Это мэтч

В окно заунывно стучит мелкая апрельская морось, но Петя, выкладывая омлет на тарелки, все равно не может перестать улыбаться. К питерским дождям он уже успел привыкнуть, а вот к тому, что кто-то кроме Нины желает ему доброго утра, когда на часах еще и семи нет - не особо. Игнат, как и он сам, видимо, ранняя пташка, и это несказанно радует - с совами у Пети не складывалось обычно. Трудно строить отношения с человеком, которого по утрам пушками не добудишься, а по ночам невозможно затащить в кровать. Нина всегда называла это бессмысленностью совместного бытия, и Петя, как ни странно, с ней совершенно согласен, хоть и не подает вида, чтобы не зазнавалась. Слишком уж часто та оказывается во всем права. Мысль о том, что он всерьез обдумывает перспективу строить с Игнатом самые настоящие отношения, Петю пугает не так чтобы очень сильно. Скорее, приятно волнует, и к такому Петя тоже не особо привык, однако резонно считает, что пора бы. Глупо - да, самонадеянно - вне всяких сомнений, но почему-то отчаянно хочется верить, что хотя бы в этот раз все получится, как надо. Хочется думать, что череде ни к чему не ведущих знакомств пришел конец, и совсем скоро Петя будет готовить завтрак не только для Нины, а пожелание хорошего дня получать вместе с ленивым утренним поцелуем на залитой солнцем кухне. Должны же эти бесконечные дожди когда-нибудь прекратиться, черт их возьми. Нина появляется на пороге минут через десять, приманившись на запах свежесваренного кофе, поплотнее кутается в шелковый короткий халатик и, устроившись на стуле с ногами, кидает на Петю сонный, но, тем не менее, крайне заинтересованный взгляд. - Ну и чего у тебя рожа такая сияющая? - спрашивает она, благодарно кивая и забирая из петиных рук дымящуюся кружку с кофе. Делает первый глоток, довольно прикрывает глаза, но лишь на мгновение, а затем снова смотрит, испытующе и внимательно. Так, что Петя совершенно ясно понимает - без объяснений с темы не соскочишь. Он хмыкает, подставляет в кофеварку вторую кружку и, щелкнув по кнопке, оборачивается через плечо, невинно уточняя: - У меня что, не может быть хорошего настроения просто так? - У тебя просто так ничего не бывает, - парирует Нина спокойно и, вскинув бровь, требовательно барабанит своими наманикюренными пальчиками по столешнице. - Итак, я жду. Петя картинно вздыхает, но все же, продолжая блаженно улыбаться, говорит: - Игнат написал, пожелал доброго утра и хорошего дня, - а потом устраивает тарелки с омлетом на столе и, выдвинув ящик с приборами, добавляет смешливо: - Как видишь, утро у меня из-за этого действительно доброе. - Лучше бы он тебе доброго утра в собственной койке пожелал, - вздыхает Нина, страдальчески закатив глаза, но по уголкам ее подрагивающих губ Петя ясно видит - та тоже почти готова разулыбаться. - Не торопи события, - качает головой он, забирая из кофеварки кружку, и, прихватив вилки, тоже усаживается за стол. А потом, задумчиво отхлебнув кофе, смущенно признает: - Хотя, если честно, я бы тоже не отказался. - Ты преступно тянешь, - сообщает ему Нина с непроницаемым лицом и, запихнув в рот кусок омлета, добавляет невнятно: - Я была уверена вчера, что ты ночевать не придешь. Припозднился, не предупредил… Я думала, у тебя свидание. Петя тоже принимается за свой завтрак, и на несколько минут в кухне повисает уютная тишина, нарушаемая лишь звоном вилок и тихим стуком кружек о столешницу, а потом Нина не выдерживает и, покосившись на Петю насмешливым взглядом, интересуется: - И все-таки, где ты вчера был? Про рейд ты вроде не говорил, а просто засидеться за бумажками до полуночи - не в твоем стиле, - тянет она, внимательно рассматривая Петю и подпирая голову кулаком. - На тренировке, - пожимает плечами тот, а потом, внезапно вспомнив вчерашний вечер, несколько мрачнеет и добавляет задумчиво: - А кстати, прикинь, Гром в том же зале, что и я, тренируется, похоже. Я его вчера там видел. Не у груши, конечно, он быстро схоронился в тренерской у Бустера, но был со спортивной сумкой. И либо он там что-то обстряпывает, в чем я лично сомневаюсь, либо вышел в зал, когда я домой уехал. - И это кстати? - с нескрываемым сарказмом уточняет Нина, отодвигая от себя опустевшую тарелку и снова утыкаясь в кружку с кофе. Подумав, Петя вздыхает. - Нет, вообще не кстати, Нин, - наконец признает он с сожалением. Ситуация накануне приключилась, конечно, странная, потому что Петя был почти уверен, что Гром приехал с твердым намерением помахать кулаками, но отчего-то вдруг резко передумал. Впрочем, нет никаких гарантий, что в следующий раз они так же по счастливой случайности разминутся, и вот тогда-то, Петя чувствует, ему и придет хана, ибо потный и разгоряченный Игорь Гром - то еще испытание для его слабой воли. Петя его, конечно, таким никогда не видел, но об заклад биться готов, что если увидит - спать спокойно еще долго не сможет. Он снова вздыхает и, доверительно понизив голос, сообщает Нине со всей обреченностью, на какую только способен: - И знаешь, что? Кажется, мне пора искать новый спортзал, потому что если я его хоть раз там на ринге увижу, я за себя не отвечаю. - Петь, ты такой конченый, - Нина хмыкает вроде бы раздосадованно, но уже в следующее мгновение ехидная ухмылка расползается по ее губам, и продолжает она почти весело: - У тебя такой классный мужик намечается, а ты опять про своего Грома. Валить его надо и трахать, и все проблемы сразу решатся. Не Грома, в смысле, а Игната этого твоего. По фотке же видно, что в койке пожар будет. Сразу перестанешь дурью маяться и выкинешь из головы этого хмуророжего майора. - Другой бы спорил, я не стану, - Петя в ответ лишь плечами пожимает. Очень трудно спорить с очевидным - он действительно ведет себя, как идиот, продолжая с упорством барана оглядываться на Грома и буксовать на месте вместо того, чтобы забыть про него, как про страшный сон, и нырнуть с головой в новый, такой притягательный омут. Тем более, Игнат явно заслуживает того, чтобы быть единственным и самым-самым, а не жалкой заменой тому, по кому Петя безответно сохнет. И возможно, если бы они встретились уже сейчас, Пете бы стало откровенно плевать на то, что именно Гром забыл в зале у Бустера и от кого прятался в тренерской. Скорее всего, у него были бы совсем другие приоритеты. Задумчиво пожевав губу и отхлебнув кофе, Петя негромко говорит: - Может, я и зря затеял этот фарс про идеальное свидание с Игнатом. Надо было звать его на кофе, а дальше - как пойдет. - Что ты затеял? - тянет Нина почти угрожающе и подбирается на стуле с таким видом, будто готовится влепить Пете затрещину в воспитательных целях. Петя на всякий случай отодвигается подальше, чтобы ненароком не дотянулась через стол, и, отведя взгляд, неуверенно мямлит: - Я предложил ему подождать месяц. Ну, типа, пообщаться сначала, познакомиться поближе, - и да, по здравому размышлению, это даже звучит тупо. Неудивительно, что Игнат тогда психанул, небось, решил, что Петя его динамит и держит, как запасной вариант, если с кем поинтереснее за это время не выгорит. - Очень надеюсь, что под “познакомиться поближе”, ты имеешь в виду обмен нюдсами, - закатив глаза, ворчит Нина и, заметив, как Петя отрицательно качает головой, добавляет: - Ты идиот. - Да знаю я, - Петя отмахивается и, сделав большой глоток остывшего уже кофе, совершенно неожиданно даже для себя признается: - Просто мне дико страшно. Не хочу снова обжечься, не хочу снова думать, что я сделал не так, не хочу снова собирать себя из трухи, если что-то пойдет не по плану. Игнат - он хороший, правда, но я хочу убедиться, что он тот, с кем может получиться что-то стоящее. Я ссу, Нин, а еще - я не хочу в новые, нормальные отношения тащить свой припизднутый краш на Игоря, потому что так точно ничего путного не выйдет. Мне нужно немного времени, чтобы выкинуть его из головы и заполнить ее мыслями о другом мужике. И вот тогда, когда я буду готов, я обязательно с Игнатом встречусь. Приподнятое настроение постепенно истаивает, как мороженое на солнце, но Петя на Нину за это не обижается. В конце концов, кто еще из него вытащит всю эту муть, чтобы проговорить ее словами через рот и отпустить. В том, что ему до жути страшно снова влюбляться, Петя боялся признаться даже себе. А еще страшно отпускать уютную трясину, в которой он второй год сидит и вздыхает по Грому, этим объясняя свое нежелание строить хоть какие-нибудь нормальные отношения. Ведь так просто оправдывать свое одиночество безответной влюбленностью, куда проще, чем смириться с тем фактом, что ты эмоциональный и социальный инвалид. - Ну понятно, я не хочу встречаться с мужиком, который мне нравится, потому что есть мужик, которого сначала нужно выкинуть из своей дурной башки, - прищурившись, поддевает его Нина, а потом безнадежно вздыхает: - Про клин клином ты, разумеется, ничего и никогда не слышал. Иногда я думаю, Петь, что ты в выстраивании причинно-следственных связей даже хуже своих нариков. Они-то хоть упарываются и последние мозги уже продолбали, а у тебя какое оправдание? Оправдываться Петя, разумеется, даже не собирается. Последние минут десять он и так уже начинает подозревать, что сам себя переиграл, но отступать от намеченного плана теперь было бы глупо. В конце концов, Игнат ясно дал понять, что намерен дождаться их встречи, принял петины аргументы с олимпийским спокойствием и, кажется, даже очаровался этим нелепым желанием завести роман в письмах. Ну, по крайней мере, Пете так показалось. - Клин клином - это нечестно и низко, - все же заявляет он, поднимаясь с места и принимаясь собирать со стола посуду. А потом, подумав, устраивает свою кружку в кофеварке, решив, что еще одна порция кофе явно не помешает. - Тебе виднее, - Нина пожимает плечами, а после вдруг неожиданно тепло улыбается и добавляет: - Главное, чтоб Игнат твой за это время остыть не успел. - Я взрослый мальчик, Нин, я умею разогревать и обед, и мужиков, - поиграв бровями, насмешливо сообщает Петя, на что Нина лишь фыркает. - То-то ты вечно поздний ужин холодным прямо из контейнера жрешь, чудовище неотесанное, - парирует она, убирая свою опустевшую кружку в посудомойку и направляясь в сторону коридора. - Это бытовая лень и нежелание будить тебя лишним шумом, - отвечает Петя ей в спину, после чего Нина звонко смеется и уже откуда-то из своей комнаты кричит: - Надеюсь, все дело именно в этом, а не в том, что ты понятия не имеешь, как включается микроволновка. Не удержавшись, Петя тоже смеется и, прихватив кружку со свежесваренным кофе, идет к себе. Время собираться на работу, до выхода остается не более двадцати минут, если он хочет успеть проскочить мост до грандиозной утренней пробки в сторону центра. До обеда Петя практически без зазрения совести откровенно ебланит, пустым взглядом пялясь в монитор. Утреннего запала и бодрости хватает ровно на то, чтобы добраться до управления, выпить еще одну кружку кофе и окопаться в своем кабинете, попросив стажерку подбить в одну кучу все вчерашние протоколы. Их Петя планирует разбирать во второй половине дня, с чувством и расстановкой, чтобы попытаться вычленить из нескольких задержанных тех, кто мог видеть мудака, который их подставил. Надежды на успех, в общем-то мало, но просто отмахнуться от показаний тоже нельзя - вдруг они вчера упустили что-то важное. В порыве энтузиазма Петя даже прикидывает, что неплохо было бы отсмотреть записи из допросных, он ведь не со всеми беседовал лично, вдруг коллеги что-то прошляпили. В кабинете зябко, даром что окна пластиковые и ремонт свежий, а батареи-то уже не как зимой шпарят, не могут прогреть помещения с высокими потолками, и Петя с грустью думает о том, что нужно было не выпендриваться и надевать утром свитер, а не легкий пуловер. Это в Москве сейчас уже почки на деревьях начинают распускаться, а в Питере, несмотря на календарный апрель, сыро и мерзко почти как зимой. Снег сошел, и на том спасибо. Подумав, Петя поднимается с места, пересекает кабинет и торопливо заворачивается в тонкий икейский плед, который ему как-то еще в прошлом году привезла Нина вместе с горячим супом, когда простуженный Петя дежурил в управлении. Плед на кожаном диванчике прижился и очень выручал, когда нужно было подремать перед ночным рейдом, выручил и теперь, когда хотелось простого человеческого сидеть и не стучать зубами от холода. Стол майора Зубова пустовал, так что благославенный и долгожданный отпуск коллеги позволял Пете без всякого смущения окуклиться на рабочем месте и не бояться, что в курилке потом станут судачить, что, мол, Хазин, мерзляк московский, сидит у себя в кабинете, укутавшись по самый нос, и больше напоминает не грозу местных нариков, а встрепанного воробья. Не то чтобы о нем и впрямь слишком много судачили на работе, но и повода лишнего давать не хотелось. Когда Петя, наконец согревшись, увлеченно вчитывается в протокол задержания какого-то барыги в “Ионотеке”, в дверь тихонько скребутся. Неуверенно как-то, словно бы не понимая, нахрена вообще. Его ребята так себя не ведут, вламываются обычно, как к себе домой, да и стажерка Аннушка чаще всего звонко барабанит по откосу, возвещая о своем прибытии, а после, без особых расшаркиваний вихрем влетает в кабинет, а значит, это кто-то чужой. Кто-то посторонний, перед кем совершенно несолидно сидеть в коконе из одеяла. Петя торопливо скидывает с плеч плед, подпихивает его себе за за спину и, подобравшись, громко говорит: - Входите, не заперто. Он ждет кого угодно: чьих-нибудь родителей, какого-нибудь ушлого адвоката, лейтенантика, в конце концов, присланного за каким-нибудь неподшитым делом. Да хоть черта лысого, в самом деле, но только не Игоря Грома, нерешительным сусликом замершего в дверном проеме. Петя медленно и ошарашенно моргает, прикидывая, не могли ли четыре чашки кофе за одно-единственное утро спровоцировать почти двухметровую галлюцинацию, но, придя к неутешительному выводу, что вряд ли, тихонько вздыхает. Чертов Гром, будто почувствовав, что Петя вознамерился выкинуть его из своей бедовой башки, кажется, принялся его преследовать, потому что другого внятного объяснения этому дивному явлению Петя, как ни старается, придумать не может. - Петр Юрич, не помешаю? - негромко кашлянув, уточняет Гром с самым невинным видом, и Петя, отвесив себе мысленно хорошего такого леща, отмирает. - Не помешаете, Игорь Константинович, - вежливо отзывается он и, кивнув на свободный стул для посетителей, интересуется: - Чем обязан? Хочется, конечно, вовсе не расшаркиваться перед ним, а незамедлительно указать на дверь и попросить покинуть помещение, пока не стало слишком поздно. Потому что Петя уже сейчас чувствует, как губы подрагивают в непрошенной идиотской улыбке, вот-вот готовой озарить весь кабинет и, возможно, часть коридора в придачу. Они с Громом за все эти годы пересекались-то, дай бог, несколько раз, и едва ли перебросились парой фраз, а тот, оказывается, не только знает, где петин кабинет, но и по имени-отчеству обращается, будто они знакомы сто лет. Неужели прискакал обсудить то, как Петя его вчера в сомнительном зальчике на Петроградке спалил? - Я, в общем, зашел сказать, что готов с вашим делом подсобить, - тем временем устраиваясь напротив и чуть смелея, заявляет Гром, но тут же, стушевавшись под петиным взглядом, сникает и каким-то чересчур уж нервным жестом разворачивает дурацкую кепку у себя на голове козырьком назад. Будто забрало открывает, смотрит в ответ прямо, глаз не отводит и выглядит так, словно на эшафот поднимается строевым шагом. Впрочем, Петя на это говно не ведется, какое ему дело до громовских ужимок, если внутри все внезапно закипает от мгновенной и неконтролируемой злости. - Подсобить, значит, он готов. С делом, - опасно прищурившись, тянет Петя, чуть подаваясь вперед, и, переплетая подрагивающие пальцы в замок, почти ласково уточняет: - Я стесняюсь спросить, майор, а вас кто-то разве упрашивал? Я впервые слышу, что, оказывается, просил о помощи. И наверное, не нужно было так жестить, в то же мгновение понимает Петя, потому что Гром как-то разом мрачнеет, поджимает губы и подбирается на стуле. От смущения и неуверенности следа не остается, будто он совсем другой реакции ждал, а после Гром неожиданно расслабляется, ухмыляется ехидно и пожимает плечами: - Мне всегда говорили, что коллеги из ГУНКа не очень-то вежливые, но чтоб вот так с порога в жопу послать - это, конечно, высший пилотаж. Браво, Петр Юрич, - заявляет он, уже совершенно не смущаясь и не стесняясь в выражениях, а потом вздыхает и поясняет, как-то незаметно и непринужденно съезжая на “ты”: - Ты не просил, зато за тебя просил полковник Прокопенко. Сказал, вы тут зашиваетесь, а результата ноль. Я поспрашивал коллег про ваше расследование и понял, что, возможно, смогу быть полезен. Но вижу, тебя не слишком-то пугает перспектива обосраться по полной. Он откровенно грубит, разумеется, но глаза у Грома ясные и ужасно честные, такие, что сразу становится понятно - не все равно ему. Не ради Пети он сюда притащился, как бы ни хотелось думать об обратном, а действительно из-за дела этого холерного, чтоб ему пусто было. Такой мент, как Игорь Гром просто не может пройти мимо несправедливости, особенно, если знает, что может сделать хоть что-то, чтобы исправить ситуацию. Петя столько слышал про него и его расследования, поэтому совершенно не удивляется даже, что Гром не смог остаться в стороне и от этой истории, поборник справедливости и доблестный защитник закона. И Петя, который еще пару минут назад хотел вежливо послать его нахер, ну потому что только настоящего Грома ему тут не хватало для полного счастья, в своей-то черепушке мало, под этим серьезным и обеспокоенным взглядом сдается практически без боя. - Полковник просил, значит, - неловко бормочет Петя, чувствуя, как от этой отповеди и собственных, роящихся в голове, мыслей начинают стыдливо пылать уши, а потом, плюнув на все, неожиданно честно признается: - Я не привык, чтобы кто-то за меня впрягался. В московском ГУНКе тот еще гадюшник, там бы только поржали и освистали, что сам не справляешься. Не обижайся, Игорь Константинович, я не со зла. О том, что это, конечно же, не все причины такой бурной реакции, Петя благоразумно умалчивает. Он уверен, узнай Гром, что от кого другого Петя принял бы руку помощи куда охотнее, ему бы это явно не понравилось. Впрочем, никто другой, кроме рыцаря в майорских погонах, к Пете на помощь не спешил, так что придется смириться с тем, кто какое-то время Гром будет маячить поблизости чаще обычного. Ради пользы дела, разумеется. От его слов Гром как-то разом расслабляется, смотрит теплее, и даже ехидная ухмылка становится больше похожей на улыбку нормального человека. - Не обижаюсь, я тоже неправ был, что вот так с порога огорошил, - признает он чуть виновато, а потом хмыкает и добавляет смущенно: - Но меня оправдывает то, что я был свято уверен, что ты сам у Прокопеныча подкрепления запросил. Он когда ко мне с этим разговором подкатил, говорил так уверенно, будто вы тут подмогу с распростертыми объятиями ждете и только и мечтаете на кого-нибудь этот висяк спихнуть. - Не мечтаем, - качает головой Петя, а потом, подумав, говорит: - Если бы я этот висяк спихнуть хотел, я бы не стал старые дела поднимать и в одну стопку их сгребать. Прикрыл бы глаза - и все. Да только мне, как ты понимаешь, не детишки эти бухие нужны, а барыга, который их фарширует. И вот с этим-то как раз и затык, - Петя берет паузу, машет рукой безнадежно, и, подняв на Грома испытующий взгляд, осторожно интересуется: - Ну я-то понятно почему с этим долбаюсь, а тебе зачем оно надо? Петя и так знает - зачем, но совершенно по-детски хочется убедиться в своей правоте, собственными ушами услышать, что нет никаких других мотивов, кроме профессиональных, и успокоиться. Унять свое дурное сердце, предательски сжимающееся при одном взгляде в эти ясные глаза. Гром ведь не умеет врать? Он честный и правильный, а и если попытается, Петя обязательно почувствует в его словах фальшь и сделает выводы. Остается лишь надеяться, что правильные, а не те, что дадут ложные всратые надежды на возможный интерес Грома к его собственной персоне. - Преступник должен сидеть в тюрьме, - неожиданно ослепительно улыбнувшись, заявляет Гром с таким довольным лицом, что Пете на мгновение кажется, что не сиди он в кресле, у него бы коленки подогнулись от этой солнечной, почти мальчишеской улыбки. А потом Гром серьезнеет и, доверительно наклонившись вперед, добавляет, глядя на Петю чуть ли не в упор: - Я не особо горю желанием лезть в дела ГУНКа, мне своих проблем хватает, но наглость этого твоего коммивояжера перешла все границы. Так что, будем считать, что я впрягаюсь за всеобщее благо. В напарники не набиваюсь, но поспрашиваю, кого надо. Может, что и всплывет интересное. Ты только, Петр Юрич, материалами поделись, будь ласка, а то сплетни в курилке - это, конечно, занимательно, но протоколы все же как-то надежнее. Гром смотрит внимательно, совсем чуточку насмешливо, но он явно заинтересован в том, чтобы получить побольше информации и действительно разобраться в происходящем, так что Петя решается. В конце концов, какая вообще разница, почему Гром пришел к нему со своим щедрым предложением, главное тут то, что с его послужным списком он и впрямь может оказаться совершенно незаменимым следаком в этом деле. - После обеда у меня будут все вчерашние протоколы, собранные вместе, - подумав, сообщает Петя спокойно. - Я пришлю тебе с кем-нибудь копии всех дел, которые сумел связать между собой за последние месяцы, но сразу говорю, Игорь Константинович, зацепок почти нет. У этого клоуна нет никакой системы, - и, помявшись, все же нехотя признается: - ну, или же, я ее не вижу в упор. - Но это маловероятно, да? - вздыхает Гром, чуть поморщившись. В груди слегка теплеет от мысли, что тот не считает Петю совсем уж тупым и неспособным сложить два и два. - Очень, - Петя поспешно кивает. Расписываться в своем бессилии крайне неприятно, но Гром, кажется, и не думает глумиться или подкалывать его. Скорее, выглядит так, будто даже сочувствует Пете немного, и это обескураживает. Впрочем, додумать мысль не удается - Гром неуловимым движением поднимается со стула, едва заметно кивает и неожиданно протягивает Пете свою широкую ладонь через стол. Рукопожатие выходит крепким, лапища у Грома что экскаваторный ковш, и Петя, осторожно сжав его пальцы, старательно держит лицо в жалких попытках не расплыться в неуместной идиотской лыбе. Нужно было всего-то полтора года и одно совершенно уебищное дело, чтобы Игорь Гром наконец к нему прикоснулся. От чуть мозолистой сухой ладони тепло расходится по всему телу почти мгновенно, и Петя замирает, смотрит снизу вверх, прямо Грому в глаза и старается не опускать взгляда на руки, чтобы бессовестно не залипнуть. Он уверен, если посмотрит, то эта самая ладонь станет его грязной фантазией примерно на ближайшую вечность. Борясь со своими демонами, Петя мечтает остановить время хоть ненадолго, чтобы запомнить это ощущение, а затем, осознав, что неприлично долго цепляется за чужие пальцы, нехотя выпускает их из своей хватки. Гром немедленно отступает на полшага, шумно выдохнув, и, почему-то отведя взгляд в сторону, негромко говорит: - Тогда жду папки. Как посмотрю - скажу, что думаю, - и, резким движением развернув на своей голове кепку козырьком вперед, направляется к двери. Впрочем, на пороге он тормозит и, обернувшись, просит нерешительно: - Номер свой куда-нибудь вложи сверху. Я наберу, а то мотаться на ваш этаж - та еще трата времени. - Запросто, - кивает Петя почти отрешенно и, дождавшись, когда Гром свалит наконец из кабинета, с тихим жалобным стоном опускает голову на стол. Настывшее полированное дерево приятно холодит пылающий лоб, но Пете все равно недостаточно. Хочется распахнуть окно и подышать свежим влажным воздухом, а еще лучше - спуститься в курилку и высадить сразу парочку сигарет, чтобы успокоиться. Ладонь все еще хранит фантомное тепло громовой ручищи, почти огнем горит, а Петя отчаянно силится понять, почему именно сейчас. Почему не на прошлой неделе и не в прошлом месяце ему на голову свалился Игорь-чертов-Гром с этим своим желанием подставить дружеское плечо в нелегкой борьбе за вселенскую справедливость. Еще совсем недавно Петя бы от счастья помер, покажись Гром на пороге его кабинета, но теперь ему скорее неловко и ужасно стремно. Ну и волнительно, конечно, потому что никуда не делись все те ночи, когда он прикрывал глаза и отчаянно дрочил на эту двухметровую шпалу в кепке, мечтая хоть раз заговорить с Громом нормально, а не обменяться равнодушными кивками в курилке. Вот тебе и заговорил. Даже облапать умудрился, а что толку? Ровно тогда, когда Петя решает, что ему больше не всрался этот дурацкий безответный краш, Игорь Гром врывается в его жизнь даже не обтряхнув ботинок и переворачивает все с ног на голову, оставляя Петю в полнейшем смятении после своего ухода. Ровно тогда, когда Петя уже почти готов влюбиться в другого, нормального, блядь, мужика, Гром светит своим мужественным и хмурым ебалом, и Петя снова, словно глупая школьница, начинает думать о том, чему не бывать никогда. Ну нахер. Он взрослый человек и сможет сохранить лицо, тем более, что и Гром, кажется, не горит особым желанием везде теперь таскаться за ручку. Подумаешь, материалы дела попросил, много ли он там нароет? Петя очень сомневается, что проглядев протоколы и отчеты, Гром найдет в них что-то принципиально новое, что ускользнуло от его собственного зоркого взгляда. А даже если и найдет - позвонит, и все, финита. Грому - он ведь сам признался, - дела ГУНКа до лампочки. Сможет помочь - ну и славно, а нет - так и плакать, скорее всего, не будет. Сказал же, что поспрашивает, а не обещал развернуть масштабные оперативно-розыскные мероприятия. Кто знает, может этим их сегодняшним разговором все и закончится, так толком и не начавшись. А может, Гром и правда будет полезен и что-то выяснит, связи-то у него точно в городе есть, взять хотя бы Бустера. Додумав до этого момента, Петя усмехается. Бустер, конечно, мужик нормальный, но какие-то незаконные делишки в своем зале точно обстряпывает, Петя это жопой чует, однако лезть в эту яму совсем не хочется. Копать, разнюхивать и выяснять, что же именно там творится нет ни малейшего желания. Явно ничего, чем мог бы заинтересоваться он сам, как сотрудник ГУНКа, это Петя бы быстро просек, а на остальное, в общем-то, плевать с высокой колокольни. Важно другое, если Гром водит дружбу с Бустером, промышляющим какой-то подпольщиной, возможно у него и другие полезные контакты найдутся. Кто-нибудь, кто сможет намекнуть, какая гнида по клубам так бесстрашно толкает стафф и без всякого сожаления скидывает вес на десятки тысяч рублей чуть ли не на каждом рейде. От Бустера и его зала мысли петины, разумеется, неуправляемо перескакивают на вчерашний вечер, когда он, обернувшись, мельком заметил знакомую долговязую фигуру в кожанке на пороге тренерской. Странно, конечно, что вот это в разговоре не всплыло, Петя почти уверен был, что Гром хотя бы полсловом обмолвится, что именно забыл почти ночью в подубитом спортзале на задворках Петроградки, а тот как воды в рот набрал. О деле-то соловьем разливался, а про неожиданную встречу даже не пикнул, конспиратор сраный. Вот интересно, он и правда думает, что Петя его вчера в срисовал? Или просто считает, что если держать рожу кирпичом, то Петя тоже сделает вид, что ничего не просек? Так много вопросов, так мало ответов. Вздохнув, Петя с тоской думает о том, что нужно бы перестать забивать себе голову всеми этими бессмысленными размышлениями, все равно до истины хрен докопаешься, и, поднявшись с кресла, с хрустом потягивается. Курилка - действительно отличный способ проветриться и выкинуть все лишнее из оперативной памяти. И неплохо было бы по дороге заглянуть к Аннушке и попросить ее снять со всех материалов копии для Грома, раз уж обещал. А еще - стоит определенно написать Игнату и надеяться, что пара ничего особо не значащих сообщений поможет обрести внутреннее равновесие. Игнат всегда умеет перетянуть на себя одеяло, даже особо не стараясь, так что теперь Петя очень рассчитывает, что короткая беседа поможет ему переключиться с собственных терзаний о Громе на что-то куда более приятное. Переключиться на Игната, целиком и полностью, без остатка и всяких “но”, и не чувствовать себя законченным мудаком, все-таки по заветам Нины выбивающим клин клином. Сидя на своей кухне и задумчиво вертя в руке бокал с ромом, слегка уже захмелевший Петя отчаянно силится понять, в какой именно момент буквально всем стали интересны подробности его нелегкой работы. Нина-то всегда была любопытной, как кошка, и с ней Петя частенько обсуждал некоторые детали дел, а иногда и попросту ныл, как мальчишка, что все у него через жопу, преимущественно в последние пару месяцев. Внезапный интерес Грома тоже можно было понять, его, в конце концов, прислал Прокопенко, к которому Петя на днях заглядывал с отчетом, но вот какого ляда в это все влез Кирилл, было решительно непонятно. Все их сравнительно недолгое в масштабах вселенной знакомство Гречкин старательно обходил тему петиной службы, ехидно замечая, что ментовские проблемы его мало колышат, а теперь вот притащился с бутылкой рома и сидит у них с Ниной в кухне, увлеченно выпытывая подробности текущего расследования. - И у вас реально нет ни одного подозреваемого? - подперев щеку кулаком, спрашивает он у Пети со смесью недоумения и живого, ничем не прикрытого интереса. Петя на это лишь глаза устало закатывает и отмахивается: - Был бы - давно бы уже в изоляторе мариновался до победного, - признает он тоскливо. - Но расклад такой, что мы понятия не имеем, кто такой этот барыга. Есть пара примет, но пока толку от них по нулям. - Ну пиздец, - вздыхает Гречкин, подливая себе в бокал еще рома. - Херово работаете, товарищ майор. - Сам знаю, - беззлобно огрызается Петя, пододвигая к горлышку и свой бокал. Смысла обижаться на Кирилла никакого нет, не обижаются ведь на правду. Хочется закрыть эту тему и поговорить о чем-нибудь отвлеченном, никак не связанным с рабочей запарой, но любопытство пересиливает, и Петя, вскинув бровь, интересуется осторожно: - А тебе-то какое дело до этого барыги? Нина негромко хмыкает, отпивая вина из своего бокала, видимо, что-то она эдакое знает, до чего Петя еще не допер, но оставляет Кириллу возможность высказаться самостоятельно, и тот, картинно закатив глаза, начинает: - Ну как же, судя по всему, я в любой момент могу оказаться в вашей кутузке, отправившись отдохнуть в клубешник. Ты знаешь, я прибухнуть люблю, под типаж ваших задержанных вполне попадаю, а мне батя еще ту историю с прокурором припоминает. Не хочу, чтобы у него был лишний повод меня хуесосить, - Гречкин вещает вдохновенно, и, если взглянуть на ситуацию трезво, он вполне себе прав, однако Петя все равно не ведется. Чувствует, есть еще что-то, о чем Кирилл почему-то умалчивает, и занимает выжидательную позицию, не мигая уставившись на Гречкина. Под этим самым взглядом тот и сдается, вздыхает тяжко и, кивнув, добавляет: - Ладно, подловил. Батя почти не причем. Тебе фамилии Устинов и Жаркова о чем-нибудь говорят? - А должны? - сделав изрядный глоток, осторожно уточняет Петя, на что Кирилл недовольно фыркает. - Устинов Максим Владимирович и Жаркова Кристина Павловна, оба две тысячи первого года рождения и оба проходят у тебя по делу, - сообщает он с совершенно каменным лицом, а потом, нервно дернув ногой под столом, отчего посуда легонько вздрагивает с тихим звоном, добавляет несколько спокойнее: - Ты с ними у меня на дне рождения пересекался, а с Кристинкой даже пил на брудершафт. Впрочем, ты тогда такой уже угашенный был, что, скорее всего, и не вспомнишь. - Я напомню, у меня есть фотки, - с готовностью вклинивается Нина, берясь за свой айфон, а до Пети медленно начинает доходить, почему одна из девчонок с последнего рейда показалась ему ужасно знакомой. - Не надо, я понял, о ком речь, - сипло просит он Нину, для верности тряхнув головой, а после переводит на Кирилла беспомощный взгляд и интересуется убито: - Ты почему раньше не сказал? - Ну, мы с тобой, вроде как, договорились, что я к тебе за блатом не лезу, - Гречкин пожимает плечами и вздыхает. - Я и сейчас, чтоб ты знал, ни за кого просить не собираюсь, просто хочу быть в курсе, как дела обстоят. - Ну, теперь ты в курсе - дела обстоят крайне говено, - хмуро отзывается Петя, одним глотком допивая оставшийся в бокале ром. - У меня в запасе месяца полтора, не больше, потом начнутся суды, а мне некого предложить прокурору взамен тех, кого мы на рейдах со стаффом взяли. - Больше отсрочку не дадут? - негромко спрашивает Нина, на что Петя лишь раздосадованно морщится: - Только если будут новые улики или подозреваемый, а нас ни того, ни другого, - качает головой он, подвигая поближе к Гречкину свой опустевший бокал. Тот понятливо берется за бутылку, отвинчивает крышку и неуверенно интересуется: - Петь, может, мы сможем помочь? - и, не дожидаясь, пока Петя ему откажет, торопливо частит: - Мы тут с ребятами обсуждали варианты. Ну, со Славиком и еще с Булкиным. Давай мы с ними по клубам пошаримся, как подсадные утки, вдруг кто-то из наших твоего дилера умудрится срисовать. - Лучшее, что вы можете сделать, Кир - это не влезать. Думаешь, у меня без вас мало головной боли? - решительно возражает ему Петя, забирая свой бокал, и, подумав, щедро доливает в него колы. Напиваться сегодня в петины планы не входит вообще, а значит, стоит разбавлять получше, чтобы не окосеть раньше времени. Отпив, он внимательно смотрит на Гречкина и добавляет, чуть смягчившись: - Тебя-то батя отмажет, а дружки твои, если я его не найду, под суд пойдут вместе с остальными. Кирилл тяжело вздыхает, но, кажется, смирившись с аргументами, негромко ворчит: - Поскорее бы ты уже его поймал что ли, я заебался дома сидеть, - и, заметив два одинаковых недоумевающих взгляда, поясняет чуть смущенно: - Я в клуб в последний раз недели три назад выбирался. Отец, знаете, как психует? Все боится, что меня с наркотой возьмут, и это бросит тень на его репутацию. Так что, приходится корчить из себя пай-мальчика и в злачных местах не показываться. Новость, чего и скрывать, неожиданная. Петя и надеяться не мог на такое благоразумие со стороны Гречкина, все гадал, на каком из очередных рейдов с ним нос к носу столкнется. А оно, значит, вот как. - Может, и поймаю, - утешительно говорит ему Петя и, подумав, все же добавляет: - Мне тут в помощники майор Гром набился, а у него хватка - как у бульдога. Глядишь - и накопаем что-нибудь. - Тот самый Гром, который Чумного Доктора поймал? - Кирилл таращится со смесью восхищения и благоговейного ужаса, а потом, приложившись к своему бокалу, с удовольствием констатирует: - Ну тогда я спокоен, пизда твоему барыге. - Отрадно знать, что в Грома ты веришь больше, чем в меня, - скептически замечает Петя, заталкивая в рот оливку. Ему бы обидеться по-хорошему, но Гречкин прав - послужной список Грома говорит сам за себя, и если уж тот берется за дело, то не успокаивается, пока не доводит его до логического завершения. У Пети было время поразмыслить и прийти к простому выводу - как бы ему самому не претила мысль работать над расследованием вместе с Игорем Громом, это была лучшая из всех возможностей закрыть дело поскорее. Однако если Кирилл от новости приходит практически в восторг, то Нина же опасно прищуривается и, со стуком опустив свой бокал на стол, уточняет: - Я вот сейчас не ослышалась, да? - голос у нее нарочито спокойный, но Петя не обманывается, особенно когда Нина вскидывает на него какой-то странный, почти рентгеновский взгляд, и продолжает чересчур уж ласково: - Гром взялся за твое дело и ты молчал? - А мне надо было об этом с порога объявить? - огрызается Петя практически машинально, на что Нина лишь кивает. - Было бы неплохо, - и, подумав, спрашивает с жалостью: - Петь, скажи честно, ты ебанулся? - А я должен был его нахер послать? - язвительно уточняет Петя, не желая уступать ее натиску. Решение работать с Громом идеальным, конечно, не было, но и такого яростного порицания тоже вообще-то не заслуживало. Тем более, не сам же Петя к нему полез, все совсем наоборот было. - Ты должен был вежливо отказаться, - уверенно возражает Нина, а после, закатив глаза, драматично вздыхает: - Ну ебаный же свет, только Грома тебе сейчас не хватало для полного счастья. - А что с ним не так? - влезает Гречкин, заинтригованно подаваясь вперед и практически укладываясь на стол в опасной близи с бутылкой. Нина осторожно отодвигает ее подальше от кириллова локтя и хмыкает: - С ним все так, а вот с Петей - нет, - и, переведя на Петю строгий взгляд, констатирует: - Слабоумие - вот твой диагноз, без вариантов. - Нин, - тянет Петя возмущенно, но та лишь отмахивается: - Ничего даже слышать не хочу. Вид у Нины воинственный, но Петя знает: все это напускное, и она просто за него, идиота, беспокоится. Волнуется, что Петя снова возьмется за старое и примется красиво и бессмысленно сохнуть по Грому, наплевав на последствия. - Мне нужна пояснительная бригада, - оглядев их обоих, Гречкин горестно возводит глаза к потолку, и Нина не выдерживает. Делает хороший глоток вина и принимается без стыда и совести сдавать Петю со всеми потрохами. - Помнишь, осенью мы в баре на Рубике сидели, и к Пете подкатывала какая-то размалеванная девица? - начинает она издалека, а потом, усмехнувшись, с явным наслаждением продолжает: - Он ее тогда отшил и быстренько убрался веселыми цветными коктейлями до состояния рыданий в жилетку, сидел еще тогда Катьке твоей затирал про мужика, по которому сохнет… - Ну, помню, - немного призадумавшись, будто восстанавливая одну из многочисленных совместных попоек, Кирилл кивает. - Коллега какой-то. - Так вот речь шла именно про Грома, - торжествующе возвещает Нина и, преисполнившись сарказма, добавляет: - А теперь Петя с ним вздумал разыграть ремейк “Следствие ведут колобки”. Скажи, дурак? Кирилл что-то соображает, а потом, видимо припомнив, что именно Петя тогда в припадке пьяной откровенности нес, удивленно вскидывает брови: - Так ты говорил, что этот твой краш - натурал. - Говорил, - соглашается Петя обреченно, от чего Гречкин еще более удивленно спрашивает, покачав головой: - А с чего ты, собственно, решил, что Гром натурал? - Потому, что он женат, - Петя пожимает плечами и, закусив губу, поясняет уже не так уверенно: - Ходит там к нему в управление одна девица с обручалочкой. Трется постоянно рядом, будто медом ей намазано. - Чушь какая, - Гречкин фыркает и продолжает твердо: - Из него натурал, как из меня попрошайка в метро. Опешив, Петя не придумывает ничего лучше, чем жалобно поинтересоваться: - В смысле? - В коромысле, - снова фыркает Гречкин с лицом человека, объясняющего простые истины. - Не знаю, с чего ты взял, что он по бабам, и уж, тем более, женат, я у него кольца точно не видел. Ну и потом, может, конечно, он и за обе команды играет, но слухи разные ходили, - он делает эффектную паузу и, отпив из своего бокала, продолжает, доверительно понизив голос: - Филлипенко знаешь? Адвоката, который меня отмазал, когда я тачку прокурору раздолбал? Они тогда, кажется, встречались, потому что после суда прямо у выхода из зала посрались так, что я всерьез опасался, что Гром его прибьет. Как сейчас - понятия не имею. Эту историю Петя помнит, конечно же. Дело было громкое и весьма скользкое. Тачка, разбитая якобы по неосторожности - Гречкин с самым честным видом клялся, что не справился с управлением и перепутал газ с тормозом на новенькой ламбе, - принадлежала прокурору Ежикову, который проебал всю линию обвинения в деле о сбитой каким-то козлом школьнице. То, что денег ему тогда за это занесли, подозревали все, но старательно молчали, и только у Кирилла хватило духу и яиц сделать хоть что-то, чтобы прокурору подосрать. Не то чтобы Гречкин был святым, вовсе нет, тем еще мажором бестолковым, как и Петя когда-то, но дело Лизы Макаровой его тогда очень зацепило. Кирилл места себе не находил, читая новости, и буквально заебал всех праведным возмущением, что оказывается, в этой стране можно натворить какой угодно хуйни и остаться безнаказанным. О причинах такой горячности Петя узнал много позже, когда они с Гречкиным из разряда просто знакомых перешли на новый уровень и стали время от времени тусоваться вместе. Оказалось, что девушка его, Катя, выросла в том же детдоме, что и Лиза Макарова, и время от времени каталась к ним с братом даже после того, как поступила в институт. Так что неудивительно даже, что Кирилл так разъярился на прокурора - Макаровы для Кати были практически семьей, а тот взял и попросту отпустил на свободу паскуду, которая принесла им всем столько горя. Именно тогда Петя и понял - судить по обложке никого и никогда нельзя. Именно тогда он и в полной мере осознал, что они с Гречкиным могут подружиться. Общего у них с Кириллом было куда больше, чем могло бы показаться на первый взгляд. Так что да, адвоката, который Кирилла из этой некрасивой истории вытащил за уши, Петя отлично помнил. Александр Филлипенко тогда выстроил блестящую защиту для их доморощенного Робина Гуда, а вот то, что в этом же деле как-то фигурировал Игорь Гром, для Пети оказалось сюрпризом. И еще большим сюрпризом был факт, что Гром с этим самым Филлипенко был как-то связан и, кажется, отнюдь не только по рабочим вопросам. Тряхнув головой, Петя вскидывает на Кирилла заинтересованный взгляд и собирается уже было спросить, насколько можно верить источникам слухов, но Нина, мученически закатив глаза, его опережает: - Петя, нет. Пожалуйста, только не снова, я тебя прошу, - а потом поворачивается к Гречкину и рассерженно фыркает: - Кира, ну кто тебя за язык тянул? Он только выбрался из этой ямы, а ты его снова со скалы столкнул буквально. - Это Спарта, - пожимает плечами Кирилл, а после уже у Пети уточняет: - Все это, конечно, занимательно, но, серьезно, у тебя настолько херовый вкус на мужиков? - Завались, - уязвленно ворчит Петя себе под нос и, переведя взгляд на Нину, добавляет: - Ты тоже. Я не собираюсь больше капать слюнями на Грома. Все, хватит. Даже если - подчеркиваю, если, - он не такой уж и натурал, значения это больше не имеет. Я ему явно не интересен, и работать бок о бок он со мной не собирается. Просто обещал сообщить, если что-нибудь по моему делу всплывет. Вылетел из кабинета, как пробка из бутылки. Словно черти за ним гнались. - Вот и правильно, туда ему и дорога, - удовлетворенно кивает Нина, подливая себе вина. - Сконцентрируйся лучше на Игнате. - Что за Игнат? - тут же влезает Кирилл, заинтригованно подаваясь вперед и переводя на Петю любопытный взгляд. - Мужик из тиндера с охуенным прессом, - Нина тут же расплывается в мечтательной улыбке и чуть насмешливо добавляет: - Петька уже больше недели из телефона не вылезает, все с ним чатится. В недотрогу играет вместо того, чтобы встретиться и от души потрахаться. - Язык у тебя без костей, - Петя тяжко вздыхает и уже по загоревшимся глазам Гречкина видит, что сейчас начнутся расспросы. - Целую неделю, а я только сейчас об этом узнаю? - не разочаровывает его Кирилл. И, видит бог, иногда Петя очень жалеет, что судьба подсунула ему таких досужих сплетников в друзья. Нина-то ладно, к ее допросам с пристрастием Петя привык давно, а вот к тому, что его личная жизнь волнует кого-то еще, Гречкина, например, привыкнуть все еще не получается, хоть ты тресни. - Мы с тобой виделись в позапрошлый четверг в последний раз. Я что, должен был позвонить и отчитаться, что с кем-то познакомился в тиндере? - с нескрываемым сарказмом интересуется у него Петя. - Это не к тебе вопрос, - фыркает Кирилл и, уставившись на Нину заинтригованным взглядом, требует: - А ты выкладывай. Я жажду подробностей. - Пойду я, пожалуй, перекурю, - поняв, что сейчас лучше слинять от греха подальше, сообщает Петя с каменным лицом и поднимается с места, прихватив со стола свой телефон. Уже у балконной двери он слышит, как Нина в кухне увлеченно сдает его не за хрен собачий, и страдальчески закатывает глаза. Завернувшись в один из двух сложенных на стуле пледов, Петя торопливо прикуривает и снимает блокировку с экрана. Последние пару часов он не брал телефон в руки, а теперь, смахнув пару рабочих чатов, видит, что где-то с полчаса назад ему писал Игнат. Помяни черта, думает Петя с легкой улыбкой, и тапает по уведомлению. “Как твой вечер?” - висит в переписке, и Петя, поудобнее перехватив сигарету, быстро набирает в ответ: “Постыдно. Мои друзья на моей же кухне крысят и обсуждают тебя”. Он вообще-то не ждет быстрого ответа, никто не станет полчаса сидеть с телефоном в руке, но Игнат привычно его удивляет. “Ты рассказал обо мне друзьям?” - почти сразу реагирует он, и Петя смущенно хмыкает, а потом, с наслаждением затянувшись, признается: “Подруге, мы с ней живем вместе, шила в мешке было не утаить, - и, подумав, добавляет насмешливо: - А уж она, поверь, растрезвонит всем остальным. За ней не заржавеет”. “И что же они обсуждают?” - Игнату, кажется, и впрямь любопытно, поэтому Петя отвечает честно, не пытаясь соскочить со скользкой темы. В конце концов, они вроде бы решили говорить обо всем открыто и без обиняков, так что нечего теперь юлить, хоть и неловко все это в крайней степени. “Когда я уходил на балкон, чтобы покурить, твой пресс и мой мечтательный взгляд влюбленного школьника”. Уже отправив сообщение, Петя понимает, что, возможно, немного перестарался в своей честности, ведь так далеко они еще ни разу не заходили. Подозрения лишь усиливаются, когда Игнат молчит долгую минуту, а потом лопаются, словно мыльный пузырь, потому что он наконец провокационно - о да, Петя совершенно в этом уверен, - уточняет: “А ты влюблен?” Петя моргает, но сообщение остается прежним, ничего не меняется в нем, буквы все те же, ошибиться невозможно. Поэтому, решившись, от торопливо набирает в ответ: “Возможно немного?” - и будь Петя несколько трезвее, он бы свел все к шутке, но настроение отчего-то внезапно становится до пизды лирическим, то ли от выпитого рома, то ли от игривого тона Игната. К тому же, скрывать смысла особого нет - он действительно, кажется, запал куда больше, чем сам думал. Новости о том, что Гром, возможно, не такой уж и натурал, каким Петя его считал, не разбередили душу слишком сильно. Может, совсем немного, но не так, как могли бы еще неделю с небольшим назад. К тому же, даже если Петя слепой дурак и умудрился проморгать этот занимательный факт, такой, как Гром явно не свободен. Вон, даже Гречкин говорит, что у него мужик есть, а значит, Пете ничего не светит, так что и думать об этом не стоит. Не теперь, когда он так близок к тому, чтобы наконец снова по-настоящему влюбиться, и на этот раз - не так катастрофически провально. Молчание несколько затягивается, кажется, Игнат от него ничего подобного не ждал, и Петя, стряхнув пепел с сигареты, быстро набирает, рассчитывая сгладить углы: “Я тебя напугал? Не обращай внимания, во мне почти треть бутылки баккарди, а свежий воздух нихрена не помогает протрезветь”. “Не напугал, - отвечает Игнат почти сразу, а потом добавляет: - Я просто думал, что один такой дурак и умудрился втрескаться в того, кого даже не видел”. Признание неожиданное, но, чего уж скрывать, приятное. Петя улыбается и, хмыкнув, печатает: “Выходит, нас таких двое”. Игнат неожиданно напоминает ему о тех временах, когда в школьные годы Петя переписывался со смешливой и обаятельной девчонкой в аське. Года полтора они строчили друг другу чуть ли не каждый вечер, но так и не встретились тогда, как-то все сошло на нет, незаметно и бесславно кончилось, так и не начавшись. Теперь Петя своих ошибок повторять не собирался, твердо решив, что шанса своего на личное знакомство с Игнатом не упустит. Ему больше не пятнадцать, чтобы разбрасываться такими возможностями. “Платон”, - тем временем напоминает о себе Игнат, и Петя, вынырнув из давних воспоминаний, сразу же отзывается: “Да?” “На что ты сейчас смотришь? Что видно с твоего балкона?” - прилетает совершенно неожиданно в чат, и Петя, улыбнувшись, уточняет: “Пытаешься меня вычислить?” “Нет, просто интересно, - отвечает Игнат, кажется, без тени смущения, а потом добавляет: - Хочу закрыть глаза и представить, что стою рядом”. От мысли о том, что Игнат хотел бы сейчас оказаться на его балконе, внутри теплеет. Петя затягивается и, задумчиво выпустив дым, быстро печатает: “Проспект. Машины проносятся мимо. Небо низкое и хмурое. Шпиль Петровской крепости и где-то прям совсем вдалеке купол Исакиевского, - а потом, подумав, набирает еще одно сообщение: - Красиво, короче. Я когда эту квартиру покупал, на вид позарился”. “Петроградка?” - быстро уточняет Игнат. “Петроградка”, - не задумываясь, соглашается Петя. Не адрес же он, в конце концов, диктует. Мало ли тут домов с такими видами. “Посмотри на Исакий внимательнее, - вдруг пишет Игнат, и когда Петя, послушно сфокусировав взгляд на далеком сияющем куполе, уже собирается было спросить, за каким чертом он, собственно, это делает, телефон в руке коротко вздрагивает и прилетает новое сообщение: - Я сейчас тоже на него смотрю”. Петя улыбается и, затушив окурок в пепельнице, прикуривает вторую сигарету. А после прикрывает глаза на мгновение, почти чувствуя фантомное прикосновение к плечу, и набирает в чат почти не задумываясь: “Надеюсь, скоро мы посмотрим на него с одного балкона”. “Окно подойдет? Балкона у меня нет, один из главных минусов мансарды. Но, клянусь, из окна тоже вид отличный”, - и если это не приглашение, хоть и весьма туманное, то тогда Петя вообще ни черта не понимает в этой жизни. Игнат откровенно его клеит, в этом нет никаких сомнений, и Пете это ужасно нравится. Хочется продолжать эти чуть неловкие, но такие увлекательные танцы до бесконечности. Вернее, конечно, до логической развязки, которая, Петя уже даже не сомневается, обязательно наступит на майских выходных. “Ты как Карлсон?” - усмехнувшись, уточняет он, включаясь в игру, и Игнат явно весело, о чем однозначно говорят смайлики, отзывается: “В каком-то смысле да. Мужчина в самом расцвете сил”. “И живешь на крыше”, - добавляет Петя, мягко улыбаясь. “И это тоже”, - ничуть не смутившись, соглашается Игнат. Ну и правильно, чего ему стесняться? Половина Питера на крышах живет, есть в этом какое-то очарование, Петя и сам всерьез рассматривал покупку мансарды в одном из домов на Грибоедовском канале. Остановило только то, что в ремонт там нужно было нехило вложиться, чтобы укрепить балки, да и времени у него этим заниматься не было. А так бы тоже Карлсоном был. В стеклянную дверь деликатно стучат, а сразу после Гречкин уже нихрена не деликатно вываливается на балкон и, стрельнув глазами на телефон в петиной руке, ехидно улыбается. - Мы тебя потеряли, - заявляет он, поспешно заворачивается во второй оставшийся на стуле плед, и, прикуривая, уточняет: - Ты променял нас на Игната, да? - Я променял вас на возможность покурить в тишине, а еще позволил обсудить мою личную жизнь без всякого стеснения, - страдальчески закатив глаза, парирует Петя, но выходит не очень-то убедительно, потому что он все еще улыбается, как дурак, думая о том, что где-то, возможно не так уж и далеко, Игнат тоже разглядывает огни ночного города с высоты. Может, тоже курит в форточку своего разрекламированного окна, картинно пуская дым. А может, пьет горячий чай и вообще зожник ебаный, про сигареты он ни разу ничего вроде бы не говорил. Интересно, будет ли это проблемой, или Игнат из тех, кто сам дурацкой зависимостью не страдает, но и другим мозги не ебет? Было бы неплохо. - Да какая там личная жизнь, слезу одни, - фыркает тем временем Кирилл, поплотнее запахивая на плечах тонкий плед и выпуская дым носом. - Чего пишет? - Не твое дело, - после короткой затяжки хмыкает Петя почти добродушно, настроения перепираться всерьез нет, слишком уж хорошо стало от мысли, что Игнат тоже на него серьезно запал. Правильно как-то и совершенно своевременно до сбившегося дыхания. Поэтому он мягко улыбается, а потом, повернув экран так, чтобы Гречкин не смог ничего прочесть, быстро набирает в чат: “В мое укрытие вторглись, так что вынужден откланяться. Не хочу, чтобы кто-то совал свой любопытный нос в переписку”. “Это, действительно, лишнее, - чуть насмешливо подтверждает Игнат. - Хорошего тебе вечера, я все равно почти засыпаю. День был долгий, и завтра предстоит такой же”. “Тогда спокойной ночи?” - пишет Петя, зорко следя за тем, чтобы Кирилл держался подальше и не нарушал личных границ. Тот лишь фыркает и демонстративно отворачивается, стряхивая с сигареты пепел. “Спокойной, - отвечает Игнат, а после добавляет: - И не пей слишком много”. “Ты считаешь меня алкоголиком?” - ухмыльнувшись, поддевает его Петя. Прощаться отчаянно не хочется и он, сам не отдавая себе в этом отчета, попросту тянет время, а Игнат ведется на это, как мальчишка. Ну, или же тоже не горит желанием поставить в разговоре окончательную точку. Петя уже успел понять, что в некоторых вещах они друг друга стоят. “Я считаю, что тебе ни к чему завтра головная боль”, - поясняет тот, и Петя не удерживается от легкой подколки: “Заботишься?” “Забочусь”, - соглашается Игнат серьезно, а сразу после неожиданно присылает нелепый желтый смайлик с поцелуйчиком, и Петя, заблокировав экран, чувствует, как отчаянно и совершенно по-дурацки краснеет. Так, что аж щеки жаром загораются. Никаких сомнений нет - это флирт, а Игнат, кажется, после его сегодняшних признаний, окончательно осмелел и теперь решительно ступает на неизведанную ранее территорию откровенных подкатов. Впрочем, Петя бы соврал, если бы сказал, что ему это не нравится. Нравится и еще как. - Чего ебало такое довольное? Тебе прислали дикпик? - интересуется Гречкин с совершенно ехиднейшей мордой, и Петя, отвернувшись, бормочет: - Кира, ну прекращай. Мне Нины за глаза хватает с этим вот стебом. - Да кто стебется-то? - пожимает плечами Кирилл, отбрасывая неуместное ехидство и улыбаясь уже совершенно нормально, как и положено другу. - Выглядишь так, будто вы тут виртом занимались. Рожа довольная, взгляд поплывший. Я тебя сто лет таким не видел. - Просто разговаривали, - Петя отмахивается, но такой ответ Гречкина явно не устраивает, потому что тот, патетично приложив свободную руку к груди, фыркает: - Да что ж там за мужик такой, если он тебя просто разговорами чуть ли не до оргазма довел? - Охуенный, - честно признается Петя, выдохнув дым, и, мечтательно улыбнувшись, добавляет: - Тебе разве Нинок не доложила еще? Умный, с чувством юмора и, кажется, всерьез на меня запавший. - Ну и ладненько, - кивает Кирилл, тоже улыбаясь, а после серьезно продолжает: - Я рад за тебя. Давно пора. Если бы я, блядь, только знал, что ты по Грому все это время убивался, я бы тебя давно кому-нибудь сосватал, чтобы не дай бог, - а потом, видимо что-то прикинув, вероятно перебрав в уме всех своих приятелей-дурачков, добавляет со вздохом: - Так что, оно и к лучшему, что я не знал, а ты справился сам. Почувствовав, как апрельская ночная прохлада медленно начинает забираться под плед, Петя тушит сигарету и, негромко рассмеявшись и скинув с плеч плед, берется за ручку балконной двери. Гречкин тоже понятливо утаптывает окурок в пепельницу и кивает, пойдем, мол, а то еще жопы отморозим, оставляя и свой плед на стуле. Уже в комнате, пропустив Кирилла вперед, Петя снова открывает чат и отправляет Игнату в ответ такой же смайлик с поцелуем. Отмолчаться кажется полным свинством, а Петя хороший мальчик. А еще, похоже, бесконечно и совершенно по-идиотски влюбленный в мужика, который живет под крышей, высоко ценит всратую романтику и откровенно флиртует с ним дурацкими смайликами.