Точка схода

      Мидория мозолил глаза.       Часть класса сегодня получила лёгкие травмы, так что Мидория был в режиме «помочь всем и каждому». Он усадил Урараку (которую тошнило), Сэро (который переусердствовал со своей причудой и едва мог поднять руки), Токоями и Тёмную тень (которые выглядели по меркам Шинсо слегка бледными, несмотря на то, что они были темнее ночи) и Оджиро (хвост которого был обвязан бинтами) за один стол. Цель Мидории состояла в том, чтобы его одноклассники занимались нарезкой овощей и мяса, не вставая из-за стола и тем самым отдыхая.       Мидория.       Копна тёмно-зелёных волос маячила то тут, то там, пока Шинсо нарезал шампиньоны за соседним столом, находясь рядом с Тодороки и Бакуго, которые спорили о технологии нарезания картошки; Киришимы — благословите его все боги мира — который успокаивал этих двоих как мог; и Каминари — не благословите его, боги, пожалуйста, — который подливал масла в огонь своими репликами, чтобы спор продолжался.       Мидория таскал холщовые мешки с овощами и пакеты с мясом для одноклассников, а после бегал с тарелками к другой части поляны, где была импровизированная кухня, чтобы отдать ребятам из класса «Б» нарезанные продукты для приготовления ужина.       Поначалу Шинсо не мог понять, почему он был так сконфужен этой ситуацией. Так что он мог только изредка косить нахмуренный взгляд на Мидорию, который этого, кажется, не замечал.       За полчаса произошло несколько вещей: Тодороки поджарил картошку своим огнём назло Бакуго, сказав, что он умеет готовить, поэтому Бакуго не может больше называть его «принцессой»; Киришима едва выжил после блюда Тодороки, потому что картошка оказалось сырой внутри и сгоревшей снаружи; Каминари, смеясь, хлопал Киришиму по спине и как мантру повторял ему слова о том, какой же он мужественный. В какой-то момент Бакуго рванул из-за стола, потому что «идиоты из параллели неправильно варят соус», Тодороки по какой-то причине увязался за ним следом. Киришима, дорезав зелёный лук, так же покинул стол, захватив тарелку с шампиньонами у Шинсо и нарезанный дайкон у Каминари.       И, когда их осталось только двое, Каминари похлопал Шинсо по плечу, обращая на себя внимание.       — Что-то не так между тобой и Мидорией? — тихо спросил он.       — С чего ты взял?       Шинсо скосил очередной хмурый взгляд к Мидории, который снова петлял с тарелками между кухней и столом, где сидели одноклассники. Каминари проследил за его взглядом.       — Он всем помогает, но такое ощущение, что ты этим раздражён.       Шинсо нахмурился сильнее.       — Похоже, что так, — не стал отрицать он.       — Почему?       — Я не-       — Кота, Эри! — услышал Шинсо голос Ииды, и его голова резко крутанулась, чтобы отыскать взглядом старосту. Иида был примерно в десяти метрах от них, повернувшись спиной и таща в руках пухлую кастрюлю. — Не бегайте там! Уже темно, вы можете споткнуться и пораниться!       — Отвали от нас, недо-герой! — рявкнул Кота из-за кустов, куда свет от фонарей не доставал. — Мы бегаем где хотим!       — Кота, — одёрнула его Эри. — Неприлично так разговаривать со старшими!       — Мне плевать!       — Я уже почти ничего не вижу! Иида прав. Давай пойдём туда, — указала Эри рукой в другую часть поляны. — Играть в догонялки будет лучше там, где есть свет.       Ииду это, кажется, удовлетворило, он важно кивнул детям и направился с кастрюлей к одной из печек.       Перестав следить за Иидой, Шинсо обернулся к Каминари, но вместо этого поймал на себе задумчивый взгляд Мидории в нескольких метрах от него.       — Что? — рыкнул он.       — Н-ничего! — заикнулся Мидория и унёсся с очередной тарелкой нарезанных овощей.       Каминари поставил локоть на стол и подпёр ладонью голову, смотря на Шинсо с чуть поднятыми бровями.       — А вот это уже странно.       — Ты о чём?       — Ты срываешься на Мидорию. Это непохоже на тебя.       — А что на меня похоже? — огрызнулся Шинсо.       — Воу-воу, чувак! Полегче, — Каминари поднял руки в знак мира. — Не защищайся от меня вопросами. Я тебе друг, а не враг. Я просто пытаюсь тебя понять.       Шинсо посмотрел на Каминари, который слегка застенчиво ему улыбался, наматывая на палец жёлтую прядку. Шинсо отвернулся, прикрыл глаза и выдохнул, прислушиваясь к шуму вокруг себя: даже издалека были слышны вопли Бакуго; за соседним столом Урарака вела тихую беседу с Сэро и Оджиро; смех Эри и рычание Коты проникали в уши немного приглушённо.       — Не здесь, Каминари.       — Хорошо, человек, не называющий меня по имени, — поддел он.       — Не здесь, Денки, — исправился Шинсо.       — Так-то лучше, зомби. — Каминари выстрелил искрами электричества из пальчикового пистолета, подмигнув и ухмыльнувшись. На что Шинсо одарил его как обычно ровным взглядом, но на этот раз он, кажется, немного покраснел.       ***       Шинсо и Каминари быстро отужинали рисом с овощами под мясным соусом (Монома со свойственной ему любезностью крикнул специально для Бакуго, что соус его класса намного лучше, на что получил удар по голове от Кендо и вопль Бакуго о том, что «ни хрена, придурок!») и помыли тарелки, чтобы затем обойти дом и направиться в лес.       Это было решением Каминари, потому что он решил, что для разговора нужно уединение, но в отличие от предыдущей их вылазки они не стали уходить в самую глубь. Шинсо узнал эту территорию, так что повёл Каминари к месту тренировки Тигра, где он ранее видел сломанное дерево, на поваленный ствол которого можно сесть.       Присев, Каминари начал играться с веткой, очерчивая на земле какие-то узоры. Шинсо нашёл под ногами другую ветку и взял её, беря пример с Каминари. Через минуту он дополнил хаотичные линии мордой кота.       — Как думаешь, этому коту пойдёт шляпа? — спросил Каминари.       — Любому коту пойдёт шляпа. Если, конечно, ты её хорошо нарисуешь, — подразнил Шинсо.       Каминари возмущённо пихнул его в плечо.       — Ты недооцениваешь мои навыки рисования.       — Докажи.       Каминари принялся за дело с явным усердием.       — Знаешь, учитель Айзава сегодня меня похвалил, — сказал Каминари, пока Шинсо подрисовывал тело к морде кота. — Ну, ты в курсе, как он хвалит. Это не было что-то типа «хорошая работа, Каминари, ты такой молодец». Он сказал, что дела у меня «идут лучше, чем я думал».       Шинсо фыркнул, и Каминари рассмеялся.       — Ты рад?       — Очень! Это меня вдохновило работать усерднее. Но, кажется, я переборщил, — вздохнул Каминари. — Он пришёл почти к концу моей тренировки, так что мой последний забег окончился тем, что я проторчал на этой горе в режиме «дурачка» полтора часа, опоздав на спарринги с Комори, Авасе и Тодороки.       — Шляпа кривая.       — Ты сам нарисовал кривые лапы коту!       — Да, но это не я что-то должен доказывать.       После ещё одного тычка от Каминари, Шинсо спросил:       — Уж в этот раз ты не ел подозрительные грибы?       — О, не я! Тодороки поджарил один из грибов Комори и остался доволен результатом, когда съел его.       — Понятно, почему Тодороки решил, что теперь справится с картошкой.       — Надеюсь, у Кирибро не случится диарея.       — Мне кажется, что причуда Киришимы способна на то, чтобы его задница отвердела в нужный ему момент.       Каминари поднял округлённый взгляд от земли, а после поражённо рассмеялся.       — Ты не можешь шутить такие шутки!       — Почему нет?       — Это противно.       — Ты с Сэро всегда ржёшь с противных шуток.       — Там шутки другого калибра! «На грани фола», так мы их называем. А твои шутки крутятся вокруг походов в туалет! Фу!       — Но тебе с них смешно.       Каминари, хихикая, вернулся к шляпе, подрисовывая к ней что-то отдалённо похожее на перо.       — Откуда ты вообще такого набрался? — спросил Каминари.       — У меня есть коллекция видео с котами, которые смешно срут. Наверное, просмотр этого позволил мне шутить про дерьмо с явным успехом.       Каминари метнул взгляд вверх.       — Нет, — сказал он с недоверием в голосе, но с изумлённой улыбкой на лице. — Ты не смотришь на то, как кошки какают.       — Да, — ухмыльнулся Шинсо. — Я смотрю на то, как кошки какают. Иногда я слежу за тем, как по делам ходит Ямада-чан.       — Нет. — Из Каминари вырвалась пара растерянных смешков.       — Ладно, я не слежу за ним. Ну, может быть, когда убедился, что Ямада-чан не очень смешно срёт, я перестал это делать.       — Нет. — Каминари начал сдавленно хихикать.       Шинсо усмехнулся, наблюдая за Каминари, и, конечно, он стал добивать его ещё сильнее.       — Трудно не наблюдать за ним, когда кот прётся в туалет вместе со мной. Пока я сижу, Ямада-чан тоже сидит. Он пялится на меня, а я на него. Так что можно сказать, что по большей части это кот следит за мной, а не я за ним.       Присутствие Каминари постепенно заполонило всю поляну; он не стал сдерживаться, потряхивая плечами и громко смеясь, жмурясь до капелек восторженных слёз в уголках глаз и пребывая при этом в ошеломлении. Из Шинсо тоже вырвалось пару смешков, но он поймал себя на мысли, что это скорее происходит от реакции Каминари, а не от собственных слов.       — Твой юмор восхитителен, — сказал Каминари, когда успокоился в достаточной мере, чтобы произносить связные слова. На его лице играла улыбка, и Шинсо показалось, что она была нежной.       — А твой юмор не очень, — ухмыльнулся Шинсо, и нежная улыбка пропала, сменившись притворным возмущением.       Каминари начал бить его веткой по ноге, и Шинсо не остался без ответа; всё быстро переросло в короткий бой на ножах (читай, на палках), где им пришлось вскочить с поваленного ствола дерева и маневрировать вокруг друг друга, чтобы попасть по уязвимым частям тела. Как итог — Каминари остался с земляной линией на шее, когда как у Шинсо застряла в волосах веточка длиной с палец.       — Учись принимать комплименты, мудак, — ляпнул Каминари между смешками, потирая шею и пытаясь увидеть земляную полоску.       — Учись принимать критику в свой адрес, сопля, — урыл его Шинсо, нащупывая веточку в волосах и пытаясь её вытащить. Он услышал хруст и после нахмурился, потому что понял, что в ладони у него только половина веточки.       Каминари настиг его за пару шагов и, видимо, в приступе мести, с силой зарылся рукой в шевелюру Шинсо, не очень аккуратно вытаскивая остатки ветки.       — Ай! Ты вырвал мне волосы!       Каминари уставился на свою ладонь в лёгком замешательстве и после смахнул кусок ветки на землю.       — Всего лишь пара волосинок, — сказал он, прежде чем озариться хитрой ухмылкой и шлёпнуть ладонью по макушке Шинсо. — Теперь всё на месте. Не благодари, дружище!       Шинсо слабо закатил глаза, испытывая смирение за данную проделку.       — Идиот.       — Лучше бы назвал меня красавчиком, — хмыкнул Каминари.       — Дважды идиот, — подразнил Шинсо.       — А ещё я мерзавец, — подмигнул Каминари. — Потому что мы сейчас сядем обратно. Хватит с тебя передышки, теперь я настроен на серьёзный разговор.       Со вздохом Шинсо уселся на ствол дерева, когда как Каминари уставился себе под ноги.       — Мы стёрли кота!       — Просто нарисуем нового. Сядь. И чтобы в этот раз шляпа не была кривой!       Каминари сел и начал нетерпеливо дрыгать ногой, пока Шинсо чиркал по земле веткой, задумавшись. Собственные мысли в голове подкидывали идеи о том, как начать более «серьёзный разговор». В какой-то момент Шинсо так устал, что просто выплюнул:       — Я сказал Мидории отвалить. Вот и вся ссора.       Каминари перестал двигать ногой.       — Это точно не вся ссора, чувак. Начни заново.       Каминари принялся рисовать шляпу, когда морда кота был готова.       — Тигр отпустил нас попить воды, Мидория воспользовался моментом, чтобы начать говорить мне о том, что он хочет помирить меня и Ииду. Я был раздражён тем, что это, во-первых, не Иида подошёл ко мне, что было бы логичнее. А во-вторых, Мидория — тормоз, он не знает, когда остановится.       — Как Мидория может быть тормозом, если он не останавливается? — хихикнул Каминари.       — Каминари, — укорил Шинсо.       — Денки, — поправил он.       — Я не привык называть тебя так, — вздохнул Шинсо. — Да и ты вообще меня ни разу не назвал по имени.       — Хитоши.       — Что?       — Я просто называю тебя по имени, — улыбнулся Каминари, на что Шинсо почувствовал, как жар приливает к щекам. Он был рад тому, что Каминари быстро отвлёкся на рисунок на земле. — Итак. Дай подумать.       Между делом Шинсо отметил, что шляпа у Каминари вышла лучше, чем в первый раз.       — Ты и Иида, получается, тоже в ссоре?       — Наверное? Не знаю. Мы не сказали друг другу и слова с тех пор, как произошла та хрень в источниках. Вообще-то, я думал, что на следующее утро Айзава меня отчитает. Но этого не случилось ни вчера, ни сегодня, потому что Мидория попросил Ииду не стучать на меня ему.       — А зачем на тебя стучать?       — Я нагрубил Ииде. И я, типа, угрожал Минете.       — Это не может быть поводом для того, чтобы тебя отчитывал учитель. Бакуго, например, угрожает всегда и всем, иногда с рукоприкладством! Ты помнишь рассказ о том, как он мне вырвал клок волос?       — И то, как он скрутил Сэро его же лентами, — усмехнулся Шинсо. — Если верить всем тем твоим словам, то таким образом Бакуго выражает своё странное дружелюбие. А я и Минета... Бля, — Шинсо сильно зажмурил глаза, проведя ладонью по лицу. — Денки, мои слова были вполне реальны.       — Хм?       — Всё, что я сказал Ииде — правда. Это не была вспышка гнева, как у Бакуго. Я думаю, что могу навредить Минете, если ситуация выйдет из-под контроля. Иида, возможно, углядел угрозу со стороны меня. Я не знаю, типа увидел во мне то, чего я боюсь сам от себя? Злодея, проще говоря. Я просто думал, что меня отчитают за это..? Но Мидория влез в мои отношения с Иидой. Это бесит, и я не знаю, почему. Я сказал Мидории отвалить. Из всех людей, именно ему. Я помню... торговый центр и то, что случилось там. Мне мерещилось его рыдающее лицо перед сном, но сегодня я сказал Мидории, чёрт возьми, отвалить.       — Эй, посмотри на меня, — попросил Каминари мягким голосом, отрывая ладонь Шинсо с его же лица. Шинсо повернулся к нему, открыв глаза и стараясь не выглядеть слишком измученно. Каминари ласково ему улыбнулся. — Я, конечно, не спец по всем этим отношениям, но мне кажется, что Мидория просто хотел помочь.       — Это очевидно, — буркнул Шинсо. — Он всегда и всем хочет помочь. Ты видел, что сегодня устроил Мидория? Усадил травмированных одноклассников в кучу, доставляя им продукты для резки и после унося их на кухню, как будто у него мотор в заднице.       — Чувак! Мотор в заднице у меня! А Мидорию в задницу укусила пчела.       — Ты, кстати, похож на пчелу. Твоя чёрная молния на жёлтых волосах и всё такое.       — Эй, я не кусал Мидорию за задницу!       — И ты жужжишь, не переставая.       — А ты постоянно косился на Мидорию и хмурился. А он просто хотел помочь!       — Спасибо, я в курсе, — нахмурился Шинсо.       — Нет, он просто хотел помочь, ты сказал ему отвалить, а сейчас ты испытываешь чувство вины!       И в пылу момента из макушки и плеч Каминари посыпались искры электричества, которые он тотчас же попытался смахнуть ладонями. А Шинсо замолчал и отвернулся, задумавшись над его словами.       Прошло, наверное, около минуты, прежде чем Шинсо тихо произнёс:       — Мидория назвал меня своим другом.       — Ага?       — Я не думал, что Мидория считает меня своим другом.       — Он всегда хорошо о тебе отзывался. С тех пор, как вы столкнулись на спортивном фестивале. Он даже упоминал тебя на одной из лекций учителя Айзавы.       Шинсо повернулся к нему со вздёрнутой бровью, задавая немой вопрос.       — У нас была тема, посвящённая небоевым причудам, — объяснил Каминари. — Тогда ты ещё не был в нашем классе. Так что Мидория привёл тебя и твою причуду в пример, говоря о том, что ты можешь остановить злодея, просто открыв рот.       — Ну, технически, мне должны ответить-       — Ой, не умничай и не увиливай от темы. — перебил Каминари. — Мидория отличный парень, и да, он выказывал тебе поддержку с самого начала и верил в тебя. Ты не мог этого не заметить, а если до тебя дошло это только сейчас... то, поздравляю, ты чёртов кирпич! Или инфузория-туфелька. Что тебе больше нравится, то и выбирай, чувак.       — Сам ты кирпич.       — Тогда ты определённо простейший одноклеточный организм.       Шинсо вздохнул.       — Что мне делать?       — Поговорить с Мидорией, очевидно.       — Думаешь, мне нужно извиниться?       — Ты должен это сделать. Ну, если твоя цель не состоит в том, чтобы просто успокоить свою совесть.       — Неа, точно нет. Я проебался. — Каминари не ответил, и Шинсо подумал, что он даёт ему возможность высказаться. Так что с ещё одним удручённым вздохом Шинсо проговорил: — Я не хочу говорить с ним об Ииде. Я не...       — Не готов? — подсказал Каминари, когда молчание Шинсо затянулось.       — Ага.       — Так скажи ему об этом! Ты и Мидория ведь друзья, — сказал Каминари с улыбкой, но улыбка быстро превратилась в ухмылку. — Мистер я-не-собираюсь-заводить-друзей.       Шинсо легонько пихнул его в плечо.       — Когда у нас будет спарринг, ты будешь жевать траву.       — Если только я не поджарю тебя первым, зомби.       — Шляпа всё равно кривая.       — Эй!..       ***       Когда они вернулись обратно в лагерь Диких-Диких Кошечек и проходили мимо помещения для мойки посуды, то Каминари остановился, вглядываясь в проём двери. Шум льющейся воды означал то, что там кто-то находится. Шинсо глянул туда; Мидория, повернувшись спиной, намывал посуду, кажется, в одиночестве.       Каминари переглянулся с Шинсо, и Шинсо кивнул в ответ. Каминари улыбнулся, прежде чем уйти, безмолвно показав большой палец вверх.       Он бесшумно распахнул дверь шире и прошёл к Мидории, который так и не заметил его присутствия, бормоча что-то себе под нос. Грязной посуды в раковине почти не осталось, а чистая была мокрой. Висевшее на крючке полотенце через секунду оказалось в руках Шинсо; он подошёл к чистой посуде, взяв тарелку в руки и принимаясь избавлять её от влаги. Звон тарелки о стол наконец вырвал Мидорию из бормочущего состояния.       — Что?! А, ой, Шинсо!       — Если бы я был злодеем, ты был бы уже мёртв.       Как только слова сорвались с языка Шинсо, он тут же пожалел об этом. Однажды, когда Шинсо наливал себе кипяток в кружку для чая, Айзава просто выплыл из проёма между холодильником и стеной, напугав его и сказав эту фразу. Это было невинным подшучиванием. Шинсо хотел подколоть Мидорию, повторив слова Айзавы. Но иронично было то, что Мидория уже сталкивался со злодеем в торговом центре, где его запугали почти до смерти.       — Мне нужно поработать над ситуационной осведомлённостью... — пробормотал Мидория, возвращаясь к мытью посуды так, будто слова Шинсо прошли мимо него.       Может быть так оно было. Шинсо не ответил, но нахмурился. Тишина длилась несколько минут, во время которой был слышен звон посуды о посуду и журчание воды. Шинсо не сводил взгляда с Мидории, наблюдая за его дёргающимися руками. Мидория пару раз косился на него, немо открывая рот, но также быстро захлопывал рот обратно и уводил взгляд, чуть подпрыгивая на месте.       Мидория, по словам Каминари, поддерживал его ещё со спортивного фестиваля. И даже упоминал причуду контроля сознания на лекции Айзавы. И если так подумать, сам Айзава как-то говорил о том, что Мидория в восторге от его причуды. А Мидория... считал его другом, при всё при том, что общались они не очень часто.       Шинсо вздохнул. В последнее время происходило много чего, и обретение внезапных друзей не было исключением. Он не считал себя придурком, но ощущал себя именно таковым.       Чувство вины, ага, оно самое.       — Эй, — позвал Шинсо, когда Мидория выкрутил кран и поставил чистую тарелку к остальным. — Мы можем поговорить?       — Конечно? — Мидория обернулся, похлопал мокрыми ладонями по коленям и воззрился на него большими зелёными глазами. — Эм, о чём ты хочешь поговорить, Шинсо? Ой, подожди, если только ты, э-э, ты точно хочешь поговорить? Со мной? Ты уверен? Если ты не хочешь, то, эм, э-э... не нужно?       Шинсо точно придурок. Мидория пытался убедиться, действительно ли у Шинсо есть намерения с ним поговорить.       Шинсо положил сухую тарелку на место и взял последнюю, всё ещё влажную. Он опустил взгляд вниз, избавляя посудину от влаги полотенцем. Какой-то магический успокаивающий эффект от мерного действия был очень кстати. Шинсо вздохнул.       — Насчёт того, что произошло сегодня-       — ИЗВИНИ!       Шинсо поднял взгляд на Мидорию, лицо которого покраснело, а руки были сжаты в кулаки у груди. Выражение лица Мидории казалось виноватым.       — Какого хрена, голова-брокколи? — вырвалось из Шинсо.       — Голова-брокколи? — пискнул Мидория. — Просто брокколи! Так меня называет Эри!       — Вопрос тот же. Какого хрена, просто брокколи? Почему ты извиняешься? — буркнул Шинсо и с громким звоном опустил тарелку на стол.       Мидория начал заламывать пальцы.       — У меня... было время подумать, — пролепетал он. — Я доставил тебе дискомфорт своими действиями, хотел узнать о деталях твоих тренировок... Это конфиденциально, я понимаю... И я не должен был влезать в твои личные отношения с Иидой. Так что извини за то, что я такой раздражающий.       Шинсо тупо уставился на Мидорию.       Каким-то образом Мидория умел перевернуть ситуацию с ног на голову. Шинсо уже должен был привыкнуть к хаотичным одноклассникам, но каждый раз будто всё происходило по новой. Мидория раздражал, но не в том смысле, в котором подразумевал сам Мидория. Шинсо взбесил его комментарий о самом себе. Его взбесило то, что Мидории, при всём его здравомыслии не хватило способностей понять ситуацию под правильным углом. Мидория слишком наивен и дружелюбен, и почему от этого Шинсо стало только хуже.       — Бесит меня это дерьмо, — заявил Шинсо и преодолел короткое расстояние, чтобы встать напротив Мидории. Отчего-то Мидория, казалось, сжался. — Как ты при всём своём уме можешь говорить мне такие вещи? Боже, захлопни рот и дай мне сказать!       Мидория виновато уставился себе под ноги, будто бы Шинсо был каким-то авторитетным человеком, отчитывающим его за неправомерные действия.       Что для Шинсо было очевидным, так это то, что разум Мидории скачет так быстро, что из его рта, как из снаряда, появляются бесконечные извинения, приправленные чушью. Но в отличии от того же Ииды, который поспешно делал выводы в сторону людей и имел свойство обвинять других, Мидория был склонен к тому, чтобы обвинять самого себя.       И чтобы прекратить эту неразбериху, Шинсо глубоко вздохнул, и в очередной раз начал говорить:       — Ты не должен передо мной извиняться, потому что это следует сделать мне. — Мидория вскинул голову так быстро, что можно было подумать, что у него отвалится шея. Зелёные глаза округлились, и Мидория снова открыл рот, но Шинсо быстро продолжил: — Я не должен был срываться на тебя и говорить тебе... отвалить. Ты хотел мне помочь, а я тебя заткнул. Это было грубо, извини, Мидория.       Теперь уже Шинсо опустил голову, избегая оторопелого взгляда. Мидория хранил молчание, и Шинсо так хотелось услышать его бормотание, повернуть время вспять, чтобы между ними не было недопонимания. Но чтобы это произошло, нужно было продолжать.       — Что до Ииды... он напоминает мне о плохих вещах.       Иида похож на воспитателей и кураторов из приюта, которые когда-то разлучили его и Эри, потому что думали, что «злодейская» причуда Шинсо плохо повлияет на маленького ребёнка. Они думали, что негодование Шинсо, любое его недовольное слово по отношению к ним — это что-то, с чем нужно бороться.       Они взвалили на себя так много, что даже не могли понять собственное притворство, скрываясь за тем, будто действуют на благо маленькой девочки. Они думали, что поддерживают порядок, обладают умением знать то, что скрыто от глаз остальных. Как будто бы поверхностное знание о том, что мама детей в тюрьме, давало им право думать, что та же участь постигнет и её сына.       «Дети нередко повторяют судьбу родителей, — сказал однажды психолог, мужчина, выглядящий на вид так, будто у него за плечами не менее десяти дипломов по специальности психологии. — У твоей сестры есть шанс стать нормальным человеком».       Дело в том, что этот психолог ни хрена не понимал.       Дело в том, что Иида дал несколько поводов на то, чтобы Шинсо думал о нём также.       Будь то замечания Ииды — старосты класса, — в сторону Бакуго и его лексикона, где нормальных слов не сыскать. Не исключено то, что Бакуго выражает свои эмоции в грубой форме по каким-то неведомым всем причинам. Но это не дело Ииды. Или замечания Ииды о том, что в классе нужно быть за десять минут до звонка, потому что так подобает будущим героям. Шинсо помнит, как ему пришлось в качестве своеобразного наказания за задержку в дом Айзавы ехать на велосипеде до Юэй; когда он прибыл в класс, Айзава ещё не пришёл, но отчего-то Иида подумал, что у него есть право выдать замечание Шинсо за опоздание на урок. Иида слишком деятельный, чтобы видеть общую картину. Это раздражало.       Иида берёт на себя ответственность за все вещи на свете, будто он знает, как правильно жить.       — Иида ведёт себя так, будто знает, как будет лучше для всех остальных. Мне не нужны его нравоучения. Я не хочу, чтобы он вмешивался в мою жизнь.       Потому что вмешательств в жизнь Шинсо итак уже слишком много, и ему не нужно, чтобы какой-то одноклассник поучал его вещам, с которыми он может справиться сам.       Шинсо поднял взгляд; Мидория внимал каждому слову, вылетающему из его рта. И Шинсо хотел донести суть своих слов, хотел дать хорошие объяснения, потому что Мидория этого заслуживает.       — Я знаю, что Иида ответственный человек, — сказал Шинсо, потирая шею и вновь уводя взгляд. — Но мне с ним сложно. Я не знаю, какая у тебя там «непростая история» с Бакуго, но я думаю, ты сможешь понять, если я скажу, что у меня непростая история с тем, как ведёт себя Иида. Не думаю, что это может разрешиться сейчас, так что нет необходимости... разрешать нашу с ним ситуацию мирным путём, как ты выразился. До тех пор, пока Иида не лезет ко мне — я не буду лезть к нему. И ещё... зря ты сделал так, чтобы он не рассказывал всё учителю Айзаве. Я могу понести ответственность за тот случай. За то, что нагрубил Ииде, за то, что применил силу к Минете вне тренировок и прочее.       За всё, что Иида посчитает нужным и правильным, потому что Шинсо уже имел дело с несправедливыми обвинениями. Ничего нового, с чем бы он не справился.       — Так что я прошу тебя как... эм, как друга... не влезать в мои отношения с Иидой, — закончил Шинсо, стараясь выглядеть невозмутимо, но что-то ему подсказывало, что ему это не удалось.       — Как друга, — выцепил Мидория единственное из произнесённых слов, будто бы именно это поразило его больше всего остального. — Ой.       Шинсо прищурился: Мидория выглядел глупо с круглым ртом и с этими большими щенячьими глазами.       — Не смотри на меня так, будто я открыл тебе тайну мироздания, — сказал Шинсо. — Выглядишь тупо.       — О, эм, ах, извини! — Мидория нервно хихикнул, почесал макушку и склонил голову; несколько зелёных кудрей подпрыгнули в такт движению.       — Хватит извиняться, — одёрнул Шинсо, на что Мидория открыл рот, но захлопнул его обеими ладонями. — Отлично. Итак, эм... что теперь? — рискнул уточнить Шинсо.       — Теперь мы друзья! — крикнул Мидория, на что Шинсо одарил его ровным взглядом, стараясь передать весь спектр переживаемых им ощущений. Ощущение было одно, и передавало оно примерно следующее — «Мидория, ты идиот».       — А! Эм, я понял! Ага, да, ты сказал мне много всего, извинился, и теперь я должен на это что-то ответить? Э-э, ой, хм... Я приму твои извинения, если ты примешь мои! И я, э-э, не буду лезть к тебе больше! Если хочешь — никогда! Ух, блин, это будет сложно...       Как однажды сказал Каминари — междометия из рта Мидории растут в геометрической прогрессии в процессе неудобного диалога.       — Ладно, твои извинения приняты, — смиренно сказал Шинсо, потому что весь этот балаган не закончится, пока он этого не сделает. — Ты можешь лезть ко мне, сколько твоей душе угодно. Моя просьба касалась только Ииды.       — Ах! Но... а как же твои тренировки с причудой? — На последнем слове голос Мидории превратился в плюс-ультра писк. — Я... могу спрашивать о твоих секретных тренировках?       Шинсо хотелось зарыться в свой спальным мешок и не вылезать оттуда примерно... никогда.       — Ты можешь долбить меня своими вопросами бесконечно, но только я решаю, отвечать на них или нет.       Улыбка на лице Мидории была похожа на луч солнца, проходящий через лупу и тем самым убивающий бедного муравья, которым, к сожалению, считал себя Шинсо.       — Отлично! — обрадовался Мидория, решительно вскидывая кулак. — Я могу с этим работать! Вообще-то, у меня есть несколько теорий! Э-э, — он обернулся, оглядывая помещение, — давай отнесём посуду в те шкафчики, и нам, наверное, стоит сходить в душ... Сколько сейчас времени? Остальные наверняка уже помылись, так что народу в душевых быть не должно... Э, и кстати, я точно знаю, что одна из моих теорий точно верна! Монома копирует твою причуду, м-м, я уверен в этом...       Пока они убирали посуду, шли в комнату парней за полотенцами и сменой одеждой, проходили по коридору после душа свежими и чистыми — Мидория не останавливал лихорадочное бормотание, будучи заведённым до предела. А Шинсо поймал себя на мысли, что им овладело приятное чувство; озвучивание вслух того, что теперь они друзья — было чем-то фантастичным. Хотя Шинсо уже должен был к этому привыкнуть.       Но приятное чувство сошло на нет, когда из комнаты парней послышался строгий голос Ииды на повышенных тонах. Шинсо остановился, напрягая плечи, и бормотание Мидории прекратилось. Они переглянулись.       — Я пойду сразу к Эри, — сказал Шинсо. — Помогу ей с заданиями. В комнате парней, кажется, неспокойно.       — Хорошо, — кивнул ему Мидория, неуклюже улыбаясь.       Они разминулись. И прежде чем Шинсо успел постучать в дверь девушек, та распахнулась. Джиро затащила его внутрь, потянув за футболку и после хмуро захлопывая дверь. В комнате играла тихая динамичная поп-музыка, но громкости было достаточно, чтобы Джиро резко обхватила Шинсо за шею, наклоняя его вниз и говоря сквозь шум:       — Эри тусуется с Котой под присмотром Мандали. Она сделала все задания ещё до обеда вместе с учителем Айзавой и учителем Каном.       — О. Мне пойти обратно?       — Но ты уже здесь, не так ли? — спросила Джиро, выгибая бровь. Наушные разъёмы легонько подрагивали на её плечах. Шинсо уже должен привыкнуть к тому, что её причуда улавливает звуки по ту сторону стены. Следовательно, последние слова, которые он сказал для Мидории, Джиро тоже слышала.       — Ну, если никто не против, я бы пересидел здесь какое-то время, — пробубнил Шинсо.       — Тебе здесь всегда рады.       Джиро перестала обхватывать его шею ладонью и быстро удалилась, а Шинсо выпрямился, рассеяно осматривая комнату после её слов. Он не успел задуматься над вопросом «почему мне тут рады?», потому что кое-что другое завладело его вниманием. За низким столиком, где он помогал Эри с заданиями, спиной к нему сидел Аояма, а напротив него — Ашидо.       Они вели какой-то бурный диалог; Ашидо кривилась, негодовала, по несколько раз тыкая в раскрытый журнал на столе, а Аояма показывал ей оборки на рукавах своей ночной рубашки, оттягивая их так, чтобы она видела.       Внезапно предплечье Шинсо кто-то обхватил, он обернулся. Яойорозу смотрела на него с милой улыбкой на лице. Очень милой и такой подозрительной, будто бы это была Эри, которая замышляла какую-то шалость.       — Я обещала Эри кое-что сделать, — пролепетала Яойорозу и потянула Шинсо за собой.       «Кто бы сомневался в том, что тут замешана Эри» — подумал Шинсо.       — Ага? — только и успел ответить он, прежде чем Яойорозу остановилась рядом со шкафами и вытянула оттуда красновато-прозрачный флакон с жидкостью. Шинсо сузил глаза на знакомый предмет.       — Но ты можешь сделать это сам, а я налью тебе чай, — сказала Яойорозу, пихнув в руки Шинсо духи.       Спустя полминуты флакон с духами оказался в шкафу, а футболка Шинсо обогатилась нежным ароматом сладких цветов. Яойорозу с довольной улыбкой помимо двух кружек чая пихнула в подмышку Шинсо небольшую тканевую сумку.       — Присаживайся за стол. И передай Аояме сумку и ромашковый чай, пожалуйста. Мне нужно успеть сделать ещё чаю, пока остальные девочки не вернулись!       Шинсо даже не успел кивнуть, как Яойорозу быстрой походкой пошла к Джиро, чтобы помочь ей с подносом.       Пока Шинсо направлялся к низкому столику, его слуха достиг диалог:       — ...Аояма, но это ужасно! Эти складки на этой юбке смотрятся как дерьмо!       — Ma chérie, это не складки, а оборки! И они всегда к месту! — спорил Аояма, плавно взмахивая летящими оборками с рукавов около лица Ашидо. — И ты не блистаешь, когда используешь в своей речи плохие слова! Фу, Мина!       — «Фу, Мина»? Я тебе не собачка!       — Mon amie! — возмутился Аояма, театрально положа руку на сердце. — Конечно не собачка... Стоит ли мне говорить о том, что твои милые рожки вызывают во мне ассоциации с маленькой прелестной козочкой?       В тот момент, когда Ашидо поражённо округлила рот на комплимент, Шинсо нагнулся и поставил кружки на стол, одну из них двигая к Аояме. Две пары глаз обратились к нему.       — Это от Яойорозу, — сказал Шинсо, указывая на чай и передавая сумку Аояме. — Не обращайте на меня внимания. Я просто сяду в самый угол и не буду отсвечивать.       Аояма принял сумку с нервной улыбкой на лице, сжавшись в плечах. И это резко контрастировало с тем, каким он был до прихода Шинсо. Ашидо, не замечая напряжения, схватила Шинсо за руку, побуждая его сесть рядом с ней.       — Шинсо, — серьёзным тоном начала она, — у меня есть к тебе вопрос.       — Мина! — воскликнул Аояма.       — Хочешь покрасить ногти лаком? Аояма может нарисовать там морды кошек, — невозмутимо приметила Ашидо.       — Согласен, — так же невозмутимо вылетело из Шинсо.       — Я знала, что если ты носишь трусы с изображением кошек, значит ты и на это согласишься.       Последовала пауза длиной в несколько секунд, прежде чем Шинсо нашёл нужные слова:       — Когда я буду копать могилу для Денки, будь добра, залей его кислотой, чтобы его труп был неузнаваем.       Ашидо кивнула, и они обернулись к Аояме, у которого подёргивались губы в нервной улыбке.       — Аояма, мы сделаем так, чтобы ты не был соучастником нашего преступления. Скоро начнём вечеринку, посвящённую тебе. Не переживай о том, что случилось. — Улыбка Аоямы дрогнула при словах Ашидо, но та, кажется, не была особо наблюдательной, чтобы это заметить. — Ой, мне нужно взять пинцет из сумочки! Сейчас вернусь!       Когда она вышла из-за стола, Аояма воззрился на Шинсо беспокойным взглядом. На его лбу Шинсо заметил капельку пота. Шинсо не идиот, он видел, что Аояма чем-то встревожен, и ему не составило труда сопоставить факты о том, что что-то случилось. Хмурая Джиро затащила Шинсо в их комнату, быстро закрывая дверь. Играющая музыка наверняка скрывала повышенные тона из комнаты парней. Яойорозу приготовила для Аоямы ромашковый чай (из советов Рэгдолл для Шинсо было ясно, что ромашка предназначена для успокоения нервов) и попросила передать ему сумку, который тот осторожно прижимал к себе, будто там спрятано что-то драгоценное. Ашидо сказала о вечеринке для Аоямы.       Очевидно, что девушки пытались отвлечь Аояму от чего-то. Шинсо решил не задавать вопросов о том, что произошло. И чтобы как-то сгладить ситуацию, он вытянул ладони на стол, расправив пальцы.       — Толькой не крась мои ногти в жёлтый, пожалуйста. Сейчас этот цвет ассоциируется у меня с Денки, убийство которого я очень тщательно планирую.       Аояма всё ещё прижимал сумку к груди.       — Ты уверен, что хочешь маникюр? — робко спросил он.       — На все сто процентов. Там будут кошки.       Аояма осторожно поставил сумку на стол.       — Многие считают, что общепринятые женские атрибуты не должны быть на парнях.       Шинсо склонил голову.       — Пусть скажут это в лицо Тигру, и я посмотрю, как быстро они отлетят в ближайшее дерево. Чтоб ты знал, отлететь в дерево от его ноги или кулака очень больно.       Аояма захихикал, но быстро прекратил издавать смешки, вновь устремив взгляд на Шинсо.       — Ещё раз спасибо, — сказал Аояма.       — За что?       — За то, что пытался утешить меня, когда я плакал.       Шинсо уставился в ответ.       — Я думал, что мне это приснилось. Эм, не за что.       Аояма вновь захихикал, но уже не прерывал смех. Он зарылся в сумку, доставая цветные лаки, и в этот момент Джиро распахнула дверь, втаскивая в комнату Хагакуре, Урараку и Тсую. Громкий голос Ашидо перекрыл шум от музыки:       — Официальное начало вечеринки Аоямы! Все к столу!       ***       В разгар вечеринки Джиро внезапно подорвалась с места, немного расплескав чай. Сначала Шинсо думал, что она просто что-то забыла (как Ашидо, которая то уходила, то приходила обратно за стол с какими-то вещами, чтобы показать их остальным), но потом он понял, что Джиро всё это время улавливали звуки. Она подошла к двери, показав Аояме жест, который означал, чтобы он молчал. Девушки при этом начали говорить громче.       Джиро распахнула дверь, и голос Мидории просочился в комнату сквозь играющую музыку:       — Аояма с вами?       Шинсо скользнув взглядом к Аояме, который пытался сделать себя меньше, пригнувшись к столу. Рядом сидящая Яойорозу поправила на его плечах плед.       Джиро тем временем сказала:       — Нет. — Её голос был твёрд и, казалось, не оставлял после себя никаких возражений. Ашидо притворно расхохоталась посреди разговора, вставая из-за стола. Затем она внезапно сняла с себя футболку и откинула её на пол, оставаясь в ядрёно-розовом лифчике и вальяжной походкой направляясь к ним.       — А Шинсо? — спросил Мидория.       — Полчаса назад ушёл с Эри к Коте и Мандали.       Затем в разговор вмешалась Ашидо.       — Ой, Мидория! — она поправила лямку от лифчика и встала рядом с Джиро. — Извини, но ты не вовремя. Мы играем в карты на раздевание!       — Ах! Ой… Эм, прошу прощения!       И после Джиро захлопнула дверь.       ***       В десять часов вечера было официальное закрытие вечеринки, и Шинсо вышел из комнаты девушек с маникюром. На одной руке ногти были покрашены в чёрный лак с вкраплением микроскопических ярких блёсток. Поверх основного цвета Аояма действительно нарисовал маленькие мордочки котов на каждом ногте, тщательно и скрупулёзно подбирая цвета. Чего было не сказать о ногтях на другой руке, потому что Ашидо имела наглость вмешаться. Мешанина из розового, синего и зелёного вызывала у Шинсо ужас. Так что он снова сосредоточился на ногтях, где была работа Аоямы; он остановился над лампочкой в коридоре и размышлял, кто умрёт от зависти быстрее, кошатник Айзава или Эри, пропустившая всё веселье. Хотя, кажется, раз Эри так и не явилась, значит ей было весело в компания Коты и Мандали.       Шинсо отпер дверь, всё ещё уставившись на свои ногти. В комнате парней светило намного ярче, поэтому он увидел блеск неоново-фиолетового на одной из мордочек кота, так что Шинсо решил, что средний палец теперь его любимый. Когда он проходил к своему спальному мешку, он понял, что комната погружена в тишину. Шинсо поднял взгляд. Все смотрели на него с разными выражениями лиц. Он не успел задуматься о том, что не так; Каминари бросил книгу на подушку и с округлёнными глазами вскочил с футона. Футона, который находился в совершенно другом углу комнаты, где также был Бакуго, как обычно хмуро глядящий на него из-за края своей книги.       — Как круто выглядит! — Каминари схватил его за запястье и приблизил лицо к ногтям. — О боже, чувак, кто это сделал?! Ты же был в комнате девушек? К кому мне нужно обратится? К Яойорозу? Пожалуйста, скажи, что это не работа Джиро! Она откажется мне красить ногти!       — Аояма сделал мне маникюр. Думаю, он согласится, если ты попросишь.       Каминари только-только восторженно распахнул рот, как в диалог вмешался другой голос:       — Серьёзно? Этот заднеприводный ещё и маникюр делает? — язвительно сказал Минета, усмехаясь.       — Минета! — строго сказал Иида. — Ты не должен так говорить о нашем однокласснике! Он не-       — Он да, — скривился Минета. — И я всего лишь озвучиваю вслух то, с чем ты, Киришима, Сато, Сэро и Тодороки согласились, когда я сказал, что делать маски для лица из огурцов как-то по-гейски.       — Я всего лишь сказал, что это немужественно! — крикнул Киришима, выглядя донельзя огорчённо с поникшими плечами. Шинсо услышал раздражённое цоканье Бакуго, раздавшееся за спиной.       Шинсо стоял в центре комнаты, и только сейчас он заметил, что одноклассники не сидели в одной куче, как это было раньше. Упомянутые Минетой одноклассники были недалеко друг от друга в отдельной группе, когда как Шоджи сидел дальше всех остальных, скрывая массивным телом Коду. Часть его щупалец была превращена в пару ладоней, закрывающих уши Коды, который поглаживал в руках хвост Оджиро. Токоями, скрестив руки на груди, сидел чуть дальше них, но Тёмная Тень, словно одеяло, укрыла их ноги.       Мидория бы связующим звеном между двумя группами людей, а Минета будто пытался абстрагироваться от остальных, сдвинув футон ближе к шкафам. И, наконец, по какой-то причине Бакуго и Каминари были совершенно в другом месте, покинув привычное место, где лежали спальный мешок Шинсо и футоны Киришимы и Сэро.       Тодороки хмыкнул.       — Я высказал мысль о том, что это нетрадиционные вещи для парней и что такими вещами занимаются только девушки. Я не оскорблял Аояму.       — Я согласен с Тодороки и Киришимой, — сказал Сато. — Я тоже не оскорблял Аояму.       — Я просто сказал, что маски для лица странно использовать парням, — проговорил Сэро, неловко улыбаясь.       Иида вместо реплики просто кивнул на всё сказанное.       Каминари отпустил запястье Шинсо, оборачиваясь к одноклассникам.       — Никто не хочет объяснить мне, что произошло, пока меня не было? — спросил он, озабоченно хмурясь.       — Я же сказал тебе не лезть, придурок! — рыкнул Бакуго.       — Сам придурок, — рявкнул Каминари из-за плеча. — Ты просто затащил меня в комнату и отвёл подальше от остальных, не давая никаких объяснений. — Каминари вновь устремил взгляд на одноклассников. — Я думал, что напряжённая атмосфера в комнате связана с усталостью от наших тренировок, поэтому не стал ни к кому лезть. Однако сейчас я понимаю, что случилось нечто более серьёзное. Кирибро, чувак? Сэро, братан?       — Не называй их так, они не заслужили, — буркнул Бакуго, на что плечи Киришимы поникли ещё больше, стремясь к полу, а Сэро перестал неловко улыбаться, уводя взгляд и превратив губы в ровную линию.       — Аояма в комнате девушек? — спросил Каминари у Шинсо, игнорируя Бакуго.       — Да.       А после Шинсо понял, что это была информация, которую девушки пытались скрыть.       — Он вернётся? — спросил Мидория обеспокоенным голосом. И, раз уж было сказано первое, Шинсо озвучил и второе:       — Когда я уходил, девушки готовили ему место для сна.       Минета фыркнул.       — Он не угроза для меня, — вставил Минета, вальяжно взмахнув рукой. — Аояма не способен завести отношения с девушкой, потому что он грёбанный-       — Не смей произносить это слово, — перебил его Шоджи. Голос его отдавал сталью. Оджиро и Токоями хмуро кивнули, а Кода положил поверх щупалец Шоджи, закрывающих его уши, ладони, чтобы попытаться заглушить разговор ещё больше, чем уже есть.       Каминари приподнял плечи, сузив глаза.       — Пусть скажет.       — Он грёбанный пидор, — моментально брякнул Минета.       — О таких людях правильно говорить «гей», — рубанул Иида рукой в его сторону. — И он не лезет к нам! Так что не наше дело, какая у него ориентация!       — Значение слова не меняется. Так что неважно, какое слово использовать, — закатил глаза Минета. — И ещё, это наше дело. Он ведь спит рядом с нами, так, староста? — Иида осторожно кивнул. — Кто знает, какие у него мысли. Сато, например, поменялся местами с Оджиро, чтобы не спать рядом с ним.       — Я поменялся местами, потому что ночью он… — Сато замолчал.       — Он что? — спросил Каминари. Шинсо оглянулся на него, видя, что Каминари выглядит сердито. — Он что?       Могучая фигура Сато будто стала в два раза меньше.       — Два дня подряд я просыпался от того, что он меня обнимал во сне. Это… напрягает. Особенно после всего сказанного.       — Вот видите, — сказал Минета, ухмыляясь.       По лицу Киришимы поползи красные пятна, Сэро отрешённо уставился в стену, Тодороки был безэмоционален, но Шинсо видел, как его брови чуть нахмурились в задумчивости.       — Не вижу, — процедил Каминари ровным голосом, который будто принадлежал не ему.       Шинсо знал, что иногда Каминари злился, но зачастую всё быстро превращалось в шуточную ситуацию. Иногда Каминари был серьёзен на уроках, но в одночасье всё трансформировалось в то, что он начинал озираться по сторонам, как потерянный щенок, безмолвно прося помощи у одноклассников, понимающих предмет лучше него. А иногда он был гневным, и направлял этот гнев на Шинсо, но всё для того, чтобы просто лишний раз указать на то, что у него не злодейская причуда.       Но всё это в корне отличалось от того, каким Каминари был сейчас.       Каминари выпрямил спину, вздёрнул подбородок и скрестил руки на груди. Всё его тело озарилось жёлтыми всполохами искр, и это безусловно было связано с эмоциями, бушевавшими внутри него. Электричество находилось под его контролем, и он даже не думал деактивировать причуду. Каждая частичка его существа окрасилась враждебностью, и он бросал вызов, глядя на одноклассников так, будто встретился с самыми опасными преступниками мира. Взгляды от его близких друзей, Киришимы и Сэро, были удивлёнными и настороженными.       На мгновенье Шинсо подумал, что рядом с ним и правда стоит незнакомый ему человек.       — Всё, что я понял, так это то, что как минимум половина из вас чёртовы гомофобы, — презрительно сказал Каминари. — Многие из вас думают, что это Бакуго нужно идти к психотерапевту, чтобы подлечить голову. Но в первую очередь это нужно вам, герои.       Когда Шинсо не сдержался от шокированного фырканья, он понял, что с ним в унисон также фыркнул Бакуго. Лёгкое увеселение сложившейся ситуации разрушило в Шинсо мысль о том, что Каминари может быть другим человеком. Каминари всё тот же, просто Шинсо впервые услышал в его словах жестокость.       Тишина была отягощающей; Киришима и Сэро выглядели побеждёнными, опустив головы; Минета недовольно скривился; Тодороки сконфуженно нахмурился; Иида выглядел так, будто что-то хочет сказать, но он сдержался от комментария, когда Мидория положил ему руку на плечо. И в тот момент, когда Сато, нахмурившись, обернулся к футону, где лежало сияющее голубое одеяло (точно принадлежащее Аояме), Шинсо двинулся прежде, чем успел подумать о том, что делает. Через секунду его постигло осознание: он не хотел, чтобы Аояма, вернувшись (если это, конечно, случится), был в окружении некоторых из этих людей.       Он прошёл мимо одноклассников, не забывая невозмутимо выставить напоказ ладони с накрашенными ногтями в дразнящем жесте, и сгрёб в руки футон, одеяло и подушку Аоямы. На полпути Шинсо уронил подушку, но вытянувшая Тёмная Тень из спины Токоями молча вернула подушку на место, возвращаясь обратно. Шинсо шагал вместе с Каминари, но он остановился, когда понял, что его спальный мешок не находится там, где футоны Каминари и Бакуго. Метнув взгляд к Каминари, тот указал ему головой в сторону Бакуго. Бакуго не протестовал, когда Шинсо положил вещи Аяомы рядом с его футоном. Так что он не ошибся в том, что ранние реакции Каминари и Бакуго означали то, что они не будут против нового соседа в лице Аоямы.       — И притащи эту уродливую хрень с кошками сюда. Ты не будешь спать там, Мозгоёб.       Что ж, это был первый раз, когда Шинсо не стал спорить с Бакуго.       Шинсо успел притащить спальный мешок до того, как Киришима и Сэро достигли своих футонов. Каминари на них даже не смотрел, сев к ним спиной.       После Иида мрачно подошёл к выключателю.       — Ложимся спать, завтра мы встаём в семь утра, — сказал он отсутствующим голосом и отключил свет, не дожидаясь, пока остальные лягут.       Бакуго уже успел заткнуть уши затычками и отвернуться к стене. Шинсо ткнул спальным мешком в грудь Каминари, и тот безмолвно принял предмет в руки, выглядя зло, обиженно и разочарованно.       Укладываясь на футон, Шинсо вздохнул. Мысли атаковали его голову до тех пор, пока Каминари полностью не повернулся к нему, находясь в спальном мешке. Шинсо зеркально отразил его позу. Каминари смотрел ему в глаза, нервно кусая дрожащие губы. Шинсо выгнул бровь.       — Холодно, — прошептал он так тихо, что Шинсо скорее прочитал это по его губам, чем услышал. Шинсо отогнул край одеяла, укрывая его настолько, насколько это было возможно. Каминари еле слышно и тепло ему усмехнулся, вытягивая руку из спального мешка, нашаривая под одеялом ладонь Шинсо, чтобы переплести их пальцы. А после Каминари закрыл глаза.       В комнате были слышны шорохи, но никто не произнёс и звука. А Шинсо не думал засыпать, пока Каминари не уснёт первым.       Шинсо вытянул ладонь, которую не сграбастал себе Каминари, и в лунном свете всмотрелся в накрашенные цветным лаком ногти.       Эри бывало красила ему ногти. Эри хихикала, когда он был недоволен тем, что кисточкой она задевала ему кожу от пальца, оставляя там краску. Это было единственное, чем он был возмущён. И то — притворно, потому что его цели состояли в том, чтобы обрадовать её.       Аояма выглядел счастливым, копаясь в сумке и перебирая цветные лаки. Ещё счастливее он стал, когда точно убедился в том, что Шинсо не передумал. Он засиял намного ярче, когда все девушки спорили об очереди, где каждая хотела получить маникюр после Шинсо.       Шинсо привык наблюдать за людьми больше, чем разговаривать с ними. Когда он не мог найти слов, он просто молчал, наблюдая за другими. Так случилось и сегодня. Пока его одноклассники говорили, он мог лишь выдавать скупые эмоции на лице. Он даже ни слова не сказал Минете, будучи обескураженным, увязая в перезвоне бездушных фраз от остальных. Но внутри него бушевало беспокойство, расслаиваясь на оттенки беспощадных эмоций в непроходимых зарослях.       Пальцы Каминари перестали сильно сжимать пальцы Шинсо, и это указывало на то, что он уснул; его лицо разгладилось, и дыхание стало более спокойным.       Их переплетённые ладони для Шинсо означали доверие между ним и Каминари, и он это ценил, как никогда прежде. Доверие не было хрупким, и боль от произнесённых сегодня слов разделилась напополам, стала немного блеклой, будто бы акварель разбавили водой, смазывая её по листу.       Он не думал, что люди, учащиеся на героев, так лихо запутаются в собственных суждениях.       Он не думал, что может стать больнее. Только не здесь.       С тихим вздохом Шинсо закрыл глаза, но уснул он лишь через несколько часов, пока не заглушил собственные воспоминания, спиралью стягивающие его разум.