтобы переодеться. – Что ты понял, черт возьми?! – вслед за ним прибежал Сонмин, готовый разорвать старшего на куски за его отвратительную привычку недоговаривать. – Ты всегда беспрекословно слушался его, даже если он просил тебя исчезнуть из страны! Тебе плевать на нас, на себя, на всех вокруг, лишь бы «Чонсу-хен» похвалил тебя и погладил по головке! Ты жил с другим именем, потому что «Чонсу-хен» так попросил! Так скажи мне, что ты смог понять, раз решил пойти вопреки просьбе своего любимого хена?! – Тебя. Я смог понять тебя, – Йе стало смешно от своих же слов. – Я знаю тебя уже давно, но все это время задавался вопросами: «Чего этот парень добивается? Что движет им? Что он хочет? Почему?». Однако сейчас мне кажется, что я действительно понимаю тебя. Обнадеживающе улыбнувшись, Чонун похлопал по плечу Мина и ушел из дома. Как и ожидалось, он встретил Чонсу в кабинете Хичоля. Сам хозяин покопался в бумагах, а через минуту и вовсе исчез, даже не поприветствовав. Очевидно, у старших произошел очередной конфликт, которыми они кормят донсэнов чуть ли не со дня знакомства. Итук же сидел в кресле с книгой и маленькими глотками пил дорогой кофе, демонстрируя свое спокойствие и невозмутимость, что далеко не присущи его характеру. Йесон радостно помахал тетрадками и присел рядом с хеном на подлокотник. Ему очень хотелось, чтобы друзья поскорее прочитали результат бессонных ночей. Но лицо Итука не выражало ни капельки интереса к очередной писанине Чонуна. Казалось, Чонсу не был заинтересован ни в чем, кроме своего кофе. – Как провел выходные? – все так же невозмутимо спросил старший. – Весело было? – Да, давно я так не веселился. Чонун встал, положил тетрадки на стол и, подойдя к книжной полке, стал перебирать журналы Хичоля, пытаясь не показывать обиду. Он часто искал утешения в перебирании всяких бумажек. Подобного рода занятия помогли ему разложить все по полочкам в своей голове, где творился полный кавардак в присутствии Итука. – Я не совсем понимаю значение твоего «хорошо», Чонунни, – не выдержал Итук, отложив книгу. – Вместо того, чтобы протянуть руку донсэну, ты сам к нему в яму спрыгиваешь. Я просил тебя поговорить с мальчишкой, а в итоге ты разгуливаешь с его другом. – Это часть моего плана, – каменным голосом ответил Йе, сжимая руки в кулаки. – Правда? – театрально воскликнул старший, изобразив удивление. – И какого же? Похоронить нашу репутацию? – Я уже говорил с Кюхеном и понял, что он такой же упрямый и, более того, доверчивый. С ним вести беседы бесполезно. Но его лучший друг, Реук, показался мне менее безнадежным. Изначально я хотел просто поговорить с ним, но, – Йе взял один из старых выпусков своего журнала, – помнишь ту девочку, которая писала мне письма? – Конечно, помню. Я еще тогда хотел тебя в стены Голубого Дома замуровать. – Она так отчаянно пыталась встретиться со мной, и, когда это случилось, ее родители подали в суд на меня за попытку совращения. – Да-да, – Итук покачал головой. – Ты подкинул мне этот сюрприз перед выборами. – Вот я и подумал, а что мне терять? Войду в круг близких людей, попытаюсь убедить в своих чистых намерениях и в самый пик наших теплых отношений брошу, как маленького котенка на улицу в дождь, – полистав журнал, Йесон сразу же поставил его на место. – Я – сволочь, Сонмин – сволочь, мы – сволочи. Кюхен, безусловно, возненавидит всех нас из-за этого, ведь он его лучший друг. И в самом конце этой драмы все счастливы, кроме них троих, конечно же. – Ты уверен, что сможешь устроить такой сложный спектакль без сучка без задоринки? – усмехнулся Чонсу. – Если Сонмин узнает, ты сразу поймешь, каково мне. – Не волнуйся, хен. Разве я тебя подводил хоть раз? – Я верю в тебя, Чонун, – похлопав по плечу донсэна, Итук набрал чей-то номер и в ту же секунду исчез. Оставшись наедине с собой, Йесон истерически засмеялся. Громкие звуки ловко отскакивали от пустых стен в кабинете. В душе Йе было так же пусто. Все вокруг вмиг помрачнело, потеряло свои краски, кроме цветных букв в тетрадке. Взяв ее в руки, Чонун полистал исписанные странички и со всей силы запустил тетрадку в голую стену. В носу неприятно защипало, а картинки перед глазами застелила мутная пелена. – Вот что происходит, когда долго прячешься за маской безразличия. Да, Чонунни? – послышался сзади тихий голос Хичоля. – Полагаю, это и есть твое решение? – Ты подслушивал? – хриплым голосом уточнил Йе. – Я не застал начало вашей беседы, но успел под конец. Спрошу еще раз, это твое решение? – Хи укоризненно посмотрел на младшего. – Скажи мне, тебе действительно так важна его похвала? – Все еще злишься на него? Злопамятность – это старомодно. – Мы не обо мне говорим. Ты уверен, что не пожалеешь о своем выборе? – Не делай преждевременных выводов, хен, – Йе до неприличия мило улыбнулся. – Платья шьются по одинаковому алгоритму, но вот финал книги может быть самым неожиданным. Чонун решил не отнимать время у хена и тоже ушел, оставив свою тетрадку на полу. Хичоль поднял ее и положил на стол вместе с другими, рядом с важными бумагами, чтобы позже прочесть. Кофе в чашке давно остыл, что не очень обрадовало Хи. Он возненавидел холодный кофе с того самого момента, когда многочисленные рамки фотографий опустели. Хичоль считал, что намного приятней, если напиток обжигает язык и согревает горло. А кофе со льдом и прочие изобретения людей не больше, чем извращение. – Когда мы любим, мы жертвуем, – сказал сам себе Хиним и сделал глоток. Кофеин не помог – Хичоль все-таки уснул за столом. Он и не понял, сколько прошло времени до того, как за дверью послышались сначала шорохи, а потом уже достаточно громкие звуки, которые отогнали сон на второй план. Приведя в порядок волосы, Хи встал с рабочего места, и, не успел он и слова сказать, как в кабинет завалился Сонмин. – Хен! – радостно крикнул он. – Мы тут с Кюхеном заскучали и подумали, не найдется ли у тебя работа для нас? – Тебе своей работы мало? – Хи строго посмотрел на Мина и мило улыбнулся Кюхену. – Добрый вечер, – вежливо поклонился Кю. – Ты же знаешь, что я виноват перед тобой за тот контракт, – напомнил хену Сонмин. – И вы готовы на самую грязную работу? – Хичоль вопросительно приподнял бровь и, получив два утвердительных кивка, сдался. – Хорошо. Уборщица клуба угодила под машину. За несколько дней он превратился в настоящую помойку, а ведь туда заходят важные люди. Я отдраивал его всю ночь, но особых результатов не увидел. Если вам так не терпится, держите ключи и вперед. Без лишних слов Мин выхватил из рук хена связку и потащил Кюхена к лифту, не дав тому вежливо попрощаться. Покопавшись в какой-то каморке на первом этаже, Сонмин достал две швабры, ведро, тряпки и пару мусорных пакетов. – Держи, – вручил все, Кюхену. – Я куплю чистящих средств, а ты пока начни без меня. Мин тотчас убежал, а Кю просто смотрел в его сторону. Он смутно представлял, куда ему идти, а уж как объяснить охранникам, что сам Хичоль попросил его убраться, и понятия не имел. Но выбирать Кю не приходилось – он поплелся через весь центр, стараясь игнорировать удивленные взгляды. Все же в определенный промежуток времени он был достаточно популярной персоной, что укрепило в нем иммунитет против всеобщего порицания. «Не первый и не последний раз», – думал мальчик, подбадривая себя. Изучив весь первый этаж, Кюхен все-таки пришел к выводу, что стоит посмотреть снаружи. К его счастью, рядом с входом в какой-то клуб стояла коробка с порошком и бутылка с жидким средством. Тяжело вздохнув, Кюхен открыл дверь и вошел внутрь. Обстановка была не так плоха, какой он представлял. Быть может, дело в том, что Хичоль уже убирался здесь сам. Как никто другой, Кю знал, что о заведении следует судить по уборной, которая на данный момент находилась в отвратительном состоянии: мусор лежал не в ведре, а рядом с ним, раковина была вся в белом порошке, среди туалетной бумаги и прочих гигиенических средств можно было найти и обычный окурок, и использованный презерватив. Кю стоял, не двигаясь, с отвращением глядя на этот кошмар. – Кюхен-а! – обернувшись, Кю увидел запыхавшегося Сонмина. – Господи, ты меня так напугал. Я оббежал три этажа и, когда уже побежал на четвертый, додумался еще раз проверить тут, – подойдя к мальчику, Мин потрепал его темную макушку. – Бардак здесь знатный, но я и не такие видел на своем веку! По сравнению с тем, во что превратилась квартира Йесона после его двадцать пятого дня рождения, это цветочки. – Сонмин-хен. – М? Что-то случилось? – Попасть в этот клуб обычному человеку практически нереально, потому что местные завсегдатаи – люди с определенным достатком и титулом. Скажи мне, ты так же проводил свой досуг? Накачивал себя наркотиками, пил до потери сознания, развлекался с первой встречной? – Давай просто уберем это все. Кюхен молча взял пакет для мусора и принялся собирать его. Постепенно убирая за избалованными жизнью людьми, Кюхен стал понимать одну важную истину: чем выше положение человека, тем больше ему разрешено. Никто из посетителей даже не задумался над тем, что кому-то придется за ними убирать. Они не чувствуют за это ответственности – их души становятся такими же грязными. Но, глядя на Сонмина, Кюхен ни разу не думал о том, что он такой же, как они. Мин всегда по-доброму улыбался, от него веяло чем-то хорошим, даже его запах был до дрожи приятен. Но в том-то и прелесть гнилой души: снаружи этого никак не заметишь. – Кушать хочешь? – мысли Кю прервал Мин. – Я могу сбегать и купить что-нибудь. – Кажется, мы собирались поработать. Забыл? – с упреком напомнил Кюхен. – Обиделся? Что я не так сделал? – Я не обиделся. – Хотя бы объясни, за что мне извиняться. – Я не обиделся на тебя. – Кю-я. – Да не обиделся я! – Кю закричал так громко, что его самого передернуло. Сонмин испуганно посмотрел на него. – Мне плевать, как ты там отдыхаешь, понятно?! На-пле-вать! Да переспи ты хоть со всем Сеулом – у меня даже волосок на голове не колыхнется! Понятно?! Мне чихать на тебя, противный старикашка! Тыквенная башка! Хихикнув, Сонмин обнял Кюхена и уперся подбородком о его плечо. Приятные поглаживания по спине успокоили Кю. Прикрыв глаза, он сомкнул руки на пояснице Мина. Его объятья показались Кюхену невероятно теплыми и нежными настолько, что ему захотелось остановить вращение планеты, лишь бы эти минуты не кончались. – Куплю тебе что-нибудь из сладостей, хорошо? – уточнил Сонмин, постепенно убирая руки. – Ты всегда пытаешься загладить вину при помощи денег? – А говорил, что не обиделся, – заправив прядь темных волос младшего за ухо, Мин ушел в сторону выхода. Кю посмотрел на открытую дверь и почувствовал где-то внутри себя пустоту. Еще несколько минут назад он ощущал присутствие Мина: носом улавливал запах в воздухе, кончиками пальцев чувствовал тепло его одежды, щекой – его жесткие волосы. Несмотря на это, где-то в сердце мальчика зародилось ощущение, что его снова оставили одного. «Мне не понять твоей природы, Ли Сонмин. В минуту ты можешь полностью изменить мои чувства. Сейчас я безумно рад находиться рядом, а через секунду могу возненавидеть всем сердцем. Ты – моя далекая звезда: сияешь так ярко, и порой мне кажется, что я могу дотянуться до тебя. И когда я протягиваю руку, чтобы коснуться твоей, ты в ту же секунду исчезаешь, не оставляя от себя ни следа, будто на этой планете никогда не было солнца».