Уроки Истории Магии

      В Большом зале было многолюдно — все ученики последний раз собрались на ужин перед рождественскими каникулами, но уже завтра коридоры школы опустеют, останутся только считанные единицы. Свой чемодан Шинейд собрала еще сегодня утром, и теперь в голове проверяла, все ли положила, лениво ковыряя вилкой английский пудинг. От перечисления книг и предметов одежды ее отвлек взрыв хохота за соседним столом — столом Гриффиндора. Обернувшись, она увидела, что в эпицентре веселья как всегда находятся Джеймс Поттер и Сириус Блэк — главные шуты своего факультета, если не всей школы. Чуть поодаль от них сидела Лили — обычно она старалась отсесть как можно дальше от Джеймса, который ей проходу не давал, и раздраженно закатывала глаза на его шуточки, но сейчас искренне смеялась вместе со всеми. Шинейд уже давно стала замечать, что ее подруга потеплела к Поттеру, и на его ухаживания отвечала теперь не криками и возмущениями, а рассеянной улыбкой. Однако сама Эванс как будто не замечала никакой перемены: в разговорах с Шинейд она все также называла гриффиндорца наглым и заносчивым мальчишкой, который никогда ее не заинтересует.       Взгляд Уоллис перекинулся на Блэка: он откинул голову назад, зайдясь в неудержимом хохоте, и схватился за плечо сидящего рядом Римуса, чтобы не упасть со скамьи. Парень смахнул выступившие на глазах слезы и глотнул тыквенного сока. Он выглядел невыспавшимся, но очень веселым. Заметив, что за ним наблюдают, Сириус усмехнулся и подмигнул. Шинейд смутилась из-за того, что ее поймали, и просто отвернулась, продолжив ковырять вилкой свой пудинг.       — Мисс Уоллис. — Откуда-то снизу послышался писклявый голосок. Повернувшись, Шинейд увидела своего декана — профессора Флитвика, вид у него был печальный. — Пойдемте со мной.       Вставая из-за стола, девушка вновь обернулась на стол Гриффиндора и поймала вопросительный взгляд Сириуса, который остался без ответа. Когда Шинейд с профессором оказались за дверьми Большого зала, и гул возбужденных голосов стих, девушка задумалась: зачем она понадобилась Флитвику в последний день перед каникулами? Неужели он каким-то образом узнал про их с Блэком ночной поход в Хогсмид? Ничего такого: Шинейд допоздна засиделась в библиотеке и наткнулась на гриффиндорца в коридоре третьего этажа, а потом им пришлось скрываться от Филча в тайном проходе в горбу одноглазой ведьмы, который вел в «Сладкое королевство». Такого декан Когтеврана никак не мог ожидать от своей лучшей ученицы, и это могло бы объяснить его расстроенный вид. Однако направлялись они не в кабинет заклинаний, а в кабинет директора. Неужели ее исключат за это? Войдя в кабинет, Шинейд обнаружила своего отца, который понуро сидел в кресле и не сразу заметил, что в кабинет вошел кто-то еще. Увидев дочь, мужчина тут же бросился к ней и крепко обнял.       — Ох, Шинейд. — Голос Корвина дрогнул. Неужели ее действительно исключат, иначе что тут делает отец? И почему он без мамы?       — Шинейд, присядь. — Мягко обратился к девушке Дамблдор, указывая на кресло, когда Корвин отпустил ее.       Уоллис села и бросила недоуменный взгляд на сидящего рядом отца: тот избегал смотреть на нее, но крепко держал дочь за руку.       — Шинейд, — директор издал тяжелый вздох, словно ему не хотелось говорить об этом, — сегодня днем кое-что произошло…       Девушка облегченно выдохнула про себя — значит дело не в ночном походе. Но тогда в чем?       — Сегодня днем, — продолжал Дамблдор, — на ваш дом совершили нападение несколько Пожирателей смерти… К сожалению, твоя мама не смогла дать им отпор… Она погибла, Шинейд.       Девушка почувствовала, как пальцы отца с силой сжали ее ладонь. Повернувшись к Флитвику, она увидела сочувствующее выражение лица. Казалось, что все взрослые в этой комнате ожидали, что она упадет в обморок или разрыдается, но ничего подобного не происходило. Шинейд казалось, что ее голову со всех сторон сдавили подушками, стало тяжело дышать, но никаких слез и никакой истерики.       — Я думаю, Филиус, что нет нужды ждать завтрашнего утра, — произнес Дамблдор, смотря на Флитвика, — и мы можем отпраивть мисс Уоллис домой уже сейчас.       Профессор коротко кивнул, словно не в силах говорить. Директор прикоснулся палочкой к небольшому кубку, стоявшему на столе, тот слегка задрожал и залился синим свечением. Корвин резко поднялся с кресла и подошел к порталу, потянув за собой дочь. Одновременно они прикоснулись к нему и в мгновение ока оказались в гостиной их дома в Мейденхеде. Первым, что увидела Шинейд, было любимое кресло ее матери, в котором она обычно любила по вечерам читать книги. Однако, на удивление, кресло не было пустым — в нем сидела абсолютно спокойная Грейс, на ее коленях лежала раскрытая книга, а очки для чтения чуть сползли к кончику носа. Шинейд в непонимании обернулась на отца, но сзади никого не было. Когда девушка вновь посмотрела на мать, она захотела броситься в ее обьятия, надеясь, что Дамблдор просто ошибся — может быть перепутал ее дом с чьим-то еще. Однако Шинейд обнаружила, что не может сдвинуться с места: ее ноги будто приклеились к деревянному полу. Раздался звонок в дверь, и, отложив книгу, Грейс направилась открывать. На пороге стоял никто иной, как Гидеон Эйвери, кузен Шинейд, которого она не видела почти полгода с тех пор, как он окончил школу. На нем был черный плащ до пола, в руках он держал что-то темное с серебряным рисунком.       — Добрый вечер, Грейс. — Произнес парень с легкой улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего.       — Корвина нет дома. — Ответила женщина и попыталась закрыть дверь, но рука Гидеона остановила ее.       — Вообще-то, я пришел к тебе.       Парень бесцеремонно вошел и с презрением стал разглядывать комнату. Вслед за ним ввалились два человека в таких же плащах; их лица закрывали маски, напоминающие черепа. Один из них направил на Грейс палочку, и одним взмахом пригвоздил ее к стене.       — Что происходит? — Испуганно закричала Грейс.       — Ты сама виновата, Грейс. — Спокойно произнес Эйвери, надевая маску, из-за которой голос его звучал глухо. — Если бы ты не влезла в нашу семью, ничего этого бы не было. Круцио!       Из его палочки вырвалась красная вспышка, и женщина завопила от боли, еще сильнее вжимаясь в стену. Шинейд дернулась на помощь матери, но ноги, увязшие в полу, подкосились, и она упала. Она видела, как другой волшебник, направив на Грейс свою палочку, заставил ее летать по всему дому, врезаясь то в потолок, то в стены и в различные предметы. Когда женщина опустилась на пол, у нее осталось немного сил, и в последней попытке спастись она начала ползти в сторону двери, но Гидеон со всей силы наступил ей на руку, заставив Грейс вновь закричать.       — Знаешь, почему я лучше тебя? — Спросил он, с ненавистью глядя на женщину. — Мне не нужна магия, чтобы сделать тебе больно. А вот тебе, чтобы спастись волшебства не хватает. Круцио!       Женщина вновь закричала, однако на этот раз ее движения ничего не сковывало, и она бешено извивалась в попытках сбросить с себя испытываемую боль. Пытка продлилась около минуты, пока из-под одной из масок не раздался глухой голос:       — Сколько можно! Давайте уже убьем ее!       — Нет! — Рявкнул Эйвери. — Мы никуда не торопимся. Я хочу насладиться моментом.       Голова Грейс повернулась, и она посмотрела прямо на Шинейд и прошептала:       — Помоги мне.       Промелькнула красная вспышка, и гостиная вновь наполнилась душераздирающим женским криком.

***

      Шинейд распахнула глаза и уткнулась взглядом в пустую бежевую стену. Это была не первая ночь, которую она провела в родительском доме одна, но этот сон ей приснился впервые. В нем смешались реальность и фантазия: последний ужин в Большом зале действительно был именно таким, а вот все последующее… Шинейд никогда не знала, как именно умерла ее мать — ей не рассказывали, а она сама и не стремилась спрашивать, поэтому неудивительно, что воображение придумало все за нее. Она знала лишь, что мама умерла не сразу, перед смертью над ней очень долго измывались — Уоллис слышала, как один из мракоборцев рассказывал об этом ее отцу.       Последний раз в доме своего детства Шинейд была два года назад, когда Дамблдор предложил ей работу в Хогвартсе. Корвин приобрел небольшой одноэтажный домик в пригороде Лондона незадолго до рождения дочери. Именно здесь она провела свое счастливое детство, и именно здесь была убита ее мама, а потом в горе и одиночестве умер и отец. Возвращаться сюда было тяжело, однако, это было необходимо для выполнения задания, порученного Дамблдором.       Вот уже вторую неделю Шинейд издалека следила за своим кузеном, но ничего полезного не узнала: каждое утро Гидеон ходил на работу в Министерство, а вечера проводил в одиночестве в фамильном доме — не было похоже, что у Пожирателей идет активная подготовка к захвату власти. Хотя, скорее всего, дело было в том, что Эйвери не особо доверяли, помня о его предательстве, и теперь поручали ему только какие-то мелкие дела. Несколько раз через окно в гостиной Уоллис видела, как Гидеон разговаривал с кем-то через камин, а потом давал указания своей домовой, и та исчезала. Однажды у дверей дома появился Малфой-старший. Заходя, он воровато оглянулся, словно почувствовав, что за ним наблюдают, но Шинейд надежно скрыла себя маскирующими заклинаниями, поэтому Люциус прошел в дом. Там они около часа что-то обсуждали на повышенных тонах, и в итоге Малфой оставил Гидеона, устало развалившегося в кресле. К сожалению, у Шинейд не было возможности подслушать их разговор, но она предполагала, что речь могла идти о незавидном положении Эйвери в кругах Пожирателей.       Наконец, спустя две недели слежки Уоллис решила, что ничего важного она узнать не сможет, и решила приступить к исполнению задания Дамблдора. Возможно, директор предпочел бы, чтобы она получше присмотрелась к кузену, прежде чем встречаться с ним, но Шинейд понимала, что ничего из этой затеи не выйдет, и ей хотелось побыстрее разделаться с этим.       Фамильному гнезду Эйвери было далеко до особняка, но выглядел он в разы богаче, чем дом детства Шинейд: окна с резными рамами, украшенными лепниной, викторианская кирпичная кладка, белые колонны на входе — все это кричало о высоком статусе жильцов. Однако, при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что это всего лишь следы былого величия: лепнина в некоторых местах пообваливалась, кое-где крошился кирпич, а белые колонны были покрыты многолетним налетом грязи и пыли. Уоллис никогда не была в этом доме: ее отец сбежал оттуда сразу после окончания школы и возвращаться не стремился. Однажды Брутус Эйвери — дедушка Шинейд — решил понакомиться с внучкой и пригласил младшего сына на ужин, но тот отказался приходить без Грейс, и встреча не состоялась. И вот теперь, спустя тридцать лет, Уоллис готовилась впервые войти в дом своих предков.       Шинейд схватилась за ручку дверного молотка, выполненного в виде головы ворона, и постучала. Дверь ей открыла эльфийха — та самая, которую Гидеон отправлял на задания. Эйвери не отличались от других представителей магической аристократии и к своим домовикам относились соответствующе: уши у нее были погнуты, на одном был виден след от ожога, костлявые пальцы были перебинтованы, а из одежды на ней был только грязный желто-серый кусок простыни, который, скорее всего, носила еще ее бабушка. Услышав имя гостьи, эльфийха почтительно поклонилась и проводила женщину в гостиную, не забыв предложить чашечку чая, от которой Шинейд благоразумно отказалась. Через пару минут в комнату вошел сам Гидеон — он сильно постарел с их последней встречи, но в нем все еще были сильны типичные черты семейства Эйвери: темные волосы едва тронула седина, глубокие, почти черные глаза смотрели с усталостью, худое лицо с заостренными скулами покрылось заметными морщинами.       — Здравствуй, Гидеон.       — Чем обязан такой чести, мисс Уоллис? — С издевкой произнес мужчина, делая акцент на фамилии гостьи.       — Я так и не принесла тебе свои сожаления в связи со смертью твоего отца. — Арктурус Эйвери умер почти три года назад, и Шинейд не надеялась, что Гидеон поверит в ее искренность — ей просто нужен был формальный повод.       — Хочешь поделить наследство? — Усмехнулся Эйвери, усаживаясь в кресло напротив. — Не делай вид, что тебя это волнует. Зачем ты пришла?       Гидеон щелкнул пальцами, и перед ним появилась эльфийха с графином огненного виски и двумя стаканами.       — Хотела навестить единственного оставшихся в живых родственника. — Ответила Шинейд, глядя как мужчина наливает янтарную жидкость в стакан.       — И правда. — Хмыкнул мужчина, наклоняя графин над вторым стаканом. — Будешь?       Когда Уоллис отрицательно покачала головой, он поставил графин на столик рядом с собой и, отослав эльфийху, продолжил:       — Странно понимать, что род Эйвери прервется на нас. Хотя мы могли бы быть теми, кто его продолжит.       Пристальный взгляд Гидеона заставил Шинейд поежиться. Она лишь раз видела отца в ярости: в тот день Брутус, решив-таки помириться с сыном, пришел на ужин к ним домой. Корвин боялся перечить отцу и лишь делал робкие возражения в ответ на замечания по поводу немагического происхождения его жены. Но, когда Брутус позволил себе намек на будущую помолвку Шинейд с ее кузеном, Корвин взорвался и выгнал Брутуса из дома. С тех пор Эвери-старший больше не делал попыток примириться с младшим сыном.       — Вижу, эта мысль неприятна тебе так же, как и мне. — Гидеон сделал глоток из своего стакана и поудобнее расположился в кресле. — Благо, твой отец оказался разумнее моего.       — Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать нашу несостоявшуюся помолвку. — Произнесла Уоллис, расправляя плечи и выпрямляя спину. — Я знаю, что ты был на кладбище в ту ночь, когда возродился Волдеморт.       Гидеон слегка содрогнулся, замерев с поднесенным к губам стаканом, опустил руку на подлокотник и, облизнув пересохшие губы, спросил:       — С чего ты это взяла?       — Я не пытаюсь выбить из тебя признание — я знаю, что ты был там. А еще я знаю, что только тебя Волдеморт подверг заклятию Круциатус, в то время как остальные, так же отвернувшиеся от него тринадцать лет назад, стояли и смотрели.       — Это твой дорогой крестник тебе сказал? — Голос Гидеона слегка дрогнул. — Не знаю, можно ли ему верить — говорят, у мальчика не все в порядке с головой.       — Не думала, что ты из тех, кто верит гнусным сплетням.       — Я верю только самому себе. — Гидеон залпом выпил остатки огневиски и, поставив стакан на столик, подался вперед, облокотившись на свои колени. — Ни на каком кладбище я не был, и никто меня ни за что не наказывал.       — И Пожирателем Смерти ты тоже не был?       Шинейд видела, что Эйвери слегка занервничал: с самого суда его никто об этом не спрашивал, и он не знал, как ответить. Раньше он уверял всех, что был подвержен воздействию Империуса, но теперь, когда Волдеморт возродился и наглядно показал, что думает о предательстве своих соратников, Гидеон не мог позволить себе отречься от Темного Лорда снова, даже ради сохранения тайны.       — Что толку говорить о прошлом? — Он налил себе второй стакан.       — Хорошо. Ты изменил свое прошлое, так можешь изменить настоящее и будущее. — Шинейд подалась вперед. — Мы оба прекрасно знаем, как Волдеморт относится к предателям. Не могу представить, что такого ты должен сделать, чтобы заслужить его прощение.       Эйвери усмехнулся своим мыслям и сделал большой глоток.       — Но я знаю, — продолжила Уоллис, — что ты можешь сделать, чтобы не бояться неосторожных слов или действий. Тебе не нужно будет рисковать своей жизнью и безопасностью, и после падения Волдеморта ты будешь освобожден от преследования. — Гидеон издал скептичный смешок, но на лице его появилось заинтересованное выражение. — Расскажи все, что ты знаешь о его планах, и мы тебе поможем.       Эйвери громко рассмеялся и поперхнулся напитком. Он встал с кресла и отошел в сторону, чтобы прокашляться.       — Кто мы? — Спросил он, возвышаясь над кузиной. — Кучка повстанцев во главе со стариком и сумасшедшим пацаном? А ты смешная, Шенни.       Женщина вздрогнула. Это дурацкое прозвище, которое из уст Сириуса звучало со всей любовью и нежностью, от Гидеона всегда звучало как насмешка.       — Даже если бы мне было, что тебе рассказать, — продолжал Эйвери, обводя невидимый круг зажатым в руке стаканом, — я бы никогда не согласился на это.       — Значит, — спокойным тоном произнесла Шинейд, вставая с кресла, — ты предпочтешь до последнего терпеть боль и унижения, а потом еще попасть за это в тюрьму. Хорошо, выбор твой. Хорошего дня.       Уоллис направилась в сторону выхода, и яростный мужской голос прокричал ей вслед:       — Однажды меня уже пытались упрятать за решетку, но у них ничего не вышло. Посмотрим, что вы будете делать теперь.       Выходя из дома Эйвери, Шинейд свернула за угол и, спрятавшись под дезиллюминационным заклятием, подошла ближе к окну гостиной. Гидеон бросил щепотку порошка в камин, и через минуту там появилась чья-то голова — Уоллис не удалось разглядеть, чья именно, из-за неудобого ракурса. Коротко переговорив с неизвестным, мужчина вызвал к себе эльфийху и дал ей какое-то поручение, на выполнение которого она тут же отправилась. Затем Гидеон вновь сел в кресло, и, оперевшись на свои колени, спрятал лицо в ладонях. Шинейд отдала бы что угодно, чтобы овладеть искусством легилименции, но оно было ей неподвластно. Поняв, что больше сегодня здесь ловить нечего, Уоллис трансгрессировала к себе домой. Она подробно описала в письме Дамблдору результаты своего разговора с Эйвери, выразив сожаление о проваленном плане на случай, если почту перехватят. На самом же деле все прошло как-никуда лучше: Альбус не рассчитывал переманить Гидеона на свою сторону, он хотел, чтобы Шинейд посеяла сомнение. Эйвери, наверняка, передаст эту информацию дальше, а если это дойдет до Волдеморта, он сузит круг своих приближенных, оставляя многих за бортом, что им не понравится. Конечно, они не придут к Дамблдору, вымаливая прощения, но червячок зависти уже поселен.       Сегодня Шинейд отправлялась спать со спокойным сердцем, искренне надеясь, что это ее последняя ночь в родительском доме.