Это мэтч

Застыв на крыльце истуканом, так внезапно, что Петя едва не впечатывается носом ему меж лопаток, Гром глубоко вдыхает прохладный воздух и, оглядевшись, чуть насмешливо тянет: - Ну вот она, твоя ласточка. Развлекайся, - а потом, обернувшись, протягивает Пете ключи. Потрепанный черный логан, притаившийся за мусорными баками, так сразу и не заметишь, но Гром оказывается прав и, щелкнув по брелку сигнализации, Петя видит, как весьма побитый жизнью венец некогда французского автопрома задорно подмигивает ему поворотниками. Заляпанные грязью номера, чуть подмятое правое крыло и трещина на лобаше. Блеск. То, что доктор прописал для слежки. Всрато, неприметно и очень по-питерски. - Гран мерси, - шутливо склонив голову в подобии поклона, усмехается Петя и забирает связку, тихонько ею звякнув. - Ну, я полетел. Хочу еще за кофе заскочить и взять чего-нибудь пожевать. Весь день почти не жрал, еще чуть-чуть и начну сам себя переваривать. Гром протягивает ему руку, и Петя поспешно сжимает его теплую большую ладонь в ответ, совершенно по-дурацки залюбовавшись четким профилем на фоне светлеющего дверного проема. Рукопожатие затягивается, а потом Гром совершенно внезапно, опасливо покосившись на красноволосую девицу, хищно поглядывающую в их сторону из-за приоткрытой двери тренерской, с явно напускным равнодушием интересуется: - Составить тебе компанию? - За кофе? - враз охрипшим голосом неверяще уточняет Петя, прикидывая лихорадочно, не мог ли он уснуть у себя в кабинете за столом и теперь видеть прекрасные и удивительные сны. Быстро и со всей силы щипает себя пальцами второй руки за бедро и, удостоверившись, что больно пиздец как, выжидательно косится на Грома, медленно, очень нехотя высвобождая свою ладонь из медвежьей хватки громовой ручищи. - Ну, если без кофе никак… - пожимает плечами Гром и, отчего-то резко смутившись, невнятно добавляет: - Тогда можно и с ним. А еще шаву по дороге прихватим, я одно место знаю, допоздна работает. Посидим у парадной твоего Казанцева, расскажешь, что сегодня интересного случилось за день. - Да ничего не случилось, - Петя хмыкает, а потом, прищурившись и справившись с эмоциями, интересуется ехидно: - Я не пойму, тебе скучно, что ли? Так я тебя уверяю, со мной весело тоже не будет. Гром на мгновение застывает, мнется, а после, бросив быстрый взгляд через плечо, туда, откуда на них по-прежнему палит любопытная девица, признается тихо: - Да нет, мне просто очень нужен повод, чтобы без палева отсюда сделать ноги, - он вздыхает и, поежившись на ветру, внезапно неуверенно улыбается. - От нее вот. И как можно скорее. И от этой его улыбки сердце пропускает удар. Петя вздрагивает, с трудом переводит дух, чувствуя, как теперь его дурная, качающая кровь мышца разгоняется, будто стометровку только что ебанул, и предельно спокойно уточняет: - Девушка твоя? Вот он, неожиданный шанс узнать, не ошибался ли Гречкин в своих смелых выводах, а Гром удивленно вскидывает бровь, после чего негромко, но крайне весело смеется. - Хуже. Жена, - заявляет он, и, сделав эффектную паузу, за которую Петя успевает проклясть все на свете - и Кирилла, и свои глупые мысли, и девицу эту холерную, - доверительно сообщает, чуть наклонившись вперед: - Причем, не моя, а Бустера. Но сейчас она жаждет именно моей крови, так что просто давай отсюда сваливать. Сделаем вид, что без меня сегодня вообще никак. Если прям совсем не хочешь, чтоб я за тобой увязался, просто выбросишь меня где-нибудь на Невском и всех делов. - В чем дело-то хоть расскажешь? - без особой надежды спрашивает Петя, но Гром неожиданно кивает: - Расскажу. Тем более, что тебя это напрямую касается, - заявляет он, и Петя удивленно вскидывает бровь: - А я-то тут причем? Я ж ее в первый раз в жизни вижу. - Зато, вероятно, не в последний, - с какой-то мрачной отрешенностью заверяет его Гром, и Петя, окончательно смиряясь с тем, что спокойного дежурства ему сегодня не видать, как своих ушей, решительно бросает: - Ладно, поехали, а то и вправду опоздаем. Поразвлекаешь меня в засаде, - и, ухмыльнувшись, хитро прищуривается: - А про чумного доктора расскажешь? - Да хоть про черта лысого, - с готовностью соглашается Гром, - только погнали уже, пока Юлька подвох не почуяла. И первым сбегает со ступеньки, тут же с плеском вляпывась в глубокую лужу. Петя торопливо цепляет его за локоть и, покачав головой, говорит скорбно: - Куртку надень, холодно же, - а после, кивнув на логан, добавляет: - Я пока тачку заведу. Давай пулей, туда и обратно. Гром раздосадованно чертыхается, но все же рысью несется обратно в сторону тренерской за извечной своей кожанкой, а Петя, внимательно глядя под ноги, добирается до водительской двери и, с трудом втиснувшись на сидение, заводит двигатель. Опускает стекло, чуть нервно выбивает из пачки сигарету и, недоумевая, нахрена он вообще ввязался в эту авантюру, прикуривает, а потом трогает с места, подъезжая поближе к крыльцу. Может, и правда высадить Грома где-нибудь на Восстания и черт с ним? Или даже по-джентльменски подкинуть прямо до дома. Крюк-то небольшой, минут на пять, зато это спасет Петю от нескольких часов громовской чудесной компании в замкнутом пространстве автомобильного салона. Петя и один, без посторонней помощи прекрасно справится с малоосмысленным наблюдением за подъездной дверью, тут Гром его, скорее, даже отвлекать будет одним своим присутствием, но… Но вопреки здравому смыслу хотелось вцепиться в него и заблокировать двери, как только Гром влезет на пассажирское сидение. Пить кофе, уплетать эту его шаву - господи, кто вообще в здравом уме жрет такую гадость? - и не перебивая слушать одну за другой охуительные истории про будни местной убойки. Мысль о том, что все это выглядит, конечно, скорее как заявка на жутко клишированное ментовское свидание, чем проведение оперативно-следственных мероприятий, Петя настойчиво гонит от себя прочь, выдыхая сигаретный дым в окно и нервно постукивая пальцами по рулю. Потому что нахуй, если он сейчас задумается обо всем происходящем дольше,чем на минуту, шансы натворить чего-нибудь не того увеличатся в геометрической прогрессии. Петя точно сморозит какую-нибудь хуйню, без вариантов. Будет улыбаться, как дурачок со справкой, двусмысленно флиртовать с неожиданно набившимся ему в напарники Громом, а под занавес, когда поймет, что все доступные опции в рамках приличий закончились, попытается смело и решительно облапать Игоря за коленку, за что всенепременно получит по роже. И поделом, кстати. О чем он вообще думает, блядь? У него ж есть уже мужик, самый лучший, пиздец какой горячий и который совершенно точно не зассыт от случайного прикосновения, как Гром. Тот каждый раз дергается, гад такой, стоит Пете его задеть, пусть даже случайно, а Игнат, Петя уверен, при первом же касании просто вцепится и больше не отпустит. Сграбастает, обнимет, прижмет к своей широкой груди, потом обязательно сопроводит до койки, а там все идиотские мысли из головы улетучатся, будто и не было их никогда. Дождаться бы только этого сладостного момента, а то от перманентного недоеба что-то он совсем весь разум растерял. Погрузившись в себя, Петя аж вздрагивает, когда дверь в зал распахивается и оттуда пулей вылетает крайне довольный собой Гром, а следом на крыльце появляется та самая девица, от которой он так решительно уносил ноги. Жена, Бустера, выходит. Вот не повезло мужику. - А ну стоять, я не договорила, - громко требует она, но Гром, обходя машину перед капотом, посылает ей воздушный поцелуй и с крайне самодовольной рожей кричит в ответ: - В другой раз, Юлек, - и, открыв пассажирскую дверь, добавляет: - Ехать надо, долг зовет. - Клоун, - фыркает та и, неожиданно улыбнувшись, отчего лицо ее преображается совершенно, машет вслед. Петя торопливо трогает с места и, покачав головой, тянет обалдело: - Такая маленькая и такая грозная, - а потом прибавляет газу и ловко выруливает из переулка, объезжая ямы. Это на кадиллаке здесь можно напролом переть, а вот седану пизда придет, если угодить колесом в коварную выдолбину у колодца, и с этим, как ни крути, приходится считаться. Ну и привыкать понемногу. Свыкаться, так сказать, с мыслью, что через пару лет обслуживание любимой ласточки ему точно станет не по карману и придется пересесть на что попроще. - Шутки про рост, серьезно? - насмешливо уточняет Гром, пристегиваясь и отодвигая пассажирское сидение до упора, а потом, не дожидаясь ответа, продолжает с какой-то странной нежностью: - Юлька вообще-то замечательная, просто шило у нее в заднице и любопытства больше, чем положено среднестатистической барышне. - Посплетничать любит? - хмыкает Петя, но Гром неожиданно смеется и качает головой: - Любит сенсации, радеет за справедливость и возмездие, а еще хочет себе очередную какую-то там кнопку на полку поставить, - говорит он спокойно и, чиркнув зажигалкой, с удовольствием делает первую глубокую затяжку. А Петя пораженно присвистывает и, притормозив на светофоре, спрашивает неверяще: - Погоди, так это что, Юля Пчелкина? И вот тут шестеренки наконец со скрипом встают на свои места. Не зря ее лицо еще в управлении казалось Пете смутно знакомым. Без броского макияжа и с дурацкой дулькой на голове Пчелкина была мало похожа на ту бойкую, тараторящую без умолку журналистку, чей видеоролик Петя в свое время до дыр засмотрел, чтобы поглазеть на Грома без палева. Побитого, с разукрашенным ебалом, но довольно улыбающегося после самого громкого задержания в своей карьере. За первым роликом он глянул и другие, а потом неожиданно даже для себя втянулся, проникшись тем, как смело и совершенно самоубийственно Пчелкина лезла в самые скверные истории, каждый раз выходя сухой из воды и выкатывая очередной скандальный видос. - Она самая, - кивает Гром и, приоткрыв окно, чтобы выдохнуть в него дым, полушутливо предостерегает: - Но имей в виду, если ты из тех, кто мечтает оторвать ей голову, то дело придется иметь со мной и Бустером. - Шутишь? Я, можно сказать, почти фанат, - ржет Петя, трогаясь на зеленый сигнал светофора. - Подписан на ее канал уже года полтора и исправно лайкаю каждый выпуск, просто не признал без боевого раскраса. Реально крутые вещи же делает. Раньше я думал, а как не боится вообще, но сейчас все проясняется, конечно. Крыша всем на зависть - и менты, и бандюки. - Ты только Бустеру в лицо не скажи, что он бандюк, иначе придется искать новый зал, - Игорь хмыкает, а потом, шумно затянувшись, задумчиво бормочет: - Ну что ж, все оказалось проще, чем я мог предположить. Интервью дашь? - Кто, я? - Петя аж едва руль из рук не выпускает, но, вовремя спохватившись, ограничивается лишь тем, чтобы удивленно вылупиться на Грома краем глаза. - Ну не я же, - пожимает плечами тот и, коротко хмыкнув, невозмутимо советует: - Ты за дорогой лучше следи. На следующем перекрестке налево свернешь, потом направо на светофоре и там тормознемся за шавухой, - а после, осознав видимо, что понятнее не стало, продолжает: - Юлька хочет про этого твоего Казанцева ролик снять. Про судью, который, не моргнув глазом, решил молодых ребят за решетку упечь, и про прокурорских, которые несостыковки проморгали. Дело-то громкое, про него разговоров в кулуарах, хоть жопой жуй. - И чего говорят? - с деланным равнодушием интересуется Петя, послушно сворачивая на перекрестке и сбавляя скорость. - Говорят, что ты зря воду мутишь. Но Юлька не дура, она знает, что если бы резона не было, я бы в эту историю не ввязался, - поясняет Гром и, помолчав, добавляет как-то виновато: - А еще я сегодня случайно проболтался, что у нас крыса сидит в управлении, и теперь Юлька точно не отцепится, потому что это уже серьезно и вообще тянет на сенсацию. - Ты - что? - тихо спрашивает Петя, в последний момент притормаживая перед очередным поворотом. Но Гром, явно чувствуя, что запахло керосином, поспешно говорит: - Согласен, я кретин, - и, по-свински выкинув окурок в окно, быстро заканчивает: - Но я обещаю, раньше времени это нигде не всплывет. Пчелкина отлично знает, где нужно помолчать до поры до времени. - До той поры, пока я ей все не расскажу сам? - напряженно уточняет Петя, прижимаясь к обочине там, где указал Гром, и, заглушив машину, в сердцах вздыхает, повернувшись к Грому: - Ты в курсе, Игорь, что ты мне за эту подставу должен будешь, как земля колхозу? Но Гром, совершенно очаровательно улыбнувшись, так, что у Пети дыхание сбивается на мгновение, только пожимает плечами. - Ну да, я проштрафился, но во-первых, я тебе встречу с твоим любимым блоггером устроил, считай, а во-вторых, прямо сейчас накормлю самой вкусной шавухой в Питере, - и, сделав самое покаянное из всех возможных ебало, интересуется невинно: - Сойдет за искупление или мне придется еще постараться? И Петя захлебывается воздухом. Нет, вовсе не из-за громовой наглости, хотя, если начистоту, через край она выплеснулась вот прямо сейчас, а от совсем неуместных и крайне опасных вариаций на тему того, как еще можно искупать свою вину за проебы и в каких, блядь, позах. И, чего уж скрывать, лидирует в чарте, без сомнения, та идея, за которую Гром бы его точно отпиздил. Это все недоеб, отстраненно думает Петя, когда Гром, подмигнув и буркнув “Посиди, я мигом”, выметается из машины и быстрым шагом устремляется к неприметному ларьку на углу. Нужно просто продержаться всего-то несколько дней, не опозориться и ни в коем случае не представлять себе, как охуенно было бы натянуть Грома ртом на свой член и предложить постараться еще. А дальше станет сильно легче. Его обязательно попустит, и совсем скоро ни запах крепких сигарет пополам с каким-то терпким то ли одеколоном, то ли дезодорантом, ни хриплый грудной смех, ни лукавые взгляды искоса не смогут сбить Петю с толку. Они попросту перестанут иметь какое-либо значение, потому что появятся совсем другие запахи и звуки, от которых внутри все сжиматься будет. Интересно, а какой у Игната голос? А впрочем, плевать. Даже если он окажется немым и будет общаться с Петей исключительно азбукой Морзе и сообщениями в чате, он все равно самый идеальный мужик, которого можно только представить. Мужик, который вопреки опасениям не высмеял ни его путаные и сбивчивые откровения, ни вчерашнюю пьяную дурную выходку. Многие бы сошли с дистанции, осознав, что по ту сторону экрана по сути своей закомплексованный и недолюбленный мальчишка со склонностью предлагать себя бесстыдно и жалко, словно шлюха какая, но Игнат… Игнат не судил его, а понял правильно и этим окончательно и бесповоротно купил Петю со всеми потрохами. Петя просто хочет любить и быть любимым. Разве он многого просит? По мнению большинства его случайных любовников - определенно, по мнению же Игната, кажется, даже скромничает слегка и недооценивает свое безусловное право быть единственным и самым желанным. Игнат волшебный и он совсем близко, такой родной и понятный, а вот Гром с его ужимками и сложными мимическими перфомансами - натурально минное поле, непонятный и чужой совсем, и вот это главное. Как бы не свербило в области незакрытого гештальта с протухшей уже безответной влюбленностью, Петя вовсе не горел желанием что-то менять и начинать сначала. Да, объективно Гром был ужасно горячим, и порою Пете до спертого дыхания хотелось вернуться к какому-нибудь мартовскому бэкапу самого себя, который бы сейчас кипятком ссался от этих улыбок и шутеек, но лишь изредка. Да и невозможно это было после того, как Игнат появился в его жизни и все с ног на голову перевернул. С тех пор, как Игнат полюбил его и принял со всем говном в голове, чего Гром, Петя уверен, сделать бы не смог. Да, Гречкин был прав, Гром не был женат и совершенно точно не имел ничего против легкого флирта с мужиками, но он определенно относился к тому типу людей, которые ищут простых и понятных отношений, а не мозгоебли. Друзья или враги, любовь или нахуй пошел. Черное и белое, никаких полутонов и никаких сомнений, а значит, Пете с ним не по пути и нечего тут думать даже. Не о чем жалеть, таких дуболомов в петиной жизни было предостаточно, чтобы из-за очередного проебать то, что действительно стоит ценить и оберегать. От скрипа открывшейся пассажирской двери Петя вздрагивает и дергается. Гром же, кажется, не заметив его минутной слабости, с кряхтением забирается в салон и коротко командует: - Погнали, как раз к полуночи доберемся, - а потом ухмыляется и добавляет весело: - И смотри, чтоб не остыла. Горячая вкуснее. В руках у него картонная подставка с двумя стаканчиками и целлофановый пакет, от которого исходят такие запахи, что Петя невольно облизывается, заводя машину. Может, и зря он все то время, что живет в Питере, по дуге обходил шавушечные, презрительно морща нос. Может, и приготовлена она из черт знает чего, но расползающийся по салону аромат подстегивает Петю стартануть с места чуть ли не с визгом шин, на что Гром лишь хмыкает и, аккуратно переставив кофе в подстаканники, предусмотрительно пристегивается. Сверившись с навигатором, Петя уверенно сворачивает налево на первом же перекрестке и, послушно поддав газу, мчит по ночному городу, лихо лавируя между сонно ползущими полуночниками. Гром на пассажирском одобрительно хмыкает и, расслабившись, устраивается поудобнее настолько, насколько позволяет тесный салон. Когда Петя притормаживает у нужного дома и, аккуратно припарковавшись у обочины, глушит движок, темная лада в паре десятков метров коротко моргает ближним светом. Петя повторяет маневр, быстро крутанув кольцо на регуляторе света туда и обратно, и удовлетворенно кивает, когда та без лишнего шума трогается с места и совсем скоро скрывается из виду. А потом вздрагивает, когда из-за угла доносится раскатистый рев прямотока. Ну дает, драгрейсер херов. - Это Цветков был? - даже не удивившись особо, интересуется Гром, шурша пакетом и протягивая Пете шаверму. Во вторую же вгрызается незамедлительно, будто бы тоже полдня не жрал, и, утерев соус с усов, предупреждает: - Не уляпайся, гляди. Петя, закатив глаза, разворачивает свою и, аккуратно откусив с одного бока, кивает: - Цветков. Тачку узнал? - Сложно не узнать это корыто, - усмехается Гром в ответ и, больше не размениваясь на разговоры, принимается сосредоточенно жевать. Впрочем, Пете сложно его осуждать за это, потому что локальный питерский стритфуд и впрямь оказывается божественным. Не спиздел Гром, реально язык себе отъесть можно, ну или просто Петя сейчас голоден настолько, что без излишнего снобизма слопал бы даже отвратительные жирные пирожки из ларька на площади трех вокзалов. На добрых десять минут в машине повисает благостное молчание, прерываемое лишь шуршанием целлофана и удовлетворенными вздохами. Наконец Гром сминает свою обертку, скидывает ее в пакет, оставленный на коврике в ногах и, с явным наслаждением отхлебнув кофе, закуривает. Делает пару тяг, задумчиво смотрит куда-то наверх, видимо, пытается вычислить, где окна нужной им квартиры, а после тянет негромко: - И все-таки, я не могу понять, как Казанцев в эту историю угодил. - В смысле? - возмущенно вскидывается Петя и, тоже избавившись от обертки, рассеянно слизывает с пальцев вытекший из нее соус, а потом ворчит: - Да из-за него вся эта, как ты выражаешься, история и происходит. Ебанат безмозглый. Гром снова затягивается, как-то странно на Петю покосившись, и, пожав плечами, говорит спокойно: - Да в том-то и дело, что не безмозглый. Учится хорошо, статьи пишет какие-то, подрабатывает понемногу. Ну и вообще не выглядит, как барыга, понимаешь? - сделав паузу, он поворачивается к Пете вполкорпуса и продолжает: - Вот скажи мне, положа руку на сердце, он вообще хоть сколько-нибудь на твоих постоянных клиентов похож? Петя, призадумавшись, медленно качает головой. - Не похож, - вздыхает он, признавая игореву правоту. - Сам же знаешь, барыги обычно либо сами долбят, а это за версту видно, либо хотя бабками сорят, спеша просадить навар. - То-то и оно, - назидательно тянет Гром, снова отпивая из своего стаканчика. - А Казанцев не делает ни того, ни другого. Обычный, с виду заебанный жизнью задрот. Скучный до зевоты. Как он в этот бизнес залетел и остался спустя почти полгода неприметным настолько? - У тебя что, убийц странных не бывает? - раздосадованно интересуется Петя, мысленно покрывая себя несмываемым позором, что сам до этой простой мысли не дошел. Опять Гром обскакал его по всем фронтам. Гром же, избавившись от окурка, пожимает плечами. - Бывают. Но убить можно и случайно, Петь, - он вздыхает коротко и добавляет тихо: - А вот дурью случайно торговать не начнешь. Есть варианты, конечно, когда долги или еще какая-нибудь херня с криминалом, но обычно такие ребята, ну, которые на счетчике, себя совсем по-другому ведут. Нервничают, дергаются и рано или поздно палятся на какой-нибудь ерунде, а Казанцев спокоен, как рыба в пироге. - Согласен, - мрачно кивает Петя и, потянувшись к сигаретам, не удерживается. Бросает на Грома быстрый взгляд и продолжает с досадой: - Его даже на выходе во время рейдов, походу, ни разу не шмонали, вот настолько подозрений не вызывает. Ничего бы, конечно, не нашли без собаки, но фамилия бы точно в рапортах засветилась. А она не засветилась, я проверил сегодня. И, прикурив, осторожно интересуется все же: - А еще, знаешь, чего я все никак не пойму? - и, заметив, как Гром вопросительно вскидывает бровь, негромко говорит: - Я не пойму, зачем тебе все это всралось. Ты ж вроде говорил, что за нариками бегать не хочешь, а по итогу везде суешь свой нос. Я рад, правда, и благодарен за помощь, просто не вдупляю, что тебя так зацепило. Звучит, кажется, несколько грубее, чем Петя планировал изначально, но Гром, похоже, не обижается. - Прокопеныч попросил, - пожимает плечами он, но Пете этого недостаточно. Федор Иваныч, может, и просил посодействовать, но уж точно вряд ли настаивал на том, чтобы заходить так далеко. Одно дело - просмотреть бумаги и вкинуть пару дельных предложений, и совсем другое - присоединяться к ночной наружке за кофе и шавермой. Вот это точно исключительно инициатива самого Грома, как и многое другое, и в то, что он делает это по доброте душевной, верилось мало. Равно как и в то, что Гром просто ищет повод лишний раз с ним увидеться. Тут что-то другое, и Пете очень хотелось бы знать - что именно. - Пиздишь ты, Игорь, - заявляет он, стряхивая пепел в окно и прикидывая, что надо бы оставить в стакане немного кофе, чтобы организовать из него пепельницу, а то как-то совершенно по-свински будет оставить после себя россыпь бычков на тротуаре. Гром молчит и о чем-то напряженно думает, и когда Петя уже начинает здорово опасаться, что перегнул палку, доебавшись до мышей - можно ведь просто принимать подарки судьбы, а не выяснять, за какие заслуги они вообще на голову свалились, - тот наконец подает голос: - Ладно, ты меня подловил, - Гром нервно поправляет кепку, а после, зачем-то развернув ее козырьком назад и разом скинув с себя лет десять возраста, признается: - Я просто хочу, чтобы эта история закончилась. Сколько у тебя там детишек в СИЗО суда дожидаются? - Двадцать три человека, - помрачнев, вздыхает Петя, чувствуя себя уязвленным, но Гром неожиданно ободряюще улыбается и продолжает: - Вот именно. И они тупо оказались не в то время и не в том месте, - пожимает плечами, выбивает из пачки сигарету и, сунув ее в рот, заканчивает смущенно: - Я просто хочу, чтобы они не сели лет на десять-пятнадцать. Чтобы они жили свои жизни, понимаешь? Искренность Грома не только вызывает уважение, но и заставляет что-то глубоко внутри сжаться на мгновение туго-туго. Сглотнув ком горле, Петя кивает, принимая такой ответ. Честный и совершенно обезоруживающий своей - нет, не логичностью, - а человечностью. Он многое успел себе надумать: и что Гром просто ищет очередную ачивку в свой и без того впечатляющий послужной список, что он хочет утереть нос наркоконтролю, что он просто азартный дохуя и даже, что, чем черт не шутит, ему нравится проводить с Петей время, вот он и лезет вечно туда, куда уже даже не просят. Все это может, конечно, иметь место, не вопрос, но главная причина, почему Игорь Гром сейчас сидит с ним бок о бок в остывающей тачке под окнами Казанцева - это то, что ему не все равно. Так же, как и самому Пете. - То есть, ты в деле до тех самых пор, пока мы его не возьмем? - неожиданно охрипшим голосом уточняет Петя и чувствует, как внутри не то расправляется, не то еще больше стягивается тугая пружина. Ему нравится его жизнь, нравятся его отношения, которые вот-вот превратятся из переписки во вполне себе осязаемые и самые лучшие из всех, что когда-либо случались, но Гром… Гром одним своим существованием заставляет его метаться, и это Пете совсем не нравится. Лучше бы он и дальше думал, что тот - заблокированный для всяческих поползновений натурал. - А ты против? - Гром меж тем снова откидывается на сидении, устав от скрюченной позы, и, с наслаждением потянувшись, наконец закуривает. - Совсем нет, - Петя невольно улыбается, а потом, быстро прикинув все за и против, решительно выдает: - Ну, тогда, раз ты так рвешься на баррикады… Пойдешь с нами? - Куда? - рассеянно уточняет Гром, лениво поворачивая голову и сталкиваясь с Петей взглядом. И если бы он не встретил месяц назад Игната, Петя бы точно его сейчас поцеловал. Момент, конечно, спорный и не самый подходящий, но плевать ему было бы на это. Равно как и на то, что за такие фокусы можно было бы и отхватить. Просто Гром сейчас такой красивый. Расслабленный, спокойный и совершенно непохожий на того хмурого мужика, на которого Петя пускал слюни раньше. Он целая, сука, вселенная. Вселенная, в которую Петя уже закрыл себе портал. Тряхнув головой и смахнув с себя минутное наваждение, Петя прокашливается и отвечает твердо: - На захват, разумеется. Я жопой чую, что все решится вот уже на днях, до начала майского усиления, потому что потом почти две недели во всех клубах будут пастись мои коллеги, и Казанцев, как самая умная на свете мразь, носа не высунет, зная об этом, - он переводит дух и продолжает уже тише, говоря то, в чем сам себе признаться боялся до этого самого момента: - Мои ребята хороши, но им еще учиться и учиться, а Володя уже не в том возрасте, чтобы за кем-то сломя голову нестись или вырубить противника в пару ударов. Мне нужен кто-то в этом ебучем экспромте, кто имеет достаточно опыта и умеет думать своей головой, а не ждать команды “фас”. Потому что действовать придется по обстоятельствам и вслепую. И, кстати, возможно, это будет наш единственный шанс захлопнуть крысоловку. Сам же понимаешь, упустим Казанцева и все - он заляжет на дно, а его кореш в наркоконтроле и подавно. Гром задумчиво затягивается, не глядя стряхивает пепел в окно, а после, коротко кивнув, говорит: - Заметано. Я в деле, Петь, - и, едва не закашлявшись дымом, спрашивает: - У тебя вообще какой-нибудь план есть, что делать, когда придет время? Петя тяжко вздыхает. - План такой, что плана нет, - признается он, переводя взгляд на двери подъезда от греха подальше. - А если серьезно, я забил за собой спецназ по свистку и на этом мои полномочия все. - Прокопеныч тебя в приоритет поставил? - неверяще уточняет Гром, на что Петя лишь насмешливо разводит руками: - Не просто в приоритет, а в такой, что на ближайшую неделю я прима-балерина, а дядьки в черном с автоматами - мой кордебалет, - и, хмыкнув, добавляет: - Он под соусом усиления вывел на дежурство вторую группу быстрого реагирования. Негласно специально для наркоконтроля. Так что, даже если сгорит Смольный и спецназ отправят на задержание опасного пиромана, у меня все равно будет отряд для рейда. - Твоя идея? - почти восхищенно цокает языком Гром, и Петя, закусив губу, согласно кивает. Он мнется всего мгновение, а потом все же озвучивает то, что они обсуждали с командой еще несколько дней назад: - Я рассчитываю поймать его за руку. Сам пойду внутрь клуба. Мы пойдем. С тобой. Сядем Казанцеву на хвост и я дам команду на штурм, - и, помолчав немного, заканчивает: - А потом сделаю все, чтобы он не успел скинуть вес. Возьму с особо крупным лично, и хрен он отмажется. - А с крысой что делать будем? Ну, если раньше не вычислим? - спокойно спрашивает Гром, выдохнув дым тонкой струйкой. Петя, заметив, что сигарета его почти докурена, снимает крышку со своего кофейного стакана и, протягивая его Грому, отвечает: - Колоть будем. И шмонать. Проверим телефон, техотдел в легкую вскроет. Гром смотрит на стакан с изумлением, и Петя, закатив глаза и отобрав окурок из горячих пальцев, с шипением тушит его в остатках кофе, а потом поясняет терпеливо: - Ну не в окно же выбрасывать. Чего срач разводить лишний? Гром улыбается, и пожав плечами, уверенно бросает: - Расколем. Петя смотрит на него с благодарностью и собирается уже было поинтересоваться, какими именно методами не гнушается бравый майор, но тут у Гром вздрагивает и, вытянув из кармана телефон, виновато просит, глянув на экран: - Вижу, что тебя распирает. Мысль придержи, я мигом, - и принимает звонок. Имя абонента Петя разглядеть не успевает, и легкий и иррациональный укол ревности - кто там, черт возьми, может названивать Грому в начале второго ночи? - игнорировать не получается никак. Голос явно мужской, слышно по тембру, и спокойное, даже расслабленное лицо Грома стремительно приобретает резкие черты, по мере того, как собеседник что-то частит в трубку. - Ты уверен? - уточняет Гром, нервно постукивая пальцами по колену и хмурясь, а после, выслушав эмоциональную тираду из динамика, с досадой вздыхает: - Да что ж так не вовремя-то. Ладно, сейчас приеду. Жди. И, сбросив вызов, тут же открывает приложение такси. - Что-то случилось? - нервно интересуется Петя, закусив губу. После неуместной ревности в голову закрадывается наконец светлая мысль, что в такое время просто так не звонят, вообще-то, но Гром лишь отмахивается все с той же досадой: - Труп случился по старому делу, - и, быстро забивая адрес, вздыхает: - Ехать надо, короче. - Что за дело? - с живым интересом допытывается Петя, немного приободрившись. Не то чтобы его интересовали трупы, вот уж нет, спасибо, но то, что посреди ночи Грома разыскивают по работе, а не из дома, как-то подозрительно приятно отзывается внутри. - Да мутная история, - отзывается Гром, не отрываясь от телефона, - мы почти полгода с прокуратурой срались, что это серия, а нас в жопу посылали. Три якобы самоубийства. Все жертвы - молодые девчонки до двадцати пяти. Вскрытые вены, море крови и, казалось бы, дело выеденного яйца не стоит, но знаешь, в чем странность? - В том, что кто-то не от большого ума вскрывает себе вены? - иронично предполагает Петя, наблюдая за тем, как Гром ставит точку за углом в переулке и запускает поиск машин вокруг. - В том, что на всех предполагаемых орудиях были крайне странные, нехарактерные для хвата отпечатки, - качает головой Гром, ничуть не рассердившись. - Вот просто прикинь, на ноже последней жертвы нашли два пальчика, а остальная поверхность отполирована до блеска. Как тебе такое? - То есть, ты думаешь, кто-то убил их, потом протер орудие убийства, а после вложил жертве в руку, чтобы… - медленно тянет Петя, невольно вздрагивая от мысли, что где-то по городу шастает больной и совершенно наглухо отбитый ублюдок, способный на подобное. Да, он сам, конечно, не попадает в целевую аудиторию, а вот Нина… - Да я уверен, - обрывает его Гром, а потом, добавляет хмуро: - Кроме того, телефоны жертв к заводским настройкам откачены, что тоже весьма странно. Я пытался на комитет выйти, но, как ты понимаешь, они меня в жопу послали, заявив, что, мол, оснований нет считать, что это серийник. - Вот же мрази, - искренне возмущается Петя, сжав кулаки. - Ну а кому он нужен-то, висяк этот? - с нескрываемой злостью отзывается Гром, тупо глядя в экран телефона. - Мы почти четыре месяца с Дубиным над этим делом бились, и ни черта не нарыли. В архив собирались сдать на этой неделе. Как есть глухарь, вот только я прям чувствую, что что-то упускаю, - а потом, спохватившись, тянет: - Петь, ты прости, что я вот так тебя бросаю здесь одного, но реально без меня никак. Петя хмыкает. - О чем разговор вообще, - и, не удержавшись, подмигивает: - Я мальчик взрослый, не в первый раз в засаде ночью кукую. Справлюсь как-нибудь. - Да уж надо полагать, - кивает Гром и коротко улыбается. Тепло так, солнечно, а не как обычно, когда и не поймешь толком - это улыбка или судорожный спазм лицевого нерва. А потом блокирует экран, запихивает телефон в карман и, потянувшись к дверной ручке, неловко добавляет: - Ладно, я погнал, сейчас такси подъедет. Я в переулке точку поставил, чтобы лишнего внимания не привлекать. - Удачи с трупом, - закатывает глаза Петя, принимая как можно более равнодушный вид, но все же, когда Гром выбирается на улицу, а потом широкими шагами спешит за угол, провожает его слегка разочарованным взглядом, пока тот не скрывается за поворотом. Совет Нины - не видеться с Громом, избегать его всеми возможными способами и сконцентрироваться целиком и полностью на своей собственной жизни, - был бы идеален и, пожалуй, помог бы Пете обрести некое душевное равновесие внутри, если бы не одно жирное “но”. Ему нужен был кто-то в этом деле, на кого можно было бы положиться. Эту мысль Петя варил в своем котелке всю последнюю неделю и лишь сегодня, когда озвучил Грому, понял, что ничуть не лукавил даже с собой. Да, между ним и Громом что-то определенно происходит, неуловимое и чертовски ненужное в данный конкретный момент, но цеплялся Петя за него не поэтому. Гром был ему нужен, чтобы не упустить ничего важного в этом деле. Свежий взгляд, острый ум и куча связей делали его идеальным напарником для того, чтобы прихватить Казанцева за жопу. Петина команда для этого пока недостаточно хороша. Они отличные ребята и со временем из каждого выйдет толковый мент, однако все они привыкли следовать приказам и своей головой думали не очень-то охотно, со скрипом и неизбежными проебами, а на захвате Казанцева и уж тем более с крысой придется действовать по обстоятельствам, разбираясь со сценарием по ходу пьесы, и Петя был уверен, что никого лучше Грома для этой задачи попросту не найти. Так что Грома приходилось подпускать к себе куда ближе, чем сейчас было бы уместно. Гром пил с ним кофе, ловил в курилке, вваливался в кабинет и даже звонил на личный номер, который Петя вообще-то далеко не каждому давал в принципе, и спасения от его бешеного обаяния не было. Ну, почти. Пока Петя держал оборону лишь на чистом упрямстве и мыслях о том, что где-то в этом городе точно так же, как и он сам, с нетерпением ждет встречи Игнат. Они вроде как договорились на второе число, чтобы отоспаться, чтобы отдохнуть от бесконечной работы и не всрать первое свидание тупо потому, что один из них уснет стоя, но сейчас Петя понимает совершенно отчетливо: да в жопу. Как он вообще сможет хоть что-то делать накануне этой встречи, если будет не на работе в бесконечной запаре? Он же рехнется от томления и осознания того, что сам добавил еще один день на счетчик. Хватит терять время и мучить себя и Игната. Плюнув на все дальнейшие рациональные размышления, он берется за телефон и поспешно набирает в закрепленный чат: “Ты сказал, что свободен все три дня. Давай пересечемся первого? Я понял, что больше не могу ждать. Предложил бы и раньше, но с работы никак до выходных не вырваться”. Минут пять Петя пялится в телефон неотрывно, но сообщение так и остается непрочитанным, хотя телеграм уверяет, что Игнат был в сети недавно. Либо глюк, либо спать лег, и Петя со вздохом откладывает телефон на пассажирское сидение, а потом тянется к полупустой сигаретной пачке. Немного обидно, конечно, что вот он - душа нараспашку, а Игнат вместо того, чтобы завалить его горой восторженных смайликов, сладко давит подушку, но с другой стороны, какая разница, когда он ответит. В одном Петя уверен абсолютно - Игнат будет рад, а остальное значения не имеет. Все случится в воскресенье и, если повезет, Петя к тому моменту скинет с плеч рабочие завалы, а значит, сможет со спокойной совестью проебланить пару дней, наслаждаясь обществом Игната. По всем его прикидкам, Казанцев выйдет в поля в пятницу, пока патрули не заполонили весь центр города, и тогда-то все и кончится. Петя выдохнет, напишет парочку рапортов, проведя добрую часть дня в управлении, а потом без зазрения совести скинет остальное на своих подчиненных и с чувством выполненного долга свалит отдыхать минимум до вторника. С ощущением правильности происходящего и в полном душевном равновесии он откроет новую страницу своей жизни. С Игнатом. В четверг Петя появляется в управлении позже обычного, но, судя по лицам подчиненных, явно сильно раньше, чем они все ожидали. В общем кабинете не хватает только Володи, с раннего утра торчащего под окнами Казанцева, остальные же увлеченно пялятся в мониторы и при петином появлении с облегчением отворачиваются от них, одуревше моргая. - Что у вас там? - спрашивает Петя, пристраиваясь в володином кресле и ставя кружку с кофе на стол. - Смотрим выписки по банкам и биллинг, пока все глухо, - отзывается Храмцов устало и, потерев веки кончиками пальцев, вздыхает: - Продает он точно за нал и очень предусмотрительно хранит бабки либо на чьем-то чужом счете, либо так наличкой и держит. Никаких аномальных сумм и пополнений ни через банкоматы, ни со сторонних карт. - Можно еще девчонку его прощупать, - тянет Петя в ответ с сомнением, а потом, поняв, что дичь какую-то несет, сам себя же и обрывает: - Хотя нет, пустая трата времени. Я бы на его месте тупо валюту в обменнике покупал за налик. Меньше места займет, чем рублевые котлеты, и драпать удобнее в Финку, если прижмут. У него загран есть? - Есть, - подает голос Аннушка, пару раз кликнув мышкой. - Сделал почти год назад. И, кстати, в визовой истории как раз-таки три выезда по наземке в Финляндию. Один на тачке и два поездом. - Вот вам и ответ. Жаль, что прямо сейчас нельзя погранцам ориентировки дать на всякий случай, - разводит руками Петя, отпивая из кружки и чувствуя, как постепенно просыпается мозг, а потом продолжает гротескное подобие утренней летучки: - Что с детализацией по номеру? - Да тоже не фонтан, - вздыхает Кривогородцев. - Звонит мамке своей через день, девушке реже, но от нее входящих столько, что я, положа руку на сердце, тоже бы ей не звонил. Пара одногруппников еще есть и заведующий лаборатории. Есть еще вал всяких звонков от автообзвона и мошенников, их я сейчас пробиваю на повторные кейсы, но пока все выглядит так, будто мы таким образом не крысу найдем, а чересчур назойливого сотрудника Сбера, которому скучно чалиться без живого общения. - Согласен, - кивает Петя, поморщившись, но все же просит: - Шансов мало, но чем черт не шутит. Попробуй пошерстить даты, в которых мы уверены, вдруг что всплывет. Стас кивает почти обреченно, и Аннушка, приходя ему на помощь, берет огонь на себя: - Петр Юрич, по соцсеточкам тоже глухо. Я проверила всех его друзей во “Вместе” и взаимных фолловеров в инстаграме. Никого, кто имел бы отношение к нашему управлению, нет и в помине, - говорит она негромко. - Одноклассники, одногруппники, старые приятели и, видимо, случайные собутыльники. Сейчас пытаюсь и их связи пробить, мало ли, кто там кому брат или сват, но не обещаю ничего. - Понятно, - резюмирует Петя, качая головой, - мы в жопе. И, заметив, как приуныли его собеседники, тут же поспешно добавляет: - Так, отставить сложные лица, вы все молодцы, это не обсуждается даже, просто наш дорогой Казанцев скользкая и увертливая мразь, но я уверен, мы все равно его подловим, - и, глотнув кофе, интересуется: - А что с пеленгом? - Нет еще, - пожимает плечами Храмцов, а Стас, громко фыркнув, раздраженно поясняет: - Техники говорят, что сервер у них выпал какой-то, обещают завтра к обеду починить. Попросили начальнику управления заявку закинуть на приоритет, если уж нам так горит, - и, откинувшись в кресле, тянет ехидно: - Ну то есть, вы зацените прикол, Петр Юрич, второй день у них сервер в оффлайне, а разруливать это должны мы. - Будет им заявка, - прищурившись, угрожающе обещает Петя, прикидывая, самому ли спуститься к генералу Прокопенко или Грома заслать, и, пользуясь тем, что Володи в кабинете нет, со злорадным удовлетворением добавляет: - Всем заявкам заявка. Гарантирую, срака так подгорит, что эти бляди еще сегодня сервер свой поднимут. - Было бы очень кстати, - хохотнув, заявляет Кривогородцев и, коротко на Петю глянув, спрашивает вдруг: - По наружке у нас тоже, как я понимаю, ничего? - Ничего, - соглашается Петя уныло, а потом, грохнув кружкой по столу так, что уткнувшаяся опять в ноутбук Аннушка вздрагивает, продолжает уверенно: - Но я вот прям жопой чую, что день-два, и нам повезет. Или наружка выстрелит, или накопаем что-то. И вообще, можете считать меня фантазером, друзья, но я ставлю на пятницу. - Да схуяли? - брякает Кривогородцев, не сдержавшись, на что Петя лишь глаза закатывает и поясняет: - Ну сам подумай. Казанцев с кем-то из нашего отдела держит связь и точно должен знать, что с первого числа обычно начинается сетка рейдов. В этом году, с поправкой на выходные, накануне. Опытные нарики, которые не первый год упарываются, тоже это знают, - Петя запальчиво вскакивает с места, проходится по кабинету и, чувствуя взгляды трех пар глаз, заканчивает почти торжествующе: - Ну и когда выгодно продавать? Когда безопасно покупать? - В пятницу, - подает голос Аннушка и, оторвавшись от ноута, глубокомысленно добавляет: - Хотя я бы, если б употребляла, вообще не рисковала в последние дни. - Рисковала бы, если б доза была нужна, - Петя назидательно смотрит на нее и, прихватив кружку, идет к двери: - В общем, работаем дальше. Я к Прококпенко за целительными пиздюлями для техотдела, потом у себя буду. Если что - свистите. А, и кстати, - вспоминает он уже почти на пороге, - Илья, сегодня я тебя сменяю, а Цветков в ночь будет караулить, у него все равно дежурство. - Принято, - кивает Храмцов. - Напишу вам за полчаса примерно, куда подъезжать. И Петя, махнув всем на прощание, выходит в коридор. Что там советовала Нина? Поменьше пересекаться с Громом? Ну вот он и будет поменьше пересекаться. Возьмет и, как взрослый самостоятельный мальчик, сам сходит к Федору Иванычу. Попросит, чтобы техотделу вместо ближайшей премии выписали незамедлительные анальные кары, и, что-то Пете подсказывает, что хоть он и не на такой короткой ноге с генералом Прокопенко, как Гром, к просьбе го Федор Иваныч все-таки прислушается и незамедлительно раздаст всем сестрам по серьгам. Дело-то серьезное, на личном контроле и было бы глупо проебать шанс накрыть Казанцева с его подельником из управления просто потому, что какие-то там очкарики не хотят поднимать сраный сервер. Петя, конечно, в технических вопросах не силен, но даже ему понятно, что кое-кто попросту не хочет, блядь, работать, а значит, надо этому кому-то придать весомый стимул, и он не погнушается использовать все доступные способы, чтобы достичь цели. Выйдя из кабинета начальника управления, Петя тут же лезет в карман. Еще сидя напротив Федора Иваныча и разливаясь соловьем, что ему как кровь из носу нужно, чтобы техотдел перестал посылась его нахер, Петя почувствовал, как телефон в кармане дрогнул короткой вибрацией. Он застывает у изножья лестницы и, привалившись к перилам, разблокирует экран и жадно читает сообщение из закрепленного чата. “Договорились, - пишет Игнат и, после смайлика, добавляет: - И только попробуй все переиграть. В полдень на Аничковом, детка. Я буду ждать”. “В полдень?” - удивленно набирает Петя в ответ, чувствуя, как на лице расплывается идиотская улыбка. “В полдень, - моментально отвечает Игнат, будто только и ждал его сообщения, а потом, прислав подмигивающий смайлик, добавляет: - У меня на тебя большие планы, и, имей в виду, что раньше утра понедельника ты от меня не отделаешься”. “И не подумаю, родной, - заверяет его Петя, огромным усилием воли прекращая лыбиться, как безнадежно влюбленный кретин, а потом, выдохнув, печатает: - Знаешь, я бы правда хотел плюнуть на все и увидеться хоть сегодня. Хоть сейчас приехать. Но не могу. Работы привалило с горкой, могут в любой момент дернуть, а я хочу рядом с тобой отключить телефон и забыть о существовании своего отдела начисто”. “Верю, - прилетает в ответ через несколько минут, когда Петя уже поднимается по лестнице на свой этаж. Он шумно выдыхает, а Игнат, ничуть не смущаясь, продолжает: - Хочу, чтобы рядом со мной ты вообще ни о чем не думал. Не заморачивался, не загонялся, а просто был собой. А знаешь, чего я еще хочу?” Петя, застыв посреди пролета, закусывает губу и непослушными пальцами набирает: “Чего?” У него так много вариантов, от самых невинных до неимоверно развратных, но Игнат все равно умудряется его удивить. “Я хочу узнать, как тебя зовут. На самом деле”, - прилетает в чат, и Петя чувствует, как у него перехватывает дыхание. “Это будет первое, что я тебе скажу”, - обещает он, радуясь, что на лестнице больше никого нет. Было бы скверно прослыть дебилом, влюбленно пялящимся в экран телефона, да. “Ловлю на слове, - отвечает Игнат, присыпав сообщение кучей смеющихся смайликов, а потом почти сразу добавляет: - А кстати, как я тебя узнаю?” И Петя смеется. В памяти всплывают нинины восторженные перессказы городских легенд, и он с наслаждением набирает: “ Я буду стоять с сигаретой в руке рядом с тем конем, у которого вместо хера лицо, и картинно смотреть на водную гладь”, - а потом, не удержавшись, тихонько смеется. “Ты же вроде не местный. Откуда такие глубокие познания?”, - поддевает его Игнат, но Петя, поднявшись на несколько ступенек, ничуть не смущенно отвечает: “Соседка рассказала. Она любит городские байки и любит Питер, - и, уже шагая по коридору к своему кабинету, спрашивает взволнованно: - Ну что, узнаешь?” “Тебя - точно”, - заверяет Игнат и, что самое интересное, Петя в этом даже не сомневается. Да, стрижка у него сейчас короче, чем на тех, летних фотках, которые он залил в тиндер и на аватарку в телегу, и волосы темнее - состриг еще в начале зимы выгоревшие на солнце пряди, но отчего-то хотелось верить, что Игнат и впрямь узнает его в воскресенье, почувствует и без лишних шасшаркиваний обнимет со спины, шепнув тихое “привет” на ухо. Может, и стоило договориться о каком-нибудь красном шарфе или прийти на встречу в приметном бежевом пальто, которое не доставал из шкафа пару лет точно, но сердце подсказывало - Игнат его и без этой шелухи вычислит на раз-два. Иначе зачем все это было? “Я люблю тебя, - пишет Петя, вваливаясь в свой кабинет и улыбаясь. - Я так тебя люблю, ты просто не представляешь как”. “Ну почему же, вполне представляю, - чуточку насмешливо парирует Игнат спустя пару минут, когда Петя добирается до своего рабочего места и падает в кресло, а потом почти сразу добавляет: - Но я все равно больше”. На эту провокацию Петя не ведется. У них еще будет время выяснить, кто и кого там больше любит. Вместо этого он улыбается, бросает беглый взгляд за окно, где сгущаются свинцовые апрельские тучи, и включает рабочий компьютер. Пора работать, носом землю рыть в поисках того, что все они упустили из виду. Казанцев не может быть умнее шести ментов, даже если один из них стажер, а значит, есть что-то, на что ни Петя, ни его команда, ни даже Гром не обратили внимания. Что-то, что поможет Пете арестовать этого мелкого засранца еще до выходных и выдохнуть наконец. До первомая остается каких-то жалких три - на самом деле, уже два с половиной, - дня, и Петя, будучи до мозга костей атеистом, почти готов молиться, чтобы вместо долгожданного свидания с Игнатом ему не пришлось тащиться в управление и грызть от досады локти, осознавая бессмысленность всех стательно спланированных следственных мероприятий. А еще, молиться, чтобы Игната не поставили в усиление или не подкинули еще какой-нибудь сюрприз, ведь, в конце концов, праздники в ментовке - это всегда неиллюзорный такой шанс, что все пойдет по пизде и ты не окажешься на любимой работе, сам того не желая. Впрочем, думает Петя, почти машинально запуская очередное, непросмотренное еще видео с городской камеры, даже два с половиной дня - это немаленький срок, чтобы подчистить хвосты. И если подойти к делу с умом и полной отдачей, к майским он обязательно расквитается с этим сраным делом. Другого выхода у него попросту нет. Часа три проходят почти незаметно, Петя почти машинально пялится в экран, попутно обдумывая сложившуюся ситуацию. Казанцев,за которым следят вот уже почти полтора суток, ведет себя совершенно нормально, комар носа не подточит, и любой другой на петином месте усомнился бы, а был ли мальчик. В смысле, тот ли мальчик торговал наркотой, а потом, почуяв жареное, скидывал бы ее по карманам случайных посетителей клубов, но Петя был уверен, что Казанцев именно их клиент, хотя въедливый анализ ситуации и указывал на то, что ни с чем подозрительным тот не связан. Проглядывая одну запись за другой, Петя находит еще пару заведений, в которых Казанцев отметился в дни рейдов, помечает даты в своем распечатанном календаре и, скопировав видео в отдельную папку, продолжает изыскания. В голове его бесконечно роятся мысли. Пока глаза смотрят, мозг безостановочно скрипит, пытаясь отделить зерна от плевел, и получается у него это скверно, как ни крути. Пете бы отпуск, Пете бы перезагрузиться, чтобы свежим взглядом посмотреть на вообще все факты, которые накопал он сам и его подчиненные, но такая роскошь ему недоступна, поэтому приходится собрать волю в кулак и думать. Много думать, попутно глядя в монитор и почти бездумно чиркая на каком-то подвернувшемся под руку стикере. К мысли о том, что крыса, сливающая инфу о внутренней кухне ГУНКа вовсе не обязательно из отдела, Петя приходит к обеду. Совершенно внезапно и без объявления войны. Он останавливает запись, на которой четко виден выход из клуба и которую досмотрел почти до конца, закусывает губу и, прикрыв глаза, прислушивается к голосу разума. Все факты налицо: пусть о рейдах Казанцев и знал заранее, сейчас он оставался спокоен, как удав, а значит, до сих пор, несмотря на то, что Петя копает под него прицельно вот уже два дня, он не в курсе ситуации. И можно было бы списать все на то, что таинственная крыса, предупредив Казанцева о хвосте, клятвенно молила его не дергаться и не привлекать внимания, но Петя не первый день работает в полиции, он знает, что дилеры, которых спалили, не ведут себя так спокойно. Так буднично и так беспечно. В олимпийское спокойствие и твердую выдержку Петя не верит ни на йоту, а значит, Казанцев банально не подозревает, что его срисовали. И можно было бы продолжить подозревать коллег и окончательно превратиться в заядлого параноика, но один нюанс не дает Пете покоя - если бы крыса сидела именно в ГУНКе, Казанцев бы уже сто пудов пересекал границу с Финляндией. Потому что детализацию по номеру и уж тем более пеленг телефона по вышкам Петя запрашивал по официальным каналам. В бреду ли, или его вело провидение, но конкретно эти запросы должны были быть видны в общей базе отдела, их в легкую можно было бы спалить, даже звезд на погонах не имея, если задаться целью отслеживать конкретное дело или определенного следака. Но, судя по тому, как Казанцев, совершенно не дергаясь и не чуя хвоста, занимается своими делами, про слежку он не знает, и о том, что имя его для главного следователя уже не секрет - тоже. И с одной стороны, Петя вздыхает с облегчением, потому что не придется, судя по всему, надевать браслеты на кого-нибудь, у кого он сигарету в курилке как-то стрелял или с кем кофе пил в запаре на общей кухне, а с другой… Да кто же это, нахрен, может быть вообще? Петя уже так свыкся с мыслью, что информацию о следственных мероприятиях Казанцеву сливает кто-то из ГУНКа, что поверить в обратное было сложно, но и поспорить с логикой он внутренне не решался. Сливал кто-то, кто не имел доступа ко внутренней базе отдела, но вместе с тем мог оказаться в курсе расписания рейдов. А база, между тем, была доступна чуть ли не каждому, кто носил звание выше младшего сержанта, то есть, почти всем. Стажеров Петя отмел сразу. Чужих - при первой же мысли, своего - после коротких размышлений и с невероятным стыдом. Никто из них просто физически не мог знать, какой клуб и когда накроет наркоконтроль с проверкой, даже Аннушка при всей ее чрезмерной для стажерки осведомленности. Например, рейд в “Ломоносове” в прошлую пятницу вообще был внезапным, как понос, а значит… Значит, крыса сидела вовсе не в отделе, как Петя думал последние пару недель, а совсем в другом месте. Теплом, не вызывающем подозений и крайне козырном. В том, где Петя и не подумал бы искать, а если бы и подумал, то просто бы тотчас поржал над своей паранойей и выкинул эту идею из головы, как несостоятельную и асбурдную. Крыса затаилась овершенно беспалевно и максимально надежно, настолько, что Пете понадобилось три с лишним месяца и ряд необдуманных телодвижений, чтобы просечь, в чем прикол. Взволнованный донельзя, Петя хватается за трубку стационарного телефона, и лишь потом до него доходит, что громовский номер, даже несмотря на их чересчур частое в последнее время общение он так и не запомнил. Плевать, Петя не гордый. Он подхватывает лежащий на краю рабочего стола телефон, пролистывает контакты до “Гром рабочий” и жмет на вызов. Гром ждет его на крыльце управления, задумчиво крутя незажженную сигарету в пальцах, и, заслышав шаги, моментально оборачивается. - Я тут не молодею вообще-то, - громко фыркает он, когда Петя подходит ближе, и Петя, виновато разведя руками, отвечает с досадой: - Да Егорова встретил в коридоре, чтоб его. Прицепился ко мне, как репей к собачьей жопе, мол, а чего это я так к Прокопенко зачастил. Думает, походу, что я его подсидеть собрался, - а потом шумно выдыхает, постепенно успокаиваясь, и кивает в сторону парковки: - Ладно, хрен с ним, с этим маразматиком, пойдем. - Я думал, мы покурить, - хмурится Гром, растерянно застывая, но Петя лишь отмахивается: - А ты не думай, ты топай. В машине покуришь, - и первым направляется к кадиллаку, доставая из кармана куртки брелок и отключая сигнализацию. Петя не видит, а скорее чувствует, что Гром сдается и устремляется вслед за ним. Прожигает взглядом спину, сопит недовольно и громко шаркает своими тяжелыми ботинками по асфальту, но все равно идет за Петей, как телок на веревочке. К этому можно и привыкнуть, думает Петя со смесью ужаса и какого-то странного самодовольства, а потом оглядывается вокруг, и убедившись, что никого на горизонте нет, ныряет в салон кадиллака. - А где твоя лакшери-карета? - ехидно уточняет Гром, устраиваясь рядом и с явным удовольствием вытягивая свои бесконечные ноги. - У Бустера в переулке стоит, - Петя пожимает плечами и со слабо скрываемым сарказмом добавляет: - Мне как-то на своем катафалке привычнее. Коробка не пинается и гугл авто есть. Гром хмыкает и, не найдясь с ответом, интересуется уже серьезнее: - Курить правда здесь будем? - и, получив утвердительный кивок, чиркает зажигалкой, подкуривая наконец свою замусоленную сигарету. Затягивается так, что скулы на мгновение заостряются, а потом вздыхает: - Ну и что это за шпионские игры? Петя тоже вытаскивает из кармана пачку и, опустив немного стекло, немного нервно поясняет: - Не хочу, чтобы кто-то нас услышал даже случайно. В курилке сейчас лишних ушей много, - и, помявшись, добавляет тихо, но уверенно: - У меня есть все основания полагать, что наша крыса не в ГУНКе сидит. Мы ошибались все это время, Игорь. Зажигалка в непослушных пальцах все никак не хочет высекать искру, и Гром со вздохом снова чиркает своей, поднося ее к петиной сигарете. Петя благодарно кивает, делает первую тяжку и, откинувшись на подголовник, выдвигает пепельницу. - А где тогда? - помолчав немного, тянет Гром, тоже приоткрывая свое окно, а после, хмыкнув, не удерживается и с легкой ехидцей уточняет: - Не думаешь же ты, что это святой дух Казанцеву нашептывает, откуда ждать подставы? - Давай, смейся. Сейчас тебе не смешно станет, - понемногу раздражаясь, огрызается Петя, мстительно выдыхая дым Грому прямо в его ухмыляющееся ебало, а потом, усилием воли взяв себя в руки, продолжает: - Короче, это точно кто-то не из наркоконтроля, зуб даю. Я заказал пеленг телефона у технического отдела через официальный запрос. Он в базе есть, я проверил, а Казанцев ведет себя, как ни в чем ни бывало. Понимаешь, к чему я веду? - На живца ловил? - удивленно спрашивает Гром, стряхивая пепел за окно невзирая на любезно открытую прямо перед его носом пепельницу. Но Петя делает вид, что варварства не замечает, не до того сейчас, и нехотя признает: - Проебался, - и, заметив непонимание на громовом лице, поясняет неловко: - Совсем у меня ум за разум, похоже, зашел. Я только утром после летучки со своими понял, что натворил, - и, сделав паузу, добавляет тихо: - А потом понял, о чем это говорит. Есть мысли? Гром призадумывается, но совсем ненадолго, а потом, нахмурившись, коротко бросает, поджав губы: - Спецназ. И Петя наконец выдыхает. Он не рехнулся, у него не поехала крыша, а все, действительно, именно так, как ему показалось. Имея те же факты, что и он сам, Гром сделал ровно такие же выводы, а следовательно, версия не просто теперь уже вероятная, а почти стопроцентная. - Я тоже так подумал, но решил убедиться, что не сошел с ума, - с трудом подавив желание победно заорать, преувеличенно спокойно соглашается Петя, топя окурок в пепельнице и тут же доставая новую сигарету. Руки немного подрагивают от волнения, поэтому Грому снова приходится по-джентльменски протянуть ему свою зажигалку. Стыд и позор, конечно, но Петя сейчас настолько переполнен эмоциями, что как-то уже даже похуй. - Сможешь сузить круг? - меж тем негромко и деловито интересуется Гром, на что Петя поспешно кивает, едва дымом не поперхнувшись. - Да, - уверенно говорит он, справившись с першением в горле и потянувшись к початой бутылке с водой, забытой утром в подстаканнике. - Просмотрю списки всех, кто выезжал на рейды в клубы, где точно был Казанцев. У меня в рапортах есть фамилии, так что прямо сейчас и займусь, когда в кабинет вернусь, - а потом, промочив горло, оборачивается к Грому вполоборота и спрашивает напряженно: - Но ты же понимаешь, что нам теперь нужен свой человек в спецназе? - Или два? - прищурившись, уточняет Гром. - Ты же сам говорил, что с пятницы две группы дежурит будут. - Да, но я за собой ребят Холмогорова застолбил. Я привык с ними работать на рейдах, у Сергеича все по струнке ходят. Шмонают без лишнего рукоприкладства, клубную пьянь не кошмарят и вообще ведут себя образцово-показательно, - Петя качает головой, а потом с неожиданной злостью добавляет, взмахнув рукой: - Сука, ну ты понимаешь, что это кто-то из них, да? Я этим мудакам премии у подпола выбивал, не жестил никогда, а кто-то из этих неблагодарных сосунков меня по итогу слил и кинул. - Не думаю, что дело лично в тебе, но утешение, конечно, слабоватое, - как-то даже сочувственно вздыхает Гром и, затушив окурок, хлопает себя ладонями по коленкам: - Ладно, все, поздно пить боржоми, когда печень отказала. Как будешь знать, кто точно чистый, все организуем. Устроим какому-нибудь бойцу замену по графику. Внеочередной отгул, все дела. Прокопеныч поколдует, и никто даже не почует наебки. - Почки, - отстраненно поправляет его Петя, задумчиво крутя в пальцах недокуренную сигарету. Гром непонимающе вскидывает брови: - Какие почки? - Поздно пить боржоми, когда почки отказали, - назидательно говорит Петя, чувствуя, что вот сейчас самое время бы заткнуться, но язык живет своей жизнью, а Гром, неожиданно хохотнув, отмахивается: - Да похер вообще, - и, продолжая рассуждать вслух, добавляет: - Сунем в эту мясорубку Цветкова. Никто не удивится даже, что патрульным дыру в графике заткнули. Он справится, выезжал уже как-то на заложников, когда подтягивали вообще всех, кто свободен. - Боже, храни Цветкова, - хмыкает Петя, но Гром, не позволяя соскочить с темы, настойчиво просит: - Только поторопись, Петь, - размышляет о чем-то и резюмирует: - Времени очень мало, уже к утру надо понимать, кто на ночную смену не выходит. - Да понял я, сегодня же тебе занесу список, - кивает Петя поспешно. Это, в принципе, не должно занять много времени - всего-то сопоставить рапорты и понять, кого из бойцов не было на хотя бы одном из пяти известных ему рейдов с участием Казанцева. А Гром, помявшись немного, неожиданно предлагает: - И еще, знаешь что… Давай я поговорю с кинологами нашими, - и, смущенно отведя взгляд, добавляет неловко: - Если Казанцев успеет все-таки скинуть вес, без собаки мы ему ничего впаять не сможем. А вот если собака учует что-то, смывы с рук сделаем и отправим на очную ставку с твоими детишками. И в этот момент Пете очень хочется пробить себе ладонью лоб. Как он, блядь, сам не додумался вообще до этого? Да, собак на рейды почти никогда не берут - шумно, много запахов и вообще, но ведь можно же запустить кинолога во втором акте, когда диджею уже дадут люлей, а спецназ немного охладит пьяную недовольную толпу. - Проси Сапера, он гений, - уверенно говорит Петя, все еще проклиная себя за несообразительность. В этом деле, конечно, куда ни плюнь - везде он в одну каску бы наебался, если бы не Гром, но ни злость, ни чисто профессиональная зависть так и не приходит, вместо них Петя ощущает лишь нечеловеческую благодарность, а еще - немного стыда за собственную тупость. Впрочем, на сколько Гром его старше? Лет на десять, наверное? Вот через десять лет Петя и сравнит себя с гордостью управления, а пока стоит отбросить самоедство и получать удовольствие от того, что есть у кого поучиться, как на самом деле надо работать. - Сапера? - растерянно уточняет Гром, уставившись на него с таким изумлением, что Петя силится, чтобы не заржать. - Ну, овчарка служебная. Топовый пес, наркоту чует не носом даже, а сердцем, - почти спокойно поясняет он, пожав плечами. - Но почему Сапер? - все так же недоумевая, тянет Гром, и Петя, сжалившись, хмыкает: - Да потому что тренер его шутник херов и клоун тот еще, - а потом закрывает окно и кивает в сторону здания управления. - Ну что, погнали? Они выбираются из машины, и Петя, поставив тачку на сигнализацию, ежится от прохладного апрельского ветра, а после, бросив на Грома короткий взгляд, спрашивает почти спокойно: - Как думаешь, у нас получится? - У нас получится, - без тени сомнения кивает Гром, делая пару шагов и останавливаясь, чтобы Петя мог его нагнать. - Не сомневайся даже. И Петя, немного успокоенный не то парой выкуренных сигарет, не то ободрительными словами Грома, едва заметно улыбается. Начинает мелко накрапывать, и оба они, не сговариваясь, торопятся к крыльцу, а потом, уже на ступенях неловко притираются друг к другу плечами, в дурацкой попытке первым проскочить внутрь управления. Гром делает широкий шаг и, победно ухмыльнувшись, скрывается за дверью, а Петя, наоборот притормозив, жадно вдыхает густой весенний воздух. В Питере пахнет дождем, но это не новость, а еще - немного свежестью и костром. Наверное, где-то недалеко жгут прошлогодние листья, думает Петя и, снова улыбнувшись, тоже ныряет в здание. В свой кабинет Петя возвращается чуть заполночь и, Пристроив на столе стаканчик с недопитым премерзким латте, устало опускается в кресло. Тактика Грома неизменно пить пустой американо долго вызывала у Пети некоторые вопросы и даже наводила на мысли о непереносимости лактозы. Впрочем, узрев накануне, как Гром увлеченно лопает шавуху с жирным, явно майонезным соусом, Петя эту версию отбросил, как сомнительную, и продолжил гадать, в чем же, черт возьми, дело, а сегодня наконец сложил два и два. Ларчик открывался просто: Гром элементарно раньше него познал истину, состоящую в том, что если просто плохой кофе еще можно пить, то вот плохой кофе с молоком - редкостная говнина и по возможности лучше поберечь свои вкусовые рецепторы и желудок от таких экспериментов. И вот, мечтая о чашке обычного такого дегтя с неповторимыми нотками горелого зерна и кофейных масел, Петя в этот момент был готов вступить в его секту. Включив компьютер, первые минут пять Петя тупо пялится в монитор, осоловело моргая, и лишь потом берется за мышку, кликая по папке с видеозаписями из клубов. Можно и нужно было бы поехать сейчас домой. Принять душ, сварганить себе какой-нибудь бутер, по возможности не разбудив Нину своим шебуранием на кухне, а после без зазрения совести завалиться спать и продрыхнуть до звонка будильника. Но что-то не давало Пете покоя, заставляя его вновь и вновь просматривать записи с камер. Что-то не позволяло с чистой совестью свалить из управления и вернуться лишь к началу рабочего дня. Ему нужно понять, в чем извращенная логика Казанцева. В чем система. Как тот выбирает локации и дни. Поэтому, пока остальные играют в шпионов, преследуя их студентика на разных тачках по всему городу, Петя с упорством барана продолжает перебирать все те материалы, что находятся в его распоряжении и скрупулезно выписывает на отдельный лист бумаги каждый кейс, где Казанцев прокололся и засветил ебало. Время, клуб, дата. Перерывы он в последние пару дней делает только на сон, еду и перекур, а теперь, скинув очередное видео в отдельную папку и добавив к списку еще одну ни черта не объясняющую строку, обнаруживает себя у раскрытого окна, нервно выбивающим из пачки сигарету. Ну а что, кофе пить этот все равно совершенно невозможно, а так хоть под пепельницу сгодится. Проветрить только потом нужно будет как следует - и всех делов. Видел бы это Егоров, убил бы, конечно, на месте, но тратить драгоценное время на физкультуру по лестнице Пете не хочется от слова совсем. Да и велик соблазн, спустившись вниз, прыгнуть в тачку да уехать домой к чертовой матери, наплевав на собственную чуйку. Так он и сидит у монитора, скрючившись и сонно потирая глаза, а ближе к двум часам ночи случается чудо. Тогда, когда Петя уже совсем теряет надежду на что бы то ни было, кроме жирного обидного кукиша. Запись, которую он останавливает чуть ли не на середине - из “Ломоносова”. Казанцева Петя узнает лишь по жестам поначалу, но сомнений, кто на экране, не возникает даже несмотря на теплую дутую куртку. Ну да, правильно, в первой половине апреля было еще прохладно для джинсовки… И тут в голове щелкает, да так громко, что Петя замирает на мгновение, а потом, торопливо схватив настольный перекидной календарь, обводит ручкой прошлую пятницу и то самое восьмое число, которым датирована запись, а после долго, почти неверяще смотрит на свои пометки. Один и тот же клуб с разницей ровно в две недели. Бинго, блядь. Решив, что догадку нужно проверить, прежде чем прыгать от счастья, Петя напрягает память и, покопашись в своих бумагах, находит рапорт, датированный той же неделей. Вторник, клуб недалеко от Некрасова. Тот самый, где накрыли до жопы напуганную компашку сопляков с колесами в курилке. Он ставит точку в календаре, а потом отсчитывает две недели, открывает папку с записями камер, любезно предоставленных заведением, и уже спустя минут двадцать жирно обводит обе даты ручкой. Вот она, система. Для верности он наугад выбирает еще несколько клубов и баров из своего списка и, неизменно, раз за разом получая один и тот же результат - интервал в две недели, - задумчиво прикусывает ручку едва ли не до хруста. Четные и нечетные недели. По четным - вторник и пятница, по нечетным - понедельник и суббота. Странный график, но Казанцев его четко придерживался, невзирая на сетку рейдов наркоконтроля, лишь раз в пару месяцев менял список локаций полностью, видимо, чтобы местный персонал в лицо не запомнил. Петя почти уверен - работал он, скорее всего, только с постоянниками, надежными и кочующими за Казанцевым из клуба в клуб, а тот, нихуя не опасаясь, лишь слегка перестраховывался, а не пытался скинуть хвост. Знал, падла, что если плановый или не очень рейд вдруг совпадет с графиком, он все равно обязательно узнает об этом и успеет ускользнуть. Казанцев оказался не просто продуманным говнюком, а говнюком с фантастическими навыками просчитывать вообще все наперед, предусмотрев практически любые случайности. Он был примерным студентом с не вызывающим подозрения окружением и чистым бэкграундом, и Петя здорово начинал подозревать, что очевидных связей Казанцева с кем-то из главного управления они с Громом не найдут, даже если наизнанку вывернутся. Было бы странно мутить такие мутки со знакомыми, которых можно вычислить по соцсетям или совместным фоткам. Тут скорее либо случайное и крайне удачное знакомство, либо протекция от поставщика - ведь должен же Казанцев откуда-то брать дурь? - а значит, работать придется вслепую, каждую секунду ожидая подставы от кого-нибудь из спецназа. Впрочем, никаких звонков и смсок с сомнительных номеров не из списка контактов в детализации тоже нет, так что вне зависимости от степени близости знакомства Казанцева с его подельником, общаются они, скорее всего, или в чате с удаляемыми сообщениями, или вообще в сигнале, а это, с какой стороны ни глянь, тухляк полный. Поэтому остается лишь смириться и понадеяться на наблюдательность Цветкова, которому в спецназовском пазике придется смотреть во все глаза, чтобы заметить, кто из группы сольет точку назначения. А еще - неплохо бы самому понять, где все-таки случится последняя на ближайшие лет десять вечеринка для Казанцева, если все пойдет по плану. Петя бросает задумчивый взгляд на календарь. Нечетная неделя. Значит, все-таки суббота, а не пятница, как ему казалось. Ну правильно, чего бояться дополнительных патрулей и рейдов, если ты все равно не попадешься. Если тебя, блядь, услужливо предупредят о том, что спецназ уже выехал и пора съебывать от греха подальше. Перебрав папки с записями, Петя находит ту, в которой собраны файлы за шестнадцатое апреля и, тяжко вздохнув, принимается за дело. За следующие полчаса Петя успевает проклясть все, пару раз перекурить и почти отчаяться, прежде чем победно щелкает наконец по пробелу. Он был прав во всем. В прошлую нечетную субботу Казанцев засветился на выходе из “Виновницы”, где наводил шороху в тот день майор Светлов со своими ребятами. Почти машинально Петя заходит в общую базу рапортов отдела и с легкостью находит документы за нужное число. Пятеро задержанных, все по классике - колеса в карманах и полная несознанка. Кликнув по сопроводительным файлам, Петя привычно отправляет на печать утвержденный капитаном спецназа список группы захвата, чтобы сверить со своим, подготовленным для Грома. Быстро вычеркивает с еще теплого после принтера листа тех, кто хоть раз выпадал из костяка на ключевых рейдах. Как и прежде, остается всего четыре фамилии. Что ж, у него есть день, место и список из четырех подозреваемых. Недурно, с учетом того, что еще в понедельник не было примерно нихуя с хвостиком. Отчаянно хочется снова закурить, но Петя лишь расфокусировано смотрит на лежащий перед ним листок со списком, переводит взгляд на исчерканный календарь и чувствует, что сейчас просто-напросто позорно разрыдается от облегчения. Стыдно, конечно, для майора-то, вести себя, как девчонка, но Пете откровенно похуй. Да и кто увидит? Понадобилось всего два дня, чтобы почти довести себя до нервного тика, полопавшихся сосудов в глазах и осознания, что вот он, ключ к делу, набившему уже оскомину. Вот она - разгадка великой комбинации, над которой Петя ломал голову не один месяц и которую ни в жизни бы не просек, если бы не удачно подвернувшийся барыге капитан Дубин. Собственные записи плывут перед глазами, но Петя, устало потерев кончиками пальцев веки, решительно тянется к телефону. Набирает последний номер из списка недавних и, уже слушая размеренные и равнодушные длинные гудки, осознает, что вообще-то на дворе глубокая ночь, а Гром, хоть и трудоголик, но не долбоеб, чтобы куковать в управлении вторые сутки практически к ряду. Раздраженно сбросив звонок, Петя вздыхает. Мобильного номера Грома у него все еще нет как нет, и можно было бы спросить у Цветкова - тот бы, пожалуй, даже не удивился, - но Петя откладывает мобильный в сторону, прикрывает глаза и тормозит себя. Его, конечно, распирает, но переходить границы все-таки не особо хочется. Кто знает, как Гром вообще отреагирует на вторжение в личное пространство ближе к двум часам ночи? Хотел бы звонков во внеурочное время - точно бы дал Пете свой номер, у него была такая возможность и не раз, а раз аккуратно съехал с темы - значит, точно будет недоволен. И Цветкову потом еще вломит небось за разглашение персональных данных. Завтра. Он расскажет все Грому завтра, спустится вниз, утащит его на улицу в какой-нибудь укромный угол и, убедившись, что никого поблизости нет, с видом победителя выложит все, как на духу. Пете почему-то ужасно хочется видеть лицо Игоря Грома, когда тот услышит, что именно Петя успел раскопать за эту ночь. С чувством глубокого удовлетворения Петя утрамбовывает все свои бумаги в папки, выключает компьютер и, лишь поднявшись из-за стола, понимает, что пока он увлеченно рыл носом землю, коварная питерская погода успела ни на шутку рассвирепеть. Чертыхнувшись, Петя подлетает к окну и, поймав хлопающую раму, плотно прикрывает ее, повернув ручку. Стакан с гремучей смесью дрянного кофе и сигаретных окурков каким-то чудом удерживается на своем месте, и Петя, мысленно поблагодарив за это высшие силы, поспешно защелкивает сверху крышку, чтобы не развонялся на весь кабинет. На улице льет, как из ведра. Дождь, яростно барабаня по жестяному козырьку, сплошной стеной стоит за стеклом так, что даже самые ближайшие фонари кажутся тусклыми и почти погасшими, а потом где-то вдалеке грохает, небо рассекает яркая молния, и Петя, вздрогнув, отступает вглубь кабинета. Черт с ним, с дождем, но вот грозу Петя ненавидит с детства. Есть что-то пугающее в этом бесновании природы, что-то, что заставляло маленького Петю еще двадцать лет назад прятаться под одеялом, заставляет и сейчас. Пусть не буквально, конечно, но выходить на улицу не хотелось совсем, а уж тем более садиться за руль. Скользкая дорога, почти нулевая видимость, да и усталость с недосыпом дают о себе знать. Быстро почекав прогноз осадков на ближайшие часы, Петя вздыхает и, скинув ботинки, с ногами забирается на диванчик для посетителей, а потом, подумав, укрывается пледом, небрежно перекинутым через подлокотник. Запах, накрывший Петю в одно мгновение, кажется неуловимо знакомым. Сигаретный дым, костер и еще немного свежести, как после ливня где-то за городом. Он глубоко вдыхает, прикрывает глаза и почти тут же вздрагивает, сначала от очередного раската за окном, а сразу после - от короткой вибрации телефона в руке. “Я знаю, что ты не спишь. Помню, как рассказывал, что не любишь грозу. Все хорошо?” - читает Петя, тут же развернув оповещение из чата с Игнатом и улыбается. Ничего себе. Никто прежде кроме Нины не выцеплял этот постыдный факт из петиного недовольного ворчания, а Игнат, вот, отложил в копилку. “Нормально, - отвечает Петя почти честно. - Стремно немного, но жить можно. Я же не пятилетка, чтобы прятаться от молний под одеялом”. А потом, не удержавшись, тихо смеется. Ну да, не пятилетка, но именно это он сейчас и делает, черт возьми. “Я так и подумал, - чуточку насмешливо отзывается Игнат, а потом, помолчав немного, продолжает: - В общем, можешь считать меня придурком, но я тут кое-что тебе записал. Качество не фонтан, но у меня последний этаж и шумно очень сейчас, сам понимаешь…” И не успевает Петя прикинуть, что же такого мог записать Игнат - может, очередной дохуя красивый видос в постели, от которого уши задымятся и станет не до грозы? - как в чат прилетает аудиофайл. Качество у него и впрямь так себе, шорохи какие-то, свист и еще такой же громкий, как и за петиным окном, перестук капель по чему-то жестяному, но Петя замирает и завороженно вслушивается в тихие звуки гитары, чувствуя, как перехватывает дыхание. А потом что-то глубоко внутри сжимается и обрывается, когда сквозь этот шум несмело пробивается едва слышный хриплый голос. Слов почти не разобрать, песня Пете точно не знакома, но по телу моментально разливается жгучее тепло, такое яркое и согревающее, что хочется по-дурацки улыбаться во все тридцать два. И Петя не отказывает себе в этом удовольствии, изредка улавливая отдельные слова и даже фразы. Голос у Игната совершенно потрясающий - низкий, вкрадчивый, обволакивающий собою, идеально ложащийся на перебор струн. “Дождь очистил все, и душа, захлюпав, вдруг размокла у меня. Потекла ручьем прочь из дома к солнечным некошеным лугам…”, - едва различимо поет Игнат, а Пете просто хочется оказаться сейчас рядом, обнять его со спины и уткнуться носом меж лопаток, ловя эти вибрации и ощущение полного слияния. И больше никогда не отпускать. Пусть не буквально - это было бы слишком крипово, - но хотя бы из своей жизни. Ведь только с приходом Игната она наконец обрела яркие сочные краски. Ведь только с приходом Игната Петя обрел покой и уверенность в том, что кому-то он чертовски нужен и важен. Когда запись заканчивается, Петя тапает по экрану и торопливо набирает: “Знаешь, я люблю тебя так, как вообще умею”. “Знаю, - явно смущенно отвечает Игнат тут же. - Сможешь теперь заснуть?” “Уже почти, - признается Петя, едва попадая по буквам. - Лучшая колыбельная. Сыграешь мне еще? Ну, потом”. “Если захочешь, - заверяет Игнат и, отправив смайлик с сердечком, требовательно добавляет: - Спи, родной”. Сил, чтобы ответить, у Пети уже не хватает. Он откладывает телефон на пол и, накрывшись пледом почти с головой, прикрывает глаза. В субботу они с Громом надерут жопу Казанцеву и его дружку из спецназа, а уже в воскресенье Петя наконец увидит своего любимого и самого лучшего на свете мужика. И все будет хорошо. Как он вообще мог смотреть на сторону и мысленно во всех позах вертеть Грома, когда Игнат - его замечательный и чуткий Игнат - все это время был пусть и не рядом, но уже вот-вот? Не иначе, бес попутал. Другого объяснения для этого говна в своей голове Петя не находил, как ни старался. Засыпает Петя прямо там, на диванчике, скрючившись в позе эмбриона, чтобы ступни не мерзли, но вопреки всем неудобствам неприлично счастливым. Впрочем, где-то под утро, очнувшись от того, что чертовски затекла спина, он все-таки осознает, что если вот прямо сейчас не подняться с этого дивана и не свалить домой в нормальную кровать с ортопедическим матрасом, планы на выходные могут с треском провалиться. За окном неуверенно брезжит весенний рассвет, и Петя, прислушавшись, с удовлетворением отмечает, что дождь явно закончился. А значит, действительно, можно ехать домой, с ветерком промчавшись по еще не проснувшемуся толком городу. Он потягивается, сбросив с себя плед, неторопливо обувается и, рассовав по карманам куртки телефон с ключами, прихватывает с подоконника картонный стакан. Уже почти у вахты притормаживает и возвращается в оупенспейс. Добирается до стола Грома, воровато оглядываясь и, убедившись, что никого рядом нет, быстро пишет на стикере, подвернувшемся под руку “суббота”. А потом, налепив его на монитор, с чувством выполненного долга наконец покидает управление, надеясь, что Гром его записку не проморгает. В воздухе пахнет недавним дождем, и Петя, легко сбежав по ступенькам, идет к машине, отсалютовав ночным патрульным, топчущимся возле крыльца. Звонок Грома застает Петю по пути в управление, и он, даже не задумываясь, принимает вызов. - Не разбудил? - слегка ехидно интересуется Гром, даже не здороваясь. Впрочем, он почти всегда так делает, так что Петя лишь глаза закатывает и хмыкает: - Даже если бы и да, то что? - Ну, я бы извинился, - заявляет Гром в ответ, но явно безбожно врет, так что Петя не обольщается и, покачав головой, заверяет: - Выдыхай, извиняться не придется, я уже в пути, - и, здраво рассудив, что с клоунадой покончено, спрашивает уже серьезно: - Ты записку мою видел? Я сейчас приеду и подгоню тебе список тех, кого смело можно сливать с рейда. - Видел, - отзывается Гром, чем-то звякнув, а потом добавляет: - Но список не понадобится. Прокопеныч все уже порешал и даже без лишнего палева. Нам повезло, короче. - Посвятишь в подробности? - интересуется Петя почти растерянно, ну потому что, когда, блядь, успел? А главное, Федор Иваныч, конечно, мужик мировой, но как он, мать его, умудрился понять, кого можно с операции срезать, а у кого рыльце в пушку? - Не по телефону, - коротко бросает Гром, и Петя, как ни старается, не может сдержать сарказма: - Как таинственно, - а потом, опомнившись, прикусывает язык и вздыхает: - Ладно, я понял. Ты в управлении сейчас? - Уже да, - начисто проигнорировав выпад, отвечает Гром и заканчивает как-то совершенно разбито: - И ближайшие полчаса я планирую провести в стекляшке, потому что подозреваю, что если отойду от кофемашины раньше третьей чашки, усну стоя. Не выспался - пиздец. - Мне сваришь? - просит Петя почти умоляюще и, глянув на навигатор, добавляет: - Я минут через десять буду. Гром, помолчав с минуту, все же согласно мычит: - Заметано, - а потом, чуть повеселев, предупреждает: - Опоздаешь - выхлебаю и твою кружку, а потом сдохну от тахикардии и разбирайся сам со своим Казанцевым потом. - Не смей пить мой кофе, я уже лечу, - откровенно ржет Петя, поддавая газу на мигающий желтый и, удачно проскочив чуть ли не самый уебский перекресток, сбрасывает звонок. Гром, конечно, не всерьез, но поторопиться, действительно, стоит. Время и так почти к обеду, а еще столько всего нужно успеть за день, что голова кругом. Грома он находит, как тот и обещал, в комнате отдыха, медитирующим над дымящейся кружкой. Вторая стоит рядом, и Петя, подтянув поближе стул, усаживается сбоку. - Выкладывай, - тихо говорит он, быстро глянув в сторону входа. Жалюзи открыты, так что можно не опасаться, что кто-то подкрадется незамеченным, и Петя, чуть расслабившись, переводит взгляд на хмурого помятого Грома. Отоспаться бы ему надо как следует, чтобы завтра все прошло без сучка, без задоринки, но лезть с непрошенными советами Петя не рискует - себе дороже. На мгновение просыпается совесть - ну куда он Грома тащит вообще, тот и так выглядит, как человек, который готов убиться о первый же встречный дверной косяк, а Петя его втягивает в опаснейшую операцию, на которой любое неверное движение может боком выйти… Но Гром, будто прочитав его мысли, прикрывает глаза, делает глоток кофе и, уже спустя короткое мгновение уставившись на Петю ясным сосредоточенным взглядом говорит так же тихо: - Короче, вчера вечером двух бойцов в больничку отправили на захвате заложников, так что если они не в твоем расстрельном списке - мы в дамках. Холмогоров утром сам к Федору Иванычу прибежал, ныл, что в праздники никто выходить не хочет, у всех уже планы. Прокопеныч до вечера пообещал вопрос решить, - и, снова отхлебнув из кружки, уточняет: - Сурков и Ищенко. Знакомые фамилии? - Я их вычеркнул, - даже не задумываясь, отвечает Петя, тоже приложившись к кружке. - Один из отпуска позавчера вышел, второго в “Ломоносове” не было. Гром подпирает голову рукой и, как-то облегченно выдохнув, резюмирует: - Ну, тогда это успех, Петь, - и, тоже покосившись в сторону оупенспейса, заканчивает: - Даже самим лезть в график не пришлось, а значит, меньше шансов, что наша крыса почует неладное. Внутри разгорается азарт, а еще - хорошее такое предчувствие, и Петя, отпив кофе, интересуется как бы между делом: - Кого заслать, как думаешь? - и поспешно добавляет: - Цветков - это понятно, а второй? Мои все засвеченные, точно вызовут подозрения. Гром самодовольно хмыкает. - А чего тут думать? Дубин, конечно же, - и, чуть подумав, продолжает: - Вряд ли Казанцев его запомнил, но, на всякий случай, Прокопеныч его на выход попросит поставить, а не в мобильный отряд, чтоб наверняка. - Ну да, там небось не прилетит, - философски замечает Петя, припомнив слегка субтильного и весьма интеллигентного очкарика, но тут Гром, неожиданно расхохотавшись, качает головой, и, прищурившись, тянет: - Я бы на твоем месте Димку не стал недооценивать, - а потом, с явным удовольствием поясняет: - Это от Дубина кому угодно прилетит, поверь. Он, конечно, с виду хлюпик, но на тренировках даже меня пару раз на лопатки уложить умудрялся, а уж любого нарика тем более заломает. Просто на днях ногу потянул слегка, поберечь его надо. И Петя пристыженно закусывает губу. Вот идиот, конечно. Они с капитаном Дубиным, в общем-то, примерно одной комплекции, и было бы глупо думать, что тот нормативы сдает, похлопав длинными светлыми ресницами. Гром же, то ли не заметив этой заминки, то ли сделав вид, что не заметил, хлопает Петю по плечу и успокаивающе тянет: - Все в лучшем виде будет, не переживай, мимо Димки и мышь не проскочит, - а потом улыбается, и Петя, глянув на его вымученную, усталую улыбку, все-таки решается. - Игорь, слушай, - осторожно начинает он, - ты выспись завтра, ладно? Если надо, я служебку напишу, чтобы тебя не дергали… - И ты туда же, - перебивает его Гром с тяжким вздохом, но оскорбленным, вроде, не выглядит, так что Петя с чистой совестью брякает: - В смысле - и я туда же? - Да Федор Иваныч мне уже всю плешь проел, - закатывает глаза Гром, едва заметно морщась и почти обиженно тянет: - Пригрозил, что пропуск аннулирует, если я раньше обеда завтра вздумаю прийти на работу… - Реально мировой мужик, - бормочет Петя, в очередной раз поражаясь, насколько же им повезло с руководством, а потом, уже громче добавляет с легкой насмешкой: - Ты же не ослушаешься прямого приказа начальства, да? - Ослушаешься его, - фыркает Гром, поднимаясь с места и, прошествовав к кофемашине, явно риторически добавляет: - Я дурак что ли? - Даже не знаю, что на это ответить… - пожимает плечами Петя с легкой улыбкой, но Грому, кажется, не до шуток. - Я не дурак, - серьезно говорит он, развернувшись и поймав петин взгляд, а потом хмурит брови и продолжает негромко: - Я знаю, как для тебя важно поймать Казанцева. А еще, я знаю, как важно Прокопенычу прижать того, кто крысит в управлении. Так что поверь, завтра я буду свеж, как майская роза, и сделаю все, чтобы ни один из этих двоих не сделал ноги. Я обещал помочь, и я помогу, Петь. Мы их закроем, зуб даю. - Закроем, конечно, - соглашается Петя, улыбаясь уголком губ, - как будто у нас есть другая опция. Гром улыбается в ответ, а потом, отвернувшись, как-то смущенно бубнит: - Тебе бы тоже, кстати, отоспаться не помешает, Петь. Выглядишь, как ходячий труп, - и, запустив кофемашину, принимается увлеченно колупать ложкой сахарницу. - На майских отоспимся, - обнадеживающе заявляет Петя, допивая остатки своего кофе и поднимаясь со стула. - Я себе пару отсыпных взял с расчетом на то, что мы на днях с Казанцевым расквитаемся. Нихрена он, конечно, не отоспится на майских, ведь грех тратить на сон драгоценные выходные, которые можно без зазрения проебать в прямом и переносном смысле, но Грому об этом знать совсем не обязательно. Грома это не касается. И Петя, нагло пристроив свою грязную кружку в раковине, бросает напоследок: - Часам к девяти завтра будь на месте, - а потом, прошагав к двери, добавляет с легкой ехидцей: - Раз уж ты не удосужился дать мне свой номер, буду искать тебя по рабочему, когда все начнется. - Так точно, - не оборачиваясь, чеканит Гром, и Петя, закатив глаза, толкает дверь. Это воистину чудо, что он Громом умудрился все-таки переболеть и идти дальше, потому что порою тот был совершенно невыносим. Поразмыслив немного, Петя пересекает оупенспейс и решительно взбегает по ступенькам, ведущим к кабинету начальника управления. Гром с Федором Иванычем, конечно, на короткой ноге, но стоит, пожалуй, и лично заглянуть на огонек для приличия. Отчитаться, что все идет по плану и получить пачку ценных советов от руководства. Тем более, что некоторые из них и впрямь могут оказаться дельными, зная генерала Прокопенко. О том, что он забыл рассказать Грому про свои ночные открытия касательно “Виновницы”, Петя вспоминает, уже постучав в прикрытое жалюзи стекло. Впрочем, успеется еще. Какая, Грому, в сущности, разница, где все случится? Главное - когда, а остальное Петя вывалит на него завтра вечером, все равно ведь вместе в клуб поедут из управления, скорее всего. Грому в пазике со спецназом делать нечего, чтоб у крысы очко раньше времени не заиграло, а Пете и подавно - он всегда на своей прикатывает. - Войдите, - громко отзывается Федор Иваныч из кабинета, и Петя, тряхнув головой, решительно берется за дверную ручку. Последнее, о чем он успевает подумать, прежде чем ввалиться внутрь, что неплохо было бы сгонять на разведку и посмотреть план помещения, если времени хватит, а потом генерал Прокопенко набрасывается на Петю с расспросами и становится уже не до размышлений о насущном. Продрав глаза ближе к обеду, Петя с удовольствием потягивается, хрустнув не то позвоночником, не то плечом, а потом, принюхавшись к запахам, доносящимся из кухни, расплывается в довольной улыбке. Удивляется, конечно, тоже - Нина в последнее время редко успевает перед учебой готовить, все чаще перебивается каким-нибудь йогуртом из бутылки или яблоком, которое жует прямо в ванной, ловко рисуя стрелки, но, может, запара какая в универе была, а теперь вот подрассосалось. Петя натягивает домашние спортивки и футболку, заглядывает в ванную и, наскоро умывшись, вползает в кухню, отчаянно зевая. Нужно было бы еще пару часиков подушку подавить для верности, чтобы вечером носом не клевать, но организм, вконец измученный альтернативным графиком труда и отдыха, предательски очнулся, не дожидаясь будильника, так что - ничего не попишешь. - С добрым утром, - негромко говорит Петя, чтобы Нину не напугать, но та все равно вздрагивает. Оборачивается, улыбается мягко и, тут же потянувшись к лопаточке, хмыкает: - С добрым. Ты чего так рано? - Обед на часах, ничего себе рано, - качает головой Петя, приваливаясь плечом к холодильнику. - Помочь чем-нибудь? Но уже и сам видит, что от помощи та откажется. Нина - чудесная и несравненная, - печет блинчики, и до этого таинства она обычно не допускает никого, даже Петю. Особенно Петю. Впрочем, после того случая с сожженой сковородкой и травмпунктом, Петя и сам не особо-то рвется постичь блинную магию, так что все честно. - Кофе свари, - смеется Нина совсем необидно, а потом добавляет: - Думала, ты до вечера продрыхнешь в выходной. - Так у меня и не выходной, вечером нужно в управлении быть, - Петя пожимает плечами и, выудив из шкафа две кружки, запускает кофемашину. - В ночь работаем сегодня на рейде, будем барыгу брать. Ну, того, помнишь, про которого с Гречкиным говорили тогда. Нина дергает плечом, будто бы собирается что-то сказать, но резко передумывает, а потом, обернувшись, интересуется чуть насмешливо: - А потом радостно запрыгнешь на своего Игната и все выходные из койки не вылезешь? - и, заметив, как Петя смущенно отводит взгляд, фыркает: - Ты поэтому с нами ехать отказался? Кира сказал, что ты слился, как распоследний жопошник, а я тебя всю неделю поймать не могу, чтобы к стенке прижать и все выяснить. - Именно так я все себе и представляю. В красках, - с невероятным достоинством кивает Петя, чувствуя, как пылают кончики ушей, а потом, спохватившись, что что-то тут не сходится, осторожно тянет: - Погоди-ка… Гречкин с Катей еще вчера должны были уехать из Питера. Он мне на днях писал, предлагал тачками махнуться, раз я сам не поеду, чтобы вы где-нибудь по дороге в говне не утонули, но чет как-то совсем времени не нашлось пересечься. - Ну да, они и уехали, - закатывает глаза Нина, ловко скидывая блинчик на тарелку и вливая на сковороду новую порцию теста. - Кира мне полвечера слал голосовые, пока они трактор из ближайшей деревни ждали. И, не удержавшись, звонко смеется, а Петя, запустив кофемашину во второй раз, пристыженно бубнит: - Блядь, я такой мудак. - Первостатейный, - соглашается Нина строго, но в глазах ее пляшут веселые черти. Пораскинув мозгами, Петя зачесывает пальцами лезущую в глаза челку и, нырнув в холодильник за сливками, задумчиво интересуется: - Слушай, а ты-то как доберешься? - и, чувствуя, что сильно об этом пожалеет, мужественно предлагает: - Хочешь, отвезу, чтоб по электричкам не мотаться? Мне правда к полудню надо в Питере быть, но если стартанем пораньше, как раз успею вернуться. Нина скидывает последний блинчик на вершину стопки, выключает плиту и, подхватив тарелку, улыбается: - Мило, но у меня уже есть водитель, - и, заметив, как петины брови ползут вверх, все-таки поясняет, сжалившись: - Меня кавалер отвезет. Нас, в общем-то вместе позвали, что-то типа двойного свидания, раз уж ты решил нарушить традицию. Петя тихонько присвистывает. - Тот, который во вторник был или новый? - уточняет он с живым интересом, и Нина, подсев за стол, кивает: - Тот-тот, - а потом, опомнившись, решительно командует: - Джем из холодильника достань, раз уж ты там топчешься рядом. Петя послушно открывает дверцу, оглядывает несколько баночек на нижней полке и, выбрав нинин любимый апельсиновый, устраивается напротив. - А чего вчера все вместе не поехали? - спрашивает он с любопытством, откладывая себе на тарелку сразу три тонких блинчика и старательно обмазывая их джемом. - Да мы и собирались, - отмахивается Нина, перехватывая банку, и, звякнув ложечкой о стеклянный бок, добавляет с легкой досадой: - Просто у Ко… В общем, работа у кавалера неожиданно нарисовалась. Освободится и поедем. И тут в голове у Пети щелкает. - Нина, - ревет он, чуть не поперхнувшись кофе, и, с грохотом отставив чашку, рявкает: - Только не говори, что это Цветков. - Ладно, - покладисто соглашается Нина, пожимая плечами. - Не говорю. Петя смотрит на нее, и не понимает, как мог проморгать такое буквально у себя под носом. Впрочем, ничего удивительного, рабочая запара, бесконечные мысли от Игнате и неуместные пиздострадания по Грому заставили его с последнее время практически полностью выпасть из реальности, а реальность, тем временем, жила своей жизнью и даже не подумала встать на паузу, чтоб ее. - Но это он, да? - выдохнув, спрашивает Петя тихо. Внутри еще теплится надежда, что сейчас Нина расхохочется и признается, что просто хотела немного его постебать, однако в глубине души Петя уже знает, что этому не бывать. Слишком четко складывается картинка - и ухажер, чьего имени Нина старательно не называла, и то, что сегодня у Цветкова должен был быть выходной по идее, но Гром без зазрения совести внес в его график свои коррективы. Таких совпадений не бывает. - Ты же сам только что попросил - не говорить, - явно издеваясь, ворчит Нина, с наслаждением запихивая в рот чуть ли не половину блинчика разом. - Нин, не доводи до греха, - тянет Петя почти угрожающе и почти с сожалением заглядывает в свою тарелку. Кусок ему в горло сейчас точно не полезет, можно даже и не мечтать. Вместо ответа Нина издевательски медленно жует и улыбается загадочно, как Мона Лиза, а потом, отпив кофе и все-таки сжалившись, мягко говорит: - Петь, ну что ты в самом деле. Костик хороший, - и, накрыв петин сжатый кулак своей узкой ладонью, добавляет почти с нежностью: - Он дурной, конечно, но мне с ним классно. Спокойно и надежно, понимаешь? А это дорогого стоит. Петя вздыхает и, понемногу смиряясь с действительностью, в которой балбес Цветков умудрился захомутать его самую лучшую в мире принцессу, интересуется осторожно: - И давно вы? - Недели полторы вроде, - пожимает плечами Нина и, кивнув на тарелку, замечает: - Ешь давай, остынет же. Петя послушно подцепляет блинчик, откусывает сразу треть и невнятно интересуется: - И чего молчала? Нина ехидно вскидывает бровь, будто бы безмолвно спрашивая “нет, ну ты серьезно?”, а потом улыбается и фыркает: - Да ты б ему ноги переломал, а Костик тут вообще не причем. - И переломаю еще, - запальчиво обещает Петя, а затем, спохватившись, растерянно уточняет: - То есть, как это не причем? Нина откидывает волосы за спину, мечтательно улыбается и с совершенно невинным видом сообщает: - Это я его на свидание позвала, - и глядя на петино вытягивающееся от изумления лицо, продолжает: - Поймала возле управления и пригласила на кофе. Костик сначала, конечно, мямлил какую-то дичь про то, что с несвободными девушками не встречается, а вот если мы с тобой вдруг разойдемся, то тогда он первый в очереди, но я ему быстро дала понять, что мы друзья и просто живем в одной квартире. Видел бы ты, как он обрадовался, аж расцвел весь. Ты чего ему вообще там наплел, когда от меня отвадить пытался? - Не помню, - честно признается Петя, пожав плечами. - Вроде ничего такого… - Ничего такого, - передразнивает его Нина, закатив глаза. - Костик решил, что мы чуть ли не свадьбу планируем. - Ну, и это многое говорит о его умственных способностях, - ехидно парирует Петя, ловко уворачиваясь от пинка под столом. Нина улыбается так счастливо и так открыто, что, Петя, лениво пораскинув мозгами, решает - черт с ним, пусть будет Цветков, лишь бы она как можно чаще вот так же улыбалась, ярко и солнечно, будто после долгих лет в Нину снова вернулась жизнь. А ноги Цветкову он переломает как-нибудь потом, если вдруг даст повод. Но отчего-то Пете кажется, что кто-то, а Цветков его любимую девочку на руках носить будет и пылинки сдувать, так что в драку лезть не придется. Разве что традиционную, по случаю свадьбы, чисто для галочки. Ближе к вечеру Петя, нервно постукивая пальцами по колену, сидит в кабинете и неотрывно смотрит на свой лежащий посередине столешницы телефон, подключенный к зарядке. Иллюзий нет, он вовсе не думает, что если достаточно яростно сверлить тот взглядом, все случится быстрее, но заняться все равно решительно нечем, поэтому Петя неотрывно пялится в темный экран и ждет, почти машинально делая себе мысленную пометку, что нужно бы заменить защитное стекло. Того и гляди, трещина сбоку пойдет, и как он только раньше не заметил? Ковырнув ногтем зазубрину, Петя вздыхает. Ожидание он ненавидел всегда, но сейчас эта ненависть достигла своего пика, и ей-богу, лучше бы Петя сегодня взял последнюю смену по наружке, а не куковал в управлении - было бы куда как проще, - однако здравый смысл был неумолим и подсказывал: это дурная затея. Выдвигаться нужно из управления, тщательно проследив, все ли участники шоу готовы к выходу на сцену, и самое главное - приготовиться самому. Не вымотаться за рулем, предусмотрительно поссать перед тем, как выдвигаться, и убедиться, что Гром возьмет с собой на операцию табельное. Об этом Петю накануне вкрадчиво попросил генерал Прокопенко, заглянув прямо в душу и сурово сведя брови. И Петя пообещал, что, если понадобится, сам на него портупею с кобурой нацепит и затянет потуже, чтоб наверняка. Гром слыл отбитым наглухо противником оружия и предпочитал рассчитывать только на свои кулаки, но то, что ему предстояло сегодня, на одной чистой рукопашке не вывезешь. Обсудив пару часов назад все еще раз по кругу, они с Громом твердо решают, что придется разделиться, и пока Петя будет усердно закрывать свои гештальты, защелкивая на запястьях Казанцева наручники, Грому достанется великая честь прижать его подельнику из спецназа хвост. Петя был почти уверен, что как только все начнется, как только пазик подъедет к клубу, они уже будут знать наверняка, кто из ребят Холмогорова замазан в этом деле, а дальше - дело техники. Ну, по крайней мере, Петя очень на это рассчитывал, да. Звонок телефона, ожившего на столе, заставляет Петю буквально подпрыгнуть на месте. В тишине кабинета он кажется оглушающим, и Петя поспешно принимает вызов, заметив имя контакта. - Петр Юрич, походу пора запрягать коней, - весело начинает Кривогородцев, явно выведя разговор на громкую связь. - Казанцев взял карш в паре кварталов от дома и выдвинулся. Я, короче, немного покумекал и построил себе маршрут в навигаторе до Конюшенной, так вот пока мы едем строго по нему без отклонений. - Через сколько на месте будете? - быстро спрашивает Петя, поднимаясь с места и подхватывая со спинки кресла свою куртку. - Минут через пятнадцать где-то, - рапортует Стас без единой заминки. - Ну а там по обстоятельствам, пока аренду завершит, пока в клуб зайдет. В общем, я за ним пойду на почтенном расстоянии, удостоверюсь, что он в “Виновницу” зашел, как мы и думали, а потом наберу еще раз. - Глаз с него не спускай, - напутствует Петя и, отключившись, шумно выдыхает. Потом накидывает куртку, поправляет наплечную кобуру, чуть подтянув один из ремешков, и быстрым шагом выходит из кабинета, искренне надеясь, что застанет Грома на месте, а не будет разыскивать его с собаками в курилке или комнате отдыха. Торопливо сбежав по лестнице, Петя добирается до оупенспейса и, ловко лавируя между столами и вкрай заебанными дежурными, устремляется к столу Грома и, приметив знакомую коричневую кожанку на положенном месте, едва не выдыхает с облегчением. Не то чтобы он думал, что Гром безответственный мудила, но некоторые слухи на эту тему по управлению ходили, и Петя был рад, что все они оказались гнусным поклепом. Петя подходит сзади, наклоняется поближе и, рискуя получить по роже, негромко сообщает: - Ну что, орел вылетел из гнезда, - и, с удовольствием отметив, что Гром нервно вздрогнул, добавляет: - Кривогородцев звонил, сказал, что они выдвинулись в сторону Конюшенной, так что - ждем отмашки и выдвигаемся. - А подкрадываться обязательно было? - закатив глаза, уточняет Гром, разворачиваясь вместе с креслом и вынуждая Петю поспешно отпрянуть. - А то как же, - Петя подмигивает и, усевшись на соседнее пустующее кресло, тянет: - У нас же конспирация. - Конспиративно вышло бы, если бы я тебе с локтя втащил, ну, чисто на рефлексах, - скалится в ответ Гром и, наклонившись вперед, негромко уточняет: - Сколько у нас времени? Петя пожимает плечами. - У нас с тобой где-то около получаса, выезжаем сразу, как Стас отчитается, что Казанцев зашел внутрь, и смотрим в оба, кому он стафф толкнет, а кому попытается подсунуть, когда запахнет жареным, - отзывается он так же тихо. Они с Громом обсуждали свой план уже раз пять, не меньше, но все равно Пете было неспокойно. Не потому, что он Грому не доверял, а потому, что очень многое могло пойти не по плану этим вечером, и лучше бы им обоим в голове держать четкий вектор развития событий хотя бы в тех моментах, где можно еще будет что-то сделать, как задумано. - Петь, угомонись, - вздыхает Гром, - я все помню. Просто спросил, сколько у нас времени до выезда. И вот тут Петю наконец попускает. Он делает глубокий вдох, затем медленно выдыхает и, кивнув, слабо улыбается: - Сорян, я обычно не такая истеричка, но тут уже что-то ум за разум заходит, - и, помолчав, добавляет: - Я сейчас соберусь и все будет тип-топ. За себя немного стыдновато, конечно, но с другой стороны, пусть этим мандражом накроет лучше здесь, в управлении, чем в самый неподходящий момент в клубе. - Чаю тебе налить? - Гром же, на удивление тактично не комментируя пассаж про истеричку, выразительно кивает на небольшой термос у себя на столе и, тоже улыбнувшись уголком губ, хмыкает: - С ромашкой. - Налей, - рассеянно соглашается Петя, а потом, стараясь не задумываться над тем, за каким хреном Гром на работе релакс-отвары глушит, тянет чуть насмешливо: - Главное, потом не обоссаться в засаде. - Кстати об этом, - с крайне серьезным видом кивает Гром, пододвигая к нему пластиковую крышку от термоса с ароматным теплым чаем. - От ромашки точно не обоссышься, а вот я после трех кружек кофе уже сейчас чувствую зов природы. Так что, не скучай, пей чаек, а я мигом. Одна нога здесь, другая там. И, не дожидаясь реакции, стремительно улетучивается куда-то в сторону сортиров. В первое мгновение Петя подумывает пошутить ему вдогонку что-то типично питерское про расчлененку, но почти сразу отметает эту мысль. Заезжено и скучно, да и Грома уже след простыл. Оставшись наедине с собой и с ромашковым чаем, Петя бросает быстрый взгляд на часы и, вытянув из кармана телефон, набирает Усову. - Володь, готовьтесь потихоньку. Примерно через час можно будет уже группу захвата собирать, - негромко начинает он и, оглядевшись, добавляет: - Все, как мы обсуждали, без самодеятельности, как только я отпишусь. - Будьте спокойны, Петр Юрич, все в лучшем виде сделаем, - успокаивает его Володя мягко, почти по-отечески, а потом, помолчав немного, хмыкает: - По крайней мере, постараемся изо всех сил. - Звучит, вот знаешь, прям обнадеживающе, - усмехается Петя в ответ и, коротко попрощавшись, отключается. Слова Усова его нисколько не напрягают, он уже давно понял, что Володя изрядный перестраховщик, а на деле у него все варианты ходов наперед просчитаны, включая даже маловероятный побег Казанцева через чердак. Петя даже лезть не стал в его схемы, лишь вручил список тех, кого на отходные позиции не стоит ставить в виду сомнительной надежности, и попросил помещение клуба наглухо задраить после отмашки. Делегировал хотя бы один из многих головняков этого вечера и не мог нарадоваться. Отложив телефон на край стола, Петя, маясь от томительного вынужденного ожидания, почти бездумно достает из кобуры пистолет и отщелкивает магазин. Сосредоточенно пересчитывает патроны, будто бы не сделал этого уже раза три за вечер, а потом, тряхнув головой, одним движением возвращает магазин на место и убирает табельное. Хорошо бы, если бы оно сегодня не понадобилось - стрелять в людном тесном клубе так себе идея, - но нужно быть готовым ко всему, вот Петя и готовится. Телефон на столешнице коротко вибрирует, и Петя тут же хватается за него. Мало ли, вдруг Кривогородцев решил написать ему, а не звонить и перекрикивать громкую музыку и пьяную толпу, но нет. В шторке висит сообщение от Игната, и Петя, почти не задумываясь, открывает его, потянувшись к остывающему чаю. Делать ему все равно нечего, а предупредить Игната, что сегодня он вряд ли вообще доползет до телеги, было бы неплохо. Странно, как сам не додумался. “Детка, я сегодня допоздна на работе, не теряй”, - читает Петя и, закатив глаза, едва заметно улыбается. Все-таки они оба конченые и как нельзя лучше подходят друг другу. Честно выцыганенные и тщательно спланированные выходные на носу, а что один, что другой в последний вечер пытаются объять необъятное. “Не вопрос, я сам хорошо если к утру освобожусь”, - отвечает Петя. Откладывает телефон и, коротко глянув на часы, с легким раздражением прикидывает, не утопился ли Гром часом в сортире. Десять минут почти прошло, а он до сих пор где-то шарится, чтоб его черти драли. Но не успевает Петя дозреть до заманчивой идеи отправиться на поиски, как Гром наконец показывается на горизонте и, ловко увернувшись от какого-то бухого дебошира, которого вкрай заебанный патрульный пытался сопроводить до кутузки последние минут пять, спешит к своему столу. - Все, две минуты - и я буду готов, - заявляет он негромко, а потом, нырнув под стол и быстро открыв сейф, достает из него пыльную кобуру и коробку с патронами. Захлопывает дверцу и под изумленным петиным взглядом пожимает плечами: - Ну что ты так смотришь? - Думал, тебя сейчас придется уговаривать, как маленького, чтоб ты пушку взял, - честно признается Петя, пристально следя, как Гром небрежно отирает пыль с затертой кожи и достает макаров, а потом добавляет, немного привирая для пущего эффекта: - Мне Федор Иваныч обещал голову оторвать, если я тебя без оружия из управления выпущу. - Вполне в его духе, - кивает Гром, даже не отвлекаясь от своего табельного. Тщательно протирает выуженной из ящика стола ветошью, сосредоточенно укладывает пули одну за другой, а затем, поджав губы, одним резким движением вставляет магазин в рукоятку. Петя едва удерживается, чтобы уважительно не присвистнуть. Не то чтобы он думал, что Гром с оружием на “вы”, в ментовке такое вообще вряд ли возможно, но для человека, принципиально не носящего табельное на работе, он управлялся с пистолетом не просто хорошо, а почти виртуозно. И стреляет наверняка так же - четко и метко. Вот интересно, какая охуительная история кроется за этим мнимым пацифизмом и желанием рисковать своей шкурой? Тряхнув головой, Петя отворачивается, здраво рассудив, что во-первых, это не его дело, а во-вторых, Гром все равно вряд ли ответит на прямой вопрос. И пока Гром на удивление ловко затягивает наплечную кобуру, он снова берется за телефон и, проверив, нет ли сообщений от Стаса, быстро набирает в чат с Игнатом: “Надеюсь, у тебя ничего серьезного? Ничего такого, из-за чего можно опоздать на свидание или и вовсе не прийти?” - почти шутливо интересуется он. Знает Петя эти ночные переработки накануне праздников, то драка какая-нибудь, где бутылкой по башке отхватить можно, то бухие разборки местных бандюков, которые в стрип-клубе телку не поделили и устроили всем флэшбек в лихие девяностые. Рутина, конечно, но не хотелось бы завтра, не дождавшись Игната в условленном месте, напрягать все свои извилины и лопатить месяц переписки, чтобы вычислить этого еблана и надрать ему жопу в какой-нибудь больничке за чрезмерный героизм. Рядом негромко тренькает оповещением чей-то телефон, и Петя, почти машинально обернувшись на звук, видит, как Гром лезет в карман куртки. Надо бы сказать ему, чтобы звук выключил, отстраненно думает Петя, наблюдая, как по роже Грома расплывается совершенно идиотская улыбка, которую тот старательно давит, а потом, напечатав что-то в ответ, откладывает смартфон на край стола и, взмахнув на пробу пару раз руками, потуже затягивает ремешок кобуры. Телефон в петиной руке вздрагивает. “Абсолютно ничего серьезного, просто коллега попросил помочь. Сейчас заломаем одного черта и поеду отсыпаться”, - заверяет его Игнат, и тут в голове что-то оглушительно щелкает. Да так, что в ушах начинает противно тоненько звенеть. Петя медленно и оторопело переводит взгляд со своего экрана на телефон Грома, валяющийся на столе, а потом, чувствуя, как земля уходит из-под ног, непослушными пальцами набирает сообщение, подозревая, что если он ошибся, то прямо сейчас наломает таких дров, для которых ни одной поленницы не хватит. Но желание натворить хуеты почти непреодолимое, и Петя ему почти не противится. “Супер. Кстати, давно хотел спросить… А как ты смотришь на концепцию секса до первого свидания?” - он перечитывает написанное раза три, не меньше, а потом, закусив губу, решительно жмет на голубой самолетик, не давая себе ни единого шанса передумать. Грубо и топорно, конечно, но если он прав, то хотя бы успеет мерзко поугарать с громовского вытянувшегося ебальника. Неужели Гром, скотина этакая, все это время… Додумать мысль он не успевает, потому что экран лежащего на столе телефона загорается, снова коротко тренькнув стандартным оповещением, и Петя почти физически ощущает, как спадает с лица. Лучше бы он, блядь, ошибся. Ебаный ж ты, сука, в рот. Гром, разделавшись с кобурой, наклоняется к столу, быстро раскрывает уведомление и, слегка нахмурившись, застывает с таким выражением на роже, будто и не знает что сказать. А значит, петино сообщение точно достигло нужного адресата, поэтому Петя едва слышно выдыхает, старательно давит в себе подступающую злость и, чувствуя злобненькое такое удовлетворение, решительно печатает: “Игорь, обернись и перестань ломать комедию”, - и почти слышит, как доверчивое глупое - тупое, сука, беспросветно и уебищно тупое, - сердце его с грохотом разлетается на осколки. Не жили хорошо, нехуй и начинать, в общем-то. Гром растерянно моргает пару раз и, выпрямившись во весь свой немаленький рост, медленно поворачивается в петину сторону, поднимая на него взгляд от экрана своего телефона. Совершенно охуевший и абсолютно потерянный взгляд, от которого внутри все сжимается не то от предчувствия фатального пиздеца, не то от робкой, неясной и непрошенной надежды. Отчетливо и ясно осознавая, что вот прямо сейчас ходит по краю, Петя, отбросив все сомнения, демонстративно печатает, едва попадая по буквам и почти не глядя в телефон: “Ну так что, как тебе идея, детка?” От звука оповещения Гром вздрагивает, как от пощечины, и быстро набирает ответ, закатив глаза. “Заебись, только сначала я тебе по щам съезжу, мелкий ты уебок”, - прилетает в телеге уже совершенно точно от Игоря Грома, а ни от какого не Игната, а потом тот преувеличенно осторожно откладывает телефон на стол и в два умопомрачительно великанских шага сокращает расстояние, нависая над Петей и ухватывая его за отвороты куртки. - Весело тебе было, да? - тихо, но с явной угрозой, говорит Гром и, как-то моментально сдувшись, разочарованно бросает: - Блядь, а я ведь тебя нормальным считал. Дохуя ошибался, похоже. И это его тихое разочарование больно бьет под дых. - Я и есть нормальный, ну, - быстро говорит Петя и, дернувшись в захвате, рассерженно шипит: - Отпусти сейчас же, чего как маленький. И стоило бы вот прямо сейчас начать анализировать, как он докатился до жизни такой, но Петя с ужасом осознает, что в голове не просто пусто, а натурально какой-то космический вакуум. Игнат оказался Громом? Или это Гром нежданно-негаданно оказался Игнатом? И есть ли между этими двумя утверждениями хоть какая-то разница или же это тождество, насмешливо гротескное и усраться какое внезапное. Внезапное ли? Однако Гром эту мысль ему додумать не позволяет, встряхивает легонько, будто бы не может решиться и начать бычить всерьез, а потом почти суфлерским шепотом уточняет недовольно: - Это я как маленький? Да ты сам как пятилетка, Петр Юрич, - и, шумно выдохнув, рявкает: - Додуматься же надо было до такой херни… И он явно собирается продолжить свою тираду, вот только на петино счастье, телефон в руке принимается отчаянно вибрировать, и Петя, вскинув руку вверх, шикает: - Запомни эту мысль, я сейчас, - и принимает вызов, мысленно благодаря всех известных ему богов за бренное существование лейтенанта Кривогородцева. - Братан, ну ты где застрял? - старательно изображая не слишком трезвого посетителя, гаркает Стас в трубку. - Я тебя жду-жду, а ты все где-то проебываешься. - Казанцев внутри? - быстро спрашивает Петя, убийственным взглядом впиваясь в раздраженного Грома и прижимая палец к губам. - Да как договаривались, у барной стойки напротив витража с какой-то унылой телкой, - продолжая ломать комедию, мычит Кривогородцев, а потом, окончательно наглея, добавляет весело: - Давай, руки в ноги и лети, теряя тапки. - Понял, будем минут через пятнадцать-двадцать, - кивнув, сухо говорит Петя, почти моментально приходя в себя. - Смотри в оба за этим мудозвоном, мы приедем и подхватим. И, сбросив звонок, обращается уже к Грому, тихо и сосредоточенно: - Во-первых, отпусти, - тот моментально убирает руки, словно бы обжегшись, но Петя, поймав его взгляд, тут же добавляет уже значительно мягче: - А во-вторых, не здесь, ладно? И не сейчас, - и, кивнув на маячаящего неподалеку Цветкова, уже приодевшегося по последнему слову спецназовской моды, просит почти жалобно: - Давай потом разберемся с этим, ага? Не устраивай цирк посреди управления. Он смотрит на Грома пристально снизу вверх и совершенно неожиданно понимает: Гром в точно таком же ахуе, как и сам Петя. Выходит, он не знал? Выходит, не догадывался, с кем весь последний месяц переписывался чуть ли не каждый день? - Обязательно разберемся, - почти угрожающе бросает Гром, хмуря брови и отходя подальше, чем еще больше подтверждает петины робкие догадки. - Я из тебя все вытрясу, не отвертишься. - И не собираюсь, - с трудом шевеля губами и опершись на соседний стол выдыхает Петя, а потом, не вполне отдавая себе отчет в том, что несет, почти истерически хохотнув, добавляет: - Ну пиздец, вот это я понимаю мэтч. Гром не знал, как и он сам. Все это время Петя отчаянно и почти болезненно пытался выкинуть из головы того, кто в любое время дня и ночи был готов ответить на его сообщения. Того, кто был по уши в него влюблен. Того, кто все это время был так близко, что даже не смешно. Гром смотрит на него волком, но Петя, дурея от распирающих его эмоций, в ответ лишь улыбается и предлагает громко, уже направляясь к дверям и чуть оборачиваясь: - Поехали уже, если ты, конечно, не передумал. А не то пропустим все самое интересное, - и, подмигнув, добавляет: - А по дороге хорошенько посремся, если тебе так неймется. Я, в принципе, не против, если уложимся по таймингу. Гром медленно кивает, будто сомневаясь немного, а потом, тяжко вздохнув и, кажется, несколько смиряясь с действительностью, решительно догоняет Петю, оказываясь совсем рядом. Ну конечно, с его-то ногами от ушей. Некстати вспомнив, как эти самые ноги отлично смотрятся на бортике ванной, Петя мечтательно улыбается и ускоряет шаг. Он уже чувствует, скандал будет - что надо, но мысль о том, что это все просто стечение обстоятельств, а никакая не уебская шутка, придают ему уверенности в себе. лишь бы хватило этих жалких пятнадцати минут до Конюшенной, чтобы хоть сколько-нибудь прояснить ситуацию. Гром злится, от него фонит едва сдерживаемым раздражением и вселенской обидой, но Петя чувствует: это ненадолго. Хмурый майор Гром, на которого он, стирая ладошки, дрочил почти два года, ехидный Игорь, к которому тянуло со страшной силой последние пару недель, или влюбленный в Петю романтичный и чуткий Игнат - все они, вместе или хотя бы кто-нибудь один, самый здравомыслящий, - смогут понять, что случившемся нет петиной вины. Что Петя, ставя суперлайк на темной и смазанной фотке какого-то мужика из тиндера, понятия не имел, что уже не просто знаком с ним, но и давно и крепко в него влюблен. Кусочки мозаики встают на свои места совершенно внезапно: Петя откопал свой старый аккаунт, чтобы Грома забыть, но в конечном итоге в него же снова и втрескался. Другого, не такого, как на работе и издалека, а настоящего - чуткого, умеющего слушать и слышать, внимательного и с отличным чувством юмора, а еще - чертовски красивого и просто охуительно горячего. Осталось только внятно объяснить, что все это одна большая случайность, и Петя вовсе не планировал ничего такого. Петя, если совсем начистоту, вообще ничего не планировал - просто плыл по течению, а потом неожиданно понял, что тонет. Гром молчит до самой машины, будто бы обдумывая, как покрасивее обложить Петю хуями, и лишь устроившись на пассажирском сидении, наконец подает голос: - Ты с самого начала знал, что это я? - спрашивает он, пристегнувшись и скрестив руки на груди. - А ты знал? - передергивает Петя, заводя машину и пристраивая телефон в держателе. Он уже догадывается, что именно услышит в ответ, но повыебываться - дело святое, и грех отказывать себе в таком удовольствии. - Не знал, - вздыхает как-то чересчур обреченно Гром, потянувшись за сигаретами. - Ты понял, что это я, и решил от души поугарать или что? Петя улыбается и, выхватив пачку у него из рук, очень тихо признается: - Я не имел ни малейшего понятия, что это ты, - а потом, отбросив сигареты на приборку, продолжает мягко: - А если бы даже имел, ну, сам посуди… Мой пранк давно вышел из-под контроля, - и, повернувшись к Грому всем собой, фыркает: - Але, дядь, у тебя в телефоне мои нюдсы и видео, за которое мне до сих пор пиздец как стыдно. Стал бы я такое вытворять на камеру, если бы просто хотел тебя потроллить? Гром молчит, поджав губы, и с явным сожалением поглядывает на сигаретную пачку, а Петя, прикинув, что немного времени у них еще есть - нагонит в дороге, хер с ними, со штрафами с камер, - вздыхает: - Игорь, я не знал, что это ты. Только сейчас понял, когда тебе пришли сообщения, которые я писал. Секунда, блядь в секунду. Подумал, что не бывает таких совпадений, и решил проверить, - не сдержавшись, Петя улыбается, а потом, решившись, заканчивает почти ласково: - И если ты думаешь, что я разочарован, то нет, нихуя подобного. Я в полнейшем восторге. И Гром - Игорь, конечно же Игорь, - наконец поворачивается к нему. Смотрит внимательно, цепко, будто пытается понять, где пиздеж, а где правда, а потом ухмыляется и с каким-то странным весельем уточняет: - Нравятся мужики в погонах? - и, хмыкнув, добавляет чуть тише: - Я помню, как ты вдохновился тем, что мы коллеги. Он явно подъебывает, пытаясь свести все к нелепой шутке, но Петя, неожиданно осознав, что вот он, шанс быть до конца честным, серьезно отвечает: - Нравишься ты. - Не понял, - тянет Игорь как-то растерянно, но Петя, уже чувствуя себя совершенно бессмертным и всемогущим, запальчиво продолжает: - Ты хоть и придурок, но совершенно очаровательный, - вздыхает он с притворной скорбью, а потом, не позволяя Игорю влезть в этот поистине идиотский монолог, добавляет тихо: - Прикинь, я почти два года по тебе сох, как тупая малолетка. А когда решил, что все, хватит этого безнадежного говна, и обновил профиль в тиндере, решив идти дальше, наткнулся на тебя же. Нигде от тебя не спрячешься, в натуре. Игорь внимательно смотрит на него, чуть приоткрыв рот, а потом, быстро скользнув языком по нижней губе, хрипло уточняет: - В смысле - два года? - А коромысле, - огрызается Петя, чувствуя, как понемногу сдают нервы. Нужно ехать вообще-то, а Игорь все смотрит своими невозможно светлыми глазами и оторваться от него невозможно, и Петя, покачав головой, бросает с легким раздражением: - Ты слепой или да? Не так он планировал этот разговор, но, в конце концов, на что надеялся? Это же Игорь. Во всех своих ипостасях въедливый и доебливый, не умеющий вовремя сделать вид, что все понял, и непременно жаждущий выяснить все досконально. Даже в их переписке он не оставлял ничего на волю допущений, так с чего бы сейчас ждать иного? И когда Петя, почти дойдя до точки кипения, тянется к коробке передач, Игорь совершенно неожиданно перехватывает его руку и смеется. Тихо и как-то спокойно что ли. - Ну охуеть, как весело, - ворчит Петя, все же послушно переплетая свои пальцы с игоревыми и чувствуя, как трогается лед. Игорь ему поверил? Игорь услышал? Игорь понял, что иногда херня просто случается, не спрашивая ни чьего мнения? Петя шумно выдыхает и гораздо мягче, чем собирался, добавляет: - Я тут, между прочим, душу тебе открываю и сердце, а ты ржешь, как дебил. И, скорее рефлекторно, чем по велению сердца, дернув правой рукой, Петя отворачивается. Сжимает руль пальцами едва ли не до скрипа кожи, и смотрит куда-то в капот, мечтая откатить все назад. Он, кажется, слегка обосрался, неправильно разыграв козыри. Слабость свою показывать отчаянно не хочется, растерянность тоже, однако Игорь, доебливый мудак, сжав его ладонь своей огромной лапищей, все еще посмеиваясь, тянет: - Петь, - сладко, жарко и крайне многообещающе, а сразу после, чуть поумерив пыл, просит: - Петь, посмотри на меня, ну. Не будь такой принцессой, я же знаю, что ты умеешь не только слушать, но и слышать. Опять они думают об одном и том же, вот же блядство. - Я тебе въебу сейчас, - спокойно отзывается Петя, почти до хруста сжимая игореву руку и чувствуя, что вот он - Рубикон. И либо Игорь сейчас спустит все на тормозах, а потом, ночью, они попробуют еще раз поговорить, но уже по-человечески, либо… - Въеби, - соглашается Игорь, даже не дрогнув. Гладит подушечкой большого пальца петин мизинец и, приласкав тыльную сторону ладони, добавляет тихо: - Только на меня посмотри. И противиться совершенно невозможно. Петя знает: тот, встречи с кем он ждал весь последний месяц, сидит на пассажирском сидении его машины. Тот, к кому он мечтал прикоснуться все это время, держит его за руку. Тот, кого он намеревался узнать среди сотен туристов завтра в полдень - уже давно и прочно вошел в его жизнь, а значит… Петя с сомнением поворачивает голову и видит, что Игорь чертов Гром улыбается мягко и ласково. Улыбка на его вечно хмурой роже выглядит совершенно фантастически и чужеродно, а потом он, поймав петин взгляд, тихо и как-то чересчур спокойно говорит: - Ты тоже. - Что я тоже? - непонимающе переспрашивает Петя, намертво вцепившись в игореву руку, но тот лишь улыбается, как конченый кретин, и, чуть подавшись вперед, отвечает предельно честно: - Слепой ты тоже, Петр Юрич. Я больше года на тебя заглядываюсь, вообще-то, - а потом, с тяжким вздохом поясняет: - Я и в тиндер ваш это полез просто затем, чтобы переключиться на кого-нибудь другого и не позориться больше, провожая тебя томными взглядами. Боялся, что рано или поздно ты меня спалишь и морду начистишь. Игорь явно чего-то не договаривает, и Петя, сделав себе мысленную пометку как-нибудь потом обязательно докопаться до всей правды, неуверенно улыбается. - А ума просто подойти и на свидание позвать не хватило? - мягко интересуется он, подаваясь чуть ближе и настойчиво ловя игорев взгляд. - Да я как-то предпочитаю с несвободными мужиками не связываться, - вздохнув, признается Игорь и, немного помрачнев, пожимает плечами: - У тебя же девушка, Петь. Цветков рассказывал, да и слухи по управлению ходили. Она, кстати, в курсе, что ты в тиндере пасешься? Петя удивленно моргает - сука, так вот в чем, оказывается, все дело, - а потом с облегчением тихонько ржет, уткнувшись в свое плечо, и, поняв, что смех этот его дурацкий ничего не объясняет, с трудом выдавливает из себя: - В курсе, не переживай. И она мне не девушка, - а потом, вскинув на Игоря сияющий взгляд, продолжает ехидно: - Ты что, совсем личной жизнью друзей не интересуешься? Игорь непонимающе хмурится, и Петя торопливо принимается пояснять: - Нина вчера на свидание с твоим дорогим Костяном ходила. И во вторник. И еще на прошлой неделе, как выяснилось, - и, хмыкнув - ну конечно, давно ли сам заинтересовался этой пресловутой личной жизнью друзей? - заканчивает почти торжественно: - Мы с ней друзья и живем в одной квартире. Точнее, технически, это Нинка у меня живет, чтоб в общаге не кантоваться. Да я же тебе рассказывал. Ну, вернее, не тебе, а Игнату. Последнее выходит с какой-то нездорово радостной подъебкой, но Игорь, кажется, даже этого не заметив, неуверенно улыбается и, стиснув петину руку, спрашивает глупо: - Ты серьезно? - Нет, блядь, шутки у меня такие ебнутые, - фыркает Петя, закатив глаза. - Конечно, я серьезно. Я бы не стал пиздеть в таких вопросах, язык бы не повернулся. И вот теперь Игорь улыбается уже по-настоящему - ласково и спокойно, а Петя, чувствуя, что если они помешкают еще немного, то просрут свой лучший шанс взять Казанцева с поличным, деловито откашливается и заявляет: - Короче, если с этим мы, наконец, разобрались, то рассказываю, как все дальше будет, дядь, - и, наскоро натянув на рожу серьезное и сосредоточенное выражение, продолжает: - Мы сейчас со скоростью ветра несемся в этот обоссаный клуб, стремительно и ловко пакуем Казанцева и его кореша, а после, скинув все бумажки на моих орлов, едем ко мне или тебе, да хоть, блядь, на луну, и там ты ебешь меня наконец до звезд в глазах, пока я пощады не запрошу. А я не запрошу, уж поверь, я и так слишком долго ждал. Щеки опаляет жаром - от собственных слов и от потемневших в одно короткое мгновение игоревых глаз, - но Петя, сглотнув, с огромным трудом берет себя в руки и включает ближний свет, твердо вознамерившись деликатно скинуть лапищу Игоря с рычага коробки передач и поехать наконец туда, где их заждался уже, наверное, бедолага Кривогородцев. Впрочем, ему полезно попрактиковаться в ведении подозреваемого, главное, чтоб репу не нажрал, как уже случалось. - У меня есть коррективы, - тем временем почти ласково тянет Игорь, оглаживая петину ладонь и коротко усмехаясь. Петя вскидывает на него едва ли не безнадежный взгляд - невозможный, блядь, вообще не помогает настроиться на рабочий лад, - и вздыхает обреченно: - Валяй. Хуже уже не станет в любом случае. Пете и без того трудно думать о чем-то, кроме Игоря, так что еще немного заманчивых обещаний на ближайшее будущее погоды не сделают. Пусть развлекается, пока может. Однако вместо ответа Игорь молча подается вперед, обхватывает петин затылок своей огромной теплой ладонью и целует так, что внутри все обрывается. Мучительно медленно, с чувством и толком, как будто они вообще никуда не спешат, а потом слегка прихватывает нижнюю губу зубами и, огладив ее ласково языком, отстраняется. - Ну и мудак же ты, - стонет Петя, хватая раскрытым ртом воздух, когда Игорь, довольно улыбаясь, цепляет с приборки сигаретную пачку и откидывается на спинку сидения. В джинсах становится тесновато, а Игорь лишь хмыкает и, легонько коснувшись его колена пальцами, предлагает: - Поехали уже, а? - а после, подмигнув, с явным наслаждением добавляет: - Раньше сядем, раньше встанем. - Да я уже встал, - беззлобно огрызается Петя, дергая рычаг коробки и трогаясь с места наконец. Умом он в этот момент, кажется, тоже основательно трогается, но это ничего. Это не страшно. Ведь главное, что Игорь, судя по его довольной сияющей роже, явно чувствует что-то весьма похожее, а значит, все было не зря. И будет - тоже.