***
Зелья, казалось, стало излюбленным предметом Снегга. Склонив голову над котлом, он мог часами смотреть, как закипает варево в его котле, как медленно тонут и растворяются ингредиенты, как пузырьки лопаются доходя до поверхности. Однако, в этот день, его отвлёк толчёк локтем. — Чего, Люциус? — нехотя спросил Снегг. — Помоги, а? Как раздавить эти бобы? — Малфой пытался проткнуть один из них, боб не сдавался и улетел в другой конец класса. — Раздави плашмя серебряным ножом, — тихо посоветовал Северус. И, о, чудо, боб поддался и из него просочился сок. — Тринадцать бобов, а не двенадцать, — также тихо дал рекомендацию Снегг. К концу занятия Малфою удалось сварить вполне сносное зелье, чему он сам был удивлён. Нарцисса взглянула на него с восхищением, Люциус гордо выпятил грудь и вернул возлюбленной лучезарную улыбку. — Спасибо, — тихо шепнул Малфой. — Кстати, мы собираемся в Косой переулок, не хочешь с нами? Я угощаю. Снегг был в недоумении с чего бы Люциусу брать его с собой, однако коротко кивнул. — Отлично, в субботу аппарируем, — радостно сказал Малфой и поспешил догнать свиту. Снегг воспринял это за одолжение за оказанную услугу. Хотя в глубине души ему было приятно. Семья Малфоя имела влияние в магическом мире и легко могла бы уладить важные вопросы, если вдруг случится необходимость. Конечно, по сравнению с друзьями Люциуса, Снегг выглядел слегка потрепано. Но в данном случае его это не сильно смущало. В конце концов, его пригласили - он пойдёт. А там уж решит, что делать дальше. Снегг собрал вещи и, не глядя на Мародеров, вышел из класса.***
На обеде Сириус рвал и метал. Он даже хотел подойти к кузине и этому прохиндею Малфою, но друзья остановили его. — Как он смеет?! Как он смеет заглядываться ещё на совсем юную девочку? — кровь по венам клокотала. — Вообще-то, Бродяга, ей скоро семнадцать, — рассудительно заметил Люпин. — Тебя не спросил, — огрызнулся Блэк. Римус отвернулся к учебнику и продолжил жевать пирог. — Бродяга, не бушуй и не срывайся, Лунатик прав. Она почти совершеннолетняя. Наверно, ты забыл, как мы сами перебираем девушек гораздо моложе, — успокаивал его Джеймс. Люпин усмехнулся, глядя себе в тарелку. — Это совсем другое, она не такая, — упрямо талдычил Блэк, уставившись злобным взглядом и на Римуса, который не поднимал на того глаз. — Да откуда тебе знать? — не выдержал Поттер. — Я рос с ней и знаю, как воспитываются чистокровные, — отчеканил Блэк, — Она не такая! Питер сметал все со стола и не замечал надвигающейся бури. В конце концов, война войной, а обед по расписанию. — Бродяга, остынь, — наконец угас Поттер. — Сохатый, ты не понимаешь, я обязан с ней поговорить! — Закрыли тему. После этого трапеза продолжалась в тишине. Однако было видно, что Сириус клокотал от злости.***
Когда Люпин наконец дошёл до библиотеки он был измотан, но в полном предвкушении встречи с Миллером. Райан сидел в дальнем углу и перебирал бумаги. Римус осторожно подсел. Миллер украдкой чмокнул его в щеку. Затем незаметно под столом закинул на него ногу. — Но, но, нам нужен отчёт, — сладко прошептал Люпин. — Мы им и займёмся, — тихо проговорил Миллер. Не убирая ноги, он стал показывать чертежи, зарисовки, списки. Свитки один за другим разворачивались по велению палочки Райана. «Он чертовски хорошо владеет невербальными» — пронеслось в голове у Римуса. — Это потрясающе, — произнёс Люпин вслух, — я бы только поправил вот здесь и здесь. — Исправляй и пойдём, у меня есть для тебя небольшой сюрприз, — прошептал Миллер и лизнул мочку уха Римуса. От этого Люпина обожгло, как от огня. Он принялся поспешно вносить изменения в свитки. Наконец закончив и сложив все в сумку, он прошептал: — Тихий омут - это про тебя, убери ногу. — Что такое? Я тебе ноги отсидел? — заулыбался Миллер, демонстративно прикусывая нижнюю губу. Люпин сам бы с удовольствием укусил её, только чтобы зализать и поцеловать. — Допустим, ты мне отсидел не только ноги, — прокашлялся Римус, немного сместившись и дав Миллеру почувствовать свой стояк. — Тебя ничё не смущает? — Правильно говорить «ничего», мистер Люпин, — блеснул шальным взглядом парень, но от внимания Римуса не ускользнул его рваный вдох и дёрнувшийся кадык. — Это нормальная реакция на физическое трение. — Мистер Миллер, может Вы уже встанете и мы пойдём туда, где будет возможностей показать мои нормальные реакции? Райан нехотя скинул ногу. — Пройдемте, мистер Люпин, — Миллер кивнул на выход из библиотеки. Да, эта игра нравилась Римусу. Она не по-детски его заводила и заставляла будоражить какие-то новые, неизведанные доселе чувства. Они остановились на восьмом этаже. Перед ними появилась небольшая дверь. «— Выручай-комната», — догадался Люпин. Райан толкнул дверь. Перед взглядом Люпина располагалась просторная комната с большой двухспальной кроватью, к ней примыкал душ. Миллер, видя восхищение Люпина, был явно доволен собой: — Располагайся пока, я схожу в душ. Он ушёл. А Люпин подошёл к зеркалу около кровати, он долго рассматривал своё отражение. Он понимал, чем может обернуться эта ночь. Это означало, что он не вернётся сегодня в спальню Гриффиндора. Вероятно, друзья даже будут его искать. Но больше всего гложило другое - Блэк догадается где и с кем Римус провёл эту ночь. Он все поймёт. Что будет с их дружбой? Или он беспокоится не о дружбе, а все таки… Все таки у него есть чувства к Сириусу, которые он глушит? На столике стояла бутылка огневиски и два стакана. Люпин сам не понимал, как отвернул крышку и плеснул себе двойную порцию. Заглотив ее, он поморщился и снова посмотрел на себя. Ну есть чувства, есть. Но зачем они нужны? Сегодня Блэк будет клясться в вечной любви, потом пошлёт куда подальше. Потом снова будет извиняться, потом опять оттолкнёт. Это же понятно, как дважды два. Сириус Блэк не умеет любить. Люпин налил себе ещё порцию. Или умеет? Или дать ему шанс, чтобы он доказал это? Люпин выпил ещё. Тогда что он делает здесь с Миллером, от которого рвёт крышу? И ещё бокальчик. Нет, выбор-то сделан. Чувства пройдут. Страсть к Миллеру перерастёт в любовь и все будет хорошо. Не стоит об этом сейчас думать. Тем более думать о Блэке. Они поговорят в полнолуние и останутся друзьями. Все будет как раньше. Люпин отошёл от зеркала к большой двуспальной кровати. Он хотел упасть лицом в подушку и уснуть, не снимая с себя ни рубашки, ни брюк, ни галстука. Римус растёр лицо ладонями и уже представил, что его мечтам о быстром забытье вряд ли суждено будет сбыться, как вошёл Миллер. В домашней белой футболке и синих клетчатых пижамных штанах на пороге ванной. Взгляд у него был немного поплывшим, волосы — чуть влажными после недавнего душа, а улыбка — застенчивой и совсем непохожей на те кокетливые и искусительные ухмылки, которыми он одаривал Люпина ещё пару часов назад. Взгляд Римуса, напротив, был тяжёлым, волосы — всклоченными, и даже тени улыбки не промелькнуло на его лице. Алкоголь не успел опьянить его до состояния голых инстинктов, но освободил мысли, обострил желания и, возможно, развязал руки. Люпин демонстративно набрал полную грудь воздуха, устало прикрыл веки и тяжело выдохнул. У него почти не осталось сил на эту мысленную борьбу с самим собой, так ведь ещё Миллер совсем ему в этом не помогал. — Выпьем? Я смотрю - ты уже начал без меня, — склонив голову, спросил Райан. — Давай, — Люпин открутил крышку и плеснул содержимое в бокалы. Затем протянул один из них Райану. — За нас? — За нас, — звон бокалов раздался по комнате. Миллер вздрогнул, видя как Люпин отставляет бокал в сторону. В его рту стало сухо, когда он проследил траекторию движения рук Римуса: те потянулись к галстуку, развязали узел и принялись за мелкие пуговицы на рубашке. Люпин не спеша вытаскивал одну пуговицу за другой, раздвигая белые полы ткани в стороны и оголяя крепкий торс. Миллер преодолел разделявшее их расстояние и дрожащими пальцами потянулся к шрамам на подкачанной груди. Интересно сумеет ли он пробраться за них и открыть истинную сущность Люпина, познав его любовь? Римус даже не вздрогнул, когда чуть холодные пальцы прикоснулись к его тёплой коже, но громко сглотнул, стоило им заскользить, очерчивая контур шрамов, грудные мышцы и чуть ниже по рельефу пресса. Больше он не мог сдерживаться: силы окончательно покинули его, остались только чувства и желания, которые сорвались с невидимой цепи совести и предубеждений. Римус припёр Райана к стене. Грубо. С силой. Он чуть склонил голову, чтобы коснуться кончиком носа острой скулы, а затем заглянуть в глаза, радужка которых была полностью поглощена расширившимися зрачками. — Ты хоть понимаешь, что мы делаем? — спросил Люпин, беря запястья Миллера в свою хватку, поднимая их над головой и сцепляя вместе пальцами одной ладони. Миллер совсем тихо застонал, прикрыл глаза и чуть запрокинул голову; его вело даже от такого незначительного жеста собственничества, от такой близости давно желанного и любимого человека. — Может быть, выпитое мною не успело выветриться из головы, но оно не спутывает мои мысли, а лишь усиливает давно сдерживаемые желания, мистер Люпин, — протараторил Райан, надеясь убедить своей быстрой и внятной речью, что он пьян, но не настолько, чтобы не соображать. — А вы понимаете? — Открою тебе маленький секрет, — усмехнулся Римус. — Рядом с тобой я частенько ничего не понимаю, — честно ответил он и, навалившись на Райана сильнее, накрыл его губы своими губами. Люпин мечтал заткнуть этот не в меру говорливый рот поцелуем уже пару часов, мечтал ощутить вкус и мягкость этих губ, но действительность не шла ни в какое сравнение с запретными грёзами. Реальность оказалась намного мягче и слаще, особенно тогда, когда губы Миллера открылись навстречу и из его рта вырвался тихий и молящий стон удовольствия. Миллер терял контроль над собственным телом, позволяя Люпину вжимать его сильнее в стену, разрешая оставлять синяки на тонких с виду запястьях. Он захлёбывался голодной страстью, которую обрушил на него Люпин, и даже подумать не успел, откуда бы это всё могло взяться за один вечер? Да какой там думать, Райан даже дышать через раз успевал, концентрируясь лишь на получении всего, что Люпин мог ему сейчас предложить. Поцелуи Римуса были колючими и кусачими: его щетина царапала кожу Райана, его зубы терзали мягкие губы до мелких кровоточащих трещинок. И парень дурел от всего этого, утопая в собственном счастье от того, что наконец-то дотянулся до той самой недосягаемой звезды. — И как я мог не замечать в тебе этого раньше? — спросил Люпин, прихватывая губами чистую кожу в сгибе чужой шеи и медленно всасывая её ртом. Бёдрами он плавно качнулся вперёд, вновь давая Райану почувствовать свой стояк. — Чего именно? — засопев носом, уточнил Миллер. — А-ах, — пошло застонал он, когда к его заднице самым наглым образом прижался твёрдый член. — Лёгкой склонности к мазохизму, — бархатно и обманчиво нежно рассмеялся Римус, прежде чем сунуть руку под резинку пижамных штанов Миллера и убедиться, что на том нет белья. — Я видел лишь твою тягу к моему доминированию, но неудивительно. Именно это тебя во мне привлекает в первую очередь, — Люпин вновь потянул парня за волосы на затылке, любуясь ярким засосом, который только что оставил на его шее. Вторая рука Римуса уже была на его шее и несильно сдавливала горло Миллера. Он тихо шептал: — Только с вами, мистер Люпин, я чувствую себя таким потрясающе беспомощным и слабым, хоть и знаю, что сильнее в разы, только с вами я могу и хочу быть таковым. Люпина вело от всех этих признаний, что срывались с доселе казавшегося ему невинным рта, но он контролировал ту силу, с которой сжимались его пальцы на горле. Он разжал одну из ягодиц Миллера и скользнул указательным пальцем по расселине между ними, подбираясь к припухшему сморщенному кольцу мышц. Он надавливал, кружил подушечкой пальца по гладким краям, но не пытался протолкнуться внутрь, тем самым дразня парня и доводя до исступления. — Нагнись, — потребовал Римус задушенным голосом. Он убрал руку с шеи Миллера, дав ему возможность беспрепятственно дышать, и вернул её в волосы на загривке. Райан, у которого голова кружилась от возбуждения, восторга и лёгкого недостатка кислорода, начал медленно нагибаться, буквально сползая щекой по гладкой стене. Люпин придерживал его за волосы, вернее, контролировал действия Райана, словно дёргал за веревочки куклы-марионетки. — Сними штаны, развернись ко мне. Второй их поцелуй вышел таким же голодным, как и первый, но менее торопливым. Отчасти причиной тому было принятие происходящего, а отчасти были виноваты пижамные штаны Миллера, которые мешали беспрепятственно дойти до кровати. Целуясь, они упали на матрас, наконец-то стаскивая с Миллера штаны и футболку, а с Люпина — рубашку и брюки. Когда обнажённое тело Римуса полностью накрыло собою Райана, тот запрокинул голову назад и громко застонал, побоявшись, что кончит. Ему потребовалось пятнадцать секунд, чтобы отдышаться и вернуть себе контроль над оргазмом. Люпин лишь самодовольно улыбнулся, находя «мучения» Райана, которые искажали его лицо восхитительными гримасами наслаждения и неудовлетворения, непозволительно возбуждающими. Он предложил ему не торопиться. Лёгкие прикосновения рук, что изучали каждый дюйм тел друг друга, каждый жгут напряжённых мышц, кубик пресса, бицепс и округлый выступ. Страстные взгляды, что голодно впивались в каждую чёрточку лица, случайно обронённую улыбку наслаждения и капельки пота, проступающие на чужой коже. И громкие стоны Миллера с тихим сопением Римуса, что заполнили собою всё пространство в комнате, пока они целовались, кусались и ласкали друг друга. Сгорая от нетерпения и желания, они были готовы перейти к самому главному; остановиться пришлось лишь на несколько секунд, чтобы Римус мог дотянуться до прикроватной тумбы и достать из верхнего ящика смазку. Устроившись между разведённых в стороны коленей Миллера, Римус окинул его внимательным взглядом. Веки Райана были чуть прикрыты, и он смотрел на него из-под густых и трепещущих в нетерпении ресниц. Всё его тело было одновременно расслабленным и напряжённым, поза — такой открытой и приглашающей, что Люпин сам побоялся кончить раньше времени. Смазав свой подрагивающий от возбуждения член, Римус встал на четвереньки и навис над Миллером, который сполз под ним чуть ниже и закусил нижнюю губу, стоило лишь бросить мимолётный взгляд на член любовника. Люпин поглаживал его медленными и ленивыми движениями, крупная и блестящая от смазки головка то пряталась, то показывалась в сжатом кулаке. — Ты чего-то боишься? Я при всём желании не смогу сейчас повернуть назад, — признался Люпин и выпустил свой член из ладони, чтобы взять вздыбленный член Миллера, который упирался ему в живот. Он ласкал размеренно, методично и так правильно, что у Райана ноги судорогой сводило от удовольствия. — Но я хочу, чтобы ты сказал мне, — потребовал Люпин. — Чего ты боишься? «Боюсь проснуться и понять, что всё это было моим очередным сном. Боюсь попробовать вашу любовь на вкус, а потом обнаружить, что это была единоразовая дегустация», — мысленно заистерил Миллер, но вслух сказал совсем другое. — Кончить раньше тебя, — это была ложь, но Римус сделал вид, что поверил. Он наклонился ближе к Миллеру и оставил на его губах тягучий поцелуй, пока рукой вновь перехватил свой член и направил его головку ко входу Райана. — М-м, — застонал парень, когда Люпин вошёл в него на пару дюймов, напористо преодолевая любое сопротивление сжатых мышц. — Да, пожалуйста, да. Внутри Миллера было туго и мягко, горячо, но влажно из-за использованной ими смазки. Люпин с силой зажмурил глаза, стараясь скользить внутрь как можно медленнее, но это получалось с трудом: его бёдра словно отказывались слушаться его. Римус с силой толкнулся вперёд, загоняя член до самого основания. Лёгкая боль возбуждала его лишь сильнее, поэтому Миллер крепко сжал свой член у основания, чтобы не кончить. Он и Римус уставились друг другу в глаза, щёки у обоих были раскрасневшимися, а по лбам стекал солёный пот. Они так громко дышали, так громко стонали, что заглушить эти молебные звуки могли лишь поцелуем. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Римус, — Миллер позвал его по имени, даже сам того не заметив. Зато для Люпина это стало очередным спусковым крючком. Он оттолкнулся руками от упругого матраса, встал на колени и подхватил ладонями задницу Миллера, чтобы дёрнуть и натянуть сильнее на собственный член. — Да-а, — выкрикнул тот, взрываясь изнутри экстазом. Ему нравилось быть наполненным, нравилось чувствовать член Люпина так глубоко внутри себя. Миллер выгнулся, поднял бёдра высоко над матрасом, упираясь головой и лопатками в подушку. Люпин помогал ему держать ноги и нижнюю часть туловища на весу, благодаря чему он смог полностью встать на колени и начать двигаться внутри горячего нутра Райана. Римус больше не сдерживался, а брал то, что ему так беззастенчиво предлагали. Миллер больше не проглатывал стоны, а кричал лишь сильнее, позабыв обо всяких приличиях. Они трахались долго, каждый раз оттягивая оргазм друг друга. Миллер елозил на влажной и мятой простыне, пока Римус с силой вминал его в матрас. Стоны, шлепки, тяжёлое дыхание и хлюпающая смазка. Эта мелодия секса заставляла любовников терять счёт времени. Миллер упивался силой Римуса, наслаждался собственной мнимой хрупкостью в его руках. Люпин же отдавал ему всего себя, ускоряя фрикции и усиливая хватку пальцев в волосах Райана. — Райан, — прохрипел Люпин, наматывая чужие волосы на кулак. — Райан, — почти прокричал он, когда Миллер кончил под ним, перепачкав их животы тёплой и липкой спермой. В отличие от него, Миллер ничего не произносил, лишь стонал и хныкал, сжимаясь вокруг члена Римуса сильнее в приступе оргазма. Люпин не дал ему передышки, потому что не смог. Он сам был слишком близок к разрядке, поэтому вталкивал свой член в пульсирующую дырку, пока не выстрелил спермой прямо внутри него. После он свалился рядом с Миллером, глядя в его светло-серые глаза, которые светились восторгом. — Я люблю тебя, — прошептал Райан. — Надеюсь, что не сделал тебе больно, — ответил Римус, загребая его рукой на своё плечо и целуя в макушку. После этого Люпин провалился в сон, а Миллер очерчивал пальцами круги вокруг шрамов на его груди. «Мы залечим их, вот увидишь,» - после чего Райан тоже уснул.