Лисья нора

— Так, — Полнарефф деловито отобрал у Какёина его куртку сразу, стоило им только зайти в красивый белый дом, который принадлежал его семье. — Сначала надо поесть. Шерри, ангел мой, посмотри, что у нас есть. Нориаки не был подвержен стереотипам, но когда он только увидел этот двухэтажный вытянутый в ширину коттедж с множеством окон и тяжеловесной крышей, то сразу понял, что здесь действительно живут французы. Уже пустые цветочные горшки навевали только уныние, да и почерневший плющ, обвивающий серый кирпич, радости не прибавлял. Возможно, поздней весной и летом этот дом очень красив. Маленький кусочек далёкой Франции в этом захолустье. Сестра Полнареффа была очень приятной девочкой лет четырнадцати. Она на их с Джотаро присутствие отреагировала флегматично, всю дорогу до дома споря со старшим братом. В это Какёин старался не вслушиваться. Его всё ещё внутренне потряхивало от того, чем была забита голова совсем недавно. Он был в ужасе от того, чему позволил просочиться так глубоко. Джотаро всю дорогу до дома Полнареффа молчал, сжимая руки в карманах штанов. Какёин делал то же самое. Правда, озябшие пальцы он пытался согреть в карманах куртки, а не брюк, но шёл стабильно молча и глядя строго себе под ноги. Вокруг всё равно не на что было смотреть. Серость, уныние и однообразие настроение не поднимали. Они шли плечом к плечу, почти касаясь друг друга локтями. Может, Джотаро думал о чём-то своём. А может, что-то заметил. В любом случае, дома у Полнареффа Нориаки мгновенно окутали тепло и приятный цветочный запах, ненавязчивый, ровно такой, какой остаётся в комнате после того, как брызнешь на одежду туалетную воду. Здесь было совсем непривычно, как-то слишком бело и светло — полная противоположность интерьера дома у Абдула. Какёин, глядя на светлые стены, мягкий ковёр на полу и уютную староватую мебель, срочно захотел сделать у себя дома ремонт. Возможно, если бы дома стало чуть уютнее, ему бы захотелось туда возвращаться. А ещё следовало проверить отопление и трубы. Мать как раз затеяла генеральную уборку на выходных, желая привести дом в порядок перед зимой. Его она, естественно, просто поставила перед фактом. — Пойдём, — Полнарефф ухватил его за рукав и потянул прямо по коридору. Джотаро же куда-то свернул — наверняка он был тут раньше. — Сейчас снимем мерки, это самое важное. Костюм должен сидеть идеально. — В нём вся одежда достаточно свободная, — попытался возразить Нориаки, — если прогадаешь с размером, то никто и не поймёт. — Non, — Жан-Пьер крепче обхватил его запястье: пальцы у него были суховатые и сильные, — это дело принципа! На это Какёину ответить было нечего. Его втащили в очередную в этом коридоре белую дверь и только после этого отпустили. Внутри было… странно. Словно внутри Жан-Пьера жили две абсолютно противоположные личности: одна любила вешать на стены плакаты с полуголыми девушками и коллекционировать фигурки старых автомобилей на полке шкафа, а вторая — шить и творить, наполнять всё пространство обрезками тканей, нитками, свисающими даже со спинки компьютерного кресла, пуговицами и страшной конструкцией в самом углу комнаты, в которой лишь отдалённо угадывался обычный манекен. Что-то общее между мотком проволоки и кучей вешалок. Неплохая такая инсталляция для музея современного искусства, если подумать. — Ты сам это собрал? — Какёин ткнул пальцем в это местное страшилище. Он бы точно вывозил это в коридор на ночь. — А? — Полнарефф увлечённо копался на столе, перебирая чертежи, какие-то наброски на простой белой бумаге, эскизы, куски ткани, которые, казалось, были даже на заправленной кровати. — Да. Он крутится, как мне надо. Потом покажу. Ах да, — он выпрямился и огляделся с таким видом, будто видел свою комнату впервые, — извини за беспорядок, привести сегодня гостей было рандомной идеей. — Ничего страшного, — Какёину быстро надоело рассматривать полуголых женщин на стенах и он подошёл к коллекции уменьшенных копий автомобилей прошлого века, которая занимала даже не одну, а две полки книжного шкафа. Разноцветные модельки блестели отполированными боками. Потом он заметил в углу слева от двери подвесное кресло, и общий вид комнаты стал ещё нелепее. — Качаешься? — Какёин не без иронии рассматривал сидение с бежевой подушкой и плетёную округлую спинку. Само кресло подвешивалось то ли на канат, то ли на целый трос. — Ну да, иногда сотку жму, — Полнарефф с искренним недоумением на лице обернулся на него, а Какёина через мгновение согнуло пополам от смеха. Он сполз вниз, ухватившись одной рукой за нижнюю полку шкафа, а второй — крепко зажимая себе рот. Именно в этот момент в комнату вошёл Джотаро, и Нориаки плюхнулся задницей на пол. Он всё ещё трясся от смеха, когда указывал на кресло пальцем. Изумлённо-смущённое от непонимания ситуации лицо Жан-Пьера резко преобразилось. Он засмеялся следом. — Пиздец какое кресло смешное, — пробасил Джотаро, и только-только успокоившегося Какёина снова согнуло. Горячая кровь прилила к щекам и ушам, стало жарко и душно, а ещё так хорошо, что впору было удивиться, почему раньше он ничего такого не чувствовал. Какёин вообще не помнил, чтобы раньше с кем-то смеялся вот так, до слёз на глазах и боли в животе. — Ладно, — Жан-Пьер потёр глаза, — снимай рубашку, я нашёл свою ленту. У Какёина не осталось сил на вопросы, зачем вообще ему раздеваться, поэтому он встал на подрагивающие ноги и стянул школьную жилетку через голову. — Включить медленную музыку? — Полнарефф поиграл бровями. Проиграл: брови были прозрачными. — Не напрягайся, она у меня уже в голове играет, — Какёин фыркнул и шустро расстегнул рубашку, распахнул полы; никаких представлений он устраивать не собирался. Хорошо, что в комнате, как и во всём доме, было очень тепло, даже немного жарко, иначе кожу тут же изгрызли бы мурашки. В дверь аккуратно постучали, заставив Какёина замереть со снятой рубашкой в руках. — Есть нечего, я заказала вам пиццу, платишь ты, я — ушла, — Шерри отчиталась, даже не открывая дверь. — Маме позвони! — крикнул ей Жан-Пьер, а после принял крайне спокойный и серьёзный вид, расправляя свою ленту. Какёин совсем не удивился, увидев на её конце небольшой узел. Какёин обернулся на Джотаро, пока Полнарефф заметно копался то с небольшим блокнотом, то с тупым кончиком карандаша для записей мерок, то с самой сантиметровой лентой. Лента эта почему-то выглядела так, будто была родом из ателье века так девятнадцатого. Джотаро с безразличным лицом наблюдал за ними с кровати, куда уже, кажется, привычно уселся. Какёину ненароком показалось, что его разглядывают. Он тихо вздохнул, терпя прикосновения тонкой ленты к коже плеч: было бы что разглядывать. Ещё два года назад он был в куда более лучшей форме, сейчас же напоминал вешалку. Ну, или этот уродливый манекен Полнареффа. Тазовые кости давно грозились порвать кожу, мышцы с рук и груди тоже ушли под гнётом недосыпа и депрессии, длившейся полтора года. Хотя такого диагноза у него не было. В Японии вообще-то не принято ходить по психиатрам. Примерно так ему отец и сказал. Полнарефф с лицом опытнейшего кутюрье прикладывал к нему ленту, обвивал её вокруг плеч, измерял предплечья, даже длину шеи зачем-то измерил. В конце концов лента обернулась вокруг талии. — Стремишься к идеалу? — Полнарефф черканул пару чисел в свой блокнотик. Какёин приподнял брови. — Плечи широкие, талия узкая, бёдра тоже. Идеал мужской красоты прямо. — Я думал, что идеал это как у Джотаро, — он запнулся и на самом деле прикусил язык, поспешив дополнить, — ну, подкачанный, высокий и всё такое. Жан-Пьер посмотрел ему в глаза исключительно странно. Нориаки настолько не понял его взгляд, что успел напрячься и пожалеть о том, что вообще рот открыл. Но глупо ведь было отрицать, что Джотаро представляет собой всё то, что он перечислил. Даже самый гетеросексуальный гетеросексуал не смог бы отрицать его привлекательности. Тем временем прозрачные брови Жан-Пьера сложились домиком. — Я для тебя недостаточно привлекателен? — чересчур низким голосом спросил он, и напряжение с тела тут же схлынуло. Какёин прищурился. — Просто не в моём вкусе, — ответил он честно и пожал плечами, как бы сводя всё к шутке. — Тем не менее, ты сейчас в моей комнате без рубашки, дорогой, — и губами причмокнул. Придурок. Какёин зажал рот рукой, посмеиваясь. На самом деле, ему хотелось уже поскорее закончить со снятием мерок: он начал покрываться колючими мурашками и от холода, и от осторожных прикосновений Жан-Пьера. Кажется, с этим они уже заканчивали. Настроение удивительным образом подскочило вверх, и стало так легко и хорошо, словно всё тяжёлое и увесистое сняли с души. Даже забылось, с каким настроением он вышел из школы после биологии, забылся странный и неловкий разговор с Джотаро возле курилки, забылось, что краски внешнего мира кто-то безжалостно высосал. Сейчас было хорошо, он словно наконец попал на своё место. Даже через закрытую дверь была слышна приглушённая трель дверного звонка. Джотаро резво поднялся на ноги. — Наконец-то, — сказал он, — а то уровень гейства в комнате превысил все пределы. Улыбка на лице Какёина чуть померкла. Стоило Джотаро скрыться за дверью, он, стараясь скрыть досаду и лёгкое беспокойство на лице, спросил у Полнареффа кое-что очень важное: — Джотаро гомофоб? Он правда старался звучать непринуждённо. Но пульс заметно подскочил, по крайней мере, он ясно слышал, как сердце долбится в грудную клетку с такой силой, что начало отдавать в уши. — А? — Жан-Пьер непонимающе на него посмотрел. — Джотаро-то? — он чему-то усмехнулся и покачал головой. — Нет. Среди нас таких, — он выделил это слово интонацией и кривоватым изгибом губ, — нет. Но раньше никто не шутил со мной гейские шутки, понимаешь? Он стёр с глаз несуществующие слёзы. Какёин усмехнулся. Последний камень только что упал с его души, но он всё ещё не собирался никому рассказывать голубоватую правду о себе. Пока что. Доверие к этим людям уже разрасталось в груди, крепло с каждым днём и проведённой вместе минутой, распускалось и цвело, однако… даже его собственная мать ничего не знала о его ориентации. Отец и подавно был отбитым на голову консерватором. — Понимаю, — он кивнул и состроил самое серьёзное выражение лица, на которое был способен. Протянул руку для рукопожатия. — Давай шутить их вместе. Полнарефф с таким же серьёзным лицом пожал его руку. Именно так их и застал Джотаро с пиццей в руках. — Ну и ну. — О, еда, — Жан-Пьер тут же отбросил блокнот на стол, — я как раз закончил. Нам осталось только выбрать фасон, цвет, ткань, — он загибал пальцы, — аксессуары, думаю, можно подумать насчёт хвостов. У нас в городе есть секс-шоп?! Для Какёина стало неразгаданной тайной мироздания, почему он спрашивал это у Джотаро. — Я откуда знаю? — А зачем тебе вообще секс-шоп? — Какёин так и замер со своей рубашкой в руках. — А хвост где взять? — Полнарефф с невозмутимым видом уселся на пол напротив Джотаро и вытащил из одной коробки кусок пиццы. — Их, наверное, даже несколько понадобится. — Полнарефф, — голос невольно зазвенел от напряжения. Было одновременно и смешно, и как-то стыдно. В голову залезла не самая приятная и приличная картинка. — Ты вообще в курсе, как и где крепятся хвосты из таких магазинов? Джотаро издал странный звук. — Несколько, — подхватил Джотаро и посмотрел на Нориаки, которому стало ещё более неловко от насмешливого взгляда голубых глаз. — Сколько там хвостов у Кицунэ? Девять? Нервный смешок вырвался сам. Полнарефф наконец понял, что сказал, и рассмеялся. — Бля, — он покачал головой, — вот это я тупанул. А где их тогда взять-то? Какёин быстро застегнул пуговицы на рубашке и тоже задумался. Если с маской всё было относительно просто, то вот хвосты, которых в самом деле должно было быть хотя бы три, создавали проблему. — Ну, — он сел рядом с Джотаро и тоже протянул руки к ещё горячей пицце, — чтобы они смотрелись нормально, а не плетью висели, нужна проволочная основа. Думаю, можно сделать одно основание… — он немного скис, — слишком много хлопот для костюма на один вечер. — Ерунда, — Полнарефф махнул свободной рукой, — я тебе всё сошью, а с остальным думай сам. Кстати, хвосты из секс-шопа всё-таки могут пригодиться. Что? — он невинно поднял брови на два скептических взгляда. — Просто отрезать… крепление и сшить их вместе. Ну или что-то вроде того. Оставалось только покачать головой. Кажется, неуёмный энтузиазм ничем нельзя было заглушить. Какёина это почти впечатлило: сам он так не умел. Им следовало многое обсудить, но пока что можно было позволить себе спокойно поесть после утомительного учебного дня.

***

Какёин планировал заняться на выходных мелкими, но важными деталями костюма. Вроде той же маски, которую сделать неаккуратно не позволит собственный перфекционизм. А ещё следовало придумать, где взять эти чёртовы рыжие хвосты и как закрепить. Идея Полнареффа с секс-шопом больше не казалась такой бредовой. Правда, был один нюанс. Нориаки не нужно было искать в их крохотном городе эту лавку чудес, чтобы узнать, сколько такие хвостики стоят. Он отправил скриншот в их беседу, и на долгие минуты воцарилась траурная тишина, пока Полнарефф не настоял, что можно вообще всё устроить без хвостов. А Какёину почему-то хотелось. Может, остаточное того яркого сна, в котором его ноги и руки превратились в настоящие лисьи лапы, а пушистый, невероятно шикарный хвост метался по земле… К выходным Нориаки понял, что немного едет крышей. Впрочем, его маленьким планам всё равно было не суждено сбыться: мама припахала его к генеральной уборке с самого утра субботы. Они мыли всё, даже под тяжёлой старой мебелью, которую не двигали, наверное, лет пятьдесят. Воздух во всём доме пропитался запахом моющих средств и потревоженной пыли. Древние книги в гостиной выглядели так, будто вот-вот начнут рассыпаться прямо в руках. Нориаки до этого дня как-то не обращал на них внимания, а сейчас осторожно взял одну с полки и раскрыл в самом начале. 1946 год выпуска. Тогда ещё даже его бабушка была… — Мам, — позвал он, поставив книгу на место. Он всё равно не понял, о чём она. То ли справочник какой, то ли… телефонная книга. — А в каком году бабушка родилась? Может, в семнадцать лет узнавать такие элементарные вещи о своей семье — немного странно, но… Какёин вдруг понял, что действительно ничего не знает о своих родственниках по линии матери. Если со стороны отца он ещё помнил своих бабушку и дедушку, которые уже три года как умерли, то тут… пустота. Только короткие рассказы, такие общие и несодержательные, что в них не было никакого смысла, и очень давняя поездка в детстве в этот город, которую Нориаки совсем не помнил. Почему-то после неё мать наотрез отказалась снова брать его с собой и всегда ездила к родителям одна. — В пятьдесят третьем, — она вошла в гостиную с ведром и тряпкой, — а что? — Некоторые книги старше её, — Нориаки пожал плечами и принялся за пыль, которая, кажется, намертво въелась в полки. Он помнил, как они по приезде в этот город тоже убирались, но в тот раз было менее масштабно. Тогда они вдвоём перетаскали множество старых, бесполезных вещей в подвал, вроде больших напольных часов, которые и сегодня в обед потревожили весь дом своим перезвоном. Это всегда звучало жутко. — Надо от них избавиться, — мама стянула с рук перчатки и тоже подошла к книжному шкафу, — только пыль собирают. Нориаки вновь пожал плечами; ему не было дела до этих книг. Такой раритет, возможно, охотно примет комиссионный магазинчик, который он видел, гуляя по городу. Внутрь не заходил, но через витринные окна увидел гору всякого старого и не очень хлама. Дневное солнце светило в заново вымытые с внутренней стороны окна, подсвечивая облачка бесконечной пыли, от которой уже казалось невозможным избавиться полностью. Она стала частью этого дома, такой же старой, как стены или немного скрипучий пол. За первую половину дня они успели столько всего, что Какёину впервые за все два месяца, которые он жил тут, стало по-настоящему жарко. А ещё его немного выбивала из колеи мать. Она не казалась сейчас выцветшей копией самой себя, какой он видел её до этого, совсем наоборот: глаза стали живыми; рыжие волосы, привычно собранные в пучок, светились в дневном свете; тишину то и дело прорезали её фразы и вопросы, и Нориаки немного терялся от понимания, что она правда хочет с ним разговаривать. Они впервые за очень долгое время вместе пообедали. Впервые не прятались друг от друга в экранах телефонов, не уходили каждый в свои мысли надолго, и от этого было совсем дико. Но приятно настолько, что Какёин не понимал, почему так не было раньше. Ближе к трём часам дня, когда весь первый этаж сверкал чистотой, он поднялся на второй. Там, в узком коридоре, по-прежнему обитала неуютная темнота. В самом конце из окна струился свет, но безнадёжно проигрывал застоявшемуся мраку. Здесь всегда хотелось как можно скорее включить свет, чтобы лампа на потолке наконец прогнала темноту. На потолке было кое-что ещё, о чём Какёин всегда забывал. Маленький квадратный люк — вход на чердак, на котором ему ещё ни разу не приходилось бывать. Сам люк закрывался на среднего размера замок, непонятно зачем. Замок не выглядел старым или ржавым. — Мы пойдём сегодня на чердак? — Нориаки снова спустился по ступенькам, отмечая про себя, что колено его больше не беспокоит. — Зачем? — мама снова стояла напротив книжного шкафа и не повернулась к нему лицом. — Ну, там наверняка полно грязи, — Нориаки немного растерялся. На самом деле, его немного подъедал изнутри интерес. На чердаке вполне можно было найти кучу старого хлама, может, даже антиквариат времён Второй Мировой. В подвале изначально ничего интересного не было. Какёина смущала ещё одна вещь, но он пока придержал эти мысли при себе. — У меня нет ключа, — она, всё ещё стоя к нему спиной, вытянула какую-то книгу с полки. Что-то в этом всём Нориаки не понравилось. Может, ниоткуда взявшимся чутьём, может, шестым чувством, но чем-то он уловил, что мать ему врёт. И причину для этой лжи он придумать не смог. Всё опять резко изменилось, перевернулось, словно не было этой видимой оттепели между ними. Нориаки поджал губы, чуть напрягся и быстро поднялся на второй этаж. Они и так уже закончили на сегодня с уборкой. Думать ни о чём не хотелось — пусть мать и дальше держит его на расстоянии и хранит свои непонятные секреты. Хотя если вслушаться в то, что ему твердил здравый смысл, то ситуация получилась абсурднее некуда. Он подхватил в руки телефон, пытаясь справиться с неприятным, гложущим чувством внутри. Помимо очередного большого спора Полнареффа и Абдула в их чате, Какёин увидел ещё одно сообщение, отправленное прямо на телефон. Все мысли разом вымыло штормовой волной из головы. «В окно выгляни». Какёин моргнул, успел ещё раз перечитать короткое сообщение, пока собственные ноги, отказываясь отчего-то гнуться в коленях, поднесли его прямо к вымытому с обеих сторон окну. Там, где ветки старого дуба не закрывали обзор, пустовала серая улица. А снизу, прямо на едва заметной дорожке, стоял Джотаро. Нориаки тут же распахнул окно, пропитываясь уличным холодом до самых костей до обидного быстро. Жар, оставшийся от уборки, слизнул с кожи ветер. Чёлка трепыхнулась пару раз и замерла, а сам Какёин высунулся почти наполовину наружу. Джотаро стоял, задрав голову и оттянув козырёк своей фуражки назад, и если до этого Какёин в чём-то сомневался, то ёкнувшее сердце не дало возможности для самообмана. — Ты чего тут? — он улыбнулся, несвойственно широко, почти смущаясь. Не виделись всего-то со вчерашнего дня, а внутри происходила такая война, будто… вечность не смотрел в эту лазурь глаз. — Сбрось волосы, — Джотаро, кажется, где-то ударился головой: не могла эта видимая улыбка в одном изгибе губ появиться на вечно спокойном, бесстрастном лице. Какёин наглядно поднял свою чёлку пальцами. Рыжие пряди поймали отблеск заходящего солнца и загорелись алым. Улыбка не сходила с лица, и Нориаки понял, что его больше ничего не волнует. Ни ложь матери, так неумело составленная, ни кошмары, ни чёртов чердак. Сейчас внизу стоял человек, которого он так плохо знал, но к которому тянулся как стружка к магниту. Хотелось незамедлительно оказаться рядом. — Я сейчас спущусь, — он не стал дожидаться ответа или простого кивка. Просто захлопнул окно, даже не раздражаясь на господствующий теперь в комнате холод — совсем не до этого было, натянул любимую зелёную кофту и сбежал вниз по ступенькам. Матери он толком ничего не сказал. Просто сорвал с вешалки куртку, быстро обулся и вылетел за дверь маленьким смерчем. Пора было задуматься о собственных чувствах, о глупом поведении, залезть глубоко в свой разум, чтобы окончательно всё принять и осознать. Пугала эта перспектива до дрожи, и признавать очевидную правду совсем не хотелось. Джотаро встретил его едва заметной ухмылкой. — Мимо проходил, — пожал он широкими плечами. Расстёгнутые полы его кожанки чуть трепыхал недовольный ветер. Наверняка холодные, даже ледяные потоки воздуха уже залезли под зелёную майку и покусали кожу. Почему Джотаро не мёрзнет — оставалось неразрешимой загадкой. — Рад, что ты заглянул, — Нориаки кивком указал на протоптанную дорожку, ведущую за дом в запустелый, уже по-осеннему умирающий сад. Наверняка мама займётся им грядущей весной, но сейчас сорняки и высокая трава с мелкими кустарниками навевали чувство запустения и тоски. На их заднем дворе стояла обычная деревянная беседка. Кто её строил, Нориаки не знал, но хлипкая, казалось, постройка, спокойно стояла, даже не покосившись от времени или беспощадной погоды. На дощатый пол внутри намело столько листьев, что казалось, будто внутри кто-то расстелил коричневый ковёр. Какёину было слегка стыдно за это запустение вокруг. Сам он будто впервые всё это заметил. Его по-настоящему начинало пугать то, каким безучастным он был последние месяцы. Пугало до дрожи, что он их даже толком не помнил. Не мог в памяти различить один день от другого, не мог вычленить из головы хоть что-то, что не сливалось бы в серую унылую массу. — Раньше я не замечал, что тут так… — Какёин поджал губы. Ветер трепал высокую, едва живую траву, впутывал в неё мёртвые багровые листья, шелестел в голых ветках старых клёнов. — Почему теперь замечаешь? — задал самый неожиданный из всех возможных вопросов Джотаро. Какёин удивлённо на него обернулся. Ветер вновь закинул чёлку на зелёный капюшон. — Не знаю, — он обхватил себя руками, беспомощно обводя взглядом весь умирающий перед зимой сад. Фруктовых деревьев здесь в самом деле не было совсем. Похоже, его бабушка делала свой джем из покупных яблок. — Знаешь, — он прямо посмотрел в голубые глаза, такие непривычно участливые сегодня, — я будто ожил, когда попросил сигарету у тебя в то утро. Ветер подхватил его слова и унёс прямо в лес, который простирался у самого края сада. Может, и не было тут никакого сада вовсе — просто старый, даже древний лес неуклюже решил соседствовать с цивилизацией. — Я готов дать тебе ещё одну прямо сейчас, — Джотаро от его откровения привычно посерьёзнел, чуть поджал пухлые губы, глядя совершенно странно. — Не нужно, — Нориаки улыбнулся, сам подошёл ближе, чувствуя укол непонятной смелости. Заглянул в глаза, еле переборол в себе желание стащить с головы дурацкую фуражку, чтобы Джотаро перестал наконец прятать под густой тенью лицо. Остановило одно: у кепки или фуражки было прямое предназначение — она была шапкой. Пусть и паршивой, разодранной сзади, но лишать эту красивую голову хотя бы крупицы тепла Какёин совсем не хотел. Хотя по-прежнему считал, что это самое тепло было весьма сомнительным. Бесцветное небо над их головами заволакивало тяжёлыми тучами, серыми, даже стальными, закрывающими последние на сегодня лучи солнца. Где-то далеко громыхнул гром. Какёин вздрогнул, крепче обхватив себя руками. Никогда раньше он не боялся грозы. Буйства погоды — последнее, чего следовало бояться в этом мире. Особенно если каждую ночь собственное подсознание подсовывало опостылевший ужас, от которого уже зудело под ногтями. — Гроза будет, — Нориаки задрал голову, неотрывно глядя в идущую с севера тёмную серость. — И зачем я только мыл окна в комнате с уличной стороны. — Пойдём в беседку, — Джотаро потянулся к нему рукой, но словно в последний момент передумал и просто сжал пальцы в кулак. Небольшое такое сожаление в этот день, плавно вплетающееся в остальные, — он совсем не был против его прикосновений. Даже таких, лишённых в принципе даже дружеской подоплёки, бытовых, совсем обычных. — Надеюсь, она не рухнет нам на головы, — он умело скрыл разочарование и зашагал первым. — Я понятия не имею, сколько ей лет. — Ты вообще что-нибудь знаешь об этом месте? — Джотаро, даже не попытавшись очистить лавочку от налёта влажных листьев, просто сел. Какёин, едва заметно скривившись, тоже опустился на листья. Противная осенняя влага тут же пропитала серые домашние штаны. — Нет, — он попытался беззаботно улыбнуться, — мама ничего не рассказывает. Знаешь, я только сегодня заметил одну странность, но не решился спросить об этом. Наша семья будто покрыта туманом, который вижу только я. Повисло молчание, которое то и время нарушал шёпот ветра. — Странность? — Джотаро достал из кармана кожанки пачку сигарет и покрутил в руке. Какёин едва подавил в себе желание отодвинуться. К его счастью, пачку Джотаро убрал обратно в карман. — В твоей семье много фотографий? — он зажал ладони между коленей и опустил взгляд. — Я имею в виду, не только твои фотографии, даже не твоих родителей, а бабушки, дедушки, может, даже прабабушки… У вашей семьи есть такие фотографии? — Да, — Джотаро снова пожал плечами, и, кажется, ему правда хотелось покурить, — мама хранит древний фотоальбом. — Именно, — Какёин кивнул и наконец поднял взгляд, — обычно люди хранят такие вещи, они как… память о том, что уже ушло. Но у нас… всё не как у людей. По линии матери я не знаю своих родственников, хотя прямо сейчас живу в их доме. И понимаешь, у нас в доме нет ни одной фотографии. Нет ни альбомов, ни фоторамок, ни просто фотографий, вообще ничего. Это… странно. Джотаро привычно молчал, а Нориаки был рад возможности выговориться. Назящая мысль до этого не давала ему покоя. Может, следовало задать матери пару вопросов. Хотя это тоже казалось такой мелочью, но внезапно показавшейся важной. Один из кусочков непонятной, разобранной мозаики, которую никак не получалось собрать. Слишком мало информации, слишком много пробелов. Как там сказал ему Абдул? Нужно заглянуть в прошлое, чтобы разобраться в настоящем? Дословно Нориаки не помнил да и не особо верил в Таро, но смысл какой-то во всём этом был. Проблема заключалась в том, что трактовать это можно было как угодно. — Наверняка фотографии где-то есть, — Джотаро выдернул его из размышлений, и Какёин поднял на него взгляд. Голубые глаза безучастно смотрели на какой-то страшненький, облезлый куст. Поднебесная громыхнула уже ближе к маленькой беседке. — Просто ты их не нашёл. Его уверенность удивила так же, как и прямой взгляд исподлобья. Нориаки беспомощно приподнял брови, окончательно теряясь в ворохе мыслей. Остатки здравого смысла подсказывали, что Джотаро просто не может знать больше него самого — в конце концов они встретились впервые совсем недавно. — Мы сегодня уборку устроили, — Нориаки поёжился от ещё более злого порыва ветра, — я ничего не нашёл. Странность этого разговора начинала граничить с абсурдом. Как и непоколебимая уверенность, затаившаяся на глубине голубых глаз. Про чердак Нориаки даже не стал заикаться, почему-то решив, что делиться этим не стоило даже с Джотаро, доверие к которому крепло с каждой новой встречей. А может, даже быстрее. — А ты где был? — попытался он перевести тему на более нейтральную. — У Абдула, — Джотаро будто тоже расслабился, по крайней мере, чуть опустил плечи, а сжатая челюсть разжалась. — Книгу для мамы брал. Какёин любопытно сверкнул глазами на рюкзак на спине, которым Джотаро упирался в стену беседки. — Она у меня любит старые книги, а у родителей Абдула целая библиотека. — У нас тоже полно старых книг, — Нориаки встрепенулся, — и мы не знаем, куда их деть. Знаешь, если вам какие-то окажутся нужны, то мы не против их отдать. Короткое молчание прорезало слишком громкое грохотание тучи над их серым городком. — Я… — Джотаро отвернулся, глядя на качающиеся от ветра деревья, — могу зайти к тебе как-нибудь. Какёин фыркнул. — Да хоть сейчас, — он слегка пихнул Джотаро локтем, — только мама дома. К тому же, совсем скоро пойдёт дождь. Судя по ветру и громыханию у них над головами, дождь — меньшее, что совсем скоро обрушится на землю. Нориаки не смотрел прогноз погоды, но был уверен, что их крохотный город вот-вот атакует настоящий ураган. Он неуверенно посмотрел на спокойного Джотаро, думая только о том, как тот будет добираться домой. Со стороны дороги, которую отсюда не было видно, послышались громкие голоса и чей-то прерывистый и немного визгливый смех. Голоса Какёину показались смутно знакомыми, но он не обратил особого внимания: мало ли кто мог проходить мимо его дома. Зато Джотаро резко выпрямился и нахмурился, внимательно вслушиваясь в уже удаляющийся хохот. — Уёбки, — сказал он с нескрываемой злобой, заставив Какёина удивиться ещё больше. Только убедившись, что голоса смолкли под воем ветра и от расстояния, Джотаро снова расслабился. — Кто это был? — Какёин разворошил ковёр из листьев под ногами носками своих кед. Они почти не шуршали — настолько мокрыми были. — Хорс и Гайл, — Джотаро поморщился в явном презрении, — Хорса ещё можно назвать простым долбоёбом, но вот Гайл… он мразь. Не связывайся с ним. Нориаки удивлённо посмотрел в голубые глаза. Нечто подобное он уже слышал раньше, почти слово в слово. И как и тогда это снова уязвило, задело едва живое самолюбие. У Джотаро, возможно, были все причины считать его слабаком, травмированным и мягким, но Какёин этим самым слабаком не был. Да, он, может, и не мог больше заниматься спортом, но по роже дать мог, хотя и не считал насилие приемлемым. — Я могу за себя постоять, — Нориаки поджал губы, спокойно глядя в его глаза. — Я не об этом тебе говорю, — Джотаро опять нахмурился и отвёл взгляд, словно Нориаки на чём-то его поймал, — Гайл на ладан дышит, щуплый и ущербный. Но он только кажется тупым. Использует слабые места, которые, паскуда, будто чует. У Полнареффа это его младшая сестра. У Абдула — проблемы с контролем гнева. У меня… моя мать. Ты теперь с нами, — Джотаро серьёзно на него посмотрел, да так, что Какёина по-настоящему проняло. — И однажды он найдёт и твою болевую точку. Нориаки не знал, что на это ответить. Теперь настал его черёд отворачиваться к убогому заросшему саду и искать помощи у мёртвых растений и раздираемых ветром деревьев. Он думал о своём слабом месте, и ответ пришёл к нему не сразу. Развод родителей, болезненный переезд в чужую страну, ночные кошмары и проблемы со сном… Всё это меркло перед его одной тайной, которую он не выдал ни одной живой душе. Не считая нескольких форумов и пары чатов в онлайн-играх. И там это было скорее в шутку. Если кто-то вроде Гайла узнает, что Какёин — гей, то непременно превратит его только-только ставшую терпимой жизнь в ад. Собственная ориентация была самой болезненной и потому сокровенной тайной. Может, однажды он решится кому-то рассказать в приступе глупого и абсолютного доверия. А пока рядом сидел Джотаро, который искренне нравился ему, кажется, с самой первой встречи, стоило быть осторожнее. Ещё немного, и у него разовьётся психоз на фоне всех переживаний. — Этот придурок меня не интересует, — Нориаки выдохнул и как можно безразличнее пожал плечами, — он пытался меня цеплять, но… ничего такого. Не скрою, — деланное спокойствие теперь отчётливее отдавало фальшью, и Какёин это знал, — у меня есть болевые точки. И даже… даже моя мать о них не знает. Чёрт. Досада шустро просочилась внутрь. Не стоило заходить так далеко и говорить так много. В конце концов он не собирался вываливать на Джотаро все свои проблемы и переживания. Полнарефф сказал ему, что среди новых друзей не было гомофобов, однако это не давало никаких гарантий. Порой открыться кому-нибудь хотелось до застрявшего в глотке выдоха. Иногда помогали переписки в анонимных чатах, где не было никакого риска. Но чаще всего он держал всё в себе, подавляя любой порыв откровенности. Хотя, вспоминая его прежнее окружение и отношения с собственной семьёй, Какёин понимал, что таких порывов как таковых и не было. Разве что лет в пятнадцать, когда после операции на колене и краха его спортивной карьеры, ему хотелось лишний раз позлить отца. Привлечь к себе внимание. — Мне интересно, — Джотаро неопределённо повёл плечами, — о чём ты мне говоришь. Я… хочу узнать тебя. Казалось невероятным, что Джотаро мог так заметно смутиться. И его смущение передалось Нориаки, сковало, но вместе с тем что-то лёгкое и тёплое будто окутало изнутри. Не стоило лишний раз обнадёживать себя, придавать обычным словам особое значение, но это сейчас давалось так тяжело, что Какёин сдался, позволяя в душе прорасти первым росткам надежды. — Узнаешь, — Какёин улыбнулся, но тут же поёжился от особо сильного порыва ветра. Погода всё больше приходила в ярость и бушевала, ветер срывал с веток последние листья и поднимал их высоко в воздух. Близость грозы навевала тревогу. — А я узнаю тебя. А теперь, — он поднялся на ноги и вышел наружу из-под крыши беседки, чтобы взглянуть на почти чёрное небо, — тебе пора домой, если ты не хочешь, чтобы тебя сдуло куда-нибудь. Джотаро тоже поднялся и слегка улыбнулся. — Я не Дороти, и мы не в Канзасе. — Да, — Какёин улыбнулся, — ты скорее лев. — Волк, — Джотаро натянул свой козырёк пониже. Улыбка застыла на лице Какёина. — Увидимся. Он прошёл по дорожке и спокойно обогнул дом, не оглянувшись ни разу и, кажется, даже не заметив, как примяло Какёина от его слов. Хотя вряд ли это что-то значило. Он просто себе надумывал, видел то, чего нет. Глупость какая.