О сон, пристрастный сон, на мачте юнга Тебя вкушает в этот грозный час, И ты отказываешь в утешенье Средь тишины полночной королю, Где все для отдыха к его услугам. Счастливец сторож дремлет на крыльце, но нет покоя голове в венце. Шекспир
Темная пещера. По стенам стекает чёрная вязкая жидкость. Стоит полумрак. Единственное освещение в этом мрачном месте даёт небольшой голубой камень на невысоком пьедестале. Около него стоит человек, полностью закрытый тёмной мантией. Через узкий проход заходят люди в капюшонах. Но человек не поворачивается к ним. — Мой Лорд, все сделано, — вкрадчиво произносит один из людей. Молчание. — Извините меня за бестактность, Мой Лорд, но я не понимаю - зачем нам нужен мальчишка? Он ничего не представляет из себя. — Я и не ожидал, что ты поймёшь, — раздражённый голос принадлежал мужчине и был похож на шипение. Вся пещерная комната как будто начала сжиматься. Чёрная жидкость стала стекать интенсивнее, словно кровь по артериям. Люди начали жаться плотнее к друг другу, дышали через раз. Воздух будто выкачали из пещеры. И лишь мужчина все также спокойно стоял около камня, который издавал лёгкое голубое свечение. Пальцы его скользили вокруг, но будто не могли дотронуться, натыкаясь на невидимый барьер. — Черт, — выругался мужчина, отвернувшись, наконец, от камня и повернувшись к людям в капюшонах. Пещера словно перестала сжиматься вокруг людей и начала медленно приобретать свои прежние размеры. Чёрная жидкость загустела и стекала так тягуче, как смола на деревьях. Воздух вновь стал разряжен. Его снова можно было вдыхать полной грудью. — Вы - молодцы, вскоре ваша верная служба даст свои плоды. Вы увидите это. Мы будем непобедимы. Но сейчас главное - чтоб к нам примкнуло как можно больше людей. Вы ведь работайте над этим? — его полуулыбка была ощутима, хотя разглядеть ее в таком мраке никто бы не смог. Люди, стоявшие перед ним, закивали головами, как бы говоря «Да, Мой Лорд, мы очень стараемся».***
Первый снег укрыл замок. Протоптанные тропинки к озеру, которое ещё не до конца покрылось льдом, слегка присыпало. Белые хлопья укрывали деревья, готовя их к зиме, как заботливая мать укрывает дитя перед сном. В воздухе уже чувствовалось ощущение праздника. Школьники то и дело, в любое свободное от уроков время, спрашивали друг друга о предстоящем бале. Никому в школе доподлинно не было известно - кто же приедет на Рождественский бал. Предположения выдвигались самые разные: — Это будут прекрасные нимфы, они прилетят на золотистых и белоснежных Пегасах, — мечтательно говорил один мальчик другому. — Очнись, Рэй, не мели чепуху, стали бы прекрасные нимфы приезжать к нам в глушь. Хотя, у нас и свои нимфы есть, — он искоса глянул на другой край стола влюблёнными глазами на девочку, которая, смеясь, о чем-то болтала с подругами. Девчонки же утопали в разговорах о платьях и прическах. Казалось, идея с масками пришлась большинству по вкусу. И девочки днями и ночами напролёт подбирали маски под платья, а потом платья под туфли, зачем прически и макияж под весь образ. В общем, суетная подготовка шла в замке полным ходом. После того вечера, Северус принял предложение Малфоя через пару дней. Он стал вникать в его идеологию. Как и было обещано, мать Снегга поставили на ноги за неделю и перевезли в один из особняков во Франции, чтобы она смогла спокойно приходить в норму и наслаждаться свежим воздухом, читать книги, пока всю работу по дому за неё делали домовики. Она прислала сыну письмо, в котором от души благодарила его, говоря, что он все сделал правильно, его новые друзья - прекрасные люди, что она очень им гордиться и очень любит. Обещала, что, как только полностью восстановится, они обязательно увидятся. Северусу было приятно. Он давно не слышал от неё таких слов похвалы и поддержки. Он настрочил ей в ответ огромное письмо, в котором желал скорейшего выздоровления, как он любит ее и выражал желание встретиться как можно скорее. Теперь он не ходил один, его всегда окружали Малфой, Эйвери, Мальсибер и Розье-младший. Они оказались довольно способные ребята. Ему не было теперь одиноко. Однако, доверять новым друзьям он спешил. Северус слушал о чем они говорят, но предпочитал оставаться в стороне от бурных обсуждений. Темы «новых друзей и их идеалов» практически не касались. Лишь изредка всплывало нечто вроде: «Недолго этой грязнокровке осталось выпендриваться» или «Скоро они поймут, что не на той стороне». Но дальнейшее обсуждение тут же прекращалось под стальным взглядом Люциуса Малфоя. В общем-то, Северус был доволен новой жизнью. Его душу перестали мучать сомнения.***
Люпин вышел из Больничного крыла. Его встретил окрылённый Миллер. На душе у Римуса скребли кошки. Он понимал, что не до конца откровенен с Миллером, но и сказать ему, такому счастливому, ничего не смог. Римус обнял Райана в ответ, вдыхая запах его пепельных волос. Они пахли свежестью и первым снегом. Ещё некоторые снежинки не растаяли в его светлых прядях. Миллер явно вбежал сюда прямо с улицы, будто почувствовав, что Римус собирается выходить. Они нежно обнимали друг друга, стоя посреди пустого коридора. Но только если у Райана на душе было тепло и спокойно, то у Римус внутри закипала ледяная буря. Она бы покатилась с гор и непременно накрыла бы с головой… Но нет. Не Миллера. Блэка. Именно его запах сигарет, алкоголя и лесной прохлады сейчас вспоминал Римус. Он не мог отделаться от липкого чувства - предательства. Вот он стоит и обнимает трогательного человека, который ему верит. Верит в его искреннюю любовь и преданность. А ведь Миллер даже не подозревает, что было между Римусом и Сириусом в ту ночь. И чем бы она закончилась, если бы не началось превращение? Римусу было от себя тошно. Светло-серые глаза Миллера будто уловили беспокойство. Он отпрянул от Римуса и спросил: — Что-то не так? Ты не рад меня видеть? — Что за глупости? Конечно, рад! Просто… Это превращение… И всё это… Так выматывает, — Римус старался смотреть куда угодно, только не в глаза Райана. На миг Римусу показалось, что Миллер поверил, потому что тот тихо шепнул ему на самое ухо: — Я знаю, как это исправить. Миллер потянул Римуса за руку и добавил: — Я покажу тебе кое-что, пойдём.***
Темнело рано. За окном стояла гробовая тишина. В коридорах похолодало. Школьники стремились как можно быстрее попасть в свои гостиные, чтобы согреться у каминов. По пустым лестницам Миллер привёл Римуса в коридор восьмого этажа. Зажмурившись, Райан прошептал непонятное слово. Возникла простенькая белая дверь. Миллер толкнул ее и вошёл первым. Римус последовал за ним. Эта была очень небольшая комната. Не та шикарная обитель с двухспальной кроватью, где они проводили свои страстные ночи, прячась от чужих глаз. Обставлена она была всего несколькими предметами интерьера. Среди них была односпальная кровать и письменный стол. Но было в ней и нечто, что заставило Римуса открыть рот. Посреди комнаты стоял манекен. На нем была драпированная ткань ярко-желтого цвета. Повсюду валялись катушки с нитками, подушечки с булавками и куча чертежей и набросков. Римус окинул комнату взглядом и заметил, что некоторые рисунки висят на стенах над письменном столом и около кровати. — Моя святая обитель, — с гордостью и трепетом отозвался Миллером. Римус постарался выдать хоть что-то связное: — Ты здесь… Творишь? — Иногда творю, иногда вытворяю, — с тихим смешком произнёс Райан. Он все ещё с довольной ухмылкой смотрел на Римуса, раскрывшего рот от изумления. — Не ожидал? — Честно говоря, и представить не мог, — проговорил Римус, не скрывая своего восхищения. Он рассматривал наброски на столе. Вертел их в руках, крутил и так, и сяк. — Так вот почему ты так потрясающе рисуешь, — наконец выдал Римус после тщательного осмотра. — И не только рисую, я делаю мантии на заказ. Заказов пока немного, но они стабильны. Узнают и новые клиенты, — Миллер немного помолчал и добавил: — Я с детства любил красивую одежду. В нашем доме всегда собирались на приемы богатые люди в дорогих мантиях. Я рисовал их. Одежда на этих рисунках получалась лучше всего. Иногда я мог подбежать к богатой леди и потрогать ее платье. Отец часто злился на меня из-за этого. Даже наказывал. Но гости считали меня милым ребёнком и прощали такого рода шалости. В тот момент я и осознал, чем хочу заниматься. И вот уже пару лет я разрабатываю эскизы, снимаю мерки и шью на заказ. Миллер закончил. Он явно стеснялся того, что рассказал. Римусу захотелось поддержать его: — Это так здорово, что у тебя есть любимое дело. Отдушина, так сказать. Я уверен, что через пару-тройку лет ты будешь одевать всю Британию, если не весь мир. Твои наброски - потрясающие. В них чувствуется душа. В каждом изгибе будто есть свой скрытый смысл. Это гениально, черт возьми! — Спасибо, — лучезарно улыбнулся Миллер, смотря Римусу прямо в глаза. Они стояли так близко, что Римус нежно коснулся щеки Райана, почувствовав жар его кожи под подушечками своих пальцев. — Знаешь, а ведь в последнее время моя муза - это ты, — с трепетом проговорил Миллер. Он поднёс руку Римуса к губам и мягко поцеловал. — Видишь эту мантию? Она, конечно, ещё не готова, но я хочу, чтоб ты надел ее на Рождественский бал. — Я в жизни с тобой не расплачусь, — грустно усмехнулся Римус. — Мне не нужны деньги, если ты ещё этого не понял, — мягко произнёс Миллер, но в голосе его слышалось явное оскорбление его чувств. — Я просто хочу, чтобы ты пошёл со мной на этот бал. — Это… Приглашение? — Римус вздрогнул. — Но что подумают люди? — Не все ли равно?! Разве ты не хочешь быть со мной открыто? Так и будем прятаться от твоих друзей?! — сказал Райан довольно жестко с нажимом на последнее слово. Его привычная мягкость в голосе испарилась. Воздух между ними наэлектрезовался так, что если зажечь спичку - все бы вспыхнуло. Миллер смотрел, не мигая. Его большие серые глаза метали молнии. Римус не отводил взгляд. Поразмыслив немного, он сказал: — Дай мне время. Ты - прекрасный человек, но мне тоже нужно быть к этому готовым, пойми. А сейчас я очень устал. Извини, сегодня я вернусь в гостиную. Ребята будут за меня волноваться. С этими словами он смазано чмокнул Райана в щеку и поспешил удалиться. Выйдя из комнаты Миллера, Римус перешёл практически на бег. Он прекрасно понимал, что бежит не от Миллера и его предложения, а от себя самого.