***
Курт так и не успел получить информацию об Ибрагиме, когда хозяин приказал ему ехать с ним на какое-то очень важное дело. На записку без подписи, где указывалось что «Бабушка сильно заболела и её нужно навестить», только пожал плечами, подумав, что попытки Дервиша срочно встретиться каким-то образом связаны с загадочной смертью старого грека. Эта история и ему не давала покоя, заставляя перебирать в уме факты в поисках возможной истины. — Куда мы едем, Паша? — спросил бывший разбойник, седлая лошадей для себя и Зюльфикара. — На охоту. Нужно поймать одну птичку, голубку. — Разве на голубей охотятся? — Не язви. Имя у неё такое, невинное, на самом же деле она коварная хищница, готовая в любой момент схватить кусок чужой добычи. Но волк ведь всегда перехитрит и орлицу, и глупую голубку? — намекнул бородатый господин, садясь верхом. Курт внушал ему особое доверие своей решительностью и бескомпромиссностью. Выехав за пределы городских кварталов, они нашли заброшенное поле с полуразвалившимся сараем, в котором в добрые времена хранили инвентарь для посевной и уборки урожая. Зюльфикар осмотрел крохотное помещение с прогнившей крышей, достал из сумки объемный кисет с золотыми монетами и положил его в кормушку для животных, прикрыв полуспревшим сеном. Всё, как велела Гюверчин. — Это откуп, Паша? — Не совсем. Скорее наживка. Нам нужно поймать того, кто её заглотнёт. Спрячемся рядом и будем внимательно следить за сараем. — Прикажете взять живым? Или же… — Живым. Только живым. А как поговорим, отправим на тот свет. До темноты никто не приходил, Зюльфикар уже было думал, чтобы оставить Курта одного и вернуться домой, но тут они увидели одинокую женскую фигуру с головой, закутанной в неприметный серый платок. Она, испуганно озираясь по сторонам, шла прямиком к сараю. Мужчины позволили ей войти внутрь и забрать оставленное, а дальше стали следить, незаметно следуя по пятам. Гюверчин привела их в крохотную деревеньку всего на десяток домов, стоявших поодаль друг от друга. Подходя к одному из них, она и была схвачена. Шершавая ладонь Курта стиснула рот, другая — горло, не позволяя произнести не звука. В это время перед собой она увидела мужчину благородной внешности, на лице которого застыла холодная усмешка. — Вот ты и попалась! Неужели думала уйти от самой Дильрубы Султан? — поинтересовался Зюльфикар, сжимая хрупкую девушку своими могучими руками с двух сторон. Её большие голубые глаза были полны страха и отчаяния. Возможно, только сейчас она осознала, что натворила, какую беду навлекла на свою голову. — Если будешь кричать, убью на месте. — пригрозил и жестом велел Курту убрать ладонь со рта Гюверчин. — Пощадите! — произнесла хриплым голосом. — Это правда? То, что ты написала в письме, правда? — Зюльфикар приставил к горлу нож, прочитав во взгляде пленённой животный страх. — Говори же, где мальчишка! — Нет его…я соврала. Соврала! Всё ради денег! — предприняла попытку спасти хотя бы сына, поняв, что её участь предрешена. Резким движением Паша чиркнул остриём по тонкой шее и потоки ярко алой крови устремились вниз по груди. Курту, видавшему немало смертей и ни раз убивавшему, стало не по себе. Слишком хороша была дева. Она издала глухой стон и упала к нему на руки, делая свои последние вдохи. Между тем Зюльфикар уже направился в дом, сверкая на солнце зажатым в руке окровавленным ножом. — Бедная голубка, покойся с миром. — прошептал Курт, глядя в безумные, уже замутнённые глаза. — Спаси…- сказала она и провалилась в холодную бездну вечности. В эту минуту в мозгу Курта всё соединилось воедино: умерший грек, пропавшая женщина и ребёнок, покойница у него на руках, мальчик, которого искал его хозяин. Таких совпадений не бывает! Он резко соскочил в попытке догнать Зюльфикара, который к тому времени уже взломал дверь и осматривал дом, швыряя на пол вещи. На глаза Курта попала детская деревянная игрушка, и он с силой отпихнул её под кровать, потом кинулся к рубашке, которая явно была сшита на маленького мальчика, накрыл её подушкой, делая вид, что яростно обыскивает постель. — Следы ребёнка, ты видишь что-нибудь похожее? — Нет, ничего, господин. Не похоже, чтобы здесь были дети. — Поднимись наверх. там посмотри! — скомандовал Зюльфикар и Курт стал взбираться по хлипкой шатающейся лестнице на чердак. Там, в углу, в рассыпанной куче сена, что-то копошилось. Он быстро подошёл и схватил мальчишку, пока тот не успел и пикнуть, так же, как и его матери несколькими минутами ранее, зажал рот. Испуганные голубые глаза, светлые кудри — ангельская внешность ребёнка поражала своей нежной чистотой. Перед лицом же Ибрагима предстал человек, весь вид которого говорил лишь об опасности: длинные, до плеч, тёмные волосы, густая борода, мелкие шрамы над бровью, на лбу, на переносице и подбородке. И ещё этот зловещий клык, болтающийся на верёвке на шее! Вот только взгляд, несмотря ни на что, казался добрым, внушающим доверие. — Тихо! — прошептал Курт. — Я знаю Ставроса и его друзей, я помогу, но там внизу человек, который желает тебе зла. Спрячься, сиди тут, ни в коем случае не выходи из дома! Чуть позже мы вернёмся и спасём тебя! — мальчик кивнул и только тогда мужчина ослабил хватку. Зачем-то крепко обнял ребёнка на прощание, отправил в угол и снова засыпал сеном. — Эй, что там у тебя? — раздался вопрос снизу и лестница, приставленная к дырке в полу, вздрогнула от того, что кто-то за неё схватился. — Пусто! Никого! — поспешил спуститься и пресечь попытку Зюльфикара самому осмотреть чердак. — Всё чисто, хозяин. Здесь никого нет. — Значит, эта негодяйка соврала. Что ж, так даже лучше. Они вдвоём отправились туда, где оставили своих лошадей. По пути, проходя мимо трупа Гюверчин, Паша поднял кисет с золотом, сунул его к себе в карман и на прощание пренебрежительно зыркнул на покойную. Курт же всем сердцем желал только одного — поскорее вернуться в Стамбул и встретиться с Дервишем.***
Султанша ждала возвращения своего верного друга с хорошими новостями, попутно пытаясь что-нибудь выяснить о наложнице умершего брата по имени Гюверчин. Она позвала Лалезар и та припомнила девушку, которую так звали. — Сама Кесем Султан её выбрала и нарекла, сама же отправляла её в покои прежнего Повелителя. Когда Султан Ахмед ушёл в поход, выяснилось, что хатун беременна. Правда потом, через пару недель после вестей о его кончине, случился выкидыш. Гюверчин тогда сослали вместе с остальными наложницами покойного Падишаха, кого в Старый дворец, кого в Айя Флорию, кого в Манису. С тех пор я о ней ничего не слышала, Султанша. Дильруба велела принести гаремные книги за тот период и послала за старой лекаршей Зейнеп, бессменно служившей в Топкапы более сорока лет. — Было такое, помню. Гюверчин скинула плод где-то на четвёртом месяце. Долго плакала бедняжка, ведь ребёнок давал ей надежду остаться во дворце. — А ты ничего не путаешь? Может это была не она, или же беременность удалось сохранить? — Что вы, Султанша! Клянусь, всё так и было, как я говорю! Зейнеп умела казаться убедительной. Она хранила много тайн бывших хозяек Топкапы, и Хандан Султан, и Кесем Султан и никогда ни одну из них не предавала, держа язык за зубами. Лекарша прекрасно знала историю больного шехзаде и своими руками приняла его на свет, как и большинство детей династии Османов, как саму Дильрубу Султан в своё время. И конечно же она не посмела бы навредить и без того несчастному ребёнку, жизнь которого с момента рождения и так висела на волоске. — Хорошо, иди, ты свободна. Пролистывая гаремные книги, Султанша не увидела ни одного упоминания о рождении детей брата в том году, когда он скончался. Это означало лишь одно: Гюверчин наврала. А коли так, должна быть жестоко наказана. Кто знает, чьего ребёнка она хотела предъявить в качестве сына Ахмеда, да и хотела ли вовсе? — Султанша! — послышался знакомый голос за спиной. — Дело улажено, никакой опасности нет, все виновные наказаны. — Машаллах! С твой помощью все наши враги отправятся в ад! — благодарно улыбнулась и поймала робкую улыбку в ответ. Зюльфикар давно уже позволял себе намного больше, чем мог позволить обычный раб. Их связь с Дильрубой была крепка и неразрывна как никогда.***
Когда все звуки стихли, мальчик вылез из своего укрытия и спустился на первый этаж дома по шаткой лестнице. Белокурые локоны щекотали нежную кожу лица и спадали на плечи. Один. Страшно. Где-то скрипнула половица и Ибрагим вздрогнул. — Мама? Это ты? Мамочка, когда же ты вернёшься? Я боюсь! В памяти ребёнка ещё осталось тело мёртвого Ставроса, лежащее на полу гостиной. Он любил старика, считал его своим дедушкой и не понимал, как так получилось, что им пришлось бежать из его дома под покровом ночи. Но всё же верил матери, самому родному человеку на свете. Она ушла достаточно давно, велев спрятаться и не выдавать себя, кто бы ни пришёл в её отсутствие, но время шло, а она так и не возвращалась. Голодный, поискал еды, но нашёл лишь корочку хлеба и скудное питьё. Обрадовавшись даже такой скромной находке, стал грызть сухарь, месте с водой запивая его собственными солёными слезами. Снаружи шёл дождь, потом разъяснилось. Приоткрыв дверь в мир, Ибрагим очутился на улице, не послушав таинственного незнакомца с клыком на шее, велевшего сидеть и ждать. Как знать, может он тоже враг, о котором говорила мама, враг, который вернётся, чтобы разлучить их навсегда? Лучше спрятаться где-нибудь поодаль, чтобы в случае чего, удрать, в доме то бежать некуда. Огромные глаза распахнулись ещё шире от ужаса, когда он увидел распластанное на земле, намокшее под дождём, безжизненное тело матери. Залитое кровью и водой лицо, смешанные с грязью волосы, прилипшее к груди смятое платье… — Мама! — закричал что есть силы и бросился в ноги, холодные и уже слегка посиневшие. — Проснись! Это я, Ибрагим, твой сыночек! Мамочка, ну проснись же, вставай, пойдём в дом! — кричал мальчик, с каждой минутой теряя разум от охватившего его маленькую душу огромного горя. Маленькие ручки теребили безмолвную плоть, не желая отпускать, расставаться. Он остался один во всём мире. Один.***
Когда Кесем удалось ненадолго заснуть, Ширин устало опустилась на диван в гостиной перед горячей чашкой кофе. Нет, она не жаловалась, просто всё очень близко принимала к душе. Казалось, проблемы их семьи никогда не закончатся. Не успел Кеманкеш вернуться, как не слова ни говоря, вновь уехал вместе с Дервишем. Судьба Кесем и её ребёнка неизвестна. Теперь ещё и Гевхерхан, ставшая ей близкой подругой, нуждалась в поддержке. Но как ей помочь, какой совет дать, если сама Ширин находится в похожем положении и не знает, как преодолеть время от времени накатывающие на неё чувства? Ревность. Безнадёжность. Желание быть любимой и единственной для того, кого так любит сама. — Как ты, дочка? — спросила Хандан, присаживаясь рядом. — Не знаю. Нужно быть сильной, Султанша. Когда-нибудь всё наладится. — Ты уверена? Знаешь, я всё это время смотрю на тебя и искренне восхищаюсь. Если в этом доме и есть человек, достойный счастья, то это ты. Сожалею, что для моего сына ты всего лишь верная подруга, не больше. Иногда мне хочется попросить Кеманкеша, чтобы он отпустил тебя, не мучил, но будешь ли ты счастлива вдали от него? — Не буду. В том то и дело. Моя жизнь что-то значит, пока я служу ему, его жизни. Пусть даже так. Впереди нас ждут ещё более тяжёлые времена, я должна быть рядом, чтобы вселить надежду, утешить, приободрить. Боюсь представить, что будет с Кеманкешем, если Кесем умрёт. Я всем сердцем хочу, чтобы она жила и нисколько не лукавлю. Она выстрадала своё материнство, как и ваш сын выстрадал свою любовь к ней. Когда я увижу его радостную улыбку, его спокойствие, только тогда и сама смогу вздохнуть ровно. — Милая девочка с добрым сердцем. Аллах однажды обязательно вознаградит тебя за всё, что ты делаешь. Знаешь, его пути никому неисповедимы. — Хандан преобняла Ширин в знак глубокой признательности. — А где же наш ханзаде? — Со своей кузиной в саду. Девлет и Гевхерхан отправили девочку к нам на несколько дней, пока смогут решить свои семейные неурядицы и договориться втроём с новой женой, как будут жить дальше. Мне только в радость. Перихан долго была на моём попечении в Крыму, пока Кеманкеш с братом находились в Стамбуле. Я к ней очень привязана, как к дочке. Да и Кериму веселей. — И то верно! В это время дети играли в саду. Черноволосый мальчик выкопал из земли перстень Дервиша и демонстрировал чудесный предмет сестре. — Смотри, это кольцо мужа бабушки Султанши и моего большого друга Дервиша! Благодаря ему и молитвам к Всевышнему, скоро я стану старшим братом. — Здорово! Мне бы тоже такое же не помешало, чтобы у Гевхерхан Султан родился малыш. Только я боюсь, что Аллах неправильно меня поймёт и пошлёт ребёночка другой жене папы. Она такая неприятная, эта Бьянка! — Знаешь, что меня расстраивает? — вздохнул Керим. — Братик родится совсем маленьким и чтобы мне с ним поиграть, придётся очень долго ждать. Вот бы мне сразу взрослого брата, такого же, как я! — поглаживая перстень, мечтательно произнёс. — Что ты! Такого не бывает! Большой ребёнок не поместится в животе своей мамы! Скажи, чем я тебе не подхожу? — лукаво спросила Перихан, откинув длинные густые волосы назад. Невероятно похожая на своего отца, через несколько лет она обещала превратиться в писаную красавицу, пленяющую сердца всех завидных женихов Стамбула. — Ты — другое дело. Я вырасту, мы поженимся, какая же ты мне сестра тогда будешь? — на полном серьёзе произнёс Керим, недавно твёрдо решивший, что нашёл себе невесту. Девочка засмущалась, а потом от души рассмеялась, сверкая карими глазами, выразительно подчёркнутыми длинными чёрными ресницами. — Я старше тебя на полтора года, пока ты вырастешь, а влюблюсь и выйду замуж. Керим насупился, явно обидевшись на сестру. В таком возрасте всё выглядело как простая игра, но ханзаде был уверен, что его кузина самая красивая девочка на свете, а коли так, он должен будет однажды взять её в жёны. — Ладно, не расстраивайся! — подбодрила Перихан и оба увлечённо начали рассматривать переливающийся на солнце перстень, забыв о недавнем разговоре.***
Три лошади мчали на полном ходу к деревне, в которой этим утром была убита Гюверчин. Как только Курт встретился с Дервишем и Кеманкешем в секретном доме, все вместе, не теряя ни минуты, поскакали спасать Ибрагима. Посиневшее тело его матери всё ещё валялось на земле, пугая своим внешним видом. Они сразу же кинулись на чердак, но там никого не оказалось, как и во всём доме. — Куда он делся? Я же велел ждать здесь! О, Аллах! Неужели вышел и увидел покойницу! Бедный ребёнок! — Не будет терять время! Нужно обойти все дома деревни! Мальчик не мог далеко уйти! — между тем командовал Дервиш. Но ни у кого из соседей Ибрагима так и не нашли, никто даже не видел ребёнка и не знал, кому уехавший хозяин сдал крайний дом. Было принято решение разделиться и поехать в разных направлениях, метр за метром прочёсывая окрестный лес и поля. — Встретимся здесь на закате. — крикнул на последок Кеманкеш и три всадника разъехались, каждый в свою сторону. Поиски продолжались больше трёх часов, но безрезультатно. Дервиш и Курт вернулись на обозначенное место с пустыми руками, однако Мустафу там не обнаружили. Посовещавшись, поехали искать уже его. — Ты видишь что-нибудь, Курт? — Темнеть начинает. Теперь мы потеряли уже двоих. Что это за мальчишка, старик? Почему так важно отыскать его и за что Зюльфикар Паша убил эту бедную женщину, его мать? — Не спрашивай. Могу лишь сказать, что если Ибрагим исчезнет или, того хуже, умрёт, жизнь моей семьи превратится в сущий ад. — Смотри! — Курт показал на силуэт вдали. — Это ведь конь ханзаде Мустафы! Точно! Они приблизились, но никого кроме лошади не обнаружили. Оголив лезвия ножей, стали озираться по сторонам, пока не услышали крик, доносившийся откуда-то рядом, но как будто из-под земли. Кеманкеш оказался в глубокой яме, которую обычно рыли для диких хищников, чтобы они не забредали в деревню и не охотились на отары овец. Даже стоя в полный рост, ему бы сложно было выбраться самому, карабкаясь по осыпающейся земле. Кроме всего прочего, в яме он оказался не один. На дне, свернувшись клубочком, лежал мальчик. — Я нашёл его! Он провалился, наступив на ветки, видимо, сильно повредился, без сознания, но жив, слава Аллаху! Одному мне его не вытащить. — Подожди, сейчас что-нибудь придумаем! — Дервиш вспомнил, что у него есть верёвка, привязанная к седлу. Он кинул её вниз и предложил крепко обвязать ребёнка. Потом они с Куртом стали тянуть, в то время как Кеманкеш бережно поднимал тело всё выше и выше, пока оно, наконец, не оказалось у него над головой, а потом и на руках его помощников. Дервиш осмотрел мальчика и заметил, что тот сильно оцарапался, получил несколько ссадин, а из правой коленки сочится кровь, несмотря на то, что Кеманкеш перетянул её чуть выше куском ткани, оторванным от своей рубахи. Учитывая болезнь Ибрагима, нужно было поторопиться, чтобы спасти ему жизнь, но сначала нужно было помочь Мустафе выбраться из ямы. Не задумываясь, Дервиш протянул свою руку сыну, но тот с полминуты медлил, не решаясь её принять. Ему хотелось попросить верёвку или же помощи Курта, но только не соглашаться на то, чтобы быть спасённым этим бесчестным человеком. «Ну же, сынок, давай! Я хочу, чтобы ты знал, что моя рука, моё плечо всегда будут рядом с тобой, какая бы беда не случилась. Мы одна кровь, одна плоть, ты не можешь отвернуться от меня, не можешь сделать вид, что меня нет в твоей жизни. Возьми мою ладонь, и увидишь, как она крепка, как надёжна» — думал Дервиш, но вслух не произнёс и слова, не желая разозлить Кеманкеша в такой ответственный момент. Тот всё хорошо взвесил и принял помощь, ощутив, как неведомая сила вытягивает его из тьмы на свет. Вены на руках двух мужчин напряглись, превратившись в самые прочные в мире канаты, связанные крепким узлом, который в тот момент нельзя было бы разрубить самым тяжёлым мечом. Не верилось, что почти в шестидесятилетнем человеке может всё ещё жить такая мощь. Оказавшись наверху, Кеманкеш быстро поднялся на ноги и, не сказав и слова благодарности Дервишу, поднял Ибрагима на руки. Предстояло аккуратно доставить его в свой дом и оказать необходимую помощь.***
Кесем проснулась от страха. Она сама не помнила, как заснула и не знала, сколько проспала, только за окном уже давно стемнело, а яркий серп месяца освещал её просторные покои. «Ибрагим!» — сразу же бросило в холодный пот и она, накинув на себя халат, медленно побрела в покои мужа. Там горел свет, были люди. Толкнув дверь, увидела Дервиша, Кеманкеша и Ширин, с тревогой смотревших на хозяйскую кровать под балдахином. Там была Зейнеп, склонившаяся над телом белокурого мальчика. Не раздумывая, бросилась туда, но была остановлена супругом, сжавшим её за запястье. — Кесем, погоди, дай закончить. Главное, что он жив и теперь с нами. — Но что с ним? — в глазах стояли слёзы. — Рана не глубокая, но он потерял много крови и потому находится без сознания. Мы его выходим. Куда страшнее и глубже рана душевная. Ибрагим потерял мать. Зюльфикар убил Гюверчин и мальчик видел её окровавленное тело. Ты должна быть сильной, чтобы залечить его боль. Из близких, из тех, кого он знает, кому доверяет, осталась лишь ты одна. Наберись терпения и дождись, пока мальчик очнётся. — Спасибо… Я не знаю, что сказать, как благодарить…- села на диван, переводя взгляд с Кеманкеша на Дервиша и Ширин. Тут же на шум пришла и Хандан, не сумевшая заснуть в тревоге за мужа и сына, которые допоздна так и не вернулись домой. — Что происходит? Кто этот ребёнок? Чей он? — подошла к Дервишу и заглянула ему в глаза. — Наш, дорогая. Похоже, что теперь он наш.