А вот и Энтони!

Жил-был на свете один пригожий молодой человек с лисьими лапками — великий и ужасный Энтони Чан, изобретатель заклинаний, друг вампиров и детей, а также — главный герой этой волшебной истории на полставки. Энтони Чан обитал на самой окраине деревни с труднопроизносимым названием (Синьбанчжан, если кто не помнит) в светлом и счастливом Вуконге, провинция Пушань, и работал он волшебником. Погодите восхищаться, любители магических академий и Избранных всех сортов! Знаете, работа волшебником — самая неблагодарная после учителя и врача, и Энтони Чан с лихвой вкусил все ее «прелести». Избранностью тут и не пахнет — разве только чувствуешь себя противонаучным гибридом конвейера и феи-крестной. Работа с людьми вообще одна из самых тяжелых, будем честны друг с другом. Все жители деревни регулярно наведывались к Энтони Чану с каким-нибудь вопросом, и этот вопрос непременно нужно было решить, и как можно скорее. А ведь вопросы все разные! То лиса-оборотень в капкан попадется и все руки искусает, а вдруг она еще и бешеная, тоже проблема, то призрак внезапно вселится в сушащиеся на веревке штаны и как начнет отплясывать джигу, пугая беременных женщин и детей, то родовое проклятие проявит себя, и гадай, что может его снять, а бывает, что приходится идти в другую деревню во главе каравана мертвецов! Обычаи Вуконга, они такие. Про гадания и расчет благоприятных дат для важных событий я вообще молчу. В общем, полно работенки. И, не взирая на все это безобразие, Энтони Чану жилось хорошо, пусть и не припеваючи, даже несмотря на все бурные приключения и невероятные страсти, разыгравшиеся в его любимой деревне, которую он поклялся защищать на своем персиковом мече. Все шло очень неплохо, даже несмотря на орду тараканов-монстроидов, заполонивших сей населенный пункт, призрачную девицу, охомутавшую верного его ученика и едва не утянувшую его к себе в могилу, какие-то подозрительные лисьи знаки, намекающие на близкое родство, и мерзких хунвейбинов, написавших на него не менее мерзкое дацзыбао. В конце концов, все пригожие молодые люди с лисьими лапками умеют справляться с проблемой почти любого сорта. Все было очень даже неплохо ровно до того дня, когда Энтони Чан получил письмо от своего дражайшего наставника, вдоволь насмотревшегося на его художества, прочитал его, выяснил, что его вызывают в суд отвечать за свои шалости, а после этого напился вдрабадан, а потом играл весь день с вампирами в маджонг на камни, к тому же бессовестно жульничая. Когда Энтони Чан протрезвел и отмучился похмельем, перед ним остро встал вопрос о суде, на который его вызвал его любимый учитель — ведь адвокаты даосам не положены, и, скорее всего, Энтони Чан будет по итогам этого судилища освистан и с позором проведен по всей деревне, а потом его просто-напросто выпнут из даосского профсоюза, лишат лицензии на магическую деятельность, переломят его персиковый меч пополам в знак смены профессии, окрестят архипредателем рода людского и выгонят из деревни к шутам, притом не получится переквалифицироваться даже в управдомы. Судьба Энтони Чана висела буквально на волоске. Его единственная надежда на спасение — лисы-оборотни, которые внаглую посылали ему самые разные знаки, отвлекая от дел и заставляя паниковать и параноить. Но это только поначалу. Зов матушки для Энтони Чана оказался той самой паутинкой, по которой можно выбраться из Ада. Но путь до таинственной Лисьей Столицы, чудесного, неевклидового Пуяна, будет не самым простым. Ему нужна команда верных помощников, его друзей, чтобы добраться до своих лисьих родственников с минимальными потерями. И сейчас ему нужно было позарез объяснить своим товарищам, зачем он все утро составлял список нужных в дороге вещей, забыв о завтраке, и собирается направить свои стопы в темный и опасный Могильный Лес, на поиски того, о чем он имеет весьма смутное представление. Но Энтони Чан не терял надежды. Он верил, что его друзья легки на подъем и обязательно помогут ему в его трудном пути. К сожалению, легко и просто бывает только в сказках, да и то не во всех, поэтому Энтони Чан столкнулся с непреодолимыми трудностями. Проще говоря, его друзья отнеслись к идее идти неизвестно куда неизвестно зачем со здоровой долей скепсиса и недоверия. И его ученик был первым, кто высказал свои сомнения. — Учитель, хватит комментировать все происходящее, это действует на нервы, — оборвал меня Дин, следя за тем, как бы не выкипел чайник. — Ты что, сам с собой болтаешь? — Ну ты же не хочешь слушать меня, пусть меня послушают хотя бы другие люди, — отвечал я. Сейчас доем суп и попробую убедить Дина еще раз. Дин же фыркнул и отвернулся к плите. Мне кажется, он стал уже слишком отбиваться от рук. Возможно, я с ним недостаточно строг? Или Пуш слишком сильно вдарил ему по тыкве своей палкой? Тем временем Пушинка, хлюпающий супом, поднял голову: — В Могильный Лес? Энтони, ты совсем сбрендил. Хочешь, чтобы тебе оторвали хвост цзян-ши или разбойники? — Вот чтобы не оторвали, я вас зову как раз с собой, — и я внимательно на посмотрел на своего приятеля. — К тому же, вам будет полезной смена обстановки. — Я так не думаю, — хладнокровно отозвался Пуш и снова занялся супом. Я разочарованно вздохнул. Ну, ничего страшного. Еще ведь не вечер. Раздался свисток — чайник вскипел, и Дин снял его с плиты, чтобы разлить нам всем чай, в этот раз зеленый. Говорят, это полезно для здоровья, а еще отлично справляется со следами похмелья. — Учитель, это же ведь правда, что оттуда нет выхода? — деловито, но с ноткой испуга спросил верный мой ученик. Он был прав в своем предположении — бамбуковый лес растет и меняется так быстро, что найти путь назад уже через четыре часа становится невозможной задачей даже без недружелюбно настроенных обитателей этого злачного места. И это без всякого колдовства. К тому же, там не работает ни один компас, даже зачарованный Ло-Пань, реагирующий на все паранормальное (магнитная аномалия, чтоб ее) и поэтому там абсолютно невозможно предугадать нападение нечистой силы, чем она без стеснения пользуется. Последний мой визит в Могильный Лес, на особо опасную миссию, подарил мне нервный срыв, который я лечил горячительными напитками и БАД-ами от Шаоци, а Пушинке — первый седой волос. — Ну кто тебе такое сказал, — и я с улыбкой потрепал его по макушке. Дин отстранился, забрал у нас с Пушинкой грязные тарелки. На лице его было написано, что он не верит мне ни на йоту. — Братец Чжэньфань рассказал мне, что хотел там когда-то жить. Но потом передумал, когда пришел в нашу деревню. — Я был молодой и глупый, — буркнул Пушинка. — И вообще, хорош говорить об этой дряни за столом. Я вздохнул и дернул лисьим ухом. Уговорить этих двоих — работа почти что непосильная. Нужно искать другие рычаги. Вообще стоит прерваться, пока мои спутники не упекли меня в дом скорби. Кстати о больницах… — Ладно, Дин, Чжэньфань, — молвил я и распушил свой хвост. — Я пойду к Шаоци по делам, поэтому оставляю хозяйство на вас. — Что, и ему расскажешь о своем сне, учитель? — развеселился Дин, на что я только фыркнул, натягивая на лисьи уши «громовую шапку»: — Если понадобится, то и ему расскажу. — Не надоедай ему там слишком сильно, — бросил мне вслед Пуш. — У него и без тебя работы много. Я в ответ отвесил им обоим шутовской поклон и выскочил из дома, оставив их недоумевать, с чего я вообще стал таким странным. Когда я пришел к Шаоци, я увидел своими глазами, как много у него «работы» — фельдшер восседал в своем кресле с чашкой чая и разгадывал числовые головоломки. Как обычно, у него было пусто, играли искаженные детские песенки (к этому вполне можно привыкнуть, равно как и к чудачествам фельдшера), а сам Шаоци посвистывал им в унисон, кажется, даже не заметив, как зазвенел колокольчик над дверью, возвещающий о прибытии посетителей. — Приветы, — и я сел напротив него. — Что, как? Шаоци с перепугу чуть не уронил свои судоку, он ведь даже не слышал мои шаги, и теперь с долей неудовольствия взирал на меня поверх очков для чтения, обиженно поджав губы. — Энтони, — молвил он, откладывая журнал и карандаш. — Оя, ты так меня ошарашил… Что случилось? — А что-то должно случиться, чтобы я захотел увидеть старого приятеля? — заулыбался я и решительно уселся на стул для пациентов: — Рассказывай, как твои дела. — Оя… — растерялся было фельдшер, снимая очки. — Да как видишь… Сегодня пустой день, никого нет. Поможешь мне делать материал? Наверное, было даже видно, как краска сошла с моего в момент скисшего лица. Я отлично знал, что такое «делать материал» — санитарская практика в хирургическом отделении после первого курса моей альма-матер научила меня не только мыть пол и окна, но и сворачивать салфетки из резаной марли и катать шарики из ваты, и все это на медицинском языке называлось «материал». Эти ватные шарики и марлевые салфетки жизненно необходимы на операциях и перевязках, но делать их было настолько монотонным и унылым занятием, что я взбунтовался уже в первые полчаса после того, как мне объяснили, что делать, и выдали валик ваты. Но я знал, что, если откажу своему приятелю, то выдержать его расстроенный взгляд будет непосильным мне испытанием — Шаоци умел смотреть прямо в душу и одним лишь взором упрека заставлять чувствовать себя грешником, которому нет никакого прощения, за которого ни один бодхисаттва ни за что не вступится. Я считал этот прием противозаконным, но сам Шаоци не находил в нем ничего зазорного. — Давай, — согласился я, чувствуя, что другого выхода нет. Шаоци просиял. Мне на колени шлепнулась приличная стопка порезанной марли, и я вздохнул. Впрочем, «делать материал» в компании — не так уж и скучно. Какое-то время мы сидели молча, сворачивая марлю в аккуратные прямоугольники так, чтобы по краям не торчал лохматый край обрезанного. Кончилась одна сторона кассеты с детской музыкой, и Шаоци перевернул ее, после чего вернулся на свое место. — А у тебя что новенького? — поинтересовался фельдшер. Он складывал салфетки гораздо быстрее меня — пока я еле как заканчивал одну своими корявыми пальцами, перед ним лежало уже три готовых. Я поднял на него голову и тихо сказал: — Даже и не знаю, с чего начать, Шаоци. Мне кажется, будто бы я перегибаю с волшебством. Или сплю. Шаоци внимательно посмотрел на меня, и наши взгляды пересеклись. Мне почему-то сразу стало неудобно, будто бы я уже начинаю надоедать всем в округе со своей историей. Фельдшер тем временем потянулся к комоду, включил электрочайник и выжидательно сложил руки на груди. — Ну, Шаоци… — забеспокоился я, закусив губу от волнения. — Все-таки нехорошо грузить проблемами других людей… — Оя… Давай рассказывай, — серьезно молвил мой приятель. — Может, смогу помочь. Как минимум, накапаю тебе успокоительного. Рассказ мой получился сумбурным и спутанным — таково было влияние еще не до конца отпустившего меня похмелья. В повествовании перемешались все события последних трех недель, от тараканов и до окончательной гибели Джейд Ям, и Шаоци слушал меня с напряженным лицом, но не перебивал. Наконец, я закончил все описанием фантасмагоричности своего сна и тяжести утра вчерашнего дня, когда я получил письмо от дяди Кау, напился в ничто и весь день играл с вампирами в маджонг. Тогда Шаоци поднялся со своего места, чтобы разлить нам чай. — Тебе разве нечего сказать? — поразился я, неприятно удивленный реакцией фельдшера на мою эпичную историю. — Ты и вправду хочешь пойти в Могильный Лес? — взволнованно спросил он, поставив передо мной чашку. — Оя… Все-таки не просто так его так назвали. — А у меня есть выбор? — развел я руками. — Это моя последняя надежда уйти из-под обвинения. Моя лисья родня может спасти меня. — Ну… — призадумался Шаоци. — Я вообще удивлен, что в суд позвали именно тебя, а не меня… — Вспомни первопричину, — молвил я, отпивая чай. — Ведь кто увеличил тараканов? Шаоци спрятал невольную улыбку за чашкой ароматного напитка. Я же, чувствуя, как внутри меня тревожно бьют барабаны и стонут флейты, будто я стоял на краю земли, в двух шагах от обрыва, продолжил: — Я полностью признаю свою вину, Шаоци, но мне вовсе не улыбается лишаться лицензии на магию и отдавать меч, чтобы его сломали. Простое «извините» тут звучит как насмешка. — Но ведь если ты убежишь в леса, то тебе повесят еще и уклонение от правосудия, — благоразумно добавил фельдшер, рассеянно обмакивая в чае печенье. — Оя… Так что лучше точно не будет. — Я не бегу в леса, я возвращаюсь домой, — нахмурился я. Ну как он не понимает? Я для кого объяснял все добрых пятнадцать минут? — Мой настоящий дом — Пуян, а не это захолустье. Шаоци посмотрел на меня с сочувствием, будто я сморозил откровенную глупость. Это оскорбило меня, и я прищурился. — Это не глупость, Шаоци. Пуян существует. Я видел его противоестественную геометрию, и меня приветствовали, будто героя. Шаоци ничего мне не ответил — на его лице блуждала привычная бессмысленная улыбка, темные глаза будто потеряли свет, и я упер в него свой настойчивый взгляд. — Ну же, скажи хоть что-нибудь! — потребовал я. — Хоть даже то, что я дурак! Что мне это привиделось во сне, и я, как последний идиот, надоедаю людям. Ну же, Шаоци! Наконец он заговорил. Речь его была медленна, спокойна, и я даже замер с чашкой чая у открытого рта. — Оя… Энтони… Лисья Столица реальна, — отозвался фельдшер и выудил печеньку из чая, у которой предсказуемо отломился мягкий край и упал прямо в кружку. — Минареты, эркеры, сияние… Это она. Но истинные намерения твоей родни все еще не ясны. Где гарантия, что тебя и в реальности встретят как героя? Я, только намерившийся вступить в полемику и разнести все аргументы Шаоци по кирпичикам, стушевался, опустил кружку и закрыл рот. Фельдшер говорил правду. Или что-то похожее на правду. Это меня обескуражило, и я в момент потерял свой агрессивный запал. Конечно, Шаоци личность неординарная, но все время работы в Синьбанчжане я считал себя главным спецом по всякой паранормальщине. Он же простой фельдшер, и вдруг говорит о хули-цзин с такой уверенностью? — Стой… — прервал я ход своих мыслей и призадумался. — Откуда ты вообще можешь знать что-то о лисах? — В книжке прочитал, — парировал Шаоци с необычайной легкостью. — У тебя такая тоже есть, «Тао среди нас». А, вот оно что. Ну, это больше похоже на истину — скорее всего, он взял книгу по мифам и легендам провинции Пушань в библиотеке, где и прочитал статью о легендарной Лисьей Столице. Но речь сейчас вовсе не о старых книгах. — Послушай, Шаоци, — осторожно начал я, постукивая когтями лап по дощатому полу. — ты ведь, наверняка, и сам понимаешь, как опасно в Могильном Лесу… — Да, — согласился фельдшер, после чего испуганно добавил: — Ты что, хочешь позвать меня с собой? Я внутренне выругался Нефритовым Императором и Золотым Троном меня по голове. Шаоци невероятно проницателен, словно смотрит в кусок прозрачного кварца и видит будущее. Полезная черта, но довольно неприятная, особенно когда стараешься действовать нежно. Я бросил взгляд на своего приятеля — Шаоци вскинул брови наверх и смотрел на меня со здоровой долей скепсиса. Нет, он не станет высмеивать меня, как Дин и Пушинка, но, в то же время, я буду не удивлен отказом. — Ну а что? — всплеснул я руками, отчаянно хватаясь за соломинку сомнений Шаоци. — Разве тебе не хотелось бы хоть раз за те два года, что я тебя знаю, выйти отсюда и прогуляться? — Я уже прогулялся на Празднике Середины Лета, — молвил тот с виноватым видом. — И мне не понравилось. Оя… Почему, как только ты появляешься где-то, там начинает происходить какая-нибудь бесовщина? Я чуть не задохнулся от такого заявления, но спустя мгновение понял — Шаоци прав. Куда бы я ни отправился, чем бы я ни занимался, везде за мной следуют потасовки, злые морды селян, призраки, цзян-ши, теперь вот — лисы-оборотни. Фельдшер, как всегда, зрит в корень, он далеко не тот дурачок, которым себя вставляет. Я бы предположил, что Шаоци ведет какую-то двойную игру, но знаете, наша история слишком уж камерная, чтобы злодеи могли развернуться во всю ширь своих сумрачных разумов и устроить нам игру престолов. Да и не похож Шаоци на злодея, ну ни капельки. У нас вообще за две прошедшие арки был какой-нибудь злодей? Ну… Помните, я с Юнем Бяо подрался, а параллельно еще тараканы размером со свинью выросли? Думаете, они злодеи? Так Юнь Бяо просто работу работает, а в ситуации с членистоногими необычных размеров — я сам себе злобная собака, кусающая себя за хвост. — Ну, — и я развел руками после паузы. — От хули-цзин проблем не меньше, а ведь я — полукровка. Понимаешь, к чему я? — Это твоя натура, оя, — согласился Шаоци и взялся за новую печеньку. — Но ты все еще человек, и тебе предстоить отвечать за свои поступки. — Зачем ты вообще распекаешь меня? — и я отвел взгляд в сторону, на анатомический плакат, разъясняющий устройство сердца человека — он был приколот к стене на три булавки и держался только на честном слове. — Каюсь, я еще не отдал Вэйжу чек на двести тысяч юаней на восстановление всего разрушенного во время… м… праздника. Но я сегодня как раз хотел к нему заглянуть! — Передавай ему от меня пламенный привет, — улыбнулся фельдшер. Так Энтони Чан, пригожий молодой человек с лисьими лапками, ушел от фельдшера Хэ Шаоци — не допив чай, с марлевой крошкой от «материала» на штанах, получив еще один отказ. Однако он не собирался сдаваться. У него оставалась последняя надежда — Вэйж Лау, доблестный страж закона, капитан полиции Синьбанчжана, а также лучший гейм-мастер из всех, с которыми Энтони Чану приходилось играть. Впрочем, мы теряем нить повествования за этим шапито. Довольно мне уже кривляться. Вэйж действительно моя последняя надежда, и будет глупо, если я профукаю свой шанс. Полицейский участок встретил меня вялостью и апатией, которые исходили едва ли не от самых стен оплота стражей порядка. В нашей деревне почти не случалось ничего из ряда вон выходящего, отчего Вэйж, его заместитель и еще пятеро рядовых, скорее всего, сейчас били баклуши или перекладывали бумажки. Вахтер пропустил меня в здание, заставив расписаться в толстом гроссбухе, и я быстро нашел кабинет Вэйжа — простая белая дверь с черной табличкой, наполовину оторванная ручка. Полицейский участок держался только на честном слове и на соплях — вот уж куда точно следовало бы провести электричество в первую очередь, и вообще устроить капитальный ремонт, вон, штукатурка со стен слезла хлопьями, а когда-то первозданно-чистый линолеум с рисунком под паркет покрылся черными следами от кирзовых сапог полисменов и пестрил обитыми железом заплатками в порвавшихся местах. — Приветы, — поздоровался я с Вэйжем, толкнув дверь его кабинета, после чего снял «громовую шапку» в знак уважения. Мой верный дружище поднял голову от заполнения каких-либо бумаг и устало вздохнул. Я присмотрелся поближе и выяснил, что «бумаги» оказались вводной для очередного заплыва в настолку. Вэйж тут же загородил рукой ровные столбцы иероглифов и свел брови: — Чего тебе, Энтони? Пуш снова в беде, что ли? — Пуш чувствует себя превосходно, — объявил я, присаживаясь на стул напротив стола моего приятеля. — Я к тебе совсем по другому вопросу. — У меня тоже есть к тебе пара вопросов, — отозвался он. — Ты ведь уже получал письмо от Старейшины Кау? — Получал, — со скорбным видом согласился я, а затем озадаченно добавил: — Значит, ты в курсе, что деревня может остаться без даоса. — Да, — и Вэйж шумно вздохнул. — И от Старейшины Кау у меня самое прямое поручение — в течение десяти дней ты обязан явиться в монастырь на слушание, а я — проследить за этим. — Да я в курсе, — отмахнулся я. — Но ведь в течение этих десяти дней я волен делать все, что захочу? Этот вопрос загрузил Вэйжа по самую макушку — так сильно он растерялся, застыв передо мной, будто кто наложил на него заклятие окаменелости. Я выжидательно глянул на него, после чего пощелкал пальцами перед его лицом, чтобы заставить среагировать хоть как-то: — Ау! Прием! Как слышно? Я же в самом деле могу все эти десять дней заниматься своими делами? — Ну, чисто теоретически… — с недоумением, медленно проговорил капитан полиции, и спешно добавил: — Да, думаю да. — Отлично! — просиял я. — Тогда я бы хотел заручиться твоей поддержкой в одном щекотливом дельце… — Ты что, опять хочешь кого-то надурить? — и Вэйж грозно глянул на меня из-под очков: — Учти, я больше не стану покрывать твои авантюры, эта выходка с тараканами окончательно избавила меня от сомнений в этом вопросе. — Нет, нет! — помотал я головой. — Никого дурить тут не надо. Давай я тебе все расскажу с самого начала. Эта версия моего рассказа звучала заметно лучше, чем та, которую я поведал Шаоци, но, судя по лицу Вэйжа, он все равно был преисполнен скепсисом и недоверием. Давайте начнем с самого начала, по пунктам — видения в гостях у Юня Бяо, которые довели меня до бессонницы, затем гигантские тараканы, гибель Джейд Ям, потом Джейд Ям восстала из могилы, уничтожение тараканов (я деликатно опустил пожар на помойке, Вэйжу это знать не обязательно и очень даже вредно), постоянно появляющиеся лисьи знаки в самых разных формах, битва с призраком Джейд, удивительный сон про Лисью Столицу и, наконец, злосчастное письмо. Когда я закончил, он приподнял одну бровь и слегка скривил губу, словно намереваясь спросить, что я принял, чтобы нести такую околесицу. — Знаю, знаю, — добавил я спешно. — Это мало похоже на правду, но, Вэйж, умоляю, помоги мне. Ты должен понимать, как много это для меня значит. Там моя семья. Вэйж в ответ горестно вздохнул и помотал головой. Внутри меня словно что-то упало и разбилось, и я опустил голову, глядя на свои мохнатые рыжие колени. Очередной отказ. Но, может, еще есть надежда уговорить моего приятеля? — У тебя же есть заместитель, — осторожно сказал я, подняв голову. — Ши Ван, если не ошибаюсь. Ты ведь на него не жаловался никогда, он, похоже, толковый… — Энтони, — отвечал Вэйж. — Ты хоть сам веришь в реальность того, что ты рассказал мне? — Правда невероятна, я знаю, но это чистая правда, — с дрожью в душе сказал я. Вэйж, разумеется, думал иначе. Он прокрутил в пальцах кисть, взяв ее удобнее, пододвинул к себе чистый лист бумаги: — Энтони, на твоем месте я бы подумал, как ты будешь защищаться на слушании. Может, получится смягчить наказание. — Вэйж, — обреченно, горько проговорил я, сам не зная, на что надеясь. — Ты хоть знаешь, куда нужно идти? Есть карта? Рабочий компас? — Нет, — растерянно сказал я. — Но… — Ты знаешь, с чего начать, где искать начало пути? Я промолчал. В словах Вэйжа была истина — я в самом деле не знал, куда мне идти и где вообще начинается мой путь в непонятное-неизведанное. Я в порыве аффекта даже не думал над этим. Мне казалось, что главное — собрать команду, а потом всем вместе подумать, что и как делать. — Мы поняли друг друга, Энтони, — отозвался капитан полиции. — Не мешай мне работать, у меня в эти выходные игра, и я пытаюсь к ней подготовиться. Я вышел из полицейского участка с чувством, будто мне отвесили хорошего пинка под хвост для ускорения. Что за парадокс — когда вешаешь людям на уши лапшу вроде красных вшей или светопреставления через неделю, они верят и не требуют доказательств, даже несут тебе деньги, а вот когда пытаешься рассказать друзьям все начистоту и просишь помочь, тебя чуть ли не гонят взашей со своей правдой. Ну, если честно — правда эта мало похожа на правду, что уж тут поделать, но у меня уже кончились аргументы, чтобы попытаться убедить кого-либо встать на свою сторону. Более того — друзей у меня, кроме Вэйжа и Пушинки не было, а ученик, этот проклятый распоясавшийся Дин, более того, поднял меня на смех. Что же делать? — Ничего, — бурчал я, перешагивая лужи. — Ничего. Я найду этот путь, я пройду его до конца, и горе будет тому, кто посмеет меня остановить или притащить назад в Синьбанчжан на это сраное слушание. Мне нужно просто покопаться в книгах. Мне нужно больше информации. Справлюсь и один. Обязательно справлюсь. Домой я вернулся в самом отвратительном расположении духа. Неудачи озлобили меня, и я, не поздоровавшись ни с Пушем, ни с Дином, прошел к книжному шкафу, кинул сумку и «громовую шапку» на диван, после чего взглядом упертого барана уставился на ряды книжных корешков. Все книги мне отлично знакомы, но ведь должно же быть что-то по моему вопросу? — Учитель, — услышал я осторожный голос Дина. — Может, чаю сделать? — Не надо, — поморщился я. Стану я гонять чаи, когда у меня на счету каждая минута — нужно быть максимально готовым для похода в Могильный Лес, особенно учитывая то, что идти мне предстоит в одиночку. — Ты сегодня с утра носишься, как вертолет, — добавил Дин с более строгими нотками в голосе. — Давай налью, к тому же, риннайн Шнайдер пришла. Я почувствовал, как загорелись мои щеки. Я ничего не собирался ей рассказывать — все равно не поймет, да и вряд ли у нее есть время бегать по бьющим в Могильном Лесу холодным ключам и поганить себе здоровье и нервы. Я вообще считал, что в нашем путешествии в Гаолун она повидала достаточно, чтобы написать хорошую книгу и уехать с черновиками обратно в Атлас. Она даже побывала на нашей с Юнем Бяо дуэли. Что еще ей надо в моей сточной канаве? — Ладно, — уже более миролюбиво, но все еще с каплей желчи сказал я. — Немного чая никому еще не навредило. На кухне я увидел нашу атласскую ши — она сидела между Дином и Пушинкой с пиалой чая и сразу же обратила на меня внимание, чего я предпочел бы избежать, но разговора никак невозможно было миновать. — Риннайн Шнайдер, — и я кивком поздоровался с ней. — Чувствуйте себя как дома. Кириэн поднесла пиалу к губам и после этого доброжелательно мне улыбнулась. Похоже, Дин все-таки не рассказал о том, как я пытался заручиться помощью в невнятной авантюре у него и Пуша. — Как ваши дела? — деликатно поинтересовался я. Дин поставил передо мной пиалу ароматного чая — похоже, это был даньцун, так любимый Пушинкой. — Великолепно, — молвила она. — Моя книга почти завершена. Спасибо, рин Чан, за время, проведенное вместе. Я довольно улыбнулся. Дин шумно отхлебнул чай, а Пушинка звучно зевнул. Да, мой ученик был прав в том, что затащил меня сюда — отлично разгружает мозги. В приятной компании и посидеть немного перед глобальной подготовкой к походу не помешает. К тому же, вдруг я больше не увижу их снова? — Когда планируете возвращаться? — задал я вопрос. Кириэн с легким недоумением повернулась на меня: — Неужели Хозяин Синьбанчжана желает моего скорого отбытия? — Нет, нет, вовсе нет! — засуетился я. — В смысле — вы можете уехать когда угодно, я просто интересуюсь. — Пока что у меня еще нет обратного билета, — молвила девушка. Дин подлил ей в пустую чашку еще чая, и она продолжила: — Может, я вообще устрою себе отпуск, это место просто восхитительно. — А, вот как… — задумчиво проговорил я. — Я тут планирую пойти в очередную командировку, поэтому, наверное, это наша последняя встреча. Кириэн с изумлением посмотрела на меня. — У вас же, рин Чан, нет мертвецов, которых нужно отвести в другие деревни. — У учителя есть дело особой важности, — с какой-то фальшивой гордостью произнес Дин. — Он… — Дин, нет, — и я грозно посмотрел на него, сузив глаза. Если он все-таки скажет… Я не знаю, что я с ним сделаю. — Дин, да! — парировал мой ученик. Я чуть не подавился воздухом от такой несусветной наглости. Он уже ворует у меня мои фразы! Каков подлец, совсем страх потерял. — Дин, будь другом, — и Пуш отодвинул от себя пустую пиалу. — С меня уже хватит этой дурной истории. Если Энтони решил самоубиться, то так тому и быть, но потом он отхватит от меня таких люлей, что заживать будет неделю. — Самоубиться? — поразилась моя гостья, а затем кинула на меня гневный взгляд: — Энтони Чан! — Да не собираюсь я это делать, — сердито бросил я. — У меня есть неотложное дело в Могильном Лесу, мне не до того. — То есть он просто торопится свести счеты с жизнью самым болезненным способом, — заключил Пушинка. Я чуть не взорвался от негодования. Пуш, чтоб его! Заладил одно и то же. У него шутки одна хуже другой, но, тем не менее, в глубине души я понимал — поход в такое злачное место, как Могильный Лес, действительно напоминает отсроченное самоубийство. — Уже по названию этого места понятно, что соваться туда в самом деле не лучшая мысль, — задумчиво проговорила Кириэн, постукивая ногтями по облупившемуся столу. — Мне, конечно, интересна истинная цель, но что-то мне подсказывает, что правда окажется чем-то невероятным. — Горячечным бредом, риннайн Шнайдер, — подсказал ей Дин. — Учитель, как получил письмо, совсем словно с катушек слетел. Я тут же пнул его лапой под столом, но верный мой ученик только захихикал, даже не запищал. Каков подлец. Или у меня на лапах когти совсем уж стали тупыми. Интересно, что я упустил в его воспитании? — Перестаньте, — поморщился Пушинка. — Почему нельзя просто посидеть, вам обязательно колотить друг друга? Бесите. Я в момент посерьезнел, только завидев строгий и недовольный взгляд Кириэн. Все-таки это наша последняя встреча — вдруг наша атласская ши запомнит меня не великим волшебником, а каким-то раздолбаем? Но что-то подсказывало мне, что падать ниже в ее глазах мне абсолютно некуда, столько я наворотил проблем, из которых выбирался пусть и без позора на свою же голову, но все равно не самым лучшим способом. Шаоци прав — куда бы я ни пошел, там всегда что-нибудь да случится. — Так какое все-таки письмо, рин Чан? — и Кириэн посмотрела на меня пронзительным взглядом вишневых глаз. — Не оно ли всему причина? Я закрыл глаза, мысленно представляя себя на берегу песчаного пляжа отеля в Османии, или еще где-нибудь, где светло, тепло и нет детей. Я все эти два года, что работал в Синьбанчжане, честно копил себе на отпуск, но никак не мог довести дело до конца — постоянно срывался и тратил все деньги на всевозможную ерунду. Теперь я очень об этом жалел, как и о том, что я вообще стал даосом. Может быть, оплачиваемый отпуск и приемлемые условия труда на нормальной работе не дали бы мне скатиться в полулегальный аферизм, а затем — в эту идиотскую ситуацию с идиотским письмом? Кто знает, кто знает. Лучше бы я все-таки доучился на врача, а не тянул даосскую лямку с этим ненормированным графиком и отсутствием соцпакета. — Риннайн Шнайдер, Пуша, Дин, — объявил я, вставая из-за стола. Пора наконец заняться делом, а не страдать ерундой с этими господами, которые держат меня тут за сумасшедшего и вообще отвлекают от экстра-важной миссии. — У меня много работы. — Иди уже, учитель, — ответил Дин, забирая стоящую около меня пустую пиалу. — Я более чем уверен, что он вернется уже через два часа, — бросил Пуш и отставил чашку в сторону. — Почему это, Чжэньфань? — подняла брови Кириэн, на что слепец весело хмыкнул: — Потому что спасует, только коснувшись лапами холодной воды, коей там в избытке. Эй, лис, ты уже наверняка забыл, чем обошелся нам прошлый поход туда? Я гневно поджал губы. Пуш болтает больше, чем надо. Да, действительно, та миссия была невероятно сложной, и мы оба чуть не погибли… Но ведь сейчас я иду туда, зная, что меня ждет, поэтому поход будет не сильно тяжелым. По крайней мере, точно не самоубийственным. — Отлично помню, — фыркнул я, задвигая табурет под стол. — И я не собираюсь менять свое решение. — Ой дура-а-ак, — шлепнув ладонью по лицу, протянул Пушинка и помотал головой. — Ладно, мы постараемся пережить эту утрату, когда ты улетишь в чертоги владычицы Син Ван Му бизнес-классом. Я бросил на него уничижирующий взгляд, стараясь не смотреть, как Дин улыбается шутке своего приятеля, после чего проследовал в свою опочивальню, чтобы собрать вещи, магические и не очень. Съестное я куплю в сельпо или на рынке, не хочется на глазах этой честной компании копаться в шкафах. Сборы прошли легко — я сложил в свой походный даосский ящик все нужные вещи, которые могут остро понадобиться мне в путешествии, небольшую подушку под голову, чистую рубашку. С сомнением поглядел на книги «Даосизм сквозь призму современности» и «Тао среди нас», после чего выдернул из них страницы, посвященные хули-цзин, утешив себя мыслью, что такое варварство по отношению ко книгам оправдано — тащить огромный фолиант, даже два, мне никак не улыбалось, несмотря на заклинание расширения на ящике. Тем не менее, все мое барахло в общей сложности весило все равно очень много. Пока я рассуждал, что мне выложить, а что оставить, в комнату заглянул Дин. — Учитель, — сказал он и внимательно посмотрел на меня. Я бросил на него ответный взгляд, полный раздражения и усталости: — Ты не видишь, что твой учитель занят? — Нет, нет, — и он сделал шаг ближе, после чего сел на диван: — Я не думал, что ты настроен настолько серьезно. Мы с риннайн Шнайдер и Чжэньфанем… — Мне абсолютно неинтересно, что вы там говорите у меня за спиной, — огрызнулся я. — Я достаточно наелся ваших насмешек, спасибо огромное. — Да учитель, можно мне наконец договорить? — обиделся верный мой ученик. — Я тебе важное пытаюсь сказать! Я глубоко вдохнул и выдохнул. Ладно, я со всей этой историей стал совсем уж бешеным, отрицать трудно. Хотя хотел бы я посмотреть на человека, который отреагирует на такую ситуацию в своей жизни как-то иначе. — Ну? — Если дело касается лис-оборотней, то риннайн Шнайдер хотела бы дополнить свою рукопись записями из Лисьей Столицы… Я рассказал про письмо, и ей стало интересно. — Эм… — и я завис. Кириэн, похоже, действительно была готова залезть в любое болото, лишь бы попасть в приключения и увидеть чудеса, недоступные простому жителю Атласа. Даже если это смертельно опасно. И как я должен ответить своему ученику? — Ну… хорошо… — выдал я наконец после внушительной паузы. А Дин после этого добавил: — А, и еще: мы с Чжэньфанем тоже решили идти, а то ты там убьешься… Но все равно мне все это кажется слишком сомнительным. Ты точно уверен, учитель? — и паренек выжидательно и очень, очень серьезно посмотрел на меня. Я в ответ едва заметно усмехнулся и положил ему руку на плечо: — Как я рад, что ты мой ученик. Нужно собираться. — Сколько дней ты планируешь провести у лис-оборотней, учитель? — поинтересовался Дин и тут же поправился: — Ну, то есть когда мы с риннайн Шнайдер и братцем Чжэньфанем вернемся домой. — Не знаю, Дин, — молвил я и взял паузу. — Не знаю… Знаю только то, что путешествие будет самым нестандартным приключением в моей практике. Но Дин не высказал мне ничего. Он подошел ближе и обнял меня, так, что я почувствовал, как бьется у него сердце, как он дышит, и я погладил его по спине. Удивительно — Дин всегда избегал близких контактов со мной, и то, что он обнял меня сам, первый подошел ко мне… Это что-то новенькое. Наверное, он стал доверять мне больше? Я не мог сказать точно. В конце концов, ранее я бросался вместе с ним в разные передряги, не спрашивая его согласия, что здорово расшатало парню психику и чуть не свело его в могилу. В чем причина, почему он так стал таким добродушным? — Я… — хотел было сказать верный мой ученик, словно желая ответить на мои внутренние вопросы, и, заметив, как я стушевался, он смущенно выбрался из моих объятий: — Ну, ты понял, учитель. Когда отправляемся? — Завтра, — произнес я уверенно. — Сегодня не будем форсировать события, а только соберем сумки. Но завтрашний день не принес мне уверенности, даже несмотря на то, что всю ночь я потратил на карты и прокладывание пути, и встал с совершенно квадратной головой — зато план был безупречный и стойкий, как часы, и все должно пройти как по маслу, если мы будем ему следовать. Мы с Дином и Пушинкой собрали барахло еще с вечера, а наша атласская ши должна была подойти в девять утра. Когда я упихивал последние вещи в даосский ящик, Дин отлучился — он хотел отвести своего ослика обратно к дядюшке, чтобы тот позаботился о нем до его возвращения. — Наверное, даже хорошо, что Дин не берет с собой Персика, — молвил я, сверяясь со списком вещей. — Осел, особенно навьюченный, сделает нашу экспедицию гораздо менее мобильной. Да и если ослик погибнет в пути, Дин этого не переживет… — Уже морально готовлюсь к дракам с нежитью и разбойниками, — хмыкнул Пуш. У него с собой был простой рюкзак, полупустой — я знал только то, что мой приятель сунул туда запечатанный кувшин вина и запасную обувь. Странный набор для путешественника, но я не стал спорить с ним. — А они будут обязательно, — уверил я своего друга. — Да словно может быть иначе, — ответил Пушинка, борясь с застежками рюкзака. — В конце концов, как будто мы там не были. — Да справимся, — сказал я, больше для самоуспокоения, чем для подбадривания Пуша. — Я что, не даос что ли? Когда Дин вернулся, я медленно прошелся по своему дому — во мне внезапно взыграла тоска по дому, хотя мы даже еще не выдвинулись в путь. Я за два года уже привык к этому месту — оно стало мне роднее дома отца, что уж говорить про келью в монастыре дяди Кау. Интересно, покажется ли мне домом Пуян не только во сне? — Ыэх, — вздохнул я, проведя пальцами по обшарпанному книжному шкафу. Я знал — малейшая задержка подобна смерти. Пора уходить. Скорее всего, я больше не вернусь в эту глушь, пусть даже она в нескольких десятках ли от Сянгона. Внезапно я подумал об отце и дедушке, и мне на мгновение стало стыдно — ведь они меня воспитали и вырастили как можно более честным человеком, а я рвусь в леса к матери, которую никогда не видел, которая вспомнила обо мне только месяца полтора назад. Как-то некрасиво получается. Но, с другой стороны — я взрослый мужик, и вполне сам могу разобраться, кто дал мне черные волосы и плохое зрение (а еще гору детских травм), а кто — прикольные лапы и хвост. — Учитель, ты скоро? — прокричал с кухни Дин. — Да иду я, — крикнул я в ответ. Во дворе меня ждал еще один сюрприз. Кириэн, нагруженная рюкзаком и двумя сумками через плечо, в пробковом шлеме и грубых ботинках, пришла вовремя, ровно в девять, но она была не одна. Рядом с ней стоял наш фельдшер — Хэ Шаоци тоже был одет по-походному, а в руках он держал небольшой рюкзак, некогда пожертвованный ему администрацией Синьбанчжана за успехи в медицинской сфере вместе с двумя большими рулонами марли — чтобы делать «материал». Удивлен он был не меньше меня. — Шаоци, — с нажимом сказал я, вытаскивая походный ящик из дома. — Ты же не хотел идти. — Оя, — отвечал он совершенно беззаботно. — Ты не говорил, что с тобой идет девушка. К тому же, — и он поправил на голове кепку-восьмиклинку, — в вашей экспедиции нет медика. — Ты просто идешь за риннайн Шнайдер, — подытожил я. — Вот и все. — В какой-то мере, — охотно согласился он и поправил за спиной рюкзак. — Да и ты там точно убьешься, если тебя не прикрыть. — Где-то я это уже слышал, — буркнул я, в глубине души чувствуя великую радость. Неужели мою маленькую когорту все-таки ждет успех? Если только, конечно, Шаоци не сольется, только ступив в Могильный Лес… Я был бы этому очень счастлив. — Как именно мы пойдем? — Шаоци мастерски отвел тему. — В смысле… Оя… Энтони, ты знаешь путь? Я был готов к этому вопросу — и, немного порывшись в сумке, извлек из нее карту провинции Пушань, развернул ее в сторону фельдшера, чтобы он увидел все мои пометки: — Разумеется, мы не рванем с места в карьер, прямиком в объятия к цзян-ши и бандитам. Мы пойдем туда, где я впервые услышал зов моей матери. Кириэн заметно напряглась, сморщила лоб. Она словно начала догадываться, хотя я ничего не говорил ей тогда. — Рин Чан… — наконец, с трудом произнесла она. — Вы хотите сказать, что мы пойдем… — Разумеется, — и я кивнул ей. — Мы идем в гости к Юню Бяо в Гаолун. Дин ошеломленно вытаращился на меня и побледнел, будто алебастровое изваяние. Он перевел взгляд на Кириэн, Шаоци, а затем и на Пушинку, будто не веря своим ушам. Я был уверен, что перед глазами моего ученика пронеслись и переход через реку по опасному мосту вместе с вынужденным купанием в ледяной быстрой воде, и короткое противостояние с тем лошком, который вызвал меня на поединок, и кутеж в казино, по итогу которого мы еле как спаслись от бандитов и пламени, и сам Юнь Бяо, и ссора с его учеником Сяо Юанем, и проклятая дуэль, а ведь я еще ничего не сказал про обратный путь, где нас подстерегала банда Да-Дао и снова этот лошок, кунг-фу-обиженка. Я, конечно, знал, что воспоминания от того похода у паренька исключительно негативные, но вот чтобы до такой реакции… — Спокойно, Дин, — хлопнул я его по плечу. — В этот раз тебе ничего не угрожает. — Надеюсь, учитель, — вздохнул он и тут же поднял глаза: — Сяо Юань до сих пор же в петушином оперении? Как ты вообще решил показаться на глаза его учителю? Он же тебя даже на порог не пустит! — Вот придем и узнаем, — подмигнул ему я.