***
Домой вернуться всё же пришлось. Какёин сердечно пообещал передать своей матери привет, когда они прощались вечером в холле. Он хотел уйти раньше, но Джотаро решил, что раньше вечера этого не произойдёт. Нориаки не был против провести с ним немного времени, а потому согласился остаться. Но стоило часовой стрелке подбежать к пяти вечера, как он понял, что ему пора. Настроение, приподнятое весь день, заметно упало. Ему не хотелось снова засыпать дома и видеть опостылевший кошмар в который раз. Он только-только немного пришёл в себя, по-настоящему выспался, а теперь возвращался в место, где из него высосут все только вернувшиеся силы. Джотаро вызвался немного его проводить. Какёин даже спорить не стал, хотя своё настроение скрывать было сложно. — Всё нормально? — Джотаро стал задавать этот вопрос слишком часто. Настолько, что пора было бы придумать универсальный лживый ответ. Но ему врать Нориаки почему-то совсем не хотел. Они уже успели сегодня обсудить, что теория Какёина перестала быть только теорией и превратилась в закономерность. — Ну, опять кошмары, недосып и всё такое, — он вяло пожал плечами. Мусолить эту тему и дальше не было желания. — Тогда почему уходишь? Его вопрос был пропитан какой-то совсем детской наивностью, а потому Какёин решил, что это ему просто показалось. Наверняка Джотаро в очередной раз просто не так выразился — с ним такое бывало частенько. — Я пока не готов жить вместе, — Какёин от смущения не стал сдерживать сарказм, — дело не в тебе, понимаешь? Джотаро отвёл взгляд и выдохнул. На улице уже начало стремительно темнеть. На участке возле дома подсветка включалась автоматически. На небо уже вылезла растущая луна. Воздух снова остекленел, стал холодным и режущим, и было понятно, что заморозки на этот раз продлятся до самой весны. Зима семимильными шагами надвигалась, грозя выморозить всё живое. Через два неполных дня состоится бал, на который он, вопреки ожиданиям, пойдёт не один. Лана ничего не писала, не пыталась завязать диалог. Оно было к лучшему, как ему казалось. Он просто сопроводит её, о чём, кстати, пока никто не знал. Какёин взглянул на задумавшегося Джотаро, не зная, стоит ли сейчас поднимать эту тему или же сказать нужно позже. В этом ведь не было ничего такого… Он просто решил ещё раз помочь Лане. Она ему по-своему нравилась, хотя узнать её толком и не получилось. Возможно, в будущем у них получится подружиться. Всё-таки в последнее время жизнь выкидывала всё новые фокусы. — Спасибо тебе, — внезапно эта благодарность показалась необходимой, — я бы совсем свихнулся, если бы не ты. Они как раз подошли к развилке. Обычно возле неё и прощались, когда вместе шли из школы: одна дорога вела к дому Джотаро, вторая — к его собственному. Над головой уже зажглись фонари и тёплым жёлтым светом освещали дорогу. На улице было пустынно, словно все люди уже давно попрятались от холода по своим домам. — Ты можешь приходить ко мне в любое время, — Джотаро смущённо натянул свой козырёк пониже, спрятал под густой тёмной тенью глаза. У Какёина от этих слов что-то ёкнуло в груди. Не стоило себя обнадёживать. Джотаро — хороший парень, замечательный друг. — Если снова станет невмоготу, то приду, — он мягко улыбнулся, задирая голову и пытаясь найти под тенью лазурь глаз. — Но мне нужно научиться справляться с этим самому. «Ты ведь не всегда будешь рядом», — то болезненное, что лучше было не озвучивать. Какёин и так чувствовал, что между ними происходит что-то странное. Хотя он подозревал, что просто видел двойное дно там, где его не было. Выдавал желаемое за действительное, и эти самые желания грозили похоронить его под своим весом. — Просто скажи мне, если нужна будет помощь, — Джотаро наконец серьёзно заглянул ему в глаза. Какёин просто кивнул. — О, я буду рад заглянуть к тебе как-нибудь, — он искренне улыбнулся, — у тебя замечательная мама. — Я знаю. Это было тем самым моментом, когда они попрощались. Какёин пошёл к своему дому, размышляя о том, как теперь ему примириться со всем тем, что бушевало внутри. Раньше он думал, что справиться с глупой влюблённостью будет просто — игнорировать, и всё. Теперь же она в полной мере расправила крылья, выросла из неприкрытой заботы и необоснованной обеспокоенности и превратилась в то, что признать было откровенно страшно. Не думал он, что столкнётся с подобным. Где-то он читал, что по статистике первая любовь почти всегда несчастливая. Имел он такую статистику. Дома всё было так, как и вчера, и все дни до этого: холодно, пусто и безжизненно. Разве что на кухне мама что-то готовила, и запах раскалённого масла наполнил всё вокруг. Какёин разделся, бросил вещи прямо в прихожей и пошёл к ней. Ему хотелось о многом её спросить. — Привет, — он попытался выглядеть приободрённым. Давно ведь уже научился скрывать всё то, что чувствует на самом деле. — Привет, — мама с разделочной доски сбросила в сковороду нарезанное мясо. Масло взбешённо заскворчало. — Как ночёвка? Нориаки сел на стул и принялся за ней наблюдать. — Хорошо, у Джотаро дома здорово, — он чуть помедлил перед тем, как озвучить главное: — Его мама такая чудесная женщина. Ты не говорила, что знакома с ней. — Ты не спрашивал, — парировала она, и Какёин видел, как её губы недовольно поджались, — она правда приятная женщина. И хорошая мать, даже удивительно, что у неё такой сын. — Какой? — Какёин совершенно растерялся. Он совсем не ожидал чего-то подобного. — Грубый и неприятный, — она повернулась к нему, и теперь на её лице ясно читалась неприязнь, — знаешь, Холли Куджо — чудесная мать, и я прекрасно понимаю, что и в подмётки ей не гожусь. Но я себе и представить не могу, чтобы ты в лицо назвал меня сучкой. Нориаки не смог бы скрыть своё изумление, даже если бы попытался. В услышанное было трудно поверить. Джотаро бывал грубым, даже очень, но на себе Какёин никогда этого не испытывал. Сразу вспомнились и его жёсткий тон, и раздражённый взгляд вчера днём и сегодня утром, когда они втроём ели. Но это всё сразу перебивалось теми крупицами заботы и любви, которые Джотаро вкладывал в каждую мелочь. Грубовато после завтрака отправил Холли отдыхать и дочитывать свою книжку, о которой она говорила всё утро, а не стоять снова у плиты и мыть посуду. А потом он без лишних просьб принёс Холли плед в гостиную, чтобы та укрыла ноги. Это были те детали, которые невозможно было не подметить. — Джотаро любит мать, — Какёин нахмурился и упрямо поджал губы. Бессмысленно было спорить об этом. А ещё очень неприятно. — Он хороший, ты его совсем не знаешь. — Не знаю, но услышала достаточно, — она снова отвернулась к плите. — Жаль эту женщину. Бросить свою жизнь на алтарь сына и получить такую благодарность. Нориаки молчал. Он прекрасно знал, какой упёртой бывает его мать и как сложно её переубедить. Даже пытаться не стоило — бесполезно. Всё равно что двигать стену, хотя слушать всё это было почти невыносимо. — Это был её выбор, — пробормотал он, ощущая, как настроение скатывается всё ниже и ниже. Пожалуй, следовало скорее уйти к себе, чтобы не услышать ещё чего-нибудь. Но что-то заставило его остаться на месте. — Не понимаю я такого выбора, — мама как-то агрессивно начала перемешивать жарящееся мясо, пока слова, жалящие и правдивые, вырывались наружу: — Если бы у меня был выбор, я бы посвятила себя карьере полностью. — Выбор? — горло опоясал спазм. — Да, выбор, — она высыпала на сковороду какие-то овощи, — родители твоего отца считали, что в семье обязательно должны быть дети. Даже если мы оба этого не хотели. Но японцам ведь свойственно возводить своих родителей чуть ли не в ранг святых. Только отец твой не учёл, что ребёнка обратно уже не запихнёшь. Свалил на меня весь дом и тебя, а сам не хотел идти домой после работы. А я никогда не хотела себе такой жизни. И ребёнка я тоже не хотела. Какёин молча её слушал, чувствуя, как от поднявшихся эмоций не может даже сглотнуть. В носу противно щипало. Он всё услышанное сейчас уже знал, давно понял, но лишнее подтверждение будто окончательно что-то доломало. Боль горьким комом застряла в глотке. Давно пора было очерстветь, но на паскудство случая не получалось, особенно теперь, когда увидел воочию, что бывает по-другому. — А зачем тогда меня с собой забрала? — дрожь в голосе — скорая предвестница слёз. — Я ведь не просил. Голос сорвался, и мама резко обернулась на него. Нориаки и не думал прятать взгляд: пусть знает, что ему больно. Пусть поймёт, что он не каменный, что он её любит несмотря ни на что. Мать резко отбросила ложку. — Господи, что я говорю, — она сорвалась с места и оказалась рядом, сразу обнимая и зарываясь пальцами ему в волосы, прижала голову к своей груди, — прости меня, родной, прости. Ты не виноват в моих проблемах. Прости. Её голос тоже теперь дрожал. Нориаки крепко зажмурился, из-за чего горячие слёзы всё-таки скользнули по щекам, сам прижался ближе. — Я забрала тебя, потому что люблю, — мама перебирала его волосы одной рукой, а второй стискивала так, что было немного трудно дышать. А может, это из-за эмоций, которые душили лучше любой удавки. — Я никогда бы не бросила тебя с отцом. Решила, что тут тебе будет лучше. Нори, я правда тебя люблю, хотя понимаю, что ты можешь мне не поверить. — Я тоже тебя люблю, мам, — слабо прошептал Какёин. Он не знал точно, не помнил, но ему казалось, что они впервые сказали друг другу эти слова так. — Я тебе глупостей наговорила, — она всё гладила его по голове, — меня родители твоего отца на самом деле заставили родить. Но ты стал лучшим, что получилось в этом браке. И я ещё ни разу не пожалела, что забрала тебя с собой. А ты не жалеешь, что уехал из Японии? Какёин помотал головой, но отстраняться не стал. Все чувства смешались в такую кашу, что разбираться в этом даже не хотелось. Однако облегчение мягко потеснило всё остальное. Теперь он знал, что дальше всё будет хорошо. Может, это стоило того, что он успел почувствовать за какую-то жалкую минуту. — Отцу я всё равно не нужен, — он шмыгнул носом и обнял маму чуть крепче, — он мне даже не позвонил ни разу. А тут я друзей нашёл. Они все хорошие, и даже Джотаро, хотя тебе так и не кажется. Он очень заботится о мисс Холли, просто он… Мне кажется, он просто прячет за грубостью свои настоящие чувства. — Я поверю тебе, — мама тоже успокоилась и говорила тихо. На скворчащую сковороду они не обращали никакого внимания. — Ты всё равно знаешь его лучше меня. — Я видел, как они заботятся друг о друге, — Нориаки пригрелся и прикрыл глаза. Он чувствовал себя совершенно опустошённым. — Дай ему шанс. Кухня начала наполняться едким запахом гари. С тихим «чёрт» мама отскочила обратно к плите, убавила огонь и принялась перемешивать мясо. — Надеюсь, ты хочешь на ужин горелые овощи с немного горелым мясом, — они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.***
Перед сном Нориаки успел сделать часть домашнего задания. Он пытался отвлечься и у него это почти получилось. В голову то и дело закрадывались разные мысли, лишние и какие-то тяжёлые. С мамой за чуть испорченным ужином они хорошо поговорили. Она рассказала ему о своих делах, впервые поделилась тем, что её беспокоило на работе. Но такие эмоциональные горки не могли не выбить из колеи. Какёин снова начал грызть свой карандаш, пока читал учебник. Так было проще сосредоточиться на тексте и перестать прокручивать всё случившееся в голове по кругу. Хоть он и выспался, но всё равно чувствовал себя очень уставшим и абсолютно измотанным. Хотелось спать. Нориаки после душа залез под своё толстое одеяло и принялся пытать Полнареффа в чате. Тот как раз сегодня должен был сходить на своё свидание. Кицунэ: Это был полный провал? Сердцеед: Нет! Мы вместе идём на бал Алекса просто ходячий секс Кицунэ: Фу Как пошло Тыкать Полнареффа иллюзорной палочкой — хорошее развлечение для относительно позднего вечера. Какёин специально оттягивал отход ко сну. В конце концов, их диалог свёлся к «нет» и «да», которое они отсылали друг другу, меряясь в упёртости. Полнарефф доказывал, что никакой он не пошляк, Какёин с долей ехидства и снисходительности убеждал в обратном. Джотаро: Полнарефф, заебал Какёин тихо фыркнул от смеха. Сердцеед: А чего только я? Какёин тоже спамит!!! Кицунэ: Смирись, меня Джотаро больше любит Едва он это отослал, его будто окатили ушатом ледяной воды. Короткое затишье в чате только сильнее подморозило. Не стоило ему этого писать и испытывать судьбу, ох, не стоило… Сердцеед: Моё сердце разбито Джотаро: Оба завалите, весь чат засрали На какую-то секунду Нориаки почувствовал разочарование. Может, ему и правда хотелось быть для Джотаро кем-то особенным. Хотя с чего бы? Они знакомы несравнимо меньше. Даже месяца не прошло. А Джотаро и Полнарефф общаются уже давно. Стоило перестать так реагировать на мелочи. Он просто опять хотел выдать желаемое за действительное. Кажется, скоро это станет ублюдской традицией. После этого спор затих, и Нориаки решил, что пора лечь спать. Он всё-таки проглотил две таблетки снотворного, и теперь осталось дождаться момента, когда они начнут действовать. Может, хоть в этот раз лекарство сможет дать отпор его кошмарам. Но в это верилось слабо. Впору уже было начать верить в мистику и прочую ерунду. Неспроста же ему с завидным постоянством снится одно и то же? Какёин погасил светильник у кровати и перевернулся на бок, подтягивая одеяло до самого носа. За окном царила полная темнота. Мама уже легла спать, даже пожелав ему перед сном спокойной ночи. Постепенно он согрелся и начал проваливаться в темноту под веками. Но что-то не давало уснуть, заставляя балансировать на самой грани. Какой-то тихий звук, непонятный и глухой. Из-за таблеток было сложно бороться со сном. Вынырнуть обратно в реальность не получалось, как бы он ни старался. Веки будто крепко склеили, не позволяя открыть глаза. Странный звук зазвучал громче. Шаркающий, отдалённый, но знакомый. Какёин проехался лицом по подушке, силой заставил себя открыть глаза, хотя сон сковал намертво. Сосредоточиться и скинуть с себя оцепенение получилось с трудом. Он прислушался, напряг слух до звона в ушах, но в доме стояла полная тишина — густая и отдающая одиночеством. Нориаки было решил, что кошмар как-то просочился в реальную жизнь, но тут он вновь услышал этот звук. От иррационального страха тело замерло, заледенело, полностью отказалось слушаться. Шаги. Кто-то еле переставлял ноги прямо за дверью его комнаты, шаркая и будто слегка запинаясь. И это точно не могла быть мама. Какёин широко раскрытыми глазами смотрел в черноту своей комнаты и всё слушал, как кто-то ходит по коридору туда-сюда. Медленно, будто издеваясь над натянутыми нервами, плёлся из стороны в сторону и всё противно шаркал ногами о пол. Какёин знал, что дверь в его комнату была закрыта. Знал, что мама точно не страдала лунатизмом и не могла сейчас прогуливаться по коридору, пугая его до дрожи. Мысль о том, что в дом кто-то забрался, едва ли была достойна жить. Какой вор будет вытворять подобное? От снотворного невыносимо вело сознание, но Нориаки сопротивлялся, до боли закусывал щёку изнутри, лишь бы не провалиться в темноту. Внезапно опять стало тихо, а потом на пол в коридоре что-то упало — звук был такой, будто кто-то выстрелил совсем рядом. Почти оглушило, напугало ещё больше, заставило прокусить нежную кожу губы до крови. Колкая боль немного отрезвила. Тишина вновь окутала дом плотным маревом, которое вынудило усомниться в собственном разуме. Какёин тихо выдохнул, резко сел на постели. Невыносимо хотелось спать, настолько, что тело ощущалось чужим, онемевшим и совсем другим. Видимо, чёртово снотворное и съехавшая крыша в этот раз породили адскую комбинацию. Только так он мог себе объяснить всё это. Из-за противного звона в ушах было сложно понять, действительно ли всё стихло. На Нориаки напала злость. На себя, на совершенно новый уровень помешательства, на собственный страх, до сих пор сковывающий по рукам и ногам. Эта злость выгнала страх прочь, придала сил перебороть снотворное и заставила подняться на ноги. Он проверит и убедится, что всё ему просто показалось. Хотя иначе и быть не могло, верно? Пол обжёг голые ступни холодом. Какёин сжал зубы и не дал себе шансов сомневаться: просто сделал пару шагов и распахнул дверь. В коридоре было темно настолько, что не угадывалось никаких очертаний. Тьма струилась из дверного проёма, втягивала в себя, гипнотизировала и возвращала только выгнанный страх. Какёин никогда не боялся темноты. Он прекрасно знал, где на стене коридора расположен выключатель. Пришлось идти к нему на ощупь. Но он дошёл, и яркий свет, вспыхнувший в коридоре, ослепил до слезящихся глаз. В коридоре было пусто. Теперь тишину нарушало только мерное гудение лампочки в старом плафоне. Какёин повертел головой, взглянул на дверь в спальню мамы, но никакого шевеления не услышал. В доме будто стало ещё холоднее. Кожу покрыли колкие мурашки. Нориаки потёр лицо и вымученно выдохнул. Он жутко устал от всего этого. Хотелось обратно к Джотаро. Там было спокойно, тепло и не было кошмаров. Не было и галлюцинаций, которые прежде его не мучили. Отчаянье оттого, что он сходит с ума, на мгновение помутнило рассудок. А он-то думал, посмел поверить, что всё будет хорошо. Может, ему следовало разбудить маму и рассказать обо всём. Какёин был готов отправиться к врачу, принимать лекарства, лишь бы стало как прежде — относительно нормально. Он сделал пару шагов к её комнате и замер. Что-то очень холодное укусило кожу ступни. Нориаки поднял ногу и дикими глазами уставился на пол. На тёмных досках блестело что-то совсем маленькое. Какёин наклонился. Чёртов ключ. Он нашёл на полу крошечный ключ от небольшого замка. Какёин опустился на колени и зажал рот ладонью. Вот что упало на пол и напугало его. Кошмары полноценно просочились в реальность, смешались с ней, и теперь невозможно было ощутить ту тонкую грань, отделяющую одно от другого. Все эти шаркающие шаги — не плод его больного воображения. И что с этим делать, он не знал.