Дом чайных роз

Кулаки со свежими ранками ужасно болят, а ноющее сердце просит, нет, умоляет дать телу ещё немного физической боли, но сил наносить удары и истязать себя и стену больше нет. Чимин до боли вцепился в волосы окровавленными руками, зажмурился и отчаянно замотал головой, пытаясь отгородиться от криков и просьб прекратить, доносящихся из комнаты, возле двери которой он сидит. Чимин скулит, тихо и так жалко, позволяет себе быть слабым, признаёт себя беспомощным в данной ситуации. Сердце рвётся из груди к тому мальчику, который плачет и не устаёт умолять. Сейчас в этой комнате ломается маленькая живая душа, бесконечно добрая и любящая этот чёртов мир. Её рвут и режут без анестезии так же жестоко, как когда-то истязали душу Чимина, теперь очерствевшую. Горячие слёзы стекают по щекам парня, и он сдерживает желание закричать так громко, чтобы лопнули все стёкла. Жалкий и беспомощный ублюдок. Лишь подобными словами он называет себя сейчас. Настолько бесполезен, что не можешь спасти этого ребёнка, что зовёт тебя. Да, Чимин, он хнычет и произносит твоё имя вместо имени того человека, который вбивается в юное тело. Да, он зовёт только тебя, тихо так, а ты не слышишь. Он так сильно нуждается в тебе, но ты бессилен, потому что тоже проходил через это. Никто здесь не избежал так называемого посвящения. Мимо проходят омеги, смотря на парня свысока и противно хихикая, и, наверное, в любой другой ситуации они бы ушли отсюда с разбитой губой и синяком под глазом, но сейчас Чимину настолько плевать, что он не поднимает голову с согнутых колен, даже когда кто-то неаккуратно задевает его голую ступню носком ботинка. — Чимин-и, — звучит мерзкий голос возле уха. Он не реагирует, и в его волосы вплетается чужая холодная ладонь, оттягивая корни и заставляя запрокинуть голову, чтобы посмотреть в глаза. — Ты выглядишь так жалко. Знаешь об этом? — Думаю, тебе нравится то, что ты видишь, — негромко произнёс Чимин, охрипшим голосом. — Не представляешь насколько, — ответил он, широко улыбнувшись. — В чём дело? Что тебя так беспокоит? — Уйди, Сюмин, — процедил Пак сквозь зубы и прикрыл глаза, глубоко вздохнув, когда мальчишка в комнате перестал хныкать и вновь начал кричать под ритмичный стук кровати о стену. — Ты так переживаешь за него, — хмыкнул он. — Не волнуйся, он такая же шлюха, как и все мы. — Что ты сказал? — Чимин стиснул чужое запястье чуть ли не до хруста, заставляя парня разжать руку и отнять её от волос. — Ты слышал, — сказал Сюмин, ядовито ухмыльнувшись. Чимин оскалился и подорвался с места, схватив парня за шею и прижав к стене. Уперевшись коленями в пол, Чимин поднялся на ноги, потянув за собой Сюмина. — Повтори, что сказал, если осмелишься, — практически спокойно произнёс Чимин, недобро блеснув прищуренными глазами. — Я сказал, что Тэхён — шлю., — начал говорить парень, но спустя секунду удивлённо раскрыл глаза и рот, жадно хватая воздух, потому что рука на его шее сжалась настолько сильно, что её костяшки побелели. — Из твоего рта даже имя его звучать не должно, понял меня? — рыкнул он и сжал руку так, словно желая сломать хрупкую омежью шею. — Чимин, отпусти его, — предупредил появившийся в коридоре мужчина, но Пак даже не повернулся, поняв, кому принадлежит голос. Лицо парня покраснело, а рука Чимина вся была в царапинах от ногтей омеги. — Чимин, он не стоит того. — Да, как и ты, — хмыкнув Чимин, сделав шаг назад и удовлетворённо смотря на то, как Сюмин жадно глотает воздух. Омега испуганно посмотрел на мужчину, затравленно на Чимина и поспешил уйти. — Чимин, — сказал он, подойдя на несколько шагов, — пойдём отсюда. — Уходи, Хосок, тебя никто не держит, а я обещал быть рядом, — ответил парень и вновь опустился на пол, облокотившись о стену. — Почему ты ведёшь себя так? — поинтересовался Хосок, а его холодное сердце сжалось, когда он увидел кровавые разводы на стене. — Не тебе решать, как мне себя вести, — произнёс Чимин, дерзко вскинув подбородок. — Почему из всех омег здесь этот юноша волнует тебя больше всех? — Потому что был таким же, потому что меня это место сломало, как и его сломает, а я не хочу этого. — Ты ненавидишь меня? — Сколько? — Чимин поднял на него злобный взгляд. — Что сколько? — спросил мужчина, хотя сам понял, что парень перед ним хотел знать. — Сколько он заплатил за него? — поинтересовался Чимин, но поднял ладонь вверх, когда Хосок собрался ответить. — Хотя нет, не говори, не хочу этого слышать. — Чимин, пойми, я не мог поступить иначе, — говорил мужчина, присаживаясь рядом с парнем на корточки и смотря в его блестящие от слёз глаза. Хосок протянул руку, стирая большим пальцем мокрую дорожку с чужой щеки и не встречая сопротивления. — Он настаивал именно на нём, а знаешь, что будет, если отказать такому человеку, как он? — Мне плевать, — прошептал Чимин, едва различимо. — Он причиняет ему боль. Хосок жалостливо сдвинул брови, потому что видеть Пака настолько беспомощным и потухшим было непривычно. Мальчишка внутри номера с синей табличкой «Vip» громко вскрикивал, наверняка молил о помощи в перерывах между всхлипами, но стены поглощали тихие звуки. — Есть люди, которым я не могу перечить, и Ким Намджун один из них. В этом мире жестокая иерархия, малыш. — Иерархия? — жалобно повторил Чимин и схватил Хосока за запястье, отнимая его руку от своего лица. — Если она тебя так волнует, тогда ты не должен прикасаться к такой шлюхе, как я. Вдруг ты запятнаешь свою честь? Уходи, Хосок. — Твою руку нужно обработать, — предложил мужчина, потому что оставлять Чимина одного сейчас он не хотел. — В нашем мире омеге может повезти лишь трижды: либо родиться в очень богатой семье, имеющей власть, либо выйти замуж за человека, который не продаст тебя за гроши, либо умереть. Первые два — не про меня, а последнее вполне реально. — Прекрати нести чушь. — Это не чушь, — процедил Чимин сквозь зубы. — Мы никто, и перестань делать вид, будто ты не думаешь также. Уйди, Чон, пожалуйста. Хосок смотрел на него ещё минуту, испытывая бесконечную жалость. Чимин отличался от всех омег в этом месте: он был своевольным, любил показывать характер и даже, будучи запертым в четырёх стенах, он оставался свободным. Хосок уже и не вспомнил, сколько альф предлагали ему за Чимина большие деньги, чтобы он стал их насовсем, но Чон знает, что за месяц Чимин принесёт куда больше, чем за него могли предложить. Мужчина поднялся на ноги и сделал несколько шагов, равнодушно осмотрев омегу, следившего за ними. Хосок знал, что он, как и многие другие завидуют тому, что Чон позволяет Чимину так разговаривать с ним, перечить ему. — Прости меня, — негромко сказал Чон, обращаясь к Чимину и сам не зная, за что просит прощения. Нет, Чимин не простит, никого не простит. Он не имеет права держать обиду, ведь ложиться под кого-то — их работа, и Чимин заставил себя привыкнуть к этому, заставил очерстветь. Но он не хочет, чтобы и Тэхён этому научился. Чимин бы попробовал объяснить Хосоку, почему так ярко отреагировал на то, что Тэхёна заказали, но он не поймёт, потому что не видел испуганных глаз юноши, не чувствовал дрожь и никогда не целовал его нежные губы. Чимин долго сидел здесь, слёзы на его щеках засохли, голова раскалывалась, а желание заснуть прямо на полу было практически неконтролируемым. Дверь медленно открылась, и Чимин мгновенного отреагировал на звук, быстро встал, выровнялся и поднял глаза на высокого человека на пороге. Он не боялся смотреть ему в глаза, хотя при желании этот мужчина мог бы с лёгкостью его раздавить. Он выглядит довольным, и это ужасно бесит Чимина. Не дожидаясь, пока мужчина куда-то сдвинется, Пак протискивается в промежуток между ним и стеной и вбегает в комнату, в которой приятный запах сирени смешался с ненавистной древесиной. Ким Намджун ушёл, оставив после себя сломанную душу. Чимин медленно подошёл к кровати и судорожно выдохнул, чувствуя, как по щекам снова начали стекать слёзы. От сердца отломался кусочек, когда он увидел Тэхёна на шёлковых простынях кремового цвета, светлее его идеальной карамельной кожи. Он лежал, свернувшись калачиком, и трясся, с псевдозаботой укрытый большой рубашкой. Его ноги были в следах от рук, губ и зубов, и Чимин уверен, что под лёгкой тканью ещё больше отметин. Пак сделал ещё шаг, осторожно стянув ткань, из-за чего тело мальчика начало дрожать сильнее. Но он по-прежнему не двигался, даже если бы он знал, что сейчас кто-то с ним сделает то же самое, что и до этого Ким Намджун, он бы и пальцем не пошевелил, потому что понял, что сопротивляться бесполезно. Чимин прикрыл глаза, глубоко вздохнул, собирая свою смелость, точнее то, что от неё осталось, и вновь взглянул на тело: оно было изувечено засосами и следами от зубов, на бёдрах и руках были синяки. Пак упёрся коленом в постель и коснулся ладонью поясницы парня, после чего Тэхён снова захныкал. — Не надо, пожалуйста, хватит, — заплакал он и вздрогнул, когда рука переместилась вверх вдоль по позвоночнику. Превозмогая боль, юноша приподнялся и быстро забился в угол кровати, прижав колени к груди, обхватив их руками и уткнувшись в них лицом. — Тише, малыш, это я, — шептал Чимин, поднимая своими ладонями его голову. — Чимин-и? — произнёс юноша, разлепив глаза и посмотрев на парня сквозь трепещущие ресницы. — Да, я здесь, я же обещал тебе, — говорил он, пытаясь улыбнуться. Тэхён оттолкнул его руки и бросился в чужие объятия, пытаясь перестать всхлипывать и сказать что-нибудь. Чимин качал его в своих руках, прижимая к себе и позволяя ему уткнуться мокрым носом в шею. — Всё хорошо, маленький, всё закончилось, — тихо сказал Чимин. — Мне было так больно и страшно, — хныкал Тэхён, крепче обвивая руками шею омеги. — Сейчас больно? — Да, — пробормотал он. — Где болит? — Везде, где он трогал, — сказал Тэхён, отлипнув от его шеи и ощутив недостаток аромата другого омеги, и заглянул в его глаза. — Особенно здесь. — Он посмотрел вниз, себе за спину. — Мы всё вылечим. — Чимин аккуратно, чтобы не напугать, положил ладонь на его раскрасневшуюся ягодицу, легонько поглаживая. — И это тоже обязательно вылечим. — Он больше не придёт? — спросил юноша, шмыгнув носом. — Нет, я позабочусь об этом, сделаю всё, что в моих силах, — сказал он, смотря так преданно, будто прямо сейчас произносит клятву, нарушить которую равняется смерти. — Чимин-и, а почему ты плачешь? — спросил Тэхён, коснувшись мокрого места под глазом парня. — Тебе тоже больно? — Да, маленький, но я в порядке, честно, — улыбнувшись, ответил парень, борясь с желанием коснуться чужой щеки, опасаясь, что он увидит его руки, раны на которых прежде не заметил, и начнёт волноваться. Чимин притянул его за затылок к своей шее, смотря вниз и наблюдая, как часто вздымается грудь мальчишки, потому что он жадно вдыхает его, чиминов, запах. Парень поглаживал юношу по мягким волосам, мокрым от пота и легонько покачивал на своих коленях, успокаивая. Да, ему действительно больно, и это не из-за того, что кожа на костяшках ужасно печёт и чешется, его сердце болит за маленький комочек у Чимина на руках. Так называемое посвящение. Каждая омега в этом месте прошла через это: кто-то добровольно, отдаваясь с удовольствием, кто-то, сопротивляясь, а кто-то скрепя сердце, потому что так нужно. Пак аккуратно положил Тэхёна на мятые простыни, борясь со своей фантазией, которая щедро подкидывала ужасные снимки. Он смотрел на мальчишку, его беспокойно нахмуренные брови и старался не всхлипывать. — Это место тоже сломало тебя, — едва слышно прошептал он. — Я старался, правда, всеми силами хотел уберечь тебя от этого, но… Ты не должен был спускаться вниз, не должен был искать меня. Они увидели тебя, твою красоту и теперь будут требовать больше. Ломая себя, я пытался спасти тебя, но теперь мы оба разбиты.