Дар солнца

«О чем захочешь, можешь думать днём, а ночью — только обо мне одном».

Тэхён, в общем-то, в самом деле загорелся идеей поладить с вожаком стаи. В его голове это выглядело вполне логично и было обосновано тем, что если он докажет брату, что они под охраной главного, то им точно не будет ничего угрожать. Джин сможет спать спокойно, а Тэхён будет с радостью и без зазрения совести ходить к соседям на чай, на который его звали уже раз двадцать. Примерно. За последние дни он познакомился со многими, кто навещал их и оставлял какой-то презент. Видимо, здесь тоже не принято ходить в гости с пустыми руками. Он не переставал поражаться чужому гостеприимству, всеобщему желанию помочь им подлатать дом: о сломанных крыше и входной двери знали, кажется, все. — Начнётся весна, тогда завоете, — говорил Намджун, тыча в потолок. Ким Намджун живёт чуть дальше Юнги с Чонгуком, буквально через несколько домов. Он немного старше, явно массивней, и Тэхён едва сдерживался от вопроса, почему ему не досталось место вожака. Однако это было бы бестактно и просто некрасиво, мало ли какие у них тут законы? — Вам весь дом зальёт, когда начнётся капель! — громыхал сосед. Тэхён ему широко улыбался, потому что Намджун чем-то напомнил ему отца, ворчащего по любому поводу. — Что ты улыбаешься-то? — удивлялся сосед, тыча рукой в потолок. — Вы тут плавать будете. Чонгуку надо сказать. — До весны ещё далеко, — продолжал улыбаться Тэхён, выходя на улицу с укутанным в полотенце печеньем, которое ему ещё утром притащил Чимин. Обещал – сделал. — Твоя правда, — хмыкает Намджун. — И тебе же лучше. — В каком смысле? В двери щёлкает ключ, правда, вряд ли замок вообще рабочий, но Тэхёна это не очень-то беспокоит, когда он оставляет дом без присмотра. — Ещё уйма времени, чтобы привести дом в нормальное состояние, — говорит Намджун, следуя за ним по пятам. — Лучше делать это сейчас, пока не началась грязь. Крышу-то можно поменять и летом. Дверь – лучше сразу. Окна – тоже. Утеплить бы вообще. Камин почистить, петли смазать, трубы проверить. Лучше-то зимой! И от грязи легче избавиться, и проблему проще найти. Чонгуку сказать надо. Иногда Тэхёну кажется, что они тут все просто от скуки маются и заняться им больше нечем, как помогать новоприбывшим. — Что-нибудь решим, — добродушно улыбается ему Тэхён, уже стоя на пороге чужого дома. — Что вы решите-то? Чонгуку надо говорить, он и решит! — в сотый раз повторяют ему. Намджун, кажется, уходить не собирается. Тэхён даже не успевает ответить, как перед ним распахивается дверь. Из дома пахнет тушеным мясом и травами, на пороге – Чонгук, из-за спины которого выглядывает Мин с полотенцем в руках. — О, Намджун, — кидает Юнги. — Обедать будете? — Будем, конечно, — отзывается тот. — Зря пришли, что ли? Он без лишних вопросов толкает Тэхёна в спину, прямо в дом, вот так без приглашения, пока Чонгук придерживает им дверь. — Раздевайся давай, — машет рукой Намджун. — Что ты как неродной-то? Как будто первый раз всех видишь. Тэхён, конечно, видит их всех не первый раз, но искренне недоумевает от происходящего. Он шёл в гости, на чай, ну, может быть, его бы угостили и обедом, но ведь не думал, что можно просто взять, зайти и сразу же сесть за стол. Без спроса. — Чимин принёс, — объясняет Тэхён, когда Чонгук смотрит на тарелку с печеньем. — Я один столько не съем. Он молчит о том, что Сокджин отказывается есть волчью еду из принципа, а стоит ему припомнить пирог Ролин, тут же ретируется из комнаты. — Так Чимина тоже надо было позвать, — хмурится Намджун, усаживаясь за стол. Юнги забирает тарелку, он вообще в каком-то приподнятом настроении. Выглядит спокойным, не злым и не хмурым, но ещё бы, здесь-то его никто ещё не посылал в жопу. Тэхён непонимающе смотрит на Чонгука, когда тот тянет руки к его куртке и молча стягивает с плеч. Только тогда улыбается и понимает, что сосед проявляет обыкновенную вежливость, однако улыбается уже чуть более натянуто, когда ему отодвигают стул. Тэхён, конечно, всё равно садится, но страшно смущается прикованным к нему вниманием. Он первый раз осмелился сходить к кому-то на предложенный ранее чай, необязательно ведь… — Кстати, — вспоминает Намджун, — я ж сказать хотел. У них дома столько работы. Надо крышу залатать до весны, замок на двери поменять, шифер бы летом обновить. Кто чинил порог? — Чимин, — кидает Юнги. — Золото, а не человек, — пережевывает Намджун вместе с хлебом. — Окна бы утеплить. Это сейчас тепло, а представь, что будет в январе. Я бы и сам мог, мне-то не трудно, но там же… Ну, туда же… — мнётся Намджун. — Как-то некрасиво. Сам понимаешь. Что делать будем? Тэхён скромно вжимается в стул, не понимая, чего тот мямлит, и разглядывая кухню, объединённую с гостиной. Здесь явно уютнее и теплее, чем у них с Сокджином дома. Может быть, утеплить окна – не такая уж плохая идея, хотя Тэхёну комфортно спать и под двумя одеялами. — Решим, — и всё. Чонгук что-то там решит. Тэхён не возражает и рад был бы принять их помощь, если бы после этого брат не смотрел на него как на врага народа. К тому же за работу никто из них не берет денег, ещё и приходят со своими инструментами и материалами. И правда: золото, а не люди. — Разве не хозяин дома должен решать эти проблемы? — интересуется Тэхён и кивает Юнги в знак благодарности, когда тот ставит перед ним тарелку с горячим тушеным мясом и картофелем. Тэхён, кажется, сейчас подавится слюной. — Смешно, — фыркает Юнги. — У этого дома хозяев сменилось столько, что не хватит пальцев, чтобы сосчитать, — поддерживает его Намджун. — Вашего хозяина теперь ищи-свищи. — А вам правда не сложно? — скромно интересуется Тэхён, ковыряясь в тарелке. — Это ведь деньги, потраченное время. — Нам? Сложно? — бубнит Намджун с набитым ртом. — Хорошо ведь, когда есть работа и есть кому помочь. Все только рады будут. — Всё равно, — неловко улыбается Тэхён. — Как-то неудобно… — До жопы языком доставать неудобно, — говорит Юнги. — А помочь соседям – вполне. Ешь давай, смотреть на тебя страшно, одна кожа да кости. Ляжешь где надо и больше не встанешь. Чонгук кидает на Мина взгляд, и тот закатывает глаза, а Тэхён не совсем понимает, где ему надо лечь так, чтобы больше не встать. — Ты ж растущий организм, силы нужны, все дела, — продолжает тот. — Вы там у себя наверняка одними тараканами питаетесь. Ешь, короче. — Вы охотитесь? — Ещё бы! — хмыкает Намджун. — Попробуй всех прокормить одним только картофелем – щенки тебя будут готовы сожрать. Тэхён с интересом наблюдает за Намджуном. Щенки? В смысле их волки? Волчата? Маленькие пушистые и клыкастые зверьки? — Да, он о детях, — спокойно отзывается Чонгук. — Вы умеете читать мысли? — Тэхён смотрит на него с ужасом. — Нет, — снова буднично говорит тот. — Просто можем чувствовать. — Чувствовать что? — Например, твой бешеный интерес к нашим спиногрызам, — отзывается Юнги. — Даже я ощутил. — А не должен был? — хмурится Тэхён. Намджун внезапно громко хохочет, чуть ли не давится мясом, а Чонгук отвечает: — В этом есть свои сложности. Расскажу как-нибудь. — Как-нибудь! — продолжает смеяться Намджун и в самом деле начинает кашлять, подавившись. Даже Юнги почему-то смеётся себе под нос, прямо в тарелку, наверное, чтобы Тэхён не заметил, но тот прекрасно всё видит, только вот не понимает, что же в этом такого смешного. Наверное, это что-то из их волчьих приколов. — Не обращай внимания, — советует Чонгук. — Ты привыкнешь. Намджун, кажется, сейчас задохнётся и умрет. Тэхён уже тянется похлопать его по спине, всего лишь желая помочь, но когда касается, так и замирает: кожа даже через одежду горячая как печь. Тэхён чувствует, как под ладонью перекатываются мышцы, те словно каменные – ударь он Намджуна сейчас, возможно, тот и не почувствовал бы. Юнги что-то бормочет себе под нос, и Тэхён отнимает руку, приходя в себя. — Прости, — он смотрит на Намджуна страшными глазами. — Я забыл, что вам нельзя пахнуть человеком. — Чего? — снова прокашливается тот, недоуменно глядя на Тэхёна. Во главе стола раздаётся тяжелый и громкий вздох. — А, ну да, так-то нельзя, конечно, — на полном серьёзе заявляет Намджун. — Не принято посягать на чужое. — Какое чужое? — хмурится Тэхён. Чонгук прикрывает глаза рукой, сидя откинувшись на спинку стула. Тэхёну сперва даже кажется, что тот очень устал. И тут он со своим внезапным визитом, ещё и Намджуна притащил. — Ну ты же чужое для меня, — бормочет Намджун, и Тэхён согласно кивает. Он – чужое для всех них. — Поэтому нельзя. Чонгук качает головой, на лбу залегла глубокая складка. — Дурдом какой-то, — кидает Юнги. — Но и к этому ты, сосед, конечно же, привыкнешь. — Я, наверное, пойду, — лепечет Тэхён. Он всего лишь-то хотел посидеть за чашкой чая и точно уж не доводить вожака до мигрени. — Так нельзя, — качает головой Намджун.— Вот мне уже точно пора, а ты ешь давай, Юнги-то прав: одна кожа да кости. — Хватит уже, — кидает Чонгук. — Тело как тело. — Щенят бы не выносил с такими формами, — подмечает Юнги, и Намджун поддакивает, вставая из-за стола. — Ему, конечно, и не светит, но всё равно. У Тэхёна что-то пропадает аппетит. — Просто забудь это как страшный сон, — советует Чонгук, голос у него мягкий. — Правда. Не слушай, не вникай в то, что они говорят. Ничего дельного тебе не скажут. — Щас обижусь, — хмыкает Юнги, когда дверь за Намджуном закрывается. — Уже и пошутить нельзя. — Так это шутка? — недоверчиво интересуется Тэхён, чуть расслабляясь. — Про щенят? — Е-моё, конечно, шутка, — хмурит лоб Юнги. — Какая из тебя мамаша? Даже восемнадцати нет. — Мне почти, — возражает Тэхён. — Ну а мне почти шестьдесят. — Хорошо сохранился, — улыбается он, понимая, что Намджун с Юнги просто неудачно шутили. Даже Чонгук усмехается на пару с Мином. И обед проходит неплохо, разве что Чон зачем-то просит вымыть руки уже после. Странно это, но Тэхён не спорит, в шутку показывает ему, мол, смотри, они чистые. Получает одобрительный кивок, как от мимо проходящего Юнги тут же прилетает: — Странно, как он тебя ещё в ванну не запихал. Столько волчар в доме. Чонгук продолжает молча наблюдать, кажется, напрягается, но Тэхён только спрашивает: — У вас есть ванна? — Радости прошу к нашему шалашу, — Юнги рукой тычет в сторону ванной комнаты. — У нас в доме только душ, — объясняет Тэхён. — Я удивлён, что в вашем доме есть хотя бы он, — на прощание Юнги вскидывает брови и хлопает входной дверью. Куда пошёл, зачем и почему, не рассказал. — Ты хочешь принять ванну? — Чонгук заглядывает Тэхёну в глаза. Не смеётся над ним, взгляд у него, как обычно, в упор, разве что мягкий, и странно только то, что спрашивает он это на полном серьёзе. — Нет, я просто… — В этом нет ничего страшного, — пытается донести он до Тэхёна. — Возможно, тебе кажется странным наш устой жизни, но мы привыкли помогать друг другу, потому что мы одна семья. — Одна большая, дружная семья, — неловко улыбается Тэхён, и Чонгук согласно кивает. Объясняет как ребёнку: — Мы помогаем не для того, чтобы после требовать взамен, а чтобы другие помогли и нам, если вдруг потребуется. Не потому, что обязаны, а потому, что хотят ответить на доброту благодарностью. — Чем мы-то можем помочь? — бубнит Тэхён себе под нос, а Чонгук пожимает плечами. — По-твоему, лучше прятаться по домам, жить как нелюди и рычать на каждого незнакомца, пересекающего наши границы? Тэхён всерьёз задумывается об этом. Конечно, не лучше, но он ведь и не думал об этом с такой стороны. Его вполне устраивает их гостеприимство, обычаи, если это можно так назвать, но всё же это не значит, что он станет принимать ванну в чужом доме. Даже если соседнем. Даже если Чонгук предлагает это без каких-либо злых умыслов, понимая, что Тэхёну просто хотелось бы. — Не знаю, — мнётся он. — Как-то это странно. — Странно так странно, — буднично звучит в ответ. — Тебя никто не заставляет, я всего лишь предложил. Воды мне не жалко. Полотенец – тоже. Не стесняйся. Легко сказать, сложно сделать. Хотя в целом Тэхён уже не видит в этом чего-то страшного. Это ведь всего лишь ванна, которая, как он думал, ему вообще здесь не светит. Он мнётся ещё с минуту, пока Чонгук спокойно ждёт и наблюдает – даже к этому почти привык. Тэхён сдаётся. Хочет ванну с пеной и час из неё не вылезать, отмокнуть до состояния дряхлой губки и умереть счастливым, когда вернётся домой и встретится с братом. — А Юнги не будет против? — на всякий случай интересуется Тэхён. — Почему должен? Это мой дом. — Он живёт здесь. — Уже нет. Тэхёну даже кажется, что Чонгук шутит, но тот говорит серьёзно. — Правда? Почему? — Не то чтобы нам было принципиально, где жить, — объясняет Чонгук и кивает головой в сторону ванной. — Семьи у него ещё нет, так что он может занять любой дом, где нет детей. — А почему нельзя жить в том, где есть дети? — У них нет понимания, кто их родитель. Учуяли знакомый запах – значит родня. Так у нас не принято. — Вы… — хмурится Тэхён, — рождаетесь волками? — Кто как, — пожимает плечами Чонгук. — А почему Юнги… — не знает, какие слова подобрать. — Решил уйти? — предлагает Чон, и Тэхён кивает. — Устал от моей компании, — улыбается он. Тэхён не то чтобы в это верит, но он не знает, насколько у оборотней это принято, а потому понятливо кивает, как тут же вспоминает: — Мне надо взять вещи. — Не волнуйся об этом. Я дам свои. — Как-то это… — Потом просто вернёшь. И всё. Ничего страшного в этом нет. Чонгук настолько спокойно обо всём говорит, словно для него это привычное дело – пускать в дом незнакомца и делиться с ним вещами. Но раз уж они чувствуют людей, выходит, тот должен понимать, что Тэхён не желает им зла. Хотя с другой стороны это очень неудобно, ведь Чонгук, помимо угроз, может ощущать и кучу других вещей. Эмоциональный и чувственный диапазоны Тэхёна довольно широки к его же огромному сожалению, а подавлять чувства не для него. Не умеет. И не хочет. С другой стороны, так даже проще. Не нужно слов благодарности и скомканных фраз, когда Чонгук делится с ним свежей футболкой и штанами. Просто улыбается в ответ и закрывает дверь, оставляя Тэхёна в одиночестве. А тот радуется обычной ванне как новогоднему подарку: он действительно отмокает час, окунувшись в горячую воду по самую шею. В какой-то момент чуть ли не засыпает, как дверь в дом хлопает. Из гостиной доносится голос Юнги, что-то про «Почему тут так воняет твоей человечиной?» и «А, сорян». Тот ещё чему-то возмущается – Тэхён очень надеется, что не из-за того, что Чонгук пустил его в ванную, – а потом голоса затихают. Наверное, дико удобно иметь животный слух, Тэхён бы, честно говоря, очень хотел. Не для того, чтобы подслушивать, но и для этого, конечно, тоже, чего скрывать-то? Он даже ради интереса зовёт Чонгука шёпотом, пока тот снова о чём-то разговаривает с Юнги. Сомневается, что его лепет будет услышан, но вздрагивает от испуга, распахивая глаза шире, когда в дверь раздаётся стук. — Тэхён? — Да? — у него ломается голос от долгого молчания. Он, как любит говорить Сокджин, почти обосрался от страха. — Всё нормально? Тэхён только громко угукает в ответ и, зажмурив глаза, опускается под воду с головой – мечтает утопиться. Теперь ему будет ещё больше неловко, когда он отсюда выйдет. А выйти приходится, потому что в ванной нет окон, чтобы по-тихому сбежать. Но Тэхён собирается с духом, напяливает чужую одежду, которая, что не становится для него новостью, весьма великовата. Настолько, что штаны приходится надеть всё же свои, чтобы чужие не свалились по пути. А когда выходит, то старается максимально тихо прикрыть за собой дверь, понимает, что это бесполезно и некрасиво – сбегать вот так вот молча, ему и не дают. — Вот те раз, — хмыкает Юнги, шарясь в холодильнике. Вроде ели недавно, а тот опять что-то жуёт. — Всё-таки запихал в ванну? — А где Чонгук? — игнорирует его слова Тэхён. — Да отошёл, щас прибежит. Ты ж вылез из купальни. — Я лучше пойду, — он уже накидывает на себя пуховик. — Скажи ему, что вещи я занесу. — От тебя теперь за версту им несёт, — хмыкает Мин. — На кой хрен ему эти вещи? Себе оставь. Вдруг гнездоваться начнёшь? Тэхён не понимает высказывания, только глупо пялится на Юнги, пока тот хрустит сухарями. Чонгук и правда возвращается, стоит только молнии пуховика звякнуть, чему-то улыбается. Ощущение, словно он пытается казаться вежливым. Хоть один из них по-настоящему пытается и держит дистанцию, спасибо и на том. — Ну как? — интересуется Чон, а Тэхён задумчиво хмурит брови и выдаёт: — Что такое «гнездоваться»? Чонгук смотрит на Юнги убийственным взглядом, пока тот пытается не смеяться в свой пакет с сухарями. — Долго объяснять, — смотрит он по-прежнему на Юнги. — Да что тут долгого? — фыркает от смеха Мин. — Завязывай, — советует Чонгук. — Уже и пошутить нельзя? — Что это такое? — Тэхёну ведь интересно. — Ну, знаешь, — говорит Юнги. — Берёшь шмотки своего альфы, даже самые грязные трусы, делаешь себе импровизированное гнездо, ложишься и ждёшь, пока он придёт и избавит тебя от страданий. Ну, ты понял, в том самом смысле, — он вскидывает брови. — В каком ещё смысле? — Том. Самом, — многозначительно изрекает Мин. — Ужасно, — морщится Тэхён, когда до него доходит. — Такие вот мы, — пожимает тот плечами. — Всё совсем не так, — голос у Чонгука стальной. Он сам накидывает Тэхёну на голову капюшон и открывает дверь. Видимо, собирается провожать, как будто тот не в состоянии пройти несколько метров до дома. — Ну я вкратце описал! — кричит Юнги уже в закрытую дверь. Тэхён семенит ногами, чтобы не поскользнуться, не понимает: провожания до дома входят в их обычаи или же Чонгук тоже просто решил проявить соседское дружелюбие? Он останавливается у порога, даже не поднимается по ступенькам, как Тэхён замирает перед дверью и оборачивается. Из-под ворота торчат только глаза, из-под капюшона – ещё мокрая чёлка, а Чонгук почему-то улыбается. Тэхён, конечно, не хотел спрашивать, потому что Юнги ему и так всё достаточно доступно объяснил, но не может же быть всё настолько плохо по его словам? — Вы правда таскаете грязную одежду своей пары, чтобы сделать себе гнездо? Чонгук усмехается, опираясь плечом о балку. Он смотрит со смешинками во взгляде, наверное, веселится с того, что Тэхён ни черта не знает об их повадках. — Я – нет. — Почему? — Так делают только омеги. У меня всё работает немного иначе. — Ты типа альфа? — задумчиво хмурится. — Типа да, — усмехается Чонгук. — А как это делаешь ты? Тот пожимает плечами. — Привожу быт в порядок. Дома не должно пахнуть посторонними, должно быть чисто и уютно, чтобы моя пара могла дать мне потомство в комфортных для него условиях. — Для него? — переспрашивает Тэхён. — Не столь важно. — Но грязная одежда… — Юнги утрировал. Одежда не грязная, а ношеная – это разные вещи. — Зачем? — не понимает он. — Мы выбираем партнёра по запаху. Если запах нас успокаивает и притягивает – значит, человек наш. Тэхён задумчиво разглядывает его, шмыгает носом от холода. Ему просто интересно… — А как пахну я? Чонгук тяжело вздыхает, опуская взгляд. Тот скользит по ногам и застегнутой одежде, встречается с глазами. Он едва ведёт головой, словно что-то учуял. — Хорошо, — а голос тихий и хриплый. — Ты пахнешь очень хорошо. — Правда? — улыбается Тэхён, сам не понимает, чему радуется. Но пахнуть хорошо – это ведь круто. Пахнуть очень хорошо – это очень круто, тут всё логично и по полочкам. — Впервые встречаю человека, который был бы настолько этому рад, — Чонгук склоняет голову набок, елейно интересуется: — Есть причина? — Да нет. У Тэхёна такое чувство, будто Чонгук нарочно смотрит пристально, заставляя краснеть. Нарочно задаёт каверзные вопросы, мягко улыбается, словно он… флиртует. Тэхён от собственных мыслей заливается краской. Флиртует? С ним? Что за глупости? — Иди в дом, — ласково звучит чужой голос. — Простудишься. Ему как будто доставляет искреннее удовольствие то, что Тэхён не находит себе места, наверняка воспринимая всё не так. Но Чонгук ведь чувствует, он должен понимать, и почему тогда молчит? Не злится и не отталкивает, а просит Тэхёна позаботиться о собственном здоровье. Тэхён находит это… милым. Милым по-соседски, ничего больше. И ему совсем не льстит тот факт, что вожак беспокоится о его здоровье. Правильно, зачем им больные и умирающие соседи? Тут любой бы проявил осторожность, и Тэхён – тоже. Наверное. Честно говоря, он как-то и не подумал о том, что может заболеть, взглядом гипнотизировал чужие глаза. Впервые не было страшно смотреть: нравилось. Очень… — У тебя красивый взгляд, — Чонгук склоняет голову на другой бок и задумчиво смотрит на Тэхёна, который краснеет ещё сильнее, но улыбается, пряча губы под широкий ворот пуховика. Его сердце тает. — У тебя тоже, — едва слышно говорит прямо в одежду. Но Чонгук слышит. На его лице отражаются эмоции, непонятные Тэхёну, но живые и яркие, такие, словно ему было очень приятно это услышать. — Может, хочешь прогуляться? — предлагает Чон. — Я бы показал тебе лес. Насколько мне известно, и как я чувствую, ты этого хотел бы. «Очень», – молчит Тэхён. Очень хотел бы. Настолько сильно, что у него даже сбивается дыхание. Снег крупными хлопьями сыпется с неба, вокруг ни души, кажется, что Чонгук мог бы услышать даже то, как бьется чужое сердце. Может, слышит. Может, поэтому он неторопливо поднимается по ступенькам прямо на порог и становится напротив. — Ты только скажи, — и голос даже не нарушает тишину, идеально вклинивается своими низкими нотами. — Я покажу тебе лес, помогу с ремонтом крыши, пока не наступила весна. Тэхён снова прячет взгляд. Это волнующее чувство в груди лишь разрастается, стоит Чонгуку протянуть руку. Оттянуть ворот, чтобы прочесть всё: закусанные губы, румянец то ли от мороза, то ли от чужих слов. — Мне даже восемнадцати нет, — тихо шепчет Тэхён. Надеется, что понимает правильно. — Тебе почти, — улыбаются ему одними уголками губ. И становится понятно, что никакое это не соседское дружелюбие, это прямые намёки и откровения, вываленные вот так сразу. Чонгуку хотелось бы – Тэхён не возражает. Они прощаются долгим молчанием и провожающими взглядами, пока за Тэхёном не закрывается дверь. Он по-прежнему волнуется, даже оставшись наедине с собой. Даже спустя несколько часов, когда брат, вернувшись домой, интересуется, чего это он так ярко светится и чья это на нём футболка. Даже ложась в постель в той же самой одежде, необъятно огромной, его трясёт от вот так внезапно возникшего предвкушения новой встречи. Тэхён, кажется, всё-таки смог подружиться с вожаком.