Это мэтч

Покрутившись среди однотипных панелек, Петя наконец тормозит у нужного подъезда и, приоткрыв окно, тянется к сигаретной пачке, одновременно отстукивая Нине в телегу короткое: “Я на месте”. Двигатель глушить смысла нет - Нина не из тех девчонок, которые заставляют себя подолгу ждать, и Петя уверен, не успеет он докурить, как та выпорхнет из дверей подъезда, чтобы тут же нырнуть в теплый салон машины. Иногда, в моменты слабости, в голову даже приходят мысли, что если бы жизнь сложилась несколько по-другому, Петя бы обязательно на ней женился, потому что такую идеальную во всех отношениях спутницу еще попробуй отыщи. Да, слишком острая на язык, да, порою чересчур прямолинейная, но вместе с тем умная, бесконечно смешливая, легкая на подъем и красивая, Нина была тем самым экземпляром женщины из палаты мер и весов, с которым Петя мог бы себя запросто представить рядом. Ну, если бы его чуть меньше привлекали высокие и ехидные мужики. Щелкнув зажигалкой, Петя с удовольствием затягивается и, откинувшись в водительском кресле, прикрывает глаза. В памяти тут услужливо возникают сегодняшние, присланные Игнатом фотки, и он смущенно улыбается уголком губ, чувствуя, как внутри разливается приятное и тянущее тепло. Дразнясь утром еще в чате тиндера, Петя ни на что особо не рассчитывал, и если честно, был совершенно уверен, что Игнат сведет весь этот слегка насмешливый вирт на грани фола к хорошей шутке, но пару снимков все же зачем-то сделал все равно. Словно бы пытаясь убедить самого себя, что он способен и на такую дурость. Прежде Пете и в голову не приходило с кем-то так себя вести, так откровенно выставляться напоказ и так же откровенно от этого кайфовать. Строго говоря, ни с кем до сегодняшнего дня Петя в своей жизни раньше и не добирался до стадии нюдсов, либо прекращая знакомство на более раннем этапе по причине непроходимой тупости собеседника, либо благополучно проскакивая ее. Потому что, ну в самом деле, какой резон слать обнаженку тому, с кем ты и так ебешься во всех позах? Наверное, в нормальных отношениях это было бы уместно - подогревать интерес или дразнить, обещая отличный вечер, - но Петя, к стыду своему, в нормальных отношениях никогда и не бывал, а в том, чтобы скидывать случайному ебырю свои фотки, смысла особого не видел. С Игнатом же все было по-другому. Его отчаянно хотелось распалять и прощупывать границы дозволенного. Показать себя и понять, какая реакция за этим последует. Разобраться, чего именно ждать от личной встречи, которую Петя сам, по собственной же дурости и отсрочил на несколько недель. Игнат был старше на семь лет, но вопреки ожиданиям, ощущалась в нем какая-то легкая скованность, когда речь заходила о сексе. Флиртовал он неловко, будто бы сам себя стесняясь порой, и Пете хотелось знать, к чему готовиться, чтобы ничего не испортить своим излишним энтузиазмом. В Игната он, чего скрывать, уже сейчас втрескался отчаянно, и, следовало ожидать, что с каждым днем ситуация будет только усугубляться, а Петя вовсе не желал показаться ему наглухо озабоченным идиотом при первой встрече. Он ведь, несмотря на долгие и обстоятельные разговоры, почти ничего толком об Игнате не знает в плане личной жизни. Случались ли у него в раньше серьезные отношения или же он, как Петя, перебивался легкими и ни к чему не обязывающими интрижками? Как много партнеров у Игната было? Спал ли он, в конце концов, когда-нибудь с мужчинами вообще или для него это новый опыт, в котором, чтобы все сложилось отлично, следует быть предельно терпеливым и внимательным к мелочам? Петя ничего из этого не знает, но готов из кожи вон вылезти, чтобы Игната не упустить и сделать все правильно, а для этого, как ни крути, приходится идти на отчаянные меры, и утренние нюдсы - одна из них. Уже отправив фотку и маясь в ожидании ответа, Петя, жуя свой завтрак в кафешке рядом с домом, с ужасом прикидывал, не слишком ли он поторопился вопреки своим же мыслям о том, что с Игнатом стоит быть посдержаннее, хотя бы первое время, но опасения оказываются совершенно напрасными. Игнат его удивляет. Петя и думать не смел, что тот может оказаться таким раскованным. Таким неприкрыто честным и бесстрашным, чтобы меньше чем через две недели с момента знакомства взять и вот так запросто в ответ на почти невинную легкую эротику прислать дикпик тому, кого в глаза не видел. Но как бы сильно не поражала та легкость, с которой Игнат включился в эту увлекательную игру, еще больше поражал воображение сам его член. Петя за свои годы быстрых клубных перепихонов их повидал немало, самых разных от совсем печальных, до тех, чтобы ли очень даже ничего, но Игната природа явно одарила куда более щедро, чем любого из прежних петиных любовников, и это вызывало невольный трепет пополам со жгучим возбуждением. Член Игната, даже прикрытый его широкой ладонью на фотке, казался весьма внушительным, с крупной темной головкой, при виде которой невольно пересыхало в горле. На такой член хотелось немедленно насадиться ртом и сосать, постанывая от кайфа. А после - умолять Игната выебать его до звезд в глазах. Отчего-то теперь, увидев Игната во всей красе, от которой дыхание сбивалось начисто, Петя был почти уверен, что трахается тот, как боженька, потому что было бы совершенным кощунством, имея такое тело и такой хер, заниматься сексом исключительно в миссионерской позе и под одеялом. От этих мыслей а еще, конечно, от игнатовых сообщений, разом сделалось так жарко, что допив залпом свой кофе и позорно сбежав от недоеденного завтрака, Петя еще битый час гулял по округе в жалких попытках немного остудить голову и унять отчаянное возбуждение. Ноги совершенно предательски подгибались от того, что где-то на другом конце Питера Игнат в этот самый момент кончал, заперевшись в туалете и разглядывая его фотку. Еще утром казалось, что с Игнатом стоит быть мягче, осторожнее и сдерживать свои неуемные желания в рамках приличий, а теперь у Пети был новый контакт в телеге, пара фоток, на которые с чистой совестью можно было обдрочиться, стирая ладонь до кровавых мозолей, а еще - совершенно окрыляющее чувство предвкушения, что если если ничего не запороть, совсем скоро этот потрясный мужик окажется в его, петиной, койке. Пассажирская дверь открывается, и Нина, устроившись рядом, легонько пихает Петю локтем в бок. - Кончай в облаках витать, весь салон сейчас угваздаешь, - вместо приветствия негромко замечает она, кивнув на почти дотлевшую сигарету в петиной руке. Петя, встрепенувшись, пару секунд задумчиво пялится на окурок, а потом, распахнув дверь и тихо проклиная свою рассеянность, выкидывает его, после чего торопливо стряхивает пепел с колена на улицу. - Призадумался, - бубнит он смущенно и, захлопнув дверь, плавно трогается с места. Пожав плечами, Нина откидывается на спинку кресла и хмыкает: - Мне стоит опасаться, что ты и за рулем можешь призадуматься? - Нет, если развлечешь меня беседой, - с легкой насмешкой парует Петя, выруливая со двора и бросая взгляд в навигатор. Три года в Питере, а города он так и не знает толком, и по памяти может добраться разве что от Петроградки до управления и обратно. Прав был Игнат, когда услышав об этом, принялся добродушно подшучивать, что, мол, Петя без своего телефона в трех соснах заблудиться сумеет, и с этим, как ни крути, пора бы уже что-нибудь сделать. В конце концов, Петербург его новый дом, и нужно начинать изучать его всерьез, а не равнодушно и механически следовать за стрелкой навигатора. Игнат любит этот город всей душой, и сейчас самое время попытаться понять, за что именно. - Меня бы кто развлек, - меж тем мрачно отзывается Нина, задумчиво постукивая пальцами по коленке, а потом со вздохом продолжает: - Чувствую себя в последнее время унылой, злой на весь мир и никому не нужной. У всех весна, счастья полные штаны, а мне хочется людям лица откусывать. Витаминчиков попить, что ли? - Витаминчиков точно попить, - соглашается Петя спокойно и, притормозив на светофоре, ласково добавляет: - Нинок, ты устала просто. Давай, на выходных следующих подменюсь и куда-нибудь сгоняем? Помнишь отель тот на озерах, со спа который? Хочешь, номер забронирую? Погуляем в лесу, в бассейне поплаваем, мясо на мангале зажарим. Классно будет, обещаю. - Идея, конечно, огонь, - задумчиво тянет Нина, а после, покачав головой, убито вздыхает: - Только вот как мне это поможет? - и, поймав вскользь брошенный Петей изумленный взгляд, поясняет уныло: - Отвлечет, конечно, немного, но я же не в целом заебалась, Петь. С учебой порядок, курсач пишется потихоньку, просто… Ну, знаешь, все вокруг такие влюбленные, жизни радуются. Кира сегодня Катьке подарок выбирал, фотки из ювелирки скидывал, все переживал, понравятся ей сережки или нет. Машка битый час про своего аспиранта с химфака трещала, не заткнуть. Даже ты с сердечками в глазах ходишь и пепел себе на джинсы стряхиваешь, а я, как унылая затворница, над своими рефератами да докладами чахну. Нина смущенно отворачивается к окну, а Пете отчаянно хочется тормознуться где-нибудь у обочины и обнять ее, такую потерянную и грустную. Выбрала, конечно, момент для откровений. - Нинок, - беспомощно говорит он, не глядя устраивая ладонь на ее узкой коленке, и Нина, шумно выдохнув, накрывает его руку своими тонкими прохладными пальчиками. - Я влюбиться хочу, Петь, - признается она все так же глядя в сторону. - Наконец-то реально снова хочу влюбиться, чтобы опять бабочки в животе и в голове ветер, только не знаю, как. Мне страшно. Проносящиеся мимо машины огни ночного города путаются в ее легких светлых волосах золотыми нитями, и Петя, плюнув на все, прижимается к обочине, включив аварийку. Они не говорили об этом с тех пор, как Нина приехала в Питер, слишком больно было и слишком тяжело дался ей последний разрыв и побег из Москвы, но больше Петя молчать не собирался. Тем более, раз уж Нина сама, первая затронула эту тему. - Послушай, принцесса, - начинает он со всей нежностью, на которую только способен, - если тебе повстречались подряд два феноменальных мудака, это еще не значит, что следующий окажется таким же. А если вдруг вздумает оказаться - я ему яйца оторву, даже не сомневайся. - Один мудак, - тихо роняет Нина, крепко сжимая петину руку своей, и в голосе ее Пете чудится легкая и снисходительная усмешка. - А я? - растерянно интересуется он, не к месту вспомнив, как Нина беззвучно плакала в подушку в их старой московской квартире, когда узнала, что красивой сказке не суждено сбыться. - А ты - самый лучший мужчина в моей жизни, - обернувшись, Нина мягко улыбается и, потянувшись навстречу, касается петиной щеки губами. Теплая, обволакивающе нежная и такая родная, Петя прикрывает глаза и, отстегнув ремень безопасности, обнимает ее за плечи. Нина жмется ближе, тихонько смеется, и, поняв, что ее отпустило, Петя доверительно тянет: - Чтобы влюбиться, достаточно просто перестать слишком много думать. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, - и, хмыкнув, продолжает ласково: - Может, ты встретишь того, кто стоит тебя, не завтра и даже не через месяц, но встретишь обязательно, я уверен. Он уже совсем близко, ты, главное, не проморгай. - Да, сенсей, - фыркает Нина, окончательно повеселев, и, выпутавшись из петиных рук, поудобнее устраивается на сидении. А потом осторожно скидывает его руку со своего колена и добавляет: - Поехали уже домой, а то сейчас расплачусь от того, какие мы две ванильные пизды. - Плачет девочка в кадиллаке, кутаясь в зябкое пальтецо… - отключая аварийку и послушно трогаясь с места, мурлычет Петя, незамедлительно получая легкий подзатыльник. Бросив быстрый взгляд на Нину, он замечает, как та улыбается, и прибавляет газу. Может быть, не завтра и даже не через месяц, но его маленькая принцесса будет счастливой, в этом Петя даже не сомневается. Нине страшно, она до чертиков боится снова подпускать к себе кого-то близко, но она еще не знает того, что уже понял сам Петя - сердце ее больше не сковано холодом и бьется часто-часто, готовое снова полюбить. Поднявшись на третий этаж управления, Петя обнаруживает там нездоровое оживление, хотя до начала рабочего дня, если верить часам, еще добрых минут двадцать. Коллеги снуют туда-сюда с небывалым энтузиазмом, из-за приоткрытой двери подполковника Егорова доносится разговор на повышенных тонах, а из небольшой кухоньки в конце коридора Петя отчетливо слышит дружный конский ржач, перемежающийся одобрительными возгласами. Блядский боже, его не было в отделе всего день, что тут могло такого случиться, чтобы их тухлое болото так приободрилось? Прошагав по коридору почти до конца, Петя решительно толкает дверь кабинета, в котором сидят его ребята и, уже даже не удивляясь, обнаруживает в нем всю честную компанию в полном составе. Даже Храмцов, стабильно проебывающийся где-то минут на десять-пятнадцать, чинно восседает в своем кресле, потягивая кофе из большой кружки. - О, Петр Юрич, а мы вам как раз звонить собирались, - вместо приветствия заявляет тот, встрепенувшись. - А то, мало ли, опоздаете еще, а тут такое… - Начальство не опаздывает, оно задерживается, - машинально парирует Петя, присаживаясь на диванчик и закидывая ногу на ногу, а потом переводит заинтригованный взгляд на Усова и спрашивает нетерпеливо: - Володя, что за шум, а драки нет? Я такого аншлага в отделе месяца два не видел, с тех пор, как Вяткина с его ребятами брали. - Будет драка всенепременно, - с завидным спокойствием отзывается тот, а потом, осознав, видимо, что понятнее от его слов ситуация не стала, так же спокойно поясняет: - Подполковник Егоров всех на летучку собирает, появилась наводка на тех мефедронщиков, которых почти полгода команда майора Светлова окучивает. Я вчера вам хотел написать, но запамятовал. - Какое счастье, что у меня есть потрясающая привычка приходить на работу вовремя, - с нескрываемым сарказмом тянет Петя, подцепляя чью-то недопитую кружку кофе с журнального столика, и, сделав глоток, успокаивающе отмахивается от смутившегося Володи: - Ладно, проехали. И как Светлов? Безмерно счастлив? - На седьмом небе буквально. Уже в своих мокрых мечтах подпола получает, - влезает Стас, провожая тоскливым взглядом кружку в петиной руке. Ясно, значит, его кофе был, но в большом коллективе клювом щелкать весьма неосмотрительно, так что Петя, проигнорировав его пантомиму, делает еще один глоток. - Когда захват? - интересуется он. Успехи коллеги радуют и удручают одновременно, потому что Саня Светлов, конечно, мужик мировой и внеочередные звездочки заслуживает как никто другой, однако самолюбию петиному, конечно, от этого совсем не легче. Третий месяц пошел, как он безуспешно со своими ребятами гоняется за проклятым барыгой, а толку чуть. Выходит, что плохо он работает, куда хуже старательного Светлова. Позорище. - Вечером сегодня, - пожимает плечами капитан Усов несколько раздраженно, - решили ковать железо, пока горячо. Наводка на склад, где у них лаборатория, вчера все уже проверили - оборудование на месте. Светлов боится, что слиняют опять, там, судя по всему, крупную партию варят и почти закончили. - Значит, сегодня-завтра будут фасовать и сворачиваться, - кивает Петя со знанием дела. Эти химики-любители из Светлова всю душу вытрясли за последние месяцы. Неуловимые, почти как его собственный толкач, они перемещались по Питеру хаотично и бессистемно, шкерились по промзонам, разворачивая мобильную лабораторию, варили партию и растворялись в воздухе бесследно на несколько недель. Порошок каждый раз скидывали весь в одни руки, сами распространением не занимались, и это серьезно усложняло дело. С крупными наркокартелями в Питере особо не пободаешься, они своих поставщиков не сливают, вот и оставалось Светлову вылавливать мелких барыг, толкающих кристаллы по клубам, да носом землю рыть в поисках лаборатории. Рыба покрупнее в руки не давалась, выскальзывала из пальцев с завидной регулярностью, оставляя несчастного Светлова не солоно хлебавши. - Именно, - подтверждает его догадки Володя, едва заметно нахмурившись, а потом, помолчав, продолжает: - В общем, большая операция будет, Егоров весь свободный состав привлекает к ней, а еще патрульных и парочку человек из убойного. Боится, что народу не хватит все лазейки перекрыть. Там место такое нехорошее, склады старые заброшенные, куча проулков и двери со сбитыми замками. Если есть план к отступлению, уйдут, как нефиг делать. - Нас тоже задействуют? - вздохнув, уныло уточняет Петя, уже заранее зная ответ. - Ну разумеется, - хмыкает Стас, скривив рожу. - Виктор Сергеич же свято уверен, что мы тут хуйней маемся, и только один Светлов работает за десятерых. - Цыц, - одергивает его Усов, зыркает предостерегающе и, покосившись на дверь, за которой то и дело кто-то шастает, добавляет вполне миролюбиво: - И на нашей улице праздник будет, щегол. Терпения наберись, не все сразу. - Да-да, знаю, терпение и труд всех до ручки доведут, - прищурившись, кивает Кривогородцев, бросая взгляд на часы и поднимаясь с места. - Может, пойдем уже? Минут пять до летучки осталось. - Хуючки, - не удержавшись, вздыхает Петя обреченно. Маячащие впереди несколько часов бесконечного переливания из пустого в порожнее портят настроение капитально. Ей-богу, он бы лучше потратил время на что-нибудь более полезное для общества, а потом бы вечером послушно встал туда, куда поставят, и, держа руку поближе к табельному, простоял бы так до тех пор, пока по рации не дадут отбой. К бабке ведь не ходи, весь инструктаж можно уложить в десять минут, а Егоров, зная его, растянет всю эту поебень до обеда в лучшем случае. Тем более, Петя почти на все сто уверен, что ничего интересного на его долю сегодня не выпадет. Так, постоит в сторонке, пока Светлов собирает свои заслуженные лавры, а потом, преисполнившись предательской завистью, стырит бутылку вина из нинкиных запасов и весьма обтекаемо поноет Игнату в телеге о том, как его сегодня обскакали. Без лишних подробностей, но со вселенской тоской в каждой букве. - Петр Юрич, - укоризненно качает головой Володя, и Петя, спохватившись, смущенно улыбается уголком губ: - Сорян, не удержался. Больше не повторится. Капитан Усов, извечный идеалист, до сих пор считающий, что горбатого может исправить не только могила, но и надлежащая терапия, вот уже третий год старательно борется с петиной дурной привычкой ругаться на работе по поводу и без. Он хоть и младше по званию, а строит его, будто Петя не майор и следак, а зеленый лейтенантик, которого еще не поздно уму-разуму научить. Впрочем, несмотря на все прикладываемые усилия, все еще безуспешно, поскольку премудрости искрометного сквернословия Петя усвоил даже раньше, чем выучился заполнять прописи без помарок. В доме с тогда еще подполковником Хазиным это было легче легкого, и если в родительском доме Петя старался как-то вовремя прикусывать язык, то после, в академии и на работе, даже мысли не возникало хоть сколько-нибудь себя сдерживать. Доброе слово - это, конечно, хорошо и всем кошкам на радость, но трехэтажный мат в достижении целей неизменно оказывался куда как эффективнее, поэтому до переезда в Питер базар свой Петя фильтровал лишь изредка, и только здесь, отчаянно желая выглядеть солидно и профессионально, немного поумерил пыл. Да и то, не всегда хорошо справлялся с поставленной задачей, вот как сейчас. Володя обычно головой качал, говорил, что некультурно это, но Петя от него лишь отмахивался. Некультурным он считал плеваться на улице, бросать бычки мимо урны и ссать в парадных, а вовсе не желание послать кого-нибудь нахуй с недосыпа, однако не спорил и старался хотя бы при Володе вовремя прикусывать язык. Володины нравоучения Пете были, откровенно говоря, до лампочки, просто не хотелось лишний раз расстраивать одного из немногих людей, которые к нему относились если не с восторгом, то хотя бы с дружелюбием. Нормальных отношений с коллегами в Москве у Пети отродясь не было, и теперь, когда они неожиданно сложились здесь, в Петербурге, было бы глупо все похерить из-за своего длинного языка и тупого упрямства. В дверь громко стучат, а после она распахивается настежь, и на пороге кабинета возникает взбудораженная Аннушка, нервно постукивая по запястью с изящными золотыми часиками. - Утро доброе, - улыбается уголком губ, окидывая всех присутствующих быстрым взглядом, будто поголовье баранов пересчитывает, а потом, уже к Пете обращаясь, скороговоркой добавляет: - Петр Юрич, пять минут до начала, все уже начали к конференц-залу стягиваться. Нам бы тоже пора, чтоб не последними. - Я тебя точно к себе возьму после академии, - расплывается Петя в ответной улыбке и, поднявшись с места, громко командует: - Ну, погнали. Не будем оттягивать неизбежное. Устремившись к двери, он слышит, как за спиной скрипят кресла, а Храмцов тихонько ноет, что не успел допить свой кофе, но Аннушка права: последними на летучку приходят лишь идиоты и суицидники. Явись ты трижды вовремя, но когда все уже расселись по своим местам, обязательно получишь дежурный нагоняй от Егорова. Тот хоть и был нормальным мужиком, но любил с изрядной долей занудства повторять, что семеро одного не ждут и что приходить надо не к назначенному времени, а заранее. С этими заскоками своего шефа весь отдел смирился давно, каждый раз устремляясь на летучку чуть ли не наперегонки, и сегодняшнюю гонку Петя проигрывать не собирался. Пуш с сообщением из телеги всплывает в аккурат тогда, когда Петя паркуется в небольшом загаженном тупичке в нескольких кварталах от нужного места. Он тут же торопливо смахивает его с экрана, чтобы не в меру любопытный и восторженный петин напарник на сегодняшний вечер не успел ничего заметить, и глушит двигатель. На часах без четверти шесть, как раз хватит времени, чтобы надеть легкий броник под куртку, еще раз проверить табельное и быстро выкурить одну сигарету. На позиции следующих часа полтора ему такое удовольствие не светит, привлекать лишнее внимание нельзя, а запах дыма в безлюдном переулке точно вызовет вопросы, даже если тот, кто его выдыхает, благополучно схоронился за мусорными баками. - И что, на майорскую зарплату в ГУНКе вот такую тачку можно купить? - почти восхищенно и немного смущаясь, интересуется старший лейтенант Цветков, один из патрульных, которых Егоров мольбами и угрозами выбил в помощь на сегодняшнюю операцию. Он с легким трепетом ведет кончиками пальцев по торпеде, и Петя, вздохнув, качает головой. - Нельзя, - и, поймав недоумевающий, почти растерянный взгляд, поясняет: - Привет из прошлой жизни. То немногое, что я привез с собой в Питер. Более того, с каждым днем я все крепче задумываюсь над тем, чтобы продать этот катафалк и купить что-нибудь подемократичнее. Солярис, там, или Рио. Жрет эта паскуда, как не в себя, и на бензин майорской зарплаты тоже уже скоро хватать не будет. - Да вы гоните, - со священным ужасом вскидывается Цветков, на что Петя лишь плечами пожимает. - Двадцать литров по городу в среднем, по пробкам и того больше, - ворчит он, выбираясь из машины. Цветков, явно впечатленный, присвистывает: - Пиздец. - Пиздец, - соглашается Петя, открывая заднюю дверь и скидывая на сидение куртку. Он быстро надевает броник скрытого ношения через голову и внатяг цепляет липучки, чтобы сел, как влитой. На пробу взмахивает руками, проверяя, не сковывает ли движения, и, убедившись, что все в порядке, накидывает поверх броника обратно свою куртку. Цветков с другой стороны машины тоже возится с защитой, отчаянно ругаясь вполголоса, что обычные форменные бронежилеты с карабинами куда как удобнее, но Петя диалог не поддерживает, он быстро достает из кобуры макаров, сосредоточенно осматривает его со всех сторон, снимает магазин и, удостоверившись, что тот полон, возвращает на место с негромким щелчком. Слегка подтягивает ремешок кобуры поверх броника и прячет в нее пистолет. На все про все уходит минут пять, не больше, и Петя, забрав телефон с держателя на приборке, закрывает обе двери со своей стороны, а после вытягивает из кармана сигаретную пачку. Прикурив, он первым делом переводит телефон на беззвучный режим, а потом, убедившись, что Цветкову нет до него никакого дела, открывает телегу. “Ты сегодня какой-то пугающе молчаливый”, - пишет ему Игнат, видимо, заскучав без работы, и Петя, улыбнувшись, быстро и с невероятным сожалением набирает в ответ: “Жопа в мыле, дядь. На работе полная запара, я сейчас даже не в офисе, - и, подумав, добавляет: - Буду занят еще часа два-три. Напишу, как освобожусь, ладно?” “Пиши после полуночи - не ошибешься, - отзывается Игнат и, не дожидаясь вопросов, поясняет: - Я сегодня вывожу своих дам в свет, будет повод свинтить из бара пораньше, а не под утро, распевая весь свой говнарский репертуар в алфавитном порядке”. “Ты и это умеешь? - изумляется Петя, а потом, бросив беглый взгляд на кружочек с фоткой, продолжает: - Впрочем, я задаю тупые вопросы. Раз гитара у тебя есть, значит, репертуар точно говнарский”. “А ты шаришь”, - веселится Игнат, скидывая ему стикер со смеющимся енотом. Что-то новенькое, кажется, кое-кто открыл для себя дивный новый мир стикеров с дурацкими зверями, потому что раньше этих енотов в их переписке не было. Впрочем, в телегу они переползли только вчера, и кто знает, возможно, Игнат попросту не успел расчехлить весь свой арсенал стикерпаков. “Последний вопрос и я убегаю. Что за дамы?” - интересуется Петя, чувствуя себя распоследним параноиком и старательно успокаивая себя тем, что это лишь банальное любопытство. В конце концов, не в вакууме же Игнат живет, наверняка он с кем-то тусуется - с друзьями или коллегами. Или, чем черт не шутит, речь идет о сестре и маме, про семью у них как-то разговор не заходил. Впрочем, с матушкой тот бы вряд ли планировал накидаться в баре, так что эту версию Петя по здравому размышлению отметает. “Подруги, - меж тем лаконично отвечает Игнат, а потом, вроде бы как-то слишком поспешно добавляет: - Одна замужем, другая не в моем вкусе. Поверь, тебе не о чем беспокоиться”. И это даже мило, как Игнат перед ним оправдывается. Будто бы и впрямь боится, что Петя подумает что-то не то. Отбросив все свои идиотские сомнения, Петя хмыкает и, глубоко затянувшись, с нескрываемым удовольствием печатает: “Я и не беспокоюсь. Спорить готов, ни одной из них ты не шлешь свои нюдсы”. “Твоя правда, - соглашается Игнат спокойно, а после уточняет: - До вечера? Я напишу, как домой доберусь”. Вместо внятного ответа Петя быстро отправляет смайлик с сердечком и, увидев, что Цветков тоже разобрался с броником и оружием, с легкой мечтательной улыбкой прячет телефон в карман куртки. Дожидается, когда старлей закроет двери в машине и, щелкнув по брелку сигнализации, бодро устремляется в сторону нужного переулка, на ходу выбрасывая окурок в переполненный мусорный бак. - Свою красотулю вы тоже из Москвы привезли? - интересуется Цветков, в два счета его нагоняя и подстраиваясь под быстрый шаг. Петя оторопело поворачивается к нему и с недоумением вскидывает бровь: - Какую красотулю? - Ну эту, которая вам написывает, - ничуть не смутившись, пожимает плечами Цветков и с упорством, достойным лучшего применения, продолжает: - Ее же никто и никогда не видел, но по управлению столько слухов ходит, вы бы только знали… - Ах, ты про эту красотулю, - слово Петя прокатывает на языке с истинным наслаждением, изо всех сил сдерживаясь, чтобы громко не заржать. Перед мысленным взором тут же услужливо проплывает фотка, сделанная вчера Игнатом в ванне, и он, снова мечтательно разулыбавшись, добавляет почти с нежностью: - Нет, эта красотуля местная. И настоятельно рекомендую тебе, Цветков, не добавлять сей факт в общий каталог слухов, иначе уши надеру. - Буду нем, как рыба, товарищ майор, - кивает Цветков поспешно, и Петя удовлетворенно хмыкает, сворачивая за угол. Идти остается, судя по подсмотренной еще в машине карте, всего-то метров двести, и Петя, глянув на часы, ускоряет шаг. Четыре минуты до начала, нужно поспешить. Ждать им тут, конечно, придется долго, не меньше часа, а потом еще сколько-то, пока заварушка перед складом не закончится разгромной победой бравого спецназа, но давать Егорову лишний повод себя вздернуть, Петя вовсе не желает. Цветков, уже выбросив из головы петину таинственную пассию, вовсю трещит о том, как же круто поучаствовать в самой настоящей операции наркоконтроля, но Петя иллюзий не питает - он уверен, что их сегодняшнее участие ограничится лишь унылым околачиванием за помойкой. Судя по тому, что обсуждали утром на летучке, мефедронщиков будут брать на выходе со склада у главных ворот, когда те уже погрузят оборудование и товар в машины, а значит, вряд ли кто-то из них будет уходить огородами. Но Цветкова он решает все же не разочаровывать заранее, в конце концов, им тут еще вместе куковать, а слушать бесконечное нытье Пете не улыбается. Они добираются до мусорных баков, про которые говорил майор Светлов, и, нырнув за них, Петя торопливо сует наушник внутренней связи в ухо, легким нажатием включая его. На частоте уже кто-то негромко переговаривается, отчитываясь о занятых позициях, и он, тихонько вздохнув, сообщает: - Хазин и Цветков на месте. Ждем указаний. - Принято, - тут же отзывается Светлов, а потом с изрядной долей сарказма добавляет: - Наслаждайтесь видами пока. - Вот мудак, - сквозь зубы тянет Цветков, тоже подрубаясь к частоте и уныло обозревая переполненные и смердящие зеленые баки. Пространства между ними и стеной не то чтобы очень много, так что выбора у них особого нет. Петя снова вздыхает. Ну почему этот захват не назначили на вчерашний вечер? Сидел бы тут Цветков с кем-нибудь другим, а Петя в это время преспокойненько готовил бы ужин, дожидаясь Нину с учебы и краем глаза поглядывая тупой сериал на Кинопоиске, пока закипает вода для пасты. Несбыточные, блядь, мечты. Впрочем, все оказывается не так плохо, потому что совсем скоро вырубив микрофон, заскучавший от безделья лейтенант Цветков принимается травить байки про занимательные случаи в убойном. Про один из последних рассказывает упоенно, в деталях, и Петя, не сдержавшись, ржет в голос на моменте, когда Цветков вдохновенно расписывает, какое побоище они вчера утром обнаружили в небольшой уютной квартирке на Фурштатской. - Вот прикиньте, сама мелкая, но пиздец бешеная, мужику башку сковородкой разможжила как нехуй делать, - с нездоровым восторгом вещает Цветков, размахивая руками. - Я ее пока скрутил, она и мне успела напинать, стерва. Хорошо хоть, топорик от неожиданности выронила, когда мы двери ломали. - Какой топорик? - прислонившись к стене плечом, заинтригованно уточняет Петя, на что Цветков принимается жестикулировать еще выразительнее. - А тот, - выдает он с невероятной и какой-то не слишком уместной гордостью, - которым она ногу своему хахалю отпилила. Ну, почти отпилила. Немного там оставалось, собственно. Еще минут пять и управилась бы. - Наркота и расчлененка, я гляжу, буквально визитная карточка Питера, - Петя закатывает глаза и лишь нечеловеческим усилием воли давит в себе очередной приступ хохота. Жаль, что Игнату такую чернуху не расскажешь без риска спалиться. Петя почти уверен, тот бы оценил, с его-то чувством юмора. Так сказать, байки про любимый город с пылу и жару. Впрочем, когда-нибудь Пете все равно придется сознаться, чем он, собственно, зарабатывает на хлеб, вот тогда-то он и расчехлит свой арсенал охуительных историй. - Петр Юрич, - зовет его Цветков, заставляя вынырнуть из собственных мыслей, и, помявшись, осторожно интересуется: - а у вас оно как? Нормально вообще в наркоконтроле работать? - Да как везде - отстой полный, - Петя в ответ плечами пожимает и в приступе внезапной откровенности вздыхает: - Поначалу только весело, а потом тошнить начинает от этих вмазанных рож. В основном, по клубешникам работаем, мелкий опт выцепляем, но иногда попадаются дела, над которыми голову приходится поломать, а там уже никакого веселья, слезы одни и тотальный недосып с переработками. - Да, слышал про ваших детишек, - сочувственно тянет старлей, легонько подпрыгивая на месте. То ли замерз, то ли просто ноги затекли, черт его разберет. Петя хмыкает и, махнув рукой, безнадежно отзывается: - Все уже слышали. Позорище невероятное, я никогда раньше одно дело столько времени не ковырял, а тут - получите, распишитесь, - он засовывает замерзшие руки в карманы и, закатив глаза, добавляет устало: - Прокопенко ваш даже Грома ко мне заслал в помощнички, настолько все херово. Почти три месяца и никаких подвижек. От запоздалой мысли о том, что, наверное, зря он с Цветковым-то откровенничает, Петя отмахивается почти сразу. Если даже патрульные в курсе этого фиаско, значит, информация давно просочилась за стены ГУНКа, а следовательно, хуже уже и не будет. Цветков, задумчиво пожевав губу, на это лишь присвистывает, как-то странно сощурившись: - А Игореха не говорил, что с ГУНКом работает. От его слов, таких простых и брошенных вскользь, Пете становится не по себе. Столько людей служит в управлении, жизни не хватит, чтобы со всеми перезнакомиться, а ему в напарники достается именно тот, с кем Гром корешится. Петя, конечно, не большой эксперт в области громоведения, но не нужно быть гением, чтобы понять - случайный коллега его бы Игорехой назвать не рискнул. Они там все в оупенспейсе, конечно, про него шушукаются, но тем не менее, гордятся своим прославленным майором и лишнего не себе не позволяют. Так что Цветков, прибившийся к нему сегодня, определенно с Игорем Громом на короткой ноге, и случайно ли он тут оказался - вот в чем вопрос. Петя никогда не страдал ярко выраженной паранойей, но то, как Гром в последние дни обложил его со всех сторон, ровно тогда, когда Петя решил выкинуть его из своей головы, наводило на некоторые мысли, развивать которые Петя не имел ни малейшего желания. Сначала спортзал в двух шагах от дома, потом ужасно своевременно протянутая рука помощи в расследовании, а теперь вот старший лейтенант, который с невинным видом что-то разнюхивает. Складывалось впечатление, что Гром зачем-то, пес его разберет зачем, подбирается к Пете поближе, и это вот вообще не вселяло оптимизма. - Он и не работает, - чуть резче, чем собирался, отзывается Петя наконец, и добавляет уже спокойнее, беря себя в руки и усмиряя расшалившуюся манию преследования: - Так, обещал глянуть одним глазком материалы. - Ну, это значит, что дело в шляпе, - подбадривает его Цветков, будто бы и не замечая петиной резкости. Святая простота, чтоб его. - Никто в меня не верит, - вздыхает Петя почти уныло. - Вы че, реально все думаете, что ваш Гром - палочка-выручалочка? - Не, он псина бешеная, - ничуть не смутившись, сообщает Цветков, а потом, доверительно понизив голос, добавляет с каким-то непонятным благоговением: - Если в кого вцепится, полжопы откусит. Я у него ни одного нераскрытого дела вспомнить не могу, хоть убей. Характер у Игоря, конечно, говняный и методы работы спорные, но он профи, и с этим не поспоришь. Ощущая себя последним мудаком, Петя уже было собирается насесть на Цветкова как следует, раз уж выдался шанс послушать про Грома из самого что ни на есть приближенного источника - так, на всякий случай, а вовсе не потому, что любопытно до ужаса, - но тут в наушнике раздается треск, и Егоров громко рявкает: - Одиннадцатый пост, в вашу сторону двигаются несколько человек, - и, сделав короткую паузу, требовательно чеканит: - Майор Хазин, подтвердите готовность. - Да ну еб же твою мать, - раздосадованно вздыхает Петя и, моментально включив микрофон, отзывается в него коротко: - Есть, товарищ подполковник. Ждем гостей. После поворачивается к Цветкову и, убедившись, что тот слышал все от первого и до последнего слова, негромко, но веско говорит: - Только без геройства, ладно? - и, нахмурившись, продолжает: - Если испуганные лохи без стволов - берем сами, если нет - в следующем переулке шесть единиц спецназа прикрывают нашу и еще три позиции, они скрутят. - Так точно, - бодро соглашается встрепенувшийся старший лейтенант Цветков и явно намеревается что-то еще сказать, но не успевает. Все происходит слишком быстро, быстрее, чем Петя мог рассчитывать. Железная дверь в конце тупика распахивается, и из нее вываливаются двое в черном. Ну правильно, больше одного - уже несколько, и, понадеявшись, что больше со склада никто не появится, Петя подбирается, высматривая оружие. Цветков же, преисполненный энтузиазмом и разом наплевавший на все, что он ему только что сказал, тут же вылетает из-за мусорного бака и, на ходу потянувшись за пистолетом, восторженно ревет: - Полиция Санкт-Петербурга, стоять на месте, руки над головой! Идиот, ну какой же идиот, лихорадочно думает Петя, подрываясь следом и ловко выхватывая макаров из кобуры. А дальше времени на размышления почти не остается, потому что он видит в руке одного из мефедронщиков тускло блеснувший темный металл и, отчаянно злясь, кричит: - Цветков, ложись, блядь! - и, когда тот послушно падает на землю пластом, прицелившись, стреляет на опережение. В ладонь с силой бьет отдача, выстрел в тесном пространстве тупика почти оглушает, а сразу после - левое плечо вспыхивает яркой и резкой болью. Как стреляют в ответ, Петя даже не слышит, уши закладывает от этого грохота капитально, но сомнений нет - его точно зацепили, иначе откуда бы эта обжигающая вспышка в плече? - Запрашиваем подкрепление на одиннадцатый, офицер ранен, - громко и как-то даже вроде испуганно чеканит Цветков где-то слева, тоже наконец открывая огонь, - тут двое, одного мы зацепили, вооружены огнестрелом. - Оставьте их, пусть идут, - напряженно командует Егоров в наушнике, - за углом через полминуты спецназ будет, - а потом изменившимся голосом спрашивает резко: - Ранен кто? - Майор Хазин, - коротко отзывается Цветков и, послушно отступая в сторону, еще пару раз стреляет поверх голов для острастки, чтобы их незадачливые беглецы не почувствовали, что их отпускают. Верное решение, мелькает у Пети в голове, он тоже взводит курок, но выстрелить не успевает, потому что один из мефедронщиков, стремительно сократив расстояние, толкает его в грудь и с силой бьет рукоятью пистолета в висок. В глазах темнеет, и Петя, прикрыв их, мешком оседает на грязный асфальт, с тоской думая о том, что не так, совсем не так он планировал закончить сегодняшний вечер. Вот тебе, блядь, и поскучал у помойки. В себя Петя приходит резко, будто из-под толщи воды выныривая, от легких похлопываний по щекам и воя сирен. Он морщится, плечо ноет и отчаянно трещит башка, а когда наконец с трудом фокусирует взгляд, видит перед собой испуганную рожу Цветкова. - Взяли? - первым делом спрашивает Петя, уцепившись за его рукав. Цветков таращится на него, как на больного, но, видимо, улавливает что-то эдакое в петином безумном взгляде, потому что тут же успокаивающе кивает: - Взяли. Спецназ уже пакует, - а потом осторожно помогает Пете сесть и, запинаясь, виновато добавляет: - Медики щас будут, пару минут. Вы как, Петр Юрич? - Бывало и лучше, но тебе втащить сил наскребу, - ворчит Петя, поднимает с асфальта свой оброненный макаров и, не удержавшись, сердито выплевывает: - Ты нахуя на амбразуру полез, долбоеб? Цветков, потупившись, отводит глаза в сторону и, честно признает: - Ну потому что долбоеб, вы ж сами сказали. Побоялся, что уйдут. Его обезоруживающая честность и совершенно потерянный вид неожиданно обескураживают, и Петя, с удивлением больше не чувствуя в себе желания говнить, вздыхает устало: - Встать помоги, сейчас всю жопу отморожу. Цветков тут же с готовностью подхватывает его за пояс и аккуратно тянет вверх, стараясь не задевать левую руку. Что ж, может, и не такой он и идиот, думает Петя, опираясь на подставленное плечо и с трудом поднимаясь на ноги. Голова буквально раскалывается на части, а вот рука, на удивление, ведет себя не так уж и плохо. Царапина, скорее всего, могло быть и хуже. Повезло. - Петр Юрич, вы простите меня, я сглупил пиздец как. Нужно было… - нервно начинает Цветков, медленно шагая бок о бок с ним, подстраиваясь под заторможенный петин шаг, и Петя, сам до конца не понимая, нахуя он это делает, неожиданно спокойно Цветкова перебивает: - Завязывай. Ты много говна наслушаешься в следующие пару дней, но я тебе скажу вот что - ты правильно все сделал, - и, поймав изумленный, почти неверящий взгляд, поясняет: - Если бы мы отсиделись, то они бы действительно ушли. Ты фору спецназу дал минуты в две с этим цирком, вот это главное сейчас. Где-то совсем рядом переливается красно-синим люстра скорой, и в этом бликующем свете лицо Цветкова кажется почти мальчишеским. Петя улыбается уголком губ и упрямо шагает вперед, понимая, что наглухо сейчас порвал шаблон старлею. Ну и поделом ему. - Петр Юрич… - тянет Цветков как-то смущенно и вместе с этим благодарно. Небось думал, что Петя на него сейчас всех собак спустит за прямое нарушение приказа, а вышло вот как. - Петя, - поправляет его тот в ответ, продолжая улыбаться и, не удержавшись, все же подкалывает: - Руку жать не буду, болит, сука. Отложим на другой раз. И Цветков с облегчением гогочет. Немного нервно, но все же совершенно искренне, и Пете отчего-то кажется, что он только что завел себе если не друга, то по крайней мере, нового приятеля. Цветков, конечно, то еще воплощение слабоумия и отваги, и звездюлей он от подпола отхватит знатных, когда начнется разбор полетов, но чего у него не отнять - так это чуйки. Если бы он, послушавшись Петю, не вылез из-за баков, спецназ бы попросту не успел перехватить беглецов на удобной позиции, пришлось бы вести преследование, и черт его знает, чем бы дело кончилось. Уже подходя к притормозившей на углу скорой, Петя нехотя бросает взгляд на свое раненое плечо и вздыхает. Крови немного, и это радует, а вот куртке, конечно, пришла пизда. Жаль, хорошая была куртка. По лестнице поднимаются медленно, ступенька за ступенькой, останавливаясь на каждом пролете. Петя морщится от легкой тошноты, но все же упрямо переставляет ноги, прекрасно понимая, что осталось совсем немного. В машине его разморило от обезбола почти сразу, только и успел, что адрес назвать да пообещать Цветкову, что шкуру с него сдерет, если на кадиллаке появится хоть одна царапина, и теперь вынырнуть из этого сонного одурения никак не получалось. Цветков, чуть ли взваливший Петю на себя, пыхтит и отдувается, но героически прет вверх, лишь один-единственный раз проворчав что-то про сраный старый фонд и отсутствие лифтов. В любой другой ситуации Петя бы из принципа с ним поспорил, что мол, бегай пешком - здоровее будешь, но сегодня был согласен с ним как никогда. Подниматься на последний этаж едва волоча ноги - тот еще квест, и Петя был безмерно благодарен Цветкову, что тот не бросил его у парадной. Нина открывает дверь после третьего звонка. Взъерошенная и домашняя, она моментально меняется в лице, стоит только Пете неловко шагнуть в коридор. Ну да, видок у него тот еще - потасканный, со здоровенным пластырем на виске, рукой на перевязи и висящий на каком-то мужике, - вне всяких сомнений, у Нины сердце в пятки ушло от такого зрелища. - Петь, что случилось? - севшим голосом интересуется она, жестом указывая Цветкову на стоящий у двери пуфик, и тот послушно сгружает Петю на него. - Нормально все, производственные травмы, ничего особенного, - отзывается Петя заторможено и добавляет уже тише: - Спасибо, Кость. От души, сам бы не дополз. Голова все так же кружится, но сидя становится чуть легче, Нина же, еще раз оглядев его, требовательно обращается уже к Цветкову: - Ничего особенного - это? Голос ее звучит весьма угрожающе, и Цветков, помявшись и бросив на Петю виноватый взгляд, сдает его с потрохами: - Сотряс и царапина от огнестрела, - а потом, сглотнув, добавляет неловко: - Жить будет, но фельдшер со скорой сказал отлежаться пару дней минимум, а дальше - по состоянию. - Ясно-понятно. Ну Петенька, не умеешь ты без приключений на жопу, - помрачнев, кивает Нина, осторожно касаясь своими прохладными пальчиками петиного виска рядом с пластырем, и, обернувшись к Цветкову, выдыхает раздосадованно: - А ты свободен. Сгинь с глаз моих. - А я то что? Я его привез вообще-то, - обиженно бубнит Цветков, глядя на Нину во все глаза и протягивая ей ключи от машины. - Если ты не в курсе, в былые времена гонцам, доставившим дурные вести, сносили головы, - продолжая строжиться, с совершенно зверским выражением лица сообщает ему Нина, забирая ключи, а потом добавляет сурово: - а ты мне тут не весть, а полутруп притащил. Еще и ебало виноватое такое… Петька из-за тебя подставился, да? - Нинок, ну не надо, - безнадежно пытается угомонить ее Петя. Во всем теле такая слабость, что хочется простого человеческого отрубиться, а не слушать, как Нина распекает смущенного и выглядящего крайне виноватым Цветкова. Тот свою порцию пиздюлей еще завтра получит от начальства, а сегодня хотелось отпустить его с миром и позволить прийти в себя. Он ведь там, в этом тупике ебучем, и так пересрал не на шутку, пусть успокоится и выдохнет. Все так-то и хуже могло кончиться, если подумать. - А ты вообще рот закрой и ванную пиздуй, притащил на себе грязи, - тоном, не допускающим возражений, обрывает его Нина и веско припечатывает: - Вещи в стиралку, себя под душ. И куртку здесь оставь, я потом уберу. - Сейчас посижу еще минутку и пойду… - не желая спорить, покорно соглашается Петя, приваливаясь гудящей головой к стене. Мысль о том, чтобы снова подняться на ноги, внушает почти священный ужас, но деваться некуда - рано или поздно все равно придется это сделать, так что лучше сильно не затягивать. Вздохнув, Нина молча выпроваживает обалдевшего Цветкова в подъезд и, прежде чем захлопнуть перед его носом дверь, ласково говорит, уже глядя только на Петю: - Горе ты мое, Петенька. Компресс сейчас принесу со льдом, а ты умудрись пока на пол не свалиться, ладно? Поморщившись, Петя кивает и, когда Нина скрывается на кухне, осторожно стаскивает со своих плеч накинутую на них куртку. Надеть ее нормально с перевязью все равно не вышло, зато теперь и избавиться от нее оказалось легче легкого даже одной здоровой рукой. Жизнь становится чуть приятнее, когда Петя прикладывает наконец к своей бедовой башке холодный компресс, принесенный участливой Ниной. Мокрое полотенце и завернутый в него лед приносят такое облегчение, что Петя от блаженства аж глаза прикрывает, а затем, вяло отмахавшись от градом посыпавшихся вопросов, все же тащится в ванну минут эдак через десять. Тянуть дальше смысла нет - еще немного, и он попросту сползет на пол и свернется клубком на собственной же грязной куртке, как бомж. После душа становится еще лучше, хотя, конечно, помыться одной рукой, да еще и попытаться не промочить насквозь бинты - та еще задачка для ловких и находчивых. От предложенной Ниной помощи Петя, разумеется, отказывается. Не из гордости, конечно, просто неловко и все тут. Не инвалид же он, в самом деле, и вполне может помыться самостоятельно, не оголяя жопу перед Нинкой. И потом, даже спустя столько лет, по петиному скромному мнению, в их и без того чересчур близких отношениях должна оставаться хоть какая-то загадка. Нина входит в его спальню без стука, тихонько ступая по мягкому ковру, проходит вглубь, присаживается на краю кровати и устраивает на тумбочке кружку с горячим чаем. Святая женщина, думает Петя, благодарно ей улыбаясь, а Нина, погладив его по ноге, укрытой одеялом, негромко интересуется: - Чего не спишь? Тебе бы отдохнуть, вон, глаза от обезбола слипаются. - Игнат должен написать, - так же тихо отвечает Петя, бросив беглый взгляд на запястье с часами. Надо было бы снять, но одной рукой неудобно, а расписываться в своей беспомощности и просить Нину помочь не хочется от слова совсем. Чем больше Петя будет показывать ей свою слабость, тем больше она станет переживать, а это лишнее. - Перетопчется твой Игнат, - мягко усмехается Нина, снова проводя своей ладошкой по петиной коленке, - ложись давай. Доля истины в ее словах есть, конечно, но признавать ее не хочется. Да и время почти к полуночи, скоро Игнат явится домой из своего бара, чуть пьяненький, расслабленный и, скорее всего, весьма словоохотливый, а такую оказию Петя упускать не желает. Ему ужасно нравится, когда у Игната отключается фильтр между мозгом и пальцами, набирающими сообщения, в такие моменты можно легко увидеть его настоящего, не сдерживающего эмоции и дурацкие шутки. Всего пару раз Пете выпадал шанс подловить Игната таким, чуточку размазанным и поплывшим, и сказать, что ему понравилось - это значит, не сказать ничего. - Не хочу. Душ взбодрил, - возражает Петя, вразрез со своими же словами зевая во весь рот. Лжец из него весьма посредственный, конечно, а обезбол, которым его накачал фельдшер скорой, и впрямь заставляет глаза слипаться, но природное упрямство берет верх, и он, повозившись на кровати, садится и тянется к кружке. - Ну-ну, - Нина качает головой, а затем, вздохнув, укоризненно добавляет: - Петь, тебе не кажется, что пора завязывать с этой херней? - Это которой? - прикидывается дурачком Петя и, хлебнув чаю, хмыкает: - Если ты про работу, то я пас. Я ничего больше не умею, кроме как за нариками гоняться. - Переписками ночными, - не позволяя сбить себя с толку, без тени улыбки припечатывает его Нина и, нахмурившись, неожиданно интересуется: - Тебя когда последний раз огнестрелом цепляло? - и, заметив петин растерянный взгляд, снова вздыхает: - Вот то-то и оно. А все от недосыпа. - Все от долбоебизма некоторых коллег, Нин, - возражает Петя, чуть поморщившись, а потом отмахивается: - Так карта легла, и недосып тут не при чем. - И все равно, - упрямо продолжает гнуть свою линию Нина, - ты рассеянный в последнее время, Петь, - она замолкает на мгновение, а потом, решившись, видимо, на что-то, мягко добавляет: - Встреться с этим своим Игнатом уже наконец, я же вижу, ты хочешь, и от этого вечно в облаках витаешь. Петя вздыхает и прикрывает глаза, а когда открывает их, ловит на себе серьезный нинин взгляд и, сдавшись, говорит: - Витаю - не витаю, какая разница. Рано еще, - и, не дожидаясь возражений, продолжает негромко: - Ты же знаешь, чем обычно у меня заканчиваются поспешные свиданки, Нин. На меня западают, это правда, а потом по съебам дают, потому что я неудобный. Потому что я не умею людям нормально открываться, все в себе держу. А сейчас - все круто. Мы много разговариваем, знакомимся постепенно, и это так здорово. не хочу все запороть раньше времени. - Ты такой дурашка, - тянет Нина почти ласково, но переубеждать Петю не начинает, и за это он ей безмерно благодарен. Лишь осторожно треплет по волосам и, улыбнувшись, поднимается с кровати, заметив, как у лежащего поверх одеяла телефона тускло загорается экран. Тактичность в наивысшем ее проявлении, думает Петя почти весело, и когда за Ниной тихонько закрывается дверь, отставляет кружку на тумбочку и тянется к своему телефону, чтобы прочесть сообщение, мимолетно радуясь, что пострадала левая, а не правая рука.