Дар солнца

«Я бич рабов моих земных, Я царь познанья и свободы, Я враг небес, я зло природы, И, видишь, — я у ног твоих!»

Солнечные лучи полуденного солнца пробиваются сквозь пыльную занавеску в гостиной. На улице щебечут птицы, до Тэхёна доносится аромат свежей травы и леса через приоткрытую дверь, пока сам он с непонимающим лицом наблюдает за Джином и Намджуном, расположившимися на диване в разных концах друг от друга. Между ними заметное напряжение, то даже ощущается в воздухе, пока Тэхён поочередно водит взглядом от одного к другому. И что здесь вообще происходит? Намджун устало вздыхает, тут же получая от Сокджина в ответ: — Не вздыхай. — Уже и подышать нельзя! — громыхает тот, пока Тэхён смотрит на них во все глаза. Он всего лишь зашёл за тетрадями и парочкой вещей, как наткнулся на эту картину: в доме стояло гробовое молчание, пока эти двое сидели на диване мрачнее тучи. Мимо пройти ну никак не мог… — Нельзя, — отзывается Джин. — Мой дом. Хочу и запрещаю. — Я же тебе не запрещаю дышать в моём доме. На Тэхёна, сидящего прямо перед ними на полу за столиком, кажется, никто даже не собирается обращать внимания. И правильно. Его здесь нет, он так, неважный предмет интерьера. Послушает и пойдёт по своим делам. — Ещё бы ты мне запретил, — фыркает Джин. — Я бы на тебя с серебром пошел. — Не боюсь я серебра. Это всё глупый стереотип, — бормочет Намджун. — Стал бы. Как миленький. И в гостиной снова воцаряется тишина: Джин разглядывает что-то в окне, Намджун же любуется пятном вина на ковре, которое так и не получилось отстирать. — Перестань, — предупреждающе говорит Сокджин, а Намджун как будто игнорирует его, переключая всё внимание на потолок. Наверное, опять что-то не так с крышей. — Я же сказал: перестань. — Я молчу. — Ты думаешь – это раздражает. Тэхён уже давно понял, что между ними всё не просто так. Джин зачастил с походами по гостям, порой он даже не остаётся на ночь дома. Тэхён знает это лишь потому, что иногда возвращается за чем-нибудь, когда стрелка переваливает за полночь, чтобы не будить брата утром, а дома – ни одной живой души. Не сложно догадаться, где тот и с кем, только вот Джин не делится с ним подробностями своей личной жизни. Вероятнее всего, потому что Тэхён не спрашивает и большую часть времени проводит с Чонгуком, но он ведь не думал, что у брата могут возникнуть какие-то проблемы. Тэхён не силён в улаживании конфликтов, не может дать какой-нибудь дельный совет касательно отношений, потому что у них с Чонгуком не бывает такого, чтобы они расселись по разным углам дома и молчали как партизаны. У них всё… хорошо. Но Тэхёну хотелось бы, чтобы и у Джина всё было хотя бы неплохо, а потому он тихо прочищает горло и сипло вклинивается: — Не хочу вмешиваться, но… — Нет, Тэхён, ты представляешь! — перебивает брат. А Тэхён усиленно делает вид, что представляет: то ли согласно кивает головой, то ли отрицательно качает, – он пока не определился. — Как он может представить, если ты ему ещё ничего не сказал? — не понимает Намджун и доверительно сообщает Тэхёну: — Мы с твоим братом в некоторых отношениях. Тэхён даже не знает, что ему делать: притвориться, будто ничего не знал, или сказать напрямую. — Он не настолько тупой, — говорит Джин. — И вообще поумнее некоторых будет. — Ты знал? — удивляется Намджун, и Тэхён неловко улыбается. — Я очень старался держать это в секрете. — Мда, — лениво отзывается Сокджин, косясь в его сторону. — И с этим человеком я лёг в одну постель. Уму непостижимо. Тэхён давится воздухом, что-то неразборчиво мычит себе под нос, пытаясь собраться с мыслями. Его брат что?.. — Он сказал, что из меня вышел бы плохой отец, потому что я не в состоянии регулировать конфликты, — говорит Джин. Ну, это серьезное заявление… — Да, сказал, — признается Намджун. — В сердцах. Откуда же мне было знать, что тебя это так заденет? — Ты же у нас экстрасенс. Мог бы и догадаться. — Мог бы и понять, что я немного… — подбирает тот слова, — на взводе. — И из-за чего? Ах, да, — наигранно вспоминает Сокджин. — Я заставил тебя снять носки перед сном. Вот это повод! — Мне так комфортно, — бурчит Намджун, кидая взгляд в его сторону. — А мне – нет. — Потому ты и спишь без них. — И тебе советую. — Советуешь?! — громыхает Намджун. — Да ты меня в собственную кровать не пускал! — А что, у тебя ножки мерзнут? — мило интересуется брат, тут же меняясь в лице: с радушного на устрашающее. — Ты долбаный оборотень! — Ничего я не долбаный. Обычный. — Нет, ну ты его слышал?! — обращается Джин к Тэхёну. А тот глубокомысленно изрекает: «Э-э», – не зная, какие ещё слова можно подобрать к этой ситуации. Ссора выросла на пустом месте, и он здесь абсолютно ни при чём. — Мне нужен глоток свежего воздуха, — драматично вздыхает Сокджин. — Тэхён, ты должен остаться сегодня. Нам стоит развеяться. — Хорошо, — контужено кивает он. — Только нужно предупредить Чонгука, и мы… чем-нибудь займемся. — А я? — встревает Намджун. — А ты пойдешь домой, — отмахивается от него Джин. — И куда ты собрался? — Не твоё собачье дело, — кидает тот. — Я волк, а не собака! — Иди поговори об этом с каким-нибудь местным пуделем. — Нет у нас пуделей в округе, — ворчит Намджун, не понимая юмора. — И вообще сегодня полнолуние. Ты не можешь просто взять и пойти в лес. Сокджин морщится. — На кой хрен мне вообще сдался твой лес? Думай шире. Намджун и правда задумывается. — К Юнги пойдёшь? Так я же говорю: сегодня полнолуние, его не будет дома. Джин обреченно стонет на весь дом, а у Намджуна в кармане начинает надрываться телефон, и он, взглянув на экран, тут же отвечает на звонок. — Да, — мрачно отзывается тот. — У соседей. Нет, у Джина, — его взгляд перемещается на натянуто улыбающегося Тэхёна. — Сидит. Не знаю. Джину нужен глоток свежего воздуха, и Тэхён собирается дать ему глоток свежего воздуха… А мне откуда знать, что это значит?! — он затихает, слушая ответ, и Тэхён тоже ненароком прислушивается, но не может разобрать слов. — Да, могу. Сейчас приду. Он сбрасывает звонок и поднимается с дивана, обращаясь к Тэхёну: — Чонгук ничего не понял и требует объяснений, так что просил позвонить ему, как освободишься, — его взгляд перемещается на Сокджина. — Я, к слову, тоже ничего не понял. — Дорогой мой, — жалостливо улыбается Джин, — я даже не могу соврать, что искренне удивлен. — Почему не можешь? — не понимает тот, нахмурив брови. — Господи, — тяжело вздыхает Сокджин. — Иди уже. Намджун какое-то время продолжает стоять на месте, о чём-то задумавшись, как будто правда пытается понять. Тэхён даже умиляется ему и совсем немного осуждает брата за то, что тот ведет себя подобным образом с мужчиной, который, по всей видимости, души в нём не чает. Намджун даже подходит к дивану и оставляет ему поцелуй на щеке, пока Тэхён с интересом разглядывает стол, стараясь никого не смущать. — Глотни этого своего свежего воздуха, что бы ты там ни имел в виду, — на полном серьезе говорит Намджун. — Пока, Тэхён. — Пока! — машет он Намджуну, пока за тем не закрывается дверь. И пытается не рассмеяться над лицом брата, который снова обреченно вздыхает. — Зря ты с ним так, — говорит Тэхён. — Пускай помучается. — Это всё равно довольно жестоко с твоей стороны. Он хороший парень. Славный мужик, — передразнивает слова Намджуна Тэхён, и брат усмехается. — Да знаю я. — Помягче бы с ним. Сокджин морщит нос в ответ. — Это всего лишь носки, — Тэхён вскидывает брови. — И ты не сказал бы Чонгуку ни слова, если бы он так делал? Тэхён задумывается и, честно говоря, не знает, что на это ответить, лишь морщится и смеется на пару с братом. Он бы не сказал, про себя посчитав это странным, но со временем, уверен, привык бы. — Чем займемся? — спрашивает Джин, разваливаясь на диване. — Можем правда куда-нибудь сходить, хоть раз в жизни выберемся в люди. — Тебе мало людей в университете? — В нормальные люди, — уточняет брат. — Я в баре не был уже сотню лет. — Всего-то полгода, — напоминает Тэхён. — Вот и я говорю: целая вечность прошла. Погнали? Тебе-то теперь можно. Тэхён квасится, когда вспоминает, как плохо ему было после их совместной посиделки. С того дня он зарекся столько не пить, а с Сокджином, на секундочку, это невозможно, потому что тот хлещет так, как будто вино та же самая святая водица. Ему хоть бы хны, а Тэхён по-настоящему умирал от похмелья и стыда перед Чонгуком, так что бар отметается тут же. — Сегодня полнолуние, — говорит он, как будто невзначай. Как ни странно, у Сокджина загораются глаза – Тэхён такой реакции совсем не ожидал. — Придумал, — лыбится тот, и это не предвещает ничего хорошего. — Давай раскидаем по лесу то мясо, которое они нам приносили? — Зачем? — Ну, по приколу, — Джин говорит так, как будто это было чем-то очевидным. — Представь их ничего не понимающие морды, когда они найдут тушу ободранной курицы. Сокджин заливается смехом, пока Тэхён косится на брата. Всё это смешно и весело, но злить оборотней они не станут. И бегать по лесу с сырым мясом – тем более. Мало ли кто учует запах. — Я бы хотел взглянуть, — Тэхён кусает щеку изнутри, но то лишь от предвкушения и нервов. — Тебе не интересно? — Посмотреть на мохнатых? — ему в ответ угукают. — Не знаю. Как-то не думал. А они не бросятся на нас, если мы просто придем в лес посреди ночи и поздороваемся с ними? Типа: привет, волчары, чё как? — ухмыляется Джин и подмигивает в никуда. — Охотимся, да? Крутяк. Ну, бывайте! Тэхён пожимает плечами. Откуда он знает? Чонгук говорил, что им ничего не угрожает, что они в полной безопасности, потому что на его территории их никто не тронет. А свои? Тоже не тронут, если они и правда выберутся в лес посреди ночи? Эта затея кажется опасной, но слишком уж притягательной. Тэхён физически не может ей противостоять. Он как-то читал в одной из полученных от Намджуна книг, что несколько столетий назад у оборотней существовала традиция: показываться перед своей парой в истинном облике ровно на шестой восход полной луны. Первые три месяца пара узнавала друг друга – это был период ухаживаний. Четвертый – училась безоговорочно доверять, пятый – привыкала к совместному быту, а на шестой – открывала все стороны своей сущности. Тэхёну это показалось романтичным. Он даже пытался посчитать, пережили ли они с Чонгуком шесть полнолуний за полгода их отношений, но был не уверен, что не пропустил самое первое. Но это ведь пустяки и вообще не считается. Те традиции, которые существовали раньше, остались записями в книгах и пылятся на полках в доме Намджуна или где-нибудь ещё. Чонгук, возможно, об этом никогда и не слышал. Тэхён не пытался подловить его в обличии волка, не бегал ночами по лесу, а всего лишь мирно продолжал сопеть, когда Чонгук выбирался на охоту. Они выходят слишком поздно, а Тэхён любит поспать и достаточно ленив, чтобы морозить задницу в тридцатиградусный мороз, пытаясь подловить своего парня в лесу за разделыванием бедного зайца. Но Тэхён в этот раз настолько загорается этой идеей, что сдуру пьет несколько кружек кофе, лишь бы не уснуть, а потом его колбасит так, что он даже не может объяснить Чонгуку, почему сегодня он останется ночевать в соседнем доме. — Ты же всё равно уйдешь? — Тэхён нервно стучит ногой по полу, а пальцами по столу, пока Чонгук косится на него, не понимая, откуда столько активности. — То есть это не вопрос. Ты же уйдешь. Сегодня ночью. А мы с Джином давно не проводили время вместе. — Понятно, — подозрительно отзывается Чонгук, косясь в его сторону и разбирая продукты из пакетов. — А мы ведь семья. И только мы есть друг у друга здесь, — тараторит Тэхён, продолжая тарабанить пальцами по столу. — В Канаде в смысле. Ещё у меня, конечно, есть ты, но есть и Джин. Он немного повздорил с Намджуном и попросил меня побыть с ним. — Ясно, — натянуто улыбается тот в ответ. — Не знаю даже, чем мы будем заниматься, но я бы тоже хотел провести с ним время и… — Тэхён, — перебивает Чонгук, накрывая его ладонь своей. — Не обижайся, — голос у него ласковый, — но ты совсем немного раздражаешь… вот этим. Чонгук косится на его руку. — Прости, — искренне говорит тот. — Я выпил столько кофе, сколько не пил за всю свою жизнь. Кажется, у меня даже глаз начал дергаться. Чонгук смеется над ним, пока обходит стол, а после целомудренно целует в висок и с нежностью заглядывает в глаза. Тэхён прямо сейчас хочет зацеловать его до смерти. — Ну, тогда хорошо проведите время, — улыбается Чонгук, и Тэхён кивает. Его пальцы разово стучат по столу, но тут же снова придавливаются чужой рукой. Эта же рука обхватывает его ладонь, подносит к губам, чтобы оставить мягкий поцелуй. — Я тебя прошу: не делай так, — по-доброму шепчет Чонгук. — Прости, — повторяет Тэхён, весело улыбаясь. — Меня всего трясёт. — Я вижу. — Очень сильно. — Ещё бы. Будь добр, не переусердствуй больше с кофе. Тэхён смеется, хотя сам не понимает почему, но пока Чонгуку весело из-за его состояния – плевать. Он сам тянется за поцелуем, потому что они не увидятся аж до завтра. Его губы накрывают чужие, Чонгук целует так, как Тэхёну всегда нравилось: мягко оттягивая и покусывая, пока ему наконец не надоедает играться. В тишине кухни это звучит крайне сладко, так же и ощущается, и всё тело потряхивает от чужого языка во рту, который нежно сталкивается с его. Поначалу это даже немного успокаивает, потому что Тэхён любит медленно и осторожно, но он начинает задаваться вопросами ровно в тот момент, когда Чонгук становится между его ног, прижатый поближе самим Тэхёном. И этот Тэхён, словно какой-то другой, будто не под кофе, а под чем-то покрепче, потому что целует слишком жадно и горячо, сжимая ткань чужой футболки в кулаках. Он весь горит с головы до ног – кто-то точно поджег в нём фитиль. Запах Чонгука забивает легкие до отказа, а руки того скользят меж ягодиц и плавным рывком крепко прижимают к себе. А стоит остановиться и замереть – глаза в глаза, то складывается впечатление, будто ни один из них не понял, что сейчас произошло. Чонгук выглядит озадаченным, у него ярко горят глаза. Тэхён же только облизывается и в один раз выдыхает весь воздух из лёгких, пытаясь проморгаться и прийти в себя. Он и сам не понимает, что на него нашло. Наверное, просто захотелось. Хотя, чтобы захотелось вот так: быстрее, грубее и более дерзко, – такое впервые. — С тобой всё нормально? — озадаченно интересуется Чонгук. — Всё прекрасно, — улыбается тот. Он спрыгивает со стула, оставляет ничего не непонимающему Чонгуку последний беглый поцелуй и машет на прощание. С ним определенно с недавних пор происходят очень странные вещи, но Тэхён даже не хочет об этом думать, потому что решил: будь, что будет. Та животная часть, что сидит в нём, стала всё чаще проявлять себя и высовывать нос, но всё, что с этим можно сделать, так это принять как данность. Оно есть. Оно всегда было. От этого никуда уже не деться. Намджун как-то сказал, что он может это подавить. Что Тэхён всю жизнь жил обычным человеком, не стремился быть кем-то другим, следовательно, проблем возникнуть не должно, если он просто… откажется. Запретит, не даст этой крохотной части волка внутри себя вырваться наружу и продолжит существовать как прежде. Тэхён нагло соврал бы, если бы сказал, что он этого совсем не хочет; что с радостью избавится от крупиц оборотня в себе и убьет ещё в зародыше. Ему ведь хочется. Может быть, очень даже хочется быть как Чонгук. Его за это вроде как не осуждают. Он поделился этими мыслями, но всё, что Чонгук сказал ему в тот день: «Я приму любой твой выбор». И Тэхён свой выбор, кажется, сделал. Разве что не в сторону здравого смысла. Но это как-то и не волнует, не тревожит душу вечерами, не вызывает былой паники и страха, даже когда Тэхёна снова начинает тошнить, а то и хуже: в самом деле выворачивает наизнанку. Организм словно подстраивается под изменения, но Тэхён стойко выносит перемены, даже если, вечерами сидя в обнимку с унитазом, проклинает весь свой род и собственную прабабку, которая обрекла его на эти адские мучения. Тэхён порой очень надеется, что ей на том свете икается. И в тот же момент он благодарен судьбе, что всё складывается именно так. Он уверен, что даже если никогда в жизни не сможет обратиться, то Чонгук не станет его меньше любить, а только посмеется с того, что Тэхён в самом деле на это надеялся. Хотя в данный момент он надеется, что кофеин всё-таки выветрится из его организма каким-то волшебным образом, потому что чистить ковер из-за переизбытка энергии – не то, что он планировал. Совсем. Зато Джин даже похвалил его и сказал, что Тэхёну стоит пить кофе почаще. Глядишь, и дом новый отстроит, и бассейн выроет, и воды в него сам натаскает. Правда, к вечеру всё равно отпускает. Пятно очищено, посуда вымыта, генеральная уборка, на которую Тэхён подбил брата, была закончена ещё час назад. Теперь же они снова мусорят, лениво развалившись на диване и кидая ещё не готовый попкорн в разожжённый камин. За окнами апрель, но ночами всё ещё стоит прохлада. А в гостиной стоит ужасный запах горелой кукурузы, и даже странно, что никто не стал соваться в их дом, чтобы проверить, что там вообще происходит. Тэхён расслабленно кидает кукурузу в огонь, на пару с Сокджином наблюдает за тем, как та раздувается с тихим хлопком, а затем просто горит. Мысли о пожаре и общей безответственности они смело отметают, с невыносимым трудом дожидаясь ночи. С невыносимым – потому что Тэхёну хочется спать. Ощущение, что он готов проспать целые сутки после этого всплеска энергии, но увидеть Чонгука в своём истинном – или каком там? – обличии хочется всё-таки больше. Здравый смысл на задворках сознания пытается достучаться до него, а пальцы покалывает от нервов, когда из-за облаков выплывает полная луна. Тэхён любуется ей через окно, ждёт хоть какого-то волчьего сигнала, постоянно поглядывая на время, пока Сокджин продолжает лениво уничтожать попкорн. — Скоро они уже закончат прихорашиваться? — интересуется брат с дивана, на который Тэхён снова плюхается, тяжело выдыхая. — Чонгук уходил из дома около часа или двух, — говорит он. — Точно не помню. — Уже половина второго. Пора бы. Могли бы и поторопиться. Мы же ждём, — ворчит брат. — Я, к слову, всё ещё не уверен, что это отличная идея, но… Он задумчиво мычит. — Но? — Но вообще пофиг, — горсть кукурузы злобным рывком отправляется в камин. — Для меня это уже дело принципа. Я сейчас мог бы сидеть в баре и потягивать с трубочки секс на пляже, а не ждать, пока эти пушистые задницы наведут марафет. Что они там, бигуди крутят и красят когти? Сколько уже можно ждать? Тэхён замирает на пару с уставившимся на него братом, когда они слышат рычание и шелест травы где-то совсем рядом с домом. Из-за приоткрытой двери до них доносится совсем тихое, но тяжелое дыхание и фырканье, а за забором вдалеке стрелой мелькает что-то серое и тут же скрывается в чаще леса. — Тэхён, — шепчет Сокджин, глядя на него страшными глазами. Даже не шевелится, так и застыл с поднятой ладонью, из которой сыпется кукуруза. — Это жесть как страшно. Я не хочу. Давай закроем дверь и забаррикадируемся? — Тебя никто не тронет, — тоже шепчет Тэхён. — Это свои. Он выключает свет, заливает в камин воду и приоткрывает дверь на веранду, чтобы выглянуть во двор. На улице стоит гробовая тишина. — Пошли, — говорит Тэхён, накидывая куртку и кидая другую Сокджину. — Тэхён, мать твою, ты совсем, что ли, бесстрашный?! — шепотом орет на него брат. — В кого ты такой трус? — щурится Тэхён. Джин оскорбленно фыркает. — Я? Трус? Да Намджун за меня им всем глотки порвёт. — А чего тогда шепчешь? — улыбается Тэхён. — Атмосферу нагнетаю, — а голос так и не повышает. Куртка уже на нем, а в руке мелькает совок для камина, на который Тэхён скептически смотрит. — Это от зайцев. Мало ли. Вдруг они здесь дикие? — Конечно, они дикие. Они в лесу живут. — Вот видишь! И че ты вылупился на меня? Пошли уже. — Оставь совок. — Мне так спокойней. Заткнись и иди, я буду за тобой. Ты, кстати, быстро бегаешь? — интересуется Джин, оглядываясь по сторонам, когда они выходят из дома. — Не очень. — Отлично. В случае чего у меня будет время, чтобы убежать, — снова шепчет он, а Тэхён усмехается. — Не будет. Ему и самому страшно. Он видел оборотня всего два раза в своей жизни: в первый раз с ним был Чонгук, а во второй раз волчица даже если бы захотела, то не смогла бы его покалечить. Наверное. Тэхён спотыкается о торчащий из земли корень и валится на землю, а Сокджин тут же вскидывает перед собой совок, крутясь по сторонам. — Ты выглядишь как идиот, — честно сообщает ему Тэхён, отряхиваясь от высохшей земли. — Зато я предусмотрительный идиот с очень хорошей реакцией. Лунный свет пробивается сквозь кроны деревьев и лапы сосен. Чуть дальше всё ещё лежит снег, который не тает из-за невозможности солнца пробраться в самую чащу. Тэхён быстро привыкает к темноте, без труда находит тропу, чтобы не заблудиться. До них словно отовсюду доносится топот лап и шелест подсохшей листвы, только вот непонятно, с какой стороны. Но Тэхён упорно продолжает идти дальше в лес, всего на мгновение останавливается у кучи снега, чтобы отряхнуть грязь с штанов, как замирает, согнувшись в три погибели, и видит на нерастаявшем сугробе капли крови. За секунду его охватывает такой страх, что он почти готов развернуться и пойти обратно домой, но ведь среди тех, кто сегодня охотится, есть и Чонгук. Чонгук никогда в жизни не сделает ему больно – его слова. — Наверное, заяц, — говорит он. Тэхён просит Сокджина посмотреть, тот что-то бессвязно бормочет себе под нос и выдает тихое: — Многовато для зайца. Тэхён лишь идет по следам, игнорируя все слова брата. — Тэхён, — обеспокоенно шепчет. — Тэхён… Тэхён! — орет тот. В и без того тихом лесу воцаряется бесконечная тишина: не слышно ни звука, даже отдаленного рычания, словно весь мир вмиг замер. — Тэхён, — снова говорит Сокджин, а его глаза блестят от страха, когда Тэхён оборачивается. — Это не заяц. — Не говори глупостей, они охотятся на зайцев. — Нет в них столько крови. — А ты откуда знаешь? — Я, как и ты, изучаю биологию. Пошли домой, пока не поздно. — Ты слышишь? — хмурится Тэхён. До него доносится совсем тихое сопение и едва различимый скулёж. Он крутится по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит звук, и среди небольших куч снега замечает одну, которая шевелится. Даже не так… Та дышит. Совсем тихо, как будто на последнем издыхании, и Тэхён не знает зачем, не знает почему бежит именно туда, сбивая ветки руками, пока Сокджин телепается за ним, пытаясь остановить и убеждает не делать глупостей. Тэхён так и замирает перед лежащим на сырой земле волком, прямо рядом с кучей снега, запятнанной каплями крови. Из пасти доносится тихое рычание, когда он чует незнакомцев, но тут же затихает, столкнувшись с Тэхёном взглядом. Те самые лазурные глаза, чистые, как летнее небо, белоснежная шерсть, заляпанная грязью и, кажется, покалеченная лапа. Или даже две. — Тэхён, не подходи к нему, — предупреждающе говорит Сокджин. Но Тэхён осторожно присаживается рядом, пытается дать понять, что не желает никому зла, глядя ему прямо в глаза. — Всё нормально, — он говорит это и брату, и волку. — Мы поможем. — Мы? — плаксиво возмущается Джин. — Чёрт бы тебя побрал, Ким Тэхён. Я ещё слишком молод, чтобы умирать. — Я знаю его, — хмурится Тэхён, осторожно касаясь мокрой от крови шерсти. — Я видел его как-то раз, когда Чонгук показывал мне реку. — Это кто-то из своих? — облегчённо выдыхает Джин, но Тэхён качает головой. — В смысле нет?! А Чонгук тебя не учил, что не стоит шариться ночью по лесу и помогать всяким там незнакомым оборотням? — Джин, — Тэхён смотрит на брата со слезами на глазах. — Он ранен. Волк тяжело дышит, Тэхён чувствует это, когда зарывается пальцами глубже в шерсть. Всего лишь проверяет биение сердца, а то совсем тихое. Это ведь не мог сделать кто-то, кого Тэхён знает? Они ведь не стали бы, только из-за того, что незнакомец пересёк чужую территорию. Они ведь не стали бы?.. — Надо что-то сделать, — говорит Тэхён. — Унести его отсюда. — Как ты себе это представляешь? — шепчет Джин, оглядываясь по сторонам. — Он по виду весит не меньше тонны. И Тэхён даже не может позвонить Чонгуку, чтобы тот пришел и во всём разобрался; чтобы помог помочь. Тэхён уверен, что Чонгук не стал бы. Он на такое просто-напросто не способен, это не в его натуре и не в его характере. А в голову как назло лезут слова о возможной бойне на смерть, и в сердце закрадывается тревога. — Тэхён, — уже в полный голос говорит Сокджин, отворачиваясь от него и выставляя перед собой совок. — Беги, ради всего святого! Я их задержу. Тэхён лишь выглядывает из-за ноги брата и сталкивается с янтарными глазами, которые в темноте светятся точно два светлячка. Как в ту самую ночь, когда ему показалось, будто он видел что-то в зарослях темного леса. — Чонгук? — шепчет Тэхён. Волк фыркает, из ноздрей валят клубы горячего пара, как у самого настоящего дракона. Чонгук огромен. Тэхён не дышит и не моргает, чувствуя себя жалкой букашкой по сравнению с его размерами, страх сковывает тело, но он всё равно дергает Сокджина за штанину, чтобы тот отошел и убрал свой чертов совок. — Если приблизишься, — говорит Джин, нервно посмеиваясь, — я тебя огрею вот этим. Ну что, съел, волчара? — и шепчет: — Тэхён, я тебя умоляю, беги и скажи маме с папой, что я их люблю. И передай, что я умер героем с сухими штанами. Тэхён с силой бьет его в ногу и встречает злобным взглядом, веля убрать совок подальше с его глаз. — Он ничего нам не сделает, — даже если он сам в этом не уверен, то Сокджину он точно не даст сомневаться в Чонгуке. А тот принюхивается и скалит зубы с тихим рычанием. Из ниоткуда появляется ещё парочка волков, но Тэхён узнает только Чимина – по цвету глаз. И Намджуна, который толкает Сокджина носом в спину, из-за чего тот взвизгивает на весь лес, уже было замахиваясь своим импровизированным орудием убийства. — Ты с ума сошел?! — Сокджин уже давно перепугал всю живность в этом лесу своими криками. А Тэхён смотрит Чонгуку в горящие глаза. Его шерсть черная как смоль, как ночное зимнее небо, мышцы лап перекатываются под кожей, словно железные тросы, когда он подходит чуть ближе и рычит. Рычит… На Тэхёна. Тот лишь сильнее впивается пальцами в белоснежную шерсть, обеими руками хватается за грубую и грязную шкуру, показывая, что не уйдёт. От него как будто именно этого и требуют. Чонгук на почтительном расстоянии, но Тэхён чувствует его ауру: тяжелую, давящую, даже ему, человеку, сложно сопротивляться, потому что в душе бушует страх. — Ему надо помочь, — уверенно заявляет Тэхён и вертит головой по сторонам, заметив, как Чимин принюхивается и недовольно топчется на месте, показывая оскал. — Мне плевать, чья это территория. Он ранен. И я клянусь, — он с уверенностью и неподдельным страхом смотрит Чонгуку в глаза, — тебе стоит молиться, чтобы ты не был к этому причастен. До него доносится глухой утробный рык, Чонгук дергает головой, взмахивая шерстью, но Тэхён стоит на своём, цедит сквозь зубы: — Не уйду. Сокджин отмахивается от Намджуна, который вцепился зубами в его куртку и пытается оттащить в сторону, а тот всё орет, что у него, вообще-то, есть совок. Чонгук ещё долго гипнотизирует его взглядом, чего добивается – непонятно. Он в пару шагов оказывается рядом, под его лапами хрустят ветки и нерастаявший снег. Он мордой толкает Тэхёна в грудь, чтобы отпустил, и тому кажется, что вот-вот сиганёт на покалеченного. Стоит Чонгуку издать рык, Тэхён крепче впивается пальцами в шерсть, почти целиком валится на волка, крича глубоко в его живот: — Чонгук, не надо! Вокруг них снова застывает тишина. Тэхён чувствует, как его сердце вот-вот остановится от страха, слышит, как Сокджин орет Намджуну отпустить его к чёртовой матери, иначе он за себя не отвечает. И он не знает, почему всхлипывает, чувствуя, как горячие слёзы тонут в шерсти. Волк всё ещё дышит. Тэхён – тоже. Он вздрагивает, когда ощущает тяжёлое и горячее дыхание у самой шеи – Чонгук тычется своим огромным носом в его голову. Тэхён даже не уверен, что тот хотел наброситься, просто испугался до чёртиков. Над ухом раздается фырканье, его пытаются поддеть под руку, забраться, лижут щеку шершавым языком, и Тэхён наконец поднимает взгляд. Он ощущает чужое сожаление и печаль – Чонгук пугать не хотел, просто так вышло. Тот лезет мордой в его лицо, пытается показать, что в его мыслях не было терзать кого-то в клочья, и Тэхён чувствует все его эмоции как свои: искренний страх из-за того, что напугал, нежность, желание успокоить и метания. В янтарных глазах читается простой посыл: «Не хотел». И Тэхён шмыгает носом, потому что ему за себя становится стыдно. Он всё ещё с сомнениями, но разжимает пальцы, к которым липнут белоснежные выдранные пушки, а Чонгук лижет его руки. Прямо у всех на глазах. Словно он не пугающий ночной хищник, а домашний пёс. — Ты не собирался его добивать? — на всякий случай интересуется Тэхён, и волк недовольно фыркает, всё ещё пытаясь сдвинуть его с места и толкая мордой в грудь. Он преграждает Тэхёну путь, когда тот встаёт с земли, как будто отгораживает и предостерегает от глупостей. Но стоит Чимину вцепиться зубами в заднюю лапу почти бездыханного, Тэхён изо всех сил толкает Чонгука в бок, а тому хоть бы хны. — Что он делает?! — Тэхён словно клешнями впивается в черную густую шерсть, когда его припирают к дереву, чтобы не рыпался. — Чонгук, ему же больно! — А ты его на себе потащишь?! — орет Сокджин, толкая Намджуна в морду. Он уже, кажется, свыкся. — Или ты думаешь, что никому не покажется странным, что парочка голых мужиков тащат какую-то шерстяную подбитую тушу посреди ночи из леса? В полнолуние. Да отстань ты, бога ради, щас вообще не до твоих нежностей! — он влепляет Намджуну подзатыльник, а тот только скалится в ответ, впиваясь зубами в его рукав. Чонгук немного отходит, чтобы не прижимать к дереву слишком крепко, встряхивает шерстью и машет хвостом, из-за чего Тэхён так и садится в сугроб, не устояв на ногах. В свою сторону он слышит недовольный рык и наглое фырканье. — Что ты на меня рычишь? — хмурится Тэхён, собирая немного снега и вытирая заплаканное лицо. — Откуда я знаю, что у тебя на уме? Ты со мной не разговариваешь. Я не телепат. Чонгук снова фыркает, выпуская пар, и ему в морду летит снежок. Тэхён и так понимает, что сам виноват: поперся в лес посреди ночи, сорвал им охоту, ещё и разревелся. Но его ведь тоже можно понять, он с таким сталкивается впервые. Чонгук только отряхивается от снега, а стоит Тэхёну подняться, то с размаху толкает его головой обратно в сугроб и уходит к Чимину, хватая волка за другую заднюю лапу. — Чонгук! — злобно выдыхает Тэхён. — Эти волки, — театрально всплескивает руками Сокджин. — Ни капли уважения к нам, простым смертным. Чонгук, кажется, правда на него зол, а за что – сказать не может. Но тут и так всё ясно: Тэхёну просто не стоило поступать настолько опрометчиво и выходить в лес посреди ночи, никого не предупредив. Он уверен, что поделись этим желанием с Чонгуком, тот не сказал бы ни слова против, показался бы и показал всё, что Тэхён так жаждал увидеть. Он чувствует себя виноватым, мысли сковывает страхом перед предстоящим разговором, того не миновать, а раненый волк остается лежать перед крыльцом их веранды. Тэхён непонимающе хмурится, трогая Чонгука за лапу, чтобы тот обратил на него внимание. Взгляд перемещается молниеносно. — Его надо в дом, — лепечет Тэхён. Чонгук даже не моргает, пока смотрит на него своими огромными глазами. Как будто чего-то ждёт. — Мы не можем оставить его на улице, ему нужен уход. И врач. Намджун может помочь? Чонгук продолжает сверлить его взглядом, пока Чимин, видимо, услышавший его, пытается протиснуться в открытую входную дверь. Косяки трещат, когда он втискивает свою волчью задницу и пятится, таща за собой покалеченного. — Я понимаю, — шепчет Тэхён, глядя Чонгуку в глаза. — Дом пропахнет, но я ведь даже не живу здесь. Не злись на меня, — шепчет ещё тише: — Пожалуйста, помоги ему. Чонгук прикрывает глаза и встряхивает шерстью. Тэхён не знает, из-за чего конкретно тот так напряжен, но чувствует необъяснимое желание успокоить: когда оборотень злится – это страшно. Когда его оборотень злится на него – это неправильно. Он запускает руку в шерсть, пальцы неуверенно тонут глубже, руки обнимают шею. Чонгук немного ниже, но даже его голова крайне тяжелая – Тэхён чувствует. Его волк всё ещё пахнет лесом и травами, позволяет себя гладить, пока наблюдает за Чимином, даже прикрывает светящиеся глаза, когда Тэхён встает прямо перед его мордой и, вцепившись пальцами в шерсть шеи, целует чуть выше носа. Чонгук красив даже в таком облике, он суров – взгляд по-прежнему недовольный. Но он потихоньку оттаивает, поддевая подбородок Тэхёна носом, словно говорит, что всё нормально и ему не о чем переживать. Раз не о чем, то Тэхён совсем немного дает себе волю, мельком кидая взгляд на брата, который пыхтит, с трудом поддерживая голову волка, пока Чимин пытается протиснуться между диваном и стеной, с грохотом сбивая тумбу и марая грязью пол. Тэхён скользит пальцами по шерсти вдоль позвоночника: та грубая как щетка лишь сверху, а стоит зарыться глубже, то словно гладишь котёнка, который умеет утробно рычать. Он не оставляет без внимания пушистый хвост, бездумно обхватывает пальцами, и Чонгука словно передергивает, он даже клацает зубами в воздухе, кидая на Тэхёна взгляд, пока тот зачарованно изучает. У волков стальные мышцы, в шерсти можно утонуть, по своим размерам Чонгук не уступает взрослому медведю, возможно, он даже больше. У него белоснежные острые зубы, которыми тот снова клацает больше в шутку, когда Тэхён тянется потрогать клыки. Он как ребёнок, которому на рождество подарили всё то, о чём мечтал несколько лет. И всё никак не может нарадоваться, пока с неподдельным интересом изучает уши, кажется, позабыв обо всём на свете. А стоит ему упереться руками в бок Чонгука и толкнуть, тот даже не шевелится, косо поглядывая на своего помешанного парня, который с восхищением начинает толкаться ещё усердней. Понимает, что того оборотня они с Джином не утащили бы – элементарно не хватило бы сил. Зато Чонгуку достаточно одного тычка носом, чтобы Тэхён пошатнулся. — Вау, — восхищенно выдыхает он. И ловит на себе взгляд другого волка, который скалит зубы как будто в улыбке. Тэхёну что-то подсказывает, что над ним смеются. — Юнги? — хмурится Тэхён. Бурый волк медленно становится в нападающую позу, из груди льется утробное рычание, он наигранно кидается в его сторону, а стоит ему приблизиться, то даже Тэхён вздрагивает от громкого рыка Чонгука. Он понимает, что Юнги в очередной раз просто издевается над ним, а теперь скалится, поджав под себя хвост и отойдя на почтительное расстояние. — Чонгук, ты там чего?! — доносится до них недовольный голос Намджуна. А стоит Тэхёну взглянуть на него, глаза чуть ли не лезут на лоб, и он тут же отворачивается, заливаясь краской. — Ты совсем одичал, нудист несчастный?! — орет Сокджин, затаскивая голого Намджуна в дом. — Я тебе щас все твои прелести откручу! — Так все свои! — Совок всё ещё при мне, — шипит Сокджин. — Ты лучше не доводи. Чонгук шумно фыркает, выпуская пар. Он толкает Тэхёна в сторону своего дома, пока тот искренне не понимает зачем. — Я останусь и помогу, — сопротивляется он, пытаясь убрать от себя наглую морду, тыкающую в него холодным носом. — Чонгук, перестань, — ворчит, когда ему преграждают путь. — Я не буду сидеть дома и ждать. И не надо так на меня смотреть. Чонгук многозначительно молчит, только глаза говорят за него: те недовольные. — Ну перестань, — голос у Тэхёна тихий, а рука тянется к морде, пальцы ласково скользят по шерсти. — Я ведь будущий ветеринар и не могу оставить его умирать. Чонгук, по глазам видно, хочет с ним поспорить, но лишь обходит, тяжело ступая по земле. На вялой траве остаются вмятины, подсохшие листья хрустят, пока волк неторопливо огибает его, а затем, внезапно разбежавшись, перепрыгивает забор. Тэхён смотрит на него с искренним восхищением, провожает взглядом. Понимает, что им не избежать разговора по душам, но Чонгук хотя бы сможет ртом объяснить своё недовольство и не станет фыркать на него и рычать. Возвращается он ещё до того, как Джин перестает хохотать над Намджуном: тот в чужой одежде, которая облегает его тело как вторая кожа. Голубая футболка открывает подтянутый пресс, опасно натягиваясь на груди при каждом движении, а штаны то и дело трещат, грозясь разойтись по швам, пока он осматривает увечья. — Лапы сломаны, — говорит Намджун, усевшись перед волком. Тот за всё это время не издал ни звука, лишь тяжело дышит. — Похоже на капкан. Вену задело – крови много потерял. — Жить хоть будет? — обеспокоенно интересуется Джин. — А то не хватало мне тут ещё дохлых оборотней. — Куда ж денется. Дня четыре, в худшем случае – неделю, и будет как новенький. — Он будет жить у нас неделю? — округляет глаза Сокджин. — Ещё не поздно вернуть его на место, — хмуро отзывается Чонгук, закрывая за собой дверь и обращая на себя внимание Тэхёна. — Но? — спрашивает Джин. — В чём проблема? Дадим ему обезболивающее и вернём в лес. Завтра проверим, как он там. Давай раздевайся и вперед, я подержу дверь. — Не выйдет, — голос у него всё ещё строгий. — Это ещё почему? — не понимает Джин. — Об этом будем знать только мы, а мы никому не скажем. А Чонгук кидает взгляд на молчаливого Тэхёна, который подпирает плечом стену, хмуро разглядывая его в ответ, и шумно вздыхает. Потому и не выйдет: Тэхён не позволит. — Обезболивающее не подействует, — объясняет он и обращается к Намджуну: — Кости раздроблены? — Не в щепки, но приятного мало. Обратиться не сможет ещё пару дней. — И что, он просто будет тут валяться? — нервничает Сокджин. — Тэхён, ты какого хрена творишь? А Тэхён присаживается перед обращенным и заглядывает в глаза: в тех благодарность. Волк смотрит на него в упор, не моргая, и от этого в груди до боли сжимается сердце. Тэхён не знает, как и чем ему можно помочь, молча уходит на кухню, набирает воды в пиалу под чужие хмурые взгляды и не без усилий помогает волку поднять голову. Ненароком складывается впечатление, что он единственный, кто по-настоящему переживает за чужую жизнь. — Тэхён, — зовет его Чонгук, а Тэхён только шумно дышит, пытаясь бороться с вспыхнувшей в груди злостью, пока волк лакает воду. И ни разу он не похож на убийцу и монстра. Чужой есть чужой, но Тэхён ведь тоже был чужим для них всех, и в лес его тащить никто не собирался. И на произвол судьбы его тоже никто бы не бросил. — Тэхён, — вздыхает Чонгук, понимая, что его игнорируют. — Что он тебе сделает? — Тэхёна начинает потряхивать. — Он даже пошевелиться не может, а ты хочешь утащить его обратно в лес. Ну так давай, тащи, — машет Тэхён руками. — Ты же боишься, что он посягнет на твою территорию. Здесь вообще ничего твоего нет, раз уж на то пошло, вся земля принадлежит государству. Почитай конституцию. — Тэхён, ты совсем оборзел? — вклинивается Джин. — А ты у нас будущий врач. Светило науки, — держите Тэхёна семеро. Он в сердцах шепчет: — Представить страшно, что из тебя получится с таким отношением к людям. А ты что скажешь? — кидает он Намджуну. Тот прокашливается, перемещая взгляд на Чонгука. — Я, пожалуй, промолчу. — Чем ему можно помочь? — хмурит Тэхён лоб. — Ничем, — отзывается Намджун. — Сам оклемается. Дай ему пару дней. — Тэхён, — голос у Чонгука спокойный, — можно тебя на минуту. Тэхён пару раз проводит ладонью по шее волка, успокаивает, хотя тот не то чтобы нервничает, и выходит за Чонгуком на улицу. Сорвался, виноват, но все эти разговоры и наплевательское отношение выводят его из себя. — Посмотри на меня, — просит Чонгук, а Тэхён скрещивает руки на груди и шумно дышит ночным воздухом, разглядывая полную луну. — Тэхён, пожалуйста, — просит тот. Взгляд опускается на Чонгука. Он не выглядит воинственным или готовым к ссоре, только мягко берет Тэхёна за запястья и размыкает руки, чтобы тот не закрывался от него. — Ты на меня рычал, — напоминает Тэхён. — Потому что ты поступил довольно глупо, — спокойно объясняет Чонгук. — Ты только что предложил вернуть его в лес. — Скрывать не стану, я не доволен сложившейся ситуацией. Возможно, я даже зол, но по крайней мере не собираюсь устраивать из-за этого сцен, — он вскидывает брови, явно намекая. И Тэхён стушёвывается из-за его спокойствия и тихого голоса. По Чонгуку вовсе не скажешь, что он злится. — Не знаю, что на меня нашло, — честно признается, а в мыслях о другом, от чего сглатывает. — Я просто представил тебя на его месте: как ты случайно попал в ловушку. И что, если бы тебе не помогли? — Ну а я думал о том, что было бы, если бы он на тебя набросился, — голос звучит устрашающе, пока Тэхён смотрит на Чонгука во все глаза. — Думал о том, что он мог бы начать защищаться, потому что ранен. Напал бы, покалечил, и ты ничего не смог бы сделать. — Зачем ему это делать? — испуганно шепчет Тэхён. — Так поступают, когда хотят жить. — Никто так не поступает… — Нет, это ты так не поступаешь, — вкрадчиво объясняет Чонгук. — А мы – да, если чувствуем опасность. И мы будем защищаться до последнего вздоха, запомни это раз и навсегда. Он – не ты. И мы его не знаем. Тэхён сглатывает, ёжась от внезапно окутавшего его холода. — Ты сам говорил, что вы помогаете. Что необязательно рычать на всех, кто приходит на вашу территорию. — Бывают исключения. — Какие ещё исключения? — непонимающе хмурится Тэхён. — Он даже ничего… — Перестань, — перебивает Чонгук. Он выглядит так, как будто совсем не настроен шутить, взгляд серьезный. — Мы не знаем, что заставило его пересечь границу. Я не знаю, что у него на уме, и почему он ранен, поэтому всего лишь пытаюсь быть благоразумным. — Он не желает нам зла, — шепчет Тэхён. — Откуда ты можешь это знать? — Просто… вижу. — Видишь, — скептически повторяет за ним Чонгук. — Почему ты мне не веришь? — из-за этого, пускай немного, но становится обидно. — Осторожность ещё никому не мешала. — Она мешает тебе прямо сейчас, — хмурится Тэхён, отходя обратно в дом. — Не хочешь ему помогать – отлично. — Тэхён, не глупи. — Да, я глупый, — повышает он голос, спиной чувствует чужие взгляды. — Такой вот я. Глупый, но хотя бы умею сострадать. Хочешь осторожничать – я тебе не запрещаю. Но я не собираюсь сидеть и бояться того, что он меня сожрет. Он всё ещё человек, — напоминает Тэхён, а голос дрожит. — Такой же, как ты. И, возможно, у него тоже есть кто-то, кто его ждёт и волнуется за него. И ты не смеешь говорить мне, что я поступаю глупо, — а в глазах стоят слёзы, заметив которые, Чонгук делает шаг в его сторону, но останавливается, когда Тэхён тычет в него пальцем. — Кто угодно может говорить мне, что я идиот, но только не ты. Ты сам знаешь почему. — Ты сам не свой, — непонимающе качает головой Чонгук, окидывая Тэхёна взглядом с ног до головы. — Мне тоже страшно, — сглатывает он. — Но я не собираюсь сидеть и ждать, пока ему станет хуже, потому что никто не хочет ему помогать. И в доме, и на улице виснет тишина, даже Джин не встревает с комментариями, нервно поглядывая на брата, пока тот сверлит Чонгука уверенным взглядом. Со слезами на глазах, зато уверенными слезами – никак иначе. Возможно, ему правда всё это несвойственно: и вспышки злости, и агрессия, в принципе такие резкие перепады настроения, – однако Тэхён не считает, что в чём-то неправ. Чонгук, кажется, его понимает. Он совсем уж неторопливо шагает к нему и закрывает за собой дверь веранды. Снимает куртку, пока Тэхён молча наблюдает за ним, в душе надеясь, что его поняли, а затем Чонгук его обнимает: прижимает к себе одной рукой, чтобы Тэхён мог утонуть лицом в его плече и впиться пальцами в бока. Он так и делает. И даже дышится легче, когда в его волосах путается мягкое дыхание и остается поцелуй, как будто Чонгук негласно сообщает: «Я с тобой». — Ты прав, — задумчиво и тихо звучит его голос прямо над ухом, а взгляд устремлён на оборотня, который смотрит в ответ. — Он всё ещё человек. Тэхён рвано вздыхает, обнимая Чонгука за талию, и тут же становится легче. Отступают и злость, и обида, и все самые дурные мысли, что останется непонятым. — И что будем делать? — интересуется Намджун. — Ты слышал его, — лениво ведет плечами Чонгук. — Помогать. — С каких это пор мы не думаем о собственной безопасности? — непонимающе хмурится тот. — Думаем. Просто немного под другим углом. — Ну а почему мы его-то слушаем? Тэхён шмыгает носом, удобнее устраиваясь на чужом плече и игнорируя недовольство Намджуна. Он и сам знает, что Чонгук имеет полное право поступать так, как считает нужным: здесь его законы и его правила. — Он всё ещё моя пара. Вопрос исчерпан? — строго звучит голос Чонгука. — Всё равно не понимаю. — Это называется любовью, неотесанный ты волчара, — ворчит Сокджин. — Ну и чего ты расселся? — И ты туда же? — удивляется Намджун. — Я его тоже люблю, представь себе, — цедит тот. — Он мой маленький идиот с большим сердцем, так что сейчас ты пойдешь и принесешь всё необходимое, чтобы наложить шину умирающему. — Он не умирает, — качает головой Намджун, и Джин вскидывает брови. — А может, я не про него. Они ещё долго молча смотрят друг на друга, сверля взглядами, а стоит Тэхёну наконец облегчённо выдохнуть и отстраниться от Чонгука, он чуть ли не давится воздухом, когда Сокджин начинает говорить серьезно: — Ты здесь единственный, кто может ему помочь, — он не шутит и не издевается, глядя Намджуну прямо в глаза. — Пожалуйста, сделай это хотя бы ради меня. — У меня начались слуховые галлюцинации? — тихо спрашивает Чонгук у Тэхёна, наблюдая за тем, как Намджун молча поднимается с места и уходит в ванную за аптечкой. Вопрос остаётся без ответа, а Намджун в самом деле помогает и накладывает шину, пока Тэхён успокаивающе гладит волка. Даже если это не успокаивает, то он хотя бы даёт понять, что его не бросят на произвол судьбы, а когда волк наконец сможет обратиться, то обязательно объяснит, что случилось — Тэхён уверен. Взгляд падает на Чонгука, который молча наблюдает за процессом и тут же обращает внимание на Тэхёна. Словно чувствует всё, что ему хотят сказать; что хотят выразить без слов одним лишь молчанием, а в нём скрывается многое. Самое главное – благодарность. И непонятно откуда взявшееся смущение из-за слов о любви. Они о таком не говорят, не произносят вслух что-то громче обычного «Спасибо», в котором прячется всё и сразу; которое Тэхён шепчет одними губами, беззвучно и незаметно, зная, что его поймут и так. А Чонгук в ответ устало улыбается одними уголками губ, стоя над волком и скрестив руки на груди. Контролирует процесс, помогает, даже сам меняет воду, в которую случайно попадает окровавленная шерсть. И Тэхён безгранично рад тому, что им не нужно сидеть по разным концам дивана и играть в молчанку. Ему не нужно плакаться в подушку, из-за того что Чонгук впервые мог задеть его, не нужно обижаться, потому что знает, что если сможет объяснить, то его услышат. — Я тоже могу ошибаться, — шепчет Чонгук ему в шею многим позже, оставляя на нежной коже мягкий и вымученный поцелуй. Они оба пытались уснуть, деля одну подушку на двоих, потому что другой Тэхён любезно поделился с оборотнем, оставшимся в его гостиной. Он чувствует, как ладонь Чонгука скользит по талии, как его обнимают со спины, и только теснее прижимается в ответ, накрывая чужую руку своей и переплетая пальцы. — Спасибо, — снова шепчет он. — Ты уже говорил, — в голосе Чонгука слышится улыбка. Он лениво ведёт носом по шейным косточкам, вызывая мурашки и все самые сильные чувства, которые Тэхён не смог бы объяснить словами. Зато он всё ещё может обнять руку Чонгука крепче, подтянуть ближе, чтобы коснуться губами горячей кожи – это тоже своеобразная благодарность. — Ты мог бы поступить так, как считаешь нужным, но не поступил, — тихо звучит его голос, обдавая теплым дыханием чужую ладонь. — Теперь уже не вижу смысла. Возможно, кто-то и правда переживает за него, а я думал вовсе не о благополучии стаи. И лишь наполовину о безопасности. — О чём тогда? Тэхён медленно перебирает его пальцы, наблюдая за тем, как за окном начинает заниматься рассвет. — О тебе. Он замирает. — При чём здесь я? — Ты так рвался ему помочь, и это немного вывело меня из себя, — а голос хриплый. — Виноват, признаюсь. — Я просто волнуюсь за него, — бормочет Тэхён. — Он вожак, — как бы невзначай говорит Чонгук. — Боже, — устало вздыхает он, разворачиваясь к Чонгуку лицом и вглядываясь в его глаза. — Ты сейчас серьезно? — Просто сказал. — Разумеется, — саркастично звучит в ответ. — И ты совсем не приревновал к тому, что я переживаю за незнакомца. Чонгук опускает уголки губ, пожимая плечами, мол, ничего такого. — Глупый волк, — хмурится Тэхён, на что ему усмехаются. — Чонгук. — Согласен, это было глупо, и у меня абсолютно не было причин ревновать к нему. Вопрос закрыт? — Мне нужен ты, — тихо говорит Тэхён. — И, поверь, я готов на многое ради тебя, но не потому, что ты вожак или весь из себя такой всесильный и независимый альфа. — Я не всесильный. И я зависим, — тихо отзывается Чонгук. Тэхён переворачивается, чтобы удобно лечь к Чонгуку лицом, а тот берет его ладонь в свою, как будто успокаивающе гладит пальцами, разглядывая его в утреннем свете. — Когда мы встретились, — говорит Чонгук, — я не хотел сразу же прощаться. — Я тоже. — Знаю, — улыбается тот. — Потому и решил, что мне стоит попробовать. — Не жалеешь? — Тэхён разглядывает его в ответ, а в груди щемит от бесконечного чувства трепета. — Ни секунды. — Чонгук… — Ты моё солнце, Тэхён, — ласково звучит его голос. — И моя луна. Ты меня ведёшь. И куда бы ты ни пошел, я везде последую за тобой. Даю слово. — Даже бросишь стаю? — Они поймут. И я пойму, если однажды ты от этого откажешься. Я буду рад и тому, что смог позаботиться о тебе. — И не стал бы устраивать бойню? — Если это будет твоё решение, то ради чего такие жертвы? — Глупый волк, — бормочет Тэхён. — Ты уже говорил, — улыбаются ему в ответ. — Глупый… — Не соглашусь. — Волк. — Верно. — Я тебя люблю, — на грани слышимости шепчет Тэхён. Чонгук смотрит на него, не моргая, а пальцы бережно скользят по щеке, когда Тэхён сглатывает. — И не говори мне таких вещей. — Что я тебя тоже? — Что я от всего этого откажусь. Неси ответственность. Ты вожак или кто? — Я ведь не твой вожак. — Мой. — Ты всё равно отказываешься слушаться. — Мой, — повторяет он. — И ещё хоть одно слово – я расстроюсь, и тебе мало не покажется. — Что ж, я всё равно скажу ещё одно, — усмехается Чонгук. — Что? — Ты явно не строил гнездо. — Я же говорил, что просто проверял себя. — Да уж, вижу. И чувствую. — Что ты чувствуешь? — не понимает Тэхён. — Из тебя вышел бы хороший вожак. — Вожак? — не дыша переспрашивает он. — То есть я… как ты? Чонгук устало вздыхает, пока его пальцы продолжают беззаботно гулять по чужой щеке. В его взгляде тепло и нежность, в голосе мягкость: — Ты лучше. У тебя и правда большое сердце. «Оно твоё», — молчит Тэхён и тянется, чтобы оставить поцелуй у Чонгука на губах. Скромный, бесшумный и сокровенный, но выражающий чувства разом. — Мой глупый волк, — с нежностью говорит Тэхён, а Чонгук улыбается одними уголками губ, вынуждая сердце биться чаще, и запредельно тихо шепчет: — Мой маленький непослушный вожак.