***
Пробудившаяся Кесем не могла понять, почему в комнатах подвала такая тишина. Обычно к этому часу всегда приходили Хаджи и служанка, приносили свежую еду и одежду, девушка помогала ей одеться и привести себя в порядок. — Нериман! Хаджи! Что происходит? Где все? Даже проклятого Гирея нет! Ночью ей опять приснился тот же самый кошмар, что впервые она увидела шесть лет назад: четыре могилы с именами её мальчиков, Османа, Мурада, Баязида и Касыма. Сердце колотилось от ужасающего предчувствия страшной беды. Пришлось наспех умываться и одеваться самостоятельно, неуклюже роняя вещи, хотя со временем у Кесем всё лучше получалось ухаживать за собой без посторонней помощи и разрушений. Она сразу же попыталась выйти наверх, но каково же было удивление, когда обнаружила, что заперта снаружи! Ключей нигде не оказалось. Осмотрев всё на десять раз, упёрлась спиной о тяжёлую дубовую дверь и обречённо ударила по ней своими маленькими женскими кулаками. — Я знаю, кто это сделал. Только вернись, только попадись мне на глаза! Я тебя уничтожу, Мустафа Гирей! Пока же не оставалось ничего другого, как зажечь новые свечи взамен сгоревших и заняться поисками пропитания. Хорошо, что с вечера в подвале сохранились остатки сладостей, хлеба, фрукты и вымоченные в рассоле плоды оливы. Сильно нервничая, Кесем не заметила, как употребила их целую пиалу, подолгу гоняя во рту длинные косточки. Только шумное щебетание заставило её вспомнить о питомцах, разделявших вместе с ней вынужденную неволю в тёмном и сыром подвале. — Что, проголодались? У меня есть для вас зерно и свежая вода. — просунула одну руку в дверцу. — Раз мы с вами в клетке, ничего не остаётся, как коротать время за едой и ждать. Главное, не терять надежду, так ведь?***
Правая ладонь крепко сжимала ятаган — оружие с длинным острым клинком с двойным изгибом и расширением у рукояти для удобного упора кисти. В Крыму такие не часто попадались Мустафе. Странной казалась и огромная шапка, имевшая много названий, в числе которых кече и бёрк, согнутая пополам и свисающая до спины. Много легенд ходило об этом головном уборе, большинство из них гласило, что основатель корпуса янычар суфий Хаджи Бекташ Вели однажды оторвал рукав от своего кафтана и предложил его поранившемуся воину-ученику, а тот счёл недостойным прикладывать его к ноге и надел на голову. С тех пор бёрк — не только шапка и отличительная особенность янычара, но и вещь первой необходимости в любом походе, порой заменяющая скатерть, подушку и коврик для намаза. Кеманкеш, в юности почти год проходивший обучение в Топкапы, хорошо знал историю, нравы и порядки в корпусе, однако он совершенно забыл про особую бумагу, которую каждому янычару всегда надлежало носить при себе. В ней было указано имя, место рождения, рост, цвет глаз и волос, особые приметы на лице. Именно этого важного документа у него и не было. — Не могу пропустить. Почем мне знать, что ты из наших, лицо твоё мне незнакомо. Хотя…- засомневался охранник у главных ворот дворца. Кеманкеш ему смутно кого-то напоминал и вспомни он кого именно, все планы могли сорваться. Однако, как раз это сомнение и помогло проникнуть внутрь. Охрана в конечном итоге решила, что перед ними свой человек. Янычары разместились в огромном главном дворе. Они уже несколько часов требовали встречи с Повелителем, чтобы выразить ему свой протест в связи с набором новой тюркской армии, потребовать гарантий того, что корпус не будет распущен в будущем, но Султан Осман так и не появился, что только сильнее разозлило вояк. Они разожгли костры и прикатили свой огромный чугунный котёл, перевернули его днищем вверх и по очереди стучали по нему ятаганами, создавая невыносимо громкий шум, который должен был непременно доходить до ушей Повелителя. — Эй, где ваш глава? — осторожно поинтересовался Кеманкеш у высоченного молодого янычара. — А ты не видишь Хюсейна агу? Ослеп совсем? Ответить на это было нечем, оставалось самому догадаться, кто здесь главный. Это оказалось не так уж и сложно. В толпе вооружённых людей стоял статный кареглазый воин, чью шапку украшало длинное птичье перо. — Отойдём, важный разговор имеется. — на свой страх и риск предложил Кеманкеш. На него недобро зыркнула дюжина янычар и кто-то из них вот-вот должен был его узнать. — Кто таков? Почему дерзишь? Да я тебя помню…ты…вы…- потерялся ага, не зная, что сказать. — Наедине. Я всё объясню. Они вдвоём вошли в одно из помещений янычарского корпуса при дворце, в кабинет с маленькими застеклёнными окнами, письменным столом и камином. — Признаться, я удивлён. Как так получилось, что вас посчитали погибшим? — поинтересовался Хюсейн. — Долгая история. Кесем Султан была в тот день со мной. Она тоже спаслась и готова поддержать вас, как и всегда, если вы поможете ей восстановить справедливость. Нас оклеветали, заперли, а дом подожгли. Приказ о казни издал сам Повелитель, поддавшись на лживые свидетельства наших общих врагов. Если Султана и тех людей, что его окружают, не остановить, случится непоправимое. Жизнь троих шехзаде в опасности. — Но что мы можем сделать? — Я вижу лишь один выход. Дворец нужно взять штурмом. Немедленно. — Низложить Падишаха?! — Он нарушает закон, ставит существование самой Османской династии под угрозу. Не имея наследников, желает казнить всех братьев разом. Нужно остановить его любой ценой с единственным условием — сохранить жизнь. — Аллах, мы и не думали идти так далеко! Но вы правы, выбора не осталось…***
— Как хорошо, что ты позвал нас, брат-Повелитель. Мы с Баязидом и Касымом слышали страшный шум во дворе и испугались за тебя. — двенадцатилетний Мурад подошёл вплотную к Осману, а за ним выстроились ещё двое погодков. В груди молодого Падишаха невыносимо жгло. Вспомнилось, как Валиде всегда учила его любви к младшим братьям, нередко собирала их всех вместе, баловала, шутила, рассказывала о том, каким добрым и благородным был их отец Султан Ахмед. Тогда Осман чувствовал себя уверенно и надёжно, как за непробиваемой стеной. Кесем долгие годы своей заботой, любовью и мудростью укрывала их от всех бед, от необходимости принимать тяжёлые решения, делать нелёгкий выбор, от которого зачастую зависело будущее. — Скоро всё закончится, Мурад. Скоро вы все будете в безопасном месте, где нет зла, горя и страха. Там всегда светло, чистое небо над головой и поют птицы. — Мы поедем в Бурсу? — воодушевился Касым. — Я был совсем маленьким, но помню, как отец брал нас с собой. Там всё так, как ты описываешь, точь-в-точь. — В Бурсу? Да, конечно…- Осман слабо улыбнулся и по очереди крепко обнял каждого брата, мысленно попросив у них прощение. — А ты разве не поедешь с нами? — нахмурился Баязид. — Я…боюсь, я больше не имею права на покой и беззаботность. Вы отправитесь одни в это путешествие. Одни. Когда шехзаде покинули султанские покои, Повелитель сделал знак бастанджи, означавший, что вынесенный им приговор должен немедленно быть приведён в исполнение. Когда мальчики зашли в кафес — помещение, где во все времена жили наследники трона, достигшие восьмилетнего возраста, дверь за ними закрылась на замок. — Вам туда нельзя. — начальник охраны, всё ещё верной Султану, преградил путь Гевхерхан и Атике. — Почему это? — выпалила младшая Султанша. — Приказ Повелителя. Он принял решение о судьбе шехзаде и изменить его не в вашей власти. Страшная догадка осенила двух девушек, забыв о своей безопасности, они пытались прорваться к младшим братьям, но были схвачены и заперты в своих покоях в гареме. В это же время в Топкапы приехала и Хандан Султан. Её слово давно уже не имело никакого политического веса, к тому же после замужества она отдалилась от внуков, полностью отдав их воспитание в руки Кесем и их матерей. И всё же надеялась, что уважение к ней как к бабушке, как к старшей Валиде, позволит Осману задуматься, остановит. Её чаяния были напрасны, Повелитель строго запретил пускать к нему любых посетителей кроме Дильрубы Султан и Зюльфикара Паши. — Останови это безумие! — закричала Хандан, найдя дочь в зале для приёмов. — И не подумаю. Всё идёт так, как и должно. Закон есть закон, вы его знаете. — Знаю. Это мой кошмар — брат убивает брата. По этой причине я никогда не хотела иметь много сыновей. Но видимо, мне нужно было сделать всё, чтобы и дочерей у меня тоже не было. Чего тебе не хватает, скажи? — Власти. Абсолютной и непоколебимой. Не стойте у меня на пути, Валиде. Я никого не жалела и вас не пожалею. — Аллах свидетель, я больше не могу считать тебя дочерью. Моя Дильруба умерла, а кто ты не знаю и знать не хочу. — Что ж, это ваш выбор. Я отказалась от вас уже давно. Мой совет: возвращайтесь немедленно домой и велите приготовить траурные платья, они вам вскоре понадобятся. — Мои внуки…- руки Хандан опустились в отчаянии. — И не только. Скорее всего, вы уже вдова, Валиде. Только вот даже тела своего супруга вам никогда не увидеть. Это моё для вас наказание, моя месть за всё. Султанша не увидела, как после её ухода Хандан беспомощно упала на диван, хватаясь руками за грудь. Болезнь, с таким трудом изгнанная из её тела шесть лет назад, вновь давала о себе знать. «Что если Дильруба сказала правду? Дервиш… Мой Дервиш… Без него жизнь потеряет всякий смысл, она просто закончится». — Хандан Султан, вам плохо? — поспешил на помощь Хаджи, всегда сопровождавший свою госпожу. Она закрыла глаза и, покачнувшись, без чувств упала на его плечо.***
Штурм начался внезапно, в три часа по полудню. Около двух тысяч янычар били своих же из числа личной охраны Султана, крушили всё на своём пути, проникали в помещения дворца сквозь выломанные двери и окна. Осколки стёкол, вывернутые рамы и косяки, мебель в щепки — всё летело в разные стороны. Это был переворот, жестокий и кровавый. Сильнейшее столкновение случилось у султанских покоев, в конце концов бастанджи, охранявшие вход, выполнили требование Хюсейна аги и отворили двери, за которыми скрывался Осман, до последнего не веривший в такой вариант развития событий, ведь Зюльфикар уверил его, что как только шехзаде будут казнены, янычары испугаются возможного безвластия и стихнут. Сразу за агой в покои Повелителя вошёл шейх-уль-ислам, вынужденный сообщить, что Совет духовных старейшин поддерживает требования янычар, ради спасения династия и Империи Повелитель должен освободить престол. — Вы не можете! Не имеете права! Я Султан! Я! — бил кулаком себя в грудь. У вас больше нет других наследников, других шехзаде! Если не я, никто другой не продолжит род Османов! — крик Падишаха переходил в истерику. Осман уже сам не понимал, что говорил, что думал, что чувствовал. Безумный животный страх и отчаяние охватили его. Он шёл по неверному пути, но свернуть с него уже не мог, больше смерти не желая превратиться в безвольную марионетку, которую каждый дёргает за верёвочки по своему усмотрению. Влияние Дильрубы и Зюльфикара оказалось для него губительным, ведущим в глубокую бездну. Их, наставников и защитников, почему-то в такой трагический момент рядом не оказалось. В то время Кеманкеш, уже не скрывая своей личности, бежал в направлении кафеса в надежде, что ещё не всё потеряно. Дверь оказалась приоткрытой. Большую комнату заливал яркий дневной свет, проникающий через цветные витражи и танцующий красным, жёлтым и зелёным на голубых глянцевых изразцах, украшающих стены. Мужчина остановился как вкопанный. Посредине, на огромном шёлковом ковре лежало два светловолосых мальчика. Рядом с тем, что постарше, рыдала женщина, видимо, мать шехзаде Мурада. — О Аллах! Неужели…- не поверил своим глазам. Подошёл ко второму шехзаде и проверил дыхание. Его не было. — Слишком поздно. — плакала красавица, прижимая к груди безжизненное тело. — Но…детей здесь всего лишь двое. Где младший шехзаде? — сообразил Кеманкеш. Он бегал по покоям, но третьего мальчика так и не нашёл, ни живым, ни мёртвым. — Как его зовут? — вылетело из головы. — Касым! Его тоже убили! — закричала женщина. Верить не хотелось. Нужно было его отыскать. Этот ребёнок — последняя надежда на будущее династии, ведь Султан Осман, утонувший в крови своих братьев и гневе янычар вряд ли когда-либо сможет вернуть потерянное доверие. Кеманкеш открывал все двери, заглядывал во все углы и подворотни, громко кричал, звал и попутно представлял горе Кесем, когда она узнает о ужасной невосполнимой утрате.***
Весть о смерти наследников разлетелась по дворцу. Улемы, янычары, государственные мужи пребывали в панике. И только отсутствие третьего тела не давало впасть в полное уныние. Единственной, к кому они могли сейчас обратиться за помощью — Дильруба Султан и она вышла, чтобы сказать своё слово. — Шехзаде Касым жив, я уверена в его чудесном спасении! — заявила перед собравшимися Дильруба Султан. — Мы найдём его, и он займёт трон, как и полагается. Но прежде нужно решить судьбу Султана Османа. Считаю, что Повелитель нездоров душевно. Я пыталась остановить его, но тщетно. Он решил разрушить нашу Империю до основания, приказал убить сначала свою Валиде, потом братьев, хотел истребить янычарский корпус и Совет Дивана, единолично и жёстко управляя государством, сея ненависть и тиранию. Знаете ли вы, что Великому Визирю Дервишу Паше выдана огромная сумма денег из казны на набор новой армии, которая перечеркнёт ваше славное будущее? У меня есть расписка, подтверждающая это. Вот! Эти деньги могли быть вашими! — подняла вверх руку с клочком бумаги. — Мы все не должны допустить несправедливости! Что-что, а быть убедительной Дильруба умела как никто другой. За её спиной те же мысли Зюльфикар Паша внушал всем приближённым к нему. Вдвоём они уверенно воплощали в жизнь грандиозный, чудовищный план по захвату власти в свои руки. — Пока мы не уверены в том, что шехзаде Касым спасся, не можем принимать необдуманных решений. Предлагаю заточить Султана Османа в подземелье и отдать все силы поискам наследника. — заявил шейх-уль-ислам и был поддержан присутствующими. Отчаянно кричавшего свергнутого Падишаха связали и поместили в темницу. В этот момент он чувствовал, как его разум и впрямь помутился. После двери малахитового кабинета с густым растительным рисунком на стенах и своде плотно закрылись и за ними остались лишь двое, по чьей воле случился переворот. — Всё идёт по плану, Зюльфикар. Я ужасно нервничала, но кажется, ты был прав: нельзя было казнить всех троих шехзаде в одно время, в одном месте. Шейх-уль-ислам не согласился бы на заточение Османа, останься мы без единого наследника. А так… Когда найдут тело Касыма, будет уже поздно. — Вынужден вас огорчить. У нас две серьёзные проблемы, Султанша, одна хуже другой. — Зюльфикар сцепил руки за спиной, не зная, с чего начать. — Что не так? — Шехзаде Касым сбежал. — Как это? — Укусил палача за руку и скрылся. Десятилетний мальчик, юркий очень. Мы обыскали всё, но нигде не нашли его. — Этого не должно было случиться, понимаешь?! Не должно! Второй раз нам не удастся сделать то же самое! Найди его немедленно! Касым должен быть казнён и его тело представлено на всеобщее обозрение! Чтобы не было никаких сомнений! Никаких! — всегда выдержанная Дильруба начала переходить на крик, не в силах остановиться. — Я решу. Но это ещё не самое худшее. Мустафа Гирей был замечен при штурме дворца. Он жив. Это значит, что и Кесем Султан могла спастись. Дильруба выдавила из себя что-то протяжное, похожее на дикий животный вопль. Час от часу всё усложнилось настолько, что финал уже не был так очевиден, как казалось в начале. — Найдите их и уничтожьте. Обоих. Мустафу прежде всего! А я…нужно ускорить гибель Османа, иначе всё пойдёт насмарку. Пусть придёт пара надёжных людей, немедленно. — сильный стресс заставил Дильрубу принимать отчаянные решения. Если она не поторопится, завтра сама окажется в руках палачей с шёлковым шнурком на шее.***
В суете мятежа Силахтар сразу же заметил Кеманкеша, переодетого в янычара, но ожидаемое им появление Кесем так и не состоялось. Это и радовало, и настораживало одновременно. Не могла Султанша сидеть сложа руки, когда такое происходит! Поняв, что от него лично уже ничего не зависит, Силахтар вновь отправился в дом Хандан Султан. Его опасения оправдались, когда он узнал от Хаджи, что Кесем заперта в подвале по приказу его хозяйки и Мустафы. Старшей Валиде сделалось дурно в Топкапы и сейчас она спала у себя дома под воздействием успокоительных трав, чтобы избежать нового удара, который по словам лекаря, мог случиться в любую минуту. Под громкие протесты Хаджи, Силахтар освободил от сена спуск и отворил дверь. Кесем сразу же пришла на звуки, готовая наброситься с упрёками, если бы там оказался Кеманкеш. — Султанша! — на лице всегда спокойного, безмятежного Паши была написана буря сильных эмоций. В порыве чувств он даже допустил непозволительное — взял Кесем за локоть. — Случилась большая беда, непоправимая. Она сразу же всё поняла, вспомнив свой мучительный сон и могилы детей. — Кто? — спросила дрожащим голосом, уже зная ответ. — Шехзаде Мурад и Баязид. Султан Осман свергнут и его держат взаперти. Ноги подкосились, сердце забилось учащённо и сбивчиво, поток слёз подступил к глазам. Она вспомнила детей маленькими: веснушчатое личико Баязида, соломенные локоны Мурада, карие пронзительные глаза Касыма… — Касым? — словно на мгновение вышла из того ужаса, что поглотил её минутой ранее. — Его не нашли. Ни живым, ни мёртвым, но надежды почти нет. Известно, что Султан Осман приказал казнить всех шехзаде. Ногти вцепились в ткань скатерти, лежавшей на столе, сминая её, желая выпустить всю ту боль, что парализовала грудь, живот, икры на ногах. Казалось, вены скрутило в тугой жгут, от чего кровь перестала поступать в сердце, а воздух в лёгкие. Она не справилась! Не выполнила последнюю волю Ахмеда, не уберегла его сыновей от смерти! Как теперь жить? — Кто меня запер? Кто это сделал? — Гирей, Султанша. Он подговорил янычар и устроил штурм, но было уже поздно. Слишком поздно. Никто не смог бы остановить казнь. — Я бы остановила… Они бы не умерли… Проклятый Гирей! Последнее, что я сделаю в этой жизни — уничтожу его! Она встала и вытерла с отекшего красного лица слёзы. Силахтар, желая утешить, вложил в её руки свой платок, оказавшийся как нельзя кстати. — Поехали! Я желаю увидеть Османа. Может, хотя бы ему ещё можно помочь! Мне больше нечего терять, я и так мертва, мертвее уже не стану.***
При поддержке своего верного друга и союзника, собирая последнюю волю в кулак, Кесем прибыла в Топкапы и на глазах изумлённых янычаров вошла во дворец. Последние слухи оказались правдой — Валиде жива! И уж она то наверняка наведёт порядок — никто в этом не сомневался, какое бы решение о султанате не было принято. — Отворите темницу Султана Османа! Немедленно! — стража сомневалась, ведь приказ Дильрубы Султан был прямо противоположным — никому не открывать без её ведома. Но когда вошли главный ага и Силахтар Паша, пришлось подчиниться. Медленно ступая, Кесем вошла в темноту, чувствуя стену лишь кончиками пальцев. Как бы не старалась, она не могла ненавидеть Османа, воспитанного ею же самой, такого родного и любимого. Он просто заблудился во мгле, шагает на ощупь, как и она сейчас, слушая советы тех, кто как думает, видит свет, на самом же деле, ведёт его к бездонной пропасти. — Осман, сынок… Это я, твоя Валиде. Хочу видеть тебя, хочу обнять. Где ты? — в тишине не раздалось ни единого звука, говорящего о том, что она услышана. — Осман! Силахтар с факелом забежал вперёд, чтобы Кесем не оступилась, не упала в темноте. Он осветил путь и тут их взору предстал тот ужас, который никто не ожидал увидеть: молодой Султан висел под потолком с деревянными балками. С петлёй на шее. На этот раз пальцы искали опору сразу с двух сторон: в шершавой стене, из которой торчали острые режущие камни и в сильной руке Силахтара, державшей пылающий факел. Ни то, ни другое не помогало, ведь ноги просто перестали держать тело. Паша не мог удержать её одной рукой, боясь, что от огня загорятся волосы или одежда. Пока он пытался его пристроить, в темницу зашло несколько человек. — По приказу Дильрубы Султан, временно взявшей власть в свои руки, Кесем Султан будет помещена в тюрьму дворца до последующих распоряжений. — мужчины подхватили обвисшее тело бывшей Валиде и потащили его прочь. Силахтар пытался остановить их, но получив сильный удар по голове, осел у каменной стены, на мгновение лишившись чувств.***
Во всеобщей неразберихе, всё ещё царившей во дворце, Кеманкеш вновь пробрался в Топкапы, вновь желая видеть Хюсейна агу, который показался ему человеком решительным, надёжным и благородным. — Вас ищут, уходите, если хотите спастись. Дильруба Султан обвиняет вас в ужасных вещах, в смерти своего брата. — Это ложь! Я докажу. Не знаю как, но докажу… — Кому? Ей? Мы все вместе допустили огромную ошибку. Султан Осман повесился, все шехзаде мертвы. У нас больше нет династии! — Как повесился? — Кеманкеш был ошарашен новостью. — А шехзаде Касым? Его нашли? — Об бежал и пытался спрятаться, но его нашли у глубокой обвалившейся шахты, ведущей в подземелье сразу за стенами дворца со стороны Босфора. От страха он хотел забраться в колодец и провалился на глазах у одного из палачей. Остались только клочки одежды. Оттуда его уже не достать. Слишком глубоко и опасно. Так что наступило время безвластия. Одному Аллаху известно, кто займёт престол. — Хюсейн уставился на Кеманкеша, прикрыв рот от поразившей его мысли. — Это ведь можете быть и вы… — Я? Нет! Есть крымский Хан Шахин Гирей. Он первый наследник. Он и его сыновья наполовину Османы. — Но вы тоже Хан! Незаконно свергнутый, но Хан! Сын Хана, ханзаде, Гирей по крови! — затараторил Хюсейн ага, ведь в его голове начало складываться будущее Империи. — К тому же, есть правило. Оно распространялось на Османских шехзаде: на трон садится не старший, а тот, кто ближе всего к нему находится, тот, кто быстрее всего его займёт. А вы уже здесь! — Это исключено. Какой из меня Падишах? — Кеманкеш было собрался уходить, но следующий вопрос заставил его остановиться. — Кто же тогда спасёт Кёсем Султан? Её схватили и держат в тюрьме. Уверен, смерть Султанши будет такой же внезапной и неминуемой, как и гибель Султана Османа. Это меняло если не всё, то очень многое. Мустафа хоть и чувствовал себя Гиреем, но знал, что по происхождению может быть кем угодно. Откройся эта тайна в будущем, будет весомый повод для его свержения. Но это же откроется потом, а сейчас нужно спасти Кесем! Бедная, она уже всё знает! Она наверняка винит его в своём неведении! — Я провожу вас, ханзаде. Трон установлен в зале Совета Дивана. Там сейчас идут жаркие споры.***
В главном зале Куббеалты несмотря на очень поздний час и впрямь стояла напряжённая обстановка. За всю историю Османского государства ещё никогда не было ситуации, когда одновременно, за один день, умер Султан и три его наследника, когда не осталось ни одного прямого потомка династии. — Чего тут думать? Ваши сыновья наполовину Османы, наполовину Гиреи. Они и должны наследовать. Старший из них. — выразил своё мнение шейх-уль-ислам, глядя на уверенную в себе Дильрубу Султан. Её беспокойство мгновенно улетучилось, оставив лишь лёгкую нервозность, скрытую от глаз других людей. — Это понятно. Однако же моему сыну Орхану всего пятнадцать, как было бедному Осману. Для него, неподготовленного к этой роли, султанат станет тяжкой ношей. Понадобится регент. Считаю, что трон должен занять Хан Шахин Гирей, мой муж. Да, он только взошёл на крымский престол, но у него есть столь необходимый опыт, до этого он много лет служил Калгой-султаном, управлял обширными землями ханства на полуострове и за его пределами. Собравшиеся глубоко задумались. В словах Султанши была правда. Юный, неопытный Повелитель не сулил ничего хорошего, как они сами недавно убедились. Были и несогласные, но в самый разгар споров дверь широко распахнулась и вместе с агой янычар вошёл тот, кого ждали меньше всего. Дильруба замерла. — Я Мустафа Гирей, незаконно свергнутый крымский Хан, которого хотели убить и до сего дня считали мёртвым. Я имею право на этот престол, как и любой другой Гирей. Я пришёл, чтобы заявить свои права. — уверенно сел на трон, как будто он ему и предназначался. Дильруба тяжело выдохнула, случилось то, чего она боялась больше всего. Стань Мустафа Султаном, первым делом расправился бы с ней и её мужем. На её счастье почти следом за Кеманкешем в Куббеалты вошёл ещё один человек, тот, кого она неделю назад в спешном порядке вызвала в Стамбул. — Я Шахин Гирей, крымский Хан, выбранный беями и утверждённый в должности Повелителем. Этот трон по праву принадлежит мне и никому более. Два брата уставились друг на друга злобными взглядами, как будто не было всех тех лет, когда они мирно росли рядом, а сражались между собой лишь в шутку. Их шаткая дружба, граничащая с соперничеством, как-то неожиданно переродилась в вражду, основанную на зависти. Несмотря на последние победы, Шахин всё ещё чувствовал себя вторым, не таким умным, не таким умелым, не таким благородным. — Выйдите все! Гиреи должны решать все вопросы между собой мирно. Мы не убиваем друг друга за власть, мы договариваемся. — предложил Шахин. Ему было что сказать Мустафе. Ручеек людей тихо потёк через открытую дверь и тянулся до тех пор, пока братья не остались наедине. Кеманкеш поднялся с трона, который показался ему мучительно неудобным, а пребывание на нём — тягостным. — Я не уступлю, Шахин. И не потому что мечтал стать Султаном — не мечтал. Просто кто-то должен остановить жестокость и несправедливость в этом государстве. Вы с Дильрубой причинили слишком много зла Империи и династии, обескровив её. — Мустафа, брат, поверишь или нет, но я никогда не желал тебе смерти. Так было нужно. Я хочу править вместе с тобой, рука об руку, как и принято у Гиреев. Мы больше не допустим гибели наследников, изменим дикие вероломные законы и дадим свободу нашей Родине — Крыму. Мы с тобой вместе. — Этого не будет. Согласись я на твоё предложение, стану причастным к вашим с Дильрубой преступлениям. Никогда. — В обмен на этот трон ты получишь всё, что пожелаешь. Земли, имения, деньги, должность… даже Кесем. Я оставлю ей жизнь только ради моего брата. Ты ведь дашь мне обещание, что будешь присматривать за своей любимой, проследишь, как бы она чего не натворила? — Хан сохранял хладнокровие и непоколебимость, ведь в рукаве у него был ещё один главный козырь. — Очнись, Шахин. Когда я стану Султаном, сам освобожу её. Мне не нужна твоя милость. — Прекрасно. Скажи, а кто освободит твою жену Ширин и сына Керима? Они сейчас в моих руках. Если не согласишься на братский договор, никогда их больше не увидишь, они умрут.