— Да она просто ревнует меня к Маше, на самом деле. Ну, она давно ревнует, когда мы с Машкой сблизились, а Крис сблизилась с близняшками, — Таня отчаянно пытается сблизиться только с одним человеком. И это не Маша.
Не может быть чуть холодней, чуть более собой. Искренность Тани ее забавляет, может даже влюбляет. Только чуть-чуть. — Бля, тебе так идут эти волосы, пиздец, — ещё одна короткая Танина улыбка. Она подпирает подбородок рукой, подкусывает губы и смотрит в глаза напротив, а в мыслях только это и вертится: «Мне свет в твоих глазах дороже солнечных лучей, и всех твоих любимых мною черт даже не счесть мне, честно». Перед глазами Тани только Крис. В мыслях только Крис. Крис, Крис, Крис, ты только останься со мной подольше, больше ничего не надо. — Реально так нравится? — Желточенко облизывает верхнюю губу, вставая со стула и медленно подходя к Тане, все ещё танцующей и горящей весельем. — Очень, — Каширина сглатывает слюну, сказав это почти шепотом. Крис подходит к ней все ближе, а оказывавшись буквально вплотную, глубоко вздыхает, чтобы чётче почувствовать запах Тани. Такой приятный, будоражащий все ее тело. Последний поцелуй их был две недели назад. Быстрый, одновременно холодный как лёд и горячий как чёртово пламя. «Ревность рёбра Танины ломала, добравшись до сердца, тебе интересней с другими». — Стала ещё красивее, — она смущается, но не отводит взгляд ни на секунду, хоть и чувствует, что щеки ее немного розовеют. — Ты тож… — не успевает договорить Штрэфонд, потому что Каширина с напущенной резкостью и напором прикасается своими губами к ее. Захотелось удивить или действительно так соскучилась? Нет, по ней и так все понятно — она скучала, да ещё как.— У неё все есть. У неё есть ум, ну, она девушка нормальная. Она может и женственной быть, у неё все есть, в принципе.
Крис отвечает почти сразу — она лишь слегка вздрагивает от неожиданности, но не замирает. Ее губы мнут верхнюю губу Кашириной так, будто Желточенко никогда не отрицала своей связи с коротковолосой. Будто они делают это постоянно, хотя не деле — пара поцелуев за все время, ярко отпечатавшихся в памяти обеих.— Махе ты нахуй не нужна, отъебись, пиздаболка…сраная, — шипит Каширина, схватив руку дредастой.
— Да? А почему ты за неё решаешь? А, Тань? — кивок подбородком в сторону Таниного лица.
— Ниче я за неё не решаю, — Каширина уводит взгляд в пол, но только на секунду.
В следующую же секунду их лица становятся максимально близко другу к другу. Таня яростно раздувает ноздри, Крис улыбается только шире и шире. Зачем впутывать Машу, когда обе понимают, что им и без неё хорошо? А потому что другого предлога хоть как-то заговорить попросту нет.
— Хочу, чтобы тебя поскорее выперли, Желточенко, — презрительный до покалывающей боли в животе взгляд Кашириной проходится по всему лицу одноклассницы, чтобы в итоге она поцеловала Крис в самые губы, с отвращением отпрянув. «Сука! Почему меня тянет…к ней? Почему?»
В голове Тани крики непрекращающиеся, а из Крис вылетают долгие смешки. У Тани на лице ужас, смешенный с непринятием, у Крис — нисходящая улыбка до ушей и стеклянные глаза. «Она поцеловала меня. Сама».
Таня целует и сейчас. Тянется к ней, как к глотку воздуха после долгого его отсутствия, пытается с осторожностью держать Желточенко за шею, притягивая ее лицо ещё ближе к себе, но получается слегка грубо, потому что сдерживать себя оказывается слишком сложно. — Тань…я… — с еле заметной хрипотцой хочет сказать Крис, но та снова затыкает поцелуем, а сильные руки ее обхватают талию Желточенко, стискивая. Тане определено нравится в ней все. Ей нравится затыкать ее поцелуем, нравится слышать своё имя от неё, трогать ее волосы, которые запутываются на пальцах, нравится сжимать ее талию, чувствуя, насколько сильно она хочет Кристину.