Это мэтч

Когда Игорь наконец добирается до управления часам к десяти утра, он чувствует себя по меньшей мере вернувшимся с войны, а не с первого на сегодня и, в сущности, совершенно идиотского вызова. Ночью кто-то самоуверенно и в дурном угаре обчистил винно-водочный магазинчик на Моховой, и Игорь, страдая и отчаянно проклиная неведомых налетчиков, сразу из дома отправился туда, уговорившись встретиться с позвонившим Димкой прямо на месте. Почти полчаса они убили на то, чтобы осмотреть помещение и составить вместе со старшим смены список похищенного. Грабители оказались эстетами, вынесли из лавки почти три десятка бутылок разного и не самого дешевого вина, так что от перечня мудреных наименований, преимущественно на французском, у Игоря вскоре зарябило перед глазами и он позорно сбежал на улицу подышать. Как предатель оставил Дубина выслушивать причитания продавца и фиксировать убытки. Побродив вокруг, Игорь приметил несколько городских камер, а еще дошел до гениальной идеи, что и внутри магазинчика они тоже должны бы быть. С этой мыслью и вернулся в помещение, оборвав пространный монолог пострадавшей стороны о какой-то бутылке аж за четыре косаря. Подумал только, прежде чем запросить записи, о том, что нужно будет потом заглянуть в протокол и переписать себе название. Наверняка Юльке придется такая по вкусу в качестве подарка ко дню рождения. Минус одна головная боль, которой Игорь мучается каждый июнь вот уже почти четыре года. В общем, возвращаются они с Димкой в управление скорее со щитом, чем на щите, но даже удовлетворение от засветившихся на камерах рож и холодный ветер с реки бодрости придают мало. Выживает Игорь исключительно на честном слове и кофе с тройным эспрессо, купленном по дороге, но тем не менее, считает, что ночные откровения Платона того стоили. Еще бы не вымереть до обеда, пока с бумажками разберутся, а там хотя бы часок можно будет вздремнуть в изоляторе, из которого как раз к тому времени отпустят с миром всех протрезвевших пьянчуг и дебоширов, выловленных ночными патрулями. Этими светлыми мыслями Игорь и делится с Дубиным, успевшим сгонять до комнаты отдыха и теперь подсовывающим ему какой-то бутер и еще одну внушительную кружку кофе. Очень кстати, бумажный стаканчик, прихваченный из города, как раз успел опустеть. - Не поспишь, Игорех, - тянет затормозивший у его стола Цветков почти весело, а после, поймав полный мучений и боли взгляд Игоря, поясняет со знанием дела: - Там все койкоместа заняты. У наркоконтроля сегодня случился большой ночной улов. Безнадежно вздохнув, Игорь утыкается в кружку с кофе, делает пару больших глотков, а потом, от души надкусив бутерброд, прямо с набитым ртом интересуется, выразительно оглядывая оупенспейс: - Черт с ним, с изолятором, но это что за филиал ада на земле? - и, тщательно прожевав кусок, добавляет ехидно: - Чей-то родительский комитет решил у нас выпускной планировать или что? - А это, дорогой мой друг, группа поддержки ГУНКовского улова, - с нескрываемым сарказмом поясняет Костик. - С самого утра здесь толкутся, потому что наверх их, видите ли, не пускают. Сдается мне, наркоконтроль сегодня устроил рейдерский захват нашего отдела. Игорь снова осматривается, выцепляя из толпы пару знакомых по судам адвокатских рож, и, закатив глаза, кратко резюмирует: - Ну и пиздец. - А ты пойди у Прокопеныча отсидись, он до обеда, вроде как, в следственный собирался по каким-то делам, - подсказывает сердобольная Ксюха, тоже нарисовываясь рядом с игоревым столом. Прям место силы какое-то, никто пройти мимо не может, не вставив свои пять копеек, думает Игорь, откидываяь на спинку кресла. А Зайцева тем временем отбирает у него полупустую кружку и добавляет тоном, не терпящим возражений: - Давай, Игорь, топай. Понадобишься - позовем. - Протоколы я сам заполню. И наших горе-алкоголиков по базе прогоню, - с готовностью подхватывает Дубин, легонько пиная игорево кресло и как бы намекая, что пошел бы ты уже, Игорек, спать. Впрочем, долго уговаривать не приходится, Игорь и сам понимает, что если не подремлет сейчас хотя бы час-другой, то до вечера точно вряд ли дотянет такими темпами. - С меня пиво, - с чувством говорит он Димке, благодарно кивая, а потом немедля поднимается с места и, прихватив бутерброд, направляется в сторону лестницы, ведущей к кабинету Федора Иваныча. Если тот и вправду уехал в следственный комитет, то это надолго и надо пользоваться случаем. Не с малолетними нариками же под боком восполнять жизненный ресурс. Поспешно сбежав из галдящего оупенспейса, Игорь плотно прикрывает за собой стеклянную дверь, опускает во всем кабинете жалюзи и, задумчиво дожевав бутер, устраивается на коротком неудобном диванчике, свесив с него ноги через подлокотник. Не пять звезд, конечно, и даже не три, но выбирать не приходится: тело ватное и будто свинцом налитое, гудит от макушки и до самых пяток. Не в том он уже, конечно, возрасте, чтобы всю ночь не спать, а потом как ни в чем ни бывало днем носиться по вызовам да в монитор пялиться. Нужно будет как-нибудь намекнуть Платону при случае, что сон - это важная часть жизни любого нормального человека, пусть попробует, вдруг понравится. От мыслей о Платоне губы сами собой складываются в легкую улыбку, и Игорь, устраиваясь поудобнее и накрываясь стянутой с плеч курткой, думает невольно о том, что надо бы написать ему и поинтересоваться, не опоздал ли на работу. Спать ему, судя по всему, в конце их ночной беседы оставалось немногим больше, чем самому Игорю. Игорь вот, например, чуть не запустил телефоном в стену, когда зазвонил будильник, лишь в последний момент опомнился, осознав, что такого полета новенький смартфон в отличие от ко всему привычной нокии вряд ли переживет. В общем, не выспался он, конечно, капитально, но все эти утренние муки и торги с собой за еще пять минуточек с лихвой окупались платоновой какой-то отчаянной искренностью, с которой тот строчил сообщения в пятом часу утра. В первый момент, прочитав про этот его месяц, Игорь, разумеется, обозлился, даже сам не до конца понимая, на что именно. Обидно стало, что кто-то - не кто-то, конечно, а один конкретный самодовольный мудак, - вдруг решил, что может вертеть Игорем, как ему вздумается. Некстати в голову закралась мысль, а сколько еще таких вот суперлайков Платон щедро раздал в тиндере и сколько еще чатов у него болтается в списке с такими же Игорями. Может, он вообще где-то проебался не потому, что с коллегами тусил, а потому, что свидание оказалось удачным и с продолжением. А Игорь, как последний дурачок, ворочался полночи в кровати и гадал, добрался ли тот до дома и уже просто спит, забыв про легкомысленное обещание отписаться, или же что-то случилось и стоит поинтересоваться у дежурящих коллег, не было ли нынче ночью потерпевшего с необычным именем двадцати восьми лет от роду. В общем, когда Платон все же написал, что благополучно доехал домой, Игорь, сам того не осознавая, выдохнул с облегчением. Потом немного расстроился, поняв, что у Платона какие-то рабочие проблемы, а после - почти на пустом месте вызверился на это его долгоиграющее планирование досуга. И лишь когда читал длинные, полные какой-то звериной тоски и честности сообщения о том, что Платон просто-напросто хочет не проебаться и все сделать правильно, осознал: идиот он. Не Платон, в смысле, а сам Игорь. Ведь ему, в сущности, так легко понять это жгучее желание не ошибиться и не обжечься снова, найти человека, с которым хорошо будет и который не станет оценивать тебя по обложке. Платон его, конечно, моложе, но Игорь чувствует: он тоже часто ошибался и часто открывался не тем людям. Или не открывался вовсе, а теперь вот хочет наконец, и не просто кому-то, а Игорю, и это ценить надо, а не собак по первому же поводу спускать. Отчаянно хотелось ему тогда тоже написать что-то такое же честное, такое же за душу берущее, но как ни старался Игорь, он не сумел. Трижды стирал начатое сообщение, слова подбирал, пытался донести, что оба они на этой неизведанной территории, а он сам так вообще впервые, но так и не смог. Свел все к шутке, трус несчастный, но Платон, кажется, все же умудрился что-то такое между строк прочесть. Проснувшись утром, Игорь увидел его последнее сообщение и понял: все в порядке. Все так, как и должно быть, так что теперь нужно из кожи вон вылезти, но выбить себе выходные на майских, а после - просто ждать и постараться больше не проебываться и не вести себя как распоследний мудак. Достав из кармана телефон, Игорь решительно раскрывает чат с Платоном и быстро печатает: “Прости, я вчера вырубился. Надеюсь, ты не проспал и чувствуешь себя лучше, чем я”. Ответа не следует, но если честно, Игорь на него не слишком-то и надеялся вот так сразу. Не сидит же Платон с телефоном в руке, карауля новые сообщения. Скорее всего, разгребает свои вчерашние проблемы или тупит в чашку с кофе. Некстати мелькает мысль, что если бы Игорь знал, где Платон работает, он бы сейчас не постеснялся заказать ему доставку из какого-нибудь “Старбакса”, как иногда делают ксюхины ухажеры. Ни к чему особо не обязывающий жест, но Игорю отчего-то кажется, что Платон бы такую заботу оценил, он вообще, судя по всему, кофейный маньяк, так что даже жаль, что на обсуждение работы у них образовалось негласное табу. Из размышлений и созерцания потухшего экрана Игоря отрывает какой-то нездоровый движ в оупенспейсе. Вероятно, кто-то из наркоконтроля все же снизошел до своих многочисленных посетителей, потому что из-за стекла доносится зычный голос, заставивший всех если не притихнуть, то хотя бы сбавить обороты. Вот и славненько, а то ведь невозможно спать в таком гвалте. Воскресный базар какой-то, а не главное городское управление полиции. - Уважаемые, успокойтесь пожалуйста, - требует голос твердо и решительно. - Давайте не будем парализовать работу оперативного отдела. Те, кого я сейчас назову, следуйте за мной, остальных капитан Зайцева проводит в комнату ожидания. - Вот прям таки капитан Зайцева? - громко и ехидно уточняет Ксюха где-то совсем рядом, чуть ли не у лестницы, на что голос, смягчившись почти до тягучего меда, добавляет: - Будьте добры, Ксения. Вы очень меня выручите. - Так точно, - соглашается Зайцева, подпустив в голос столько яду, что любой нормальный человек бы им захлебнулся, а этому ее невидимому собеседнику хоть бы хны. По крайней мере, судя по тому, что он, коротко Ксюху поблагодарив, принимается громко называть какие-то фамилии одну за другой. Дальше Игорь уже не вслушивается, ему на кухню наркоконтроля откровенно наплевать, своих забот полон рот, блаженно прикрывает глаза и уже было собирается с чистой совестью отрубиться, как через пару минут телефон коротко вибрирует в руке. Стоило бы проигнорировать, конечно, но мысль о том, что это может быть Платон, придает немного бодрости, и Игорь, приоткрыв один глаз, заглядывает в экран. Разумеется, это не Платон. Уведомления сыплются из чата “Я собака и ты собака”, и Игорь, не удержавшись, все же тапает по нему. “Нет, ну вы видели, - возмущенно пишет Ксюха и, приправив свое негодование гневным котиком, продолжает не менее яростно: - Майор-луженая-глотка совсем оборзел. Гоняет меня, как своих придурков-лейтенантиков”. “Кто?” - поспешно уточняет Игорь, с трудом удерживаясь на грани сна и яви. Не то чтобы ему и впрямь шибко интересно, но дружеский долг не оставляет шансов отмолчаться, раз уж он все равно спалился, что все еще не спит. “Конь в пальто, - огрызается все еще раздраженная Ксюха, но потом все же снисходит до внятных пояснений: - Хазин, майор из наркоконтроля. Это его публика нам Вьетнам тут устроила. Громкий, сука, как пароходная сирена, у меня аж уши заложило”. Ну и в этом с ней, конечно, не поспоришь. Голос у Хазина и впрямь что надо, звонкий и хорошо поставленный, просто Игорь, кажется, его ни разу и не слышал толком вот так, совсем близко. Лишь трусливо и издали ловил отголоски и обрывки фраз, сказанных кому-то другому. Тем более, что обычно майор Хазин говорит негромко, чуть хрипло и с ленцой будто бы, непременно акая на московский манер и совершенно не отдавая себе в этом отчета. В общем, редко он голосит так, как сегодня, поэтому и не удивительно, что до Игоря не сразу дошло, кто наводит шороху в оупенспейсе. Странно другое - то, что Игорь не только умудрился его не признать, но и даже сейчас, осознав просчет, не дернулся и ломанулся к стеклу, чтобы хотя бы сквозь жалюзи поглазеть на представление, а лишь лениво прикрыл глаза и откинул голову на жесткий кожаный подлокотник. Обычно, когда Петр Юрич снисходил к ним, смертным, со своего поднебесного третьего этажа, Игорь никогда не упускал случая нарисоваться где-нибудь поблизости и попялиться на него исподтишка, а тут - даже желания не возникло. Хазин ему, конечно, все еще ужасно нравился, нельзя просто так взять и выключить свою глупую давнюю влюбленность, Игорь пробовал - дохлый номер. Он по-прежнему выискивал последние несколько дней светлую макушку, проходя мимо курилки, и неизменно вздрагивал, когда Хазин пролетал мимо игорева стола, спеша по каким-то своим очень важным делам, однако что-то этой ночью определенно изменилось. Что-то заставило его поверить, что с Платоном, таким открытым и без страха говорящим, что думает, у него может что-то получиться. Да не может, черт возьми, а просто обязано, а значит, Игорю пора завязывать пялиться на Хазина при каждом удобном случае и от души пожелать ему безоблачного гетеросексуального счастья с этой его таинственной мадам, о которой шушукается весь женский личный состав наркоконтроля. Тем временем, вдоволь наговнившись на наглого майора, чат переключается на более насущные темы, просто потому, что друзья у Игоря - досужие бабки, обожающие посплетничать и не упускающие ни единого случая попрактиковаться в остроумии. “А кстати, чего Игорян такой заебаный? Кто-нибудь в курсе? У него что, наконец-то мужик появился или как?” - с присущей ему беспардонностью интересуется Цветков у остальных. И Игорь уверен, рожа у него сейчас натурально свиноебская, другой просто и быть не может. Ей-богу, как будто в курилке не могли перемыть ему кости. “Не сглазь”, - тут же осаживает его Ксюха, но Игорь на это дерьмо давно не ведется, он знает Зайцеву не первый год и совершенно не сомневается, что та тоже сгорает от любопытства, просто чувство такта у нее пока еще не атрофировалось окончательно. “Я все еще в этом чате”, - напоминает Игорь на всякий случай, и, кажется, совершенно зря, потому что Костик тут же с удовольствием набрасывает: “А давайте его удалим? Помните, как классно было обсуждать его хмурую рожу и не выхватывать за это пиздов?”, - пишет он, присыпая свою поистине революционную мысль горой смайликов. Игорь вздыхает. Он явно где-то в прошлых жизнях капитально нагрешил, раз в этой в друзья к нему затесался Цветков, но теперь хотя бы становится понятно, что никакого другого чата, где его дорогие товарищи крысят за спиной, не существует. Чем не повод для радости? “Мы тебя щас удалим, - угрожающе обещает Юля, врываясь в чат буквально с ноги, и продолжает с нескрываемым, сквозящим буквально из каждого слова, ехидством: - Как это сейчас модно говорить, закэнселлим и будем всячески отрицать, что были твоими друзьями. Какой Цветков? Не знаем никакого Цветкова. Он обижал Игорька, и мы погнали его из своей песочницы ссаными тряпками”. От Димки и Ксюхи тут же прилетают одобрительные стикеры, и Игорь улыбается такому единодушию, а потом улыбка стремительно сползает с его лица, когда в чат падает следующее сообщение. “И все-таки. Игорь, у тебя было свидание?” - а это уже предатель Дубин решил присоединиться к веселью и пооттачивать свои блестящие навыки ведения допроса. И стоило бы послать их всех подальше, а потом с чистой совестью вырубиться наконец, но Игорь знает - от него все равно не отстанут. С живого не слезут, но клещами вытянут, в чем причина недосыпа, так что проще сдаться самому и пресечь ненужные домыслы. “Не было у меня никакого свидания. Сначала уснуть не мог, а потом полночи как дурак в этом вашем сраном тиндере чатился”, - медленно набирает он в ответ, с тоской думая о том, что вот опять, снова вместо сна выбирает дурацкий телефон. Надо бы завязывать с этой цифровой деменцией, пока совсем кукухой не поехал от недосыпа. “Ты жалок”, - коротко констатирует Цветков, а вот Юля наоборот оживляется и тут же спрашивает: “Ооооо… Игорь, скажи, что с тем красавчиком, ради которого мы тебе подписку бахнули?” И прежде чем Игорь успевает хоть что-нибудь ответить, Костик драматично интересуется: “А почему мне никто не бахает подписку в тиндере нахаляву? Я тоже одинок и ищу свою любовь”. “Ты не спасал мне жизнь дважды, не дружил с моим мужем с незапамятных времен, а еще секс у тебя в этом году уже был, в отличие от некоторых, - парирует Юля совершенно спокойно, а потом ехидно приписывает: - Короче, ты еще не настолько отчаялся, Костян. Игорек, без обид”. Дружный конский ржач из оупенспейса Игорь слышит даже отсюда и, заблокировав телефон, убирает его в карман. Тот продолжает вибрировать от уведомлений, но Игорю плевать. Ну вы только подумайте, он, оказывается, отчаялся еще больше, чем вечно страдающий на своем безрыбье Цветков. А впрочем, по здравому размышлению, Игорь с неохотой, но все же признает: права Юлька, как всегда права. То, что он вообще позволил себя уболтать на эту авантюру с тиндером, говорит уже о многом. Например, о том, что Игорь и впрямь давненько не бывал на свиданиях, а уж о нормальных отношениях и говорить нечего. Последние, например, не совсем нормальные, но все же, оставили в игоревой душе неизгладимое отвращение к хуевому баттл-рэпу и подворотням Васьки, а еще лишили его уникальной возможности запирать дверь в сортир, когда идешь срать. И все бы ничего, Игорь ложной стыдливостью никогда не страдал, да и перед кем, собственно, стыдиться, но вот Димка с Юлькой порядком смущались столь близких дружеских отношений и тактично пододвигали снесенную с петель створку в проем всякий раз, когда требовалось уединиться. За этими мыслями Игорь и сам не замечает, как засыпает, а когда открывает глаза, над ним совершенно крипово высится Прокопенко, в глубокой задумчивости поглаживая свои пышные седые усы. - Ну надо же, очнулся. А Зайцева клялась, что ты тут в кому впал, - говорит он ехидно, на что Игорь, рассеянно моргая, интересуется: - А времени-то сколько, Федор Иваныч? - Да к пяти уже, Игореша, - добродушно отзывается тот и, похлопав Игоря по плечу, отходит к своему столу. А потом, вздохнув, добавляет почти ласково: - Ну хоть в кабинете, а не с алкашами за решеткой. Прогресс. - Там занято, - бурчит Игорь, натягивая кепку на лицо пониже, на что Прокопенко лишь хмыкает: - Да уже часа два, как свободно. Хазин, добрая душа, всех по домам отправил, - и, чуть помрачнев, качает головой: - Туго ему приходится, бедолаге. Дело-то дрянь, с какой стороны ни погляди. Крутится, как белка в колесе, а толку никакого. Ты бы, может, подсобил ему, а, Игорек? - Я? - тупо переспрашивает Игорь, усаживаясь на диване и разминая затекшую шею. И, получив короткий кивок в ответ, так же тупо уточняет: - Хазину? - Ему-ему, - соглашается Федор Иваныч, устраивая на спинке свободного стула свой китель. - Жалко мальца, совсем осунулся. У них там волшебник в голубом вертолете детишкам конфеты бесплатно раздает. Каждая горсть годков на восемь-десять тянет. Почти три месяца бьются, а поймать никак не могут, мозгов и смекалки надо в кубышку эту докинуть, своих не хватает, видать. - Федор Иваныч, ну вы же знаете, я нариков не люблю, - морщится Игорь, а у самого аж дыхание перехватывает. Еще неделю назад он бы ухватился за такую возможность руками и ногами, да и зубами, пожалуй, тоже. Идеальное же прикрытие - на пару с Петром Юричем за наркошами гоняться по городу, а вместе с тем глазеть на него, как дурак, и иметь на это весомые основания. Но теперь предложение это уже не кажется таким заманчивым, скорее уж, издевательским, поэтому Игорь решительно мотает головой и поднимается с диванчика. - Да знаю я, знаю. Кто ж их любит, - отмахивается Прокопенко безнадежно, а потом с легкой грустью добавляет: - Надо же было попытаться. Хазин там совсем зашивается, а на кону будущее малолетних балбесов. Их там знаешь сколько? И все сядут ни за что, если ГУНК свою работу не сделает. Что-то внутри у Игоря обрывается и звенит протяжно. А он ведь слышал про это дело, только не знал, что его Хазин ведет. Выходит, сегодняшний балаган - это родня очередных, пострадавших ни за что, в сущности, ребят. И не вздумай Игорь решительно покончить со своей глупой и дурной влюбленностью, он бы точно ввязался в это расследование, не из-за Хазина, так из-за общей безнадеги, а так - лишь старательно отводит взгляд, пряча глаза свои бесстыжие от Прокопеныча, да думает, как теперь эту историю из головы выкинуть. - Пойду я, - Игорь неловко мнется на пороге, а потом, не дожидаясь ответа, буквально сбегает из кабинета, уловив краем уха тяжелый вздох. Прости, дядь Федя, думает Игорь виновато, но Хазину придется как-нибудь выкручиваться без меня. Он только начал выплывать из этого болота, только начал улыбаться чаще, не в последнюю очередь благодаря сообщениям Платона, так что теперь просто не имеет никакого морального права бездарно все проебать. А так и будет, если Игорю придется работать с Петром Юричем бок о бок, он знает себя, снова ухнет в этого невозможного майора с головой и потонет к чертовой матери. Хватит. У Игоря новая жизнь и впереди призрачно маячит свидание мечты с классным мужиком, а он, в конце концов, не дебил и не законченный идиот, чтобы просрать все это ради пары благодарных хазинских улыбок. Весь оставшийся день Игорь думает о том, правильно ли он поступил, так категорично отказав Прокопенко и открестившись от дел наркоконтроля. Поначалу кажется, что да, совершенно правильно, не его это, торчков ловить, да и с майором Хазиным теперь отчаянно пересекаться не хочется во избежание нежелательных рецидивов щенячьего восторга. Но, с другой стороны, история действительно поганая, и, поспрашивав коллег, Игорь очень быстро понимает, что в ней невиновных, пострадающих ни за что, куда больше, чем виноватых. И зачем тогда вообще служить в полиции, как не для того, чтобы этого не допустить? Да, у него есть весомые личные причины, чтобы не ввязываться в это дело и не крутиться постоянно с Хазиным рядом, но можно ведь наступить на горло своей песне и действовать, как профессионал, каковым Игорь себя всегда и считал. Можно же держаться в рамках приличий и не зависать бессовестно всякий раз, когда Петр Юрич рядом оказывается. Не глазеть на него, не думать лишнего и весьма недвусмысленного, а занять голову делом. У него всегда хорошо это получалось, просто блестяще. А еще стоит, конечно, почаще общаться с Платоном и не позволять себе срулить с намеченного курса, он ведь так прост, на самом-то деле - жить дальше и не мечтать попусту о несбыточном. Дело ведь не в Хазине сейчас, убеждает себя Игорь, не в том, чтобы томительно вертеться вокруг него, запоминая каждый жест и каждое вскользь брошенное слово, а в том, чтобы не допустить несправедливости и не позволить уйти этому барыге на дно. Игорь почти уверен, если тот почувствует, что именно за него на рейдах взялись всерьез, черта лысого Петр Юрич его накроет, ускользнет сквозь пальцы и ищи его потом свищи. К вечеру Игорь так выматывается от этих мыслей, что не находит ничего лучше, чем набрать Бустеру и поинтересоваться, насколько свободно сегодня в зале. С сомнительной шушерой, тащащей Игнату бабки на очередной тотализатор, пересекаться особого желания нет, хочется простого человеческого полупить грушу до изнеможения и, возможно, выйти с кем-нибудь смелым и не очень умным на спарринг. Все умные Игоря в игнатовом зале уже опасаются и свято считают отбитым наглухо, а вот самонадеянные новички нет-нет да примут иногда предложение немного помахать кулаками. - Народу немного, так что залетай, Игорек, - тут же радушно предлагает Бустер, а на игорев вопрос, найдется ли ему партнер на ринг, уклончиво тянет: - Да есть тут у меня один кент, как раз сегодня собирался заскочить. Такой же бестолковый, как и ты, но удар у него - что надо. Думаю, шо вы споетесь. Удовлетворенно хмыкнув, Игорь торопливо обещает быть в течение часа, ну, максимум полутора, и, выключив рабочий компьютер, торопливо подрывается с места. Голова сегодня уже все равно не варит, забитая под самую макушку разной степени всратости мыслями, так что Игорь клятвенно обещает себе досмотреть записи с городских камер следующим утром и с чистой совестью сматывает удочки. Ксюха с Цветковым как раз отошли в курилку, так что лишних вопросов на тему, а какого он, собственно, черта сваливает, когда на часах еще нет и восьми, не возникает. Игорь и так почти каждый день засиживается в управлении допоздна, так что иногда полезно смыться непривычно рано, чтобы уж совсем трудоголиком не прослыть, тем более, что его рабочий день номинально давно уже окончен. Заскочив домой за спортивной сумкой со сменой одежды, Игорь спускается в метро и направляется на Петроградскую сторону, решив, что если вздумает прогуляться пешком, то и до ночи к Игнату не доберется. Да и погода, переменчивая, как ветреная девица, снова выкидывает фортель - еще днем чистое небо сейчас хмурится и того и гляди, разверзнется на головы спешащих по своим делам петербуржцев весенним затяжным ливнем. Игорь слишком хорошо знает привычки родного болота, чтобы наивно надеяться на другой исход. Когда он выныривает из метро на поверхность, уже начинает потихоньку накрапывать, и Игорь, хмыкнув, ускоряет шаг. На пороге задрипанного, видавшего времена и получше, спортивного зала он появляется спустя час с небольшим после того, как закончил разговор с Игнатом, и сразу же натыкается взглядом на Бустера, топчущегося в дверях тренерской. Быстрое приветствие руками, привычное и больше напоминающее танец аборигенов, и вот уже Игорь, улыбаясь, интересуется почти задиристо: - Ну и где там твой кент? Показывай давай фактуру. Бустер насмешливо прищуривается и кивает в куда-то в дальний угол. Там невысокий, но крепко сложенный парень сосредоточенно лупит по выставленным вперед каким-то игнатовым молодцем боксерским лапам. Удары сыплются градом, технично, четко и без передышки. Красиво, черт возьми. С таким бойцом Игорь бы с удовольствием посоревновался за первенство по отбитости в этом зале, думает он, невольно залюбовавшись отточенными движениями напряженных рук. А потом парень, остановившись на мгновение, утирает пот со лба предплечьем, вскидывает подбородок вверх, сдувая со лба челку каким-то ужасно знакомым жестом, и, чуть повернув корпус в сторону, наносит новый удар по лапе, а Игорь чувствует, что прямо ему в солнечное сплетение. Мгновенно изменившись в лице, Игорь хватает Бустера за шкирняк и, не слушая возражений, поспешно заталкивает его в тренерскую, с грохотом захлопывая за ними дверь. Тот растерянно хлопает глазами, но бросив на Игоря оценивающий взгляд, привычные свои шуточки все же опускает и интересуется осторожно: - Ну шо не так? Игорь молча смотрит на него в ответ долгих пару минут, а потом, шумно выдохнув, рявкает: - Ты мне объяснишь, что у тебя Хазин в зале делает? - Кто? - непонимающе тянет Игнат, на всякий случай отступая на пару шагов, а затем и вовсе ретируясь за свой стол. - Кент твой, блядь, - все еще раздраженно поясняет Игорь, а потом, почувствовав, что его несет, но даже не пытаясь сдерживаться, подступает к столу, сбрасывает на пол сумку и, уперев сжатые кулаки в столешницу, угрожающе продолжает: - Хазин Петр Юрич. Наш дорогой майор-луженая-глотка. Погоняло, данное Хазину в сердцах Ксюхой, слетает с языка как-то само собой, но Игорю плевать. Он, если уж начистоту, чувствует себя преданным; даже чуть-чуть больше, чем тогда, когда друзья-Иуды уломали его на анкету в тиндере. Но если из второго хотя бы вышел толк, то мотивов Бустера, притащившего в свой зал давний игорев краш, он понять не мог никак, сколько ни старался. Бустер смотрит на него с неподдельным интересом юного натуралиста, обнаружившего в зарослях малины редкий экземпляр жука, а потом, что-то мысленно прикинув, покидает свое стратегическое укрытие и, подойдя к двери, осторожно приоткрывает ее, чтобы высунуть наружу любопытный нос. - Так ты про Петю, - наконец хмыкает он негромко и, обернувшись через плечо на Игоря, продолжает уже весьма и весьма насмешливо: - Игорек, я таки не в курсе, какая у него там глотка, тебе виднее, но руками работать он умеет - это факт. Гля, какой правый удар, - с этими словами Игнат почти с гордостью кивает в небольшую щель, где Хазин как раз демонстрирует свой несравненный хук, и добавляет: - Он и тебя бы завалить смог, пожалуй. - Проверять не будем, - покраснев, как рак, открещивается Игорь поспешно. Сдувается он так же быстро, как и за несколько минут до этого обозлился. Ясно же как день, что Бустер понятия не имеет, кого пригрел на своей широкой груди. Впрочем, майор Хазин действительно мало похож на классического и каноничного мента, скорее на пацанчика с блока. Коротко остриженный, только челка чуть подлиннее и торчком стоит, нос кривой, явно поправленный чьим-то кулаком, да глаза азартные и бешеные. В общем, за своего он здесь сошел, и если бы Игорь его не знал, то тоже, как и Игнат, ничего лишнего бы не подумал. Интересно, конечно, каким ветром Петра Юрича сюда занесло, ведь вряд ли Игнат листовки со своей рекламой по соседним дворам расклеивает или объявления в топ Яндекса выводит, но эту мысль Игорь решает не додумывать. Малозначительно и в общем-то как-то похер, на самом деле. Гораздо больше его сейчас интересуют перекатывающиеся под мокрой тонкой майкой мышцы спины, Хазин не только умелый боец, но и умудряется, совершенно не рисуясь, выглядеть так, что хочется выйти из тренерской, встать перед ним на колени и со всем усердием отсосать прямо на месте. Игорь судорожно сглатывает, мотает головой и отходит в сторону от греха подальше. Конечно же только затем, чтобы его ненароком не увидел Хазин, а вовсе не потому, что еще немного, и придется думать про все самые мерзкие трупы разом, чтобы хоть как-нибудь унять жалкий и бессмысленный стояк. - Так он шо, тоже легавый? - тем временем расстроенно тянет Бустер, бросив последний взгляд на Хазина и плотно прикрывая дверь. Игорь, немного пришедший в себя, усаживается в кресло у игнатова стола и кивает. - Вот чертила, - цокает языком Бустер и, чуть мрачнея, интересуется: - Думаешь, под меня копает? - Это вряд ли, - Игорь качает головой почти не задумываясь, а после, задумчиво пожевав губу, поясняет несколько встревоженному Игнату: - Он из наркоконтроля, ему твои делюги до лампочки, профиль не тот, да и дело у него сейчас геморное и сложное, не стал бы распыляться. Но совпадение, конечно, феерическое. - Ась? - рассеянно уточняет Игнат, устраиваясь напротив за своим столом. - Да так, - Игорь вяло отмахивается и, скинув кепку, мостится поудобнее, - не бери в голову. Он знает, что ведет себя, будто распоследнее ссыкло, и по-хорошему надо бы подхватить с пола сумку, двинуть к раздевалкам, а потом, как ни в чем не бывало, выйти в зал. Очень удивиться, столкнувшись нос к носу с Хазиным у ринга, и преспокойно найти себе свободную и ни в чем не повинную грушу, чтобы выбить из нее всю дурь. Свою, разумеется. Но даже понимая, что так было бы правильно, Игорь не делает ни единой попытки сдвинуться с места, лишь закидывает ногу на ногу и задумчиво закусывает губу. Он сбежал сюда от мыслей о майоре Хазине, но, как оказалось, Петр Юрич очень прилипчивый банный лист, и даже тут, в святая святых, покоя от него нет. Если бы Игорь был чуть большим параноиком, он бы решил, что Хазин его преследует, однако идея эта даже на первый взгляд кажется смешной и нелепой, а на второй - так вообще идиотизмом в квадрате. - Не поздороваешься с коллегой? - словно бы прочитав его мысли, интересуется Игнат с легким прищуром. Успокоился, сучонок, что Хазин не по его душу в зальчик приперся, вот и расслабился. И по ебалу его, широкому и усмехающемуся, Игорь понимает, что глумится тот по полной программе. Не осознает еще, что на самом деле происходит, ну да Игорь сейчас быстро все по полочкам разложит, чтоб ржать неповадно было. - Игнат, ты дурак? - почти ласково интересуется он у друга и, не дожидаясь ответа, с изрядной долей сарказма добавляет: - Ты правда не понимаешь, в чем дело, да? Усмешка Бустера чуть блекнет, он смотрит растерянно, видно начинает все-таки доходить понемногу, что все не так просто, как может показаться, и Игорь, вздохнув, решается. - Помнишь, я тебе на прошлый новый год после бутылки текилы телегу затирал про майора, от которого коленки дрожат и подгибаются? Мелкого, выебонистого москвича, который в наш ГУНК перевелся несколько лет назад? - практически на одном дыхании выдает он, а потом, переведя дух, уточняет настолько ехидно, что аж гордость за себя берет: - Связь улавливаешь? - Вот теперь таки начинаю, - ошарашенно кивает Бустер, и Игорь, разом растеряв всю свою напускную браваду, вздыхает снова. - И сразу заканчивай. Я сегодня слишком трезвый, чтобы развивать эту тему, - он закатывает глаза и нервно теребит кепку в руках. Кому другому он вообще бы всего этого не сказал даже под страхом смерти, но Игнату можно. С Игнатом они знакомы так давно, что одной постыдной тайной меньше, одной больше - разницы особой нет. - Так это всегда исправить можно, Игорек, - подмигивает тем временем Бустер со смесью нездорового веселья и разудалой подъебки, а потом лезет в шкафчик под столом и уже из его недр интересуется: - Текила или коньяк? - Водка, - окончательно махнув на все рукой, загробным голосом отзывается Игорь с совершенно каменным лицом, и Бустер, кивнув, выставляет на стол бутылку абсолюта. - Теплая, но это нам только на руку, - довольно потирая ладони, заявляет он, и Игорь сейчас как никогда с ним согласен. Не то чтобы часто они с Бустером обсуждали его мужиков, а если и случалось, то накидавшись до такого беспамятства, что наутро все казалось даже не таким стыдным. Чего в общем-то стыдиться, когда и половины того, что напиздел, уже не вспомнишь, проспавшись. Вот и теперь этот разговор без бутылки не стоит и начинать. Бустер, конечно, сам напрашивается, но лишь потому, что хороший друг, и Игорь вовсе не намерен скулить ему о своей несчастной неразделенной любви без должного допинга. Бесчеловечно это как-то, приседать на уши кристально трезвому Бустеру и надеяться, что тот Игоря не проклянет до седьмого колена. Так что вместо тренировки Игорь без зазрения совести нажирает репу и долго нудно вещает Игнату о том, как его угораздило повстречать на своем жизненном пути майора Хазина, и том, как он в конечном счете этому совсем не рад. Бустер кивает почти сочувственно, время от времени цокает языком и подливает еще в обе рюмки, а ближе к полуночи, после юлькиного звонка, виновато тупится и сматывает удочки. Понимающе похлопывает по плечу, гасит верхний свет в опустевшем спортзале, оставив пару аварийных ламп, а потом, вручив Игорю по его же просьбе запасные ключи от своей вотчины, укатывает домой на такси. Когда машина, взревев движком, отъезжает от здания, Игорь вздыхает. По-хорошему, нужно было бы тоже заканчивать вечер и отчаливать восвояси, но даже несмотря на длинную и обстоятельную беседу с Бустером, кулаки по-прежнему чешутся. В голове все еще роятся непрошенные и неуместные мысли о том, что дело Хазина не стоит обделять своим вниманием только лишь потому, что хочется разложить холерного майора на любой горизонтальной поверхности, а после увиденного сегодня - еще больше. Ему ведь и вправду помощь нужна, а Игорь, хоть и далек от дел наркоконтроля, как муравей от далекого космоса, но все же знает этот город куда лучше, а еще - знает тех, кто, возможно, подскажет, куда стоит копнуть. Хазинская принципиальность и стремление во что бы то ни стало найти истину подкупают Игоря страшно, и отчаянно хочется помочь ему, но, желательно, как-то так, чтобы самому не потонуть с головой. Размышляя обо всем этом, Игорь долго и со вкусом молотит грушу, пока из нее песок не начинает тонкой струйкой сыпаться. Работает не только руками, но и корпусом, надеясь вымотать себя до предела. Может быть, хоть тогда в голову наконец придет светлая мысль, как именно усидеть на двух стульях - подать Хазину руку помощи и вместе с тем не капать на него слюной при всяком удобном случае. А ведь есть еще и Платон, хороший и честный Платон, такой открытый и искренний, который нравится Игорю настолько сильно, что это даже не смешно. Интересно, можно ли испытывать какие-то чувства сразу к двоим людям, вяло думает Игорь, устало присаживаясь прямо на полу на жесткий мат. Безудержно дрочить на мелкого майора и при этом постепенно, день за днем, проникаться насмешливым и куда более перспективным в плане отношений Платоном. Игорю кажется, что все это откровенно попахивает шизофренией, но ставить однозначный диагноз себе он все же не берется. И когда Игорь, замучившись от своих идиотских размышлений, уже всерьез думает накидаться в тренерской до упаду, впервые за долгое время в одиночестве и из-за бед с башкой, а не с кем-то за компанию и по хорошему поводу, в тишине гулкого зала громко вибрирует оставленный на скамейке телефон. Игорь почти уверен, что это Бустер, решивший узнать, уехал ли он все-таки домой, но, разблокировав экран, понимает, что был неправ. Игнат спит, наверное, уже давно сном праведника, а оповещение, как ни странно, падает из чата в тиндере. “Не проспал, но бегал весь день, как подорванный. Только пару часов назад домой вернулся, - пишет Платон, отвечая на его сообщение, отправленное еще днем, а потом быстро добавляет: - Есть немного времени или ты занят?” И только сейчас Игорь понимает, какой именно переменной ему сегодня весь день не хватало в сложном уравнении, где он пытался привести к общему знаменателю себя и Хазина. Платона, разумеется, но не мельком, не вскользь, а полноценно, с чувством и толком, с расстановкой даже. Платона, которому не похрен, как прошел его день, и который пишет Игорю по вечерам, а не уезжает из управления после окончания рабочего дня домой, где его, вероятно, ждет любимая женщина. О чем тут только думать вообще можно было столько времени? Поможет он Хазину, куда денется, выкрутиться как-нибудь, чтобы свести контакт к минимуму, а весь свой недоеб направит в мирное русло, где его по достоинству оценят. “Для тебя у меня почти всегда найдется время”, - печатает Игорь, укладываясь на спину и чувствуя, как холодит поясницу кожаный мат. “А сейчас?” - меж тем уточняет Платон коротко, и Игорь, не задумываясь, совершенно честно отвечает: “А сейчас особенно”. И ведь действительно, Платон пишет настолько вовремя, что идеальнее сегодня момента не придумаешь, будто выжидал, когда Игорь окажется один и нащупает в себе хоть какое-то подобие внутреннего равновесия. Шаткого, валкого, но уж какое есть. “Будь я потупее, я бы обязательно спросил, почему, но я не стану. Просто порадуюсь, - чуть смешливо, со смайликом в конце строки, отзывается Платон, а потом несколько серьезнее добавляет: - Однако, если захочешь рассказать - я послушаю с удовольствием”. “Нечего рассказывать. Устал просто. Немного выпил с другом. А еще ты почти весь день не писал, - пишет Игорь в ответ и, сделав паузу, добавляет решительно: - Я успел соскучиться”. О том, что он вот буквально только что два часа лупил ни в чем не повинную грушу, чтобы позорно не дрочить на майора Хазина, наплевав на все, Игорь, конечно, умалчивает. Прикрывает глаза и отчаянно гонит от себя эту поистине дьявольскую картинку - потная белая майка, чуть задравшаяся на пояснице, крепкие ягодицы, обтянутые мягкими серыми спортивками и сильные руки, наносящие удары по лапам, которые придерживает кто-то из ребят Игната. Вместо этого Игорь вспоминает солнечную Финку с яркого летнего фото, светлые волосы и стройные загорелые ноги в шортах. Почти помогает. “Ну, раз успел соскучиться, тогда я правильно сделал, что не лег спать, а написал тебе, - замечает Платон, кажется, самодовольно. Игорь уже было собирается ответить ему чем-нибудь столь же легким и ни к чему не обязывающим, но Платон опережает. - И раз уж ты свободен и немного пьян, настало время обсудить постыдное”. В конце строки смайлик, но Игорь на него не ведется. Он, конечно, действительно немного пьян - в голове даже шуметь начинает потихоньку, наверное, не стоило все же после водки перегружать организм силовой тренировкой, - но постыдными разговорами Игорь на сегодня сыт по горло. Поэтому он решительно печатает: “Если ты про предпочтения в койке, то я пас. Я пока не готов”, - заявляет он и тут же, почти сразу, понимает, что, видимо, что-то не так понял, потому что Платон выдает с десяток ржущих смайликов, а после, судя по всему, продолжая угарать, скидывает в чат короткое: “Игнаааат”, - и снова рассыпает смайлики. “Что Игнат?” - тупо переспрашивает Игорь, чудом не роняя телефон из разом вспотевших ладоней. Вот он кретин, конечно. “Я про анкету в тиндере, но ход твоих мыслей мне нравится, - отзывается Платон быстро, а потом, явно рассчитывая его смутить, добавляет: - К этому разговору мы еще вернемся, обещаю. Как только ты будешь готов”. Игорь отчаянно краснеет и, приложившись затылком о жесткий мат, старается не думать о том, как они с Платоном когда-нибудь, скорее всего, не в столь отдаленном будущем, дойдут и до этого рубежа. Мысли о крепкой заднице майора Хазина, обтянутой трениками, как-то резко бледнеют в сравнении с тем, что может рассказать ему Платон. Отчего-то Игорь почти уверен, что обсуждая секс, он будет таким же предельно откровенным, как и во всем остальном. Чтобы не было сюрпризов, да. Ужасно любопытно теперь, как он предпочитает трахаться - быстро и жестко или медленно и со вкусом? Принимать или же самому вести, раскатывая партнера по кровати? Игорю, в сущности, без разницы, интерес скорее праздный, но все же. Нужно же понимать, на что дрочить в ближайшие недели, в конце концов. С трудом отбросив эти жаркие и волнующие не только мозг, но и член, мысли, Игорь сосредотачивается на беседе и наконец спрашивает: “А что не так с моей анкетой?” “Все так, - тут же успокаивает его Платон, - просто назрело несколько вопросов”. “Это каких же?” - несколько ехидно уточняет Игорь. Он, честно говоря, уже смутно помнит, какую дичь умудрился настрочить в собственном профиле, но скрывать, кажется, особо нечего, так что даже интересно, за что именно Платон там зацепился. “Выходные в шале у озера и экскурсии по квартирам старого фонда?” - новое сообщение от Платона приходит спустя пару минут, и Игорь, подумав немного, почти нагло уточняет: “Это предложение?” “Пока это просто вопрос. Я же должен знать, что именно тебе нравится. Так как, твоя чашка чая?” - отзывается Платон практически сразу. Игорь закусывает губу. Интересные у него выводы, конечно, ничего не скажешь. Особенно про шале. Надо будет как-нибудь при случае сообщить Прокопенычу, что дача его - не домик деревенский в Усть-Пердюйске Ленинградской области, а шале в сосновом бору, и поглядеть на реакцию. Игорь об заклад готов биться, что охренеет тот знатно. “Не моя, - посмеиваясь, печатает Игорь в чат. - Моя - поход с рыбалкой и питерские крыши”. “Романтик ты ссаный, - прилетает в ответ со смайликом. Впрочем, нахмуриться и обдумать, что все это значит, Игорь не успевает, потому что чат тут же оповещает о сообщении вдогонку: - Но мне очень нравится такой расклад. Рыбалка, конечно, досуг на любителя, но вот по крышам я давно хотел пошататься, только все не получалось. Покажешь самые красивые?” И дыхание у Игоря нежданно-негаданно сбивается, потому что Платон говорит так, будто бы все для себя уже решил. Будто бы и не нужен ему этот пресловутый месяц, чтобы в чем-то там разобраться, и он хоть сейчас готов сорваться навстречу приключениям. Может, так и нужно было бы сделать. Плюнуть на все и позвать Платона на свидание в ближайшие же выходные, когда он завел вчера свою нудную телегу про то, что стоит узнать друг друга получше. Они знакомы всего-то несколько дней, но Игорь фатально очарован, настолько, что даже майор Хазин безоговорочно отходит на второй план, стоит только Платону написать несколько коротких сообщений. Игорю нравится платонова ехидность, его пытливый ум и умение видеть суть за любыми словами. Странно даже, что именно такой собеседник повелся на его голое пузо, думает Игорь с усмешкой, а потом, переведя мечтательный взгляд с потолка на экран, коротко отвечает: “Покажу. Тебе понравится, обещаю, - и, помолчав немного, печатает снова, припомнив анкету самого Платона: - А ты, значит, все еще веришь в чудеса?” “А ты нет? - тут же реагирует Платон, а потом с совершенно явно читаемым между строк драматизмом вопрошает: - Это ли не чудо, что сейчас я переписываюсь с тобой, а не с каким-нибудь дегенератом, кайфующим от Моргенштерна?” Прочитав сообщение, Игорь, не сдержавшись, ржет в голос, а после ехидно уточняет: “С чего ты решил, что я не кайфую от Моргенштерна?” “У тебя тогда совсем другой нарратив был бы, дядь, - со знанием дела парирует Платон и, помолчав немного, поясняет: - И потом, фанаты Моргенштерна не ездят на рыбалку, можешь мне поверить”. Спрашивать, откуда у него такие глубокие познания в этой области, Игорь не решается. Наверное, достаточно протрезветь успел, чтобы держать язык за зубами, а пальцы подальше от клавиатуры. Вместо этого Игорь берет такой же легкий непринужденный тон и, хмыкнув, печатает: “Туше. Тогда что я по-твоему слушаю?” Ужасно любопытно, что именно въедливый Платон мог понять по его, как он там выражается, нарративу, но тот лишь присылает какой-то странный, вроде бы смущенный, смайлик и пишет: “Не знаю. Замутишь плейлист? Мне и правда интересно, в машине погоняю”. “Как будет время - обязательно”, - подумав, соглашается Игорь и собирается уже было тактично свернуть на этом беседу, как Платон, опередив его, быстро сбрасывает в чат: “Сорри, я, кажется, вырубаюсь. До завтра?” “До завтра. Отсыпайся”, - поспешно соглашается он и, отложив телефон на скамью, со стоном поднимается на ноги. Тело после тренировки и почти половины бутылки абсолюта совершенно ватное, черт знает, на каких резервах вообще держится, и Игорь, подгоняя себя, направляется к душевым, организованным Игнатом в бывших подсобных помещениях для инвентаря. Напор там, конечно, не фонтан, но как раз хватит, чтобы смыть с себя пот и немного взбодриться перед рывком до дома. Стоя под струями прохладной воды, Игорь прикрывает глаза и улыбается. Еще какой-то час назад в голове у него была страшная и непотребная каша, а теперь - почти полный штиль и редкие, ленивые мысли о том, что же именно накидать Платону в плейлист, чтобы тот не решил, что переписывается со столетним дедом. Про Хазина Игорь вспоминает лишь в такси, и тут же старательно отмахивается от размышлений как о самом майоре, так и его проклятущем деле. Завтра, все завтра. Завтра Игорь обязательно придумает, как помочь ему с расследованием, не сложив на плаху собственной дурной головы, а сейчас он просто доедет до дома, упадет мордой в подушку и проспит часов шесть-семь до будильника. Ведь всем же известно, что утро вечера мудренее, и кто Игорь такой, чтобы оспаривать очевидные истины.