Это мэтч

День у Игоря, мягко говоря, не задался с самого утра. И дело было даже не в том, что кофеварка, уныло плюнув в стеклянный кофейник пару глотков невнятной жижи, замолкла и наотрез отказалась выдать хоть что-то еще. Это Игорь бы еще как-нибудь пережил, в конце концов даже в столь ранний час можно урвать двойной эспрессо в какой-нибудь кофейне по пути к управлению, что он и сделал в паре кварталов от дома. Невыносимость бытия складывалась из совокупности, потому что стоило показаться на пороге отдела, его тут же подхватили под руки Димка с Зайцевой и, не слушая возражений, потащили на первый вызов, не позволив вынырнуть из сонной утренней комы. А ведь Игорю всего-то и надо было выпить свой кофе и хотя бы часик потупить бездумно в монитор, изображая бурный мыслительный процесс, чтобы из ничего не соображающей биомассы превратиться в человека. Программа минимум, так сказать, а в идеале Игорь, конечно, отчаянно надеялся, что весь рабочий день выдастся тихим и без происшествий, и можно будет прикинуться ветошью, а после с чистой совестью слинять домой и выспаться наконец как следует. Шесть дежурств подряд, а он, вместо того, чтобы нормально спать по ночам, то и дело зависал в тиндере с Платоном, безжалостно воруя у себя драгоценные часы отдыха. Впрочем, если по совести, Игорь не жалел ни о чем, даже о пропущенном накануне по невнимательности ударе в солнечное сплетение от какого-то пьяницы, вздумавшего бузить при задержании. Дурак, конечно, что зазевался и подставился, да и гематома на животе расплылась - будь здоров, болючая и здоровенная, как внешний госдолг Беларуси, но плевать на нее было с высокой колокольни, потому что вчерашние пьяненькие откровения Платона все окупали с лихвой. Ужасно кстати они пришлись, когда Игорь, закинувшись парой таблеток обезбола, ворочался в кровати в безуспешных попытках устроиться так, чтобы не ныл свежий ушиб, и мрачно размышлял, не сморозил ли глупость, сунувшись к Хазину со своим щедрым предложением о помощи. Тот, кажется, не очень-то и рад был игореву появлению в своем кабинете, как и тому факту, что Игорь в дела его отдела лезет. Угомонился и поумерил пыл лишь тогда, когда понял, что под ногами у него Игорь вертеться не собирается. Все это было странно и подозрительно, потому что пусть Игорь раньше и не имел с ним дел, с почтительного расстояния Петр Юрич всегда производил впечатление человека спокойного и в крайней степени профессионального, и то, как он занервничал, стоило только заинтересоваться его делом, наводило на нехорошие мысли. Лежа в своей кровати накануне, Игорь с изрядной долей беспокойства размышлял, что либо Хазину есть, что скрывать в этом своем расследовании, и это было бы весьма неприятно и даже, чем черт не шутит, незаконно, либо же ему попросту отчаянно не хочется иметь ничего общего с самим Игорем, и вот это было непонятно и обидно. В общем, с какой стороны ни глянь, дерьмовая картина складывалась у Игоря в голове, заставляя его раз за разом мыслями возвращаться к короткому разговору у Хазина в кабинете. По слухам, ментом он был отличным, так что идею о том, что Хазин может кого-то в этом деле покрывать, отпадала напрочь, а значит, стоило смириться с неутешительным выводом - работать он, черт знает почему, не хочет именно с Игорем, и согласился принять помощь лишь по той причине, что здравый смысл и профессиональные интересы пересилили личную неприязнь. Ну и еще, конечно, потому, что никто больше своей помощи не предложил. Так что да, ответивший в половине второго ночи на его сообщение Платон оказался как нельзя кстати и здорово отвлек Игоря как от дурацких мрачных раздумий, так и от ноющего чуть пониже ребер синяка. И не просто отвлек, а практически за уши вытащил из порочного круга глупых и неуместных мыслей, потому что засыпал Игорь с улыбкой и приятно пустой головой. Платон, ворвавшись в его жизнь стремительно и внезапно, практически сразу занял какое-то особое в ней место, ничего толком и не сделав. Устроившись на заднем сидении патрульной машины и отпивая свой уже подостывший эспрессо, Игорь с удивлением осознает, что именно Платон в последние дни заряжает его энергией и бодростью, а вовсе не средней паршивости кофе. Именно ради него Игорь каждый день откуда-то наскребает силы, чтобы по полночи пялиться в экран телефона, а не давить мордой подушку. Ей-богу, прямо как в студенчестве, когда слал очередной зазнобе дорогущие тогда смски и томился в ожидании ответа. И да, пожалуй, Игорь готов признать - вчера он ни на грамм не слукавил, он и впрямь втрескался в Платона, как мальчишка. Впору бы испугаться - в его возрасте уже чревато вот так в омут с головой нырять, чудес ведь не бывает, но с Платоном, который в них до сих верит, все кажется таким правильным и уместным, что хочется из-за этой незамутненной влюбленности обнять весь мир и улыбаться от уха до уха. Еще совсем недавно Игорю казалось, что влюбленность - это грустные вздохи и взгляды исподтишка, чтобы не поймали. Что это - точеный профиль Петра Юрича и его всклокоченная челка, которую тот то и дело нервно поправляет, проносясь мимо. Игорь ошибался. Тогда он еще не знал, что настоящая влюбленность - это топорный и неумелый флирт в сообщениях и детали, из которых день за днем в его голове складывался образ Платона - открытого, свободно говорящего о своих чувствах и мыслях, звеняще искреннего, точно натянутая струна. Отчего-то Игорь почти уверен, что с Хазиным бы так не вышло. Даже если бы тот был свободен, даже если бы вдруг оказалось, что предпочитает он не обладательниц сладких духов, а присесть на чей-нибудь хер, Игорю кажется, что у них бы все равно ничего не получилось. Максимум - хороший секс и бесконечные разговоры о работе, потому что меньше всего на свете майор Хазин похож на человека, который бы стал рассказывать о том, какие виды у него за окном, какой кофе он пьет и как немного влюблен в первого встречного мужика из тиндера. Петр Юрич совсем не похож на романтика, скорее на вконец заебанного жизнью реалиста, который ни в коем случае бы не завел романа на работе, а если бы и вляпался в такое дерьмо, то изо всех сил бы попытался сделать так, чтобы эта тайна упокоилась с ним в могиле. Хазин был горяч, как свежесваренный кофе из турки, а еще был таким же манящим и желанным, но не было в нем самого важного - жизни. Он был каким-то вылизанно правильным, подчеркнуто вежливым, холодным и отстраненным. И по-хорошему Игорю бы стоило плюнуть себе самому в лицо за то, что понял он это только теперь, на контрасте с таким живым и полным нерастраченного тепла Платоном. Глупое сердце все еще пропускало удар, стоило Хазину показаться где-то поблизости, а вчера, когда Игорь чуть крепче положенного сжал его ледяные пальцы, и вовсе грозилось выскочить из груди, но все это было физикой. Банальным недотрахом, от которого все здравые мысли из головы улетучивались во мгновение ока, но с этим нужно было завязывать. Потому что даже если бы в какой-нибудь из вселенных майор Хазин и оказался бы в его койке, одного секса Игорю всегда было мало, чтобы что-то путнее вышло. Он всегда искал что-то более глубокое, что-то настоящее, и в этом правиле исключений не было. С Сашкой они могли часами болтать о каком-нибудь особо заебном деле, а потом пойти гулять по ночному Питеру, чтобы под утро целоваться в темной арке первого попавшегося дома на набережной Фонтанки. С другими своими мужиками Игорь выбирался куда-нибудь на природу, чтобы отвлечься от городской суеты и отдохнуть с палатками. Даже мамкиным рифмоплетом, по накурке вынесшим дверь в его сортир, Игорь долгое время был совершенно очарован, особенно когда тот, с ногами забравшись на диван, пил свое говеное пиво и задвигал про несостоятельность капитализма. Петр Юрич в такую картину мира не вписывался никаким боком, и теперь, по прошествии времени, Игорь вообще не может взять в толк, как его угораздило настолько проебаться с выбором объекта воздыханий. За окном проносится хмурый утренний город, подмигивает светофорами и нависает громадами домов, и Игорь, прикинув, что немного времени у него еще есть, лезет в карман за телефоном. “Как твоя голова?” - быстро набирает он Платону, допивая свой кофе одним глотком. Ответа не следует, но, может, оно и к лучшему, потому что Ксюха притормаживает и лихо заруливает в распахнутые ворота двора-колодца. У одной из парадных Игорь замечает фургон криминалистов и морщится. Кажется, на завтрак у них очередной труп. - Ну и к чему готовиться? - выходя из машины, интересуется он у Дубина, тоже выбравшегося на улицу, пока Зайцева старательно паркуется так, чтобы не перекрывать въезд в тесный двор. - Убийство на бытовой почве, - бодро рапортует тот, а потом, понизив голос и сверкнув глазами, добавляет почти восторженно: - Сковородкой, Игорь, прикинь? Игорь смотрит на него добрую минуту, а потом вздыхает и думает, что эта работа Димку испортила. Еще каких-то года три назад тот бы сокрушался, что нет в людях терпения к ближнему своему и что мир этот прогнил до основания, раз кого-то в нем убивают сковородкой с утра пораньше, а теперь вот радуется, как ребенок, что вызов необычный, плюс один в копилку странных и всратых бытовух. - И кто кого? - без особого интереса уточняет Игорь, шагая к парадной, на что догнавшая их Зайцева громко фыркает. - Женская сборная одержала громкую и сокрушительную победу, - заявляет она с довольной рожей и, поправив кобуру, хлопает Игоря по плечу. - Ну и чему ты радуешься? Присядет твоя женская сборная на скамейку запасных, - закатив глаза, отмахивается от нее Игорь, а потом, подумав, добавляет: - И ведь не за хрен собачий же. - Ну знаешь, если бы мне мой мужик заявил, что завтрак, над которым я час мудохалась, говно несъедобное, я бы тоже уебала сковородкой, - с нескрываемым сарказмом парирует Ксюха и, ускорив шаг, первая ступает на лестницу, а потом, обернувшись, с притворной скорбью вздыхает: - Вот тебе и первое свидание. - Так это не семейные разборки? - с изумлением присвистывает Игорь, поднимаясь следом, на что Дубин фыркает у него за спиной. - Никак нет, - а после, отбросив неуместное веселье, поясняет: - До вчерашнего вечера они и не виделись ни разу. Познакомились в тиндере, встретились в баре, выпили, потом продолжили знакомство в горизонтальной плоскости. А утром гражданка Котова решила удивить гостя кулинарными шедеврами и что-то пошло не так. Наряд соседи вызвали, ор стоял такой, что не вышепчешь. И знаешь, что самое интересное? - То есть, тиндер и сковородка - не самое? - обреченно уточняет Игорь, уже подходя к открытой двери. - Шутишь что ли? - Ксюха не выдерживает и тихонько ржет в кулак, пытаясь изобразить кашель. Выходит у нее так себе, поэтому попытки Зайцева оставляет и, хохотнув уже в голос, продолжает: - Ну да, ты же с Костиком не пересекался сегодня. Это он Котову в управление привез, последний вызов был с ночной смены, - и, сделав драматичную паузу, заканчивает: - Короче, она после этих воплей на весь дом решила, что нужно бы от трупа избавиться, и когда приехал наряд, как раз пыталась отпилить своему ебырю ногу топориком для мяса. Вполне успешно, кстати. Игорь застывает в коридоре и, обернувшись, неверяще косится на Ксюху. - То есть, у нас тут расчлененка? - Это Питер, детка, - пожимает плечами Зайцева, огибая его и устремляясь в кухню, из которой доносятся приглушенные голоса. - Как же хорошо, что я не успел позавтракать, - с каменным лицом бросает ей вслед Игорь и, обреченно вздохнув, нехотя тоже идет на кухню, вежливо пропустив вперед заинтригованного Димку. Картина, открывшаяся взору, поистине поражает воображение, и Игорь брезгливо морщится, окидывая взглядом помещение. Выпитый недавно кофе резко подкатывает к горлу, и усилием воли сглотнув непрошенную дурноту, Игорь на секунду прикрывает глаза. Светлая напольная плитка залита кровью, ею же забрызгана веселенькая, выкрашенная желтой краской стена, а посреди всего этого великолепия, словно инсталляция, раскинулся высокий светловолосый мужик в нелепых полосатых трусах. - Я всегда говорила, что тиндер до добра не доводит, - вместо приветствия заявляет Света, одна из штатных криминалистов. Неуместно бодрая и деловитая, она, сидя на корточках, внимательно осматривает труп, то и дело ковыряя месиво, оставшееся от головы, стеклянной палочкой, а потом убирает палочку в пробирку и, удовлетворенно хмыкнув, добавляет: - Правда, обычно я говорю это своим подружкам, а не двухметровым мужикам. Но, как видите, в жизни случается всякое. Отвернувшись, Игорь вяло думает о том, что если бы этот вызов попался ему парой недель раньше, то черта с два дорогие друзья бы его уломали на анкету в тиндере, а теперь-то уже, конечно, поздно. Остается лишь надеяться, что Платон по утрам менее вспыльчивый. - У гражданки Котовой тяжелая рука, как я погляжу, - присвистывает Зайцева, останавливаясь на почтительном расстоянии, зато Димка осторожно подкрадывается ближе к трупу и с живым интересом оглядывает его, пытаясь запомнить как можно больше деталей. И если бы Игорь не знал, как ему нравится оперативная работа, он бы точно решил, что Дубин был бы не прочь сменить специализацию, потому что тот принимается о чем-то Свету расспрашивать, не сдержав любопытства. - Сковородка у нее тяжелая, а не рука, - замечает Игорь, кивая на орудие убийства, валяющееся неподалеку на полу, и, покачав головой, добавляет со знанием дела: - У теть Лены такая же, натурально чугунное чудовище, весящее целую тонну. Картошечка в ней получается - пальчики оближешь. - Фу, Гром, прекрати, а то меня стошнит, - передернув плечами, обрывает его Зайцева и, обернувшись к Свете, уточняет: - Тут ходить-то можно уже? - Можно, если осторожно, - кивает та, не отрываясь от пробирок. - Все уже зафиксировали, только тело осталось. Но под ноги лучше смотреть повнимательнее, не ровен час изгваздаешься. Пройдя к окну, Игорь распахивает его, недоумевая, как никто раньше этого не сделал, а после оборачивается и внимательно оглядывает кухню. Судя по положению трупа, когда все случилось, потерпевший сидел за столом и нападения никак не ожидал. От первого удара он, скорее всего, упал со стула, будучи оглушенным, а потом… Додумать мысль Игорь не успевает, потому что в куртке коротко вибрирует телефон, и он, отвлекаясь, тут же лезет в карман. Вариантов немного и, скорее всего, это Платон, очнувшийся после своих вчерашних дружеских посиделок, а он явно поинтереснее будет, чем вся эта дурацкая история со сковородкой. “Моя голова раскалывается на части. Как ты понимаешь, я не очень умный и хорошими советами пренебрегаю”, - пишет тот, и Игорь, невольно улыбнувшись, набирает в ответ: “И как ты собираешься сегодня работать?” “Никак. У меня выходной, боже храни плавающий график, - сообщает Платон, а потом добавляет: - Поэтому я планирую влить в себя по меньшей мере две чашки кофе, потом минимум час откисать в ванной, а после прогуляться до ближайшей кафешки и заказать жирный похмельный завтрак”. “Звучит, как отличный план”, - одобрительно замечает Игорь, отворачиваясь к окну, чтобы никто не заметил его широкой улыбки. Как-то неуместно светить довольной рожей в паре метров от трупа с разможженой головой и почти отпиленной ногой, но сделать скорбное лицо не выходит. Мысль о помятом и заспанном Платоне в ванне Игорю нравится ужасно. До такой степени, что внутри все сладко сжимается. “Это он и есть, - соглашается Платон явно самодовольно, а потом, спохватившись, интересуется: - Как твое утро? Ты ведь уже на работе?” Игорь давится нервным смешком. На секунду ему даже жалко становится, что тема работы у них с Платоном табу, потому что Игорь уверен, тот бы оценил историю со сковородкой на первом свидании, но приходится отбросить эту идею и выкручиваться. И видит бог, с каждым днем это становится все труднее, потому что с Платоном хочется обсуждать все на свете, даже вот такую дичь. “Кофеварка послала меня ко всем чертям, кофейня на Гороховой оказалась шлаком, а еще меня затащили на встречу с клиентом. Жду не дождусь завтрашнего выходного”, - отвечает Игорь, обернувшись и бросив короткий взгляд на труп и окруживших его коллег. “Я отвлекаю?” - тут же спрашивает Платон, на что Игорь, закатив глаза, поспешно печатает: “Нет, тут все сейчас заняты изучением макета, им не до меня, - и, внутренне сгорая со стыда, все же добавляет с широкой ухмылкой: - Убойный проект, клиент в полном отпаде”. Игорь уверен, если у них с Платоном все сложится, то рано или поздно они обязательно вернутся к обсуждению этих обтекаемых разговоров про работу, хотя бы чисто по приколу, и, пожалуй, не сносить ему головы, когда до Платона дойдет, что он имел в виду трупешник. Впрочем, до этого еще дожить надо, может, Платон вообще успеет забыть, о чем они тут беседовали, а быть может ему и вовсе понравятся охуительные истории из жизни питерских ментов. Надо будет спросить при случае, как Платон относится к криминальной хронике. “Надеюсь, у тебя все выгорит, - прилетает от Платона новое сообщение, а сразу после еще одно: - Я позже напишу, ладно? Не хочу тебе мешать, а еще боюсь утопить телефон, держать его и печатать одной рукой неудобно”. Поперхнувшись, Игорь неверяще смотрит в экран, а потом, шумно выдохнув, медленно набирает: “Не хочу показаться слишком любопытным, но чем, позволь узнать, занята твоя вторая рука?” И если поначалу вопрос задумывался, как легкая подъебка, то сейчас, уже отправив сообщение, Игорь понимает, что, кажется, позволил себе слишком много. Возможно даже чересчур. Однако джинн из бутылки уже выпущен, а предательски живое воображение тут же услужливо подкидывает Игорю пару картинок, от которых кончики ушей начинают гореть, а внизу живота разливается томное тепло. Мокрая кожа и скользнувшая под воду ладонь. Он видел Платона лишь со спины, но абсолютно уверен, что тот красив, а зрелище, должно быть, совершенно завораживающее. “Господи, Игнат, о чем ты думаешь! - явно веселясь, судя по смайликам, пишет Платон. - Моя вторая рука занята чашкой с кофе, только и всего”. Ужасно стыдно становится сразу же, потому что флирт флиртом, но это уже совсем другой уровень откровенности и, судя по тону, к такому Платон еще не готов, раз решил неловко отшутиться. Но покаяться Игорь не успевает, потому что в чат тут же прилетает новое сообщение: “А впрочем, твоя идея мне тоже нравится. Но для этого придется расстаться с чашкой, потому что пить кофе и дрочить на фотку в телефоне одновременно я еще не научился”. И теперь у Игоря уже полыхают не только уши, но и все лицо. Интересно, он это всерьез или просто дразнится? Слишком на грани фола для простой шутки. Настолько, что Игорь почти на сто процентов уверен: Платон сейчас даже не думает шутить. При мысли о том, что где-то на Петроградке Платон, лежа в ванне, касается себя и тихонько выдыхает, глядя на фотку из его профиля, у Игоря пересыхает во рту. Вот тебе, блядь, и подъебал. Так красиво, что аж самому бумерангом прилетело. “Ты же не серьезно, да?” - все же жалобно уточняет он, оборачиваясь к трупу и внимательно его разглядывая. Вроде помогает, и Игорь, заблокировав экран, задумчиво делает пару шагов в сторону коллег, о чем-то увлеченно спорящих возле кухонного стола. Не время и не место продолжать этот разговор, потому что, кажется, он не хочет получить ответ на свой вопрос. Зная Платона, тот может ответить все, что угодно, а прятать стояк на месте зверского убийства Игорю как-то не улыбается. - Игорь, замри, - обернувшись на шорох за своей спиной, громко рявкает Зайцева, и Игорь от неожиданности застывает на месте с поднятой ногой, а потом, оглядев пол, виновато отступает на шаг назад. Совсем одурел он, конечно, чуть в лужу крови не вляпался. Молодец, Игорек, побольше в телефон залипай на выездах и побольше шути про дрочку в ванной с тем, у кого тормозов нет, и тогда всех преступников можно будет смело отпускать на свободу за отсутствием улик. Тут-то все ясно уже и прозрачно, а вот будь дело посерьезнее, мог бы и следы затоптать, кретин. Словно бы услышав его мысли, Ксюха вздыхает, окидывает его самым проницательным из всех своих взглядов и страдальчески закатывает глаза. - Слушай, Гром, мы все, конечно, очень рады, что у тебя наконец появилась личная жизнь, но лучше бы тебе оставлять ее за желтой ленточкой, - подходя поближе и доверительно понизив голос, чтобы не услышала Света, заявляет она. А потом, внимательно оглядев его лицо добавляет: - А еще очень рекомендую спать больше пары часов в сутки, иначе однажды ты приляжешь вздремнуть прямо рядом со свежим жмуром и вас обоих упакуют в мешки, потому что не заметят разницы. - Ну, скажешь тоже, - отмахивается от нее Игорь, впрочем, не слишком убедительно. Есть, безусловно, в ксюхиных словах зерно истины, но в этом, Игорь, конечно же, не признается ни за что в жизни. - Так и скажу, - кивает Зайцева с нескрываемым сарказмом, а потом, сжалившись, продолжает: - Короче, нужно опросить жильцов, всего пять квартир. Тебе две, мне три, а Димка тут закончит со Светиком. Погнали? Игорь кивает и, торопливо засунув телефон в карман, с облегчением выходит вместе с Ксюхой из злополучной квартиры. Следующий час голова его методично заполняется однотипными рассказами соседей Котовой об утреннем переполохе, удачно вытесняя из нее мысли о Платоне и его чертовой ванне. Старушка снизу, Клавдия Федотовна, с порога затаскивает Игоря чаевничать, не слушая возражений, и долго нудно вещает о том, что гражданка Котова та еще скандалистка и блядища, вечно орет, громко топает и мужиков каждый раз разных к себе водит. Игорь слушает ее внимательно, то и дело помечая в блокноте особенно занимательные пассажи старой перечницы, и послушно жует предложенный бутерброд с малиновым вареньем, но когда дело доходит до логичного “да проститутка она, шалава бесстыдная”, захлопывает блокнот и вежливо откланивается, клятвенно обещая Клавдии Федотовне избавить ее от столь неприятного общества лет эдак на пять. Следующий игорев собеседник оказывается не столь многословным, и это, чего уж скрывать, безмерно радует. Молодой мужчина лет тридцати - Павел Алесандрович Пыж, старательно переписывает паспортные данные в свой блокнот Игорь, - то и дело поглядывает на запястье с массивными часами, картинно закатывает глаза и почти сразу категорично заявляет: с Котовой он знаком не был, ничего о ней не знает и знать не хочет. Да, слышал утром приглушенные крики, но стены в старом фонде толстые, слов было не разобрать. Понял, что что-то стряслось только тогда, когда в дверь постучал патрульный и попросил до приезда следователя никуда не уходить. А он, между прочим, уже опоздал на работу, и если на этом все, то будь любезны освободить помещение. Покончив с опросом свидетелей, Игорь спускается вниз и, заметив, что фургон криминалистов уже уехал, переводит взгляд на патрульную машину. Ксюха уже скучает внутри, вероятно ей попались не слишком словоохотливые свидетели, и Игорь, удовлетворенно хмыкнув, неторопливо шагает в сторону тачки. - А Дубин где? - забираясь на переднее сидение, интересуется он, с наслаждением вытягивая ноги. Все-таки сзади места значительно меньше, так что он сорвал джек-пот, опередив Димку. - Наверху остался, будет труповозку ждать, а мы в управление - оформлять, - с готовностью отзывается Зайцева, пристегивая ремень безопасности, а потом, дождавшись, когда Игорь тоже пристегнется, плавно трогается с места и добавляет: - Вернее, оформлять будешь ты, а я, если что, на вызов новый поеду. Хватит с тебя сегодня полевой работы, на ходу залипаешь. Допишешь отчеты - и вали отсыпаться, мы прикроем, если что. - Заметано, - кивает Игорь благодарно. Сил на что-то большее, чем тупить в монитор, у него и вправду сегодня нет. А потом, подумав, вздыхает: - Спасибо. - Дубина благодари, его идея, - отмахивается Ксюха и, притормозив на светофоре, чуть поворачивает голову, чтобы бросить на него серьезный взгляд. - И вот что, Игорь, выспись нормально, я тебя прошу. Это не шутки, в следующий раз тебе могут не прессак пробить, как вчера, а ножом полоснуть или пристрелить к херам. А мы к тебе, знаешь ли, как-то привыкли. Ее грубоватая забота, что уж скрывать, ужасно приятна. Зайцева может быть язвительной и насмешливой, но чего у нее не отнять, так это внимательности и сострадания к ближним, пусть и выглядят они чаще всего как самая натуральная подъебка. Так что да, Ксюха замечательный друг, и Игорь твердо намерен пользоваться ее добротой покуда позволяют обстоятельства. Посчитав разговор оконченным, Зайцева включает какой-то бодрый музон, а Игорь, вспомнив, что так и не посмотрел, что ему ответил на последнее сообщение Платон, лезет в карман за телефоном. “Я более чем серьезен. А еще ужасно хочу пару твоих новых фоток, чтобы не мучить попусту свое воображение”, - висит в чате. Отправлено чуть больше часа назад, то есть почти сразу, Платон даже не раздумывал, что именно ему сказать. Платон действительно, черт его возьми, лежал в своей ванне и дрочил, рассматривая одну-единственную игореву фотку, что была в его распоряжении. От этой мысли у Игоря дыхание сбивается и становится так жарко, что приходится приоткрыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Игорь знает, что сегодня вечером он тоже наберет себе ванну, прикроет глаза и будет с отчаянием толкаться в кулак, представляя гибкое худое тело и медленно скользящую под водой ладонь на члене. Если Платону нужны фотки, то ему самому хватит и собственной фантазии. Хотя, чего уж душой кривить, от фоток Игорь бы тоже не отказался, не дурак же он в конце концов. “Надеюсь, тебе было хорошо”, - непослушными пальцами набирает он. Платон не отвечает долго, и лишь когда Ксюха тормозит на парковке управления, прилетает короткий ответ: “Просто охуенно, - а потом сразу следом: - Я представлял, что это ты. Я видел твои руки, Игнат, и должен признаться - жду не дождусь, когда ты меня ими облапаешь”. “Да что же ты творишь?” - беспомощно интересуется Игорь, чувствуя, как лицо опаляет жаром. Зайцева с беспокойством на него косится, но Игорь лишь отмахивается и выходит из машины, жадно вдыхая прохладный весенний воздух. Переход от невинного флирта к откровенной порнографии, что и говорить, весьма внезапный, но ведь Игорь сам это начал, черт возьми, и нет смысла скрывать - ему нравится. Ужасно нравится такой Платон, немного развязный и пиздецки горячий. “Это слишком? Мне перестать?” - уточняет Платон тут же. Кажется, будто он обеспокоен, и Игорь, закусив губу и шагая ко входу в управление, быстро печатает: “Нет, продолжай. Я только за”. “Тогда, может, переберемся в телегу? - предлагает Платон совершенно неожиданно, а потом скидывает подмигивающий смайлик и добавляет: - У меня есть для тебя пара слайдов”. Игорь замирает на месте, а потом, сунув телефон в карман, стремительно оборачивается к Ксюхе и громко ее окликает: - Покурим? Есть одно дело, с меня пиво, - и когда Зайцева удивленно вскидывает бровь, поясняет: - Ты же мне расскажешь, как скрыть свой номер в телеге? - Нихуя себе, как у вас все серьезно, - догоняя его, громко ржет Ксюха и, хлопнув Игоря по плечу, с любопытством уточняет: - Я же правильно понимаю, что ты дозрел до того, чтобы выползти из тиндера со своим Платоном? - Правильно понимаешь, - соглашается Игорь почти обреченно, уже мысленно прикидывая, сколько подъебок выслушает по этому поводу, и Зайцева, разумеется, не разочаровывает. - Ясненько, значит, вы решили перейти на стадию нюдсов, - фыркает она, направляясь за угол к курилке. - Похвально, ты еще долго держался, как я посмотрю. - Стадию чего? - следуя за ней по пятам, растерянно переспрашивает Игорь, прикидывая, не обидится ли Платон, что он опять слился в самый неподходящий момент. Впрочем, не должен, он ведь знает, что Игорь на работе. Мало ли, какие дела его могли отвлечь, например, очередной убойный проект. - Нюдсов, Гром. Дикпики, обнаженка, легкая эротика. Короче, называй, как хочешь, но суть одна - очень скоро тебе будет на что подрочить, поздравляю, - насмешливо поясняет Ксюха и, остановившись возле урны под навесом, достает из кармана пачку мальборо. Косится на Игоря с неподдельным интересом и снова ржет, когда Игорь, отчаянно краснея, бубнит: - Я уже пожалел, что тебе рассказал. Не заставляй меня жалеть еще больше, - и, опустив взгляд, тоже тянется к пачке. Он не слишком надеется, что слова возымеют эффект, но Зайцева проявляет удивительное для себя милосердие и, прекратив глумиться, прикуривает сигарету, а после передает зажигалку Игорю и вздыхает: - Ладно, давай сюда свой телефон, сейчас все сделаем. Обрадованный тем, что вроде бы легко отделался, по крайней мере пока, Игорь протягивает ей свой телефон и, глубоко затянувшись, с любопытством заглядывает через плечо. А еще молится всем богам, чтобы Платону не вздумалось именно сейчас написать что-нибудь весьма недвусмысленное, потому что тогда, Игорь уверен, не будет ему спокойной жизни, ибо Ксюха его попросту изведет своими шутейками. Ну и, конечно же, за ней не заржавеет распиздеть всем остальным о том, что она подглядит в игоревых сообщениях. С такими друзьями, как у него, приватность личной жизни - понятие весьма относительное и расплывчатое. - Готово, - потыкав что-то в настройках, объявляет Зайцева и, кивнув на экран, продолжает: - Вот по этому юзернейму тебя можно будет найти поиском. Игорь бросает быстрый взгляд на профиль и возмущенно вскидывает бровь. Ксюхе он, конечно, благодарен, но “@ded_inside” кажется несколько оскорбительным. Не настолько он и дед, в конце концов, всего-то лет на пять старше самой Зайцевой. - Ты, кажется, пропустила букву, - замечает Игорь с нескрываемым сарказмом, на что Ксюха лишь пожимает плечами и, картинно выдохнув дым, ехидно припечатывает: - Не думаю, - а после не менее ехидно поясняет: - Мы три года уговаривали тебя выкинуть свой кирпич, Гром, а моя восьмидесятилетняя бабуля уже почти десять лет со смартфоном гоняет и подружкам фотки своего кота в вотсапе шлет. Так что ты - тот еще дед. - Ну, тогда уважай седины и кончай глумиться, - хмыкает Игорь, отнимая у нее телефон и убирая его в карман. В пару затяжек докуривает сигарету и, прицельно закинув бычок в урну, кивает: - Ладно, пойду разбираться с бумажками. - Мы завтра с Юлькой к мертвым поэтам, присоединяйся, - уже в спину ему кричит Зайцева, и Игорь, обернувшись, кивает. - Заметано. Там и проставлюсь, - соглашается он, даже особо не раздумывая. К этому бару возле Литейного Игорь питает особую нежность, так что Ксюха знала, чем выманить его из дома в единственный выходной. - Столик заказан на восемь, - улыбается Зайцева, а потом, будто бы что-то вспомнив, поспешно и очень серьезно добавляет: - Игорь… Фотку смени в телеге, не свети еблом лишний раз, оно у тебя приметное. И старую удали из аккаунта. Ну так, на всякий случай. - Обязательно, - успокаивает ее Игорь и, махнув на прощание, скрывается наконец за углом. Время близится к обеду, и если он хочет сегодня уйти хотя бы вовремя, а не засидеться опять допоздна, пора браться за дела. Примерно через полчаса бесцельного залипания в монитор Игорь понимает, что буквы в его отчете категорически не желают складываться во вменяемые слова, и сдается. Мысли то и дело возвращаются к последнему сообщению Платона, и если заходя в управление Игорь клятвенно обещал себе, что сначала разберется с работой, а уж потом вернется к прерванной беседе, то сейчас он уже не тешит себя иллюзиями: ничего из этого зарока не выйдет. Поэтому Игорь поднимается с места, идет за кофе, а после, вернувшись к своему столу и удобно устроившись в кресле, берет в руки телефон. Первое, что он делает - это меняет отображаемое имя с “Игорь Гром” на “Игнат”, потому что было бы ужасно глупо спалиться на такой херне. Сразу после - удаляет поставленную Юлькой на аватар фотографию из профиля. Фотка ему нравится, Пчелкина когда-то сделала пару снимков на одной из питерских крыш, но на ней действительно отчетливо видно лицо, а к такой откровенности Игорь пока не готов. Ксюха права - после громкого ареста Разумовского его рожа мелькала везде и всюду, а значит, велик шанс, что Платон видел его в одном из многочисленных репортажей. Игорь уверен, если они с Платоном встретятся, ему долго придется извиняться за эту дурацкую конспирацию, но у него еще будет время придумать себе годную отмазку, а пока стоит быть поосторожнее. Немного поразмыслив, Игорь торопливо открывает чат с Юлькой и набирает: “Помнишь те мои фотки, которые ты делала у вас на димкин день рождения? Они у тебя далеко?” Пчелкина реагирует практически моментально, но это и неудивительно - с телефоном она не расстается практически никогда, разве что в душе, да и в этом Игорь не то чтобы до конца уверен. “Когда ты орал “Рыбу без трусов” и перебудил нам всех соседей? Разумеется, помню, - отвечает она с плохо скрываемым сарказмом, а потом деловито уточняет: - Тебе скинуть?” “Нет, конечно. Мне просто приятно знать, что ты хранишь их в своей галерее”, - в тон ей отвечает Игорь, улыбаясь уголком губ. Юлька зависает на мгновение, а потом присылает дурацкий стикер со взъерошенным рыжим котом и парирует: “Не надейся, они уже давно в облаке. На телефоне я храню те, на которых ты бухой на спор отжимаешься сотку к ряду”, - и Игорь, как ни старается, в упор не может вспомнить, как у нее мог оказаться этот компромат. Впрочем, не успевает Игорь поинтересоваться, когда именно такое было, как в чат прилетают штук десять фоток, и он удовлетворенно хмыкает. Снимки именно такие, какими Игорь их помнит: темные, почти нуарные, на некоторых легко угадывается его профиль на фоне ночного неба за окном, но один из них - определенно то, что нужно. На фото лишь силуэт с гитарой, подоконник и неясные громады домов на другом берегу Мойки. Стильно и совершенно беспалевно, как Игорь и хотел. “Ты лучшая, спасибо”, - быстро печатает он Пчелкиной, на что та лишь коротко замечает: “Спасибо - и это все?” “Завтра у поэтов сочтемся”, - обещает ей Игорь, добавляет подмигивающий смайлик и выходит из чата, справедливо решив, что Ксюха и так быстро доложит Пчелкиной, с какой такой радости он вздумал присоединиться к ним в баре. Добавив фотографию в аккаунт, Игорь сворачивает телегу и переходит в тиндер, а потом, перечитав последнее сообщение, с гулко колотящимся в ребра сердцем, печатает: “Слайды - это повод. Считай, ты меня ужасно заинтриговал. Как тебя найти?” За то время, пока Игорь ждет ответ, он успевает ополовинить свою кружку с кофе, добавить пару бессмысленных строк в отчет и решить, что Платон передумал, но потом телефон коротко вибрирует, и Игорь, схватив его, читает: “Скинь свой юзернейм, я сам найду”. Игорь поспешно набирает выдуманный Ксюхой в порыве вдохновения юзернейм и, отправив сообщение, принимается ждать, развернув список чатов в телеграме. Новый появляется практически сразу же, от пользователя “@platON”, и Игорь, улыбнувшись, тапает по нему. Фотка в профиле та же, что и в тиндере, яркая и солнечная, уже привычная. Платон, похоже, из тех, кто не заморачивается разнообразием или же просто не любит, когда его фотографируют. А жаль. “Ты один?” - висит в чате, и Игорь поспешно пишет: “Я уже в офисе, но рядом никого. А что?” Он ждет чего угодно, на самом деле, но не того, что в ответ Платон без объявления войны скинет фотку. Едва не смахнув кружку с недопитым кофе со стола, Игорь воровато оглядывается, не маячит ли кто-нибудь за спиной, и убедившись, что все чисто, жадно всматривается в снимок. Как там говорила Ксюха? Нюдсы? Легкая эротика? Вот уж дудки, Платон, черт его возьми, решает зайти сразу с козырей и прибегнув к помощи тяжелой артиллерии. Обстановка и ракурс не оставляют сомнений - снимок сделан каких-то пару часов назад, и Платон вовсе не шутил, когда намекнул, что чашку с кофе ему придется отставить в сторону. Ебаный, блядь, боже. Вода в ванне какая-то оранжевая с неясно поблескивающей взвесью, зато кожа у Платона на контрасте с нею светлая, от летнего золотистого загара почти ничего не осталось. Хорошо очерченные грудные мышцы, небольшие и аккуратные твердые соски, крепкое бедро закинуто на бортик ванной так, что открывается просто крышесносный вид на стройную ногу и узкую лодыжку. Волоски светлые, почти незаметные, липнут к влажной коже, и Игорь сглатывает, ловя себя на мысли, что хочется провести ладонью по этой ноге, огладить ее, а потом прижаться губами к острой коленке. Рука Платона скрыта под окрашенной водой - специально он что ли в нее что-то влил? - но сомнений нет никаких, он точно обхватывает пальцами свой член, Игорь видит неясную тень под сверкающей гладью. Щеки опаляет жаром, а собственный член в джинсах твердеет так стремительно, что хочется сквозь землю провалиться. Вокруг гудящий оупенспейс, кто-то ходит мимо, а Игорь, прикрыв ладонью экран, шумно выдыхает и решительно поднимается с места, чтобы позорно сбежать отсюда, пока никто его не спалил, а еще - пока стояк штаны не порвал ко всем чертям. Как он добирается до сортира, одному богу ведомо. Запирается в самой дальней кабинке и, привалившись к прохладной стене спиной, снимает блокировку с экрана. В чате сразу после фотки болтается сообщение: “Ты молчишь слишком долго. Надеюсь, у тебя не случился инсульт, - участливо и, кажется, с легкой насмешкой пишет Платон, а потом добавляет: - И сорри за блестки, соседка обожает эти бомбочки из лаша, а с ними всегда натурально лотерея. Я от этой параши полчаса отмывался и все равно весь сияю, как звезда бурлеска”. Решив, что он потом погуглит, что такое бурлеск, Игорь непослушными пальцами одной руки расстегивает болт на джинсах, а другой медленно, то и дело опечатываясь и стирая написанное, набирает: “Инсульт не случился, случился стояк”. Молния поддается не с первого раза, но Игорь упрямо дергает собачку вниз, а сразу после скользит ладонью по поджавшемуся от прохлады животу и забирается ею в джинсы. Пальцами сжимает член у основания и тихо, на грани слышимости стонет, беспомощно прикладываясь затылком о кафель. Пиздец, ну какой же пиздец, даже в самые отчаянные времена он никогда не опускался до того, чтобы дрочить в сортире управления. Прикрыв глаза, Игорь скользит рукой по всей длине, закусывает губу, когда ладонь касается чувствительной головки и медленно потирает ее большим пальцем. Так хорошо, что аж плохо. Даже зажмурившись, Игорь отчетливо видит мелкие капельки воды на коже напряженного бедра. Их хочется собрать языком, а потом оставить взамен яркий засос, чтобы пометить. Чтобы присвоить и сорвать с губ удивленный вздох. После такого идея согласиться и отложить встречу до мая, уже не кажется Игорю настолько уж удачной. Если Платон вздумает продолжить в том же духе и станет изводить его подобными сюрпризами все оставшиеся две с лишним недели, Игорь успеет издрочиться насмерть, и это будет самая нелепая смерть из всех возможных. Телефон в другой руке вибрирует, и Игорь, вздрогнув, распахивает глаза. Быстро опускает взгляд на экран и шумно выдыхает, потому что Платон почти невинно интересуется: “Надеюсь, тебе есть, где уединиться? - и, кажется, окончательно обнаглев, добавляет: - Потому что дрочить на рабочем месте - это моветон”. “Так уверен, что я буду на тебя дрочить?” - безнадежно уточняет Игорь, доставая ладонь из штанов и сплевывая на нее, а потом снова обхватывает член рукой и сжимает. Стояк почти болезненный, внизу живота все огнем горит, но Игорь все равно не спешит, растягивает удовольствие, жгучее и выворачивающее наизнанку, двигает ладонью мучительно медленно и в конце концов срывается на тихий стон. “Абсолютно, - отвечает Платон. - Потому что другого решения твоей проблемы я не вижу”. “Туше”, - коротко соглашается Игорь, уже резче толкаясь в сжатый кулак. Ноги мелко подрагивают, и если бы не стена, он бы вряд ли сейчас устоял на них. Все тело напряжено, каждая мышца звенит натянутой струной, свежий синяк на животе противно ноет, несколько охлаждая пыл, но Игорь упорно скользит рукой по члену, доводя себя до исступления. И кажется, будто возбудиться еще больше просто невозможно, а потом Платон присылает очередное сообщение, и Игорь сдавленно стонет, отстраненно радуясь, что в туалете он один. “Хочу видеть”. Холодный кафель под затылком здравости рассудку не придает, слова по мозгам бьют точно разрядом, и Игорь, не задумываясь особо, включает камеру. Ума хватает лишь на то, чтобы в кадр попало как можно меньше лишнего, только кусок пола, носки ботинок, расстегнутые джинсы и ладонь, тесно обхватывающая головку члена. План настолько крупный, что видно, как блестит смазка на коже, но Игорь, не позволяя себе передумать и отчаянно сгорая со стыда, скидывает фотку в чат. В конце концов, не он это начал, и пусть Платон, где бы он сейчас не был, тоже обдрочится. В эту игру можно играть вдвоем, а Игорь очень быстро усваивает правила. “Охуеть. А у тебя не только руки здоровые, да? - тут же реагирует Платон, и от его слов Игоря с ног до головы окатывает горячей, просто обжигающей волной. Движения становятся все более беспорядочными и резкими, Игорь чувствует, как смазка пачкает пальцы, а живот сводит судорогой, а Платон меж тем интересуется: - Ты близко, да?” “Я почти”, - негнущимися пальцами набирает Игорь, едва не выронив телефон, на что Платон коротко командует: “Тогда кончай”. И по ощущениям, в этот момент потолок падает Игорю на голову, потому что в глазах темнеет, а тело разом становится ватным. Закусив губу до крови, Игорь сжимает себя под головкой, крупно дрожит и все-таки сползает по стене вниз. Холодный пол под задницей несколько отрезвляет и приводит в чувство. Игорь дышит раскрытым ртом пару минут, а потом лениво тянется к рулону туалетной бумаги. Наспех обтеревшись и застегнув джинсы, он покидает кабинку и останавливается напротив большого зеркала, висящего над раковинами. Вид у него, что и говорить, совершенно расхристанный и неприлично довольный, и как с такой сияющей сытой рожей показываться теперь коллегам на глаза, Игорь понятия не имеет. Включив холодную воду, он споласкивает руки и с наслаждением умывается, а затем, закрутив кран, снова берется за телефон. “Игнат, все хорошо?” - уточняет Платон обеспокоенно, и Игорь, тихо рассмеявшись, признается: “Твоими стараниями - более чем, - а потом, улыбнувшись, набирает почти с нежностью: - Ты в курсе, что ты совершенно отбитый?” “Но тебе это нравится”, - с плохо скрываемым самодовольством парирует Платон, и Игорь не находит в себе сил, чтобы возразить. Опыт, конечно, что и говорить, поистине новый и непривычный, но нужно быть законченным лжецом, чтобы заявить, что ему не понравилось. “Еще как”, - соглашается Игорь предельно честно, чувствуя, как по телу разливается приятная, чуть коматозная истома. Ну и как теперь работать вообще после такого? Платону хорошо, у него выходной, а вот Игоря еще ждут бесконечные отчеты, в которых он не продвинулся ни на шаг с того момента, как вернулся в управление. “А мне нравится, что ты не носишь белья. Это очень горячо, - прилетает от Платона, когда Игорь уже выходит в коридор, с высокой колокольни наплевав, что о нем могут подумать излишне внимательные коллеги. Платон же, явно заинтригованный, продолжает: - Ты так всегда ходишь или это разовая акция?” “Всегда, когда не успеваю найти утром трусы, - насмешливо отвечает Игорь, совсем немного дразнясь, а потом добавляет с нескрываемым удовольствием: - Но если тебе так нравится, я могу больше не искать их”. “Ловлю на слове”, - заявляет Платон, и сразу после отправляет в чат стикер с подмигивающим котиком. Улыбнувшись, Игорь убирает телефон в карман и поспешно шагает по коридору к оупенспейсу с твердым намерением больше не отвлекаться до окончания рабочего дня. Что бы там Платон еще не написал, он ответит ему вечером, потому что с сегодняшнего утра эта переписка стала весьма опасной для общественных мест. Поужинав купленной по дороге шавермой, Игорь, немного подумав, заваривает себе крепкого черного чаю и, устроив кружку на табуретке рядом с телефоном, затыкает слив ванной. Наполняется она быстро, от поверхности поднимается едва заметный пар, и Игорь, раздевшись, с наслаждением забирается в горячую воду, откинувшись затылком на бортик. Свет в кухне не горит, лишь от лампочки в коридоре долетает мягкий и рассеянный отблеск. Игорь расслабленно вздыхает, прикрывает глаза и думает о том, как за неделю с небольшим жизнь его перевернулась с ног на голову. Сложно вспомнить, когда он в последний раз вот так безрассудно себя вел, когда в последний раз вот так открыто и беззастенчиво не флиртовал даже, а вполне себе конкретно домогался кого-то, не испытывая по этому поводу никаких сомнений. Каждые его отношения начинались спонтанно, какие-то затяжным и томным конфетно-букетным периодом, какие-то моментальным и бездуховным прыжком в койку, но ни разу его так не крыло на всех уровнях одновременно. С Платоном хотелось всего и сразу: часами болтать о какой-нибудь ерунде, а потом, не размениваясь на долгие прелюдии, с отчаянием утопающего дрочить на его фотки и крайне недвусмысленные намеки. Платон был классным и ужасно горячим, а еще - красивым до поджимающихся яиц, и Игорь, как не старался, все не мог взять в толк, почему он, весь такой охуенный, искал партнера в приложении для знакомств, а не в каком-нибудь баре. Если бы Игорь увидел его, он бы точно мимо не прошел, а если бы перекинулся хотя бы парой слов, то Платон и вовсе бы от него не сумел отвязаться. От размышлений отвлекает телефон, вздрогнувший входящим сообщением. Игорь медленно поднимает руку, обтирает ладонь о полотенце, висящее рядом на крючке, и тянется к нему, даже не сомневаясь, что это Платон. Платон всегда знает, когда Игорь о нем думает, будто чувствует что-то и тут же напоминает о себе. “Спишь?” “Нет, в ванне валяюсь. Твой пример заразителен, и потом, у меня тоже начался выходной”, - набирает Игорь в ответ, мягко улыбаясь. Горячая вода приятно успокаивает уставшие мышцы, и хочется лежать так примерно целую вечность. “Фотки будут?” - интересуется Платон через пару минут, явно подначивая, и Игорь, усмехнувшись, с удовольствием включается в игру. “Только если хорошо попросишь”, - пишет он, закусывая губу и продолжая улыбаться. Не то чтобы он собирался ломаться, но эта атмосфера - приглушенный свет и расслабленность во всем теле, - будит нестерпимое желание подразниться, и Игорь ни в чем себе отказывает. “Пожалуйста?” - прилетает от Платона тут же, но Игорь лишь хмыкает и неспеша набирает в ответ: “И это весь твой словарный запас? - а после с легкой усмешкой добавляет: - Я разочарован”. Он ждет, что Платон отшутится, скажет, что это ребячество, или вовсе соскочит с темы, но Платон умеет удивлять, и к этому, по-хорошему, пора бы уже привыкнуть. Он молчит несколько минут, а потом предельно серьезно начинает: “Окей. Ладно. Игнат, я хочу тебя увидеть, - на этом сообщение обрывается, но Игорь видит, что он продолжает печатать, и решает не перебивать. Решение оказывается верным, потому что то, что Платон пишет дальше, заставляет Игоря буквально задохнуться. - Всего, знаешь. Я видел твой живот, грудь и руки. Даже член мельком. Но мне нужно больше. Хочу знать, насколько ты высокий. Такие ли у тебя узкие бедра, как мне показалось. Есть ли у тебя волосы на теле или ты весь гладкий. Короче, заебало складывать паззл, хочу всю картинку целиком”. И с одной стороны, все это ужасно лестно и заводит нереально, а с другой - Игорь иррационально ощущает себя, как на выставке породистых псов. Словно бы для того, чтобы взять медаль, нужно быть не только славным щеночком, но еще и соответствовать каким-то тщательно выверенным породным стандартам, и от этого становится немного горько. “Для тебя это так важно? Оценить и решить, стоит ли тратить на меня время?” - получается несколько грубее, чем Игорь планировал, но предательская мысль о том, что Платон банально ведется на то, как он выглядит, а вовсе не на то, что говорит и тем более чувствует, так и подзуживает на глупости. “Ты идиот, если так думаешь, - явно раздраженно отзывается Платон, а потом обескураживающе честно, как только он умеет, продолжает: - Для меня важно думать именно о тебе, а не представлять абстрактный образ какого-то мужика, когда я трахаю себя пальцами. Такой ответ устроит или ты станешь снова придумывать себе какую-то невероятную чушь?” Слова его попадают точно в цель. Бьют под дых, заставляя беспомощно хватать ртом воздух. Вот, значит, как. Значит Платону, по большому счету, плевать, как именно Игорь выглядит, у него нет какого-то одному ему известного чек-листа, и все куда проще - он просто не желает полагаться на воображение в том, что можно увидеть своими глазами. За свои слова становится отчаянно стыдно, настолько, что хочется врезать себе хорошенько, а потом долго и обстоятельно извиняться, но вместо этого Игорь лишь шумно выдыхает и, взяв себя в руки, виновато уточняет: “Я опять веду себя, как мудак, да?” - вопрос, конечно, риторический, однако Платон, будто бы разом смягчившись, успокаивает его: “Совсем немного, - а потом продолжает: - Перестань видеть во всех моих словах подвох. Я для себя уже все решил, что нужно, а теперь просто хочу оставить чуть меньше на откуп своей фантазии, чтобы потом она не слишком разошлась с реальностью. Так понятнее?” Игорь перечитывает его сообщение дважды, прежде чем ответить, потому что одно дело - сделать выводы самостоятельно, и совсем другое - убедиться окончательно, что Платон имел в виду именно то, о чем он сам подумал. “Гораздо, - наконец отзывается Игорь, ощущая себя кретином. Полнейшим и безнадежным, но таким по-уебски счастливым. Он смущенно улыбается краешком губ, а потом все же интересуется неуверенно: - Ты злишься?” “Не буду, если ты удовлетворишь мое любопытство, - видимо, совсем расслабившись, смешливо пишет Платон, добавляя пару смайликов, и Игорь, окончательно успокоившись, что ничего не испортил, быстро печатает: “Здесь темно. Вряд ли ты что-нибудь разглядишь”. Впрочем, уже отправив сообщение, Игорь знает совершенно точно: после таких платоновых откровений он просто не имеет никакого морального права соскочить. Да и не хочет, если уж быть честным с собой. Это стремительно развивающееся знакомство - Игорь пока суеверно боится окрестить его отношениями, чтобы не сглазить, - заставляет его начисто отбросить всякий стыд. Одна только мысль о том, что в следующий раз, когда Платону вздумается подрочить или растянуть себя пальцами, он будет представлять себе именно его, а не какой-то смазанный и придуманный образ, здорово бьет по мозгам возбуждением. А еще невероятно заводит тот факт, что ни у одного из его любовников в телефоне отродясь не водилось игоревой обнаженки. Осторожность всегда была превыше всего, и сегодня Игорь, наплевав на возможные последствия, собирался основательно поступиться своими принципами. “Ванна при свечах?” - уточняет Платон, кажется, несколько игриво, но Игорь, тихонько рассмеявшись, честно признается: “Ванна на кухне, - и, подумав, тут же немного смущенно оправдывается: - Старый фонд с его припизднутыми планировками, а свет только в коридоре”. “Похуй. Все равно хочу”, - заявляет Платон серьезно, окончательно ставя точку в этом бессмысленном диалоге. Игорь уверен, он тоже прекрасно понимает, что сомнений больше нет. Что все сомнения остались там, несколькими сообщениями выше, когда Платон в очередной раз поразил его воображение своей всратой и совершенно сносящей крышу честностью. Игорь мягко улыбается и, сдернув с крючка полотенце, накидывает его на лицо, а затем, закинув ноги на край ванны, скрещивает их в лодыжках, слыша, как со ступней на пол тихо капает вода. Подняв руку вверх, делает пару снимков на фронталку, после чего подпихивает полотенце под голову и придирчиво рассматривает фотки. Темнота играет ему на руку, в неверном свете из коридора шрамы на груди и пулевое под ключицей можно разглядеть, только если точно знать, где их искать. Налившаяся всеми цветами радуги гематома на животе тоже не слишком привлекает внимание. Зато пальцы, обхватывающие бортик ванны, расслабленное предплечье и ноги, до середины бедра скрытые темной водой, отчетливо виднеются в кадре. Достаточно, чтобы увидеть картину в целом, но света, действительно маловато - фото выходит неоднозначным и все еще оставляющим слишком многое на откуп фантазии. Однако, раз Платону так сильно хочется, черт с ним. Платон разглядывает фотку долгих несколько минут, а после с нескрываемым восторгом пишет: “Ты такой красивый. Я выбил джек-пот и отхватил себе самого красивого мужика в этом городе”. “Да брось, - неожиданно даже для себя покраснев, смущенно возражает Игорь, а потом в порыве откровенности продолжает: - Самый обычный, особенно в одежде. Ты, скорее всего, прошел бы мимо, многие так и поступают”. “Но я не прошел, - парирует Платон и, помолчав, добавляет предельно серьезно: - Дядь, если ты думаешь, что я на твои кубики повелся, то у тебя охуеть какая низкая самооценка. Это, конечно, приятный бонус, что ты оказался ходячим сексом, но я не на это запал. Мне понравилось, как ты себя подаешь, без выебонов, спокойно и с достоинством. Нравится, как ты шутишь, как рассказываешь про свой город. Как пишешь по утрам и перед сном желаешь спокойной ночи. У меня сто лет такого не было, прикинь, какой я жалкий?” От его слов что-то внутри сжимается в приступе внезапной нежности, и Игорь, тряхнув головой торопливо печатает: “Ты не жалкий, ты просто все это время не там искал, - а потом, осознав всю иронию ситуации, добавляет: - Как и я”. Если так подумать, про себя самого Игорь может сказать почти все то же: даже сильно постаравшись, он не сумеет припомнить, когда кто-то в последний раз присылал ему на ночь сообщения или интересовался, успел ли он позавтракать перед работой. Платон же умудрялся делать это так естественно и непринужденно, будто они сто лет знакомы и ему действительно до всего есть дело. Платон спрашивал, какой кофе Игорь пьет, ворчал, когда Игорь засиживался на работе допоздна и пел восторженные дифирамбы бубличной, которую Игорь ему посоветовал. И если вот это все нельзя было бы назвать настоящей близостью, какой в жизни Игоря давненько не случалось, тогда он вообще не знает, что она из себя представляет. От этих размышлений Игоря отрывает очередное сообщение от Платона. “Вода, наверное, остыла, - пишет тот, с изяществом слона в посудной лавке соскакивая с темы, а потом добавляет, кажется, с сожалением: - Мне нужно по делам отъехать, а ты ложись, ладно? Я в ближайшие часа полтора за рулем буду, так что не жди. Отоспись лучше, трудоголик”. “Что-то случилось?” - взволнованно интересуется Игорь, но Платон тут же его успокаивает: “Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Уже поздно, соседка попросила забрать ее от подружки, чтобы одной по спальнику не шарахаться. На Дыбенко это, сам знаешь, сомнительное удовольствие. Пока туда-сюда сгоняю, ты уже десятый сон видеть будешь”. “Твоя правда, - соглашается Игорь смиренно, прикинув, что от Петроградки до Дыбенко, действительно, не ближний свет, и, улыбнувшись, уточняет: - Тогда спокойной ночи?” В ответ Платон скидывает ему ублюдски-сахарный стикер с сердечками и пропадает из онлайна. Вздохнув, Игорь откладывает телефон и лениво выковыривает пробку из слива. Вода и впрямь успела остыть, и теперь неприятно холодила распаренную кожу. Уже почти засыпая, Игорь внезапно вспоминает, что так и не нашел времени просмотреть папки, которые ему на стол с видом мученицы опустила стажерка Хазина накануне. И это, как ни крути, просто восхитительно. Нет, в том, что он, как последний мудак, совершенно забыл о данном Петру Юричу обещании проглядеть материалы, вовсе нет ничего даже отдаленно восхитительного, и история скорее попахивает форменным свинством. Но вот тот факт, что за сегодняшний день Игорь ни разу толком о майоре Хазине не вспомнил, здорово радует своей новизной. Голова его, безнадежно забитая мыслями о Платоне, впервые за долгое время была свободна от дурацких переживаний о Хазине со всеми его ужимками и картинными жестами, и это оказалось настолько здорово, что Игорь, дойдя до этого места в своих размышлениях, не может сдержать счастливой улыбки. Неужели выплыл? Неужели под ногами начинает нащупываться твердое дно, по которому удастся выбраться из этого топкого болота окончательно? Внутри до сих пор что-то екает, конечно, стоит только вспомнить неуверенную и едва тронувшую губы улыбку Хазина в тот момент, когда Игорь жал ему руку на прощание, но нет больше того идиотского, почти мальчишеского трепета в груди от этого воспоминания. Поторговавшись с собой совсем недолго, Игорь квалифицирует это сосущее чувство, как тоску по несбывшемуся, и с глубочайшим удовлетворением ставит точку в этой истории, пусть и не такую жирную, как ему бы хотелось. Но это лишь вопрос времени. Хазин, конечно, все еще цепляет его за живое, но теперь у Игоря есть Платон, и было бы совершенно нечестно пытаться усидеть на двух стульях разом. Он выбирает Платона, который тянется к нему всем собой, день за днем становится все ближе и понятнее, а еще - все больше проникает в игореву жизнь, заполняя собой все пробелы. Словно вода, наполняющая сосуд, и Игорь откровенно тащится от этого ощущения. От понимания, что ты кому-то так сильно нужен и важен. Игорь больше не намерен ставить себя на паузу, замирая в ожидании чего-то, что никогда не случится, хватит с него. Он выбирает быть здесь и сейчас, в той точке пространства и времени, когда закрывая глаза и засыпая, он больше не грезит о том, как однажды Петр Юрич прозреет и поймет, что упускает. Вместо этого Игорь на грани сна и яви с улыбкой думает о том, что еще на один день стал ближе к тому моменту, когда наконец увидит Платона и сможет сказать ему, глядя в глаза, как сильно и чертовски безнадежно в него влюблен.