Лисья нора

В школу на самом деле нагрянули агенты ФБР. Каменные лица и выглаженные костюмы должны были, видимо, вдохновить на сотрудничество, но Какёин опять чувствовал себя так плохо, что едва всё это оценил. Его всё же «допросили» одним из первых, как последнего — не считая её отца — человека, который видел Лану. Им он почти слово в слово повторил то же, что сказал шерифу. Его помятый вид, зеленеющие синяки на лице и круги под глазами явно не вызвали у агентов доверия. Какёину уже было всё равно, он-то точно знал, что они зря тратят время на разговоры с ним. К слову, со дня пропажи Ланы Нориаки не видел в школе Гайла. Тот словно испарился или куда-то спрятался, но что-то подсказывало, что к этому приложил руку шериф Лэнс. Явно не смог спустить ублюдку попытку изнасилования своей дочери. Тем более вскоре она пропала… Хотя Какёин сильно сомневался, что Гайл к этому причастен. У него из головы не выходила та тень, которую они вчера увидели на записи. Наверняка агенты ФБР уже были в курсе, поэтому он не стал об этом говорить. Всё же разговор с ними его ещё больше вымотал и заставил мысленно вернуться в то время, когда проблем было значительно меньше. Кошмары этой ночью снова изнурили его, выжали досуха, вдоволь накормили страхом. Не было больше сил рассуждать о чём-то важном. Какёин даже не брался думать о той отломанной ветке, хотя с утра выглянул в окно и убедился, что нечему было царапать стекло с той стороны. Может, это было побочным от постоянных кошмаров. Психика — вещь весьма хрупкая. — Ты написал, что что-то расскажешь, — Полнарефф этим утром выглядел чуть бодрее, и Нориаки немного ему завидовал: сам он не мог оправиться так быстро и делать вид, что всё нормально. Они вчетвером собрались у диванчиков на втором этаже и ждали последнего урока. Какёин осторожно поглядывал на Джотаро, с которым они сегодня толком и не говорили. Всё, чего ему сейчас хотелось, — спокойно выспаться. Было бы идеально, если бы он смог отпроситься на ночь и впервые узнать, каково это — обнимать кого-то во сне, но планы на завтра только портили и эту задумку, и настроение в целом. — Мы ведь вчера записи смотрели, — Нориаки подобрался, но почти сразу устало расслабился и откинулся спиной на мягкую спинку дивана, — кое-что увидели. Хорошо, что вокруг никого не было. Какёин не знал, может ли он говорить об этом с кем-то. Ему никто не запрещал, в конце концов, и он постарался рассказать так, чтобы и остальные поняли его смятение. Звучало всё это, как детская страшилка. — Мы с тем парнем из участка так и не поняли ничего, — подвёл он итог, — чушь какая-то. Либо в городе завёлся Флэш, либо я отказываюсь что-либо понимать. — Странно пиздец, — после недолгого молчания Полнарефф всплеснул руками, но, наверное, больше ничего не придумал. Джотаро и Абдул тоже молчали, переваривая услышанное. Нориаки задумчиво скользил взглядом по их лицам и пытался понять, откуда у него взялось это странное чувство, будто он один из четверых чего-то не знает. Раньше такого никогда не было, Какёин доверял каждому из своих друзей, а сейчас впервые ощутил едва заметное напряжение, напоминающее наэлектризованный воздух перед грозой. Недосып и усталость не помешали заметить те короткие взгляды, которыми обменялись Абдул и Джотаро. Какёин, едва всё осознав, с трудом скрыл досаду. Он всё ещё был «новеньким», к нему по-прежнему присматривались, решая, можно ли доверять полностью. И судя по молчанию, выбор был сделан не в его пользу. И так паршивое настроение испортилось окончательно, а язык прижался к нёбу — больше он ничего говорить и спрашивать не собирался. Пожалуй, недоверие от Джотаро задело сильнее всего, и эта очевидная закономерность окончательно добила. Не повезло же ему родиться настолько наблюдательным… Под предлогом скорого начала урока Какёин первым поднялся и ушёл в свой класс. Ему следовало всё обдумать и затолкнуть глупую обиду как можно глубже. Нельзя ведь обвинять людей в недоверии, это его упущение… Нориаки вздохнул и погладил ладонью больное колено. Было бы проще, если бы месяц назад он обошёл курилку стороной. На улице снова пошёл снег, мелкой крупой укладываясь на мокрый асфальт. Какёин на занятиях по истории искусств всегда сидел возле окна и сейчас смотрел, как зима вытесняет осень до следующего года. Тоска вязкой слизью просачивалась всё глубже, и пришлось признать, что самовнушение ни черта не работает. Недостаточно сказать себе, что его не должно это так задевать. Нориаки флегматично отметил приход преподавателя и снова уставился в окно. Полезнее было бы подумать о чём-нибудь другом. В памяти, как назло, ничего приятного не нашлось, что не касалось бы Джотаро или остальных. Зато о чёртовой ветке он снова вспомнил — пришлось признать, что уезжающая на всех парах крыша его волнует куда меньше, чем должна. Вся эта чушь не давала покоя, и Какёин решил, что для него одного проблем как-то многовато. Он вспомнил и о ключе, который так и лежал в ящике его тумбочки. Сегодня мамы не будет дома до самого вечера из-за завала на работе, и Какёин решил, что это лучшее время, чтобы залезть на чердак. Если этот маленький ключ, конечно, от него. Стоило поставить точку хотя бы в этом. Нориаки знал, что ничего примечательного на чердаке не найдёт. Может, всякое старьё и давно забытые вещи, может, среди них даже будет что-то интересное, но особых надежд он не строил. Каждый раз он забывал спросить маму о кое-чём важном, вроде того, почему в доме нет никаких фотографий его родни. Все остальные переживания напрочь вытесняли всё незначительное, но кажущееся важным. Если повезёт, то на чердаке он и найдёт какой-нибудь фотоальбом и наконец узнает, как выглядели его бабушка и дедушка, которых он совсем не помнил. Нориаки думал обо всём этом, изредка включался в реальность, где шёл урок, но быстро ускользал обратно в себя, изо всех сил стараясь игнорировать противную тяжесть в груди. Время, издеваясь, ползло непростительно медленно. За окном ветер гонял снежную крупу по асфальту, не позволяя ей улечься, и Какёин знал, что снаружи чертовски холодно, а домой ему хромать пешком. Мама просто не сможет его забрать. Колено в очередной раз подпортило ему жизнь, но к этому уже следовало привыкнуть. Звонок с урока заставил вздрогнуть. Какёин торопливо переписал в тетрадь домашнее задание с доски и быстро собрал свои вещи. Он старался думать только о том, как придёт домой, поест и полезет искать новые приключения. Будто старых ему совсем не хватало. Единственное, что в этот день имело хотя бы отблеск хороших новостей, — нога болела меньше. Может, всё было не так плохо, как казалось ещё вчера, и хотя бы костыли ему не грозят. Он почти не хромал, однако понимал, что абсолютно любая мелочь теперь могла отравить ему всю оставшуюся жизнь. Почему-то вспомнился совет хозяина художественной лавки. Какёин обязательно будет внимательно смотреть себе под ноги. Со временем он совсем забыл об этом странном старике. У шкафчиков Нориаки ожидаемо столкнулся с Джотаро, которого видеть одновременно и хотел, и не хотел. Ему следовало ещё подумать и решить, как себя вести дальше, принять и проглотить недоверие к себе. — Мы идём? — Джотаро не стал утруждать себя пояснениями. — Что? — Какёин удивлённо заглянул в голубые глаза, ненавидя своё ёкнувшее сердце. — Ты меня позвал вчера. Тут-то Нориаки наконец понял, о чём ему говорят, и поджал губы, не понимая, как мог забыть об этом. Провести вместе время, поговорить, возможно, снова пойти в разнос, как той ночью в его комнате, — это то, что он планировал вчера. Кто же знал, что сегодня утром всё то, чего так хотелось вчера, станет только тяготить. — Да, пойдём, — вразрез со всем, о чём он только что размышлял, выдал Какёин и вздохнул. И как только у Джотаро получилось сотворить с ним такое? Всё это совсем не подняло ему настроение. Они вместе вышли из школы, и Нориаки в очередной раз отметил, что многие студенты ведут себя так, будто ничего не произошло. Даже агенты ФБР для многих оказались лишь временным напоминанием о чём-то неприятном. Во всяком случае, к поискам почему-то перестали подключать других учащихся. Какёин этого решения не понимал, но поделать ничего не мог. Сам он, пожалуй, уже смирился с любым исходом. С каждым днём надежда на хороший финал таяла всё быстрее: самое важное время — сорок восемь часов — уже минуло, и теперь все вокруг будто убедились, что всё это закончится так же, как и год назад. И как два, три, четыре года назад. Какёин понял, что уже физически не может об этом думать. В курилке их уже ждали Полнарефф и Абдул. Ещё на подходе стали слышны их негромкие голоса, а воздух вокруг пропитался химозным фруктовым дымом, который был не в силах разогнать даже ветер. Джотаро вынул из кармана свой неизменный «Парламент», и хоть какая-то стабильность в этом круговороте дерьма немного успокоила. Нориаки устало ссутулился, даже не пытаясь влезть в разговор. Последнее, чего хотелось, — что-то обсуждать. Ему вообще показалось, что, увидев их, Абдул и Полнарефф резко сменили тему. Хотя это уже дурно пахло паранойей. Хорошо, что никто уже не спрашивал о его настроении, привыкнув, что последние дни оно стабильно плещется в луже. Только Джотаро на него всё поглядывал своими голубыми глазами и дымил свою вонючую дрянь. Нориаки немного мутило то ли от дыма, то ли от усталости, то ли от всего разом. Он всё удивлялся, откуда находит силы на эмоции и все переживания, как вообще ещё с ног не свалился. Внутренний стержень, может, и надломился уже давно, да только не сломался. «То, что не убивает, точно добьёт позже». — Лисонька, ты чего совсем скис? — Полнарефф отбросил щелчком пальцев окурок далеко в сторону и подошёл ближе, проникновенно заглянув в глаза. Кажется, Какёин поспешил с выводами, что на его настроение перестали обращать внимание. Уж кто-кто, а Жан-Пьер никогда не замалчивал то, что его беспокоит. Нориаки ему даже завидовал. Он вот не мог просто открыть рот и сказать, что его задевает недоверие, хотя всю жизнь считал себя прямолинейным и смелым. — Да как-то весёлого мало, — Какёин вяло пожал плечами, мечтая оказаться где-нибудь ещё. Светло-голубые глаза Полнареффа порой смотрели слишком остро, будто желая вспороть его оболочку и заглянуть как можно глубже. — Я в норме, просто устал. Не ложь — почти-правда. Совесть не сочла нужным проснуться или хотя бы заворочаться. Он ведь правда устал так, что впору было содрать с себя шкуру, однако ни о какой «норме» и речи не шло. Но об этом он решил не рассказывать ни одной живой душе. Рано пока было трубить о том, что ментальное здоровье его почти покинуло. Неловко было оттого, что о нём так пекутся, хоть и по-прежнему приятно. Какёин как-то ненавязчиво провёл параллель и успокоился — он своим друзьям тоже многое не рассказывал. И дело тут было вовсе не в доверии. Некоторые вещи просто стоило оставить при себе. Разве что ситуации были разными… Нет, до конца успокоиться не получилось, всё ещё было неприятно на душе. Разошлись они как-то неловко. Джотаро пристроился рядом и шёл себе молча, засунув руки в карманы штанов. Холод наконец одолел и его: он сменил свою чёрную кожанку на чёрную куртку. А вот фуражку оставил, маниакально желая простыть или подхватить какую-нибудь заразу. Какёин взял на себя смелость мёрзнуть за них двоих. — Что случилось? — после некоторого обыкновенного молчания Джотаро чуть придвинулся ближе. И, похоже, даже попытался заглянуть в глаза. — Ничего, — Нориаки удивлённо ответил на прямой взгляд. Дурацкое сердце опять ёкнуло, а потом забилось быстрее, разгоняя кровь по телу с завидным упорством. И вовсе не ото лжи, которая только что вырвалась наружу. Вот теперь совесть всё-таки проснулась и недовольно его пихнула. Какёин втянул ледяной воздух в лёгкие. — Давай дома поговорим. Джотаро кивнул. Нориаки как-то и не задумывался, что кто-то тоже может замечать малейшие изменения в его настроении и улавливать каждую мелочь. Неудивительно, что таким человеком в его жизни стал именно Джотаро, но всё равно было немного дико. Какёин всю жизнь считал, что отлично умеет себя контролировать. Однако в последнее время он от этого очень устал. Всю оставшуюся дорогу они молчали, и в этот раз отчётливо чувствовалась недосказанность. Какёин кусал нижнюю губу, смотрел себе под ноги и чуть хмурился. Чёртов холод пробрался под одежду, просочился под кожу и выморозил изнутри. Хорошо, что Джотаро такой молчун. Открывать рот и выпускать последнее тепло — последнее, что ему было нужно. Крыльцо у дома скрипело то ли всегда, то ли начало недавно. Какёин в который раз задумался, что скоро этот дом развалится под тяжестью времени и рухнет им на головы. Но внутри хотя бы было теплее, и за это можно было простить любые скрипы и шорохи. Нориаки вдохнул тёплый воздух, проследил за тем, как Джотаро захлопывает дверь за ними. На мгновение они встретились взглядами, но Нориаки отвернулся и принялся стягивать верхнюю одежду. Не так давно у мамы проснулось вдохновение привести дом в относительный порядок. Ему требовался основательный ремонт, на который пока не получилось наскрести желания, и вместо поклейки обоев или штукатурки потолков мама ограничилась интерьером. Всё старое и страшное отправилось к остальному старому и страшному в подвал, и все поверхности потихоньку занимали новые вещи. Стало уютнее. Из холла Нориаки сразу прошёл на кухню. — Ты есть хочешь? — он ударил по кнопке включения на чайнике и замер, спиной чувствуя, что Джотаро подошёл ближе. Настолько ближе, что его дыхание пошевелило волосы на макушке. Джотаро чуть навалился на него сзади и заставил прижаться к кухонным шкафчикам, а после отрезал любые пути к отступлению, опустив руки на столешницу по обе стороны от его бёдер. Нориаки сглотнул и коротко зажмурился, ощутив обжигающее тепло от выдоха на своей шее. Колкие мурашки пробежались вдоль хребта и скопились на пояснице. Это было слишком. Желанно и горячо, так ярко, что задрожали колени. Нориаки резко развернулся и сразу захлебнулся запахом мелиссы и спелых апельсинов. Джотаро стоял так близко, что закружилась голова. — Поговорить хочу, — Джотаро наклонился ещё ближе, заставляя Какёина втянуть голову в плечи. Он беспомощно уставился в голубые глаза и теперь понял, что просто замять ситуацию не получится. Он-то думал, что просто промолчит, придумает, как разрядить атмосферу… А вышло всё совсем иначе. Какёин вздохнул, поджал губы и постарался не обращать внимание на бьющееся сердце. Джотаро поднимал в нём столько чувств, пробуждал такой ворох эмоций, что оставаться безучастным больше не получалось. — Давай поговорим, — Нориаки тяжело дышал, наслаждаясь свежим запахом и ненароком гадая, где Джотаро нашёл такой гель для душа. Чем дольше они стояли вот так, едва друг друга касаясь, тем сильнее хотелось послать все разговоры к чёрту. Обхватить лицо ладонями, притянуть к себе, поцеловать, сжать зубами пухлую нижнюю губу, вкладывая в укус всю свою обиду, — такие животные желания. Джотаро отсутствие инициативы в разговоре с его стороны явно не понравилось. Какёин специально не стал ему помогать с обличением мыслей в слова. Пусть учится. — Что-то случилось? — проблеск обеспокоенности в его глазах покоробил, и пришлось признать, что в этом одностороннем противостоянии он изначально был обречён на проигрыш. Нориаки не мог бороться с тем, что чувствует к Джотаро. Но оказалось очень трудно произнести вслух то, что крутилось в голове. Может, ему тоже следовало поучиться говорить о самом важном. — Ты хочешь, чтобы я был с тобой откровенен? — Какёин сдался, но не до конца. Сдался он не Джотаро, а себе. Задушил упрямство и гордость, которые мешали сказать, что его заботит и… обижает. Джотаро кивнул. — Тогда тоже будь со мной откровенен. Я ведь не слепой. Непонимание на лице Джотаро было таким очевидным, что Какёин фыркнул и отвернулся. Как, оказывается, сложно бывает просто поговорить. Особенно в том случае, когда оба не честны друг с другом. Нориаки очень хотел бы стереть всю эту дрянь из их… отношений, но понимал, что в одиночку этим заниматься бессмысленно. Если Джотаро сейчас пойдёт на попятную и решит и дальше хранить секреты, то всё может просто рухнуть, не успев начаться. — Вы что-то знаете и мне не говорите, — Нориаки снова посмотрел ему в глаза, следя за малейшими изменениями в мимике, но Джотаро от его слов будто окаменел, — не доверяете. Я знаю, что прав. Я бы не стал об этом говорить и молча переварил, но ты сам настоял. Он замолчал. Джотаро ощутимо напрягся и отвёл взгляд в сторону, и повисшая тишина зазвенела в ушах. Совсем рядом закипал чайник, сердито бурля водой. — Это… — наконец начал Джотаро как раз в тот момент, когда Нориаки уже не ожидал услышать хоть что-нибудь, — это не то, — теперь в его глазах ясно виделась тревога, — я доверяю тебе. Джотаро нахмурился и с какой-то затаённой эмоцией смотрел ему в глаза. Какёин хотел ему напомнить, что, к сожалению, телепатией не обладал, но предпочёл промолчать. Он видел, что Джотаро ему не лжёт, видел эту кричащую искренность и не понимал, что им делать. Нориаки покачал головой и отвёл взгляд. — Я не понимаю, — прошептал он. Чайник с щелчком замолк. Внезапно Джотаро обхватил его лицо руками и приподнял. Его мягкие губы коснулись лба, и от этой внезапной нежности Какёин вздрогнул и обхватил его ладони своими, прикрыв глаза. Что-то глупое и неуместное вертелось на кончике языка, с трудом сдерживалось и почти душило. — Я расскажу тебе, — Джотаро прижался к его носу своим, — мы расскажем. Обещаю. Просто… просто подожди немного. — Да что за тайна такая? — Какёин сам прижался ближе, обнял за талию и сцепил руки на пояснице. Ему было уже всё равно на эти секреты — обещание ласково обернуло душу и задушило обиду. Джотаро не ответил. — Ладно, храни свои секреты. — Ещё слишком рано, чтобы цитировать «Властелин колец», — лёгкий смешок опалил ухо. Какёин задрожал от мурашек и тихого восторга. Удивительно, какой скачок способно сделать настроение за какую-то минуту. Сейчас думать о чём-то плохом казалось просто невозможным. Весь клубок переживаний распустился, временно, конечно, но облегчение окрылило. — Для этого никогда не бывает рано, — Нориаки улыбнулся, а после смело подался вперёд, делая то, о чём мечталось все эти два дня, — поцеловал. И за нижнюю губу укусил, несильно, но ощутимо, чтобы Джотаро не расслаблялся. Вообще рядом с ним почему-то хотелось кусаться и посылать к чёрту любой проблеск здравого смысла. Какёин с нажимом провёл ладонями по спине Джотаро, наслаждаясь теплом его тела и твёрдостью мышц под пальцами. Джотаро прочесал его волосы и потянул за пряди назад, заставив запрокинуть голову. Горячий язык скользнул в рот, и Нориаки тихо всхлипнул. Удовольствие мягкой волной прокатилось по телу, прогрело изнутри до трепета в груди. Было так хорошо, что даже не верилось в реальность происходящего. Они учились друг на друге, не чувствуя и толики неловкости, когда сталкивались зубами или носами. Нориаки отстранился на мгновение, чтобы заглянуть в любимую лазурь глаз и удивиться тому, как почти всю радужку сожрал зрачок. — Чай, — невпопад выдал Джотаро, и Какёин пьяно усмехнулся, кивнув. Но расцепить руки и отпустить друг друга оказалось очень сложно. Они так и стояли, прижавшись вплотную, и Нориаки удивлялся тому, что почти не чувствует смущения. Долгие поцелуи — отличное лекарство от плохого настроения. Наверное, стоило принимать его чаще. Какёин, облизывая губы, всё же отстранился и достал им кружки. А после и в холодильник залез, чтобы достать сковороду с рагу. Джотаро явно никогда не морил себя голодом, а вот Какёин ничего не ел со вчерашнего вечера. Он даже спрашивать не стал, просто принялся выкладывать еду на две тарелки, краем глаза наблюдая за тем, как Джотаро делает им чай. В свою кружку он высыпал чуть ли не половину сахарницы, а потом замешкался, бегая глазами по столешнице. — Где твой мёд? — Джотаро недовольно хмурился. Нориаки прыснул и засунул первую тарелку в микроволновку. Он молча залез в верхний кухонный шкафчик и достал баночку. Джотаро наградил её таким взглядом, словно ему протягивали огромного живого таракана. Какёин знал, что мёд Джотаро просто не любит, но каждый раз было забавно наблюдать за выражением его лица. Всякие глупости залезли в голову без приглашения. Какёин поймал себя на том, что всерьёз рассуждает, будет ли Джотаро приятно с ним целоваться после мёда. Всё же медовый запах был резким и не перебивался быстро. И терпкий вкус… Впрочем, Какёин уже давно мирился с сигаретами и их запахом. Когда еда разогрелась, они сели рядом и синхронно замерли, уставившись друг другу в глаза. Какёин мысленно уговаривал себя перестать терять удары сердца и хоть немного успокоиться, уже придумывая, как занимательно они могли бы провести время в его комнате. У них было целых три часа до прихода матери. — Приходи ко мне завтра, — Джотаро всегда говорил что-то неожиданно и часто выбивал своими словами из колеи. — У меня завтра врач с утра, — Нориаки погрел пальцы о свою кружку, раздумывая над приглашением. Он не видел ни одной причины для отказа, наоборот, одни лишь плюсы: сможет выспаться, забыть о кошмарах на целую ночь, а совместная ночёвка теперь обещала быть… интересной. — Ближе к вечеру я смогу, — Какёин уверенно кивнул, глядя в голубые глаза, — только, пожалуйста, предупреди Холли-сан заранее. Джотаро кивнул. Они поели в уютной тишине, и Какёин действительно ощущал полное умиротворение. Его перестали заживо сжирать все переживания, заглохнув, словно уменьшившись, и это чувство хотелось удержать в себе надолго. Нориаки знал, что уже этим вечером они скопом на него навалятся, вся тревога вернётся, но пока он наслаждался временной свободой. Может, ему легче удалось всё это пережить, если бы он всерьёз воспринял все знаки, которые раньше предпочитал не замечать. Если бы Какёин набрался смелости раньше, то у них с Джотаро всё могло произойти быстрее. До этого казалось вероятнее встретить единорога, чем попробовать взаимность на вкус. Нориаки собрал со стола тарелки и принялся их мыть. Джотаро мелькал рядом, заставляя придурочно улыбаться. Стоило выключить воду, как его талию обхватили широкие ладони. Какёин замер. — Пойдём наверх, — голос отчего-то дрогнул. Нориаки развернулся и ухватил Джотаро за запястье, а после утянул за собой. Хорошо, что колено перестало выстреливать болью от любой ступеньки. В груди долбилось сердце так, что стало жарко. Нориаки вело почти так же, как тем вечером, когда они вчетвером напились настойки у Абдула дома. Джотаро же чуть не сбил его с ног, случайно врезавшись всем телом на тёмной лестнице. Какёин только посмеялся. В его комнату они ввалились довольными и, кажется, счастливыми. Джотаро сразу прижал его к себе, порывисто поцеловал в губы, подталкивая к кровати. Что-то горячее прошибло тело, и игристое возбуждение смешалось с кровью. Нориаки упал на кровать и утянул Джотаро на себя, впутал пальцы в тёмные мягкие волосы, сбил с головы дурацкую фуражку. Большое, сильное тело, желанное и горячее, прижало его к матрацу, и Какёин с восторгом провёл ладонями по спине, перешёл на твёрдый живот, скользнул вверх по груди, изучая. От его прикосновений Джотаро глубоко и порывисто дышал, но продолжал вылизывать его рот, и выдернул рубашку из школьных брюк, пробрался руками к обнажённой коже живота и обжёг её теплом. Какёин разорвал поцелуй, замирая. Пальцы, обхватившие лицо Джотаро, дрожали от возбуждения и волнения. Наверное, им стоило притормозить — ширинка уже больно давила. Джотаро внезапно уткнулся носом ему в шею. — Блядь, — пробасил он. Сейчас Нориаки уже осторожнее и нежнее погладил его по волосам. Ему было удивительно хорошо, настолько, что неожиданный прилив сил едва не утопил. Какая-то незнакомая энергия била ключом, и казалось, что любые проблемы ему уже никогда не будут страшны. — Знаешь, — Какёин решил отвлечь их обоих, — когда мы встретились, я решил, что ты натурал. — Я о тебе то же самое думал, — Джотаро приподнялся на локтях. Немного забавно было обсуждать это сейчас, лёжа друг на друге. Какёин улыбнулся шире. — Я гей, — он впервые сказал это кому-то вслух, но не ощутил никакой тревоги. Ситуация к этому как-то не располагала. Джотаро тоже улыбался, и Какёина разрывало оттого, какой он красивый. — И ты мне с первой встречи понравился. Это признание тоже не оставило и флёра беспокойства. Уж точно не после того, что только что было. Это было вовсе не то признание, которое пока следовало придержать. Симпатия к Джотаро уже давно выросла и расцвела, превратившись в самую настоящую первую любовь. Но об этом он пока говорить не будет. Рано ещё. — Ты мне тоже, — Джотаро уронил голову ему на грудь, чуть сдвинувшись вниз. — Ты так мило смущаешься, — Нориаки усмехнулся. Джотаро громко цыкнул и резко просунул руку ему под поясницу и стиснул ягодицу. Какёин вздрогнул и изумлённо уставился в потолок. «Охуеть не встать», — подумал он. Некоторое время они лежали неподвижно — Джотаро грел дыханием ему живот, а Нориаки перебирал его волосы. В голову снова лезли какие-то глупости, в том числе и то, о чём он думал пару часов назад. Вспомнились собственные планы на время, пока мамы не будет дома. — Не хочешь приключений? — Нориаки ногтями почесал кожу головы, и Джотаро так потянулся за этим прикосновением, что губы сами растянулись в улыбке. Он специально сформулировал так, прекрасно помня, что именно приключений хотелось Джотаро пару дней назад. — Каких? — глухо раздалось в ответ. — На чердак подняться хочу, — Какёин скосил глаза на тумбочку, — ни разу там не был. Он не стал рассказывать всю историю. Про ложь матери, которую он явственно почувствовал, про чёртов ключ и всю ту чертовщину, тянувшуюся шлейфом за ним уже давно. Какёин не был уверен, что вся эта чепуха вообще стоила внимания. Наверное, он уже перестал доверять себе. Джотаро приподнялся на локтях и пригладил растрёпанные волосы ладонью. Его сонный и помятый вид нагонял на Нориаки странные желания, которым он противиться не стал — сам сполз пониже, поцеловал, обхватил Джотаро за плечи, а после надавил, заставив перевернуться на спину. Одного Какёин не учёл — ширину собственной кровати. Из-за его пакости Джотаро едва не свалился на пол. — Прости, — он зажал рот рукой, изо всех сил сдерживая смех и одновременно пытаясь вытянуть Джотаро обратно на кровать. Тот только брови недовольно свёл. Какёин счёл невозможным бороться со своими желаниями и потому уселся ему на бёдра. — Ну и ну, — у Джотаро на самом деле покраснели щёки. Какёин довольно провёл пальцами по его животу, наслаждаясь каждой секундой. Он почти решил, что тут, на кровати верхом на Джотаро, было куда интереснее, чем на тёмном, пыльном чердаке. Здесь было тепло, томно и волнительно, и Джотаро своим смущением так и напрашивался на что-нибудь особенное. Какёин не знал, откуда это взялось, но внутри выплясывали черти. Хотелось вытворить что-нибудь такое, чтобы маска невозмутимости на красивом лице наконец полностью растрескалась и осыпалась. Кажется, в его глазах что-то такое отобразилось, потому что Джотаро резко сел и руками прижал его к себе. — Пойдём на чердак, — доверительно проговорил он в ухо. Какёин специально поёрзал, усмехаясь, но кивнул, хотя двигаться не хотелось. В крепких объятиях он успокоился, пригрелся и зевнул. Сытость тоже сыграла свою роль, и теперь хотелось спать ещё сильнее. Какёин вздохнул и поднялся на ноги. В тумбочке маленький ключ почти затерялся среди других вещей, и сначала даже показалось, что его нет в ящике. Но вскоре ледяной металл обжёг пальцы. Стоило взять ключ в руку, и Нориаки охватила неясная тревога. Отчего-то ему совсем перехотелось лезть на чердак. В этот раз он не стал прислушиваться к себе. — Ну, пойдём, — он обернулся на Джотаро, который всё ещё сидел на кровати. Нориаки первым вышел в тёмный коридор и дошёл до люка на потолке. Он озирался по сторонам, ища что-нибудь, на что можно встать: даже Джотаро не хватало роста, чтобы дотянуться до замка. Пришлось вернуться в комнату и выкатить своё кресло. Джотаро придерживал его за спинку, чтобы колёсики не скользили, пока Какёин боролся с замком. Маленький ключ наконец вскользнул в скважину. Понадобилось всего два поворота, чтобы замок открылся, и Какёин его быстро отцепил и сунул в карман брюк. Он потянул за кольцо на крышке люка и опустил её, из-за чего ему прямо на лицо упала тонкая дряблая верёвка. Какёин слез с кресла и ногой отодвинул его в сторону. Они с Джотаро переглянулись и вместе потянулись к верёвке. Вскоре лестница с грохотом выдвинулась и шлёпнулась об пол. Почему-то поднялся клуб пыли. Из открытого люка смотрела тьма. Нориаки вздохнул и поставил ногу на дряблую перекладину деревянной лестницы. Неизвестно, сколько лет назад кто-то в последний раз открывал этот люк. Но… кто-то ведь его запер. Смутно представлялось, что это могла сделать его бабушка, ведь ей было больше семидесяти лет, когда она умерла. Значит, чердак всё-таки заперла мама? Деревянные перекладины под ногами возмущённо скрипели и грозились вот-вот надломиться, но Какёин упрямо поднимался вверх, всё явственнее ощущая запах пыли, влажности и затхлого воздуха. На самом верху пришлось импровизировать: несколько последних перекладин были выбиты. Он подтянулся на руках и почти вывалился на грязный пол. — Осторожнее, лестница хрупкая, — это он сказал, высунув голову в люк. Джотаро серьёзно ему кивнул. Какёин на самом деле переживал: Джотаро был куда тяжелее. Нориаки вдохнул и выпрямился, поднимаясь на ноги. Единственное окно почти полностью закрыли ветки старого дуба, не пропуская свет, и было очень темно. Какёин не сразу понял, что он видит, но когда понял — изумлённо замер, прирос к дощатому полу и немного накренился. Правое колено впервые за несколько дней выстрелило такой болью, что обе ноги подогнулись. Нориаки осел на пол, с ужасом оглядывая знакомую до последней тени картину. Скрип за спиной стих. — Нориаки? — Джотаро тронул его за плечо. — Это то… то место, — Какёин широко распахнутыми глазами уставился в пространство. Он не мог поверить, не мог даже осознать происходящее. — Из моего кошмара. Это оно мне снится. Покосившийся карниз, треснувшее стекло в облупившейся оконной раме, дряхлый стул в тёмном углу, кривые тени, оглушающая тишина… Какёин смотрел на стул и всё ждал, когда тот начнёт качаться. Воображение по памяти нарисовало тёмный сгорбленный силуэт. — Пойдём отсюда, — Джотаро подхватил его под руки и заставил подняться на ноги. — Но как? — Какёин резко к нему обернулся. — Я никогда здесь не был. Никогда не видел этот чёртов чердак! Я… Голос сорвался, и Нориаки обхватил себя за плечи, опять разворачиваясь. Он знал, помнил тот звук, с которым потрескавшиеся от времени тонкие ножки стула отрываются от пола. Помнил скрип сиденья, помнил стук веток в окно… И вспомнил. — Нет, — тихо прошептал он, — я был здесь. Очень давно, когда приехал с мамой в этот город на лето. Я всё гадал, почему она меня больше никогда не брала с собой. — Почему? — Джотаро обхватил его руками и прижал к себе. Не помогло. — Из-за бабушки, — Нориаки всё смотрел на пустой стул, — я забрался на чердак. Она напугала меня, сказала что-то… Но я не помню что. Она сидела на этом стуле и раскачивалась, что-то бормотала. Мама говорила мне, что бабушка чем-то болеет. Джотаро… — Пойдём отсюда, — куда твёрже заявил тот и закрыл спиной обзор, — спускайся. Какёин нервно кивнул. От внезапно вспыхнувших в голове воспоминаний мутило. Он не понимал, как мог забыть об этом. Он вообще теперь мало что понимал. Его кошмар обернулся давно забытой реальностью, и что со всем этим делать, Какёин не знал. Не получалось вспомнить, что такое ему сказала бабушка, даже её саму он так и не вспомнил — лишь мутный образ, как на старой выцветшей фотографии. Он едва не навернулся с лестницы и услышал, как сверху чертыхнулся наблюдающий за ним Джотаро. Колено отчего-то опять заболело, и эта боль въелась в мышцы, расползлась по ноге до противной дрожи и холода на ладонях. Ледяные пальцы принялись массировать виски. Какёин сам себе напоминал загнанного в угол зверя. Он не знал, какое ещё адекватное объяснение сможет придумать и сможет ли вообще. Усталость с новой силой надавила на плечи. Джотаро закрыл люк за собой, молча вытащил замок из его кармана и снова запер чёртов чердак. Какёин бы предпочёл замуровать этот люк к чёртовой матери и заново обо всём забыть. Вычеркнуть из памяти то, как больно стискивала бабушкина рука кожу на предплечье, как он пытался вырваться, как почему-то заплакал от страха. Сколько лет ему было? Семь? Восемь? В этот день больше не хотелось ни разговоров, ни поцелуев, ни чьей-либо компании. Нориаки просто желал остаться один и подумать. Если не сможет вспомнить всё до конца, то хотя бы попытается забыть. Джотаро его настроения не разделял и просто за руку утащил в комнату, усадил на кровать и опустился перед ним на корточки. — Нори, — он впервые назвал его так, — всё хорошо. Мы с этим разберёмся. Слишком многое произошло так быстро, — это он сказал будто и не ему, — в воскресенье мы соберёмся у Абдула дома, и ты всё поймёшь. — Что? — Какёин совсем утратил суть разговора. Он ощущал себя непроходимо тупым. — Что ты знаешь? — В воскресенье, — с нажимом ответил Джотаро; его взгляд беспокойно метался по лицу Нориаки, — поверь мне. Какёин уставился ему в глаза. Происходящее окончательно утратило хоть какой-то смысл. Усталость насильно опустила веки и вдавила тело в матрац. Джотаро ласково провёл ладонью по его лицу, коротко прижался губами ко лбу. «Как покойника целует», — от этой мысли дрожь снова пробила тело. Какёин не мог больше ни о чём думать, не мог прийти в себя. Он-то думал, что все секреты Джотаро и остальных не должны его сильно волновать. Ошибся. В последнее время он только и делал, что ошибался. — Я устал. — Я знаю, — Джотаро сел рядом и обнял его. — Скоро всё кончится. Какёин по-прежнему не понимал, о чём Джотаро говорит, но ему очень хотелось в это поверить.