Дар солнца

«И всё же за всё это время Солнце ни разу не сказало Земле: «Ты мне должна». Гляди, что делает такая любовь. Она освещает небо».

Дни чужого гона Тэхён переживает не без потерь. Его никто не предупреждал, что тот в самом деле может длиться несколько недель, и он даже представить не мог, что Чонгук может быть… таким. Просто таким, каким он был. Во-первых, сметавший всё на своём пути, при этом не забывавший предложить Тэхёну перекусить. — Мы же ели полчаса назад, — скулил тот, забившись в угол дивана и обнимая подушку. — И что? У тебя всё ещё растущий организм, — не понимал его Чонгук. — С тобой он вырастет только вширь. Пожалуйста, Чонгук, поешь один, ладно? — с надеждой улыбался Тэхён. — Я больше не могу. — Кусочек? — Чонгук продемонстрировал ему куриную ножку. И было стыдно отказать, потому что Чонгуку отчего-то казалось, что если голоден он, то голоден и Тэхён. И тут не работали никакие убеждения, потому что порой Тэхён и правда принюхивался к еде и крутил головой в сторону холодильника, стоило Чонгуку добраться до кухни. В нём самом временами просыпался настоящий зверский аппетит, как по щелчку пальцев. Но всё это мелочи. Во-вторых, Чонгуку, кажется, очень хотелось его придушить. Пускай в объятиях, но легче от этого не становилось никому, потому что не помогало. По-настоящему их обоих успокаивали лишь вечера, когда Тэхён, пересиливая собственное смущение, забирался к нему на колени и целовал. Целовал как умалишённый, потому что временами ему хотелось. Словно чужие чувства врывались в разум, туманили голову: он ощущал страшное желание приласкать и самый настоящий, пугающий, животный голод. Он горел, сам обжигал прикосновениями чужое тело, жадно впиваясь в губы. Хотел большего, когда чувствовал руки под футболкой, которые плавно соскальзывали к ягодицам. Просто в какой-то момент врывалась ясность: не то, не его, не так. Не то состояние, не его чувства, неправильно. А возбуждение продолжало бить в голову, цепкими лапами хваталось за остатки разума и терзало в клочья, вынуждая забыться. Тэхён помогал. Даже если не так, как Чонгуку то было нужно. Иногда казалось, что ему было не нужно вообще, просто никак, но стоило им лечь в постель, стоило тому поглубже вдохнуть окутавший спальню их общий аромат, Тэхён спиной чувствовал, как бьется чужое сердце. То всё рвалось к нему через плоть и ребра, даже если Чонгук просто обнимал, убаюкивая себя чужим запахом. Порой Тэхён не позволял. Разворачивался, чтобы столкнуться с Чонгуком взглядом, плавился от того, как на него реагировало чужое тело: сердце снова отбивало бешеный ритм, зрачки заволакивали радужку, пальцы нежно скользили по скуле. Чонгук не собирался настаивать, а Тэхён вынуждал. Он просто хотел облегчить эти чувства, разделить на двоих, даже если и не хотел торопиться. Им это было и не нужно. Между ними всё вспыхивало так же быстро, как и гасло: желание плавно перетекало в обожание и трепет, страсть тлела где-то на подкорке сознания, когда Тэхён целовал его в их постели. Чонгук продолжал укутывать в своё огромное одеяло, и даже если Тэхёну было жарко, когда они доставляли друг другу удовольствие, он молчал. Он молчал, стиснув зубы, когда Чонгук придавливал его своим телом. Молчал, сжимая пальцы на своем члене всё крепче, чувствуя, как его живот содрогался под чужой рукой и горячими каплями, когда Чонгук кончал. Слышал сквозь пелену, как ему шептали слова благодарности, как целовали тело, как всё-таки глотали его измученный стон, пропитанный благоговением перед самым настоящим голодным волком. Им становилось легче. Они снимали напряжение, которое копилось по несколько дней. Которое вымещали друг на друге в виде обоюдного удовольствия, проведённых вместе ночей, поцелуях в недоступных чужому глазу местах. Чонгук заставлял цвести пионы во впадинах ключиц, на лопатках, на острие плеча. Он зализывал собственные поцелуи, словно те были боевыми ранами, порой без слов благодарил за понимание, а Тэхён лишь обнимал ладонями его лицо и смотрел в упор. Помогал не потому, что обязан, а потому, что хотел ответить на доброту благодарностью. И даже если эта помощь и прибавила ему пару килограммов, зато подарила самые счастливые в мире глаза. Те смотрели только на Чонгука, когда он продолжал забирать Тэхёна из университета. Когда Тэхён неизменно держал руку на его бедре во время поездки до дома. Когда они устраивали прогулки по апрельскому и почти высохшему после зимы лесу, когда наконец наступила настоящая весна. Тэхён не может сказать, что ему легко далось пережить последние полмесяца, пытаясь подстроиться под организм Чонгука, но он бы и никогда не сказал, что это было так уж страшно. Просто его помотало. И эмоционально, и физически. Нервные клетки ушли в минус со всеми этими полуночными перекусами и желанием посмотреть телевизор в третьем часу ночи, зато какой эффект… Чонгук словно ненавязчиво извиняется перед ним за свою природу, осторожно обнимая со спины и целуя в загривок. Тэхён даже перестает с ужасом смотреть на него после каждого предложения перекусить. В общем и целом, всё не было плохо. Разве что временами Тэхён ловил себя на мысли, что подвал был не таким уж плохим вариантом. Правда, он бы и сам долго не продержался, если бы однажды почувствовал тоску Чонгука. Прошел бы сквозь стены, просочился бы через окна и сам бы укутался в его одеяло, лишь бы отпустило. Но это, как оказалось, было полбеды. Тэхён ещё пару дней назад поймал себя на мысли, что его преследует запах Чонгука. Он повсюду чувствует лес и травы, особенно сильно пахнет сам Чонгук и его одежда. Он по-прежнему не понимал, почему у него внезапно обостряется обоняние, почему иногда ему кажется, будто он слышит, как Чонгук наверху перебирает вещи в шкафу. Почему чувствует его грусть или нежность. Пока Сокджин не заявил: — Я тут разговаривал с мамой. В гостиной виснет многозначительное молчание. Тэхён, когда Чонгук уезжает в город, приходит доставать брата. Одному в доме скучно. — И что? — Она сказала, что наша прабабка была, как ты. — Как я? — Тэхён непонимающе косится на него, присаживаясь в кресло и перемешивая сахар в своём чае. — Тащилась по всем этим клыкастым. Представляешь? Тэхён не дышит, глядя на Джина во все глаза. — Ты рассказал маме? — Не про тебя с Чонгуком, не ссы, — всё ещё задумчиво говорит тот. Тэхёну странно видеть брата таким серьёзным. — Ты никогда не чувствовал чего-нибудь необычного? Тэхён заметно напрягается, сжимая кружку в руках, пока Джин разглядывает его. — Например? — У тебя не бывает такого, как будто ты понимаешь, что чувствует другой человек? — А у тебя бывает? — настороженно интересуется он. — Странно, да? Я уж решил, что я сумасшедший, а оно вон как. — Как? — Намджун однажды рассказывал, что может что-то там чувствовать, типа как экстрасенс, — отмахивается Джин. — Я просто думаю, что он идиот. Они все. А мама, оказывается… Он разглядывает чужой стакан, задумчиво чешет темечко, пока Тэхён смиренно ждёт продолжения. — Иногда у меня бывает такое, как будто я, не знаю… Бог, — улыбается тот. — Чего? — Я как-то раз почувствовал, что мой профессор по химии хочет сигануть в окно, — смеется Сокджин, пока Тэхён смотрит на него как на сумасшедшего. — Ну, с кем не бывает? Он с недалекими людьми работает. С нами то есть. Думал, показалось, а он реально пошел к окну. У меня паника, ты бы вот не обосрался от страха? — Он жив? — Конечно, — невозмутимо отвечает тот. — И к чему ты ведёшь? — К тому, что, видимо, иногда я чувствую, как кто-то хочет выпилиться. У тебя такого не бывает? — Нет, — прилетает тут же. Тэхён и не врет, он никогда не чувствовал никого, кроме Чонгука. — У мамы тоже бывает. Она сказала, что это проклятье от нашей прабабки. — Что за бред? — хмурится он. — Она замужем была. За таким вот. И бабушка её дочь, — а палец тычет в сторону дома соседей. — Мало ли что там передалось от них по наследству. Тэхён, кажется, бледнеет. Сам не знает, чего боится. Хотя это даже не страх, всего лишь не верит в чужие слова. Ну какая ещё прабабка? Какой оборотень? Какое, к черту, наследство? — Ты издеваешься? — на всякий случай интересуется Тэхён. — Если бы, — хмыкает Сокджин, откидываясь на спинку дивана. — Если бы со мной не происходила вся эта хрень, я бы даже слушать никого не стал. Но я типа чувствую всякое время от времени и слышу странные вещи. — Это нормально – быть человеком и чувствовать чувства, — улыбается Тэхён. — Ты дурак, Тэхён. Я чувствовал такое, что тебе и не снилось. Тэхён хмыкает, отпивая чай. В этом он сомневается. — И что же? — Как, например, Чонгук сходит по тебе с ума, — бездумно кидает он. — Недавно вот было. Думал, опять показалось… Поздравляю, кстати. А потом Юнги стало смешно, когда Намджун свалился со стула, пока менял лампочку, и мне стало весело. Странно это. Намджуну вот было стыдно. Круто, да? — Что ещё она говорила? — задумчиво интересуется Тэхён. — Ну типа наш дар – наше проклятье. Мы были избраны, чтобы исцелять людей и ещё там чёто про благородство… — Я не об этом, — перебивает Тэхён. — Про бабушку. — Да ничего. Жива ещё. Капает ей на мозги каждый день. Что мама может про неё сказать? — непонимающе хмурится тот. — Про её дар, — Тэхён показывает кавычки в воздухе. — Ты вообще в курсе, что оборотни могут читать твои чувства? — Чего? Тэхён вскидывает брови. — Они все это могут, — доверительно шепчет он брату. — То есть это правда? — И они всё ещё не боги. — Потому что они черти треклятые, — ворчит Сокджин. — Какого хрена я об этом не знал? — У них отличный слух и развитое обоняние, — перечисляет Тэхён. — Они понимают, когда ты чем-то расстроен, когда ты чему-то рад и когда… — хмурится он, загибая последний палец. — Тебе тоскливо. — Вот он пёс, — щурится Сокджин, скаля зубы. — Вот же… А я-то думал, что он просто тонкой души человек! Судьба моя! Понимает с полуслова! Тэхён так и сидит, поглощённый собственными мыслями. Неужели дело не в том, что у них с Чонгуком настолько тесная связь, что Тэхён время от времени чувствует его эмоции? Улавливает его запах, ощущает вечернюю тоску, если вдруг они остаются порознь. — Прабабушка была замужем за оборотнем? — уточняет Тэхён. — Вот это до тебя дошло! Сокджин всё ещё носится по дому как угорелый, что-то бурчит себе под нос, куда-то собирается, а после хлопает дверью и в доме наступает тишина. Тэхён так и сидит, обнимая кружку руками, пытается понять, как такое возможно. Может, не зря его тянуло к лесам? Хотя родителей вот не тянет. И мама никогда не говорила о таком, даже не заикалась. Потому что считала родовым проклятьем? Возможно. Он одевается в раздумьях, даже не закрыв дверь, уходит в соседний дом. Не чувствует ни запаха, ни чего-то другого, но если это есть в нём, оно сидит где-то внутри и изредка показывает нос. Тэхён как умалишённый роется в вещах Чонгука, пытается найти то, в чём он ходил хотя бы вчера, и взгляд падает на кресло, на котором висит его ношеная одежда. Тэхён берет ту в охапку и, вероятно, выглядит странно со стороны, когда принимается нюхать. Пахнет лишь тканью, пылью и едва заметно порошком. Но как-то ведь это должно включаться в нём? Чаще всего когда они вместе, когда Чонгук в доме, а Тэхён расслаблен, зная, что они под одной крышей. Он забирается в постель вместе с вещами, утыкается носом в подушку и хмурится – не понимает. Ничего не понимает. Как это работает? Где в нём кнопка включения? Если в нём живёт хотя бы малая часть от всего этого, то почему оно не функционирует так, как Тэхён того хочет? Он забирается с охапкой футболок и толстовок под одеяло, укладываясь на сторону Чонгука. Пытается вспомнить все те моменты, когда чувствовал, чем тот пахнет. Лес. Травы, костер и морозный воздух. Это всегда было что-то такое, от чего захватывало дух, что пробирало до костей. Запах всегда веял уютом, дарил тепло и обволакивал. Тэхён чувствует покалывание в носу, когда зарывается лицом в одежду, глубоко вдыхает, кажется, что вот-вот… Но вместо этого он громко чихает, чувствуя, как щекочет пазухи. Не работает. А как стало бы? Он понятия не имеет, сколько так лежит. Вокруг него разбросаны вещи, которые не прошли проверку нюхом, в руках зажата чужая толстовка, а между бровей залегла глубокая складка. В какой-то момент он даже задремал, окутанный комфортом и теплом, думая о Чонгуке, о том, что, может, и не просто так они встретились. Не просто так сошлись, почему-то ведь Чонгука тянуло. Оборотни редко восприимчивы к людям, предпочитают своих, но Тэхён ведь даже если и свой, то на самую малую часть своего существа. Это ведь прошло через пару поколений, каким-то образом засело в нём, а теперь отказывается вылезать, когда так надо. Но он распахивает глаза, когда чувствует аромат хвои. Когда в ноздри забивается запах леса и холода, а Тэхён с неверием рассматривает зажатую в руках толстовку. — Тэхён? Чонгук выглядит озадаченным, когда разглядывает устроенный в комнате бардак. Его лицо не выражает однозначных эмоций, он как будто в искреннем шоке, когда взгляд перемещается на Тэхёна. — Тэхён, — звучит уже не вопросительно, а скорее настороженно. — Что ты делаешь? Тэхён только пялится в ответ, не зная, как объяснить. Открывает и закрывает рот, пытаясь сообразить что-нибудь дельное, но только глубже втягивает аромат леса в лёгкие, когда Чонгук подходит ближе и склоняется над ним. Тэхён смотрит на него во все глаза, жадно дышит, от переизбытка чувств прижимая к себе помятую одежду. Он чувствует. Он слышит этот запах как что-то эфемерное и неуловимое. Может быть, потому Чонгук не может им надышаться: его слишком мало, словно тонкий шлейф гуляет по комнате. — Как ты себя чувствуешь? У Чонгука паника, а Тэхён не понимает такой реакции, молча хлопая глазами в ответ. — Скажи хоть слово. — Привет, — хрипит Тэхён. — Привет, — отзывается Чонгук. — Всё нормально? — Отлично, — улыбается тот, а на его лоб ложится горячая ладонь. Чонгук хмурится своим мыслям, пытается осторожно вытащить одежду из его рук, но Тэхён противится, сжимая крепче. — Подожди! Чонгук отпускает ткань и, кажется, даже не моргает, когда слышит: — Мне это надо. — Зачем? — Эксперимент… провожу, — лепечет он. — С моей одеждой? — Да. Творческий. — Ты полежи здесь, — неуверенно говорит Чонгук, отходя спиной к выходу. На его лице всё ещё играет непонимание. — А я сейчас приду, ладно? — Ты куда? — Я быстро. Буквально туда и назад. — Куда туда? — не понимает Тэхён. — Надо уточнить… один момент, — Чонгук отчего-то хмурится, словно путается в мыслях. — Ты пока… полежи. Чонгук почти уходит, но разворачивается и собирает оставшиеся на кресле вещи. Кладет прямо рядом с ничего не понимающим Тэхёном, двигает ближе, как будто проверяет. Тэхён и правда не понимает, зачем ему столько одежды, но всё равно сгребает ту в охапку. На всякий случай. Чонгук даже лезет в шкаф, странно косясь в его сторону, как Тэхён выдает: — Не надо. Оно тобой не пахнет. — Понял, — отзывается тот, а дверцы шкафа тихо закрываются. — Оставить куртку? — Ты же замёрзнешь, — хмурится Тэхён. Но секунду поразмыслив, понимает, что на улице весна, а Чонгук буквально только что в ней ходил. Запах ведь может быть ярче, и оборотни всё равно не мерзнут. — Хотя давай. — Я сейчас вернусь, — говорит тот, оставляя куртку на кровати. Тэхён, недолго думая, принимается её нюхать. Вдруг он учует и чужие запахи? Чонгук, наблюдая за ним и недолго думая, на всякий случай снимает и футболку, оставляя на постели. А переодевшись, продолжает коситься на Тэхёна, который понятия не имеет, почему ему не устроили расспрос. Как будто такое творится сплошь и рядом. Он смиренно ждет возвращения Чонгука, а его куртка и правда пахнет сильней, и футболка – тоже. Это чистый, насыщенный запах, и Тэхён впервые может понять, что оборотней в этом так успокаивает. Чонгук и правда возвращается быстро, кажется, не один. Тэхён слышит голоса Ролин и Намджуна, и Чонгука, который вполне себе громко заявляет: — Ты туда не пойдешь. — И чем я тогда могу тебе помочь? — грохочет Намджун. — Я могу сходить, — совсем тихо предлагает Ролин. — Что у вас там происходит?! — интересуется Тэхён, разглядывая потолок. Из постели вылезать ему и не хочется. И зачем вообще Чонгук всех привел? Чтобы те полюбовались его идиотом-парнем? В доме витает затяжное молчание, Тэхён издалека видит Ролин, которая даже не стала подниматься дальше, а молча развернулась и ушла. Они что-то там бурно обсуждают – Тэхён не слышит, а ведь мог бы. Иногда он улавливает странные звуки, но это совсем уж редкие моменты, и до слуха Чонгука ему явно далеко. — Чонгук, — устало вздыхает Тэхён. Знает, что его услышат и так. — Секунду! — отзывается тот. — Я такое уже видел, но он же человек! — громче нужного кричит Намджун. Понятнее не становится. Речь явно идёт о Тэхёне. Неужели из-за того, что он человек, возникли какие-то проблемы? Ему тут же становится не по себе. А аромат леса только усиливается, забивая пазухи, как будто пытается утихомирить его взбушевавшийся организм. Запах ожил: стал насыщенным, старается убаюкать и отвлечь от всего дурного. Но Тэхён всё равно сглатывает, прижимая одежду к себе покрепче, пока Чонгук не появляется в поле зрения и не закрывает дверь в спальню. Никогда не закрывал, так зачем сейчас? — Что случилось? — осторожно интересуется Тэхён. В его душе необъяснимый страх, и если всё дело в том, что родители Чонгука всё же оказались против их отношений, Тэхён не уверен, что сможет это пережить. Это всё-таки впервые. Он же очень сильно влюблён. — Всё нормально, — мягко улыбается Чонгук. Он вмиг оказывается рядом и заглядывает в глаза, как будто пытается понять, чем вызвано чужое беспокойство. — О чём бы ты сейчас ни думал, забудь. — Почему Намджун говорил о том, что я человек? — хмуро интересуется он. Чонгук своим спокойствием не даёт возможности углубиться в дурные мысли. Он по-прежнему рядом, у него странное настроение, и он словно весь светится от счастья, пока Тэхён переваривает происходящее. — Но ты ведь человек, — всё ещё улыбается тот. — Но почему он сказал это в таком тоне? — Каком? — Не прикидывайся, — тихо просит Тэхён. — Пожалуйста. Что случилось? — Тэхён, — ласково говорит Чонгук, вскидывая брови, — ты правда думаешь, что я стал бы врать тебе и всё скрывать, если бы случилось что-то серьёзное? — Зачем тогда ты их позвал? — Просто последнее время ты… — словно не знает, какие слова подобрать. — Ведешь себя немного необычно. — Это из-за того, что я устроил беспорядок? Чонгук умилительно хмыкает, что ему вовсе не свойственно. — Вроде того. — Я приберу. — Не стоит, — улыбается тот. Тэхён непонимающе смотрит на него. — Но… — Если тебе так комфортно, пусть так и остаётся. Ты не голодный? Тэхён окидывает комнату подозрительным взглядом. Он в смятении и совсем не понимает такого поведения. Чонгук, конечно, бывал странным, но не настолько, хотя его не стоит в этом винить: Тэхён ведь и есть зачинщик этого хаоса. Он пожимает плечами в ответ. — Немного. — Что хочешь? — Еды, — заторможенно звучит в ответ. Он уже было решает подняться, как Чонгук осторожно давит ему на плечи, заставляя лечь на место. Даже заботливо натягивает одеяло до самого подбородка, зачем-то подкладывает поближе свою куртку. — Сейчас всё будет. Он исчезает, не забыв закрыть дверь в спальню, пока Тэхён беспомощно пялится на ту испуганными глазами. Ему от всего этого не по себе, но, может, у Чонгука какой-то новый волчий прикол? Вдруг ему после гона не терпится поухаживать и как-то ненавязчиво – хотя слишком уж навязчиво – проявить заботу? Тэхён с ним не спорит, удобнее устраиваясь на кровати. И правда, зачем Чонгук стал бы врать, если бы случилось что-то серьёзное? Он вообще не выглядит расстроенным, напротив, слишком уж перевозбужденным, потому разрешает поесть в постели и после этого даже предлагает вздремнуть. Тэхён побаивается ему сопротивляться, делая мысленную пометку уточнить у Чимина, может ли вернуться гон, если волчьи потребности не удовлетворить как надо. Однако пересечься с соседями не получается: Чонгук начал ходить за ним по пятам. Он сопровождает до ванной поутру, когда Тэхён идет умываться, и чистит зубы, глядя в упор. Тэхён лишь наблюдает за ним в зеркало, и спросонья такое количество внимания смущает его, но попросить Чонгука перестать пялиться он не может. Нравится. И смущает, и нравится. На него смотрят как на восьмое чудо света, улыбаются на просьбу заварить чай и ласково целуют волосы, когда он уплетает оладьи с джемом за обе щеки. Возможно, Чонгук переживает, что в университете Тэхён снова не будет пахнуть им, потому свитера заменяются чужими домашними футболками. То, что Чонгук оказывается несказанно этому рад, лишь подтверждает теорию, однако внимание растет даже к незначительным мелочам. Стоит Тэхёну направиться к холодильнику – Чонгук интересуется, не хочется ли ему чего-то нового. Стоит только прилечь на диван или сесть за конспекты – Чонгук поблизости и буквально дышит в спину. Он как будто пытается что-то учуять, каждый раз всё глубже зарываясь носом в волосы, и Тэхён ёжится от мурашек. Но некоторые моменты начинают по-настоящему действовать на нервы. Да, ему нравится проводить время вместе, лежать перед телевизором, болтаться по кухне в поисках еды и делать ещё много чего другого, но бардак в спальне до сих пор не убран, а дверь не открывается даже утром, из-за чего там стоит страшная духота. Тэхён не против спать в обнимку с чужой одеждой, потому что запах по ночам словно окутывает его в кокон, но вот выносить жару уже не может, о чём сообщил первым же утром миролюбивым тоном. Чонгук пропустил фразу мимо ушей. Странно. Тэхёну казалось, что слух у него отменный. Второй раз просьба была достаточно громкой, даже с настойчивым «Пожалуйста». Чонгук же просто-напросто не стал кутать его в одеяло, а позволил спать так, как Тэхён того захочет. И последние две ночи ему всё казалось, как будто он переехал жить в лес: аромат в спальне стоял такой, что легко можно было спутать с сосновым бором. Третья просьба перестать закрывать дверь была вывалена на Чонгука сегодня посреди ночи уже менее дружелюбно. Тэхён злился. Искренне. Он дорожит Чонгуком, принимает его заботу и повадки с настежь открытым сердцем, но иногда закрадывается подозрение, будто тот хочет, чтобы Тэхён однажды просто задохнулся и больше не мучился. Он выбирается из постели в тот момент, когда Чонгук открывает глаза. В спальне стоит кромешная тьма, светятся только янтарные радужки, пока растущая луна едва ощутимо пробивается сквозь плотные шторы. — Тэхён, — Чонгук не спрашивает, в голосе странное предупреждение. Тэхён не слушает. Он распахивает дверь, а следом и подходит к окну, потому что ещё немного и, честно, просто сойдет с ума. Или же пойдёт спать на улицу. Его внезапно хватают за запястье, стоит только коснуться оконной ручки. Пальцы Чонгука скользят по коже, бережно тянут к себе, вызывая уйму противоречивых эмоций, но если Тэхён не сможет уснуть, для них обоих это закончится очень и очень плохо. Не давать ему выспаться – последнее, что стоит делать в этой жизни. Даже его обожаемому суперпарню. — Что ты делаешь? — голос Чонгука хриплый ото сна. Конечно, он ведь спал, пока Тэхён ворочался. — Мне жарко, — лаконично сообщает он. — Попей воды. Тэхён шумно вздыхает. — И каким, интересно, образом мне это должно помочь? Он видит, как Чонгук хмурится в темноте, как будто не понимает его раздражения. Положив руку на сердце, Тэхён готов поклясться, что пытался решить этот вопрос мирным путём. Намекал, говорил, просил, но Чонгук аргументировал открытую дверь сквозняком – и тут хоть головой о стену бейся. — Что случилось? Чонгук тут же садится на постели и тянет его ближе, поглядывая на открытую дверь. Тэхён уже даже не знает, что думать. Тот боится воров? Домовых, привидений? Да его самого кто угодно испугается, стоит только золотым глазам блеснуть в темноте. — Я хочу спать, — жалостливым шепотом говорит Тэхён. Даже не так. Он просит. Кажется, ещё чуть-чуть – и станет умолять на коленях. — Я устал. Мне жарко. Я хочу свежего воздуха. — Ты уверен? — Чонгук звучит так, как будто он искренне сомневается в этом. Тэхён едва сдерживается. — Клянусь, что если ты закроешь эту чёртову дверь и не дашь мне проветрить комнату, — вкрадчиво шепчет он, чуть склонившись над нахмурившимся Чонгуком, — я уйду. Высплюсь и вернусь обратно, когда ты перестанешь пытаться сделать из нашей спальни баню. Его как будто не понимают. Чонгук задумывается о чём-то своём, со сложным лицом сам открывает окно, косясь на Тэхёна, который перелазит через его сторону кровати и разваливается на своей половине. — Запах выветрится, — озадаченно звучит со стороны окна, когда Тэхён блаженно вдыхает свежий воздух. — Можешь подышать, если тебе надо, — кидает он. Раздражение отступает мигом, он даже отворачивается, чтобы Чонгук мог уткнуться носом ему в шею. Если ему и правда так надо, то Тэхён разве против? Он никогда не возражал, всегда понимал и принимал эти тонкости. Вовсе незачем было его столько мучить. — Я думаю не о себе. До Тэхёна смысл фразы доходит не сразу, а стоит только осознать, он осторожно поворачивается к Чонгуку, который устроился рядом и так же вопросительно смотрит в ответ. Неужели об этих странностях всё это время и велась речь? Тэхён и не подозревал, что Чонгук узнает о нём многим раньше, чем он сам. — Ты это… для меня? — лепечет Тэхён. И ему даже становится стыдно. — Подумал, что тебе это сейчас нужно. Тэхён улыбается против воли, потому что всё это крайне очаровательно. О своей угрозе уйти спать в соседний дом забывает мигом, устраиваясь удобнее и утыкаясь носом Чонгуку в грудь, пока тот гуляет пальцами в волосах. Ему и правда нужно, но не в том количестве. Тэхёну хорошо и вот так: когда свежий, прохладный воздух нежными прикосновениями скользит по коже, а Чонгуком пахнет самую малость. Так ведь приятнее. Не задыхаться, а дышать. Наслаждаться мимолетным шлейфом, добровольно кутаться в одеяло, не противиться чужим горячим рукам, которые гладят спину. Тэхён этой ночью спит как младенец, ни разу не проснувшись, а наутро сладко потягивается прямо в постели и понимает, что Чонгука рядом нет. Стрелка часов вот-вот перевалит за двенадцать – он проспал всё, что можно. Чонгука нет ни в ванной, ни в гостиной, он не наблюдается в доме в целом, и Тэхён скромно надеется, что не задел его своими словами. То было сказано сгоряча, но его ведь тоже можно понять. И он было уже улыбается, когда, делая себе завтрак, слышит, как открывается входная дверь, но улыбка тут же исчезает с губ вместе с хорошим настроением, стоит Юнги появиться в дверном проёме. — Ну привет, — ехидно лыбится тот. Мин не подходит, окидывая его взглядом, к чему-то принюхивается, пока Тэхён с кислым лицом косится в его сторону. Для шуток Юнги у него сейчас совсем нет настроения. — А ты чего по дому разгуливаешь? — интересуется тот. Тэхён поднимает на него недовольный взгляд. — Что ты придумал на этот раз? — Придумал? — искренне удивляется Юнги. Он так и гуляет по гостиной, как будто боится приблизиться. — Да тут все уже на ушах стоят из-за того, что ты, человечина, начал гнездоваться. Когда птенцы? Тэхён тяжело вздыхает, со стуком ставя кружку чая на стол и сверля соседа взглядом. Надоел. Юнги со своими шутками уже поперёк горла стоит, а его замечаниями Тэхён бы с радостью подтерся. — Ясно, — смеется Юнги и доверительно шепчет: — У тебя сейчас в голове, видимо, чё попало творится. Понимаю. — Ты же знаешь, что я человек, — напоминает Тэхён. — А чего тогда дрочишь на тряпки Чонгука? — Уходи, — отрезает он. — Я сейчас, вообще-то, серьезно. Все уже в курсе. — Я просто… нюхал, — злобно выдыхает Тэхён, заливаясь краской против воли. Ни на что он там не дрочит. Тем более на тряпки. — И как? Вштырило? — Тебя сейчас вштырит, — ворчит Тэхён себе под нос, выковыривая ложкой побольше клубничного джема на поджаренный хлеб. — Какой ты агрессивный стал. Прям гроза прерий, ух! И тебя это ни капли не смущает? — веселится тот. — Отвали. — Чонгук явно недотрахивает. В Юнги летит банка, которая с громким звоном разлетается по полу, разбрызгивая остатки сладости. Тэхён чувствует, как свербит в носу, это всё тот же запах леса, но какого-то чужого, не его. Тело потряхивает от чего-то инородного, от Юнги, который пришел в его дом. Как будто пересёк запретную черту его территории, вклинился своими ароматами, мешает здраво соображать. Но Тэхён ведь понимает, что этот дом не его, он – Чонгука. Здесь всё Чонгука, даже эта злосчастная банка, на которую Юнги пялится в искреннем шоке, поднимая руки в капитуляционном жесте. — Господи, да ты расслабься. Я же вообще мимо проходил. — Вот и проходи. — Где Чонгук? — хмурится тот. Впервые на памяти Тэхёна Юнги как будто беспокоится. — А я откуда знаю? — Он же твой суженый-ряженый. Тэхён фыркает, чешет нос, пытаясь избавиться от этого запаха, и, кажется, его сейчас стошнит. А рвотные позывы начинаются в тот самый момент, когда распахивается дверь. — С ним чёто не так. Он какой-то ненормальный, — Юнги в панике смотрит на Чонгука, который абсолютно игнорирует устроенный беспорядок и тычет пальцем в сторону выхода. — Уходи. Живо. Его взгляд обеспокоенно скользит по Тэхёну, который залпом осушает стакан с чаем и следом запихивает в себя кусок хлеба, злобно косясь в сторону Мина. — Я к тебе как бы. Сестра Бомгю опять убежала, — говорит Юнги и квасится, когда Тэхён выплевывает в кружку пережеванную еду. Его сейчас точно стошнит. Что-то уже на подходе. — Так найди её, — чуть ли не рычит Чонгук, выталкивая Юнги из дома. Дверь громко хлопает, от чего содрогаются стёкла, а у Тэхёна звенит в ушах, пока он переводит дух над раковиной. На его плечи ложатся горячие ладони, осторожно поглаживают через ткань футболки, успокаивают – это он понимает. — Что с тобой? — тихо спрашивает Чонгук. Если бы Тэхён знал, он бы ответил. А пока только и может, что чувствовать себя беспомощным, впиваясь пальцами в столешницу. Ему дурно. И дело не в запахах, даже не в Юнги, здесь что-то другое, чего он не понимает. — Мама сказала Джину, — тяжело выдыхает Тэхён, — что у нас есть дар, то есть она так думала. Но… — Я говорил с ним, — перебивает Чонгук, медленно разворачивая его к себе лицом и заглядывая в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — Нехорошо. — Не стану врать, я понятия не имею, что с тобой происходит. Тэхён смотрит Чонгуку в глаза и его накрывает паника. Если он не знает, то кто тогда скажет ему, что вообще творится? Он чувствует необоснованную злость, которая ему не свойственна, чувствует, насколько родной и сладкий запах у Чонгука, и ему даже не надо настраиваться. Потому Тэхён жмется к нему изо всех сил, вдыхая аромат у самой шеи, крепче обнимает за талию, пока его волос мягко касаются чужие губы. — Я же не могу гнездоваться, — выдавливает из себя. Слышит, как Чонгук вздыхает, собирается с мыслями. Не может быть такого, чтобы он об этом не думал, если, по словам Юнги, все уже знают. — Я просто проверял. Я думал, что это ты позволяешь мне чувствовать свои эмоции и запах. — Тэхён, — а в голосе слышится улыбка, успокаивающая, — я понятия не имел, о чём ты мне говоришь. — Но я же человек. Прошло столько поколений, и если во мне что-то есть, то это ведь… — лепечет он, убеждая скорее сам себя. — Мелочи. Как капля в море. Я даже посчитал. Во мне волчьего всего на двенадцать с половиной процентов. А если делить ещё и на Джина, то вообще всего шесть. — Это не совсем так работает, — задумчиво звучит голос Чонгука. — Мне казалось, ты изучаешь биологию. — А как ещё это объяснить? Чонгук чуть отстраняется, чтобы заглянуть в его глаза, полные паники. Тэхён даже не знает, чего боится. Он был рад узнать, что у них есть что-то общее, нравилось осознавать, что может чувствовать настолько сильно, ощущать как своё всё то, что есть и в Чонгуке. Но то, что происходит, ему не нравится совсем. Потому что он не знает, что делать и как с этим справиться. — Я же не могу гнездоваться, — снова страшно шепчет Тэхён. Чонгук не отвечает, зато его лицо говорит о многом: он не может этого утверждать. — Я же не могу? — Ты был довольно странным все эти дни. — Но я же объяснил почему. — Да, но… — Чонгук словно не хочет этим делиться, потому что чувствует чужую панику. — Ты ведешь себя не так, как ведём себя мы, но и не совсем так, как ведёт себя обычный человек. Тэхён жалобно скулит, пряча лицо у него в плече. — Может, ты гнездуешься. Может, у тебя гон, — продолжает Чонгук. — Намджун встречался с этим, он поможет понять. — Но у меня ведь даже никогда такого не было… Он чувствует, как Чонгук усмехается ему в волосы, как руки обнимают крепче, а ладони гуляют по спине, забирая страх и беспокойство себе. — Возможно, твой организм решил немного подстроиться. — Я теперь начну есть сырое мясо и выть на луну? Чонгук хрипло смеется. — Если тебе этого очень хочется, то я не стану возражать. — Совсем не хочется. — Тогда отложи панику, — у него настолько спокойный тон, что Тэхён в самом деле немного расслабляется. — Представь, сколько в этом плюсов. На данный момент ровно столько же, сколько и минусов, конечно, но я ведь рядом. — Да, — выдыхает Тэхён, крепче сжимая руки на его талии. — И я помогу. Тэхён угукает. — Мы посмотрим, что будет дальше, и во всём разберемся. — Конечно. — Тебе легче? — Нет, — нервно смеется он. Чонгук как будто злобно вздыхает и отстраняется, сталкиваясь с Тэхёном взглядом. Его глаза горят словно тлеющие угли, в них ни капли паники или беспокойства, только бесконечная уверенность. Возможно, потому он и вожак. Тэхёну даже становится не по себе. — Разберемся и всё решим, — строго заявляет тот. — Не трясись и не паникуй. Я начинаю из-за этого нервничать, а когда нервничаю я, то, поверь, нервничают все. Ты меня понял? Тэхён пораженно кивает, забыв обо всех своих страхах. Это ведь совсем не тот Чонгук, который валяется с ним вечерами в постели, а тот, который держит в руках всю стаю и решает проблемы. Он снова что-то там решит. Тэхёну снова остается принять это как неоспоримый факт. От Чонгука исходит непомерная сила, которая вгоняет Тэхёна в ступор. Он физически ощущает, как слабеет под чужим взглядом, как хочет отвести глаза, но продолжает смотреть в упор, как будто испытывает их обоих на прочность. — Я тебе подчиняться не собираюсь, если вдруг ты об этом думаешь, — заявляет Тэхён без доли смущения. — Командуй кем-нибудь другим. И эти твои глаза… — он неоднозначно водит пальцами в воздухе, — на меня не действуют. Так и знай. Чонгук обнажает кончики клыков в оскале, словно Тэхён доставил ему невероятное удовольствие. — Видишь, как легко, — чужие губы растягиваются и в улыбке. — Если тебе не поддаваться, ты сразу же начинаешь вести себя как взрослый человек. — На что ты намекаешь? — Ни на что. Просто немного схожу от такого тебя с ума. Не обращай внимания. Тэхён вспыхивает от заявления, и, как ни странно, чувствует себя страшно голодным, поэтому с сожалением вспоминает о разбитой банке. И о том, что Чонгук вернулся домой с пакетами. На них и устремляется взгляд, а после снова на Чонгука – немой вопрос. — Верно, всё тебе, — усмехается тот. Тэхён против воли фыркает ему из-за такого дерзкого поведения, но в пакеты всё равно лезет. Он ест не столько из-за голода, сколько из-за какого-то необъяснимого чувства, сидящего внутри. Тошнота с каждой трапезой, кажется, только усиливается, пока к вечеру Тэхён не валится без ног из-за пережитого стресса, а утром наконец понимает, почему ему было так дурно. Заболел. И это даже смешно. А Чонгук предупреждал. Но ему не нужно никаких слов, чтобы припомнить распахнутые на ночь окна, достаточно тяжелого утреннего вздоха и косого взгляда. В университете Тэхёну приходится взять отгул. Он пытается заниматься дома, но стоит только сесть за учёбу, тут же накатывает тошнота, и над столом за его спиной вырастает Чонгук. Тот смотрит многозначительным взглядом, как будто решил взяться за чужое воспитание. Словно в какой-то момент решил, что разбаловал Тэхёна своим сладким поведением. Разве что он всё ещё интересуется, как Тэхён себя чувствует, не голоден ли он, хочет ли куриного супа или поспать. И продолжает дарить полуночные поцелуи даже всему такому больному, который сам просит закрыть все двери и окна, укутать его в пару одеял и прижаться поближе. Чонгук время от времени посмеивается над ним, когда Тэхён с утра пораньше просит таблеточку от всех болезней, на что ему заявляют: — Топор – таблетка от всех болезней. Тэхён морщит нос. Тэхён хочет, чтобы Чонгук ему потакал в период болезни и был с ним милым. И Чонгук против воли сдаётся. Может, других он и умеет строить одним только взглядом, но Тэхён ведь тоже не пальцем деланный. Он может смотреть так жалостливо, так слезно и грустно, что в итоге всё равно получит свой аспирин. И тяжелый, горячий поцелуй, потому что Чонгуку не страшна ни одна простуда. — Просто зараза к заразе не липнет, — как-то раз полусонно кинул Тэхён, развалившись на кровати. На что получил смачный шлепок по заднице и неверящий, но горящий огнем и весельем взгляд. Чонгук не обижался на шутки, не читал нотаций, не учил жизни, не пытался подстроить под себя, всего лишь позволял Тэхёну быть таким, какой он есть: обычным парнем с непослушным характером временами, доставшимся ему от семьи. И Тэхён дорожит моментами их общих слабостей, потому что ни один из них не требует ничего взамен. Помогают, если того требует ситуация, иногда действуя себе в убыток, но получая сполна уже после. Тэхён всегда благодарит жаркими поцелуями, Чонгук – искренне влюбленным взглядом. — Если ты продолжишь подсовывать мне свою одежду, я сдам весь твой шкаф на благотворительность, — ворчит Тэхён, собирая футболки с постели, и кидает те в кресло. За эти несколько дней, что он валялся в постели и попивал чаи, ему стало значительно лучше. Пускай они до конца не разобрались с его состоянием и изменениями, но в какой-то момент Тэхён просто-напросто решил пустить всё на самотек. Чонгук хмыкает. — В таком случае я сдам тебя в детский дом. — Мне восемнадцать! — возмущается он, кидая в Чонгука первой попавшейся под руку футболкой, а тот ловит её на лету. — А ведешь себя иногда как пятилетний. — А ты смотришь эти свои идиотские новости про миграцию зайцев, и я же молчу. — Вот и молчи, — с улыбкой советует Чонгук. — И молчу. — И молчи. — Сдам тебя в дом престарелых, — бубнит Тэхён себе под нос, заправляя постель. — Мне всего двадцать пять. — А ведешь себя иногда как старый ворчливый дед. Чонгук вмиг оказывается позади него, прижимаясь со спины. Он каждый раз как будто звереет, стоит Тэхёну начать препираться с ним. — Что ты там бубнишь? — ласково интересуется Чонгук с наигранно дружелюбной улыбкой. А руки забираются под футболку, ласково гуляют по коже, вызывая мурашки, пока Тэхён пытается скрыть улыбку. — Да у тебя и со слухом уже проблемы, — жалостливо говорит он, откидывая голову Чонгуку на плечо и заглядывая в его горящие глаза. — Не переживай, старость для оборотня – не приговор. — Я тебя съем, — на полном серьезе заявляет тот. — Полнолуние вот-вот наступит. Куда будешь деваться? — От тебя? — мило улыбается Тэхён. — А ты разве не рассыплешься, пока догонять будешь? И Тэхён хохочет от души, когда Чонгук валит его на постель. Он тяжелый, когда нависает сверху, когда придавливает своим телом к матрасу, не предоставляя шанса убежать. Но Тэхён разве боится? Он делает то, что и всегда: дарит жаркий поцелуй, жадно дыша носом. А Чонгук дарит ему янтарный, пламенный и влюбленный взгляд. Запах хвои заполняет комнату, легкие, просачивается в кровь и бьет в голову – Тэхён по-настоящему трепещет от своих новых возможностей. И теряет голову от своего тяжелого, злобного волка, угрожающего его съесть. — Сырое мясо вы не едите, — с тихим смехом напоминает ему Тэхён. Чонгук сверкает глазами, губы красит зловещая улыбка. Тэхён очарован… — Зато с добычей любим поиграть. …и околдован. Всё его существо тянется к Чонгуку, ищет выход, в груди словно что-то бунтует, взывая к янтарю. — Красиво, — совсем не к месту, но искренне шепчет Тэхён, оглаживая большими пальцами прямо под чужими глазами. И улыбается. Тепло и солнечно, искрясь неподдельным счастьем от одного лишь осознания, что этот волк – его. А сердце, глупое, заходится в диком стуке, когда Чонгук, разглядывая его, также тихо шепчет в ответ: — Это красивее. Тэхён краснеет, чувствуя, как горят щеки. Он млеет от комплиментов. И если Чонгуку очень надо, он даже позволит тому себя съесть. Лишь бы не подавился необъятным чувством обожания. А то будет очень глупо потерять его вот так.